На периферии тьмы

Пролог. На периферии небытия

Говорят, что у каждого человека есть своё место в жизни. Может и так, но простому смертному ещё приходится за него побороться – отсиди срок в школе, получи образование в универе, устройся на работу, иди по головам и подлизывайся, чтобы тебя подтянули по карьерной лестнице. Делай всё это, но не забывай, что с занятой тобой ниши комфортной жизни тебя могут подвинуть либо другие люди, либо обстоятельства.

К этому стоит быть готовым, но даже лучшие футурологи не могли полностью предугадать, что принесёт человечеству технический прогресс. Как вам такое изобретение, как машинные переводчики? А нейрочипы, которые стали внедрять непосредственно в человеческий мозг, сделав бредни фантастов о слиянии живого организма с компьютером реальностью? А что насчёт внедрения машинного перевода в изобретённую квантово-операционную систему, которое позволило безнадёжно сломать языковые барьеры, бывшие для людей из разных стран трудно преодолимым препятствием долгие тысячелетия?

Уже на предпоследнем курсе лингвистического я начал чувствовать, что над моей будущей профессией нависает занесённый рукой прогресса дамоклов меч, но как-то не хотелось в это верить, уповая на светлое будущее и на то, что свежевыпущенного из университета молодого специалиста работодатели оторвут с руками и ногами. Да, было верхом наивности так считать, но каким-то образом среди придирчивых начальников нашёлся тот, кто рискнул взять вчерашнего студента без опыта работы в свою кампанию.

Как бы хорошо я не знал китайский, а что письменный, что устный перевод первое время приносил небывалую дозу стресса, особенно когда с одной стороны стоит твоё непосредственное начальство, а с другой – азиатские партнёры, застывшие улыбки которых всегда были вежливы, но узкие с прищуром глаза смотрят будто с неозвученной насмешкой: «哦，难道这个老外认识汉语吗？». Однако никто и никогда такого не произносил: для восточного менталилета подобное — верх бестактности. И всё равно я не мог избавиться от ощущения, что они смотрят на меня как на обезьяну, которая по недоразумению обрела дар речи.

Как бы то ни было, я работал. Деньги текли в карман не рекой, но стабильным ручейком. В свободные часы даже удавалось выкроить минутку на то, чтобы позаниматься рисованием, на освоение которого было вложено несколько лет в художке, или писательством, которому также было посвящено немало времени и усилий. И хоть технологический прогресс шагал по миру семимильными шагами и оглашал человечество грохотом новых открытий, те перемены, которые он привнёс в мою жизнь, оказались внезапны.

Чипирование перестало быть мемом. Оно стало доступно простым обывателям, соблазняя их возможностью встроить возможности смартфонов непосредственно в своё тело. Сначала этого боялись, но нашлись первые экспериментаторы, решившие на себе проверить возможности новых технологий, а уже затем их примеру последовали десятки других людей, затем сотни, после – тысячи. И вот… В один день я обнаружил себя живущим в мире, который перекочевал в реальность со страниц романа «Нейромант», написанного Уильямом Гибсоном.

Навороченные протезы, функционирующие благодаря связям непосредственно с нервной системой, полное погружение в виртуальную реальность и многое другое – это казалось сказкой и на фоне всего этого какой-то там встроенный в нейрочип машинный переводчик просто мерк и воспринимался, как обычная данность. Данность, которая многих людей оставила без работы, в том числе – и меня.

Цифровая революция, как и Промышленная, открыла перед людьми двери новых возможностей. Но тот факт, что под ногами рванувшего навстречу светлому будущему человечества оказались миллионы выброшенных на обочину существования жизней, никого не волновал. И трагедия Промышленной революции повторилась. Если тогда рабочие руки заменяли механизмы и станки, то в двадцать первом столетии рабочие и творческие умы заменили цифровые технологии.

Когда решаешься изменить свою жизнь, самое страшное – это сделать шаг навстречу переменам и переступить через порог невозврата, за которым всё уже никогда не будет так, как прежде. Многие помышляют об этом, но не каждый решается, и я – один из вторых.

Продать квартиру, перестать скакать с одной низкооплачиваемой работы на другую, отринуть ветхие надежды на беззаботную жизнь и купить трейлер, на котором я рванул на встречу новой жизни – это было страшно. Сверхстрашно. Но я это сделал и с тех пор воспоминания о жизни в человейнике, заключённой в порочный цикл “работа-дом-работа-дом-работа-дом-работа”, воспринимаются не иначе, как дурной сон. Тогда каждый новый день был пугающе похож на предыдущий. Всё было ясно, всё было предсказуемо, а сейчас… А сейчас жизнь стала прям как эта дорога через просторы Сибири, по которым неспешно катится мой дом на колёсах – можно знать дорогу, можно запланировать маршрут, но никогда не предугадаешь, что или кто встретится на пути.

Вот сегодня я рассчитывал посозерцать пышную цветущую тайгу, но в итоге наблюдал лишь почерневшие от пламени траву и деревья – последствия пожара, прокатившегося по сибирским лесам из-за активной вырубки. Природа переживёт это ненастье и снова зацветёт, но как она справится с людьми, которые в погоне за ресурсами провоцирует один катаклизм за другим – совершенно иной вопрос.

— Беспорядки в Санкт-Петербурге разгорелись с новой силой. Погромы андроидов, такси и дальнобоев с системами автовождения “Одиссей” прокатились по всей стране, однако… — поделилось последними новостями радио.

Что же… Природа не может справиться с людьми, а двуногие – с технологиями. Какой-то баланс в мире, всё-таки, соблюдается, несмотря на то что он стремительно летит к чёрту под ликование толп, радующихся очередному изобретению, призванного упростить жизнь.

— Комментируя протесты по всему миру, вызванные цифровизацией, генеральный директор и главный инженер компании “Тиннао цзы”, Хи Фей Лон, заявил следующее: “Человечество готовится войти в двадцать второе столетие и мы полагаем, что в новом веке люди должны перейти на такой этап развития общества, на котором главным достоинством человека будет его ум. Ум, который он направит на развитие прогресса и социума. И это станет возможным только в том случае, когда человек перестанет эксплуатировать человека, начав эксплуатировать машину, которая будет служить и обеспечивать жизненно необходимые для жизни отрасли, дав всем людям сообща и коллективно возможность строить и развивать общество будущего. То, что происходит сейчас – лишь один из этапов его построения и, как бы сурово это ни звучало, но нам всем нужно это пережить”.

Либо наш горе-изобретатель безнадёжный дурачок, который понятия не имеет в каком мире живёт, либо пиздабол. Большинство людей, так или иначе, не способно ни развивать, ни строить – лишь потреблять то, что ему предлагают. Избавь большинство из них от необходимости зарабатывать и дай волю влиять на развитие общества – итог будет совсем не тот, каким его рисуют восторженные идиоты.

Впрочем, какая мне разница? Я живу вне общества, так что пусть оно сходит с ума, как хочет. Моё дело – наслаждаться жизнью и свободой. А ещё доставлять посылки, которые лучше не доверять почтовым службам. И одна из них вскоре найдёт своего получателя.

А, и ещё: диктор даже с нейропереводчиком не смог правильно произнести название компании «电脑子». И не “Хи Фей Лон”, а “Си Фей Лун”. Неужели это так сложно — прочитать хотя бы пиньинь по палладице? Но для большинства правильность не важна, оно ведь не восточные партнёры. В этом и вся суть – я учился говорить правильно, в отличии от чипированных.

Снежная буря вовсю разыгралась ещё до приезда, и ни Искорка, ни её подруги не питали надежды на то, что погодное ненастье утихнет до того, как поезд встанет у перрона. Так оно и вышло, поэтому навстречу северным морозам пони выходили с явным неудовольствием на лицах. Лишь Рарити, повязавшая на шею прелестный, но, главное, тёплый шарфик сохраняла привычное чванливенькое выражение на мордочке.

Из-за снегопада ни пони, ни тащивший на своём горбу чемоданы Спайк не видели дальше своих носов. Однако они не могли не разглядеть проступивший сквозь метель рослый силуэт единорога, который всё приближался и приближался, покуда его очертания окончательно не проступили и Искорка не узнала своего брата.

— Шайнинг Армор!

— Искорка! Вы приехали!

Родственники сразу же бросились друг другу навстречу, спеша обменяться объятиями. Однако нежностям они предавались недолго и уже секундой позже Шайнинг Армор, отстранившись, с обеспокоенной озабоченностью произнёс:

— Нам надо поспешить к Кристальному дворцу до наступления темноты.

— Д-д-до наступления темноты? — простучала зубами Флаттершай, оглядывая не пропускающую свет солнца вьюгу и будто задаваясь вопросом: “Разве может быть ещё темнее?”

— Да, до наступления темноты. К сожалению, помимо Кристальной империи, вернулся кое-кто ещё…

— Красивый подгон, Артур.

— Моё красиво стоит денег.

— А для хорошего друга скидку не сделаешь, а?

— Деньги как женщины – мешают крепкой мужской дружбе. Так что плати сколько условились.

— Хе-хе, окей.

С кем-то из своих заказчиков я пересекаюсь всего один раз и потом уже благополучно забываю об их существовании, а с кем-то выстраиваю долгоиграющие партнёрские отношения. И Иван Иваныч, ушлый делец с внешностью Ильи Муромца, который поддерживает силушку богатырскую кибер-имплантами, относиться ко второй категории. А ещё он один из немногих, с кем я себе позволяю вести дела прямо в своём уютном трейлере.

Иван Иваныч сидел передо мной за столиком у окна и с трепетом перебирал чипы и флешки, на которых были записаны ВР программы тренировок со смоделированными экстренными ситуациями – ограбление банков, взятие заложников и прочее, что поможет при подготовке курсантов спецподразделений. Полезная вещь, но только не в руках тех, для борьбы с кем всё это было разработано.

И пока мой преданный клиент оценивал товар на целостность и сохранность, я уже прикидывал что он закажет в этот раз. И будет ли плата соизмерима с риском, который я возьму на свою голову. Кстати, а…

— Сколько мне за всё это цифровое добро светит, не напомнишь?

— Ну ты ж не попался, так что нисколько. — он усмехнулся, а потом посерьёзнел: —Так как ты «всего лишь» контрабандист, хищение тебе вряд ли приплетут. Но вот хранение, доставка, продажа… Там уже немало статей только за это дело наберётся. А если уж все твои косяки соберут в кучу… Я так думаю, если посадят, то ты срок даже на пенсии досиживать будешь.

— Тоже мне напугал. Это ведь всего лишь контрабанда, а не политический репост или одиночный пикет перед какой-нибудь мэрией. Слышал я про одного уникума, который себя к асфальту строительными гвоздями прибил, чтобы выразить протест. Если его отпустили, то меня и подавно отпустят. В СИЗО помурыжат разве что.

— Ну тут я бы не зарекался, Артур, — сказал Иван Иваныч, пряча свои цифровые сокровища во внутренний карман жилетки. — Сейчас же война на Балканах идёт, а оттуда нелегально провозят всякие военные технологии и толкают на чёрном рынке. Трупы солдат буквально на компоненты разбирают и передают, кому надо, а тела… Ну, не просто же так говорят, что на этой войне столько много якобы пропавших без вести. В общем, сейчас за нелегальный трафик конкретно взялись.

— Раз ты об этом говоришь… А не думал, почему оно так?

— Не, ты же знаешь, моё дело только предупредить.

— А я тебе скажу, в чём тут смысл гайки закручивать. Дело не в том, что всё это толкают на чёрном рынке, а в том, что это всё применяется против тех, кто влез и в эту войну, и выбросил на улицы миллионы людей, заменив их машинами. Сейчас те, кто остался без работы и шанса устроится на неё как никогда осознают, что государству, да и, в целом-то, обществу, насрать на них, а если так, то не страшно направить оружие на тех, кому нет дело до их проблем. Власть потеряет монополию на насилие, а это подрыв основ государственности, — я запнулся, поняв, что повторяю своего профессора из института; уж сколько лет прошло, а до сих пор от зубов отскакивает. — Короче, ты понял, да?

— Фактами глаголишь. Да и про общество ты правильно говоришь. Своя рубашка ближе к телу, особенно сейчас… — сказал Иван Иваныч, покручивые ожерелье с каким-то языческим символом, ни то Коловрата, ни то Каловрата; один хер всё равно не знаю этих славянских богов. — Пока одна половина бастует из-за отнятой работы или идёт в криминал, другая радуется, что на их уютный уголок никто не посягает.

— Хер с ним, что у соседа хата сгорела, главное что своя цела. По такой логике и живём. И неудивительно, что с таким подходом люди начали видеть врагов в своих соседях, в тех, кто живёт лучше них. Ладно, давай ближе к делу.

— Ближе к делу, ближе к телу… Падажжи, допроверяю… Слушай, всё спросить хотел: а как тебе живётся ну вот так? — Иван Иваныч демонстративно обвёл рукой внутреннее убранство моей переездной берлоги.

А посмотреть было на что, всё-таки несмотря на малый размеры, в трейлере помещалась и кухня со всем необходимым содержимым, и спальня, и небольшая ванная комната, которая скрывалась за дверью позади двуспальной кровати. Было ещё и место для компьютерного стола, где и стоял ПК, за которым я скрашивал вечерний досуг, серферя по интернету или смотря фильмы.

Да, какие-нибудь квартиры во всё ещё стоящих хрущовках превосходят мой кочевничий домик по габаритам, но меня это совсем не волнует. Важно то, что здесь я чувствую себя как дома, а не как в загоне, в который я прихожу после выматывающего рабочего дня, чтобы пару часов уделить досугу и вымученно завалиться спать.

И пока я осматривал свои хоромы, Иван Иваныч закончил развивать свою мысль:

— Твоя хата, конечно, при тебе и из неё тебя никто не выгонит, но она катится вместе с тобой по кривой дорожке. А она, сам знаешь, ведёт в тупик.

Хороший вопрос и он определённо заставил бы меня призадуматься, если бы я не поразмышлял над ним раньше и не нашёл на него ответ:

— Мне живётся просто зашибись. Я тебе даже больше скажу… Если передо мной будет стоять выбор прожить ещё один день так, как сейчас, и умереть, или вернуться в город и снова устроиться на работу, батрачить как ишак, не имея времени и сил на себя, то я выберу первое. Я лучше проживу один день, чем буду существовать, дожидаясь копеечной пенсии, а потом и уютного гроба.

— Да зачем выбирать только из двух вариантов… Ай, забудь. Ты бы хоть женщину себе завёл. А то какое удовольствие колесить по всей России в одиночку?

— Я тебе, можно сказать, своё жизненное кредо раскрыл, а ты всё к бабам свёл. Вас, женатых, всех в одно русло тянет?

— Да просто так спросил. В конце концов, тебе-то не составит труда найти кого-то, так что я не пойму…

— Я тоже не пойму, на кой люди женятся и создают семьи, но не задаю вопросов. Потому что мне нет дела до всего этого. Ну да ладно… Чего там с деньгами?

— Будут твои деньги, не волнуйся. Но сначала давай обсудим один заказ. Не рискованнее этого, — Иван Иваныч вынул из кармана флешки с чипами и демонстративно потряс ими, — и такой же прибыльный.

Когда ступаешь на кривую дорожку криминала, сойти с неё становится непросто. Но мне, по правде говоря, не хочется этого делать, пока это приносит деньги. Всякие нелегальные товары, наркота, оружие, импланты, цифровые носители с запрещёнными к распространению утилитами и программами… Я разве что детское нейро-порно не перевозил да и то только потому, что принципиально не возьмусь за такую мерзость. А вот за всё остальное я готов взяться, если плата перевешивает чувство опасения.

Когда-нибудь это закончится. И закончится скорее всего плохо. Потому что иного конца у мелких преступников, являющихся лишь винтиками в большой системе криминала, не бывает. Но это мой выбор и я готов к любым его последствиям. А до тех пор я собираюсь жить и ждать того момента, когда они меня настигнут.

— Ладно, говори, что у тебя там за заказ.

Клубящимся туманом теней Сомбра шёл сквозь северный буран, легко преодолевая и ветер, и снегопад, и глубокие сугробы, неспешно направляясь в сторону магического купола, укрывающего собой столицу Кристальной империи. Там, у самой остроконечной вершины, словно игла, цитадели, его дожидалось Кристальное сердце, которые питало сердца кристальных пони надеждой, счастьем и любовью. Тем, чего он их должен был лишить и низвергнуть в пучину страха и отчаяния.

Гражданские нейрочипы использовались для жизненных удобств, позволяя переписываться без использования сотовых или смотреть видосики в интернете, но вот военные… Они ускоряют рефлексы, мысли, синхронизируют рассудок с современным оружием и военной техникой – делают всё, чтобы превратить человека в настоящую боевую машину.

Несложно представить, что грозит за нелегальное хранение чего-то подобного, но… Кто не рискует, тот не ест чёрную икру, верно? Так что пока не стемнело, лучше отъехать подальше от города и остановиться где-нибудь на ночь. Да не где-нибудь, а в ближайшем трейлер-парке. В последнее время таких поселений по всей России время стало довольно много.

Кто-то из жителей этого трейлер-парка уже осенью встанет на колёса и уедет куда-нибудь на юг, на тот же Кавказ, а кто-то останется и будет коротать зиму на стоянке. Конечно, если бушующие в Сибири пожары не вынудят жителей уехать пораньше. Но сейчас главное то, что в нём хватает трейлеров и я могу там затеряться.

Сворачиваю с дороги в сторону полей, где расположился парк, ищу свободное место среди домиков на колёсах и паркую там свою лачугу. Сейчас нужно только поменять номер на ней и можно предаться отдыху. После долгой поездки – самое то, чтобы посмотреть кино, закидываясь пиццей и самогоном.

Защитный купол, который века стоял между Сомброй и столицей империи, наконец-то развеялся. Вновь кристальные пони могли воочию наблюдать тлетворное влияние тёмной магии, которое тем отчётливее проявлялось, чем меньше расстояния оставалось между Кристальным сердцем и единорогом, одержимым тьмой.

Конвейер кинематографа ежегодно штампует сотни фильмов, а смотреть решительно нечего. Одни и те же истории, рассказанные уже по которому разу, постоянные перезапуски, ремейки… Все они проносились у меня перед глазами, на мониторе, пока я прокручивал видеокаталог.

Казалось бы, можно смотреть трилогию Властелина колец, снятую Питером Джексоном, и получать удовольствие, но недавно на анонсировали третий перезапуск. Зачем? Я уже молчу про Дисней, который вываливает на суд зрителей шаблонные мультфильмы, которые делают по одной и той же формуле уже почти два века. Ну и конечно, куда же без Звёздных войн, которых будут выпускать до самого конца света, обсасывая своих осточертевших джедаев, ситхов, силу и прочее дерьмо, так любимое гиками и задротами. И конечно же нельзя не упомянуть мультик Сукаруто, который сын Оруто, внук Боруто и правнук Наруто. В такие моменты хочется сказать лишь одно: хватит ебать труп.

— Да ну её, эту штампованную херню, — только и смог вздохнуть я, вырубая ПК и заваливаясь на постель.

Даже если найду что-то интересное, вряд ли это буду смотреть, тем более с набитым пиццей желудком и пьяным ураганчиком в голове, которые так располагают ко сну. А ещё этот шум, который создают собравшиеся на вечерние шашлыки жители трейлер-парка… Всё настраивает на сладкий сон, так зачем ему противиться? Я с радостью упаду в его объятия и пробуду в них столько, сколько захочу. Ни на какую работу-то спешить не надо, хе-хе-хе…

В нынешнем состоянии я бы быстро уснул, но из-за окна вдруг донеслось рычание автомобиля и шипение шин. И это явно был не очередной прибившийся к поселению на ночь трейлер.

Будь я законопослушным гражданином, то не обратил бы на это внимание, но в моём случае – стоит сохранять бдительность. Так что кое-как отрываю торс от мягкого матраса, приподнимаюсь, выглядываю в окно и вижу ту картину, к какой должен быть готов каждый, кто преступает закон – офицеров, которые выходят из припаркованных автомобилей и направляются прямо в твою сторону.

Глядя на такое, остаётся только сказать «Ну… Когда-нибудь это должно было случиться» – и направиться в кабину, к бардачку, где хранится оружие на подобный случай.

Сдаваться, проходить через все этапы судебных разбирательств, а потом отправиться мотать срок, считая года до выхода на волю – зачем оно мне? Последние годы я жил так, как хотел, а значит и уйду из этого мира на своих условиях.

И лишь взявшись за пистолет, я понял, что от сонной хмари не осталось и следа, а вся кровь бурлит в жилах.

Они меня недооценивают, раз идут, как в тире.

Облачиться в плоть, вновь ощутив на себе тяжесть доспехов, прикосновения королевской мантии и корону на голове оказалось необычайно приятно. Но ещё более приятна была близость скорого триумфа, который нёсся ему навстречу в виде Кристального сердца в крошечных лапках неказистого двуногого дракончика.

В предвкушении Сомбра облизнул острые клыки. Завороженный блеском могущественного артефакта, он не заметил Принцессу Каденс, которая в стремительном полёте подхватила дракончика и упорхнула вместе с ним к самому подножию Кристального дворца, где Сердце заняло своё место на постаменте.

Всего несколько секунд хватило, чтобы пьянящий привкус триумфа сменился тленом грядущего поражения, а когда магический артефакт начал издавать волшебное сияние, Сомбра оцепенел от страха.

Свет Сердца разгорался всё ярче и снежная пустошь, веками окружавшая столицу империи, начала таять, а вместе с ней начал испаряться и магический мрак, создаваемый тёмным единорогом.Он чувствовал, как силы покидают его, как магия артефакт заставляет кровь кипеть, причиняя нестерпимую боль.

И как тонущий хватается за соломинку, надеясь до последнего удержаться на плаву, так же и Сомбра уцепился за единственную возможность спасти себя от окончательного забвения.

“Магия Кристального сердца может уничтожить меня, но только не в том случае, когда в моём теле будет чужая душа”, – озарила спасительная мысль агонизирующий рассудок тёмного Короля.

Собрав крупицы оставшихся сил, Сомбра из великого множества известных ему заклинаний сотворил одно единственное, которое могло спасти его. И оно удалось.

Всего лишь на миг с тёмно-зелёной вспышкой заклинания, но Сомбре удалось пронзить ткань мироздания и заглянуть в то измерение, куда не может проникнуть ни одно существо из плоти и крови, а только души, расставшиеся со своими бренными оболочками.

Я переоценил себя.

Не знаю, как бы закончилась моя жизнь, смирись я с участью списанной за ненадобностью рабочей единицы, но моё стремление к свободе или какому-то её подобию привело меня к тому, что сейчас я сижу на полу своего трейлера, от былого комфорта которого уже ничего не осталось. Сижу, истекая кровью, в окружении гильз, осколков стекла, страниц книг, раздолбанной в ходе перестрелки мебели – всего того, что создавало комфорт моей кочевничьей лачуги.

Весь этот хаос – наглядная демонстрация того, что маленький человек может ценой кропотливых усилий на протяжении годов обустраивать свой уютный уголок, свою жизнь, а большому миру достаточно пары секунд, чтобы поделить его старания на ноль. Это произошло, когда нейрочипы и машинные переводчики списали меня в социальный утиль, а теперь же это повторилось вновь – спасибо вышедшим на меня легавым, которые ломятся во входную дверь.

Думают, что после обмена пулями, они смогут войти в мою обитель, нацепить наручники и приставить к стенке правосудия. Думают, что получат за меня премию и новую звёздочку на погоны. Но хер вам. Я не позволю извлечь из себя хоть какую-то выгоду.

И в этом мне помогут стоящие возле двери баллоны с газом и верный пистолет, в котором ещё оставалось несколько патронов. Мне страшно представить ту боль, которую мне причинит взрыв, но… Она стоит того, чтобы уйти непобежденным.

Слишком громкие слова для нелегального курьера, не правда ли?

Об одном жалею… Не могу умереть под любимую музыку. Это было бы красиво.

Дверь трейлера сдалась под натиском полицейского тарана и как только это случилось, холодную ночь огласил хлопок очередного выстрела, за которым последовал взрыв. Он раскидал всех стоящих рядом с машиной, как кегли в боулинге, качнул соседние автомобили и трейлеры. Из окон повалил дым, которые начал собираться в облако над ещё несколькими минутами ранее наслаждавшимся мирным вечером парком.

Командующий операцией по задержанию чёрного курьера и изъятию военных утилит капитан Степан Степаныч понял, что не видать ему ни повышения, ни премии. Единственное, что хоть как-то утешало, так это надежда на то, что устроивший бойню преступник перед кончиной мучался намного сильнее тех, кого он подстрелил. Хотелось верить, что хоть это было для него своеобразным наказанием, раз уж он смог избежать уголовного.

Однако спустя какие-то секунды после взрыва, пламя вдруг угрожающе забило из трейлера с новой силой. Ядовито-зелёный, будто бы окрашенный ядрёной химией, огонь полыхнул с рёвом и силой, так что капитану стало не по себе, и но уже мигом позже изумрудное пламя исчезло так же внезапно, как и появилось.

— Что ж ты такое перевозил, ублюдок… — пробормотал мужчина перед тем, как скомандовать эвакуацию раненых и вызвать пожарных на пару со скорой помощью.

Человек… Сомбра не знал ни что это за слово такое, ни что из себя представляют те, кто так называются. Но тёмный единорог чувствовал те злобу и гнев, которыми исходила душа представителя сего неизвестного вида, которую сотворённое заклинание заточило в его тело. Чувствовал и боялся, что Кристальное сердце не дрогнет и уничтожит их обоих.

И когда Сомбре начало казаться, что обрушившаяся на него магия оставит от него одно лишь тень на брусчатке, она вдруг сменила гнев на скупую милость, оставив королю его тело с заточённой иной душой.

Исхудавший, словно после долгих лет скитаний по пустыне, Сомбра рухнул на кристализированную брусчатку, которой были выложены все дороги в городе. По ней же сотнями осколков разлетелась разбившаяся корона, и её же, словно коврик, устлала королевская мантия. С громыханием развалились доспехи, завершая скорбный финал противостояния единорога Сердцу. Но это был не конец.

Ещё секундой ранее радующиеся торжеству Кристального сердца и приходу весны пони пришли в ужас, увидев, что Сердце не изгнало тирана, державшего их в повиновении на протяжении бесчисленных лет.

Всё что Сомбра мог, так это в бессильной злобе смотреть на своих бывших рабов, неуверенно обступающих его со всех сторон. Когда-то он заковал их всех в цепи и вынудил служить своей воле, и он хотел сделать это снова. Но не сейчас, а когда придёт время.

«Тебе повезло, ущербное иномирное отродье. Ты будешь жить в моём теле под моим именем и сносить всю ту ненависть, которую на тебя поспешат обратить мои вчерашние холопы. Ты будешь думать, что получил шанс на новую жизнь, но когда настанет благоприятный момент, я вернусь. И никакое Кристальное сердце не остановит меня», — такова была последняя воля Сомбры, с которой он отпустил вожжи власти над своим телом, отдавая его во власть существа из другого мира, и заснул глубоким сном со сновидениями.

