Весеннее обострение

Глава 14

Нуждаясь в передышке, Копперквик встал из-за стола и принялся разминать свой искривленный позвоночник, выгнув его по-кошачьи. Когда позвоночник начал издавать тревожные щелчки, его уши поднялись, опустились, снова поднялись и задвигались от этих звуков. Поморщившись, он выгнул одну ногу и потряс ею, о чем пожалел через мгновение, почувствовав, как по ягодицам поползли иголки. Потребовалось несколько мгновений, чтобы разобраться с обеими задними ногами, и он почувствовал себя так, словно вернулся в школу.

Ему еще многое нужно было усвоить, но требовался перерыв. Один день в пути — это не совсем отпуск, а один из пяти драгоценных свободных дней уже почти наполовину закончился. Пять славных дней… Повернув голову, он увидел, как Баттермилк умывается и играет с Эсмеральдой в кухонной раковине. Оба выглядели счастливыми. Он бросил боковой взгляд на стопку учебных заданий на столе, а затем снова сосредоточился на Баттермилк, которая стояла на двух ногах.

Смех Эсмеральды был бесценным звуком.

Баттермилк была не очень высокой — она вообще была не очень большой — и она только смогла облокотиться на край стойки, где стояла раковина. Познакомившись с ее отцом, Майти Миджем, Копперквик понял, что Баттермилк не станет больше и навсегда останется маленькой. Она была достаточно мала, чтобы ее можно было спутать с кобылкой в позднем подростковом возрасте, но это была кобыла, без сомнения. При одном только взгляде на нее Копперквик почувствовал возбуждение — и противоречие от этого возбуждения.

Низко опустив голову, он подкрался к Баттермилк с озорством в голове. Флирта было недостаточно, Копперквик хотел ясно выразить свои намерения. Он хотел ее так, как не хотел никого другого. Наблюдая за тем, как она взбивает масло, и наблюдая за тем, как она играет с его дочерью, он был в полном восторге. Он хотел не просто физической близости, это была не просто потребность, не просто похоть, не просто жажда ощутить ее изнутри и познать ее глубины.

Земные пони по-своему проявляли привязанность.

Когда его щека коснулась внутренней стороны ее задней ноги, чуть выше ягодиц, Баттермилк завизжала и захихикала одновременно. Это был, несомненно, самый интимный флирт, в котором он участвовал; осваивалась новая территория, и Баттермилк танцевала с одного заднего копыта на другое, пока он поднимал мордочку, поглаживая внутреннюю сторону ее пушистого бедра. За его старания она стегнула его хвостом, пытаясь отогнать. Это был расчетливый ход, и он подошел так близко, как только осмелился, прежде чем отдернуть голову.

Встав на задние копыта, он поднялся во весь рост, возвышаясь над миниатюрной кобылой, которая приглянулась ему. Потянувшись вниз, он схватил ее чуть ниже основания крыльев, приподнял, развернул лицом к себе и усадил на край стойки. Теперь она была почти на одном уровне, и он сократил расстояние между ними. Когда он прикоснулся к ней, она вздрогнула, и он почувствовал, как внутренняя поверхность ее пушистых бедер прижалась к его ребрам.

— Дада! — закричала Эсмеральда и шлепнулась в раковину.

Обхватив ее передними ногами, Копперквик сжал Баттермилк, а затем начал скользить левой передней ногой по ее шее, мимо холки и вдоль позвоночника, не забывая о крыле с той стороны, по которой двигалась его передняя нога. Она вздрагивала, трепетала, и ее дрожащее тело выплескивало поток нервного хихиканья. Копперквик почувствовал, как ее передние ноги скользнули по его шее, и воспринял это как "да", как приглашение, как одобрение. Когда он прижал к себе ее маленькое, легкое тело, он почувствовал, как теплое, влажное тепло прижалось к его животу.

— Что ты делаешь, Коппер? — спросила она горячим шепотом.

— Пытаюсь понять, как ты так быстро возбудилась, — ответил он, скользя своим телом вверх-вниз по ее телу, отчего в нем возникли разного рода потрескивающие разряды. — Я имею в виду, что я пришел сюда, возбудил тебя, а в топке уже вовсю пылает огонь.

Закрыв глаза, Баттермилк начала хихикать и тереться шеей о шею Копперквика:

— Дурачок, я уже была возбуждена. Я уже давно в таком состоянии…

— Правда?

