Весеннее обострение

Глава 41

Спустя девять тарелок жареной картошки с сыром и целый яблочный пирог с заварным кремом пустая боль в животе Копперквика наконец-то начала стихать. Его дочь Эсмеральда смотрела на него расширенными от страха глазами, а ее маленький рот был приоткрыт от ужаса, как будто она могла стать свидетелем конца всего сущего. Он чувствовал себя немного виноватым из-за того, что она смотрела на него, пока он ел, и сокрушался, что не может объяснить ей, почему он так голоден.

Через стол Содалит все еще не наелась — медленный, неуклонный процесс, и она не подавала признаков остановки. Все вместе они сидели под ярким сине-желтым навесом, который был оцеплен, чтобы их не окружили. Баттермилк настороженно следила за толпой за грубым канатом, перекинутым от столба к столбу, как и ее отец, Майти Мидж.

Несколько чиновников из комиссии по проведению дерби стояли поодаль, переговариваясь между собой вполголоса. Копперквику было совершенно безразлично, о чем они говорят, хотя он считал, что должен знать. Он просто слишком устал, чтобы испытывать какое-то беспокойство, и больше всего на свете ему сейчас хотелось вздремнуть. Да, хорошенько вздремнуть, с дочкой, с Баттермилк, обмахивающей его своими крыльями, потому что это было бы просто замечательно, даже если бы он многого требовал от своей пегаски-компаньонки.

Неожиданно вспыхнула вспышка, и Копперквику пришлось моргнуть, чтобы восстановить зрение.

— Я думаю, — начала Содалит, а затем сделала паузу, чтобы еще немного пожевать пищу, — то, что вы делаете, — это хорошо. Нужно больше помогать одиноким родителям.

Все еще моргая, Копперквик воспринял неожиданный комплимент.

— Мне приятно слышать это от тебя. Большинство кобыл, когда узнают, чем занимается Коппер, реагируют с отвращением. Или гневом. Гнев — очень популярный вариант. — Баттермилк повернула голову, чтобы взглянуть на Содалит, но при этом настороженно следила за толпой за канатом.

— Почему гнев? — не прекращая есть, спросила земная кобыла. — Я не понимаю?

— У большинства кобыл складывается впечатление, что если Коппер получит помощь, то их помощь как-то уменьшится. А поскольку он жеребец, они считают, что он должен просто смириться и как-то справиться с этим, а для них оставить ту небольшую помощь, которая есть.

— Это сексизм. — Содалит вытерла морду передней ногой. — Это сексизм и мерзость.

Запрокинув голову, Баттер Фадж фыркнула.

— Не обращай внимания на мою маму, — заметила Баттермилк, отчего ее мама снова фыркнула, но на этот раз сильнее и с гораздо большим апломбом.

— Наше общество таково, что жеребцов стыдят, если они просят о помощи по любому поводу. — Майти Мидж постарался полностью проигнорировать пристальный взгляд жены и сосредоточился на Эсмеральде, которая все еще была встревожена пищевыми повадками своего отца. — Кобылы тоже, если честно. Я тоже виноват в этом. Я воспитывал Баттермилк так, чтобы она сама о себе заботилась и полагалась только на себя. Я думал об этом в последнее время. Я вообще много о чем думал.

— И именно поэтому ты самый лучший, папуля. — Баттермилк улыбнулась отцу, а затем, опустив глаза, бросила холодный взгляд в сторону матери. — Муми, по крайней мере, старается. Совсем недавно я так гордилась ею, а теперь она снова стала осуждающей задницей…

— Ои!

— Если ты не хочешь, чтобы тебя называли осуждающей задницей, то не веди себя как осуждающая задница. Это тот же самый совет, который ты дала мне, Муми. Ты сказала мне, что если я не хочу, чтобы весь мир считал меня распутной шлюхой, то я не должна давать им повода думать, что я такая. Вот почему я стала чопорной и правильной библиотекаршей.

— В точку, Бизи. — Закатив глаза, Баттер Фадж отвернулась от дочери и навострила уши, чтобы лучше слышать, как члены Комиссии Дерби разговаривают друг с другом.

— Моя мама даже не хочет со мной разговаривать, — пробормотала Содалит, в то время как выражение ее лица стало бесстрастным. — Она говорила мне, чтобы я не связывалась со взбалмошным пегасом. Она постоянно твердила, что мне разобьют сердце. После того как Флит уехал и я узнала, что беременна, она напомнила мне, что говорила мне об этом, а потом выгнала меня из дома. Теперь она вообще не хочет со мной разговаривать, поэтому я и хочу переехать. Тяжело видеть ее на улице, когда она делает вид, что меня не существует.