I.I. Из пепла посмертия

Пуля вонзилась в металлическую оболочку баллона и я будто в замедленной съёмке разглядел, как она высекла искры. Искры, разросшиеся до взрыва, которой мигом позже объял меня пламенем и нестерпимым жаром. Возник рефлекторный порыв зажмуриться или отвернуться, но я бы всё равно не успел этого сделать, поэтому заставил себя сидеть и смотреть в лицо собственной смерти. Но любовался я ей доли секунды, прежде чем взрывная волна не затолкала глаза куда-то в область затылка и я не испытал ни с чем не сравнимую боль.

Агония была неописуема, как и волна смешанного с ужасом мрака, которая захлестнула меня, когда вспышка взрыва угасла в моих переставших что-либо видеть глазах. Я растворился в ней и где-то там, в тёмной бездне, я видел…

…видел, как мать впервые берёт меня на руки, видел парк аттракционов, куда отец часто водил меня, когда я был ребёнком. Видел любимую бабушку, которая всегда потчевала меня пирожками, мороженками и прочими нямками, которые так нравятся детям. Видел и старшего брата, с которым любил играть в зомби или ниндзя. Для этого нам была нужна всего лишь пара пластмассовых автоматов или добытых в кустах, растущих в нашем дворе, палок. Да, мы были из тех редких детей, кто предпочитал проводить время в реальности, а не в виртуальном пространстве.

Да, детская пора была воистину славна.

А потом школа, где готовят к той жизни, которой нет за её пределами… Дегро-одноклассники, держащееся либо стадом, либо маленькими шакальими стайками, готовое загонять и травить тех, кто отличается от них. Ущербные создания, палящие в смартфоны на уроках и внимающих тому дерьму, которое им в головы заливают какие-то блогеры, а потом, ослеплённые своей безответственностью, нагло просящие что-то там списать.

И учителя — главные пастухи этого стада дебилов и вторые лицемеры после родителей, с которым детям предстоит столкнуться… Они научат тебя быть честным, послушным, ответственным и покладистым, а потом выпустят тебя в большой мир, где всем заправляют лжецы, подхалимы и тунеядцы, для которых ты, такой хороший мальчик, станешь одним из средств достижения своих целей.

В школе я понял, что общество живёт по законам дикой природы — все хотят сожрать, но не быть сожранными. Животные в этом плане много лучше людей. Какой хищник будет разыгрывать из себя друга перед добычей, прежде чем съесть её?

А потом… брат вернулся с войны в Туркменистане, которая началась со свержением режима Бердымухамедовых. Вернулся в мундире, с парой бесполезных наград на груди и в цинковом гробу. Он был хорошим человеком, но глупым, иначе бы не расплатился своей жизнью за долг, которого не брал.

И глядя на него, на слёзы матери, хмурое лицо отца, виднеющееся за сигаретным дымом, я для себя решил, что не повторю его ошибки — не позволю никому распоряжаться моей жизнью.

Затем универ, потом работа, где ты крутишься, как белка в колесе… Но вот грянула Цифровая революция, колесо переводческой деятельности сломалось и мне срочно нужно искать новое. Сначала — мелкие конторы, куда не добрались нейрочипы с машинными переводчиками, затем — официантом. Надеялся, что временно, до тех пор пока не найдётся работа, достойная моего образования.

Но время шло, я всё так же продолжал разносить жрачку людям, для которых я был не более, чем ходячим бейджиком с руками, а протесты миллионов людей по всему миру никоим образом не способствовали тому, чтобы последствия технического прогресса обратились вспять. И я понял, что нужно что-то менять.

Квартиры быстро обрели 4новых владельцев, а я нашёл свой верный трейлер, на котором колесил по всей России, от Кавказа до Камчатки, развозя посылки. Многие прибегали к услугам нелегальных и нечипированых курьеров отнюдь не потому, что передавали что-то запрещённое, а потому, что боялись тотальной слежки со стороны государства и мирового правительства. И я не думал им отказывать.

Потом первая контрабанда, за которую платили особенно солидно, затем вторая и вот я на кривой дорожке криминала, которая привела меня к тому печальному итогу, к которому привела.

Вот и вся моя жизнь, подобная неудачной катке в какой-нибудь РПГ… И ведь даже нельзя выбрать старое сохранение, чтобы попробовать переиграть.

Жизнь кончена, всё… Game over. You are dead. Потрачено. И даже нажать функцию “начать заново” нельзя.

Но отвратительно не это, а то, что я сам себе создал ад. Я думал, что смерть займёт всего лишь долю секунды, но агония всё продолжалась и продолжалась. Время будто остановилось, чтобы я мог в полной мере прочувствовать то, как взрыв срывает кожу и плоть с моих костей… Хотел уйти красиво, показать фак всему миру, а в итоге просто пукнул в вечность.

И когда уже начало казаться, что этот мрак, этот ужас посмертия и нескончаемая агонию будут длиться вечно, пустота загробия вдруг заговорил со мной целым гвалтом незнакомых голосов:

— Он очнулся!

— …с ним делать?

— Зовите… и… Армора!

— …уйдём, пока он не очухался!

Все эти голоса… Услышать их и не ощутить сокрушающей кости взрывной волны — это было невероятным облегчением. На какой-то миг мне показалось, что это с того берега Стикса меня кличут все те, кого я любил, но нет… Голоса были незнакомы.

И пусть их обладатели явно не были дружелюбно настроены по отношению ко мне, но пока они беседовали на повышенных тонах, я успел проморгаться и обнаружить себя валяющимся… то ли в обезьяннике, то ли в камере предварительного содержания.

Можно было бы предположить, что меня каким-то чудом вытащили с того света, но за решёткой вместо ментов стояли низкорослые лошади, пони. Таких несуразных и неестественных пропорций, словно их рисовали для детских мультиков.

Все они были разноцветные, с круглыми головами, маленькими мордами и здоровыми глазами, которые, казалось, могут вывалиться наружу. А ещё все они были облачены в доспехи. Выглядели они чужеродно, будто зверушки какого-то инопланетного зоопарка.

Я всё это отмечал мимоходом, не в силах удивляться так, как если бы всё было взаправду. Если всё это предсмертная галлюцинация, то она невероятно убедительная.

И пусть я явно пребывал не в своём уме, но это не значило, что я не мог прочитать те чувства, которые испытывали необычные животинки. Кто-то из них боялся и призывал все остатки выдержки, чтобы не обоссаться, кто-то злопыхал гневно и только стальные прутья решётки удерживали их от того, чтобы наброситься на меня и залягать до полусмерти, а кто-то ещё не определился с эмоциями и пребывал в ступоре.

Но не столько это было важно, сколько то, что я дышал полной грудью и не чувствовал ожидаемой боли. Словно не было ни пулевых ранений, ни взрыва, в котором моё тело должно было запечься. Я — жив. После всего, что было, я всё ещё жив. И могу не только дышать, но и двигаться.

— Он шевелится! — взвизгнул кто-то из стоявшего перед решёткой боевого табуна, болезненно резанув окриком по моим ушам, так что с моих уст рефлекторно сорвалось:

— Завали ебало!

И как часто бывает, подобное требование возымело обратный эффект:

— Он разговаривает!

— Бегите! И не слушайте его, он может наслать на нас проклятия!

Ещё секундой ранее сохранявшие хоть какое-то подобие боевитости пони умчались, оставив меня наедине с собой.

И словно только их присутствие отпугивало от меня болезненные воспоминания, поскольку стоило воцариться тишине, как стали накатывать предсмертные ощущения.

Я вспомнил скрежет шин полицейских машин за окном и то, как сердце ускорило ритм, предчувствуя неприятности, из которых мне уже не выпутаться. Вновь возникло желание потянуться к оружию, чтобы защитить себя.

Затем — вспышки и хлопки выстрелов в ночи. И хоть кровь бьёт в висках от переизбытка адреналина, приходится сохранять хладнокровие и сосредоточенность.

Вновь я вижу, как один подстреленный полицейский падает за другим, как подъезжают новые машины служителей правопорядка и перестрелка продолжается с новыми силами. Я чувствовал себя чёртовым Рембо, который положит легион наступающих на него врагов, но непременно выживет. Но вот я получил первое ранение и та боль, которую оно причинило, напомнило о том, что я так же смертен, как и те, в кого я стреляю.

Герои шутеров живут обычно меньше минуты. Я продержался немного дольше. Ну а затем — взрыв газового баллона, который должен был отправить в небытие как меня, так и тех, кому хватило наглости переступить порог моего дома. И то пекло, в которое обратился трейлер, своим жаром начало вторить той ненависти, которой горело моё сердце. Жгучей и неукротимой ненависти, которое могло жечь и выжигать людей, найди я способ превратить её в оружие.

Как сгорал я в своём верном домике на колёсах, так же я хотел, чтобы истлели и другие люди. Чтобы все те, кто не знал мук и страданий, испытали их в полной мере просто потому, что я хочу этого.

И сейчас, пока я валялся на лежанке, именно это могучее, но на самом деле бессильное чувство вернуло меня к реальности.

Вместо того чтобы залипать в ту точку, где несколькими секундами ранее находился отряд боевых поней, принялся оглядываться, оценивая обстановку.

То, что я поначалу принял за обычный приёмник в ментовке выглядело как… Как темница в какой-нибудь фентези-игре. С потолка свисают цепи и кандалы, на стенах горят факелы. Иронично, что я оказался именно в том месте, в которое так не хотел попадать.

И пусть после пережитого очень хочется поваляться, но ползающий по полу сквозняк не позволит мне такой роскоши. Надо хотя бы какую-нибудь лежанку отыскать, что ли, так что собираюсь со скудными силами и пытаюсь подняться с налёженного места.

Однако сделать это помешало внезапно обнаружившееся отсутствие кистей. Вместо ладоней, таких удобных, с пальцами, оказались копыта. Чёрные, потёртые и твёрдые копыта, которые переходили в костлявые, как палки, и покрытые тёмной шёрсткой передние… ноги? И реакция на такое открытие у меня была соответствующая:

— Что за… ебота?

Однако в ступоре я пребывал недолго. Меня озарила весьма страшная мысль — если у меня так радикально переменился набор верхних конечностей, то что с остальным телом?

Не веря своим глазам, я рассматривал худую грудь, выпирающие бёдра, впалый живот, такие же задние ноги с копытами, как и передние, а ещё хвост… Чёрный лошадиный хвост, на котором я сидел своим костлявым лошадиным крупом. Открытие не было бы столь страшным, если бы всё ранее перечисленное не было моим новым телом.

С ужасом я смотрел, как животные конечности отзываются на мои команды, с замиранием сердца я чувствовал, как прижатый к полу задом хвост пытается мотыляться из стороны в сторону. А ещё уши… Я мог ими двигать и поскольку нервы были на пределе, слуховым аппаратом я вертел на все триста шестьдесят, так что аж начало сводить ушные мышцы. Но крутил я своими локаторами не потому, что это было весело, а потому, что не знал как совладать с ними.

И изучив тело, настала очередь взяться за то, что было выше. Зеркала в пределах досягаемости не было, так что пришлось действовать тактильным методом.

Затаив дыхание, я поднёс переднюю ногу к лицу и коснулся вытянутой морды, на которой судорожно раздувались широкие ноздри. Я повёл копытом выше, оглаживая прямоугольник своей новой физиономии, затем коснулся щеки, а после — длинного рога, растущего из лба.

И будто прикосновения к себе — это было как раз то, что нужно, чтобы окончательно понять следующее:

— Я что, стал пони?

Сказать, что кристальные пони были рады приветствовать Каденс, как свою новую правительницу, это ничего не сказать. Едва Сомбра лишился сил, как освобождённый от его гнёта народ поспешил присягнуть на верность Принцессе любви и вознести её на трон Кристальной империи. И Каденс была признательна тому доверию, которое ей оказали новообретённые подданные, но только они не осознавали того, что вместе с тем взвалили на неё и тяжкую ношу, к которой аликорн была не готова. И чтобы не рухнуть под её тяжестью, Каденс нужна была помощь.

Сколь ни был чуток к ней и исполнителен в своих воинских обязанностях Шайнинг Армор, но его участия было недостаточно, чтобы справиться с потребностями и заботами целой страны, которая вернулась в реальность из тьмы тысячелетнего забвения.

При помощи кристальных пони Каденс провела перепись населения за пару дней, начала составлять учёт земельных участков, проводить ревизии складов… В общем, решать вопросы учёта различного рода ресурсов и бухгалтерскую волокиту, без завершения которой Империя не сможет не то что встать на ноги, но и начать какие-то потуги по выходу из нынешнего запущенного положения.

Вот и сейчас Каденс, заседая в королевском кабинете и перебирая бумаги, делала всё возможное, чтобы вытащить страну из той клоаки, в которой она оказалась. Ну и заодно пыталась понять, за какие заслуги она называлась империей.

Однако от размышлений её отвлёк появившийся в дверях Шайнинг Армор, который порысил в сторону супруги.

— Шайни! — воодушевлённо поприветствовала единорога Каденс, перелетая через заваленный документами внушительных размеров кристальный стол и обнимая возлюбленного. — Как я рада тебя видеть. Хоть какая-то радость за весь день возни с этими бумажками.

— Я тоже рад тебя видеть, моя мармеладка, — с улыбкой на губах произнёс жеребец, потираясь носом о мордочку кобылицы. — Мне, конечно, понравилось проводить последнее время в оружейных и арсеналах, изучая оружие и доспехи, но не так сильно, как тебя.

— Никогда не понимала твоей тяги к этим железякам, но раз уж ты мой фельдмаршал, то я готова о них послушать…

— Не о чём слушать. Большая часть вооружения, которое Сомбра штамповал, когда готовился к завоеванию Эквестрии, пришла в негодность. Уцелело только то, что либо было хорошо законсервировано, либо просто не подвергалось воздействию времени. Всякие артефакты и прочее… Так что придётся как-то наращивать вооружение.

— Ох, наращивать вооружение… — Каденс демонстративно закатила глаза. — Можно же направить промышленность в мирное русло! Представь сколько всего можно сделать для простых пони, если не тратить средства на оружие!

— Ты никогда не любила ратное дело, Каденс, и я понимаю тебя, — с улыбкой произнёс Шайнинг Армор, — но те, кто может держать в копытах оружие, всегда пригодятся Кристальной империи, чтобы защитить её от таких, как Сомбра. А такие как он непременно будут. Всегда будут.

— Я знаю, просто не понимаю, почему такие, как Сомбра, вообще существуют и откуда они берутся. Можно же жить мирно и наслаждаться тем, что тебе отведено, вместо того, чтобы пытаться жить праздно, принижая и держа в неволе других…

— Такие всегда будут появляться, Каденс. Нам просто нужно быть к этому готовыми.

— Но не раньше, чем мы наладим дела в Империи, а для этого первым делом нужно реанимировать бюрократию. Как говорит тётушка Селестия, бюрократия — это кровеносная система государства!

— И как успехи, реаниматор? — ухмыльнулся Шайнинг Армор.

— Худо-бедно, но что-то приходит в движение. Хотелось бы, чтобы всё всё было побыстрее, но ты сам знаешь, управление государством это долгоиграющее дело. Надеюсь с приездом Селестии всё пойдёт быстрее. С ней ведь приедет целый штат придворных летописцев, вельмож и чиновников!

— Это непременно. Империя буквально отстала от времени на тысячелетие и вряд ли без помощи извне она успеет… нагнать сегодняшний день.

— Это точно, — согласилась Каденс и в очередном порыве нежности прижалась к Шайнинг Армору.

Несколько минут с возлюбленным — это казалось Каденс достаточной наградой за несколько часов возни с осточертевшими документами и она считала, что имеет на это полное право. Но вдруг раздавшийся со стороны дверей спешащий цокот дал молодой Принцессе ясный намёк на то, что такого она себе позволить не может.

В кабинет ворвался запыхавшийся гвардеец-пегас, который не смотря на усталость старался принять надлежащий вид и доложить по солдатской форме:

— Ваше Высочество Принцесса Каденс, спешу доложить, что низвергнутый Сомбра пришёл в себя!

Я не особо религиозный человек и над всякими раями, адами и колёсами сансар откровенно угораю, считая всё это бреднями и выдумками, которые внезапамятные времена выдумали не самые глупые люди, чтобы удержать в повиновении не самых умных. Однако очнувшись после смерти в теле пони я был близок к тому, чтобы уверовать во всё это. Может, в чём-то те же буддисты были правы и после смерти нас всех ждёт кармическая ответственность за всё содеянное. Иначе бы я не оказался после смерти там, куда так опасался попасть — за решёткой.

Одним словом — обдумать есть что. И я бы определённо этим занялся, если бы умчавший сверкая копытами отряд боевых лошадок не вернулся и не занял прежнее место перед решёткой, принявшись о чём-то перешёптываться, время от времени бросая на меня косые взгляды.

К этому моменту я вернул себе своё прежнее расположение духа, решив для себя, что эти пони — почти как люди. А что? Язык их понимаю, ведут себя они так же, как и двуногие. Резонно же?

Пользуясь случаем, я их рассмотрел и обнаружил, что помимо цвета они отличаются друг от друга наличием или крыльев на боках, или одним рогом на голове, или отсутствием и того, и другого. То есть… Крылатые пони могут прям летать? А рогатые что, бодаются?

И хоть открытие я сделал интересное, та активность, которую боевой табун развёл в непосредственной близости от меня, не могла не напрягать. Я хотел побыть один, поваляться, подумать, а эти чёртовы перешёптывания в паре метров неимоверно действуют на нервы.

— Хули вы там шифруетесь?

— Что такое “хули”? — с новым приливом энтузиазма принялись переговариваться пони.

— Наверняка какое-то тёмное заклинание!

— Или заговор!

— Слышьте, парнокопытные, я вам что, мебель?

— Замолчи! — нашёл-таки яйца что-то сказать мне в глаза один из пони с особенно пышным плюмажем, командир не иначе. — Мы знаем, что в твоих словах — заговоры и проклятья. Веками ты держал нас в рабстве, запуганных и униженных, но знай — больше мы тебя не боимся. И не позволим вновь заковать нас в цепи, — командир поневого отряда угрожающе топнул копытом, а его товарищи, явно вдохновившись его словами, повторили за ним, стараясь запугать меня.

Я же мог только искренне офигевать с тех обвинений, которые полетели в моей адрес. Я бы куда меньше удивился, если бы мне начали предъявлять по существу за всё то, в чём я был повинен там, в своей прошлой жизни. Но то, что я держал кого-то в рабстве… На такие обвинения я могу ответить только посылом на одно известное место. Но что если…

Что если меня постигла участь одного из тех попаданцев, про которых снимаются однотипные штампованные японские мультики? И что если меня будут судить за грехи того, в чьём теле я оказался? И если это случится то, сука, мне ведь даже ответить будет нечего!

— Уже не терпится узнать, какое наказание тебе изберёт Принцесса Каденс за все твои злодеяния, — продолжал меж тем командир боевых коняшек, явно почувствовав доминирующее положение, как и полагается порядочной шавке при исполнении, стоящей по ту сторону решётки. — Многие хотят, чтобы тебя до конца твоих дней бросили за решётку, но я считаю…

— Круто, до скольки считаешь? До десяти?

— До скольки надо, Сомбра, — ага, значит вот как меня теперь будут звать. — Но я считаю, что тюрьма — для тебя слишком большая роскошь. Тратить ещё деньги на твой прокорм… Тартар для тебя самое подходящее место. В его бездну всегда сбрасывали всяких злобных тварей, которым не место в нашем мире. Там ты будешь чувствовать себя среди своих.

На доброе имя Сомбры, в которого я угодил, мне откровенно наплевать — может он был тем ещё подонком, для которого и смертная казнь будет избавлением от ответственности. Но вот что точно я не могу воспринимать спокойно, так это вот эти безнаказанные поддразнивания и подначивания. Всё равно, что тыкать палкой в собаку зная, что она тебя не укусит.

— Не знаю, как по вашим, лошадиным понятиям, но по моим, ты та ещё крыса, — сказал я, поднимаясь с нагретого своим крупом места и направляясь к спасительной решётке. — Чё ты стоишь там, за дверью, и зубоскалишь в мою сторону? Если есть, что предъявить, чего ты раньше молчал? Ждал пока обстоятельства сложатся?

Боевые поняшки позорно отступили, будто между нами не было никакой преграды, а я был не костлявой клячей, которая плуг с места не сдвинет, а Буцефалом, с которым Александр Македонский дошёл до самой Индии. Даже командир сменил самодовольство на испуг и неуверенно попятился, пока не упёрся задом в дверь соседней камеры.

— Вы, конечно, можете делать со мной всё что хотите, хоть на бутылку посадить. Только я даже в таком положении не побоюсь тебе сказать, кто ты такой. Хочешь?

Если судить по выступившим на шёрстке капель пота, пони очевидно этого не хотел, но понты нужно было как-то поддержать, и он, шагнув мне навстречу, произнёс:

— Ну давай, скажи. А я тебе потом наглядно покажу, где твой королевский статус, власть и венценосные привилегии.

О как… Оказывается, Сомбра был королём. Может быть даже таким же хорошим, как Джоффри, раз уж его заключению так радуются. Наверняка угнетённые подданные не прочь посмотреть, как он и в петле болтается, и в огне горит, и на колу извивается, так что лишний раз не стоило бы их злить, но… Я уже один раз отважился принять смерть, так что с чего бы мне бояться какого-то мелочного поняку? Что мне помешает высказать то, что на сердце и на уме?

А я знаю, что. Вернее, кто — крылорогая розовая лошадка с прелестной золотой диадемочкой на голове, таким массивным ожерельем на груди и… туфельками на копытах? А это была именно лошадка, если судить по пышным ресницам, теням на веках, выразительным нежно-фиолетовым глазам и чуть более утончённой, чем у солдат, морде. Но впечатлила меня не только необычная для копытного существа женственность, но и странная метка на заднице в виде кристального сердечка. Это тату, или что?

— Доброго здравия, Ваше Высочество Принцесса Каденс! — сразу же поспешили с выказать почести бравые солдатики, пав ниц перед вошедшей кобылой.

— И вам доброго здравия… мои маленькие пони, — попыталась изобразить само радушие эта… Каденс. Но видимо, моё присутствие мешало ей радоваться оказываемому почтению, иначе бы она не поглядывала так нервно в мою сторону.

Так, если Каденс — Принцесса, то кем она приходится Сомбре? Дочь? Родственница? Или… Узурпаторша!

— Как вёл себя заключённый? Проблем не было? — деловито осведомился вошедший следом за лошадинной Принцессой накаченный белый единорог с тёмно-синими волосами и… значком щита со звёздочками на крупе? Серьёзно, что это за символы на пятых точках?

Но важно не это, а то, что эта гора мышц недружелюбно поглядывала на меня, обещая в случае чего выебать даже без помощи члена. Впрочем, мне сразу понятно, что тестестероном он брызжет во все стороны чтобы произвести впечатление не сколько на меня, сколько на свою спутницу.

— Были! Произносил какие-то незнакомые слова и угрожал! — поспешил доложить командир тюремщиков.

— Я техничку вашу пожалел, чтобы она за тобой не убирала. Потому что если бы я начал угрожать, ты бы обделался.

Мои слова определённо подошли для того, чтобы заткнуть рот командиру, но не для того, чтобы произвести благоприятное впечатление на местную королевишну. Впрочем, если тут замешана политика и борьба за власть, то тут разыгрывай из себя саму любезность, не разыгрывай, а плаха гарантирована. И я даже знаю, кто с большим удовольствием отведёт меня к ней.

— Мои отважные защитники, не будете ли вы любезны покинуть помещение?

Без лишних слов, как и полагается, солдатня поцокала прочь, не забывая злорадно на меня поглядывать.

— Ты тоже, Шайнинг Армор.

— Ты уверена, Каденс? — удивился белый единорог, явно офигевший с того факта, что Принцессу не нужно защищать от того, кто сидит за решёткой и никоим образом не может ей навредить.

— Уверена. Я — правительница Кристальной империи и этот шаг я должен сделать сама. Без твоей помощи или чьей-либо ещё.

Я ожидал, что этот Шайнинг Армор возразит, но нет… На удивление он лишь покладисто кивнул и ушёл следом за моими тюремщиками. И конечно же он не мог на прощание не одарить меня весьма красноречивым взглядом, обещавшим мне и виселицу, и плаху, и Тартар, если с его драгоценной Принцессой что-то случится.

Где-то в конце коридора хлопнула дверь и вот, я остался один на один с Принцессой Каденс. Один на один с мультяшной пони, которая будет решать мою судьбу.

И признаюсь честно, ощущение это было весьма прескверное, ведь мне даже нечем аргументировать свою защиту. Вернее, защиту Сомбры, которая как бы ещё и моя. Но с другой стороны, может не так уж всё плохо? Каденс помимо того, что Принцесса, так она ещё и мультяшная пони, а мультяшная Принцесса-пони не может ведь приказать меня казнить, ведь так? Не может же?

А что если сделать ход конём? Что если откровенно признаться, что я никакой не Сомбра, а Артур, человек, нелегальный курьер, контрабандист и прочее? Но с другой стороны… А кто поверит в этот бред? А если и поверят, то где гарантии, что я не усугублю своё положение? Может пони решат, что подселенец из другого мира — это нечто похуже Сомбры?

— Доброго времени суток, Принцесса.

— И тебе добрый день, Сомбра, — кивнула в ответ лошадка, стараясь не выказывать неудовольствие, если она таковое испытывала.

И неловкое молчание. Хорошо поговорили.

— Проходи, садись, чего встала? Чай? Кофе? Ха-ха, шучу. Ни чайника, ни чашек нет, так что ничего налить не могу.

Шутка возымела эффект и Каденс улыбнулась. На секунду. Затем она совладала с собой и заставила растянувшиеся в разные стороны уголки губ стянуться обратно.

— Ладно… Зачем ты здесь?

— Просто… Зашла посмотреть, всё ли в порядке. А ещё узнать, как твоё самочувствие.

— Довольно… сносное. Настолько сносное, насколько оно вообще может быть таким у челов… у того, кто сидит за решёткой.

— И для того, кто подвергся магии Кристального сердца. На какой-то миг мне даже показалось, что она обратит тебя в прах, но… Видимо, что-то в последний момент переменилось. Как думаешь почему?

Для начала я бы сам хотел узнать, что там по поводу магии, вместо того, чтобы отвечать на вопросы, на которые у меня нет ответа.

— Будто я знаю?

— Ну… Ты же правил Кристальной империи и должен знать о Сердце больше, чем кто-либо из живущих. Если к кому и обращаться за ответами, то только к тебе, — сказала Принцесса, смотря на меня с такой надеждой во взгляде, что мне даже стало совестно огорчать её, но всё что я смог, так это скупо пожать плечами. — Понятно… Значит пока что остаётся только догадываться, почему всё сложилось так, а не иначе.

— А тебя огорчает такой исход, Каденс?

Признаюсь честно, у меня в голове вместо серого вещества была какая-то каша, сваренная из вопросов и смутных догадок, так что я даже не представлял о чём говорить с Принцессой. Хотелось просто промолчать. Но эти слова… Они будто сами сорвались с языка.

— Отнюдь, я считаю, что если несмотря на то, что ты сделал за всю твою жизнь Сердце оставило тебя в живых, значит у него были на то причины.

— У кого? У Сердца?

