Опасный роман лебедей
Глава 74
— Итак, все пони, мы сможем это сделать, если будем держаться вместе. Эквестрия немного пала, нам приходится нелегко, но это еще одна причина устроить хорошее шоу. Мы должны показать всему миру, что жизнь должна продолжаться, даже несмотря на трудности и проблемы. — Принцесса Селестия сделала глубокий вдох и выдохнула все это в медленном, ровном выдохе.
Гослинг, глядя на двойные двери, тоже сделал глубокий вдох, а затем, понизив голос, признался остальным:
— Мне немного страшно.
— Все мы иногда немного боимся, — ответила Селестия.
— А мы нет. — Луна с мрачным видом посмотрела на сестру снизу вверх.
— Луна, когда ты вернулась, ты была в ужасе от пылесоса…
— ЭТО ЛОЖЬ!
— Электрический тостер напугал тебя…
— ЛГУНЬЯ!
— И ты убежала с воплями, когда тебе продемонстрировали унитаз.
Луна ничего не ответила, только отвернулась от сестры и закусила губу. Гослинг, который знал, как лучше, даже не улыбнулся. О, позже он улыбнется, позже, когда все будет безопасно и Луны нигде не будет, он улыбнется, может быть, даже рассмеется, но не сейчас. Пока же он проверял свои навыки гвардейца на прочность и сохранял спокойное лицо.
— Принцесса Целлофестия?
Вскинув бровь, Селестия с язвительной улыбкой посмотрела на Гослинга, который, обращаясь к ней, каким-то образом сохранял спокойное лицо. Сейчас она ничего не могла поделать с тем, что он сказал, но позже… о, позже, она его достанет, и достанет хорошенько:
— Что? — спросила она и была более чем удивлена, когда Луна начала хихикать.
— Ты уверена, что хочешь идти посередине между мной и Луной, когда мы будем делать наш большой вход?
— Да, но о чем вопрос? Я самая высокая. Вы двое меньше. Мы представим пирамиду силы при нашем торжественном входе и используем геометрию, чтобы поразить массы. — Принцесса Селестия сияла, она все продумала и была готова.
— Да, но я волнуюсь, — прошептал Гослинг.
— О чем? — спросила Селестия.
Повернув голову, он посмотрел на более высокого аликорна, стоявшего между ним и Луной:
— Я беспокоюсь, что "массы", как ты их называешь, увидят, что ты встала между мной и Луной. Держишь нас на расстоянии. Я беспокоюсь, что Луна уловит это и почувствует себя покинутой. И я боюсь, что у Луны разовьется еще один комплекс, как называет это наш психотерапевт.
— О дорогой, — вздохнула Селестия.
— Ооо, Гус поднимает вопрос, о котором никто из королевских планировщиков не подумал.
— Гус? — Селестия посмотрела на сестру.
— Когда жеребенок вырастает, вы называете его пони, — ответила Луна, — а когда вырастает гусенок, вы называете его гусем. — Синяя аликорн начала хихикать про себя и избегала тяжелого взгляда сестры. — Напомни мне еще раз, за что мы платим нашим королевским планировщикам?
— Ну, у них есть кьютимарки для таких вещей, и они не смогут найти работу, связанную с чем-то другим. Их надо как-то трудоустраивать, мы им обязаны. — Селестия, выглядевшая обеспокоенной, быстро встряхнулась, а затем попыталась разгладить перья с помощью своей магии. — Гослинг, прошу тебя, встань между мной и моей сестрой. И, что бы ты ни делал, не думай о том, как это воспримет общественность, ведь ты стоишь меж мной и моей сестрой.
Прочистив горло, Гослинг спросил:
— Ты только что заговорила по-старому?
— Стресс, Гослинг, стресс. Я это чувствую. А теперь успокойся, пока я не решила, что ты снова стал маленьким Гусёнком и, следовательно, на тебя надо сесть. — Принцесса Селестия сделала все возможное, чтобы скрыть тот факт, что у нее началась нервная дрожь. Замечания Гослинга о восприятии публики потрясли ее больше, чем она хотела бы признать.