— Ах да, дружелюбные, ориентированные на семью пони Дейлс Дельта. Отличные пони. Настоящий образец лучшего, что может предложить Эквестрия. — Баттермилк покачала головой из стороны в сторону, надула щеки, а ее хвост затрепетал, словно прихлопывая несуществующих мух. — Мы все должны стремиться быть такими же, как они. Представьте, каким прекрасным будет общество…

— Бизи, — голос Баттер Фадж сломался на полуслове, — ты уже высказала свою точку зрения. Пожалуйста, прекрати.

— Бизи, у тебя, кажется, пчела в кардигане.

— Да, папочка, я знаю. — Раздраженная пегаска вытянула крыло и указала на Содалит. — Вот почему я делаю то, что делаю. Такие пони, как ты и Муми, сделали мою работу необходимой. Я злюсь… Невероятно злюсь. Коппер только что сбил себе ноги, как и моя новая подруга, и никто из них ничего не получит в награду за это. Ситуация с Содалит — это все, что не так с этим местом… и с пони, которые здесь живут. А я только что получила напоминание о том, почему я ушла… и как сильно я иногда ненавижу это место.

Баттер Фадж издала сдавленный вздох, но ничего не сказала.

Майти Мидж принял более покорную позу:

— Это слишком жестоко, Бизи…

— Не так жестоко, как то, что ты не можешь обеспечить себя, потому что какие-то осуждающие задницы думают, что они знают, что для тебя лучше!

Некоторые из собравшихся уходили, их лица были сердиты, уши прижаты, и они бросали мрачные взгляды на Баттермилк, когда удалялись. Копперквик не знал, что именно ему чувствовать, он слишком устал, чтобы ощущать что-то кроме усталости, а напряжение, витавшее в воздухе, было весьма неприятным.

— Коппер заслуживает лучшего! — воскликнула Баттермилк, и все волоски на ее спине встали дыбом. — Содалит тоже! То, что они могут ничего не получить, приводит меня в ярость! Пони продолжают называть это чудом, но мне кажется, что в наше время чудо мало чего стоит! Они собирают деньги на благотворительность, но при этом игнорируют двух пони, которые очень и очень нуждаются! И я в ярости! — Ужасное превращение охватило маленькую пегаску, и она увеличилась в размерах почти вдвое, а все волосы и перья на ее теле встали дыбом. Дрожа от ярости, Баттермилк стояла, обнажив зубы, и раздался ужасный звук, когда она скрежетнула ими.

— Мама бешенная-бешенная. — Эсмеральда повернула голову, чтобы получше рассмотреть ее, а затем, понаблюдав некоторое время за разъяренной пегаской, повернулась и посмотрела на отца. — Дрема?

— Да, Эсме, твоей маме нужно вздремнуть, я думаю. — Когда Баттермилк переключила свое внимание на него, Копперквик скривился, но не стал извиняться. Вместо этого он посмотрел на Содалит, улыбнулся и указал копытом в сторону Баттермилк. — Я тоже влюбился в пегаса. Они совсем не похожи на нас. Думаю, в этом их привлекательность. Здорово, что они умеют удваиваться в размерах.

Содалит разразилась смехом и закрыла мордочку одним копытом.

Баттермилк не переставала его обнюхивать, а Копперквик, обеспокоенный тем, как он может пахнуть после такого бега, чувствовал себя уверенно и неуверенно. Хуже того, она постоянно терлась о него боками и ушами, как будто была маленькой крылатой кошкой. Содалит играла с Эсмеральдой, воркуя с ней во время увлекательной игры в прятки. Баттер Фадж, казалось, была взбешена, но в то же время задумчива. Что касается Майти Миджа, то он стоял, обсуждая что-то с пони из Комиссии Дерби, и время от времени громко ругался.

Еще один пони сделал снимок, а потом поспешил уйти, так как впереди было еще много интересного.

По шее Копперквика заплясали мурашки, когда Баттермилк шмыгнула носом в его гриву, и, не в силах больше терпеть ее странности, он сказал ей:

— Ты все время меня нюхаешь. Это довольно странно.

— Мне нравится, как ты сейчас пахнешь, — ответила она, как будто это было совершенно нормально. — Потный. Немного землистый. — Пока она говорила, она терлась ухом о нижнюю часть его челюсти, ощупывая его шею своими маленькими нежными передними копытцами. Затем, прижавшись к нему, она добавила низким, горловым шепотом, который мог слышать только он: — Когда я нюхаю тебя, мне приходят в голову непристойные мысли. Думаю, я хочу, чтобы ты потом вспотел, если получится.

— Ты необычный пегас.

— Хочешь посмотреть на мой размах крыльев? Я с удовольствием покажу тебе. Для моего размера он весьма внушителен.