— Ну да. Ты может и воспринимаешь его, как ресурс, но я верю, что у него есть своя воля. И если оно решило, что тебе нужно сохранить жизнь… Значит на то есть причина.

Могущественный артефакт со своей волей... Ну да, это так по магическому, так по фентезийному. Мне ждать появление кольца какого-нибудь тёмного властелина или волшебных палочек, которые сами выбирают владельцев?

Но это лирика, важно другое — Каденс не планирует меня убивать.

— Ну… Слава Кристальному сердцу, что я ещё могу сказать в таком случае?

— Не знаю, — пожала в ответ крыльями Принцесса. — Я в принципе шла сюда, не зная, что увижу и услышу, но ты ведёшь себя удивительно… смиренно. Для пони твоего толка.

— Какого такого толка?

— Деспотичного, — практически сплюнула крылорогая пони и на её лице проступило самое искреннее ничем не прикрытое тёмное презрение. — Ты истязал собственный народ, ты пренебрегал жизнями других пони и использовал их в своих целях. Каково тебе теперь находиться здесь, за решёткой, без своих магических сил и совершенно беспомощным?

В отличии от тюремщиков, Каденс не язвила, она была искренне возмущена. Но даже так, её негодование выглядело довольно невинно и безвредно, как у маленького ребёнка.

— Честно? Не очень комфортно. Я бы предпочёл сейчас находиться по ту сторону решётки, бегать по лугам, щипать травку и предаваться прочим понячьим радостям. Но я так думаю, что пока будет идти всякая юридическая волокита, я тут проведу прилично времени.

— На самом деле, я не хочу долго держать тебя в тюрьме. Да и кристальные пони буквально требуют, чтобы я поскорее устроила суд и решила твою судьбу.

Ну да… Если ты диктатор, то бойся встречи с теми, кого ты угнетаешь, конечно если не хочешь закосплеить Муссолини или Чаушеску. Может в таком случае тюрьма — это не так уж плохо.

— М-м-м… Ну и на что я могу рассчитывать? На пожизненное? На сотню пожизненных? На Тартар?

— Тебя можно за многое судить по законам Эквестрии, но вот по законам Кристальной империи… Ты неприкосновенен, — почти с горечью поведала Каденс. — Ты написал их таким образом, чтобы даже низвергнутого тебя не за что было судить и ты обладал абсолютным иммунитетом.

— О каком иммунитете может идти речь, когда меня держат за решёткой?

— О таком, что нельзя найти статей, по которым тебя можно судить. А если так, значит нельзя и найти наказание, к которому тебя можно привлечь. Конечно, раз уж в моих копытах теперь полнота королевской власти в Империи, то я могу судить тебя исходя из своих соображений и назначить тебе любое наказание. Но здесь есть один нюанс, Сомбра.

— Ну естественно. Какая политика да без нюансов?

— Дело не в политике, а в том, что я не ты. И я не буду использовать ту вседозволенность, которой ты наделил королевский статус, чтобы судить тебя. Я и кристальные пони напишем новый закон, перед которым все будут равны, в том числе и короли. И по нему уже я буду тебя судить.

— Ну… Молодец, что ещё я могу тебе сказать?

Каденс не ответила, только удивлённо хлопнула глазами. Она ждала, что Сомбра будет скакать как ужаленный по камере и сыпать проклятиями, перемешанными с угрозами? Что же, может настоящий Сомбра так и поступил бы, но сейчас она общалась со мной и, видимо, этот разговор оставил у неё настолько приятные впечатления, насколько это вообще возможно, поговорив со вчерашним деспотом и злодеем.

— Можешь сказать мне, что сподвигло тебя на то, чтобы стать тем, кем ты стал? Чем нужно копытооводствоваться, чтобы стоя во главе целой империи сделать всё, чтобы обратить жизнь своих подданных в кошмар? Что должно быть на сердце, чтобы имея на копытах все возможности превратить жизнь пони в рай, устроить им Тартар наяву?

Очень хороший вопрос, Каденс. А теперь обратись с ним к олигархам, владельцам крупных корпораций, президентам, политикам, чиновникам и прочим ублюдкам, которые собирают на своих банковских счетах столько бабок, сколько они всё равно не потратят и будут давиться ими до последнего. Задай его дегенератам в высоких кабинетах, которые готовы скорее стравить один народ друг с другом, вместо того чтобы признать проёбы во внутренней политики и тот факт, что они проползли во власть для того, чтобы нагреть карманы, а не для того, чтобы сделать страну лучше. Задай его всем им, но не мне.

— Зачем всё это, Сомбра?

— Откровенно говоря… Я не знаю.

На встречу со свергнутым королём Каденс шла в смятении, готовая к самому худшему, но вот покидала её Принцесса с не самыми однозначными чувствами на сердце. Ей было легко, точно она сбросила с себя груз тяжкой ноши, но в тоже время этот разговор оставил её с мыслями, которые блуждали, словно в тумане.

Сомбру нужно было привлечь к суду, нужно было восстановить справедливость, которую угнетённые пони ждали веками, но какого наказания достоин кто-то вроде него? Почему Кристальное сердце оставило кого-то со столь тёмным сердцем жить? Да и что можно назвать справедливостью в случае Сомбры? Соизмерение страданий, которым его предстоит подвергнуть, с теми муками, на которые он обрёк других?

“Не понимаю… Ничего не понимаю” — качала кружащейся головой Каденс, отгоняя столь тяжкие её уму мысли и выходя наружу, где её дожидался пребывавший на взводе Шайнинг Армор.

— Как ты? — сразу же подскочил к Принцессей её верный фельдмаршал. — Как всё прошло?

— Лучше, чем я предполагала. Хотя признаюсь тебе, этот разговор для меня кое-что прояснил. Сомбра, он… Я не знаю, что думать о нём. Он не совсем такой, какой я ожидала.

— Не забывай, Каденс, что он — это тьма воплоти. Он может пытаться обмануть тебя, ввести в заблуждение. Так что даже если он оказался не так ужасен, как ты ожидала, не стоит излишне доверять ему.

— Нет, Шайни, — Каденс отстранилась. — Не забывай, что мой титул — Принцесса любви — это не просто набор слов, которым можно козырять в высоком обществе. Я… Я чувствую, что у пони на сердце. И когда я говорила с Сомброй, я… В общем, я не чувствовала той всепоглощающей тьмы, которую ощущала, когда видела его прежде. Это будто… совсем другой пони.

Шайнинг Армор, который всегда был скор на выводы и умозаключения, как и всякий стремящийся быть опорой для своей особенной пони жеребец, ничего не ответил, лишь неуверенно переступил с одного копыта на другой.

— И… Что ты об этом думаешь?

— Я не знаю, что об этом думать. Могу только предположить, что Кристальное сердце каким-то образом изменило Сомбру и сейчас он отличается от себя тогдашнего. Ну, того, каким он был пару дней назад. Думаю, если бы здесь была бы тётушка Селестия, то она бы смогла что-то прояснить, а так… Я могу только строить догадки.

— А… Ну если так, то почему бы тебе не спросить об этом её саму? — единорог загадочно улыбнулся. — Пока ты проводила время в темнице, прилетел гонец из замка и сообщил, что Селестия прибыла вместе со своей свитой. И она ждёт тебя во дворце.

— Прибыла? Так быстро?! — Каденс нервно подпрыгнула, взволнованно поправляя покосившуюся диадему. — Я ждала её не раньше, чем через неделю, а она уже здесь… Ох, а мы ведь не устроили ни королевского приветствия, ни соответствующего приёма…

— Успокойся, — Шайнинг Армор приобнял внезапно засуетившуюся подругу. — Селестия не из тех, кто дотошно относиться ко всем этим расшаркиваниями и помпезностям. Иначе бы она не прибыла в Кристальную империю так скоро после свержения Сомбры.

— И пусть так, я же должна показать ей, что теперь я здесь хозяйка! Пошли скорее во дворец. Селестия хоть и потерпит отсутствие подобающего приёма, но вот заставлять её ждать будет очень невежливо. Да и к тому же, мне многое предстоит с ней обсудить. Как поднять Кристальную империю, как наладить её связи с остальным миром, как помочь кристальным пони войти в… сегодняшний день. И как быть с Сомброй

I.II. Вопросы порождают вопросы

Селестия сидела в приёмной, которая также являлась преддверием в кабинет Принцессы Каденс, на кристальном диванчике, как простая смертная. Обитавшие во дворце многочисленные слуги и вельможи не знали, как встречать высокопоставленных гостей, ведь деспотичный Сомбра не оставил после себя регламента на такой случай, а Каденс ещё не успела его написать.

И Селестия не была бы собой, если бы не воспользовалась этим недочётом, отправив своих пышущих кантерлотской надменностью высокородных спутников отдыхать после нескольких часов полёта, и не отделавшись от лакеев Каденс, которые отличались особой суетливостью и подобострастием.

Всё, чего хотела обласканная вниманием слуг и подданных солнценосная кобылица, так это покоя и уединения. Никаких придворных любезностей, никаких государственных дел или светских бесед… Только умиротворяющая тишина, собственные мыслями и картины, украсившие стены приёмной.

Иному пони эти художества лишний раз напомнили бы об отсталости Кристальной империи, но Селестии — о старом добром Средневековье.

Свержение Дискорда, объединение разрозненной после его падения Эквестрии… Смертные причисляли эти события к почти что к древней эпохе, но для Селестии всё это случилось будто совсем недавно.

А последовавшее затем формирование церкви аликорнистов, которые чтили Королевских сестёр, как живых богинь, и её роспуск через какое-то время — это уже события, относимые историками к эпохе Низкого Средневековья. Затем было Высокое, начавшееся с объединения дневных и ночных пони, когда Эквестрия начала развиваться стараниями двух народов.

Для смертных это была история, но для бессмертной Селестии — часть её долгой жизни, которая, как оказалось, прошла сквозь несколько эпох. И сейчас, видя перед собой нечто, напоминающее о прожитых эпохах, Принцесса не могла отказать себе в удовольствии погрузиться в воспоминания.

Их навевали выложенные в рамке кусочками разноцветного стекла радостные пони, которые плясали вокруг кристального сердца под пение флейт и бренчание лютен. И на них, восседая на величественном престоле, с улыбкой взирал увенчанный короной чёрный единорог. Смотря на это изображение, Селестия слышала доносившуюся до неё через дали прожитых веков музыку, которую исполняли на её балах придворные менестрели, и внимала заливавшимся соловьями бардам, уста которых молчали уже не одно столетие.

Однако когда они могли петь, то славили её, свою правительницу… А также отважных рыцарей, совершающих подвиги ради сохранения гармонии в королевстве и поражающих народ своим ратным мастерством на турнирах, на которых они также боролись за любовь и обожание прелестных кобыл.

«Были же времена…» — тоскливо вздыхала про себя Селестия, переводя взгляд с одной картины на другую. На соседней как раз облачённые в доспехи пони сходились в потешной битве, проверяя свои воинские навыки и веселя наблюдающих за ними с трибун зрителей. И короля, всё того же чёрного единорога.

Однако от томлений о былом Селестию отвлёк шум открывающей двери. В проёме показалась Каденс, вспотевшая, запыхавшаяся, но пытающаяся сохранить какое-то подобие королевской стати.

— Здравствуй, Селестия, — с деланной важностью кивнула новоиспечённая правительница.

— И тебе привет, Каденс, — рассеянно улыбнулась в ответ Вестница рассвета, умом пребывающая где-то там, на одном из рыцарских турниров в её честь. — Что такое? Ты с пробежки? — спросила она, поднимаясь с дивана

— А? Ну… Можно и так сказать, — неловко улыбнулась Каденс. — Как тебя встретили мои новые подданные?

— Так, как никто другой. Сначала пони не знали, как нас поприветствовать, потом они думали, где всех нас расположить, затем не знали, чем нас угощать, кого из высокопоставленных лиц позвать, чтобы он вёл с нами дела в твоё отсутствие, и… В общем, мне было весело, — со смехом рассказывала Селестия, в то время, как Каденс краснела от стыда за неуклюжесть своих подданных всё сильнее и сильнее, будто мать, которой рассказали о проступках её жеребят. — Не скажу того же о своих спутниках, но… Первые минуты в твоей Империи я запомню навсегда, — произнесла белошёрстая кобылица, приобнимая розовую крыльями.

С тоской глядя на Каденс, Селестия нежно провела перьями по её спине, подалась вперёд и, коснувшись кончиком мордочки носа Каденс, прошептала:

— Смотрю на тебя и даже не верится…

— Не верится что?

— Не верится, что прошло столько времени с тех пор, как ты была маленькой. Не верится, что ты больше не моя воспитанница и наши уроки подошли к концу. Не верится, что ты теперь тоже правительница, как и я.

— Я, как и каждый из живущих, буду учиться до конца своих дней, а значит, — Каденс улыбнулась, — мне никогда не поздно будет обратиться к тебе за советом или наставлением, верно? — просиявшая от таких слов Селестия благосклонно кивнула. — Да и ты, в случае чего, можешь спросить меня о чём-нибудь.

— Весьма дерзко звучит, Каденс, — шутливо пожурила Селестия.

— Даже тебе, спустя тысячу лет, есть чему поучиться. И поучиться ты можешь у своих учеников.

— Как говорится, ни убавить, ни прибавить. Действительно, сначала я учу молодых пони, а потом уже они учат меня тому, до чего додумаются сами. Мы все должны учиться друг у друга. Будущее поколение — у прошлого, а прошлое — у будущего, когда то достигнет своих высот.

— Кредо, благодаря которому ты правишь тысячу лет.

— Кредо, благодаря которому я правлю тысячу лет.

— И будешь править ещё столько же, — сделала предсказание Каденс, прижимаясь к груди Селестии. — Во всяком случае, я хочу в это верить.

В ответ Солнечная кобылица лишь зарылась носом в многоцветную гриву Каденс.

— Когда-нибудь моё правление подойдёт к концу. Однако сейчас главное то, что твоё, Каденс, только начинается. И я тебя с этим поздравляю.

— Спасибо, Селестия. Однако без Шайнинг Армора, Искорки, Спайка и остальных меня было бы не с чем поздравлять, — поведала Каденс, отстраняясь. — Зайдём в мой кабинет. Обсудим всё там.

От помещения, в котором Каденс решала государственные дела, так и веяло канцелярщиной и бюрократией, бездушность которых не могли компенсировать ни кристальный антураж, ни картины, ни пустующие книжные шкафы, вид которых не мог оставить Селестию равнодушной. Так и хотелось заставить полки солидными книгами с красивыми обложками.

— А где Луна? — поинтересовалась Каденс, располагаясь за внушительных размеров столом и возвращая к реальности Селестию, которая прикидывала, какие книги наиболее всего впишутся в антураж кабинета молодой правительницы. — Я думала, вы вместе прибудете.

— Мы тоже так думали, но внезапный визит посла из Седельной Аравии внёс свои коррективы, — Селестия удручённо вздохнула, подошла к кристальному креслу и с сомнением посмотрела на него, понимая, что втиснуть свой круп в него она не сможет. И только Принцесса подумала об этом, как то с хрустом и треском начало увеличиваться в размерах, так чтобы кобылица могла с удобством разместиться на нём.

— Какой сервис!

— Магия кристального дворца. Каким-то образом, но он реагирует на желания пони. Я пока не понимаю, как это всё работает, но в будущем обязательно разберусь.

— Любопытное явление, — оценила Селестия, располагаясь и возвращая разговор в то прежнее русло. — Сама понимаешь, в такой ситуации кто-то должен был прилететь к тебе, а кто-то остаться. Но я не думаю, что господин посол займёт Луну надолго. Через пару дней она прилетит в Империю.

— Вы двое как всегда по уши в государственных делах и как бы вы не старались с ними управиться, всегда найдётся такое, которое потребует особого внимания. Даже вопреки намеченным планам, — не стала скрывать разочарования Каденс, понуро опустив уши.

— Не волнуйся. Никакие дела не помешают нам всем собраться вместе. Тем более по такому грандиозному поводу, — с улыбкой произнесла Селестия, но её слова не возымели должного эффекта. — Я так понимаю, что сейчас тебя больше волнует Сомбра, чем политика, верно?

— Да… — кивнула Каденс, задумчиво смотря в окно, за которым догорал закат. — Кристальное сердце позволило ему жить невзирая на тьму, которой он одержим. И если оно распорядилось жизнью Сомбры именно таким образом, то я признаю это решение, но…

— Но?..

— Но я боюсь, как бы всё это не обернулось трагедией, — Каденс принялась нервно постукивать золотыми накопытниками. — Как бы меня не радовала возможность исцелить Сомбру от тьмы, которой он одержим, я… я боюсь, что моё милосердие будет стоить дорого не только мне, но и множеству других пони. Скажи, — Каденс подняла на Селестию полный мольбы взгляд, — каким Сомбра был тысячу лет назад? Он был таким же жестоким, или… что-то изменило его?

Взгляд аметистовых очей Селестии потяжелел и на какой-то миг она стала выглядеть на все те многие годы и эпохи, которые успела прожить.

— Впервые о Сомбре я услышала, когда начала править Эквестрией вместе с Луной после свержения Дискорда, но вот до знакомства с ним было ещё далеко. Королевство было разрозненно и нам нужно было как-то собрать его воедино. А когда мы это сделали, то настало время Эквестрии найти друзей и союзников. И Кристальная империя была первой страной, с которой мы установили отношения. Долгое время мы вели дела через послов, но в один день состоялся королевский визит Сомбры в Эквестрию. И когда я с сестрой увидели его, он был… Скажем так, впечатления, которые он произвёл на нас, были далеки от тех, которые он произвёл на тебя.

— Значит… Сомбра не всегда был злым?

— Не всегда. Встретиться ты с Сомброй тех дней, то ты бы решила, что это какой-то совершенно другой пони, который не имеет ничего общего с тем, которого ты увидела по прибытии в Империю. Он был по-королевски галантен, добр и обходителен, но в какой-то момент он начал… меняться не в лучшую сторону.

Каденс искренне пожалела, что не повелала подать чай — за питьём внимать рассказам Селестии о делах давно минувших веков было бы намного интереснее, а прерываться было уже поздно — слишком уж ей не хотелось прерывать правительницу Эквестрии.

— Если Сомбра был хорошим королём, то что могло подтолкнуть его к тёмной стороне?

— Жажда ещё большей власти? Небывалое могущество? Бессмертие, как у аликорна? Я могу лишь предполагать причину, но какой бы она не была, Сомбра стал всё меньше и меньше походить на самого себя, — Селестия поёрзала на месте. — Он становился всё более мелочным, подозрительным и вспыльчивым. В окружающих странах он начал видеть врагов и, либо искренне боясь нападения, либо используя недружелюбных соседей в качестве предлога, Сомбра начал ужесточать законы. В какой-то момент он начал изучать тёмную магию и в конце концов обратился в того, кого стали бояться и ненавидеть.

— В итоге, он начал войну против Эквестрии, да?

— Именно, — кивнула Селестия с печальным видом. — Кристальные пони были настолько подневольны, что ему даже не нужно было выдумывать повод или предлог для вторжения — он просто собрал войска и направил их в Эквестрию. И итог этой войны ты знаешь. Когда крах Сомбры был уже не за горами, при помощи тёмной магии он призвал суровые морозы и сильные снежные бури, в которых он спрятался и которыми окружил Кристальную империю, скрыв от мира на целое тысячелетие.

— Удивительно не только сама история, — заговорила Каденс, — но и тот факт, что для Кристальной империи время будто застыло на несколько веков и пони здесь живут те же, что и тысячу лет назад.

— Да, очень необычно, но я так думаю, что об подробнее может рассказать только сам Сомбра. Кстати, что ты думаешь делать с ним?

— Пока не знаю, — покачала головой Каденс. — Хотя кристальные пони уже определились с тем, какую кару они хотят обрушить на его голову — бросить в самую бездну Тартара.

— Говорят, самое простое решение самое эффективное, — изрекла Селестия, глаза которой расчётливо блеснули. — Если большинство столь немилосердно настроено к Сомбре, то сделай так, как оно хочет. Ты мгновенно завоюешь ещё больше любви и почтения.

— Слышать подобное предложение от тебя вдвойне странно. Это противоречит всему тому, чему ты меня учила, — произнесла Каденс, которую, однако, слова Селестии ни капли не смутили.

— Тогда отдай его мне, — вытянутая морда Селестии озарилась улыбкой. — Если ты не можешь вынести Сомбре приговор, то пусть это сделает магия Элементов Гармонии так, как она когда-то это сделала с Дискордом.

— Нет, — решительно отказалась Каденс. — Я сама должна решить, как быть с Сомброй. Без всяких там Элементов.

— Каденс, я бы на твоём месте…

— Я ценю твоё мнение, правда, — поспешила вставить своё слово молодая правительница, почувствовав, что если Селестия разговорится, то беседа будет продолжаться очень долго, — но я не хочу знать, как бы ты поступила на моём месте. Ты не будешь на моём месте. Я хочу услышать от тебя нечто, что поможет мне решить, что делать, а не указания, как мне следует поступить.

— Только воссела на трон, а уже проявляешь твёрдость истинной правительницы, — одобрительно изрекла Селестия. — Именно это я и хотела от тебя услышать, Каденс.

Младшая аликорн, вспомнив прежние времена, когда она проводила время с Селестией за лекциями и уроками, горько улыбнулась. За кутерьмой нахлынувших друг за другом судьбоносных событий Каденс не успела понять того, что её жизнь безвозвратно изменилась. Отныне ни Селестия, ни Луна, ни кто-либо ещё не несут за неё ответственность. Никто не будет стоять над ней и говорить, что и как делать, наоборот, сейчас у неё в подчинении целый народ пони, который ждёт, что она оправдает их доверие. И это… пугало. Однако видя одобрение Селестии, на сердце Каденс становилось спокойнее. И именно в этот момент она кое-что поняла.

— Я очень плохо знаю нынешнего Сомбру и пока что я не готова принять решение о его дальнейшей участи. Тем более пока не пойму, сам ли он шагнул во мрак, или что-то подтолкнуло его к этому.

— Учитывая то, что в мире есть силы и магия, которые сводят смертных с ума, то Сомбра может оказаться лишь верхушкой айсберга.

— Да… Мне нужно ещё раз встретиться с ним и поговорить. И сделать это нужно в более непринуждённой обстановке, а не в тюрьме, когда он сидит за решёткой.

— Что же… Надеюсь, ты не будешь возражать, если в таком случае я присоединюсь к вам?

— Конечно нет. Вам наверняка есть что обсудить друг с другом. Спустя столько-то лет.

— Непременно, но сделаем мы это не раньше, чем закончим с политической волокитой. Всё-таки, я прибыла в Империю ради государственных дел и налаживания дипломатических отношений, а не ради Сомбры.

В камере решительно было нечем заняться, разве что можно было попытаться вздёрнуться на подвешенных к потолку цепях в своеобразном акте неповиновения и желания продемонстрировать, что свою судьбу я буду решать сам, но… Каденс, вроде, при явно недружелюбном отношении к Сомбре не желала ему зла, так что я решил не лезть в петлю раньше времени.

Увы, её отношение к свергнутому королю не разделяли солдаты, которые при случае сорили колкостями и насмешками. Однако эти подначивания были даже менее раздражительны, чем комариный писк над самым ухом, так что я беспечно валялся на лежанке и пытался собрать в кучу разбежавшиеся после знакомства с Каденс мысли.

Голова раскалывалась так, как некогда в школе, когда я пытался понять, почему при умножении на ноль получается ноль. И как тогда я не мог найти ответа на этот вопрос, также не мог решить те, что лезли в голову один за другим. И я был бы рад отвлечься от них, но они упорно и настырно зудели в мозгу, раздражая всё сильнее и сильнее. Лишь внезапный ужин помог как-то забыться.

Чавкая безвкусной кашей, я испытывал горькую тоску по сочной пицце с сыром, колбаской и бекончиком, по суши, картошке с наггетсами и прочим вкусным гадостям. Вряд ли в мире пони мне доведётся вся это отведать, если меня вообще освободят.

А прислушиваясь к звукам подземелий, я понимал, что больше не услышу любимых музыки и песен. Какой кайф был рассекать по Сибири под country, звучащий из динамиков стерео-системы, а потом коротать вечера, краем уха слушая Шатунова, Наутилус, Майкла Джексона или ещё кого-нибудь из исполнителей конца двадцатого и начала двадцать первого веков. Современными исполнителями я пренебрегал, ведь в их песнях я не мог найти того, что в песнях прошлого — души.

Никаких тебе больше любимых фильмов. И видеоигр. Впрочем, последние я и так забросил, когда закончил универ. А все мои эскизы, наброски, черновики и недописанные романы… Они сгорели вместе с трейлером. Впрочем, кому нужны художники, когда потребности в иллюстрациях удовлетворяют нейросети? А кто читал мои книги, которые так и остались незамеченными?

Как ни крути, а в том мире меня мало что держало, да и ничего после себя я там не оставил. Спасибо ему за равнодушие, которым он ответил на мои старания. Спасибо ему за то, что отнимал всё, чего мне удалось достичь. Спасибо людям за все те плевки в душу, которую я держал перед ним на распашку.

Баланду я доел с холодящим душу осознанием того факта, что всё, целая жизнь прожита. Артур и всё, что было его частью, истлело в пламени. Теперь есть Сомбра, перспективы которого весьма сомнительны.

Надо начать готовить себя к будущему, но как это сделать, когда прошлое упорно преследует? Как это сделать, когда всё, чего я хочу, так это валяться на лежанке под прессом давящих на меня воспоминаний? Лежать и беззвучно лить слёзы…

Единственное, что греет сердце, так это то, что родители померли за какое-то время до того, как я перестал работать переводчиком. Они хотя бы в гроб легли с верой в то, что у сыночка всё будет хорошо, и не узнали, чем в итоге для него обернулась жизнь.

Наверное, всё-таки, хорошо, что разговор с Каденс меня морально истощил. В противном случае я бы не уснул. По закону жанра, мне должен был привидеться либо какой-то кошмар, либо воспоминания из прошлой жизни, но нет… Я выспался сладким сном без сновидений. Но вот проснулся я совершенно потерянным и с непреодолимым желанием выпрыгнуть из шкуры Сомбры, словно из чужой одежды.

Мне даже казалось, что если я пошарюсь как следует, то найду на спине замочек, как у какого-то костюма, расстегнув который я смогу выбраться из понячьей оболочки и предстать в своём истинном обличии. Но его не было, так что приходилось лежать и привыкать к телу свергнутого короля.

И пока я это делал, время неслось мимо меня, а я этого даже не замечал. Лишь кормёжка помогала как-то за ним следить и отслеживать время суток — окон-то в камере не было.

Меня кормят раз — это завтрак, меня кормят два — это обед, меня кормят три — это, не поверите, ужин. Как раз его-то мне и нужно было дождаться, хотя есть мне не хотелось от слова совсем. Желудок будто атрофировался, а вместе с ним и необходимость поглощать новые калории. Приносимая по расписанию жвачка нужна была больше для того, чтобы убедиться, что время не стоит на месте.

И вот вновь раздался скрежет дверей, оповещающий о том, что несут новую порцию тюремного хрючева. Однако я понял, что ошибся, когда вдруг зазвенела связка ключей, громыхнул замок и командир приказным тоном объявил:

— Готовься на выход, Сомбра!

