Вместе они борются с преступностью

Глава 10

Глаза Яма открылись как театральный занавес, поднимающийся, чтобы показать последнюю постановку на киноэкране. Его уши звенели как колокола на сторожевой башне, а крошечные, жестокие демоны били по глазным яблокам, отчего его голова стучала в такт звону. Не успел он сфокусировать взгляд, как почувствовал запах лошадиных страданий — запах, который был ему слишком хорошо знаком после пребывания за границей. Пот, моча, экскременты, вонь тел, которые слишком долго не мылись, запах страха. Ям, прирожденный трус, если таковой вообще существовал, знал, что от него исходит часть этой симфонии ароматов.

— Я удивлен, что ты вообще жив, — сказал Яму знакомый и добрый голос. — Я действительно должен извиниться. Ловушка была рассчитана на то, чтобы поймать надзирателя. Со всеми их правилами мы искренне верили, что надзиратель пойдет исследовать ящик в банке. Мы так надеялись изучить живого надзирателя. Чтобы понять их, узнать, как они устроены, и, возможно, лучше понять, как мы можем от них защититься.

Теперь Ям понимал, почему Надзиратели никогда не отступали от правил: пони страдали.

— Это был гениальный яд, созданный для воздействия на тех, у кого физиология как эквинная, так и драконья. Мы потратили годы, работая над ним. — Голос был близко, но Ям все еще не мог сосредоточиться, а о том, чтобы видеть, не могло быть и речи. Ям не мог отделаться от ощущения, что он уже слышал этот голос… совсем недавно, и его уши напряглись, чтобы подавить звон, чтобы лучше слышать. — Боюсь, я должен извиниться, мистер Спейд. Мы встретились при менее чем идеальных обстоятельствах. Вы, наверное, думаете, что я плохой пони, но уверяю вас, это далеко, далеко не так. Я работаю на благородное дело. Я работаю на группу, которая стремится к равенству и многому другому. Мы стремимся исправить великую несправедливость в мире, и я искренне надеюсь, что вас можно вразумить.

Вокруг него Ям слышал хныканье, плач, тихие, приглушенные звуки трущихся друг о друга тел. Его глаза слезились от резкого, едкого запаха застарелой мочи. Словно песок в песочных часах, чувствительность понемногу возвращалась к его ногам, и он осознал, что связан, но без кляпа. Его путы казались мягкими, что было удивительно. Не будучи новичком в связывании, Ям обнаружил, что связывать пони можно по-разному, и большинство использовало тот способ, который причинял наибольшую боль.

— Наше дело правое, мистер Спейд. Если раньше мы стремились к равенству, то теперь мы стремимся возвыситься над судьбами, рабами которых мы стали. Мы возвышаемся, мистер Спейд. Мы хотим поднять и возвысить наших братьев по рабству от оков жестокой, переменчивой судьбы. У Старлайт Глиммер была хорошая идея, но она была слишком глупа, чтобы увидеть реальный потенциал своей идеи. Мы выросли выше ее мелких целей и легкомысленных устремлений.

У Яма было не так много ума, но он был в своем уме, вроде как. Он уже слышал о подобном безумии раньше и не желал слышать его снова. Моргая, он с трудом поднял голову, чтобы сфокусироваться на своем похитителе, который стоял неподалеку. Голос был таким знакомым, таким узнаваемым, и его охватило растущее разочарование от того, что он не может его узнать. Он был детективом, слышащим голос и неспособным сопоставить его с лицом. Это все равно, что подать горячий ужин и не подлить подливку к размятому картофелю. Непростительно.

— Вы, наверное, считаете меня дураком за этот монолог, но я искренне надеюсь, что смогу убедить вас в праведности нашего дела, мистер Спейд. Мы находимся на войне, и некоторые действия, хотя и достойные сожаления, необходимы. Я не хочу, чтобы вы были моим врагом, система, которая существует в настоящее время, несправедливое правление тех, кто формирует судьбу и злоупотребляет ею в соответствии со своими собственными планами, они хотели бы, чтобы мы были врагами. Я хочу освободить вас и освободить вас от ига. Я надеюсь, что смогу открыть вам глаза на рабство, в котором вы живете.

