Опасный роман лебедей

Глава 21

Холодный ночной воздух помог Гослингу проветрить голову и снять ощущение лихорадочной усталости. Ему не нужно было ничего делать, кроме как скользить, следуя в темноте за Селестией и Луной. Они ушли без охраны, не сказав ни слова, и улетели с балкона Селестии. Луна некоторое время несла Гослинга, но холодный воздух помог ему прийти в себя.

Он смертельно устал. Это был долгий день. Последние несколько дней были очень тяжелыми. Гослинг был напряжен почти до предела, или, по крайней мере, так казалось. Каждый раз, когда он достигал точки, где был уверен, что с ним покончено, он находил в себе еще немного сил. Он вспомнил слова Рейвен о том, что она бросит его в горнило. Казалось, он уже был там.

Так вот каково это — быть супругом Селестии? Переходить от одного кризиса к другому, пытаясь найти счастье в те драгоценные спокойные моменты между ними? Постоянно задаваться вопросом, когда возникнет следующий кризис? Гослингу стали известны те вещи, о которых обычные пони не знали. Он видел, как аликорны, те самые пони, которых многие считали богинями, потели, истекали кровью и страдали. Он видел Селестию как в ее лучшие, так и в худшие времена. Чуть больше недели назад Кейденс представила ему настоящую Селестию — с потрескавшимися, окровавленными, изжеванными губами, чрезмерно ухоженными крыльями и лицом, полным нервных тиков.

Она была из плоти и крови, как и он сам. С тех пор весь его мир и все, во что он верил, перевернулись с ног на голову. Его познакомили с настоящими сильными мира сего в Эквестрии. Ему показали реальность, с которой он не был уверен, что смирится. Он увидел в своих товарищах пони такую жестокость, что его собственные переживания в средней школе померкли.

И вот теперь он скользил во мраке ночи, следуя за двумя сестрами, одну из которых он любил, а с другой, как ему казалось, запутался, следуя за ними в Вечносвободный лес, и делал это без вопросов и оговорок. Что с ним было не так? Разумные пони не ходят в Вечносвободный лес по ночам. Что бы сказала его мать? Он надеялся, что с ней все в порядке. Может, она в своих апартаментах, проводит время в тишине, а может, с Твайлайт Вельвет и Найт Лайтом.

Ему было интересно, что скажет его мать, если он женится на Луне. Что бы она почувствовала? Как бы она отреагировала? Гослинг не любил Луну, но уважал ее. Селестия все еще была разочарована его ответом, ему не хотелось подводить ее и вызывать ее недовольство, но его ответ был честным. Он сделает все, что от него требуется, — выполнит свой долг, каким бы он ни был, и сделает это без жалоб. Мать учила его, что жеребец — и муж — делает все, что нужно, и делает это без жалоб. Никакой халтуры. Халтурщики заслуживали того, чтобы им надрали уши.

Возможно, удастся договориться. Гослинг намеревался отвести Луну в сторону и поговорить с ней наедине. В глубине души он размышлял о самых разных вещах, например о том, не ревнуют ли сестры, когда делят мужа. Как это происходит? Как это вообще происходит в стадных браках? Тщательные договоренности и соглашения? Пони могут быть собственниками. Гослинг знал, что он собственник. Он не знал, что с этим делать, и был слишком утомлен, чтобы обдумать это внятно и четко. Все его текущие мысли путались и перемешивались в голове.

Внизу в темноте возвышался разрушенный замок, освещенный луной и звездами. Гослинг знал это место, слышал рассказы, знал историю. Это был замок королевских сестер-пони, место, где принцесса Селестия сражалась с Найтмер Мун, чтобы спасти Эквестрию от вечной тьмы.

Гослинг молча следил за двумя сестрами, спускавшимися по предательской лестнице. Они вошли в какой-то мрачный, жуткий мавзолей, прошли через тяжелую дверь, которая удивительно хорошо сохранилась и была запечатана магией, а затем спустились еще глубже в какие-то катакомбы.

Они спускались все глубже и глубже, проходя мимо старых урн, полок с костями и статуй пони, ныне забытых всеми, кроме, возможно, самих сестер. Гослинг шел молча, его желудок все еще болел, а мышцы спины сводило от напряжения. Пауки разбегались, когда сестры приносили свет во тьму. Пыль была густой и нетронутой.