А подготовиться на выход — значило дать нацепить на себя кандалы, запихнуть в рот кляп и надеть на рог какое-то странное колечко. Очень унизительная процедура, ничего не скажешь. Хотя… Могло бы быть и хуже.

Меня провели по всей тюрьме и как оказалось, та камера, в которой меня держали находилась на самых нижних уровнях, на самом дне подземелья. Я видел пыточные комнаты, заставленные инструментами для истязаний, которым был бы рад любой дознаватель тёмного Средневековья, тесный дворик для выгула заключённых, накрытый решёткой... Вообще, решётки были везде — на окнах, между этажами… Однако удивительно было не это, а то, что на всю тюрьму я был единственным невольником.

А вот концентрация тюремщиков на один квадратный метр просто зашкаливала. Пони стояли у каждого угла, возле каждой двери, лестницы и окна… Везде! Если бы в тюрьме были унитазы с канализацией, слив которых ведёт в ближайшую реку, то я уверен, что солдат поставили бы и перед ними, чтобы я не смылся.

И так, вертя головой на все триста шестьдесят, меня вывели наружу, где у входа стояла карета, больше напоминавшая железный короб на колёсах и небольшими решётчатыми оконцами, а рядом расположились колесницы и всё было запряженно крылатыми понями. Не сложно было догадаться, что это — мой кортеж.

— Залезай, — повелел командир поней и подкрепил свой приказ тычком копья мне в зад. И всё это под прицелом глаз других солдат, которых вид закованного в цепи бывшего правителя явно приводил в восторг. Теперь я примерно понимаю, что чувствовал Людовик, вроде, Шестнадцатый, когда его вели на гильотину…

Низкородные холопы, забывшие своё место. Никогда не хотел властвовать чужими жизнями, но этот сброд я бы с таким удовольствием лично обезглавил…

Меня затолкали в тюремную карету, к парочке крепких единорогов, которые как-то сразу подрастеряли всю свою браваду, оставшись наедине со мной в замкнутом помещении. А уже минутой позже мы полетели.

Почувствовав что карета оторвалась от земли, я немало прифигел с этого факта и, желая удостовериться в этом, подошёл к окошку. И этих телодвижений оказалось достаточно, чтобы напугать моих сопровождающих, которые забились по углам. Ну… Главное что не будут мешать созерцать здешние красоты.

А посмотреть было на что, тем более с высоты почти птичьего полёта — всё-таки, мы и вправду летели. Летели над хвойными северными лесами, лугами, голубыми реками и виднеющимися вдали снежными горами… Если бы не тюрьма из чёрного камня, конструкция которой выглядела довольно чужеродной и чем-то отсылала на крепость Минас-Моргул, то я бы решил, что никуда не делся из родной Сибири.

Однако любоваться мне предстояло не только красотами дикой природы, но и видами понячьего города, который блестел в лучах заходящего солнца так, что на какой-то миг мне показалось, что он был вымощен из драгоценных камней. Как и дорога, и брусчатка и… даже пони!

Да, когда наша лётная процессия начала снижаться я разглядел, что снующие по улицам лошадки буквально переливаются на свету, словно многогранные рубины, изумруды, алмазы и прочие минералы, которые так любят ювелиры. А ещё барашки… По улицам бегали милые пушистые барашки, которые тоже выглядели так, будто были сделаны из драгоценных камней!

Полёт закончился у, очевидно, дворца, который своей формой напоминал Башню Азади, к которой приделали верхушку средневекового замка с несколькими башенками. Выглядело сей строение из кристалла монолитно и внушительно, так что размышлять о том, кто в нём живёт, мне не пришлось.

Кубическая карета приземлилась прямо на главную дорогу, выполняющую ещё и функцию аэродрома, и покатилась в сторону дворца. На тротуарах начали собираться поняшки, которые вглядывались в решётчатые окна со смесью страха и презрения.

Однако молчал народ недолго и вскоре он начал неодобрительно гудеть, выкрикивая смешанные с проклятиями оскорбления. На какой-то миг я даже почувствовал себя Гитлером, чей главный страх — прокатиться по Москве в клетке на обозрении советского народа — воплотился в жизнь.

Однако пятиминутка ненависти продлилась недолго, ибо карета заехала под своды дворца, где меня от негодующей толпы отделил плотный ряд солдат. Открылась дверь, меня вывели наружу и оперативно загнали в замок, пока разъярённый народ не прорвался к своему истязателю и не сделал с ним всё то, о чём мечтал долгие годы.

Меня привели в столовую. Огромную столовую, в который всё, даже мебель, было сделано из переливающихся великим разнообразием оттенков кристаллов. И глядя на обилие каменистых пород, использованных при строительстве дворца, я только и мог, что удивлённо хлопать глазами и пытаться убедить себя в том, что всё созерцаемое — реально.

И пока я справлялся с удивлением, меня усадили за длинный стол и принялись снимать кляп и цепи.

— Жди, пока не придёт Её Высочество, — распорядился капитан боевых лошадок, который по прибытии в город начал так же поблёскивать и сиять, как и простые пони, и удалился, оставив меня под надзором стражников, стоящих у каждой из дверей и у высоких окон.

Казалось бы в таком роскошном помещении решительно некуда деть глаз, но из-за того, что всё было сделано из этих кристаллов, смотреть было решительно не на что. Всё как-то сливалось и смешивалось друго с другом. Однако, кое-что привлекло моё внимание… Зеркало, висящее на стене. Хоть посмотрю, кого пони так неистово шугаются.

— А ну замри! — тут же среагировали на мой поднятый со стула зад стражники, встав в боевые стойки. — Тебе было велено сидеть на месте!

— Я в зеркало хочу посмотреть. Или что, может снимите его и ко мне поднесёте? — с вызовом спросил я и коняшки расслабились, позволив мне выйти из-за стола. Чёрт, такое чувство, что если бы вместо меня с ними в одном помещении был обвешенный взрывчаткой андроид, то они бы и то чувствовали себя спокойнее.

Впрочем, увидев своё отражение, я понял, почему они так нервничали, ведь Сомбра, мягко говоря, отличался от пухлых, большеглазых и разноцветных, как мармеладки, пони в настолько худшую сторону, что мне даже стало тошно смотреть в зеркало.

Вытянутая худая морда, впалые щёки, буквально окопавшиеся во впадинах болезненных синяков красные глаза, которые одновременно были будто и воспалены, и налиты кровью, с узкими зрачками. Жидкие и какие-то склизкие, словно черви, волосы гривы и хвоста. Единственным достоинством внешности был рог — длинный, острый и чуть загнутый назад, словно кончик алебарды, он был красный, будто раскалённый. И выглядел он угрожающие, в отличии от тех наростов, напоминающие вафельные рожки, которыми могли похвастаться единороги.

Однако даже так этот рог не мог компенсировать ущербное телосложение, которое я прекрасно успел оценить ещё в камере. Но только сейчас я смог разглядеть отсутствие каких-либо знаков на костлявой заднице — в тюрьме я как-то не обратил на это внимание.

— Будто только из Освенцима вышел, — кисло улыбнулся я королевскому отражению, обнажая клыки. И признаюсь честно, от вида скалящего зубы красноглазого костлявого Сомбры меня передёрнуло не то от страха, не от от отвращения перед тем фактом, что теперь это моё тело.

От дальнейшего любования меня отвлёк грохот тяжёлых кристальных дверей, через которые в помещения вцокала Каденс, как всегда причёсаная, как всегда при полном наборе королевских украшений.

— Добрый вечер, Сомбра. Как самочувствие? — осведомилась понька, располагаясь во главе здоровенного стола. — Садись, чего ты там стоишь?

— Собой любуюсь, не видно? Но за беспокойство о моём самочувствии — спасибо. И оно… Никакое, — признался я, присаживаясь за стол так, чтобы между мной и Принцессой было одно свободное место.

— Никакое? — приняла озабоченный вид кобыла. — В каком смысле никакое?

Чёрт, этому пытливому выражению мордашки, этому пристальному взгляду огромных глаз сложно противостоять… Вот сидит передо мной Принцесса, политик, а смотрит она на меня с искренним детским любопытством. Одно только это подкупает быть искренним, но… Я даже не знаю.

— В прямом смысле, никакое. Больше мне нечего сказать.

Каденс такой ответ не понравился, на что она ясно намекнула, понуро опустив ушки.

— А где твой этот… Армор?

— А… Он занят смотром войск и вооружения. Его с нами не будет. А что, ты по нему соскучился? — попыталась в юмор Каденс и улыбнулась, явно довольная своей шуткой.

— То есть тот факт, что он твой, ты отрицать не будешь? — не мог не подловить я Принцессу, но на мой подкол она отреагировала вполне спокойно и пояснила:

— А зачем? Мы же женаты.

— И что… Твоему женатику не страшно супругу отпускать на свидание с другим пони?

— Свидания не проводят при гвардейцах, Сомбра, — хмыкнула в ответ Каденс, недвусмысленно стрельнув глазками в сторону боевых поней.

— Окей, это не свидание. Тогда зачем меня сюда притащили?

— Просто… пообщаться, — с невинной улыбочкой поведала Каденс, хотя я понимал, что это «пообщаться» — лишь кусочек в пазле её истинного замысла.

И пока я пытался его разгадать, Каденс обратила внимание на стоящий перед собой серебряный колокольчик, который очевидно был для вызова слуг. Я думал, что Принцесса позвякает в него, взяв в зубы или в копыта, но внезапно его окружило нежно-голубоватое сияние, какое овеяло и рог Каденс, и он сам поднялся в воздух, принявшись неистово трезвонить.

Афигеть… Всё-таки в мире говорящих лошадок нашлось место магии. И ведь магичить, судя по всему, могут только пони, которым повезло родиться единорогами или крылорогами. Интересно, я-то могу приобщиться к таинству волшебства, или постигшая Сомбру кара Кристального сердца оказалась настолько суровой, что его лишили возможности колдовать?

Вопрос любопытный, но поразмыслить над ним не дала парочка вошедших в столовую единорожек, вокруг которых парило множество подносов с едой, которые весьма скоро начали занимать своё место на столе. И от обилия предлагаемой к трапезе еды у меня начали разбегаться глаза.

Салатики, супы, тортики, кексики, пирожные, каши… Что это за уни-гастрономическое меню? А главное — для кого столько еды? На двоих явно многовато.

А, и ещё — а мне как есть прикажете при неумении магичить?

Каденс остановила свой выбор на супе из каких-то ягод и салате из цветов, а я же решительно не знал, чем из предложенного удобрять желудок, несмотря на то, что от той смеси запахов, что витала над столом, его буквально сводило.

— Не стесняйся, Сомбра, ешь, — ласково подначила Каденс, словно бедного родственника. — Я советую тебе начать с чего-нибудь лёгкого. Суп с вишней и хризантемами будет неплохим выбором.

— Спасибо, конечно, за совет, но меня больше интересует, на кой так много еды? Ты меня на убой, что ли, откармливаешь?

— Нет, просто… Я не знаю, что ты ешь, так что попросила приготовить всего понемногу. И к тому же к нам кое-кто присоединиться.

— Ну и где этот «кое-кто»?

— Не этот, а эта. Ты её знал, когда-то… Последний раз вы виделись тысячу лет назад, так что мне даже интересно, что вы скажите друг другу спустя столько лет.

Я… искренне надеюсь, что Каденс гиперболизирует для красоты слова потому, что если я попал не просто в свергнутого деспота, а в свергнутого тысячелетнего деспота… А если уж мне предстоит встреча с существом прожившим не меньше Сомбры и затаившим на него древние обиды...

Если ещё несколькими секундами ранее я чувствовал себя более-менее непринуждённо, то после слов Каденс мне стало не по себе. Я не побоялся бы предстать перед судом за все свои преступление и дерзко послать и судьё, и прокурора, и всех остальных нахер, но вот встреча с тысячелетним существом… Это натурально пугало.

И пока я пытался справиться с накатившим страхом, двери столовой заскрипели, загрохотали и внутрь, с прелестнейшей улыбкой на вытянутой мордашке, шагнула крылорогая белая лошадь. Именно лошадь, потому что габариты у этого существа были соответствующие и те же гвардейцы у дверей очень сильно уступали ей в размерах.

Однако вошедшая особа впечатляла отнюдь не своими размерами, не знаком солнца на заднице, и даже не чудо-гривой и хвостом, которые эффектно, но беспричинно, колыхались, а тем фактом, что я узнал её…

Селестия! Мерзкая Принцесса Эквестрии!

Это имя молнией пронеслось промеж долей мозга, пронзив голову острой болью, которая определённо заставила бы меня согнуться, если бы я не подпёр подбородок копытом. И глядя на поблёскивающие многоцветные волосы, на переливающиеся всеми оттенками фиолетового выразительные глаза, я что-то… вспоминал? Да… Вспоминал поле брани, вспышки заклинаний, лязг металла, а ещё… Причудливые виды королевских садов в ночи, шелест листвы, ароматы цветов и трель сверчков… И женский голос, который своими словами пронзал сердце, словно стрелы:

— Мы все чего-то хотим, Сомбра, но ты желаешь того, что тебе не принадлежит, не может принадлежать и не будет. Как бы сильно ты этого не хотел.

— Прошу прощения за то, что задержалась, — с виноватой улыбкой изрекла лошадь, грациозной походкой приближаясь к столу.

— Всё нормально, тётушка. Мы с Сомброй только нагуливаем аппетит, — посмеялась в ответ Каденс, услужливо ставя перед новоприбывшей тарелку с внушительным клубничным тортом, на что та ответила благодарным взглядом… который секундой позже она переключила на меня.

— Хоть мы и расстались врагами, но… я по-своему рада видеть тебя спустя столько лет, Сомбра, — изрекла лошадь, внимательно смотря на меня, так что я почувствовал себя зверем, поведение которого тщательно изучают.

— Я тоже рад тебя видеть, — прокряхтел я, прилагая максимум усилий, чтобы не выдать внезапно надломившую меня головную боль, из-за которой всё начало меркнуть перед глазами.

— Так странно встретиться спустя десяток веков… Такой большой разрыв между событиями тех лет и нынешними, что кажется, будто мы виделись совсем в другой жизни, — сказала Селестия, при помощи золотистого сияния магии поднимая вилку с ножичком, которые принялись ловко расчленять кондитерское лакомство на кусочки. — Или не виделись вовсе, а то что было — всего лишь очень давний сон.

— Издержки бессмертия, чего ты хочешь? — хмыкнул я в ответ, чувствуя, как внезапная мигрень идёт на убыль.

— Издержки бессмертия, которые свойственны лишь аликорнам, — изрекла Селестия и так выразительно посмотрела на меня, что я сразу понял, что эти слова — даже не камень, а целый булыжник в огород Сомбры. Намёк на то, что ненавистный король не должен был прожить так долго?

— Что уж тут поделать… — пожал я плечами и притянул к себе тарелку, на которой лежало нечто вроде запеканки, политой каким-то сиропом. — А теперь… Всем приятного.

Селестия поняла, что я не хочу разговаривать, и ответила аналогичным пожеланием, взявшись за торт. Каденс тоже приступила к трапезе. Кобылы усердно делали вид, что едят, но я чувствовал на себе их изучающие взгляды, которые они бросали на меня из под прикрытия пушистых ресничек… Даже есть перехотелось. Но я преодолел себя и взялся-таки за запеканку под неоднозначные взоры кобыл.

— Итак, Сомбра, — многозначительно проронила Селестия, когда с основной и самой насыщенной частью ужина было покончено и настало время ленивого пожёвывания всяких лёгких закусок и попивания чая, — вот ты сидишь здесь, лишённый былого могущества, со множеством грехов и преступлений за крупом, за которые тебе хочет воздать по заслугам целая страна. Да и мне есть, что тебе предъявить за события тысячелетней давности… Что ты будешь делать в такой ситуации?

Я не знаю, как бы отвечал на моём месте Сомбра, но в чём я точно уверен, так это в том, что организованная посиделка — завуалированное судебное слушание. Но как его пройти? Как мне ответить за чужие грехи? Как спасти положение Сомбры, которое безнадёжнее, чем у Геринга на Нюрнбергском процессе?

Оказаться за решёткой я совсем не хотел, но именно это мне и светит вне зависимости от того, как я отвечу. Но что я точно хотел, так это жить. Даже тогда, вытанцовывая своё предсмертное па, я хотел жить… Жить так, как я хочу, а не как продиктуют обстоятельства и решит суд.

Скорее всего, это заседание я проиграю, но это не значит, что не нужно пытаться затащить его.

— А что можно сделать, Селестия? Покаяться и продемонстрировать, как я сожалею о всём том, что натворил? Слова всё равно не исправляют содеянного.

— Есть такие поступки, которые не искупят никакие слова, — назидательно изрекла Селестия, выбирая среди блюд на столе тарелочку с печеньками и двигая её к себе. — Но вот ты сейчас… Оглядываясь назад, ты можешь объяснить причину своих злодеяний? Можешь заставить меня поверить в то, что у тебя был веский повод творить всё это?

— А то, что я скажу, будет иметь значение? Меня окружают пони, которых я тем или иным образом успел обидеть. Тут хоть кто-нибудь не заинтересован в том, чтобы бросать меня в Тартар?

— Да, я, — вдруг сказала Каденс, смотря на меня таким проникновенным взглядом, от которого мне аж стало стыдно за то, что я не подумал о том, что у неё могут быть самые светлые намерения, когда она первая, кто должен загнобить Сомбру всеми возможными способами. — Ты должен понести наказание, но я не сторонница тех мер, которых требуют пони. Брошу я тебя в Тартар или заточу в темницу до конца твоих дней, или как-то иначе причиню тебе вред… И что это даст?

— Ха, справедливость, само собой.

— Нет… — Каденс качнула разноцветной гривой. — Соотнести меру причинённых тобой страданий с теми, на которые я обреку тебя, не очень-то походит на справедливость. То, что ты натворил, никуда не денется, а ты… просто будешь ещё одним пони, которому причинят боль.

— Боль, которую оценят миллионы других пони.

— Оценят. Но такое примитивное понимание справедливости — не выход.

— А какой тогда выход? — на вопрос Каденс не ответила, лишь поджала губы. Святая ты пони, Каденс, которая либо безнадёжно застряла в детстве и не понимает, что к чему в этом мире, либо как коммунистка, верящая в светлое общество будущего, которое не можешь ни объяснить, ни построить.

— А вот это ты нам скажи, Сомбра, — вдруг вставила слово Селестия. — Что бы ты сделал на нашем месте с таким как ты?

Подобный вопрос был подобен хорошему удару под дых. Есть вариант включить клоуна и ответить «понял бы и простил», но подобная реплика только закопает меня. А ведь и Селестия, и Каденс внимательно смотрят и ждут, что я скажу.

Что бы я сделал на их месте с таким как я… С таким как Сомбра… Как Сомбра… А какой он был?

— Селестия, каким я был тысячу лет назад? Каким ты меня запомнила? — решил я ударить по собеседнице встречным вопросом, бросившим на её белую мордашку тень задумчивости. Каденс также не осталась безучастной и выжидающе посмотрела на тётку.

— Таким, какой ты есть сейчас. И другим. Когда-то я знала тебя, как совершенно другого пони, который заботился о своих подданных, но затем ты канул во мрак и… — Селестия сжала губы. — Удивительно, как поддавшиеся ему пони перестают походить на самих себя. Тебе тогда даже тёмной магии не нужно было, чтобы стать своим собственным кривым отражением. А уж когда ты прибег и к ней, от тебя былого и вовсе ничего не осталось.

Я вдруг почувствовал, как подо мной разверзлась чёрная дыра какого-то необъяснимого ужаса. Слышать всю эту таинственную фэнтезийную хрень было бы интересно в фильмах или в игре, но не вживую, когда речь идёт о том, в чьём теле я живу. Что мне делать с услышанным? Как на всё это реагировать? Селестия говорит туманно только потому, что рядом есть лишние уши. Веди мы беседу с глазу на глаз, что бы она тогда сказала?

— И вспоминая об этом, мне хочется спросить, — Селестия задумчиво сложила копыта передних ног вместе. — что тебя подтолкнуло к этому? Соблазны тёмной магии? Какие-то чары? Или ты просто поддался тем порокам и недостаткам, которые были в твоём сердце? Или… Это твое истинное лицо, которое ты прятал за маской доброго и отзывчивого правителя?

Самое время было внезапной вспышке осознания ударить мне в голову, как при появлении Селестии, и что-нибудь мне подсказать. Но этого не не случилось и всё, что я мог, так это сидеть и обливаться холодным потом под испытывающими взглядами двух кобыл, которые были намерены вырвать из меня ответ.

Я не могу больше продолжать этот разговор и разыгрывать из себя того, кем я не являюсь. Не в силах смотреть в глаза ни Селестии, ни Каденс, я отвернулся к огромному окну, за которым уже был вечер. Невероятно яркий и чудесный, благодаря просто гигантской светящейся луне и целому рою звёзд на полотне чёрного неба. И это было невероятное зрелище.

Вот звёзды, где-то среди них Солнце, вокруг которого крутится Земля, на которой люди до сих пор гадают, есть ли во Вселенной другие планеты, где возможна жизнь. Стоило умереть, чтобы узнать ответ на этот извечный вопрос. Хотя может быть, души других людей так же после смерти попали либо в этот мир цветных лошадок, либо в какой-нибудь другой, и я не первый такой…

Души… Душа… Магия… Тёмная магия… Переселение душ… Кажется я знаю, как совершить свой попаданческий coming out.

— Скажите, что вы знаете о магии, которая позволяет управлять душами?

Отвечать вызвалась помрачневшая Селестия:

— Почему-то я всегда была уверена, что ты практиковал её. Иначе бы ты о ней не заговорил.

— Наверное. Но ты не ответила на мой вопрос.

— Души… Очень необычное явление, которое очень сложно объяснить и ещё сложнее познать, — начала Селестия, сделав глоток уже остывшего чая. — Потому что они принадлежат совершенно иному плану, такому, куда не стоит проникать существам из плоти и крови.

— Почему это? — с искренним любопытством спросил я и захрустел печенькой. Чувствую, говорить она будет долго. Каденс, о присутствии которой я почти забыл, громко хлюпнула чаем.

— Потому что пони ещё не доросли до того, чтобы постигать иные пласты бытия, тем более, когда они ещё не освоили тот, в котором живут сами. Подобная самоуверенность чревата печальными последствиями. А уж использовать души в своих целях… — Селестия покачала головой. — Подобная участь хуже рабства. От оков и жизни, которая превратилась в муку, может избавить смерть, но что может быть спасением для подчинёных душ? И что происходит с ними, когда их используют? На эти вопросы ты можешь ответить, Сомбра?

— Нет, потому что у меня есть ещё парочка своих вопросов, — неуверенно сглотнул я, чувствуя как под потемневшим взглядом Селестии и хмурым взором Каденс по спине начинают струиться холодные капельки пота. — Представьте себе, что в наш мир попала чужая душа из другого мира. Очень далёкого и непохожего на наш. Она заняла тело другого пони и начала жить новой жизнью. Насколько… естественным вам это кажется?

— Настолько же естественным, как зелёное небо и голубая трава, — холодно изрекла Селестия. — Но стоит ли в чём-то винить душу, которая угодила в наш мир? Зависит от обстоятельств, при которых она попала сюда.

— А ещё многое зависит от того, — заговорила Каденс, — что это за душа и как она себя проявляет. Но к чему ты клонишь, Сомбра?

Эх… Раз уж сказал «А», то говори и «Б»...

— Вы можете приказать своим ряженым истуканам выйти? То, что я хочу сказать, не для лишних ушей.

— Можем, — кивнула Каденс. — Но что такого ты хочешь поведать, что ради этого мне нужно отослать стерегущих нашу с тётушкой сохранность верных гвардейцев?

Я демонстративно промолчал, ожидая, пока мою просьбу не удовлетворят, и только когда мы остались наедине, откашлялся и произнёс:

— Видите ли, дело в том, что я… не совсем Сомбра.

Стояла глубокая ночь, однако у Каденс сна не было ни в одном глазу, как и у Селестии, которая вместе с новоиспечённой правительницей вновь заседала в королевском кабинете. Каждая из них была бы рада отправиться в постель и выспаться как следует, но минувший разговор с Сомброй (или теперь уже Артуром) оставил пару аликорнов со смутными чувствами и лихорадочными вопросами, которых после ужина только прибавилось.

— Душа существа из другого мира в теле Сомбры… — тяжело вздохнула Каденс, нервно постукивая копытцами. — Селестия, тебе приходилось иметь дело с чем-то подобным?

— С душами подселенцев из других миров? Удивишься, но нет, — сочувственно вздохнула правительница. — В своё время я многое сделала, чтобы отгородить пони от изучения магических искусств, которые позволяют властвовать над душами, так что… Опыту встреч с подобными случаями просто неоткуда взяться в моей жизни.

— Даже за тысячу лет?

— Даже за тысячу лет, Каденс, как бы безумно это не звучало в моём случае.

— Но… Что насчёт Исхода хаоса?

— Это совсем иной случай, Каденс. Тогда Дискорд перед самым своим свержением открыл множество пространственных разрывов, из которых в Эквестрию хлынули существа из иных миров. Живые существа, а не их души, Каденс.

— Да, разница очевидна… Тех же минотавров, вроде, занесло из какого-то другого измерения.

— Именно так. Но вернёмся к Сомбре. Или Артуру, уже даже не знаю, как его называть. Я не советую тебе верить ему на слово. Если он научился управлять душами, поглощать их и впитывать их знания и опыт, то он наверняка знает что говорить и как вести себя, чтобы выдать себя за этого… Артура.

— Даже если так, Сомбра выбрал весьма неоднозначную персону, которой он решил притвориться, — с сомнением изрекла Каденс. — В любом случае, пытается он нас обмануть, или его телом действительно распоряжается человек, мы вскоре узнаем. К счастью, есть пони, которая легко расставит все точки над «е» и «и».

— И что бы мы без неё делали? — тепло улыбнулась Селестия и вдруг бросила внимательный взгляд в сторону окна позади Каденс. — Кстати, она уже прилетела.

Молодая правительница побледнела и, будто боясь того, что увидит, посмотрела в ту сторону, куда глядела Селестия. Там, среди ночных звёзд и облаков, она разглядела целую вереницу мчащихся по воздуху карет, запряжённых фестралами и сопровождаемую целым полком рыцарей, закованных в посеребрённую броню. И во главе процессии летел облачённый в синию мантию знаменосец, над головой которого развевался тёмно-фиолетовый флаг с переливающимся серебристым полумесяцем, в котором будто дремал свернувшийся клубочком чёрный аликорн.

Однако из всего этого воздушного кортежа внимание Каденс привлекла только одна карета, за которой следовали все остальные. Она была самой большой и украшали её серебристые узоры и многочисленные изумруды. И глядя на неё, Принцесса начала обречённо сокрушаться:

— Почему она прилетела именно сейчас? Почему хотя бы не завтра?

— Ну… Принцесса ночных пони прибыла со своей свитой с наступлением ночи, логично же, — хохотнула Селестия. — Пошли, а то она ещё обидится, что мы не встретили её подобающим образом. И скажет, что ты её не любишь, хи-хи.