— Рабство очень похоже на веревку, обвязанную вокруг моих ног, — сумел сказать Ям, обнаружив, что его сарказм выжил. — Если ты так хочешь, чтобы я был свободным существом, как ты говоришь, ты мог бы начать с того, чтобы развязать меня.

— О, я хотел бы сделать именно это, но я должен побеспокоиться о своей безопасности.

— Что ж, одна вещь, которая значительно улучшит мое настроение… не знаешь ли ты, где находится Хани Дью? — спросил Ям, решив, что не помешает попытаться выяснить это.

— Да, вообще-то, — удивленно ответил он. Ям подождал, но никакой другой информации от его пока еще неизвестного похитителя не последовало.

— Ты ведь знаешь, что тебя поймают? Надзиратели придут за тобой. Захват меня стал твоей погибелью. Когда тебя поймают, они будут копаться в твоем мозгу, как в картотеке. — Ям надеялся разволновать своего похитителя и пытался придумать, что бы еще сказать по этому поводу.

— Вы можете так думать, мистер Спейд, но вы ошибаетесь. Захват вас не представляет никакого риска для наших больших целей. Мы учились, мистер Спейд, и адаптировались к надзирателям. Мы находим новые способы борьбы с ними. Чтобы защитить от них свой разум. Мы приспособились к их тактике доминирования. Сейчас мы существуем как децентрализованная группа, каждая ячейка которой действует независимо. Я понятия не имею, кто мои товарищи по борьбе. Я могу столкнуться с ними на улице и не заметить. Мы не знаем ни имен, ни лиц, ни личностей друг друга. Надзирателям нечего будет извлечь из моего сознания, кроме нескольких близких соратников в моей ячейке. Я даже не знаю, кто мой щедрый анонимный благотворитель. Та небольшая информация, которой мы обмениваемся, проходит через обширный набор фильтров, сохраняющих полную анонимность.

Приняв все это, Ям сдулся, поскольку что-то в глубине его сознания признало безнадежность всего этого. Почему именно он всегда оказывался во власти самых худших видов психов? Это было несправедливо. Но это… это казалось гораздо хуже и опаснее, чем все остальное, во что он ввязывался.

— Если они отрубят эту голову, если моя ячейка будет уничтожена, на ее месте вырастет другая. Наше дело правое, и я не против стать мучеником. Я оставил семена для других, и если моей кровью поливают эти семена, чтобы они проросли, то так тому и быть. Другие поднимутся, чтобы заменить меня. Мы возвысимся. Мы существуем везде и нигде. У Надзирателей нет центра для нанесения ударов, и они будут тратить свои драгоценные ресурсы на то, чтобы уничтожать тени и поражать фантомы, которые мы позволяем им видеть.

Моргнув, пытаясь прояснить зрение, Ям обдумал все сказанное. С каждым сказанным словом под угрозу не ставилось ничего, ничего значимого. На самом деле, если бы он поделился всем, что знал сейчас, со своими друзьями-надзирателями, это ничем бы их не обрадовало, а, скорее всего, деморализовало. Уши заложило, и Ям начал понимать всю безнадежность ситуации. Уничтожение этой ячейки, несомненно, вызовет восстание других, которые придут ей на смену, потому что дуракам нужен только повод и причина. Надзиратели поднимутся на борьбу с этой угрозой, конечно, поднимутся, и чем больше ресурсов они бросят на эту угрозу, эту несущественную, не осязаемую угрозу, тем меньше ресурсов у них будет на борьбу с обычными преступлениями, которыми страдает общество. Отчаявшееся, изможденное общество будет более восприимчиво к шепоту о предательстве и революции, о чем угодно, лишь бы восстановить безопасность, которой так жаждали все.