Гослинг видел статуи аликорнов, когда они проходили мимо. Он хотел задать вопросы, но не стал. Это место обладало какой-то странной магией, оно было торжественным, печальным, в воздухе витало что-то траурное. Одна из статуй аликорна выглядела как молодая кобылка, возможно, примерно его возраста. Он задумался, была ли это просто статуя, или она изображала настоящую пони.

— Луна, дорогая сестра…

— Да?

— Это может быть трудно увидеть.

— Этого следовало ожидать, посещая могилу своего давно умершего мужа.

— Нет… Луна… ты скоро увидишь.

Сестры вновь погрузились в молчание, и Гослинг последовал за ними. Повернувшись, он посмотрел на статую жеребца-аликорна и увидел табличку с именем, прикрепленную к камню. Темпус. Здесь можно было многое узнать, но Гослинг молчал. Ему было интересно, кто такой Темпус и что он из себя представляет. Чем занимался Темпус?

Наконец, они пришли к небольшому склепу в глубине катакомб. Селестия коснулась двери своим рогом, отчего та на секунду засветилась, а затем дверь открылась. Селестия отступила от двери и позволила Луне войти.

Склеп был довольно большим, узким и длинным. В комнате стояло несколько статуй. Гослинг последовал за Селестией, которая вошла вслед за Луной. Почти сразу же Луна остановилась перед пыльной, покрытой паутиной статуей аликорна. Гослинг услышал ее резкий вдох.

— Луна, любимая сестра, преданная мать, обожаемая жена… — Слова Луны были не более чем слабым шепотом, когда она говорила, читая надпись на табличке.

Гослингу потребовалось мгновение, чтобы понять, что перед ним статуя Луны. Он остолбенел, не в силах что-либо сказать или сделать. Позади статуи стояла урна, спрятанная в стенном шкафу. Статуя была в рост Луны, и каждая деталь была передана в точности. Гослинг сделал шаг назад: ему казалось неправильным находиться здесь, неправильным быть свидетелем этого момента шока и скорби. Он натолкнулся на дверь, но обнаружил, что она закрыта и не открывается.

— Кастору и Поллуксу нужно было как-то оплакать свою мать, — шепотом объяснила Селестия. — Со временем правда запуталась и помутилась… В ту ночь Найтмер Мун убила многих, в том числе и любимую принцессу Луну, тихую, иногда дерзкую, но забавную Принцессу Ночи.

Стало так тихо, что Гослинг услышал, как слезы брызнули на пыльный пол, словно из оставленного капать крана. Жеребец даже боялся дышать — он не хотел ничего нарушить. Он стоял, прислонившись крупом к двери, с мокрыми глазами, борясь с собственными слезами.

— Многие оплакивали твою кончину. Тех, кто любил тебя, было больше, чем ты думаешь. — Селестия склонила голову и посмотрела на сестру полузакрытыми глазами. — Мне жаль, Луна.

Пройдя вперед, мимо своей статуи и памятника, Луна направилась дальше в склеп. Она остановилась у другой статуи, поменьше, прикрепленной к стене. Она опустила голову, ее уши подергивались, а все тело дрожало. Гослинг молча наблюдал, как она прикоснулась к статуе дрожащими губами, на мгновение поцеловав ее, и Луна закрыла глаза, когда ее губы задержались на камне.

Гослингу хотелось оказаться сейчас где угодно, только не здесь. Это было слишком больно наблюдать, и он не был уверен, что сможет вынести это еще долго. Он видел боль, написанную на лице Селестии. Из-за того, что произошло тысячу лет назад, по выражению ее лица можно было подумать, что это случилось только вчера.

— Броуз Блейз, прости меня, — пробормотала Луна, открывая глаза и отводя губы. Вытянув одно крыло, она погладила статую по щеке. — Он был дневным пони. Я мечтала, чтобы он оставался со мной на ночь, но он всегда засыпал. Он был таким тружеником. Я была такой эгоисткой и требовала от него очень многого.

— И он всегда был так счастлив дать тебе все, что мог, — сказала Селестия своей сестре. — Он был земным пони, как никто другой.