Каденс испустила мученический вздох. После насыщенного политической и бюрократической волокитой дня, после разговора не то с Сомброй, не то с живущим в его теле существом из иного мира, всё, чего она хотела, так это забыться и заснуть в объятиях любимого супруга. Но, видимо, судьба решила, что хватит баловать Каденс, раз уж в столь поздний час в Кристальную империю прибыла пони, которую она боялась даже сильнее Сомбры.

Покидая кабинет и направляясь к выходу из замка в обществе весело цокающей Селестии, Каденс вспоминала детство, а именно — науки, которые она познавала под патронажем старших аликорнов. Самыми нелюбимыми были искусство, культура, ментальная магия, военная стратегия и история. На них тогда ещё маленькая Принцесса любви шла, как на суд, а покидала их с такой радостью, какую не испытали бы даже узники Тартара, если бы их выпустили на свободу.

И пусть сейчас Каденс была взрослой пони, а за ней закрепился титул правительницы Кристальной империи, выходя на улицу и вставая перед роскошной каретой она вновь испытала те робость и неуверенность, какие преследовали её когда она шла на нелюбимые уроки.

Дверь кареты отворилась и Принцессе во своей пугающей красе предстал кошмар её детства.

Он смотрел на неё бирюзовыми очами с узким зрачком, со скупой ухмылкой на чёрной морде, овеянный блеском серебряных королевских регалий и окружённый сиянием волшебной тёмно-фиолетовой гривы, в которой перемигивались звёзды, складывающиеся в созвездия.

— Доброй ночи тебе, племянница, — взяв величественную ноту, изрекла пони, выходя из кареты и распахивая широкие перепончатые крылья. — И тебе тоже, Селестия.

— И тебе доброй ночи, тётушка Найтмер Мун.

I.III. За закрытыми дверями

Со свержением Сомбры новой хозяйкой Кристального дворца стала Принцесса Каденс, но прибывшая Найтмер Мун с лёгкостью могла бы оспорить это — Принцесса ночных пони с собственническим видом ходила по вымощенным из кристалла помещениям замка и поносила его убранство, словно была его владелицей. И всё, что могла Каденс, так это молча внимать недовольству звездогривой кобылицы. Сейчас свою долю презрения получала столовая, в которую троица бессмертных перебралась для разговора, состоявшегося при свете разноцветных люминесцентных кристаллов, которыми была увешана люстра, выглядящая, как одна сплошная гроздь магических камней.

— Интересно, архитектор этого замка дожил до наших дней? Хочу посмотреть на того, кто проектировал всё это убожество, — не скрывая презрение произнесла Найтмер Мун, сидя за столом и соблюдая идеальную осанку, которая производила особое впечатление при её гигантском росте. —Кристальный пол, кристальные стены, кристальный потолок, кристальный стол, кристальный стул, кристальная мебель… Скажи мне, племянница, туалеты тут тоже из кристалла?

— Меня тоже не особо впечатляет Кристальный дворец своим внешним видом, но вся его прелесть отнюдь не в роскоши и декоре, тётушка, — ласковым тоном парировала Каденс, которая, однако, воспринимала недовольные слова о главной цитадели империи, как личную обиду. Всё-таки, теперь это место — её новый дом.

— А в чём же тогда, племянница? — едко полюбопытствовала Найтмер Мун, обменявшись мимолётным взглядом с Селестией, которая так же слушала младшую из бессмертных с интересом, подперев длинную мордочку копытами.

— Когда строили этот дворец, роскошь и особый архитектурный замысел не были в приоритете, как у того же Солнцелунного дворца в Кантерлоте. Его проектировали таким образом, чтобы он был функционален с точки зрения магии, — Найтмер Мун деловито откинулась на высокую спинку стула, всем своим видом говоря, чтобы бывшая ученица продолжала свою лекцию. — У этого замка очень много потайных ходов, скрытых помещений и подпространств. И именно в одном из них было спрятано Кристальное сердце.

— Иначе говоря… — протянула чёрная кобылица, — замок строили не в ширину, а в глубину, давайте так скажем.

— Похоже на то, — согласилась Селестия. — Тот же Солнцелунный дворец строили таким большим не для того, чтобы мне с Луной было где развернуться, а для того, чтобы вместить большой штат придворных слуг, чиновников, гвардейские корпуса, жилые помещения, галереи, хранилища и прочее. Так что, Каденс, тебе достался поистине уникальный дворец, секреты которого ещё только предстоит узнать.

— Ох, было бы у меня на это время. С тех пор, как Искорка вместе со своими друзьями уехали обратно в Понивилль, я не вылезаю из бумаг, а от кристальных пони, которые приходят со всех уголков империи присягнуть мне на верность, отбоя нет. Так что исследование замка подождёт до лучших времён.

— А пони служившие в этом дворце могут что-нибудь рассказать, или они тут тоже в качестве мебели? — прошипела Найтмер Мун, бросив прожигающий в своей холодной насмешливости взор на стоявшую у стены прислугу, которая непроизвольно вздрогнула, ощутив на себе внимание чёрного аликорна.

— Потайные помещения замка предназначены для Сомбры, а не для простых пони, и каждое из них закрыто особым образом, — начала пояснять Каденс. — Искорке пришлось очень сильно постараться, чтобы открыть то из них, в котором хранилось Кристальное сердце. Даже прибегнуть к применению тёмной магии. Так что как открыть остальные, я даже представить себе не могу.

— Кстати, раз уж речь зашла о Сомбре… Вы решили, что с ним делать? — Найтмер Мун посмотрела на старшую из собравшихся в помещении аликорнов, затем на младшую, ожидая ответа, но увидев обращённые на неё полные неловкости пристальные взгляды, лишь скривилась и недовольно зашипела: — Только не говорите мне, что вы двое распустили сопли, пожалели его и дали возможность начать жизнь заново…

— Разговор предстоит долгий, тётушка, так что я велю принести напитки. Неприятно, когда в ходе беседы нечем смочить пересохшее горло, верно? Мои маленькие пони, — Каденс обернулась к слугам, ушки которых были направлены в сторону аликорнов, жадно ловя каждое сказанное слово, — будьте любезны, принесите нам кофе.

— Извините, Ваше Высочество, что такое “кофе”?

Каденс чертыхнулась про себя, при этом чувствуя, как вскипевшая от стыда кровь начинает приливать к лицу, а в голову — уроки истории с Найтмер Мун.

Кофейные зёрна начали завозить в Эквестрию в 202-ом году после Зимы Виндиго, спустя три года после исчезновения Кристальной империей. И, к ужасу младшего аликорна, правительница ночных пони в ответ на проявленный пробел в знаниях лишь сокрушённо покачала головой.

Хоть раздобыть кофе в Кристальной империи было сложнее, чем найти сугроб снега в середине лета, через несколько минут перед троицей аликорнов уже остывал налитый в кристальные чашки знаменитый восточный напиток. Как оказалось, Найтмер Мун взяла с собой целую карету любимых лакомств на тот случай, если кухня Кристальной империи придётся ей не по нраву.

— Скажи, Нуна, — заговорила Селестия, подставляя мордочку поднимающимся из чашки завиткам пара, которые начали седыми лианами оплетать белые губы и нос Принцессы, — а ты не привезла с собой случаем эля из можжевельника и вереска? Я бы не отказалась раздавить бутылочку.

— У меня с собой полная коллекция всех видов эля ночных пони, так что не волнуйся, напиться ты успеешь, — заверила родственницу Найтмер Мун, делая беззвучный глоток кофе, в то время как Каденс отдала распоряжение слугам и стражникам выйти.

— Не напиться, а скорее уж расслабиться, — парировала в ответ Селестия, наблюдая, как спешно засобиравшиеся прочь смертные прикрывают за собой двери. — Ну да ладно, мы хотели обсудить Сомбру.

— Обсуждайте. Единственное, чего я пока не понимаю, так это того, зачем вам моё присутствие? — равнодушно спросила Найтмер Мун, увлечённая больше запахом кофе в своей чашке, чем разговором.

— Нам нужна твоя помощь, — решительно изъявила Каденс, чуть подаваясь вперёд. — Вернее, мне нужна твоя помощь, — молодая правительница говорила почти умоляющим голосом, который явно польстил Найтмер Мун, сделавшей определённый жест копытом, как бы говоря «продолжай». — Мне нужно судить Сомбру, но для того, чтобы вынесенный ему приговор был справедливым, я должна знать, почему он стал… таким.

— Так узнай. Если он отказывается говорить, то залезь ему в голову и посмотри его воспоминания. Или что, мои уроки по ментальной магии не пошли тебе в прок?

— Пошли, просто… Есть один нюанс, который существенно меняет подход к делу, — осторожно поведала Каденс и бросила взгляд на Селестию, всем своим видом приглашая её присоединиться к разговору. И она откликнулась секундой позже после того, как шумно хлебнула кофе.

— Нуна, ты когда-нибудь слышала о душах-переселенцах из других миров? — спросила Селестия взяв такой тон, будто намеревалась рассказать Найтмер Мун нечто, что потрясёт её воображение, но надобность в этом отпала, когда чёрная кобылица в будничной манере ответила:

— Не только слышала, но и имела с ними дела. Около пятиста лет назад я со своей ученицей пыталась проникнуть за грань потустороннего, чтобы проверить, можно ли призывать души с той стороны, или нет. Но я не пойму, какое отношение это имеет к Сомбре, — произнесла Найтмер Мун, воспринявшая чуть приоткрывшийся от удивлений рот Каденс и непроизвольно расширившиеся глаза Селестии как нечто должное.

— Но… — возроптала было Принцесса любви, но, собравшись с духом, всё-таки заставила себя произнести: — Это ненормально! Это… противоестественно!

— Мне есть кого возвращать с того света, Каденс. И тебе тоже будет, если уж ты решила связать свою жизнь с Шайнинг Армором, — понизила голос Найтмер Мун, однако Каденс откликнулась не на него, а на слова наставницы, которые ударили в самое сердце.

Ещё секундой ранее горевшее в глазах Каденс желание ввязаться в спор тут же погасло, а сама молодая Принцесса сжалась под пристальным взором очей с узкими зрачками, будто стремясь спрятаться от них в своей собственной тени. Но даже если бы у неё это получилось, от Найтмер Мун бы ей это не помогло скрыться, как и от суровой реальности, которая глядела на неё через бирюзовые глаза жестокосердной кобылицы.

— Ладно, давайте не о грустном, а о насущном, — поспешила вбить клин в разговор Селестия, пересаживаясь к Каденс и ободряюще приобнимая её крылом. — Нуна, у нас состоялся разговор с Сомброй и он пытался убедить нас, что он на самом деле существо из другого мира, душу которого каким-то образом затянуло в тело нашего горе-короля. Он выдаёт себя за человека по имени Артур с… не самым законопослушным прошлым.

— Какое любопытное явление, — хмыкнула Найтмер Мун, обращая всё своё внимание на Селестию, рассудив, что разговор продолжит именно она.

— Но только в том случае, если он не лжёт и не использует знания одной из поглощённых душ, чтобы выдавать себя за одну из них. В конце концов, его рассказы про другой мир и жизнь в нём были очень убедительны.

— И к тому же, я чувствовала, что было у него на сердце, — заговорила Каденс. — Он говорил искренне. И он очень боялся, что мы не примем на веру его слова. Несмотря на то, что он рассказал о мире людей и о том, как жил, мне было его по-своему… жаль.

— А со стороны выглядело так, будто Артур тебе в высшей степени неприятен, — поделилась наблюдением Селестия. — Особенно сильно тебя разгневала его предсмертная выходка.

— Будто тебя она оставила равнодушной.

— Не оставила, — холодно ответила Селестия, — однако я знавала тех, кто совершал куда более гнусные злодейства с куда более гнусными мотивами. Артур на их фоне выглядит, как… как обиженный жеребёнок, который перед тем как выйти из комнаты, хлопнул дверью, чтобы показать, как он зол.

— Только хлопая этой самой дверью, он отнял несколько жизней, — Каденс поджала губы и бросила мимолётный взгляд в сторону Найтмер Мун, ожидая увидеть от неё хоть какой-то намёк на поддержку, но та демонстрировала глубокое равнодушие услышанному.

— И тем не менее, тебе его жаль, — хмыкнула чёрная кобылица.

— И тем не менее… да. Как и тех, кого он убил. Однако в случае Артура есть нюанс… Он действительно сейчас живёт в теле Сомбры? Если да, то я сочувствую ему за то, в кого угодила его душа — Артур должен нести ответственность за свои преступления, а не за преступления Сомбры. А если же Сомбра поглотил его душу вместе со всеми воспоминаниями и лишь притворяется им, то… — Каденс нервно сглотнула. — Я не знаю, что происходит с такими душами, когда их поглощают, так что… Я искренне надеюсь на то, что мы имеем дело с Артуром.

— Хорошо, надейся. Но это не отменяет моего вопроса — от меня что нужно?

— Я хочу, чтобы ты проникла в его разум и узнала, действительно ли телом Сомбры распоряжается душа существа из другого мира или он просто водит нас за нос. Я по-своему жалостлива даже к Сомбре, но если он использует моё милосердие против меня… Я должна знать об этом. И действовать соответствующе.

— Моя же собственная ученица просит меня о помощи, — чёрные уста Принцессы скривились, — а это значит, что я плохо тебя обучила, Каденс.

— Нет, обучила ты меня прекрасно, просто я боюсь, того, что могу увидеть… Сомбра может попытаться обмануть меня ложными видениями или посеять тьму в моё сердце, а с тобой такой не пройдёт. И помнишь, ты говорила, что если долго всматриваться в бездну, то она будет всматриваться в тебя? А я пока к этому не готова.

— Ох, — Найтмер Мун демонстративно закатила глаза. — Ладно, прочитаю я этого вашего Сомбру и выясню, кто сейчас живёт в его теле: он сам, или этот… Артур.

Я не знал, чего ожидать, когда затевал разговор о том, что никакого короля Сомбры больше нет, а вместо него есть Артур, который ещё пару дней назад был человеком, дошедший по кривой дорожке криминала до логичного конца. Лучше уж быть судимым и презираемым за свои преступления, чем за свершения какого-то заигравшегося в тёмного властелина королька.

Сказав, кто я есть на самом деле, всё, чего я добился — полных сомнений и недоумений взглядов Селестии и Каденс, которыми они обменялись друг с другом. На какой-то миг я подумал, что это не предвещает ничего хорошего, но кобылы, поборов своей скептицизм, начали осторожные расспросы:

— А ты можешь описать свой родной мир? — первой взялась за меня Каденс.

— Ты был существом другого вида до того, как… как оказаться Сомброй, — заговорила Селестия после того, как я закончил отвечать на вопрос Каденс. — Можешь описать себя? Вернее, людей. Какая у вас анатомия, образ жизни…

— В какой стране ты жил? Как она называлась?

— Артур… я же правильно произнесла твоё имя?.. о твоём мире можно говорить много, так что расскажи мне с Каденс о себе. Кем ты был в своей прошлой жизни?

Я был готов к этому вопросу, так что рассказал им всё. Без утайки. Глупо было рассчитывать на то, что в мире, где можно повелевать душами, не найдутся те, кто умеет читать мысли. Особенно в распоряжении у королевских особ. Хотя кто знает, может они с самой первой минуты видели меня насквозь и просто позволяли мне вести себя естественно, чтобы наблюдать моё поведение?

Как бы-то ни было, но уверенный, что закладываю первые камни в фундамент доверительных отношений, я вкратце пересказал свою жизнь — от детства и до той злосчастной ночи, в которую она оборвалась.

Когда я закончил, Принцессы-пони сидели… просто сидели и определялись с тем, что думать. И если Каденс не скрывала той степени офигевания, в которую её возвёл мой рассказ, то вот Селестия… Она оставалась непроницаемой, словно статуя. Лишь какой-то оттенок задумчивости отразился на её белой лицемордной физиономии, обращённой в мою сторону.

Молчание, которое воцарилось благодаря моим стараниям, было страшным, но гораздо сильнее меня пугало то, что может произойти, когда Селестия или Каденс решатся прервать его. И вот, наконец, это произошло.

— Почему ты не захотел сдаваться властям? — заговорила после нескольких секунд молчания Каденс. — Почему ты устроил перестрелку и захотел забрать с собой в могилу служителей закона? Ты же понимал, что для тебя всё кончено…

От того, с каким выражением она спрашивала, у меня перехватывало дыхание.

Почему, говоришь… Хороший вопрос, над которым мне стало интересно поразмышлять, а Селестии — услышать, что я отвечу. Впрочем, чего там размышлять? Я и так знал, почему это сделал:

— Из вредности.

— Из вредности? — удивилась Каденс.

— Ну да. Хотелось затащить с собой в могилу побольше полицейских, раз уж моей жизни всё равно подведён итог.

— Ты мог сесть в тюрьму, — парировала в ответ розовая понька, — и искупить таким образом свои преступления.

— Каденс, деточка моя, ну отмотал бы я срок в двадцать или больше лет, вышел бы из тюрьмы с подорванным здоровьем, без денег и не зная, куда идти. И что мне, побираться на улице или идти в бомжатник и работать за копейки на еду и лекарства, лишь бы протянуть подольше и при этом задаваясь вопросом “когда же я, наконец, сдохну”? Я слишком ценю свою жизнь и не хочу, чтобы она превратилась в нечто подобное, так что умереть я решил тогда, пока почувствовал, что я именно что живу, а не существую.

— Может я задам слишком грубый вопрос, — изрекла Селестия, — но если ты рассчитывал на смерть, то почему тогда просто не покончил с собой?

— Опять же, из-за вредности. И… — я замялся, подспудно чувствуя, что моя искренность может дорого мне обойтись, — ненависти. Жил я, работал переводчиком, а потом попал под сокращение… Ну, вы знаете. Один раз меня лишили нормальной жизни, затем пришли лишать второй, единственной, которая мне осталось… Вот я и решил устроить перестрелку.

— Но ведь те люди были не виноваты в твоих несчастьях! — вспыхнула Каденс. — Они лишь выполняли свой долг!

— Да, выполняли. А значит должны были быть готовы напороться на пулю, рано или поздно. Я же не строил иллюзии на счёт того, что криминал — это весело и мне за это ничего не будет. Так что я был готов к тому, что когда-нибудь придётся столкнуться с полицейскими или кем похуже.

— Они были такими же людьми, как и ты. У них были семьи, близкие… А ты решил убить их просто для того, чтобы потешить свою ненависть перед смертью! — угрожающе повысила голос Каденс, так что я сразу понял, что лишился какого-либо сочувствия с её стороны.

— А обо мне дохера кто думал, когда меня вышвырнули с работы и я со своим дипломом переводчика пошёл куда придётся, лишь бы были деньги на еду и комуналку? — спросил я как можно более деликатным тоном при всей той ярости, которая начала стремительно закипать во мне. — А ведь ещё надо было как-то кредит выплачивать, который мне в наследство от родителей достался. Чего-то никто не спешил подумать обо мне.

— При чём тут это, когда речь идёт о жизнях живых существ?

— А при том, Каденс, что я на своём примере и на примере тех, кого постигла похожая участь, понял, что людям насрать друг на друга. Я не один такой был, кто после Цифровой революции оказался нигде не востребован и при случае ударился в криминал. И пардонь моё мнение, но я считаю, что мы имели на это полное право, раз про нас говорят, что мы не вписались в трудовой рынок и нас нужно отправить на свалку устаревших специалистов ради прогресса Человечества. Человечества, частью которого мы, видимо, не являемся, — неожиданно для себя разразился я пламенной тирадой, вдохновением для которой послужила ударившая в голову ненависть.

«Человеческая жизнь бесценна… Нихуя она не бесценна, сказки это всё для долбоёбов. В противном случае бы политики не развязывали войны, медицина была бы бесплатной, а каждый человек был обеспечен жильём и бездомных в принципе бы не было», — промелькнула мимолётная, словно искра, мысль, которая разожгла бы злость во мне ещё сильнее, если бы меня не успокоил тот факт, что мир людей остался где-то там, за чёрт его знает сколько световых лет от мира поней. Сейчас у меня другая жизнь и нужно думать о ней.

— И это даёт вам даже право на убийство? — вызывающе спросила Каденс, очевидно решившая перевести разговор в философское русло.

— Наверное, нет, но когда твоей жизнью пренебрегли и перестали ценить, начинаешь соответствующе относиться к другим людям. Я… Пытался жить как обычный человек, после увольнения, пытался наладить жизнь и устроится на новую работу, но… Ты думаешь я был рад со своим дипломом переводчика работать официантом или кассиром? Или слышать отказы при попытке устроиться на работу по профессии? Какое-то время я жил, гребя против течения из дерьма, которое прибывало и прибывало в мою жизнь… Денег всё меньше, кредиты плати, коммуналку плати, за интернет плати, за квартиру плати, коллекторам скажи, что потом заплачу, когда деньги будут… И со всем этим я разгребался сам, всё я делал один, никто мне не помогал. И я знал достаточно людей, подобных мне. Я видел, как тем, кто не пострадал от Цифровой революции, было плевать на наши проблемы. Они жили в другом мире, который на всех парах нёсся в двадцать второй век, век светлого будущего… А мы… А мы копошились на обочине истории, ненужные обществу будущего, большая часть которого прозябала в виртуальной реальности. И извини, Каденс, но к большинству людей я не могу не испытывать ничего, кроме ненависти. Я поступил плохо, когда решил затеять перестрелку и убить нескольких кибер-копов. Раскаиваюсь ли я? Нет. И не буду. Потому что мне на них насрать в таких же пропорциях, как им на меня.

Подобное словоблудие я в последний раз за собой замечал на защите диплома. И хотя приходилось говорить много, вереница слов сплеталась сама собой, несмотря на передоз чувств и обилие мыслей. И на Каденс оно произвело не самые однозначные впечатления, если судить по тому, что она буквально поблекла, растеряв всё цветовое разнообразие своей масти.

Какое-то время она глядела на меня остекленевшими глазами, пытаясь чуть ли не высечь ответ постукиванием своих передних копыт — мозг, видимо, совсем начал сбоить. И словно ища помощи, она обратила внимание на Селестию, которая всем своим видом хоть и показывала, что ушла глубоко в себя, но краешком уха да прислушивалась к разговору.

— Тётушка, скажи что-нибудь.

— Могу сказать только то, что это был очень… интересный и непростой разговор, — откликнулась на просьбу племянницы солнцепопая лошадка, переминаясь в кристальном кресле. — И прежде чем делать какие-то выводы, нужно всё как следует обдумать.

— Я так понимаю, это намёк на то, что разговор окончен? — спросил я, не в силах совладать с языком, за который меня дёргала надежда поскорее вырваться из общества этих ошибок мысли дизайнера мультфильмов.

А ещё меня просто на куски разрывал тот факт, что я угодил в другой мир, что приходится жить в теле местного тёмного властелина и отчитываться за свои грехи перед правительницами, которые выглядят, как виртуальные НПС какого-нибудь зоофильского нейропорно для сорокалетних мужиков. Потому что именно они, почему-то, больше всех залипают на хентай с фуррями и прочими животноподобными тварюшками.

— Пожалуй, да, — кивнула Селестия и так выразительно зыркнула на Каденс, что та быстро позабыла о намерении дальше читать мне мораль о ценности человеческой жизни (ха-ха, вот уж кому-кому, а им точно меня в этом не судить!) и передумала лишний раз раскрывать рот. — Нам с Каденс нужно всё осмыслить и обсудить, ну а тебе, Артур, отдохнуть. Видно же, что ты находишься на пределе своих сил.

Я был благодарен Селестии и за то, что она, наконец, решила отпустить меня, и за то, что так чутко отнеслась к моему самочувствую — отнеслась ко мне лучше родной полиции, несмотря на то, что из другого мира. Единственное, что меня тогда покоробило — так это её утешительно-ласковый тон, каким говорят с маленькими детьми, которые устали сидеть в гостях и просят пойти домой. Но оперативно меня доставили, разумеется, не домой, а обратно в тюрьму, в камеру, где я сразу же завалился на лежанку.

Вот так вот и прошла встреча с местными коронованными кобылами. Прошла, надо заметить, не самым худшим образом. Единственное, что напрягало по её окончании, так это сохранившиеся неопределённость и невозможность хоть как-то её развеять. И всё, что остаётся — валяться на лежанке, вдыхать сырой запах тюремных подземелий и гадать, что принесёт завтрашний день.

Где-то во мне теплилась надежда на то, что принимая во внимание факт моего попаданчества, Селестия и Каденс смилуются надо мной, но в тоже время излишне уверовать в счастливое разрешение ситуации не давала одна простая истина — в политике превыше всего выгода, а не милосердие.

Истощённый встречей с Принцессами, напряжённым разговором и попытками предсказать, что же будет дальше, я не заметил, как коварное беспамятство украло моё сознание и затащило его в бездну сновидений.

Что я там увидел? Ничего. Забвенное и умиротворяющие ничего. Именно оно мне было и нужно, чтобы оправиться от впечатлений и переживаний последних нескольких часов и войти в новый день с ясной головой, спокойным сердцем и… пустым желудком, который требовал срочных пищевых подношений.

Видимо, ужин с монаршими кобылами реанимировал аппетит.

По моим ощущениям, шёл четвёртый или пятый день заключения. Новых приглашений явиться во дворец не было и всё, что мне оставалось, так это протирать зад на лежанке, покушивать тюремную жвачку, вспоминать о прошлой жизни и ждать… просто ждать.

Томясь за решёткой, я запоздало задался вопросом… А как так получилось, что на меня вышли? Отследили, каким-то образом? Или меня кто-то заложил? Тот же Иван Иваныч?.. Эх, пройдя через посмертие и сейчас зависая в фентезийном мире инопланетных пони, мне как-то даже было не интересно об этом думать, а возможные гипотезы о кидалове и том, кто это мог сделать, не вызывали никаких чувств. Можно злится, раздражаться и рвать на себе волосы, но какой в этом смысл, если моё упакованное в полиэтилен тело хранится в морге? Точнее, то, что от него осталось. Если у моей смерти есть виновники, то я их не достану, так что… Лучше поберечь моральные силы и не распылять их на злобу к тем, кого всё равно никогда не увижу.

Однако я не мог отказать себе в удовольствии вспомнить те многочисленные виды и пейзажи, которые были одной из главных прелестей жизни в дороге. Курайский хребет на Алтае, величественные горы Киргизии, сибирские реки посреди тайги… Всё это осталось на Земле и никуда не делось после моей смерти, и… Так странно было это осознавать. Я умер, а всё это и мир, к которому оно принадлежит, всё ещё есть где-то там, за космическими далями. Я теперь знаю, что существуют другие планеты и разумные виды, а там всё осталось, как прежде. Будто мир не заметил ни моего существования, ни моей смерти.

Впрочем… Мир не замечает смерти даже великих людей. Умер Александр Македонский, сгорел в пламени инквизиции Джордано Бруно, забылся в предсмертном бреду Наполеон, тихо скончался в своём номере в гостинице Никола Тесла, ушёл из жизни содрогнувший мир красной революцией Ленин… А мир — под которым я подразумеваю вовсе не общество двуногих ошибок природы — будто и не заметил. Тот же Курайский хребет пережил их всех и не обратил внимания ни на их существование, ни на то что они сделали, ни на их смерти. Нет Курайскому хребету дела до каких-то там людей, сколь бы великими их не мерила история и потомки.