Это была беспроигрышная ситуация, и Ям был достаточно умен, чтобы понять это.

— Только представьте себе, мистер Спейд… мир, свободный от рабства, навязанного принцессами. Они используют свою магию, чтобы искажать и переплетать судьбы… наши судьбы в соответствии со своими прихотями. Такое могущество им не по зубам, уверяю вас. Твоя метка — это клеймо, ошейник, средство контроля. Мы стремимся восстановить свободу действий, мистер Спейд. Никаких богинь, никаких хозяев. Просто подумайте об устоявшемся богатстве, которое контролирует и развращает все… как мистер Маринер, пони, владеющий банком, в котором вы были захвачены. Мисс Хани Дью сделала прорывное открытие, а мистер Маринер, его компания, его конгломераты, они пытались спрятать это драгоценное открытие подальше, чтобы только он мог извлечь из него выгоду. По просьбе нашего благодетеля мы взяли мисс Хани Дью в надежде, что сможем повторить это открытие, и мир может измениться благодаря этому.

Разум Яма, возможно, оправившись от воздействия газа, заработал и начал собирать все воедино. Те немногие ответы, которые предлагал ему мозг, вызывали только новые вопросы, но он и его мозг могли разобраться с этим позже, возможно, с текилой и тамале:

— Офицер Крикет, вы неплохой оратор.

— Я искренне удивлен, что вам потребовалось столько времени. Может, свалить все на ужасный газ? Честно говоря, я чувствую себя виноватым. Вы мне понравились с нашей первой встречи, мистер Спейд. Вы были серьезны, искренни, и в вас чувствовалась прямота, которая мне понравилась. Вы были так сосредоточены, так стремились что-то найти… что-то сделать… Я восхищался вашим стремлением добиться результата.

— Так что там с жеребятами? — спросил Ям, продолжая собирать кусочки воедино и прислушиваясь к многочисленным звукам вокруг.

— Да ладно, не скромничайте и не глупите… Меня это бесит, мистер Спейд. — Крикет прищелкнул языком, и это заставило Яма подергать ушами. — Будущие солдаты, мистер Спейд. Мы воспитаем их с нашим образом мышления. Мы не позволим принцессам отравлять их всякой ерундой, которую они преподают в рамках утвержденного ими учебного плана. Сейчас они несчастны, и недовольны, и это понятно. Эти условия ужасны. Но это временно, и скоро все будет исправлено. Мы собираемся отправиться в путешествие, мистер Спейд.

— А эксперименты? — Яму удалось сфокусироваться на своем похитителе, и впервые спокойное, лишенное всякого выражения лицо Крикета оказалось в полном фокусе.

— Ну… — Крикет снова прищелкнул языком. — Мы берем самых неудачливых… тех, кто просто отказывается сотрудничать и приносит столько страданий своим собратьям… и используем их, чтобы попытаться воссоздать замечательное открытие мисс Хани Дью. Приемлемые жертвы, в общей картине. Однажды жизнь, обогащенная замечательными достижениями, обещанными успешным повторением ее чудесных результатов, заставит всех этих… ужасных… маленьких… как бы это сказать… заминок? Моральные заминки? Этические заморочки? Неважно… цель оправдывает средства, я уверен, вы поймете. Да, однажды награда сделает эти неприятные, но необходимые действия стоящими того.

— Например, убийство Твиди Пенни…

— Я даже не знаю, кто ее убил, — сказал Крикет, плавно, без усилий прервав его. — Я знал, что это было спланировано. Наш анонимный благодетель послал весточку по различным каналам и предупредил нас, что у нее изменилось мнение. О, нам пришлось подсуетиться, потому что это изменило расписание, скажу я вам, и пришлось смастерить ловушку для Надзирателя, которого мы надеялись поймать. Досадно, что нам не удалось поймать одного для изучения, но неважно. Со временем это произойдет, и информация, которую мы получим, просочится через наши децентрализованные коммуникационные сети. Другие поднимутся на борьбу с ними, мистер Спейд, в этом я уверен.

