«Наркотик» для Твайлайт Спаркл

Королевский баловник

Начало королевской зависимости

С тех пор как случился тот очень неловкий инцидент с Антоном и Твайлайт, Селестия очень заинтересовалась «ласками и почесушками», как их назвал человек. И сегодня она наконец-то опробует их на себе. Белая аликорна лишь надеялась, что они будут хоть немного столь же приятными, как о них с восторгом отзывалась её бывшая ученица.

Сегодня наконец-то настал тот самый день. День, когда принцесса Селестия решилась опробовать Антоновы «почесушки» на себе.

С того оказавшего весьма неловким… инцидента, когда принцесса обратила внимание на довольно странные способности человека (а точнее — перепугалась, что тот подсадил её бывшую ученицу на наркотики, и чуть сама не насадила его на свой рог), прошла без малого неделя. Три дня после этого Селестия упорно боролась с голосом разума, упрямо нашёптывавшем ей, что она просто обязана самолично опробовать на себе эти почесушки, дабы самой испытать то же блажен… в смысле, убедиться в их полной безопасности для пони, да. Закономерно проиграв самой себе, она сдалась и передала через бывшую ученицу просьбу, не мог бы он прибыть в Кантерлот и опробовать почесушки на ней. Немного, на пробу.

А потому сейчас принцесса Селестия, кое-как освободившись от незаконченных дел, возлежала на роскошном ложе королевских опочивален Её Светлейшества, Принцессы Солнца, Приносящей Зарю и прочего бла-бла-бла, дожидаясь прихода Антона. Причина подобного выбора была проста: Твайлайт заявила, что для ласк и почесушек лучше всего подходит какая-нибудь удобная ровная поверхность, на которую можно улечься. Королевский стол в кабинете что просто идеально бы для этого подошёл, был завален бумагами, неофициальная спальня рядом с кабинетом была таким местом, куда она старалась не допускать вообще никого, поэтому Принцесса Дня выбрала единственное место, что больше всего отвечало необходимым условиям: собственную королевских размеров кровать, которой, ввиду чрезвычайно насыщенного графика, практически не пользовалась.

Селестия кинула взгляд в угол комнаты, где возвышалась немалых размеров куча свитков, присланных одной лавандовой принцессой, и улыбнулась. За последние несколько дней Твайлайт едва ли не завалила её посланиями, в которых с жаром уверяла, что почесушки ни в коем случае не являются наркотиками и никак с ними не связаны. Бывшая ученица даже несколько раз упоминала, что провела ряд тестов, исследуя пост-эффекты почесушек, и они никак не коррелируют с эффектами каких-либо известных ей наркотиков. У Селестии даже возникла шальная мыслишка пока оставить свитки так и лежать горкой, чтобы, когда Твайлайт снова придёт на их ставшее традицией чаепитие, слегка пожурить её за то, что столь нерационально переводит бумагу. Совсем об экологии не заботится!

Вспоминая случившуюся несколько дней назад ситуацию, Принцесса Дня не удержалась от тёплого смешка. Облегчение, которое было написано на мордашке Твайлайт, когда она осознала, что её не станут наказывать за не санкционированные свыше почесушки, было просто бесподобным. Как и то, как оно следом сменилось на непонимание, переходящее в ужас, когда человек назвал белую аликорну мамой Твайлайт. Что ни говори, а реакция ученицы была презабавной.

Негромкий стук в дверь заставил Селестию вынырнуть из омута воспоминаний.

— Ваше высочество, к вам прибыл некто, назвавшийся Антоном, — донёсся из-за позолоченной двери голос стражника.

— Пусть войдёт.

Ответ принцесса произнесла негромко, но гвардейцы, разумеется, прекрасно его услышали. Большие двойные двери распахнулись, и в комнату вошёл Антон, нервно поправляя галстук. Одетый в строгий чёрный костюм, он выглядел довольно эффектно.

Едва закрывшись вслед за вошедшим человеком, двери окутались неярким золотым свечением — характерный признак вновь активировавшегося двухстороннего звукоизолирующего барьера.

— Знаешь, тебе необязательно было так наряжаться, — хихикнула Селестия, спешно пряча улыбку за тщательно ухоженным копытцем. — Я же тебя не на званый вечер пригласила.

— Да знаю я! — фыркнул Антон. — Сделал, называется, глупость — проболтался Рерити, что иду на встречу с принцессой. Так она тут же раскритиковала мою идею прийти в повседневной одежде и заставила напялить костюм. Ещё удавку эту где-то откопала… Эта пони просто не понимает слова «нет», — почесав затылок, добавил мужчина и виновато улыбнулся.

— Возможно, но она это не со зла. И потом, ты в нём отлично выглядишь… даже если это и немного перебор, — на этот раз белая аликорна даже не пыталась скрыть улыбку.

— Мне казалось, мы договорились, что это я тебя сегодня должен побаловать, а не наоборот, — с усмешкой ответил человек.

— Ну тогда иди сюда и давай уже начнём, — Селестия похлопала копытом по простыне.

Кивнув, Антон сел рядом с белой аликорной, не спеша поднял руку и положил ей на макушку. Ощущение от её развевающейся словно на невидимом ветру гривы оказалось удивительным. Лёгкая, гладкая, шелковистая, без единого узелка или нечёсаной пряди, она струилась у него меж пальцев, словно состояла из разноцветного воздуха. Несколько секунд Антон просто наслаждался этим непередаваемым ощущением прикосновения к полуматериальной магической гриве, медленно и неторопливо пропуская её промеж пальцев.