Чёрт… Я не представляю, каково было Ленину доживать свой век после нескольких инсультов, управляя государством практически наперегонки со смертью и осознавая, сколько всего он не успел сделать. Быть подвешенным между жизнью и смертью, знать что все и всё вокруг продолжит существовать даже после того, как тебя положат в гроб и ждать своего конца… Отвратительное ощущение, надо полагать.

По крайней мере, в отличии от них всех, я ушёл из жизни так, как хотел, сохранив за собой хоть какую-то свободу. И это круто. Настолько круто, что меня это даже пробивает на улыбку. А те, кому пришлось пострадать или умереть, чтобы сбылась моя предсмертная воля… Пошли они на хуй. Хоть одно моё желание должно исполниться за всю мою жизнь, нет?

I.IV. Лицом к лицу с судьями

Когда я в последний раз держал в руках газету, этот уже ставший реликтом кусок бумаги? Никогда. В моём мире их не читали даже не встающие с пропёрженных диванов старики. Я бы вообще забыл о газетах, если бы парочку мне не принесли вместе с ужином. Хоть какой-то досуг…

По своей интересности они затмевали собой всю русскую и зарубежную классику, Ведьмака, Властелина Колец, недописанную серию романов ПЛиО, Библию… Всё, что написали люди! Потому что это, блядь, газета о жизни настоящих фэнтезийных пони-инопланетян!

Первые страницы занимали новости о Кристальной империи, которой дружественная Эквестрия оказывала посильную помощь после окончания тысячелетней зимы. Об истории страны или о Сомбре не было сказано ни слова — очевидно историческая справка была в прошлых выпусках.

А что же до самой Эквестрии и того, что происходило в ней, то… Тишь да гладь, о чём на Земле можно было только мечтать. Там новостные ленты пестрели заголовками о войне на Балканах, экономических и социальных проблемах то в одной, то в другой стране — обо всём, что заставляет задать себе вопрос “А как наш мир ещё не рухнул?”.

У пони же всё было совсем иначе. Писали о завершении строительства Трансэквестрийской железной дороги, которая кольцом проходила через всё королевство, соединяя и восточное, и западное побережья, а также столичные владения на севере и на юге.

Писали и о кино-новинках. На экранах кинотеатров крутили фильм “Дэринг Ду и храм судьбы”, билеты на который раскупали так быстро, что их не успевали печатать. Парочкой слов обмолвились и о музыкальных звёздах — какая-то Графиня Колоратура отправилась в турне по всей Эквестрии и вскоре она выступит с концертом в Лос-Кольтосе.

В общем… Всё у поней было замечательно. Если не считать новость о захвате жеребятами фабрики спагетти в Сан-Фрателло, принадлежащей неким братьям Флиму и Флэму. Маленькие рейдеры решили заниматься производством вместо законных владельцев, чему были рады местные жители — лапшу бывшие хозяйственники выпускали конченную, что подтверждало интервью и потребителями, и с новыми владельцами:

— Мы очень вам благодарны за то, что вы прогнали Флима и Флэма, но скажите, почему вы решили захватить фабрику?

— Потому что гвупые Фвим и Фвэм готовиви непвавивьные СКЕТТИ!

И в конце прилагалась черно-бёлая фотография — стайка пушистых, пухлых и коротконогих пони, гордо стоящих на фоне фабрики. И на задницах у них не было никаких знаков.

И читая всё это, у меня в голове назревал лишь один вопрос — что это за пиздец? Что это за мир? Какие железные дороги, поезда, кино и скетти? Это всё ещё фэнтези?

Вопросы были интересные и животрепещущие, но поразмыслить над ними не дал внезапный окрик:

— Сомбра, на выход!

Я настолько ушёл в себя, что не расслышал, как загромыхал замок и отворилась дверь камеры.

И вновь кандалы, колечко на рог, кляп и полёт до Кристального дворца. В этот раз визит запланировали не под конец дня, а под покровом ночи. Я так думаю, не хотели лишний раз нервировать народ.

На улицах никого не было, но вот обилие солдат никуда не делось — меня встречали чуть ли не целой армией, которая выстроилась в защитное положение вокруг дворца и не спускала с меня множества настороженных глаз.

Принимал приезд, внезапно, сам Шайнинг Армор, облачившийся по таком случаю в доспехи из фиолетового металла и нацепивший на голову шлем, формой и гребнем напоминающий те, которые носили римские легионеры.

Вместе с небольшим отрядом он отконвоировал меня во дворец, всё в ту же столовую, которая встретила меня уже знакомым пустующим большим столом и… рыцарями. Теперь на страже стояли закованные в самые настоящие латы рыцари, вооружённые весьма внушительными алебардами. И в отличии от Шайнинг Армора и его подчинённых, эти железно-металлические господа выглядели… внушительно. А перепончатые крылья по бокам ещё сильнее дополняли образ.

— Жди здесь, Каденс скоро подойдёт, — бросил принцессий муженёк, усаживая меня за стол и снимая кандалы.

— У королевских особ в чести опаздывать, что ли?

— Каденс никуда не опаздывает, Сомбра.

— Ну да, конечно, она задерживается. Начальство всегда задерживается, верно? — спросил я и блеснул акульей улыбкой, на которую Шайнинг Армор лишь нахмурился. — Впрочем… Раз уж она на первом свидании заставила меня ждать, то с чего бы она придёт вовремя на второе?

— Это было не свидание, — раздражённо клацнул зубами единорог, нависая надо мной утёсом из мышц и доспехов и всем своим видом показывая, что если я не буду следить за языком, то улыбаться мне будет нечем. — Тебя всего лишь вызвали на допрос, ничего более.

Однако что при визите в тюрьму, что сейчас, этот конь смотрел на меня так, будто уже успел провести надо мной суд и вынести приговор, от исполнения которого его сдерживало только слово любимой жёнушки. И столь ретивое желание показать своё презрение я не мог оставить без внимания.

— Для допроса накрыли очень неплохой стол. Каденс так планирует допрашивать каждого, или только ко мне такое особое отношение? Не пора ли тебе обеспокоиться своей благоверной?

Я угодил прямо в больную точку и Шайнинг резко подался мне навстречу, упираясь своим лбом в лоб, так что наши роги скрестились. Какая злоба, какая ненависть… Я практически чувствую, как они резонируют с кровью в моих жилах.

— Я в ней не сомневаюсь, Сомбра, а вот в тебе — да.

— Так ты на мне не женат.

— Я не верю ни единому твоему слову и будь моя воля, ты бы уже давно избавил мир от своего присутствия. Однако, решение будет принимать Каденс, а ей свойственно пытаться рассмотреть в пони что-то хорошее, даже когда в их сердцах сплошная тьма. Так что если я почувствую, что ты пытаешься воспользоваться её добротой… Не сомневайся, я сделаю всё возможное, чтобы ты пожалел об этом.

Меня вдруг посетила запоздалая мысль… Каденс посвятила своего муженька в тайну моего попаданчества? Если да, то ненависть и презрение к Сомбре он отыгрывает так, что вполне заслуживает оскар, и мне надо бы ему подыграть, ну а если нет… Тогда не стоит с ним любезничать.

— Отойди от меня, Шайнинг Армор. Меня тошнит от запаха вонючей потной солдатни, да и изо рта у тебя несёт, как из выгребной ямы. Ты чистил сегодня зубы?

Гневно раздув ноздри и резко выдохнув, единорог-таки отступил, либо не найдя, что сказать, либо решив не разжигать конфликт. И тут же двери столовой отворились и внутрь тяжёлой походкой вошла Каденс, у которой был понурый вид. Однако увидев своего ненаглядного заступничка, венценосная кобыла улыбнулась. Тот вознамерился было улыбнуться ей в ответ, но не успел, потому что следом за Каденс вошла некто, кто одним своим видом заставил Шайнинг Армора оцепенеть в ужасе.

Некто была высока, как и Селестия, у неё была чёрная шерсть, знак полумесяца на фоне фиолетового пятна, длинный рог и сложенные по бокам крылья летучей мыши. Столь необычному летательному аппарату у пони я бы непременно удивился, если бы всем моим вниманием не завладели хвост и грива незнакомой лошадки, которые являли собой… насыщенное тёмно-фиолетовыми оттенками ночное небо, в котором я видел звезды и, кажется, даже парочку созвездий. И из-за этого необычного явления я даже не сразу заметил серебряные диадему, нагрудник и накопытники, в каждый из которых было вставлено по изумруду. Но что значат какие-то там украшения по сравнению с кусочками полотна ночного неба вместо гривы и хвоста?

Не знаю, сколько бы я любовался ими, если бы не Селестия, вошедшая в помещение следом за своей черношёрстой родственницей. А они наверняка родственники — я так подозреваю, все крылорогие из одного царственного семейства.

— Здравствуй, Сомбра, — ласково поприветствовала Каденс. — Шайнинг Армор, ты и гвардейцы можете быть свободны.

— Да, — заговорила глубоким грудным голосом чёрная крылорожка и посмотрела на рыцарей, повелительно блеснув глазами. — Вы тоже можете идти.

— Ты уверена, Каденс? — решил поиграть в заботливого муженька единорог, в то время как рыцари, почтенно поклонившись, поспешили освободить столовую от своего присутствия. — Сомбра… От него всякого можно ожидать.

— Кто бы тебя не окружал, все норовят вытереть тебе сопли, — весьма холодно зашипела черношёрстая лошадь и смерила вздрогнувшую Каденс взором сурового родителя, потянувшегося за ремнём. — Сначала Селестия с Луной, теперь твой муж. Ты и дальше позволишь сюсюкаться с тобой?

— Шайнинг Армор, — в голосе Каденс вдруг зазвучали металлические нотки, которых мне прежде не доводилось слышать, — покинь нас.

Однорогий сглотнул и, поклонившись жене, будто деспотичной госпоже, удалился. Всё-таки, нет лучшего средства против маскулинности, чем твёрдое женское слово и острый каблук, хе-хе-хе.

— Итак, Артур, — обратила на себя моё внимание Селестия, располагаясь за столом, по левую руку от севшей во главе Каденс, в то время как по правую присела незнакомая звездогривая лошадь, — Позволь тебе представить Найтмер Мун, Принцессу ночных пони и Владычицу грёз.

Найтмер Мун… То есть, “Кошмарная Луна”? Что у пони за имена такие, производные от английских слов? Что, планета поней — бывшая колония Британской империи? Однако "Владычица"… Да, именно это слово идеально описывало Найтмер Мун, ибо в отличии от Каденс или Селестии от неё действительно веяло властью. С какой статью она восседала на кристальном кресле, как выпирала её могучая грудь и вытягивалась лебединая шея… Она не чета мягкотелой Каденс или излишне нежной Селестии, не Принцесса… Королева.

— Эм… — сглотнул я вставший поперёк горла ком и чувствуя, как сердце ускоряет свой ритм, будто у вошедшего в пубертат мальчишки, который встретил ту самую тян, которой будут посвящены его первые амурные излияния. — Рад познакомиться, Ваше Высочество, я Артур. Увы, не король, а всего лишь контрабандист, переводчик, писатель, художник… В общем, не человек, а швейцарский нож, как говорится.

Да уж… Сижу за одним столом с королевскими пони, а представился так, будто мне далеко за полтинник и я предпринимаю жалкую попытку подкатить к молодухам, в надежде что-то мне от них что-то перепадёт. Как же жалко это звучит…

Найтмер Мун тоже по достоинству оценила юморок, изогнув бровь в такой красноречивой манере, что мне стало так стыдно, будто я в особенно звучной и пахучей манере испортил воздух. Серьёзно, лучше бы я промолчал.

— О Сомбре я слышала много чего дурного, но я так думаю, что даже он произвёл бы на меня куда более приятные впечатления, чем ты своими иномирскими шутками, — презрительно процедила Найтмер Мун, надменно задрав вытянутую морду.

Однако её чванство меня не так сильно заботило, куда больше меня заинтересовали её острые клыки, которые блеснули жемчужной белизной промеж манящих чёрных губ. Она что… плотоядная?

— Говорят, — деликатным тоном вмешалась в разговор Селестия, вооружившись прелестной улыбочкой, — что наличие чувства юмора — признак здоровой психики и прекрасного душевного равновесия.

— Скорее небольшого ума, — фыркнула Найтмер Мун, напомнившая своей вредностью мою преподшу по английскому, которая на защите диплома мастерски на каждый тезис подбирала завёрнутый в вопрос контр-тезис, упиваясь и собой, и тем, как она валит студентов.

Мерзкий типаж личности, заочно настроенный на конфликт и препирательства, особенно когда всё это можно вести с высоты своего общественного положения.

— Шутки шутками, — заговорила Каденс, — но никого не интересует, что такое швейцарский нож?

— Тебя, может и интересует, племянница, но меня — не особо, — хмыкнула Найтмер Мун. — Впрочем, вскоре я узнаю, что это за нож такой.

Я закономерно предположил, что сейчас мне придётся расписать, что же это за чудо инженерной мысли, но я и думать об этом позабыл, когда мой зад вдруг оторвался от гладкой поверхности кресла и я медленно взмыл над столом, овеянный волшебным бирюзовым сиянием. Меня… левитировали. И это было очень странное чувство, так что я заёрзал, пытаясь нашарить под собой опору или хотя бы сгруппироваться поудобнее.

Несло меня прямиком к Найтмер Мун, которая смотрела на меня не мигая, будто на насекомое, которое она пронзила иглой и теперь наблюдает за его конвульсиями. Селестия и Каденс же глядели на меня с сочувствием, по которому я понял, что сейчас что-то будет…

Как непринуждённо магия подняла меня в воздух, так же легко она заставила королевскую морду развернуться к Найтмер Мун и наклониться к ней. Она так же чуть поддалась вперёд, так что я смог ощутить её тёплое дыхание и раздававшийся в нём тёрпкий аромат каких-то ягод и цветов, от которого у меня по спине побежали мурашки.

Вспоминая множественные аниме-гаремники про попаданцев, я на какой-то миг выпал с мысли, что меня сейчас поцелует одна из Принцесс-пони, но… Вместо того, чтобы соприкоснуться со мной губами, Найтмер Мун перекрестила свой рог с моим. И только я задался вопросом, в чём же смысл этого тактильного контакта, как мой мозг буквально сдетонировал, а по каждой его извилине будто заструилось кипящее масло.

Тело свело судорогой, но как-то изогнуться или выгнуться не позволила надёжно зафиксировавшая тело магия, а если я и закричал от боли, то не смог себя услышать из-за вакуума, которым словно накрыло мои уши. Но звучала в нём отнюдь не тишина, нет, а голоса. Те голоса, которыми говорили люди из моей прошлой жизни — родители, братья, друзья, знакомые… И всех они вдруг начали один за другим мелькать перед глазами, будто кто-то на полную скорость включил киноплёнку, которая принялась показывать мне кадры того моего бытия, когда я ещё был человеком.

Когда всё закончилось и видения прошлого перестали мелькать перед глазами, я это как-то не сразу понял. Валяясь на диванчике и залипая в высокий потолок, краем уха прислушиваясь к разговору крылорогих кобыл, смысл которого ускользал от меня, я старался сделать над собой усилие и хоть что-то подслушать, но воспалённый мозг отказывался что-либо воспринимать, пусть я и заставлял его напрягать раскалённые извилины. Однако не меньших усилий мне стоило заставить повернуть голову в сторону венценосного кобылета, который сидел за столом и оживлённо обсуждал мою персону, не забывая при этом поглядывать на объект своих пересуд, оценивая, очухался или ещё нет.

— …мнение по поводу этого человека? — различил я надменный голос Найтмер Мун, доносящийся словно с того края света. — Не самый худший представитель людей своего мира. Людей, которые писали историю кровью себе подобных, угнетая одних и порабощая других. Тебе Артур казался воплощением зла, Каденс? Поверь мне, если ты узнаешь о других представителях его вида, он тебе покажется просто собачонкой, которая сорвалась поводка, вырвалась в большой мир и не поняла, что ей делать.

— И тем не менее, Артур — преступник и убийца, — напомнила Каденс, к которой я воспылал жгучей благодарностью за то, что она лишний раз напоминает о моих грехах. Спасибо, что ещё можно сказать?

— Ха-ха-ха, — зашлась смехом Найтмер Мун, который своим звучанием походил на кряканье, — если бы он занимался контрабандой и убивал в интересах своей страны, то проблем бы у него не было. А так он это делал в своих интересах и, естественно, на него сразу вешается ярмо “преступник”.

— Найтмер Мун, это… — предприняла попытку возразить Каденс, но тётка среагировала быстрее.

— Каденс, законы пишутся для простых смертных, а не для государства и, когда надо, государство с лёгкостью их нарушает, если превалирует выгода. Включи мозги и вспомни мои уроки! Когда те, кто стоит по ту сторону закона, работает на власть — они хорошие, когда на себя — плохие.

Иронично… В мою защиту высказывается та, от кого я вообще не ждал поддержки! И главное кто — целая правительница, которая должна презирать законопреступников! Давай, Найтмер Мун! Если бы мне был гарантирован такой адвокат в российском суде, как ты, я бы не покончил с собой!

— Я… — неуверенно начала Каденс. — Я не спорю, что порой на преступления толкают обстоятельства. Если какой-то пони из-за голодной жизни отважится на воровство, я могу это понять, но убийство, тем более из ненависти, когда в этом не было необходимости.

— Хорошо, бессмысленная смерть тебе не нравится. А если у неё будет смысл? — спросила Найтмер Мун и воображение сразу же представило её вытянутую морду, осклабившуюся в кровожадной улыбке. — Мы тут сидим и думаем, что делать с Артуром. У него на копытах кровь и он живёт в теле деспотичного безумца, который погубил тысячи жизней и может погубить ещё больше. Если его смерть, смерть одного, спасёт тысячи, ты убьёшь его? Такой мотив для убийства тебе понравится?

— Найтмер Мун! — негодующе повысила голос Селестия, от которого, как мне показалось, даже задрожали окна.

Чёртова лошадь, поспешил я с выводами…

— Не надо повышать тон, Селестия. Каденс теперь политик и она должна привыкать к тому, что перед ней будут вставать подобные решения. Соверши небольшое зло, чтобы избежать другого, большего зла.

Блядь… Когда беседы на подобную тему ведутся в обыденной обстановке, возникает желание блеснуть интеллектом и показать, какой ты весь из себя философ, но когда в фокус подобных обсуждений попадаешь лично ты, хочется потеряться и не находиться. И именно этим желанием я воспылал, прислушиваясь к разговору троицы Принцесс. Настолько сильно воспылал, что даже ощутил, как из самого моего нутра по телу начала медленно распространяться сила, благодаря которой я смогу преодолеть слабость и вырваться из стен этого вшивого дворца. Вырваться и умчаться куда подальше от бесхребетной Каденс, лицемерной Селестии и этой… Найтмер Мун.

Распоряжаться мной, как вещью… Я не позволял этого людям, не позволю и этим непарнокопытным тварям.

— Зло и убийство, остаются злом и убийством, даже если они совершаются ради того, чтобы спасти тысячи жизней. Извини, Найтмер Мун, но сейчас я… не хочу это обсуждать, — сказала Каденс, сжав розовые губки, и, поднявшись с насиженного места, поцокала в сторону моей обессиленной тушки.

Её слова… Ещё мигом ранее я был готов словно взорваться от той силы, что начала бурлить в моём беспокойном сердце, но решение Каденс… Они были подобны солнцу, которое вдруг проступило сквозь тучи в тяжёлый ливень и разогнали их.

— Артур, ты как? — озабоченно спросила розовенькая поня, присаживаясь возле кристального диванчика и смотря на меня с такой жалостью, что мне показалось, что она изменит своим принципам и предложит мне милосердную пулю, пущенную в висок.

— А по мне не видно? Пиздец… Что это было? Легеминация? Чтение мыслей?

— Чтение памяти, — заговорила Найтмер Мун. — Я видела твою жизнь с момента рождения до сегодняшней ночи. Видела всё, даже то, что ты забыл.

Поскольку я жил в век сверхвысоких технологий, среди людей обоснованно витала параноидальная мысль о тотальной, но скрытой слежке со стороны мирового правительства и спецслужб. А мне, как нелегальному курьёру со скрытыми каналами связи, приходилось быть особенно осторожным. И чтобы не сходить с ума, как большинство людей, которые опасались что сведения о их жизни стали доступным третьим сторонам, я жил, воображая, что все знают и историю моего браузера, и мои тёмные дела. Я всегда был готов ко встрече с людьми, у которых будет компромат на меня. Но эта Найтмер Мун с её чтением памяти… Совершенно иной уровень.

— Что у тебя с лицом, Артур? — чёрная морда кобылы осклабилась в издевательской ухмылке. — Испугался, что я узнала пин-код твоей кредитной карты?

— Оставь Артура в покое, тётушка. Ты не видишь, как ему плохо? — озабоченно спросила Каденс, снимая накопытник и прикладывая переднюю ногу к моему лбу. Эх, Каденс, святая ты душа… Несколько дней назад поносила меня за мою предсмертную выходку, а теперь чуть не слёзы по мне льёшь.

— Может позвать лекаря? — участливо предложила Селестия.

— А место на кладбище вы не хотите ему подобрать поживописнее? — едко спросила Найтмер Мун. — Я всего лишь просмотрела его память, ничего особенного. Не моя вина, что его рассудок оказался не готов к ментальному воздействию. Через несколько минут он придёт в себя.

— А какой вообще в этом был смысл? Я же вам всё рассказал, все карты выложил, так сказать.

— Мы имеем дело с Сомброй, Артур, — вздохнула Селестия, — и у нас не было уверенности, что он не притворяется кем-то, чтобы избежать кары или как-то сбить нас с толку.

— Доверяй, но проверяй, верно? — через силу ухмыльнулся я. — Чего же вы в прошлый раз в голову ко мне не полезли? Я бы тогда не прикидывался Сомброй, пока вы меня своими вопросами не прижали.

— Хотели посмотреть, как ты… вернее, Сомбра, будет себя вести. Если бы общение заладилось, то обошлись бы без участия тётушки Найтмер Мун, — ответила Каденс и, непонятно откуда, перед моей мордой возник стакан с водой, овеянный нежно-голубым сиянием. — На, выпей.

— И хоть ты первые минуты старался не выдавать себя, — заговорила Селестия, в то время как я принялся жадно опорожнять в себя предложенное питьё, — я с самого начала поняла, что с Сомброй что-то не так. У тебя буквально на лице было написано, что ты далёк от понимания того, о чём мы с Каденс говорим с тобой, что происходит вокруг тебя… В общем, и мина была плохая, и игра неважная, Артур, — насмешливо, но без тени того высокомерного ехидства, которое было присуще Найтмер Мун, улыбнулась Селестия. — Ты так и напрашивался на то, чтобы Нуна устроила тебе сеанс ментальной магии. Впрочем, как можно разыгрывать из себя того, кого ты не знаешь и не понимаешь? Однако, ты молодец, что решился признаться и в том, кто ты, и что у тебя был не самый… законопослушный образ жизни.

— О да… — саркастично протянула Найтмер Мун. — Можешь теперь сделать его Элементом честности вместо Эпплджек.

— Кстати, да… Что теперь со мной будет? — задал я вопрос, который не давал мне покоя вот уже несколько дней. Его разрешение было совсем близко и я надеялся уже этой ночью узнать, каким оно окажется.

— Пока ничего не могу сказать, Артур, — сокрушённо покачала головой Каденс. — Надо подумать. Ты вообще не должен был становиться частью всей этой истории. Но ты здесь, живой, в теле не самого благочестивого пони… И это вносит свою сумятицу.

— Было бы намного проще, если бы Сомбра был на своём месте, да?

— История не знает сослагательного наклонения, Артур, — блеснула аметистами глаз Селестия. — Если бы, было бы… Это не имеет значения. Важно то, что случилось. И как с этим жить.

— Ты мне это говорить будешь? Я и своё успел отжить, а теперь ещё и доживаю за этим вашим Сомброй, грехи которого мне никуда не упёрлись.

— Есть чем похвастаться, верно? — спросила Найтмер Мун и гадливо засмеялась под прицелом хмурых глаз Селестии и Каденс. — И не надо на меня так смотреть. Наша бессмертная плеяда живёт уже не один век, а кому из нас довелось умереть и восстать из мёртвых? Кому из нас повезло побывать по ту сторону бытия, а? — уже без какого-либо намёка на веселье поинтересовалась Найтмер Мун и белая, и розовая кобылы серьёзно так призадумались после её слов. — Кстати, раз уж речь зашла о загробном мире… Какой он? Что ты видел? Что ты чувствовал, когда находился там?

— Ты же рылась у меня в голове. Неужели ничего не увидела?

— Нет, не увидела. И поэтому я спрашиваю здесь и сейчас — что было там, в посмертии? Туда, куда попадём мы все, когда наши дни подойдут к концу?

Голос Найтмер Мун угрожающе повысился на парочку децибел, но упал на несколько градусов, став по своей холодности сравнимым с сибирскими морозами. И я понял, что если она не дождётся от меня хоть какого-то ответа, то попытается его просто вырвать.

— Хватит, тётушка, — предприняла Каденс весьма бойкую попытку вступиться за меня. — Ни к чему эти малоприятные разговоры о смерти. Тем более сейчас, когда Артур ещё не оправился от твоей магии.

— Спасибо, Каденс, но всё нормально, — поспешил я осадить заступницу. — Мне тоже было интересно, что нас ждёт там, после смерти. И знаешь, весьма прозаично то, что вопреки христианским, буддийским и прочим религиозным бредням там нет… ничего.

— Ничего? — переспросила Найтмер Мун, ушки которой неоднозначно дрогнули.

— Да, ничего. Ни апостола Петра, ни бога, ни Аллаха, ни Макаронного монстра, ни душ тех, кто был мне близок. Ничего и никого там нет.

Уж не знаю, какой эффект мои слова произвели бы на людей, где каждый рассуждал о загробной жизни так, будто слышал о ней из уст тех, кто успел там побывать, но на бессмертных поней моё откровение подействовало весьма… неоднозначно. Найтмер Мун хоть и не переменилась в лице, продолжая смотреть на меня с насмешкой и превосходством, но гонора в ней значительно поубавилось. Селестия задумчиво смотрела в мою сторону, но с таким выражением, будто глядела сквозь меня. Куда более эмоциональной была Каденс, которая после услышанного как-то загрустила, понуро свесив ушки и будто постарев на пару десятков лет.

— Это… — к моему удивлению, первой из кобыльей троицы заговорила именно Найтмер Мун, но просевшим и напряжённым голосом. — Это было похоже на сон? Или на кому?

— Я не знаю, всё произошло слишком быстро, — прокряхтел я, кое-как переходя в сидячее положение. — Сначала была агония, а потом я… не знаю. Когда я умирал, в какой-то момент я будто моргнул, а когда открыл глаза, то уже был… Сомброй. Хотя… наверное, это можно сравнить со сном. Может быть, что-то и было, но я не запомнил. Говорю же, если ты не прочитала ничего об этом в моей памяти, то откуда мне знать, что происходило моей душой?

— Скажи мне, Артур, — заговорила Селестия, — каково тебе сейчас? Целая жизнь прожита и, внезапно, у тебя началась новая. В чужом теле, на котором клейма ставить негде.