— Значит, вы хотите, чтобы все это рухнуло. — Ям выплюнул эти слова, чувствуя в глубине души необычный гнев. Что-то во всем этом нарушало его чувство приличия, но это было гораздо больше. — Вы хотите захватить будущее… положить конец правлению принцесс Эквестрии и присвоить богатство таких пони, как мистер Маринер, некий грандиозный план самоуправства, работая в иллюзии, что играете по справедливости. Но это не справедливость, это расклад, который вы подстроили под себя. Скажи мне, гений, что ты будешь делать, когда какой-нибудь сумасшедший революционер восстанет… о, подожди, позволь мне быть драматическим болваном…

Ям сделал паузу и уставился в глаза Крикету, опасаясь, что его побьют за бестактность.

— Что ты будешь делать, когда кто-нибудь из пони восстанет, чтобы уничтожить твое, без сомнения, недолгое правление? Не то чтобы у тебя это когда-нибудь будет… Принцесса Селестия пережила и худшее, чем ты. Тот факт, что ты считаешь себя какой-то угрозой, просто смехотворен. Ты заблуждающийся, обделенный мозгами дурак. — Ям был вознагражден тем, что на лице его похитителя, чье спокойствие теперь было разрушено до неузнаваемости, как грозовая туча закипал сильный гнев. Губы Крикета дрожали, уши трепетали, а веки, казалось, слегка подергивались. Ям наслаждался причиненным ущербом, и его губы снова скривились в сардонической усмешке.

Крикет уже собирался ответить, отреагировать — казалось, он вот-вот закричит, — когда его прервали сладостные звуки оркестра марьячи, который начал играть. Он отреагировал так, как обычно реагирует большинство тех, кто внезапно слышит, как из ниоткуда начинает играть оркестр марьячи: он пришел в замешательство и стоял, моргая, пытаясь понять, откуда доносится музыка.

— Что там за Тартар? — Голова Крикета наклонилась на одну сторону, как у любого озадаченного четвероногого, а его уши навострились.

— Бурро называют это "Espíritu de Venganza^[1]", и я верю, что ты его разозлил, — сказал Ям своему похитителю с самодовольным выражением облегчения на лице, словно слишком много сладкого, сладкого джема, намазанного на тост. — Не трудись бежать, в конце концов ты будешь избит и измотан. Ты уже натворил дел, когда украл жеребят… навредишь одному жеребенко бурро, а в итоге получишь все буррито.

— О чем ты говоришь? — потребовал Крикет, и в его голосе звучала настоящая паника, поскольку музыка марьячи начала усиливаться и набирать громкость. — Как ты можешь знать, что происходит? Что здесь происходит?

Как раз когда Ям собирался ответить, как раз когда он собирался позлорадствовать, зазвучали рожки, и гитары выпустили плаксивый, зловещий рифф. Где-то вверху разбилось стекло — ужасающий, пугающий звук — и одинокая фигура ввалилась через световой люк, спустившись вниз со звездного неба. Стекло рассыпалось, как бриллиантовый дождь, и фигура в маске рухнула на пол среди тысячи сверкающих осколков, которые блестели, как снежинки под суровой зимней луной.

Маска была красочной, даже веселой, и скрывала все лицо существа, но были видны два длинных, похожих на кроличьи, уха. На спине неизвестной фигуры развевалась накидка, трепетавшая на каком-то неосязаемом, непостижимом ветру, который, казалось, двигался в такт музыке, и этот незваный гость, кем бы он ни был, казалось, совершенно не пострадал от падения через окно верхнего светового люка.

— Я — ГУАКАМЕЛЕ, ESPÍRITU DE VENGANZA, И ВСЕ ВЫ, PUTA MADRES^[2], СЕЙЧАС ПОЛУЧИТЕ ПО ЗАДНИЦЕ!