— Ооо, Гус, берегись, моя сестра, принцесса Целлофестия, у нее в кузове хранится много пирожных…
— Почему ты, маленькая бестия! — Селестия, обернувшись на сестру, издала возмущенное хныканье и, расправив крылья, отбросила Гослинга в сторону. Когда Луна высунула язык, Селестия раздраженно вздохнула, закатила глаза и позволила Луне веселиться.
Гослинг, как и подобает послушному типу, занял место между двумя сестрами, хотя бы для того, чтобы сохранить между ними некоторую дистанцию. Он посмотрел на Луну, улыбнулся, а затем поднял глаза на Селестию. Он дерзко подмигнул ей и почувствовал, как в нем поднимается уверенность. Заботясь о своем внешнем виде, он проверил свой черный дублет, ища складки, ворсинки или неуместные волоски. После тщательного осмотра он обнаружил, что по-прежнему безупречен. Каждый из его маленьких фонариков был в порядке. Его воротник, отделанный небесно-золотым и лунно-фиолетовым, был безупречен. Каждая из его латунных пуговиц имела идеальную зеркальную поверхность.
— Будь величественной, — негромко сказала себе Селестия.
Подняв голову, Луна царственно улыбнулась и тоже напомнила себе:
— Будь смелой.
Бросив взгляд на свои крылья, Гослинг ответил:
— Будь красивым.
И с этими словами Селестия распахнула двери.
Гослинг даже не успел прищуриться, как очутился в ослепительном свете. Казалось, миллион камер вспыхнули, заслоняя ему обзор и обжигая глаза. Селестия предупреждала его об этом, и ему пришлось держать безупречное, безукоризненное лицо, так как сетчатка глаза была выжжена. Горны ревели, и ему приходилось заставлять свои уши, ставшие чувствительными из-за его состояния, оставаться неподвижными, как у статуи, даже несмотря на боль. Он должен был сохранять пегасье совершенство.
Высоко подняв голову, он смотрел на свою обожаемую публику, но с трудом видел ее сквозь белые пятна в глазах. Слышались вздохи, возгласы, крики и улюлюканье. Раздался звон доспехов, и многие гвардейцы сразу же привлекли к себе внимание. Звук дыхания стольких пони в одном месте был почти оглушительным.
Неподалеку стоял Фэнси Пэнтс со своей женой Флер Де Лис, пони, с которой Гослинг познакомился и разговаривал лишь на мгновение. Рядом с ними находился Севилья, обремененный съемочной платформой, чтобы держать кинокамеру. К ним приближалась принцесса Кейденс, одетая в сказочное лавандовое платье, отделанное розовым и белым жемчугом.
Принцесса Твайлайт Спаркл была одета в простое, сдержанное желтое платье, в котором она выглядела просто потрясающе. Она стояла вместе со своим братом, принцем Шайнинг Армором, матерью, Твайлайт Вельвет, и отцом, Найт Лайтом. Флурри Харт не было видно. Гослинг повернулся лицом к принцессе Кейденс, когда она приблизилась.
— У нас осложнение, — приглушенным шепотом сказала принцесса Кейденс, остановившись. — Прибыл генерал Чести МакПаллер, и он требует права выдать вас, поскольку является самым высокопоставленным членом гвардии.
— О боже! — Уши принцессы Селестии раздвинулись в стороны, и на ее лице появилось настороженное выражение беспокойства. — Он и сам не прост.
— Вот он, самый суровый земной пони, который когда-либо жил. — Принцесса Луна прижалась к боку Гослинга, и на ее лице было заметно беспокойство. — Я могла бы попытаться поговорить с ним, может быть, мне удастся его переубедить…
— Нет, дамы, это мое. — Гослинг поправил воротник крылом, а затем отступил в сторону между принцессами. Он двигался медленными, размеренными шагами — походка, которой он научился в те времена, когда у него было нарушено равновесие из-за испорченных ушей. Теперь эта походка служила ему верой и правдой: он выглядел величественно и царственно.
Навстречу ему шел Чести, и Гослинг сохранял спокойствие, зная, что старый пони не станет портить принцессам праздник. Он верил, что его товарищ по гвардии поступит правильно. Чести МакПаллер был хорошим пони, самым лучшим пони, и его любили гвардейцы. Старый жеребец был оливково-зеленого цвета, а его грива была цвета замазки. От ушей до копыт он был покрыт шрамами, в том числе на шее — один, прямо-таки сжимающий сфинктер.