— Не хочу тебя огорчать, Коппер, но мы, кобылы, не такие уж разные. — Пока она говорила, Копперквик почувствовал короткий укус на мягкой, нежной плоти своей шеи, и все его тело сжалось в ответ на болезненно-приятное ощущение. — Мы не просто ждем, выполняя работу кобылы, занимаясь своими делами в выключенном состоянии. У нас нет выключателей, которые включают и выключают нас… хотя у нас есть кнопка. — Я проснулась в настроении. Я просыпаюсь в настроении.

Теперь, когда он начал разминать мягкий изгиб ее крупа, он не знал, что сказать.

— Кобыла всегда была для тебя сексуальным объектом, признай это, — потребовала Баттермилк.

Горячий румянец залил щеки Копперквика, и он закрыл глаза, так как его лицо горело:

— Да. Но я пытаюсь измениться. — Он покачивался навстречу Баттермилк, двигаясь вверх-вниз и из стороны в сторону, и ощущал, как она в ответ трется о его тело. — Я действовал по привычной схеме: предлагал ужин и несколько напитков и уламывал, пока она не соглашалась или не отталкивала меня. Признаться, я думал, что кобылы — это то, что нужно завести. Я думал, что поступаю как почтительный хороший парень, прилагая усилия, чтобы возбудить их, а не просто получить удовольствие. Можем ли мы списать это на юношескую глупость и на то, что я никогда не задумывался об этом?

— Я не знаю… — Баттермилк застыла в его объятиях, став жесткой, и на мгновение Копперквик подумал, что возникла проблема. Но потом она начала смеяться и снова ответила на его ласки. — Коппер, я немного ошеломлена тем, насколько ты был глуп… насколько ты был эгоистичен и самовлюблен. Насколько примитивны и не связаны твои взгляды на секс…

— Послушай, в свое оправдание скажу, что когда я был жеребенком, в школе нас не особо учили этому предмету. Никто из нас, жеребят, не хотел слушать о "супружеских обязанностях", "супружеском союзе", "соитии" или "супружеских обязательствах перед короной". Это было чертовски неудобно, и кобылкам тоже не очень-то помогали в этом вопросе. "Просто не дергайся, дорогуша, стисни зубы и думай о своем долге перед Островами". Я приехал сюда, в Эквестрию, и обнаружил сексуально раскрепощенную страну, и это было лучше всего на свете! Какая-то кобыла была готова отдать товар без брака, и все, что мне нужно было сделать, это купить ей еды и пару напитков.

— О, Коппер… что же мне с тобой делать? — спросила Баттермилк, вздыхая и потирая одним из передних копыт маленькие круги на его шее. — Коппер, Коппер, Коппер…

— Дада!

— Да, Эсме, Дада. Очень хорошо. — Баттермилк вздохнула, издав прерывистый звук, и продолжила прижиматься к Копперквику. — Эсме, твой Дада проявляет признаки придурка из рабочего класса…

— Эй! — Копперквик закричал в знак протеста и сжал Баттермилк, а его копыто продолжало разминать ее крестец. Когда он открыл глаза, его взгляд упал на Эсмеральду, которая сидела в раковине и смотрела на него с кипучим весельем. По какой-то причине она всегда была счастлива, когда он был близок и ласков с Баттермилк, а она находилась рядом, как сейчас. — Мисс Оддбоди…

— Коппер, будь так добр, я думала, мы уже прошли через это.

— Сегодня утром у меня была пара глубокомысленных моментов. Несколько прозрений, если хочешь. — Притянув маленькую кобылу в свои объятия так близко, как это было только возможно, он положил подбородок ей на голову. — Я люблю тебя, Баттермилк.

— Все так просто, да? — Хотя Копперквик этого не видел, бровь Баттермилк выгнулась дугой под его челюстью. — И я тоже люблю тебя, хотя иногда я задаюсь вопросом, почему. Некоторые твои поступки… ну… были плохими, но ты становишься лучше, и у меня нет таких планов, чтобы напрасно бичевать тебя за прошлые ошибки.

— Спасибо, Баттермилк. — Он почувствовал, как ее ухо дернулось и затрепетало у него на щеке; от этого его пробрала дрожь, и он слегка шаркнул задними копытами. Задние ноги Баттермилк плотно обхватили его, и такое положение позволило создать довольно интимные объятия. Кобыла тихонько заскулила, и он подумал, что это счастливый, довольный звук.

— Мне нужно вытащить Эсме из раковины, пока она не превратилась в сливу, и она, наверное, скоро проголодается, — сказала Баттермилк Копперквику. — Мне это нравится, Коппер, очень нравится. Тебе следует почаще удивлять меня. Мне от этого хорошо, и я чувствую, что меня ценят.