От его прикосновений Селестия довольно выдохнула, чувствуя себя просто потрясающе. Чуткие пальцы человека, неспешно перебиравшие пряди её самостоятельно развевающейся гривы, вызывали у аликорны волны мурашек, прокатывающиеся вдоль позвоночника, расслабляя мышцы спины и шеи, настолько, что принцессе с трудом удавалось удержать голову и не дать ей упасть на кровать.

— Как это у твоих волос получается? — вдруг спросил Антон, но, опустив взгляд на мордочку Селестии, едва сдержал смешок.

На губах белой аликорны играла лёгкая довольная улыбка, глаза смотрели куда-то вдаль.

— Мне начинать? — усмехнулся человек.

— А? — только и ответила Селестия, во взгляд которой постепенно вернулась некоторая осмысленность.

Хитро улыбнувшись ещё шире, Антон положил на голову аликорны уже обе руки, одной поглаживая по затылку и шее, а второй почёсывая за левым ушком. Дёрнувшись от неожиданного прикосновения, ухо немного повернулось, давая беспрепятственный доступ к своему основанию. Взгляд белой кобылы снова поплыл, и она тихо выдохнула, почти физически ощущая, как ежедневный стресс, копившийся годами, декадами и даже веками, словно растворяется, покидает её естество.

Человек чувствовал, как Селестия тает от каждого его прикосновения. Когда аликорна подалась головой вперёд и прильнула к его рукам, Антон перенёс правую руку, положил ладонь ей на щеку и стал легонько почёсывать и поглаживать пальцами под подбородком. В какой-то момент голова окончательно расслабившейся и, кажется, более неспособной совладать с собственными мышцами принцессы всем весом легла ему в ладонь. Удивительно, но человек с лёгкостью мог удержать её одной рукой. Сознание Селестии окутало непередаваемая всеобъемлющая нега, и всё, о чём были её мысли — какое же блаженство она сейчас испытывала.

Но внезапно всё закончилось. Селестия с недоумением моргнула пару раз и потёрла пястьями глаза. Похоже, в какой-то момент Антон просто опустил её голову на кровать, притом сама белая аликорна даже не заметила этого момента.

— Ну что, очнулась наконец? — хмыкнул человек. — Я уже минут десять как закончил, а ты всё спишь и спишь. Неужто настолько умаялась, а?

— Кажется, это и вправду так, — ответила Селестия, прикрывая копытцем зевок, затем её взгляд словно сам собой прикипел к его рукам.

Видя, куда она смотрит, человек поднял руку и покачал указательным пальцем.

— Уж прости, твоё высочество, но на сегодня хватит.

Обиженно надувшись, Селестия потянулась головой к его руке, которую Антон тут же предусмотрительно отодвинул подальше.

— Но почему хватит? — мило спросила мило дующаяся принцесса.

— Я уже имел глупость вчера потратить слишком много времени на почесушки Твайлайт, и в итоге она немного… В общем… — человек виновато почесал в затылке.

— В общем… что? — уточнила Селестия, склонив голову набок.

— Когда я прекратил почесушки, Твайлайт не смогла удержаться и стала настойчиво выпрашивать ещё, а когда сказал, что слишком устал, начала гоняться за мной по всему замку с кружкой чего-то то ли бодрящего, то ли возбуждающего, пытаясь получить ещё почесушек, — пояснил Антон, пожимая плечами. — Похоже, ласки и почесушки для вас, поней, всё-таки сродни наркотикам, — добавил он с застенчиво-виноватой улыбкой.

— Хм-м-м… — понимающе промычала Селестия. — Пожалуй, мне следует обсудить это с некоторыми моими маленькими пони, — добавила она, задумчиво постучав по подбородку копытцем.

О чём бы белая аликорна сейчас ни думала, Антон был уверен, что это нечто глубокое, недоступное разуму простых смертных, нечто такое, что он неспособен постичь.

— А можно мне ещё немножко почесушек, пока ты не ушёл? — вдруг спросила Селестия, взор её умоляющих розовых очей вонзился словно прямо в душу Антона.

Сказать «нет» этой милой мордашке было просто-таки невозможно! Всё его существо жаждало подчиниться, протянуть к ней руки и гладить, гладить, гладить… «Нет, нельзя! Нельзя поддаваться! Давай, тряпка, соберись, ты же мужиГ! Ей на сегодня достаточно! И так уже зависимость вылезла! И это с первой доз… с первого раза!»

— Прости, принцесса…

— Ну пожа-а-алуйста!

«Нет, ещё минута — и я точно помру от диабета, только неизвестно, какого именно. Но точно худшего в мире».

— Я… Мне правда лучше не…

Аликорна подалась вперёд, в уголках глаз, выглядевших словно у побитого щеночка, не понимающего, за что его ударили, заблестела влага.

Резко закатав рукав пиджака, Антон сделал вид, что смотрит на циферблат наручных часов — которых, впрочем, у него сейчас не было.

— Какой ужас, уже столько времени! — воскликнул он. — Мне нужно срочно бежать. У меня очень важная встреча в Понивилле.

Однако едва человек сделал шаг к двери, как почувствовал, что что-то держит его за полу пиджака, и обернулся к Селестии.

— Ты никуда отсюда не уйдёшь без ещё пяти минут почесушек, — заявила она, грозно прищурившись.

Антон громко сглотнул.