— Специалист по Фонарям Гослинг, явился на службу, сэр. — Гослинг остановился, встал по стойке смирно и отсалютовал крылом. Затем он замер на месте, не двигаясь и ожидая ответа Чести. Если понадобится, он простоял бы здесь всю ночь, потому что именно так и поступают, когда имеют дело с Чести.
Гослинг был в ужасе. Он имел дело с пони, который однажды забрался в логово мантикоры, вооруженный лишь динамитной шашкой, спичками и стандартным приспособлением для обрезки копыт. Никто точно не знал, что произошло в пещере, но мантикора, похоже, пострадала от взрыва, сосредоточенного на ее задней части.
Прищурив один выцветший глаз, Чести принялся разглядывать Гослинга, и его уши подергивались, когда он осматривал жеребчика с ног до головы:
— Ну, мои девочки заслуживают того, на кого можно посмотреть. Ты, конечно, ничего особенного, но сойдет. — Голос старого жеребца звучал так, словно он каждое утро и каждый вечер перед сном полоскал горло виски. — Насколько я понимаю, это вы прислали ко мне рядового Скайфайр Флэш.
Гослинг начал потеть под крыльями и под дублетом:
— Сэр, да, я…
— Перестаньте называть меня сэром.
— Верно, командир…
— Зови меня Чести, сынок.
— Верно, Чести. Я призвал ее вступить в гвардию и поступать правильно.
— Ты поступил правильно, Резиновый Утенок. Она мне нравится. Она мне очень нравится. Если ее немного подправить, из нее получится отличная пони. Ты правильно поступил с этой пони, уговорив ее вступить в гвардию. Я сделаю из нее что-то, как сделал что-то из тебя. — Чести ухмыльнулся, показав улыбку, в которой не хватало нескольких зубов. — Скажи мне, Резиновый Утенок… как ты думаешь, достоин ли ты моих красоток, которых я всю жизнь защищал?
Гослинг сразу же понял, что это ловушка. Если он скажет "нет", он обречен. Если он скажет "да", он обречен. Чести только что предоставил ему выбор от огра. Умереть быстро или умереть медленно. Почти паникуя, Гослинг пытался придумать ответ или способ выкрутиться. Каждая секунда имела значение.
— Чести МакПаллер, я один из твоих сыновей, один из пони из гвардии пони. Я сражался и проливал кровь за тебя, за честь этой гвардии, за эту нацию и за принцесс, которым я служу. Думаю, лучше спросить, как ты думаешь, достойны ли меня твои маленькие девочки? Я — сын, которого твоя гвардия создала по твоему образу и подобию.
Глаза Чести МакПаллера сузились до щелей, когда он оказался прямо перед лицом Гослинга. Его нос столкнулся с носом Гослинга, и оба жеребца замерли, глядя друг на друга. Уши Чести дернулись, повернулись, и его морщинистое, изборожденное морщинами выражение стало свирепым. Фыркнув, Чести забил хвостом из стороны в сторону, отмахиваясь от невидимых мух. В его горле послышалось низкое рычание.
А потом он сказал:
— Не уверен насчет белой, от нее одни неприятности, но голубая сделает все правильно, если ты сделаешь все правильно с ней. У тебя есть яйца, Резиновый Утенок. Какого-нибудь несчастного новобранца назначат дежурным по телеге, чтобы он помогал тебе таскать эти два твоих больших медных шара. — Старый жеребец на мгновение повернулся и посмотрел на двух сестер, и казалось, что он жует лимон. — Дай мне слово, Резиновый Утенок.
— Чести, я даю тебе слово пегаса, что буду хорошо относиться к твоим девочкам.
— Агась. — Чести кивнул и отступил назад. — Берегись белой. Как я уже сказал, она хлопотная, но я ее очень люблю. — Чести поднял копыто в приветственном салюте. — Я буду следить за тобой, Резиновый Утенок. И еще раз спасибо за нового рекрута. Жеребцу в моем возрасте нужны увлечения.