— Никак. Я хоть и живу, но от меня ничего не зависит. Пока что такая себе жизнь.

— А что бы ты сделал, если бы обрёл свободу? — дразняще поинтересовалась Селестия, заставив меня почувствовать себя комнатной собачонкой, перед которой трясут сочным куском мяса.

— Учитывая тот факт, что я в теле деспота и меня хочет порвать на куски вся Кристальная империя, то свалил бы в какую-нибудь Аргентину, если она есть в вашем мире, где до меня никто бы не добрался.

— Берёшь пример с одного известного художника со смешными усиками? — усмехнулась Найтмер Мун, которая доселе со скучающим видом рассматривала свои серебряные накопытники, отчего я снова покрылся холодным потом.

Нет, серьёзно, даже если чтение мыслей — это как чтение книги, неужели она смогла осилить её целиком за один заход? Все мои тридцать с небольшим лет за несколько минут? Это магия такая или она сама по себе — уникум от мира пони, которая по способности к усвоению информации сравнится с продвинутой нейросетью?

— Один вопрос… Насколько хорошо ты просмотрела мои воспоминания?

— Достаточно хорошо, чтобы рассказать всем историю твоего браузера, — вдруг заявила Найтмер Мун и её глаза угрожающе вспыхнули, а на морде растянулась такая ухмылка, которая грозила чёрной кобыле растяжением щёк.

Так и запишу — нейросеть на максималках. Интересно, она сама осознаёт, какая могущественная сила лежит в её копытах?

— Да я сам расскажу, если попросят. Но сейчас не о моём браузере, а о том… Что вообще? Что в итоге? — спросил я и посмотрел на присевшую рядом со мной Каденс. Хоть из крылорогих она самая младшая, последнее слово очевидно за ней.

Её тётки также это признавали, иначе не промолчали бы и не скрестили взгляды на племяннице, которая сидела вся на иголках и нервно шарила ошалевшими глазами, да постукивала копытцами.

— Артур, я… Я пока не готова принять решение.

— В каком смысле ты не готова принять решение? Выяснили уже, что я никакой не Сомбра.

— Это да, но… ситуация не самая однозначная. Мне… Мне надо подумать. Прости.

Конечно, я рассчитывал услышать, что отныне я свободен и волен убираться на все четыре стороны и подобная нерешительность со стороны Каденс отозвалась полыханием в пятой точке. Но если поставить себя на её место и приплюсовать её нежелание причинять боль и страдания, то… Её можно понять. И я так же смогу принять то, если она вдруг решит избавиться от меня — через себя не так уж и сложно переступить через, когда речь заходит о политической выгоде.

— Думай, Каденс. Думай и решай, что со мной делать. Я могу ещё посидеть в тюрьме. В конце концов, спешить мне некуда.

— У меня к тебе есть один вопрос, Артур… Ты преступник. Не такой, как Сомбра. И на твоих копытах есть кровь. Скажи мне, если бы ты угодил не в Сомбру, а в обычного пони, который волен делать всё, что угодно, то… Как бы ты жил?

— По совести и так, чтобы другим не мешать жить.

— Ответил так, будто хочешь, чтобы от тебя отвалили, — не упустила возможности заявить о себе Найтмер Мун, в то время как Каденс и Селестия, похоже, остались удовлетворены ответом.

— Ну а что мне, сказать в какой я университет планирую поступить и на какую профессию буду учиться — на тягловую лошадь или на скаковую? Я не знаю, что меня ждёт за стенами этого дворца. Ну, кроме недовольных пони, которые хотят меня линчевать.

— Что значит “линчевать”? — озадачилась незнакомым словом Селестия и в довольно забавной манере наклонила голову, напомнив мою собаку — та так же кренила голову в разные стороны, когда слышала незнакомые звуки.

— То же самое, что устроить самосуд. В общем, я не знаю, чем займусь, если меня выпустят на волю, но что я точно постараюсь сделать, так это не просрать вторую жизнь.

— Даже если придётся жить под чужим именем и нести ответственность за грехи Сомбры? — спросила Селестия, в чьём голосе и взгляде мне не сложно было разглядеть живой неподдельный интерес.

Ей интересен не я, а мой попаданческий случай. Она бы с таким же любопытством посматривала и на какого-нибудь задрота-Васю на моём месте, который всю свою жизнь провёл в виртуальной реальности, где он повелитель вселенной и гордый обладатель гарема из лолей или фуррей, но в реальности — ничего из себя не представляющий ноль, потными ладошками спускающий оргазм себе в трусы и мечтающий о том, чтобы сдохнуть и переродиться в другом мире. Там-то он, не реализовавший себя на Земле гений, уж точно всех нагнёт.

— Да. Я хочу жить, даже если буду ходить под чужим именем и нести на себе груз преступлений Сомбры. Но именно что жить, а не существовать.

I.V. Четверо

Вместе с завтраком мне принесли новый выпуск газеты и благодаря ему я окончательно утвердился в выводе, что у Эквестрии целых две столицы. В самом центре королевства — Кантерлот, где правила Селестия и ещё какая-то Луна. На севере же расположился Фестралисгард, откуда владычевствовала Найтмер Мун.

В моих глазах наличие у страны двух столиц и трёх правителей выглядело… несуразно. Тем более при учёте того, что Селестия правила народом дневных пони, а Найтмер Мун — ночными. Как это работало в пределах одного королевства — я не понимал, но… Кто я такой, чтобы осуждать уклад жизни инопланетных пони? Как-то же они прожили так тысячу лет.

Роль Принцессы Луны в политике так и оставалась для меня загадкой, но я не раздумывал над этим. Куда больше меня интересовало то, что творится по ту сторону тюремных стен.

В Фестралисгарде после отбытия Найтмер Мун, которую в газетах ночных пони ласково именовали не иначе как “Принцесса-мать”, отгремел рыцарский турнир, который был омрачён отсутствием любимой правительницы. В Балтимейре прошли шествия за расовое и видовое равенство, а на северо-востоке Эквестрии нашли богатые залежи магических кристаллов, за добычу которых принялись новым магическим методом, который наносит минимальный вред окружающей среде. И, самое интересное, сколько бы газет я не прочитал, мне не попадались на глаза плохие новости.

Никто никого не убивал, не насиловал, не торговал нелегальщиной, не устраивал терракты не выбрасывал младенцев в мусорные баки и не творил прочую чернуху, которая всегда звучала где-то на периферии слуха в новостных выпусках. И которая стала для меня обыденностью.

У поней же всё было иначе. Читать новости о том, как обстоят дела в их королевстве, было не только интересно, но и невероятно лампово. С каждой прочитанной статьёй, во мне росло не только желание побольше узнать об их мире, но и желание шагнуть ему навстречу и посмотреть, так ли он радужен и безоблачен, или в реальности всё иначе. А то как рисовать прекрасную картинку в новостях, так это все горазды.

— Дивный новый мир, мать его, — только и мог вздохнуть я, откладывая газету. — Когда же мы с тобой уже встретимся?

— Что, Сомбра, на волю хочется? — издевательски спросил один из гвардейцев. — Тебе оно надо? Лучше здесь посиди, в уюте и комфорте. А-то там, на воле, неизвестно ещё, что с тобой случится.

Да… Помимо новостного чтива досуг мне пытались скрасить и стражники, то и дело отпускающие насмешки и издёвки. Слова меня не обижали, а вот те, кто их произносил… Они раздражали и вызывали чёрное презрение. Как и все, кто опускал до мелочной трусливой гнусности. Они, конечно, отыгрываются на Сомбре за всё то добро, которое он им сделал, но с другой стороны… Они и правда думают, что насмехаясь над ним, совершают нечто вроде праведного возмездия?

Меня это бесило. Люто бесило. Я старался лишний раз ни с кем не разговаривать, увлечённый своими мыслями, но эти ущербные лошадеобразные… Они будто специально проверяли, где проходит та грань дозволенного, переступив за которую можно очень сильно пожалеть.

Шакалья логика, свойственная каким-нибудь школьным задирам, которые ещё не поняли, что за зубоскальство можно так получить, что зубоскалить потом будет нечем. И надо бы преподать им эту науку. Так хорошо преподать, насколько это возможно в моём нынешнем состоянии.

— Тихо-тихо… Слышите этот звук? — спросил я и, задействовав всё своё актёрское мастерство, сделал такой вид, будто прислушиваясь к чему-то, звучащему вдалеке, откуда-то из недр тюрьмы. — Такой тихий, почти неразличимый звон… Это звенят ваши стальные яйца. Что же вы их раньше не отрастили, когда я правил Кристальной империей? А я знаю почему, — я ухмыльнулся, довольный тем, что всецело завладел вниманием своих тюремщиков. — Вы натурально ссались с меня. Да и сейчас вы продолжаете ссаться. Чего же вы мне раньше, когда я сидел на троне, в глаза мне не высказали то, что думаете обо мне? На поверженного льва-то каждая овца залупаться горазд.

— Какой из тебя лев? — ухмыльнулись стражники. — От тебя несёт, как от помойки, тебе приходится гадить в ведро и…

— Я лев, от которого несёт, как от помойки, который гадит в ведро, но который всё-таки остаётся львом. А вот вы, как были овцами, так ими и остались. Только сейчас в загоне стою я и жду своей участи, а вы стоите по ту его сторону и бекаете, потому что знаете, что я вас не сожру.

Ответа не последовало, хотя по разгоравшемуся в глазах поней пламени гнева я понял, что они усиленно пытаются его выдумать. Не знаю, какой у них был прогресс, но его пустила прахом внезапно открывшаяся дверь, в которую прошёл пегас, принёсший хавчик. Ужин.

— Дай-ка я сам подам его величеству еду, — сказал гвардеец, принимая поднос и отправляя в тарелки с едой и стакан с напитком по смачному харчку. — Прошу, приятного аппетита.

— М-да, чего-то подобного я ожидал от мелочного плебса вроде тебя, — только и мог хмыкнуть я, после чего взял предложенный мне ужин и швырнул его в решётку.

Пусть она надёжно отделяла меня от стражников, но вот перед пролившимся ягодно-травяным супчиком она была бессильна и некогда аппетитное варево обдало собой задиристого гвардейца, сбив с его нахальной морды глумливую улыбку.

— На, отведай царские харчи.

Реакция последовала незамедлительно — единорог принялся рьяно греметь ключами, намереваясь открыть дверь камеры и явно пересчитать мне все рёбра. Избиение бывшего диктатора — удовольствие дорогое, так что двое других солдат решили разделить его со своим товарищем, и уже через несколько секунд трое пони чуть ли не прыгали на мне, словно на батуте.

Было больно, унизительно, но оно того стоило — теперь я знал, что среди пони, как и среди людей, есть свои мелочные мрази, которые иногда намного хуже любых тиранов и деспотов.

— Так, что здесь происходит?! — разразился громом в каменном нутре подземелья голос Шайнинг Армора, который я даже не сразу узнал.

С довольных своей издевательской вольностью поней сразу же спала всякая спесь и они принялись весьма жидко оправдываться, пока я пытался встать на ноги, превозмогая боль. Даром что по голове не пинали, а лишь по худым бокам и животу, отбивая почки, печень и другие органы.

— Как бы себя не вёл Сомбра, — заговорил Шайнинг Армор, — Вы не в праве и копытом его трогать, если он не пытается сбежать или напасть на кого-то. Разжалованы, все. Можете быть свободны.

Ошеломлённые подобным вердиктом, гвардейцы попытались было возразить, но муженёк Каденс прервал препирательства одним лишь взглядом, так что тем ничего не оставалось, кроме как молча убраться прочь. Искренне надеюсь, что им перед тем, как уволить, ещё как следует всыпят розг на память о доброй солдатской службе.

— Ну что, спасибо, пожалуй, — хмыкнул я, глядя на хмурую физиономию белошёрстого командира. — Я ожидал, что ты, как минимум, посмотришь на то, как об меня копыта вытирают, а как максимум — присоединишься.

— Может ты мне и не нравишься, Сомбра, но я не собираюсь закрывать глаза на нечто подобное тому, что только что случилось, — возмущённо всхрапнул единорог.

— Что, трудно стоять на защите того, кого ты всем сердцем презираешь? — не мог не спросить я, пока перебирался на свою пусть и не слишком комфортную, но любимую лежанку, давая себе и телу возможность прийти в себя.

— Нет, ни капли. Потому что я в первую очередь стою на защите закона и справедливости, а уж потом — на твоей. И если подчинённые мне пони готовы перешагнуть через них, чтобы выместить свою злость даже на таком, как ты, то мне не нужны такие подчинённые.

— Да уж… Добрым словом они тебя помянут.

— Каденс и её подданным не нужны такие гвардейцы, которые заступают закон ради своих мелочных прихотей, так что пусть поминают меня, как хотят. Когда они вылетят со службы, я о них вообще вспоминать не буду.

— Может будешь, может нет… Кстати, ты зачем пришёл? Чтобы проведать меня? Или ты специально примчался, чтобы спасти меня?

— Каденс попросила зайти и проверить, как ты тут. Тебя скоро перевезут.

— О, перевозят… — протянул я, чувствуя как утомлённое заключением и ожиданиями сердце начинает биться быстрее в предвкушении ответа. — И куда?

— Не знаю куда, но главное, что подальше от Кристальной империи.

С удобством разместившись в колеснице, которую несли по ясному небу облачённые в доспехи из фиолетового металла чёрношёрстые фестралы, Принцесса Луна с интересом созерцала просторы Кристальной империи, богатые на хвойные леса, просторные поля, посеребрённые снегом горы, разливающиеся после долгой зимы реки и широкие озёра. Северные красоты захватывали дух и Луна, привыкшая проводить время в застенках роскошных дворцов, не отказывала себе в удовольствии полюбоваться ими.

Она прибыла в столицу освободившейся из плена безвременья страны пару часов назад, привезя с собой большие запасы продовольствия, о которых в письмах так просила Каденс — ей нужно было чем-то кормить своих подданных, которым после тысячелетней зимы ещё предстояло засеять урожай и дождаться его плодов. И Луна рассчитывала на тёплый приём со стороны родственниц-аликорнов, но именно сегодня они решили выбраться из высоких кабинетов, где заседали целыми дня и ночами, и развеяться на природе, в Королевских угодьях, куда могли ступать только копыта правительницы Кристальной империи и тех, кто сопровождает её прогулке.

Приглядывающий за Кристальным дворцом кастелян услужливо выдал в распоряжение Луны пегаса-сопровождающего, который должен был привести так неудачно прибывшую Принцессу к тому месту, где предавались отдыху остальные венценосные аликорны.

Впрочем, это не заняло много времени и уже через несколько минут полёта Луна разглядела посреди вездесущих северных красот красочные вымпелы, знамёна и палатки, расположенные у берега озера, в синих водах которого переливалась чернотой глубокая бездна.

“Живописное место для отдыха, ничего не скажешь”, — оценила Луна, которой виды не помешали разглядеть троицу аликорнов, заседающих за заставленным напитками и яствами столом. Венценосные кобылицы приветливо помахали новоприбывшей, в то время как стерёгшие их покой гвардейцы из кристальных пони во все глаза смотрели на гостью — увидеть четвёртого аликорна они явно не ожидали.

— Тётушка Луна! — поспешила броситься навстречу Художнице созвездий Каденс, едва та ступила на земную твердь, и заключить её в крепкие объятия. — Как ты? Как долетела?

— Я — замечательно. Полёт, благодаря живописным красотам, был ещё лучше, — ответила Луна, крепче прижимая к себе и без того льнущую к ней Каденс. — Поздравляю тебя. Теперь ты правительница, как и мы.

— Было бы с чем поздравлять, — горестно протянула Каденс, отстраняясь. — Пока что, вместе с короной мне на голову легли лишь власть и ответственность, а не лишний повод порадоваться.

— Если смотреть на ситуацию под таким углом, то да, поздравлять не с чем, — с улыбкой на устах согласилась Луна. — Ну что, пригласишь меня к столу?

— Ты та пони, которая может садиться за мой стол без приглашения, — ответила Каденс и вместе с тёмно-синей кобылицей направилась к дожидающимся их Селестии и Найтмер Мун.

— Сестра, рада тебя видеть, — обменялась поцелуями с родственницей Солнечная кобылица. — Надолго же задержал тебя аравийский посол.

— Что поделать? Политика она такая, — с сожалением вздохнула Луна, — Распоряжается нашим временем даже в большей степени, чем мы сами, — блеснула аксиомой Луна и перевела нежный взгляд бирюзовых глаза на восседающую в удобном мягком кресле Найтмер Мун. — Привет, утёночек. Давно мы с тобой не виделись.

— И тебе привет, Луна, — потеплевшим голосом отозвалась Найтмер Мун, так что даже Каденс, занявшая своё место между старшими аликорнами, согрелась его звучанием.

Луна, словно любящая своё дитя мать, принялась усердно зацеловывать Найтмер Мун в её пухлые щёки, так что по округе разнеслись звонкие чмокающие звуки, от которых у жертвы этих нежностей даже зазвенело в ушах.

Каденс посмеялась бы про себя над холодной, сорящей колкостями и неприступной наставницей, если бы не нашла разыгравшуюся перед ней сцену трогательной и не почувствовала, как сердце Найтмер Мун любовно трепещет в присутствии Луны.

— Ладно, хватит, ты меня всю уже обслюнявила, — проворчала покровительница ночных пони. — Не можешь ты без этих сюсюканий, — хмыкнула Найтмер Мун и запечатлела на кончике морды Луны скупой неохотный поцелуй, после чего принялась вытирать щёки.

— Ты своим хмурым выражением лица сама на них напрашиваешься, — фыркнула Луна, садясь на мягкую траву.

— Итак, — откашлялась Каденс, — Луна, могу я тебе…

— Ты Принцесса-аликорн, или холопка?! — негодующе вопросила Найтмер Мун и волком воззрилась на распрягающихся из колесницы Луны фестралов. — Вы, летите в Кристальный дворец и принесите своей Принцессе лучшее кресло!

— Нет-нет-нет, всё нормально, — поспешила отменить приказ Луна. — Я не против посидеть на траве. К тому же, я давно уже к ней не прикасалась.

— Осторожней, Луна, — предостерегла сестру Селестия, — твои шутки настолько острые, что ты можешь ими кого-нибудь порезать.

— Ладно, — попыталась привлечь к себе внимание Каденс. — Тётушка Луна, что ты будешь? К услугам твоего аппетита лучшие блюда моей кухни и лучшие напитки ночных пони к услугам твоей жажды.

— А напитков кристальных пони нет? Плесни мне настойку на вишне и лаванде, пожалуйста. О, никто не будет против, если заберу себе эту тарелочку с зефирками?

— На здоровье, — ухмыльнулась Каденс, услужливо ставя перед Луной бокал с нужным напитком.

— Расскажите, как вы трое тут были в моё отсутствие, — попросила Луна и принялась за угощения, предчувствуя, что они скрасят рассказ о первых днях правления Каденс.

— Отвратительно, — первой поспешила высказаться Найтмер Мун, скорчив недовольную гримасу. — Кристальные пони раболепные, суетливые… Они жутко раздражают. Очень похожи на дневных.

— Кристальные пони просто очень радушны и гостеприимны, — поспешила Селестия заступиться за недавно обрётший свободу народ, насмешливо зыркнув на Найтмер Мун, — и они очень милые. Но то что они немного нервные в нашем присутствии, это сложно не заметить. Всё-таки столько аликорнов разом они ещё никогда не видели. И ещё, Нуна, возьми в учёт то, что мы для них буквально существа из другого времени. Как, собственно, и они для нас.

— О да, — подтвердила Каденс, — Эта разница между нами в тысячу лет вносит свою сумятицу. Кристальные пони до сих пор составляют документы и договора по шаблонам средних веков. А ещё они используют слова, которые уже давным-давно вышли из обихода. Ты вот знаешь, что значит слово “скупно”?

— Знаю, — улыбнулась Луна, слизывая прилипший к краешку губ кусочек зефира, — это значит “вместе с кем-то”.

— Так вот, они очень часто используют его в своих документах, а также великое множество других забытых слов, которые современные пони попросту не знают. Если бы не участие Селестии и Найтмер Мун, не знаю, как бы мы вообще вели дела.

— Ещё расскажи, в какое исступление их привела печатная машинка, — напомнила Найтмер Мун, делая глоток напитка, который рубиновым оттенком напоминал вино, но густотой цвета морс или компот. — А как они отреагируют на поезда или на кинотеатры… Страшно представить.

— Народ, который нужно вывести из тьмы средневековья в сегодняшний день… — Луна возвела задумчивый взор к небу, прикидывая расстояние тех лет, которое кристальным пони предстоит преодолеть, а потом утешающе взглянула на Каденс. — Нелёгкая работа тебе предстоит, но ты с этим справишься. Кристальные пони тебя любят и готовы идти за тобой, да и наша венценосная троица тебе поможет.

— Знаешь, несколько дней назад я была готова сойти с ума от своего нового положения, но потом я вспомнила рассказы о том, каково было тётушке Найтмер Мун, когда она пришла к власти, — сказала Каденс, с насмешкой поглядывая на бывшую наставницу, которая отреагировала многозначительным хмыканьем. — По сравнению с ней, у меня прям благодать.

— Не обольщайся, Каденс, — цыкнула чёрношёрстая кобылица. — У кристальных пони просто ещё эйфория не прошла от свержения Сомбры и сейчас они готовы с радостью подчиняться и облизывать тебе копыта. Когда они протрезвеют, давай так скажем, то вспомнят о своих хотелках и аппетитах. Дворяне, бизнес-деятели, чернь… Всем от тебя будет что-то нужно, все будут от тебя что-то ждать.

— И это ты ещё не упомянула про интриги, которые будут плестись за моей спиной, — дополнила Каденс, пригубив настойку из малины. — Я не обнадёживую себя и готова ко всему. Тем более, что после того, что я видела в Фестралисгарде, меня вряд ли чем-то удивишь.

— Не будь излишне самоуверенна, Каденс, — предостерегла Селестия, наполняя опустевший бокал новой порцией выпивки. — В столице у Нуны тот ещё политический гадюшник, но в Кристальной империи ситуация может оказаться не лучше. Как-то же пони должны были приспособиться к сумасшествию Сомбры, чтобы выжить при его дворе.

— Да, — согласилась с сестрой Луна, задумчивая рассматривая дно бокала, на котором собирались последние капли выпивки, — нашу Нуну окружают пауки, которые привыкли жить в паутине интриг, но тебя, скорее всего, будут окружать лицедеи и подхалимы, у которых привычка пресмыкаться перед правителем и заглядывать ему в рот стала частью инстинкта самосохранения.

— Такие прихлебатели вреднее любых интриганов, — презрительно скривилась Найтмер Мун. — Они заставят тебя поверить в правильность любых принимаемых тобой решений и поверить в собственную непогрешимость. Можешь представить, к чему это может привести?

— К тому, что я стану подобной Сомбре, только у меня не будет оправдания, что меня свела с ума тёмная магия, — вздохнула Каденс, — я сама сведу себя собственной самоуверенностью.

— Кстати, раз уж речь зашла о Сомбре, что там с ним? — Луна вопросительно оглядела собравшихся за столом аликорнов. — Каденс, ты уже решила, какая участь будет его ждать?

— Решила. Однако это непросто было сделать. Открылись некоторые обстоятельства, которые… усложнили дело.

— Я даже не знаю, что меня больше интересует: обстоятельства, которые тебе открылись, или твой вердикт, — с предвкушением протянула Луна и, налив себе выпивки и притянув к себе тарелку с кексами, приготовилась слушать.

— Ну, обстоятельства лучше обсуждать в более деликатной обстановке, — ответила Каденс и многозначительно стрельнула взглядом в сторону стерегущих покой монарших особ гвардейцев и рыцарей, — А вот насчёт вердикта… Я думала отправить Сомбру в Фестралисгард, но тётушка резко высказалась против, так что я выбрала другое место, где ему предстоит побыть в изгнании какое-то время.

— Понивилль, — ни секунды не раздумывая высказала предположение Луна и, по удручённо опустившимся ушкам Каденс, она поняла, что не ошиблась. — Ты уверена в своём решении? Просто зная коварство Сомбры будет верхом наивности ожидать от него, что он будет тихо-мирно сидеть в Понивилле и даже не попытается сбежать.

— Уверена. Я не сомневаюсь в Сомбре, — замешкалась на имени свергнутого короля правительница Кристальной империи. — А если он предаст моё доверие, то это лишь докажет то, что он недостоин того доверия, которое я ему оказала.

Каденс говорила с непоколебимой уверенностью в собственных словах, какая свойственна уверившимся в своих силах и воле венценосным пони. И видя перед собой такую Каденс, Селестия не смогла сдержать улыбки, от которой отдавало той самой гордостью, какую испытывают матери к своим детям, когда те оправдывают их ожидания. Довольной услышанным осталась и Луна, благосклонно кивнушая услышанному. Лишь Найтмер Мун вызывающие фыркнула.

— Скажи потом это тем пони, которые станут жертвами Сомбры, если он воспользуется твоим милосердием, сбежит и попытается либо свергнуть тебя, либо учудить кое-что похуже. Они-то уж точно оценят твою мудрость, которую ты явно переняла от Селестии, и которая подставит их под удар.

После слов Найтмер Мун, Каденс стушевалась и отвела взгляд, не зная, что возразить. Даже Селестия не решилась что-либо сказать, в отличии от Луны, которая вопросительно посмотрела на предводительницу ночных пони.

— А что ты тогда предлагаешь, утёночек?

— Я за то, чтобы Сомбру отдали Ордену. Это их обязанность заниматься такими, как он.

На какой-то миг над коронованными головами бессмертных кобылиц повисло молчание, в котором каждая из них могла бы насладиться шелестом листвы, трелью радующихся весне птиц и плеском озёрной воды, но за шумом собственных мыслей это сложно было сделать. И видя, что никому нечего сказать, Найтмер Мун, пригубив выпивку и чуть понизив тон, продолжила:

— Орден поддерживал мир в Эквестрии на протяжении почти тысячи лет, до тех самых пор, пока ты, Селестия, не нашла носительниц Элементов. Почему мы пренебрегаем им, когда он веками идеально справлялся со своими обязанностями?

— Времена, мир и Эквестрия изменились, Нуна, — мягким тоном пояснила Селестия. — И пони тоже изменились. Раньше жизнь была более суровой, а те, кто покушался на мир и гармонию наших подданных, были куда более жестокими и циничными, чем сейчас. Знаешь же про случай с драконом, который заснул в пещере на горе недалеко от Понивилля и начал выдыхать смог, угрожая королевству осадками из пепла и загрязнением воздуха?

— О да-а-а-а, — закатила глаза Найтмер Мун. — А потом пришли Элементы, Флаттершай отругала дракона и тот улетел спать в другое место, — кобылица принялся издевательски аплодировать. — Драконы пятисотлетней давности употребили бы носительниц Элементов вместо завтрака. Как хорошо, что в то время подобными случаями занимался Орден, который на раз-два разбирал драконов на алхимические ингредиенты.