— Тебя ценят, — ответил он, когда новое чувство беспокойства пустило корни и расцвело на плодородном поле его сознания. — Без тебя я бы никогда не зашел так далеко. Ты сделала все это возможным…

— По-моему, ты не слишком высокого мнения о себе.

Как он мог ответить на это? Проводя передними ногами по ее спине и ощущая бугорки ее позвоночника, он наслаждался теплом ее прикосновений и тем, что они делали вместе. Вдохнув, он втянул ее запах — она пахла маслом, но был еще один знакомый запах, который сводил его с ума. На секунду он подумал о том, чтобы взять ее прямо здесь, на стойке, так как они находились в идеальном положении для этого, но сейчас было неподходящее время.

Вместо этого он сделал самое взрослое, что мог сделать в этой ситуации: отстранился. В тот же миг прохладный воздух уперся ему в живот, заставив сжаться мышцы. Баттермилк прижалась к нему, а когда отпустила, то с неохотой закусила губу. Он смотрел в ее глаза, а она — в его, и в них было что-то новое, какая-то искра, которой не было еще несколько секунд назад.

— Эй! Ну и зачем ты это сделал!

Стиснув зубы, Копперквик повернул голову влево и увидел, что Баттер Фадж заглядывает в окно. Большая кобыла с интересом наблюдала за происходящим, откусывая кусочек сыра. Баттермилк, все еще сидевшая на столешнице, тут же закрыла морду копытами и издала вопль почти смертельного смущения.

— А я-то думала, что через год у меня появится миленький жеребенок, — сказала Баттер Фадж голосом, полным разочарования и досады. — Все это время я думала: Будет или не будет? И в какой-то момент я начала думать про себя: А почему бы и нет, я думаю, что будет! Но в итоге все мои надежды рухнули!

— Муми! — Баттермилк скулила, стоя на передних копытах. — Как ты могла?

— Легко, Бизи. Так же, как я смотрю, как это делают козы, — ответила Баттер Фадж.

Опустившись на четвереньки, Копперквик сделал глубокий вдох, задержал его и подумал об Островах. Закрыв глаза, он не мог сейчас смотреть ни на кого из пони, поэтому просто стоял и слушал, как Эсми плещется и хихикает в раковине. Любить Баттермилк означало иметь свекровь и все, что с этим связано. Это также означало, что у Эсмеральды могут быть бабушка и дедушка, которые будут ее баловать.

— Да ладно, Бизи, я же не собиралась давать советы или говорить, что тебе делать. Я не грубая. Я бы вела себя тихо и держалась в стороне.

Раздался всплеск, когда Баттермилк упала в глубокую раковину, наполненную мелкой водой, а затем Эсмеральда начала смеяться — не хихикать, а именно смеяться, громким, бурным звуком, который совсем не походил на ее обычные, довольно тихие проявления счастья. Это заставило Копперквика открыть глаза, чтобы посмотреть, и когда он увидел четыре ноги Баттермилк, торчащие в воздухе, то и сам начал хихикать. Как оказалось, большая раковина на ферме была достаточно велика, чтобы вместить и Эсмеральду, и Баттермилк. В ней, несомненно, поместилось бы целый мешок картошки, а то и два.

— Если вы двое хотите улизнуть в сарай или наверх, я могу присмотреть за малышкой Эсме. Думаю, она не будет против. Это даст мне возможность узнать ее получше. Давайте будем честными, ладно? Этот небольшой отпуск — ваш лучший шанс порезвиться друг с другом и окончательно измотаться. У тебя есть няня, есть свободное время, и поверь мне… Я знаю, как трудно заниматься сексом рядом с жеребенком.

— Муми…

— Бизи.

— Муми, я просто не могу…

— Ои, перестань. — Баттер Фадж агрессивно откусила от своего куска сыра и ухмыльнулась прямо на Копперквика. — Коппер прав, знаешь ли. Эквестрия сексуально раскрепощена. Здесь не пороли пони за блуд и не позорили их публично. Я была просто потрясена, когда приехала сюда, а после того, как я встретила твоего отца, Майти Мидж, я поняла, что все эти "стой и думай об островах" не так уж и плохи…

— Муми! — Вопль Баттермилк был глубоко носовым. — И долго ты там стояла?

— Достаточно долго. — Большая кобыла откусила еще кусочек сыра, не сводя глаз с Копперквика. — Кто хочет пообедать? Я умираю с голоду! Я нагуляла аппетит, сидя здесь и наблюдая за вами тремя. Я все время корчила смешные рожицы Эсме, а она все хихикала, но никто из вас не обращал на нее внимания.

Сморщившись, Копперквик вспомнил все моменты, когда он слышал хихиканье своей дочери…