От этого у Копперквика заныло в позвоночнике, и он сел прямо, хотя делать это было довольно больно. Что-то в том, как он пах, привело Баттермилк в хорошее настроение. А может быть, это была весна. Определенно, это было что-то. Когда она терлась об него, из глубины ее горла доносилось довольное, довольно грубое урчание. В последний раз она так урчала…

— Я бы мог уделить вам немного внимания… — Крупный земной пони отделился от группы, чтобы подойти к Копперквику и Содалит. — После долгих обсуждений мы решили отдать каждому из вас по кубку победителя. Благотворительность, действительно, начинается дома. Вы двое устроили отличное шоу. Шоу всей жизни. Вы получите полную выплату еще до конца дня. С вашего позволения, я поспешу поговорить с банковским агентом.

— Спасибо! — Голос Содалит сорвался, а глаза остекленели от слез.

— Да… — Позвоночник Копперквика снова прогнулся, и он вздрогнул от облегчения. — Спасибо, большое спасибо за ваше решение.

На середине шага земной пони остановился. Жеребец немного постарше, он на мгновение замер, а затем поднял правое переднее копыто и указал на Баттермилк, которая прижалась к шее Копперквика:

— То, что ты сказала, тронуло меня. В разговоре с вашим отцом я поставил под сомнение многие свои решения, юная мисс. Наверное, я понял, как сильно мой выбор может ранить других. Раньше я не задумывалась об этом. А ваш отец помог мне понять, что это одно из тех решений, когда то, что я сделаю, окажет огромное влияние не на одну, а на множество жизней, включая двух жеребят. Для меня и моих коллег по комиссии это стало вопросом совести. Спасибо.

Баттермилк издала какой-то звук, но слов не последовало. Темногривый пони склонил голову, улыбнулся, а затем медленным, неторопливым шагом удалился. Копперквик смотрел ему вслед, и остальные члены комиссии тоже склонили головы, а затем последовали за ним. Ошеломленный, Копперквик хотел сказать что-то, что угодно, желательно что-то значимое, но слова не шли на язык.

— Скоро придет кто-то из пони, чтобы поговорить с вами о случившемся, — сказала кобыла, выходя из-за оцепленных границ навеса. — Пожалуйста, подождите, если можете. Это очень важно. Желаю вам обоим удачи и надеюсь, что жизнь даст вам передышку.

Копперквик смотрел, как они уходят. Внешне он был таким же, как всегда, даже почти степенным, но внутри — внутри он практически разрывался. Тысяча бит — не такие уж большие деньги, но сейчас они казались ему большими. За деньги, конечно, счастья не купишь, но можно было купить душевный покой, а это уже кое-что. Рядом с ним крылья Баттермилк ожили, как будто она только что выпила галлон сиропа.

Теперь маленькая пегая кобыла легко порхала вокруг его головы, словно пчела или колибри. Она металась то туда, то сюда, то снова туда, то просто бесцельно жужжала, не имея никакого направления. Копперквик наблюдал за ней и испытывал чувство глубокого облегчения. После страха, беспокойства и сомнений, связанных с тем, что ему вообще ничего не заплатят, это была долгожданная удача, которая тем более была приятна, что была неожиданностью

Даже Эсмеральда казалась счастливой, возможно, потому, что все остальные пони были счастливы, но затем выражение ее лица изменилось, как это обычно бывает у жеребят. На мгновение она стала задумчивой, как будто размышляла, а потом на ее мордочке появилась тревога. Она прикусила нижнюю губу, потянулась вверх к матери и ударила своими крепенькими задними ногами по столу.

— Фуш, — сказала она, пытаясь привлечь внимание Баттермилк.

Остановившись в воздухе, Баттермилк обратила свой очкастый взгляд на маленькую земную кобылку:

— Фуш? Тебе нужно сделать фуш?

Подумав, наверное, целую секунду, Эсмеральда кивнула:

— Фуш… сейчас?

— Скажем так, это неплохая попытка сформулировать предложение. Приготовься к фуш! — Спустившись вниз, Баттермилк подхватила жеребенка и помчалась в поисках туалета.

Смущенная — и вполне обоснованно — Содалит повернулась к Копперквику и спросила:

— Фуш?

— Какой звук издает унитаз, когда его спускают? — спросил он в ответ.

— О! — В глазах Содалит вспыхнул огонек понимания. — Это очень умно. Мой еще недостаточно взрослый для приучения к горшку. Еще не дорос. Зато он болтун. Первое слово сказал через неделю после рождения. После этого его было просто не заткнуть. Он не знает, что означает большинство слов, но любит все повторять.

— Эсме только сейчас поняла, что такое говорить. Возникли некоторые сложности.

— А разве так не всегда? — ответила Содалит.

Непотопляемое хорошее настроение Копперквика сохранялось, и он сменил тему:

— Я все еще хочу пить. Пожалуй, я отважусь на поиски чего-нибудь попить.

— Уже иду!

Не успел Копперквик запротестовать, как Майти Мидж исчез.