— Драконы тогда тоже были другими и не стали бы слушать пони, но сейчас… Сейчас всё иначе. Старые и жестокие методы уже не подходят к тем, кого можно направить на путь гармонии. Да и пони, которые могут служить в Ордене, становится всё меньше. Наши подданные привыкли к миру и спокойствию. Они хотят жить и радоваться жизни, а не разыскивать по всей Эквестрии тех, кто угрожает гармонии, и устранять их, так что…

— Так что нужно быть готовыми к тому, — резко прервала Найтмер Мун, недовольно клацнув клыками, — что Арт… Сомбра воспользуется мягкотелостью и доверчивостью Каденс в своих целях. И тогда, — пронзительный взор бирюзовых очей впился в замершую Каденс, — ты вспомнишь мои слова и наставления. И знаете, что меня искренне радует? Что когда Сомбра покажет свою истинную суть и доброта Каденс обернётся трагедией, под размен попадут не мои ночные пони.

— Ты всегда была скора на суровые и немилосердные решения, — ласково пожурила Луна, — что не единожды оказывалось полезным для Эквестрии. Однако и вреда они так же приносили достаточно. Как и ваша приверженность к милосердию, — сделала внезапный словесный выпад Луна в сторону Селестии с Каденс, — которой часто пользовались в корыстных целях. Но, тем не менее, немало могущества к нам приходит именно через милосердие. Прошу, не забывайте о том, что мы сильны в своём разнообразии методов и взглядов. И именно благодаря умению переходить от мягкости к жёсткости и наоборот, мы храним мир в Эквестрии на протяжении тысячелетия.

— Да… — согласилась Каденс. — Я помню твои уроки, Луна. Будь мягкой с поданными, как Селестия, и жестока с врагами, как Найтмер Мун. А когда подданные пользуются твоей мягкостью, стань к ним сурова, как Найтмер Мун, и они вновь склонят головы. Когда твои враги падут перед тобой на колени, помоги им встать, и когда они поднимутся, то будут твоими друзьями.

— И Луна учила тебя правильным вещам, — изрекла Селестия, одобрительно взглянув на сестру. — Умей принимать решения исходя из ситуации и того, с кем приходится иметь дело.

— Не волнуйся, я это умею. И если Сомбра предаст моё доверие, — Каденс решительно посмотрела на Найтмер Мун, — То ему это дорого обойдётся. Можете во мне не сомневаться.

— Посмотрю чего стоят твои слова, если до этого дойдёт, — хмыкнула в ответ Найтмер Мун.

— Ладно, хватит уже об этом, — примирительно изрекла Луна, разливая по бокалам напиток. — Давайте о политике и Сомбре поговорим в другой раз. Лучше давайте порадуемся тому, что мы собрались все вместе и соответствующе проведём время. А то Дискорд его знает, когда нам в следующий раз повезёт так встретиться.

— Дискорд его знает, когда мы всем составом соберёмся, — проворчала Селестия, задумчиво покачивая бокал с выпивкой. — А то вечно кто-то либо в отъезде, либо в делах.

— Что уж тут поделать, — вздохнула Луна. — Ну что, бессмертные, выпьем за нашу семью, узы которой крепки несмотря на прожитые века и те лиги, что пролегают между нами!

I.VI. Третье рождение

Итак... Вместе с этой главой завершается первая арка. Новых глав по фанфику в этом году не предвидится, продолжение будет весной 2025 года.
Спасибо тем из вас, кто читал и дочитал до конца сей главы, дожидался выхода новых глав и будет дожидаться тех, которые мне ещё предстоит написать. А так же двойное спасибо тем, кто поддерживал написание фанфика добрым словом.

После второго визита во дворец моё положение несколько улучшилось. Томление в четырёх стенах не только разнообразилось иногдашними прогулками в зарешётчатый двор тюрьмы, где можно было подышать свежим воздухом, походить и размяться, но и разнообразилось едой, которую мне подавали. Прощай, поганая баланда, здравствуйте супчики, салатики, фруктовые котлетки и прочий понячий гастроном.

И пусть так, ждать решения Каденс становилось всё мучительнее и мучительнее, как и считать проведённые в заключении дни. Их миновало девятнадцать, по моим прикидкам, но по ощущениям, все сто девятнадцать. Когда нечем себя занять, кроме размышлений о туманном будущем и газет, время начинает течь невыносимо ме-е-е-едленно-о-о-о-о.

А ведь не покончи я с собой, то чахнул бы на нарах, где и сидеть бы пришлось в сто раз дольше, и терпеть дегенератские тюремные понятия, которые всё ещё себя не изжили. А может, если бы я умер позже, то угодил бы в тело другого пони или в какой-нибудь другой мир, где господствующим видом являются, например, разумные плазмоиды.

Но это уже не важно, в отличие от того факта, что надо набраться душевных сил и дождаться, когда Каденс решит мою судьбу. А ещё надо было подумать, что эта была за внезапная вспышка озарения, когда я узнал Селестию?

Какие-то отголоски души Сомбры? Как часто они будут проявлять себя? И в какой форме? Не дойдёт ли до того, что в один день я внезапно перестану быть собой? Не случится ли то, что остатки личности этого тронувшегося деспота начнут, словно плесень, разъедать мою личность, ментально убивая и давая возможность истинному владельцу тела вернуться?

Нет, чушь это всё, которая возможна только в шаблонном фэнтези…

Ха… Судя по тем бредням про Кристальное сердце и тёмную магию, мир поняшей — как раз-таки шаблонное фэнтези, так что всякое может быть. Тем более в таком тонком и крайне туманном для людей вопросе, как души. Я своим криминальным, острым на подвох, нутром чую, что есть в моём попаданчестве некое двойное дно. Не верю в то, что какой-то волшебный артефакт, ни с того ни с сего, дал мне второй шанс на жизнь.

И я мог ещё какое-то время подумать об этом, если бы дверь камеры внезапно не отворилась и не прозвучала знакомая команда, на которую я уже откликался, как дрессированная собака:

— Сомбра, на выход!

А учитывая тот факт, что всего пару часов назад был вечерний выгул, это могло означать лишь одно — очередная аудиенция с Каденс.

Меня как-то напряг тот факт, что встреча состоялась далеко за полночь — опять, значит, придётся пересечься с Найтмер Мун. Но зацикливаться на предстоящей встрече с ней мне не дал вид свежеприготовленного пирога с клубникой и чашечки горячего чая, которые дожидались меня на хорошо знакомом мне столе в не менее хорошо знакомой столовой, в которою мне стало неловко заходить. От меня несло, как от помойки, а тело неистово чесалось во всех приличных и неприличных местах, и выглядел я соответствующе, походя больше на бездомного, чем на короля.

— Доброй ночи, Артур, — приветствовала Каденс, которая была необычайно бодра в столь поздний час. — Я смотрю, ты малость поправился. Смена рациона пошла тебе на пользу.

— Ванна бы тоже пошла мне на пользу. Не чувствуешь исходящий от меня аромат? Не слышишь, как по полу скребут лапками попрыгавшие с меня блохи? Они подбираются к тебе, Каденс, всё ближе и ближе…

— Нет, не слышу, — улыбнулась Каденс, искренне позабавленная шуткой, в то время как я принялся за пирог. — А вот запах да, ощущается… Извини, но тебе придётся ещё немного потерпеть. Примешь ванну, когда доберёшься до Понивилля.

Понивилль? Что за идиотское название… Я сколько жил, ни разу не слышал, чтобы люди называли свои города Peopleville, Людоград и как-нибудь ещё, упоминая свою видовую принадлежность.

— Я решила, что пока будут писаться конституция и новые законы, а также пока будет устанавливаться масштаб совершённых тобой… то есть, Сомброй, преступлений, ты будешь жить в Понивилле. Это такой городок в Эквестрии, находится недалеко от Кантерлота. Ты будешь там, пока… пока в тебе не возникнет необходимость.

— Оке-е-ей. Ты меня в ссылку, получается, отправляешь?

Ссылка… У меня, как и у большинства россиян, это неизменно ассоциировалось с нарочито гротескной литературой про ГУЛАГ, сибирские лагеря и прочую репрессивную гадость прошлых веков. Вряд ли в мире пони под этим понятием подразумевают курорт на тропическом острове, где мне предстоит коптиться под горячим солнцем и потягивать вкусные коктейли.

— Что-то вроде этого, — почти извиняющимся тоном выдавила Каденс. — Извини, ты наверное хотел услышать, что я освобожу тебя, но…

— Нет-нет, это было бы слишком хорошо, а жизнь не настолько меня балует. Всё нормально. Ссылка так ссылка.

— Уверена, когда ты увидишь Понивилль, ты поймёшь, что всё не так уж плохо, — розовые губки поньки зацвели в ободряющей улыбке. — Хоть это и небольшой город, но он вполне миленький и уютный. Тебе лучше побыть там, подальше от Кристальной империи и пони, которые ненавидят Сомбру.

— И что мне там делать, в этом миленьком и уютном городке? Лес валить? Изготавливать бумажные стаканчики для KFC? Крутить рулоны туалетной бумаги?

— Нет, просто жить, — пожала крыльями Каденс. — Ни я, ни тётушки не ждём от тебя чего-либо особенного, поэтому просто… живи в Понивилле, как обычный пони.

— А ко мне понятие “обычный пони” вообще применимо? Учитывая и моё попаданчество, и доброе имя Сомбры? — спросил я и, примагнитив чашку к копыту, пивнул чаю. Какое-то время я не мог привыкнуть к тому, что к плоским копытам пони вещи буквально прилипают, не иначе подчиняясь либо магии, либо силе мысли, но… я привык.

— В Эквестрии имя Сомбры значить чуть больше, чем пустой звук, Артур, несмотря на его прошлые заслуги. Вряд ли до тебя там кому-то будет дело. Больше всех о нём знают разве что носительницы Элементов Гармонии. Это те пони, которых тётушка Селестия прислала мне на помощь и которые помогли найти Кристальное сердце. Все они живут в Понивилле, но… Они не будут кричать на каждом углу о том, кто такой Сомбра и чем он славен.

— Это конечно хорошо, но есть вопросик… Они знают обо мне?

— Нет, не знают. И никто не должен знать, — необычайно серьёзно сказала Каденс, так что я на какой-то миг ощутил ту социальную разницу, которая разделяла нас, и ту ответственность, которую на меня возлагала Принцесса.

— Окей, я тебя понял. Чего-то подобного я и ждал от мерзкой узурпаторши, — призвав на помощь все свои театральные таланты, я демонстративно скорчил презрительную гримасу. — Удивительно, что ты сразу не приказала бросить меня в Тартар, а разводишь тут возню с законами и какой-то конституцией…

— М-м-м… — лицо Каденс приняло такое выражение, какое можно увидеть у сомелье, которые оценивает очередное вино. — Ты почти убедил меня в своей игре, Артур. На сцене с твоими актёрскими навыками тебе делать нечего, но вот в театральном училище…

— Кстати, пока есть возможность спросить… Ты сказала, что я буду в Понивилле, пока во мне не возникнет необходимость, но… Что от меня может понадобиться?

— Ты же согласишься, что твой случай нетипичен? Даже для мира, в котором есть магия. Так что, мы попытаемся его исследовать. Вернее, тётушка Найтмер Мун попытается это сделать и если ты ей будешь нужен, то…

— Возьмут за шкирку и доставят пред её ясные очи?

— Боюсь, что так, — вполне серьёзно ответила Каденс на мой шуточный вопрос. — Она покидает свои владения не слишком часто и по очень весомым поводам. Ну… Весомым для неё. В её глазах, ты в эту категорию не попадаешь, так что если что, то тебе придётся ехать к ней, если она прикажет.

Вспомнив, чем обернулось знакомство с Найтмер Мун в гостях у Каденс, меня передёрнуло. Что же она со мной сделает, если я приеду в Фестралисгард? Так… А у меня назрел вопрос…

— Слушай, вот Найтмер Мун — Принцесса? — недоумевая, к чему этот вопрос, Каденс заторможено кивнула. — И Селестия тоже Принцесса?

— Ну да.

— И ты тоже?

— Да. А что такое?

— А где король и королева?

— Это традиция, Артур, — Каденс тепло улыбнулась. — Есть поверье, что титулы короля и королевы носят исключительно злые пони, так что те, кто держат власть, называются либо принцессами, либо принцами. Тебе это кажется странным?

— Нет. Я учился на переводчика и у меня была такая дисциплина, как “межкультурная коммуникация”. Если говорить грубо, то она учила тому, что не нужно удивляться традициям и причудам других народов и относиться к ним, как к чему-то само собой разумеющемуся. Я, конечно, удивляюсь тому, что узнаю о вашем мире, но воспринимаю это как должное. В конце концов, я же в другом мире!

— Хм, действительно.

— И хоть мой разум открыт к новым познаниям, я не понимаю одного… Зачем Эквестрии целых три Принцессы? Правят, вроде, только Селестия и Найтмер Мун. Зачем ещё и Луна?

— Тётушка Луна кто-то вроде… третьей стороны, которая помогает находить компромиссы и решать патовые ситуации. Иногда Селестии и Найтмер Мун сложно прийти к соглашению и тогда в дело вступает Луна, которая либо помогает им сойтись во мнении, либо встаёт на сторону одной из них. Хоть её имя не на слуху у всего королевства, она очень нужна при дворе.

— Всё ясно. И я так полагаю, самое время попрощаться?

— Пожалуй, да. Я бы хотела найти другое решение, но…

— Всё нормально, Каденс. Я благодарен тебе уже за то, что ты хоть что-то попыталась для меня сделать, а не обошлась со мной так, как тебе выгодно. Хотя ты была не обязана входить в моё положение и как-то облегчать его.

— Обязана. Я ведь Принцесса и мой долг — заботиться о всех живых существах и не важно, из другого они мира и мои ли они подданные. И я следую своему долгу не только потому, что обязана делать это, но и потому, что искренне хочу это.

После слов Каденс с моей шеи будто сняли петлю, которая мешала дышать, а с души свалился ни то, что камень, но целая земная твердь, которую Атлант моего духовного равновесия удерживал уже несколько дней. Политики в моих глазах всегда по умолчанию ублюдки и пиздаболы, даже те, кто вроде производит благонадёжные впечатления, но Каденс… Ей хотелось верить. Настолько хотелось, что я едва сдержал себя, чтобы не подойти и не обнять её, как чёртов грешник Иисуса, который спустился с небес и пообещал впустить в рай.

Не знаю, насколько порядочны остальные пони и какие надежды в отношении меня питают другие крылорогие Принцессы, но если Каденс так верит в меня, то я обязан не подвести её. И я обязан сделать это не только ради неё, но и ради себя. Я пришёл в этот мир с чистой совестью и не хочу запятнать её. Больше не хочу.

Не знаю, как чувствовал себя брат, когда отправлялся в армию, но, сидя в своей неизменной кубической тюремной карете, я мог представить, каково ему было. Едешь не пойми куда, тебя будет окружать непонятно кто, а о том, что будет дальше, остаётся только гадать. Вот я и гадал, что меня будет ждать в Понивилле, пока созерцал проносящиеся за решётчатым окном ночные просторы дикой природы, а принадлежали они Кристальной империи или Эквестрии, не суть важно…

А посмотреть было на что. На луну. Я и прежде отмечал её размеры, но с высоты полёта она ещё и казалась настолько близкой к планете, что мне чудилось, будто мы сможем долететь до неё и прилуниться. А ещё она сияла так, что освещала серебристым светом всю округу. Не так ярко, как солнце, но всё же…

Мимо проплывали пушистые облака, напоминающие спрессованные кусочки сладкой ваты и на которые я, как мне показалось, мог без опаски спрыгнуть, не боясь за свою жизнь — настолько осязаемыми они выглядели. Однако я дивился не только им, но и видам густых таёжных лесов, припорошенных снегом высоких гор… и драконом.

Ага, глаза меня не обманывали — по ночному небу на могучих крыльях несся самый настоящий дракон, но надо думать, что эти существа в фэнтезийном мире такая же обыденность, как в моём голуби, гадящие на тротуары и памятники. Однако от этой мысли было не легче, ведь чёрношечуйтая тварь с красными глазами летела прямо в сторону моего кортежа, а из её клыкастой пасти расплёскивалось пламя, которое она была готова выдохнуть в любой момент.

Я должен был, по идее, обделаться со страху, но увидев мерцающие алые глазища, напоминающую своей формой наконечник стрелы морду и острые рога, я наполнился… надеждой?

Да, именно ей. Она разливалась по венам и согревала сердце, которое забилось быстрее, предчувствуя спасение.

А дальше… А дальше должен был начаться пиздец, но я не застал его, потому что в мозг вновь словно ударила молния, как в тот раз, когда я увидел Селестию, и взор мой от ужасов происходящего скрыла ширма очередных видений.

Высоко над моей головой смыкался свод величественного подземелья, которое своими размерами и оформлением напомнило Колизей. А передо мной, закованный в цепи и обвязанной цепями пастью, стоял он… Чёрнокрылый и кровавоглазый представитель того кошмарного рода, страхом перед которым были пронизаны мифы и легенды. Вырасти эта тварь на свободе, то обратилась бы бедствием для меня и моей империи, но она взрастили в неволе и суровая дрессура научила её, что дышать огнём можно только по команде. По моей команде.

— Она прекрасна, не так ли, твоё величество? — звенящим эхом раздался в подземелье звонкий и высокий кобылий голос. Голос той, в чьей верности и магическом таланте мне не приходилось сомневаться…

— Прекрасней прекрасного, но расцветёт она только на поле боя, в своём собственном пламени. Моя смертоносная красавица, моя Эрида…

Видение прекратилось, но всего на миг, когда карету начало трясти и я принялся особенно близко знакомиться со всеми её поверхностями, каждая из которых подарила мне по ушибу. И особенно болезненный удар головой вызвал очередное воспоминание.

Теперь я понял, как чувствовали себя пегасы, когда бороздили небеса. Но едва ли они поймут, какого это — восседать на укрощённом драконе и чувствовать под собой всю его мощь, которую он готов обрушить на моих врагов по одному лишь велению. Мощь, которую не каждый способен выдержать.

И среди эквестрийского воинства их было всего двое — Селестия и Луна. Облачённые в доспехи и вооружённые, они дожидались меня. Однако вопреки ожиданиям, тот бой мне пришлось вести не с ними…

Как внезапно меня накрыло видениями из прошлого Сомбры, также внезапно они меня и оставили. Тряска тоже прекратилась, так что я смог мирно полежать какие-то секунды и прислушаться к рёву чёрнокрылой твари, срывающимся в крики голоса пони.

— Снижаемся! В лес! Хоть будет шанс от него оторваться!

Мои сопровождающие пытались как-то выйти из сложившейся ситуации и уйти от преследующего их фэнтезийного ВВС, неистово маневрируя и делая фигуры высшего пилотажа, которые я, увы, не мог оценить. Оставалось лишь воображать их по командам летающих пони и по тому, как крутилась моя карета. Я даже не мог подняться и подойти к решётчатому окну, чтобы посмотреть, чего там вообще творится, и всё, что мне оставалось, так это перекатываться из одного угла в другой.

— Надо распрягаться! С этим Сомброй мы далеко не улетим!

Услыхав это, я сначала искренне охерел от того, что меня хотят сбросить, но отнёсся к этому с пониманием. На их месте я бы так же поступил. Но всё равно, не возмутиться я не мог:

— Вы охуели!? Уносите меня от этой твари!

Однако меня не услышали, потому что уже через несколько секунд очевидно потерявшая тянущую её за собой силу карета закрутилась, а потом резко во что-то врезалась, приземлившись. Вернее, приводнившись, причём весьма неудачно — скрашивавшее полёт решётчатое окно оказалось снизу и теперь сквозь него поступала вода, заполняя карету с такой же скоростью, с какой меня охватывала паника.

Счёт шёл буквально на секунды, и всё, что я смог, так это быстро оглядеть свой тюремный батискаф и убедиться, что при падении дверь кареты не выбило. Жаль Каденс не посадила со мной в этот раз парочку единорогов…

Но горевать об их отсутствии не было времени, потому что вода была уже по шею. Я как раз успел сделать глубокий вдох, прежде чем она поднялась до потолка.

Голова неистово гудела и готова была треснуть, словно перезрелое яблоко, так что я не мог выдумать хоть один способ освободиться. А ещё страх, который просто разрывал меня на куски… Я не боялся предсмертной перестрелки, а когда моя жизнь близилась к своему финалу, уже поздно было пугаться. Но умереть вот так, словно крыса в затапливаемом в подвале, да ещё тогда, когда мне дали хоть какую-то надежду на новую жизнь… Я не мог с этим смириться.

Отчаянно я пытался найти хоть какой-нибудь способ выбраться, но тщетно. Изнутри карета была непроницаема, словно гроб, закрытый на замок. И всё, что мне оставалось, так скрестись в него и надеяться, что он откроется. Но вместо чуда, я в очередной раз ударился головой, что стоило мне всего того воздуха, который я удерживал в груди. Я непроизвольно приоткрыл рот, в который сразу же хлынула вода, заполняя лёгкие.

Это был пиздец. Очень обидный пиздец.

И это чувство, эта безнадёжность… Оно было мне знакомо. Впервые я ощутил его много лет назад, когда был на пике своего могущества, и когда меня оттуда сбросили.

Сбросили вместе с моей драконицей, кровь которой обагрила снег на вершине Кристальных гор. Её воспитывали посредством боли и она не была готова встретиться с кем-то, кто, помимо меня, сможет причинить её. Но это случилось и она не знала, что делать. Как и я, потому что стоял между ней и тем, кому удалось ранить самого настоящего дракона. Стоял несмотря на то, что был на исходе своих сил и чувствовал приближение смерти, как никогда прежде.

— Драконы, конечно, смертельное оружие в умелых копытах, Сомбра. Но у Эквестрии есть кое-кто, кто намного смертельнее запуганного и прирученного дракона, — сквозь завывания северного ветра доносился до моих ушей хрипловатый баритонистый голос, в котором сквозило так раздражавшее меня снисхождение, которое выказывает победитель проигравшему. — И кое-кто намного опаснее твоей тёмной магии.

И меня это раздражало… Я, самодержец и государь Кристальной империи, владетель тёмной магии, проиграл и теперь стоял у самого края своей гибели, с которой меня могли легко столкнуть. И это были не Селестия или Луна, не аликорны…

— И что же это, безродное ты создание?

— Ты привык вести войну клинками и магией, но забыл про бумагу и чернила. Не такие уж и большие чудеса нужны для того, чтобы победить тебя, как видишь.

И ввысь взметнулся занесённый для удара меч, от лезвия которого меня спасла внезапная вспышка магических искр, из которой вышла она, та кто вдохновил меня на эту войну.

— Тёмной магии уже не хватает, твоё величество? — насмешливо спросила она и зимнюю стужу озарила ослепившая меня вспышка заклинания.

В тот момент я как никогда чувствовал близость гибели. Затем это повторилось, когда Кристальное сердце обрушило на меня всю свою мощь, а теперь вот снова…

В чём-то я всё-таки завидую Артуру… Однако в этот раз ему не уйти на своих условиях. Я не хочу, чтобы моя игра закончилась, так и не начавшись. Значит… Самое время мне сыграть на рояле, спрятанном в кустах, и спасти положение.

Магия Кристального сердца лишила меня былого могущества, но что-то я всё ещё мог сделать для того, чтобы спасти свою жизнь — разорвать железную карету и разметать её, словно обрывки бумаги, при помощи магии было просто. Куда сложнее оказалось вынести к берегу наглотавшееся воды тело, контроль над которым вот-вот должен был разорваться. Однако мне это удалось, несмотря на тот факт, что магия и рог будто восстали против моей воли, не желая подчиняться.

Моё собственное тело… Не принадлежало мне. Оно отвергало меня, заходилось в судорогах, пока я пытался выбраться из реки на каменистый берег, попутно сблёвывая воду.

Что же, если так, то не стоит лишнюю секунду в нём задерживаться. Всё равно, когда я верну над ним контроль — это вопрос времени…

Я чувствовал, как мой раскалённый рог практически пылает, опаляя каждый узелок заключённых в нём нервов. Я даже слышал, как на нём шипит влага, испаряясь. Но времени прислушиваться к своим ощущениям не было и осмыслять своё спасение не было. Кое-как перебирая ногами и скользя копытами по камням, я шёл в сторону тёмного леса, над которым всё ещё звучало эхо драконьего рёва, раздававшегося издалека.

Именно оно придавало мне сил и заставило-таки доковылять до чащи, в тени которой я почувствовал себя в относительной безопасности. И сделал я это очень даже вовремя, ведь в следующую же минуту деревья начали трещать и сгибаться под обрушившимися на него потоками воздуха, а мигом позже по реке и берегу проскользнула драконья тень. А потом ещё раз, и ещё… Она летала кругами, высматривая меня.

Всё, что мне оставалось, так это сидеть и ждать, пока огнедышащая тварь не улетит подальше. Однако даже так, она всё ещё кружила неподалёку и оглашала округу протяжным воем, будто призывала кого-то. Хотя… Может она действительно ожидала, что бывший хозяин откликнется на её зов?

Я не сомневался в том, что она прилетела за Сомброй, но… Зачем? Чтобы спасти? Почему тогда именно сейчас? Какая-то офигенная связь хозяина и питомца подсказала ей, что настал удобный момент? Или кто-то её послал? А может она вообще прилетела не для того, чтобы спасти Сомбры, а для того, чтобы отплатить за всё хорошее?

Как бы-то ни было, вылезать из укрытия и представать пред ясные драконьи очи я не собирался, несмотря на то, что что-то в моём сердце откликалось на её надрывистые и потерянные призывы.

Я мог бы постараться послать сигнал, показать, где я нахожусь, но… ХЕР ТЕБЕ!

Я подозревал, что за переселением моей души кроется какой-то подвох! И вот он — Сомбра всё ещё жив где-то в… в недрах моей души? В глубинах своего собственного тела? В каких-то закромах своего сердца? Не важно — какая-то его часть ещё фурычит и пытается манипулировать мной. Но хер ему… Пока у меня есть хоть какая-то крупица воли, я буду распоряжаться своей жизнью. И без разницы, что живу в его теле.

Кстати о теле… Промокшее, продрогшее от холода, с кружащейся и расскалывающейся головой, оно нуждалось в том, чтобы его высушили, обогрели и дали отдохнуть. Лишь последнее я мог себе позволить, зайдя поглубже в лес и привалившись к ближайшему дереву.

Только всё начало налаживаться, и тут на тебе… Одно потрясение за другим. Сейчас речь идёт даже не о том, чтобы найти своё место в новом мире, а о том, чтобы просто дожить до завтра. Вряд ли солдаты будут искать меня (при условии, что они не рассчитывали меня угробить), а вот Каденс… Хер его знают, что ей наплетут. Может она попытается меня найти, а может нет. В любом случае, уходить от реки глубже в лес не стоит, даже несмотря на то, что поблизости летает дракон.

Пойду вниз или вверх по течению — обязательно выйду к какому-нибудь поселению, а там уже видно будет, как дальше быть. И пока где-то над чащей носится дракон, а я пытаюсь отойти от всего произошедшего и дать телу отдых, можно ещё и порадоваться моему третьему рождению. Хоть беды и потрясения протаптываются по мне, не давая продыха, мне невероятно везёт. Я все ещё жив. И это охуенно.

Я начал всё с начала

Королева и ее королевство

Линия горизонта

Израненные сердца

В тёмном лесу заблудилась лошадка

Пила

Листопад

Добродетель магии

Второй шанс для Сомбры

Штиль