Гослинг навострил уши и больше не мог молчать:

— Он был земным пони?

И Луна, и Селестия кивнули.

Гослингу хотелось задать миллион вопросов, но он держал их при себе. Сейчас было не время. Его уши снова опустились, когда он наблюдал за тем, как Селестия и Луна продвигаются дальше по длинному проходу, который был склепом.

— Кастор и Поллукс, — сказала Луна, остановившись перед двумя статуями — пегаса и единорога. Она посмотрела на них, ее глаза сузились, и на мгновение Гослинг увидел лицо своей матери, Слит, вместо лица Луны.

— Кастор был блестящим тактиком, но и расточителем, — сказала Селестия сестре мягким, теплым голосом.

Луна вскинула голову и широко раскрытыми глазами посмотрела на Селестию. Она несколько раз моргнула, по ее щекам текли слезы, и она выглядела удивленной тем, что сказала ее сестра.

— Кастор никогда не женился. Он отказался. Однако от него родились сотни жеребят. Куда бы он ни отправлялся, там через одиннадцать месяцев рождалось множество жеребят. Он был плодовит. — Селестия покачала головой и опустила уши. — Я никогда не могла до него достучаться.

Луна начала вытирать глаза передней ногой, фыркая:

— Наверное, я должна гордиться. — Она прокашлялась, еще немного пофыркала, а потом спросила: — А что с Поллуксом? Пожалуйста, скажи мне, что один из моих сыновей был уважаемым и не был родоначальником бастардов.

— У Поллукса был настоящий магический талант. Он рано остепенился, женился в двенадцать лет, служил Империи своим умом, произвел на свет шестерых жеребят, которые дожили до зрелого возраста, и умер в сорок один год, имея двух жен. Первая умерла при рождении жеребенка в четырнадцать лет после пяти лет брака. У нее было два жеребенка, которые дожили до зрелого возраста. Вторая жена подарила ему четырех жеребят, которые достигли зрелого возраста, и дожила до двадцати одного года, наслаждаясь двенадцатью годами брака. Ее очень любили все, кто ее знал. Поллукс обожал ее и понимал ценность хорошей жены после того, как пережил свою первую.

Гослинг был ошеломлен услышанным. Он увидел, как Луна кивнула с выражением облегчения на лице. Селестия повернула голову и посмотрела на него розовыми глазами, в которых отражался свет ее рога.

— Это были совсем другие времена, Гослинг, — услышал он слова Селестии. Он не мог с этим поспорить. Он сглотнул, во рту было сухо и пыльно. По щекам Луны все еще текли слезы; Гослингу хотелось подойти к ней и утешить, но он так и остался стоять на месте. Сейчас между ним и Луной все было сложно.

— Хорошие ли у меня были похороны? — спросила Луна.

Селестия кивнула, на мгновение пожевала губу, а затем нашла слова для ответа:

— Да. Я произнесла волнующую надгробную речь. Кастор съел часть твоего погребального венка, потому что был голоден и печален.

Гослинг не мог представить, каково это — читать надгробную речь пони, которая только что пыталась убить тебя и убила твоего мужа. Ему даже трудно было представить себе такой сценарий, но Селестия пережила и вытерпела это.

— Его голод был непревзойденным. Он не умел сосать соски. — Луна с тоской и пониманием кивнула и отошла от двух статуй. — Я хочу свежего воздуха и больше не желаю наполнять свои легкие миазмами из этого места упокоения мертвых.

Гослинг увидел, что Луна смотрит на него, но не смог прочитать выражение ее лица. Однако глаза ее были печальны и полны сожаления. Через мгновение она подняла глаза на сестру, и он услышал, как она сказала:

— Прости меня. Мне так плохо…

— Луна, я бы хотела, чтобы ты перестала себя наказывать, — сказала Селестия, прервав сестру.

— Я тоже хотела бы перестать себя наказывать, — ответила Луна. — Пойдем, я хочу побыть подальше от этого места. Гослинг измучен и держится на копытах только из глупого чувства долга перед нами обоими.

Кивнув, Селестия погладила сестру по щеке кончиком крыла:

— Пойдем и вернемся домой…