— Я постараюсь сделать все возможное, чтобы послать к тебе еще кого-нибудь, Чести. — Гослинг отсалютовал и улыбнулся.
— Сделай это, и я повышу тебя в звании, — ответил Чести. А теперь извини меня, Резиновый Утенок, но меня мучает сильная жажда, а здесь работает бар. Жеребец должен придерживаться своих приоритетов.
— Спасибо, Чести. — Гослинг, сияя, стоял и чувствовал себя очень довольным собой, пока старый земной пони уходил, чтобы выпить. Повернув голову, он увидел сестер: обе они улыбались и выглядели облегченными. Он также увидел Севилью и понял, что все это только что было снято.
Преисполнившись уверенности, Гослинг решил, что настало время для импровизированной демонстрации размаха крыльев.
— Ладно, пока не возникло никаких других непредвиденных осложнений, мы должны сделать объявление о помолвке. — Кейденс выглядела немного взволнованной. — Чести напугал меня… Я совершенно не знала, что у него есть полномочия делать то, что он делает. Он напал на меня из засады и выложил мне все, чего я никогда раньше не слышала, о военных традициях и протоколе. Бедняга Шайни чуть не развалился на части.
— Я и не думал. — Шайнинг Армор отвернулся, чтобы найти что-нибудь интересное: так получилось, что это была его сестра Твайлайт, которая хихикала. Белый жеребец покраснел от смущения, а затем начал бормотать и ворчать про себя о том, как Чести в одиночку захватил город, вооруженный лишь свитком о капитуляции и пером.
Гослинг знал эту историю: вражеский генерал расписался собственной кровью, потому что Чести забыл чернильницу. Он также знал, что это абсолютная правда, потому что сам своими глазами видел газетные архивы. Чести служил сам себе катапультой и обстреливал город валунами.
— Ладно, ладно, давайте сделаем это. У нас получится. — Принцесса Кейденс улыбнулась и нервно вздохнула. — Каждый пони займет свое место. Мы все знаем, что делаем, так что давайте сделаем это. Пожалуйста, по местам! — Розовая аликорн нервно рассмеялась, а пони вокруг нее принялись делать то, что нужно.
Принцесса Селестия стояла бок о бок со своей сестрой, принцессой Луной, и на их лицах сияли широкие улыбки. Рядом с Селестией стояла большая белая земная пони, которую Гослинг не знал, но подумал, что ее можно принять за сестру Селестии. Твайлайт поспешила встать рядом с Луной, и Твайлайт, от которой пахло шампанским, не могла перестать хихикать.
Напряжение нарастало, и Гослинг начал чувствовать себя слишком тепло. Кондиционер нужно было включить, и ему было все равно, превратит ли он чувствительные места кобыл в стеклорезы. Он сосредоточил свое внимание на Селестии, которая была одета в платье всех цветов восхода солнца, усыпанное блестками. На Луне было что-то простое, черное и облегающее.
Все взгляды были устремлены на него. Все камеры были направлены на него. Гослинг чувствовал давление. Если станет еще теплее, он превратится в вареного гуся. Большая белая кобыла рядом с Селестией как-то странно ухмылялась, и Гослинг изо всех сил старался не обращать на нее внимания. Возможно, их познакомят позже.
— Гослинг, ты уже… у тебя есть речь? — тихим шепотом спросила Кейденс.
Кивнув, он шагнул вперед, потянулся крыльями к животу, где в дублете была спрятана его речь, и сказал самым наглым голосом, на какой только был способен:
— Простите, дамы, я достану это.
Реакция была мгновенной. Одна половина комнаты закричала, причем как женскими, так и мужскими голосами. Все аликорны в зале в тревоге оглядывались по сторонам, кроме одного, который тоже закричал. Треть зала задыхалась и смотрела на пегаса, стоящего перед двумя сестрами-аликорнами. Пятая часть зала упала в обморок, и из этого числа примерно десятая часть была мужского пола. Большая белая кобыла рядом с Селестией смотрела на происходящее с безумным восторгом и маниакальной ухмылкой.
Оглядев разрушения, Селестия прищелкнула языком и сказала:
— Маленьким черным пегасам из внутренних районов города не стоит говорить такие вещи…