В западне

Часть 1. Наша служба опасна и... как выяснилось, очень даже трудна

За несколько дней до этого…

Паршивое сегодня выдалось начало дня, хотя и не сказать уж совсем, чтоб настолько. С самого рассвета и вплоть до начала обеда переть всем отрядом в сторону скалистых гор – удовольствие на большого любителя, особенно, когда у тебя нет крыльев. Так что ничего уже не остается, кроме как тащиться в горы на своих четверых. Хотя, стоит сказать, что такая вылазка даже в радость… была… до первой встречи со всеми «прелестями» прогулки в холмистой местности.

Холодный ветер прошибал до костей даже сквозь мех и гимнастерку, а деваться при этом было некуда, да и даже примитивный костерок в таком месте хрен разведешь. Разве что солнце старалось дать хотя бы немного, так сказать, материнского тепла. Но стоит сказать, что все же в этом были и свои приятные моменты, такие как бодрящий горный воздух и изящный пейзаж местной природы. И даже такая, казалось бы, мелочь была в радость, особенно когда тебе по несколько месяцев не удавалось вырваться хоть куда-нибудь за территорию периметра своей погранзаставы хотя бы на денёк, по увольнительной. Но, видать, у командования на этот счет было свое мнение, как всегда…

В любом случае эта прогулка хотя бы вносила какое-никакое, но все же разнообразие в смертную скуку рутинной армейской службы. Забавно, даже в армии находится время для скуки, как бы парадоксально это не прозвучало. И все же, несмотря на назойливый холод, картина здешних пейзажей брала за душу. Вокруг простирался красивый луг, полный разнообразных растений, аж глаза разбегаются. По обе стороны от тропы простираются хвойные ели, молчаливо несущих службу по защите этих лесов. Вдали от тропы возвышались в небеса могучие, старейшие горы – давние хозяева этих окрестностей. Небо и вовсе было кристально чистым, не было видно даже маленького клочка облаков, разве что ближе к вершинам гор попадались на глаза небольшие облака. Казалось бы, где ещё в Эквусе найдется место красивее этого?

Сегодняшним утром в местных краях объявилось шестеро нежданных путников, которые уже в течение нескольких часов неспешно двигались вглубь этого леса. Впереди всей этой группы в качестве ведущих было двое пони в слегка потрепанных из-за поднявшейся пыли и грязи лабораторных халатах, поверх которых висели рюкзаки, набитые до отказа самой разной техникой и прочим барахлом, о назначении которого можно было лишь догадываться. Сами то они ни на что вокруг себя не обращали внимание, будто остального мира вокруг них просто не существовало. Оба учёных впились взглядами в свои причудливые приборы, которые иногда издавала то противный скрежет, то забавные писки.

Хотя здесь интересны были не столько эти двое «светил науки и прогресса», сколько их сопровождающие, что держались позади них. Четверо красноармейцев, на первый взгляд, простых и непримечательных, но каждый из них имел свою историю, и у каждого из них были свои причины связать свою жизнь с армией, вопреки чужим ожиданиям. Во многом разные, непохожие друг на друга что видом, что характером, но все же ставшие друг другу товарищами по оружию за прошедшее время службы в Краснозвездной Армии.

Сперва бросался в глаза довольно крепкий жеребец оранжевого оттенка с кьютимаркой в виде скрещенных топора и молота, хотя не столько его комплекция была главной «визитной карточкой», сколько его неряшливая грива русого окраса, которая походу сродни не знала о должном уходе, или хотя бы об элементарной расческе. По крайней мере по своей морде он не ленился хотя бы раз в неделю пройтись бритвой, разве что жалея сбрить свою фирменную, такую же неряшливую бородку. Прям джентлькольтский набор, ничего не скажешь, а зовут его обладателя – Копытников, точнее, ефрейтор Копытников. О его манерах и характере так и вовсе можно говорить часами. Вернее, об их абсолютном отсутствии. Если же подбирать эпитеты, то наиболее уместными по отношению к нему будут «взрывной» и «неугомонный». Тактичность? Вежливость? Учтивость? Кто угодно, но только не в отношении него.

На данный момент он держался позади своего командира, лениво поглядывая из-за спины на идущих вслед за ним товарищей, попутно пиная в сторону попадающиеся под копыта камни и насвистывая под нос какую-то странную песню про морячка, что без колебания пропил линкор и опозорил флот.

— Эх, пейзаж ну прям песня, хоть картину рисуй, в натуре! – сказал Копытников, продолжая осматривать окружающие красоты природы. Но тут кто-то ему возразил:

— Пиши.

— Че?

— Картины не рисуют, а пишут.

— В смысле? Как картину можно писать то? Ее же рисуют, ведь это такой же рисунок по сути…

— Рисунок ты на двери, простите за мой аквелийский, сортира намалюешь за минуту-две, а картина – это подлинное произведение искусства, изложение души художника, и отношение к этому соответствующие.

— Блин, Митька, ты хоть и голова мудреная, но невыносимая, в натуре. Все настроение угробишь своим занудством, падла! – он пытался сделать оскорбленный вид, но пока что у него лучше всего получалось сдержать собственный смех.

— Отлично, моя работа здесь сделана. – слегка ухмыльнулся Митька.

Рядовой красноармеец Митька был почти полной противоположностью пылкого, своенравного, но в хорошем смысле простого Копытникова. Один – городской, другой – деревенский. Казалось бы, жди выяснений отношений и можно помахать дисциплине в отряде копытцем, но, к счастью, это вылилось разве что в поток безобидных подколов в адрес друг друга, но, опять же, к счастью, это никогда не заходило слишком далеко. В плане своего характера он был заметно более холоднокровным, нежели его горячий на голову (а иногда и на копыто) товарищ, хотя и не лишен радости веселья и баловства. Хохмы ради стоит сказать, что во многом Митька выглядел несколько… карикатурным что ли? Все как заведено у среднестатистического интеллигента: единорог, очки с тонкой оправой, чистый серый мех, кьютимарка с большим металлическим шприцом, ухоженная темная грива, и такой же худощавый, во всяком случае в сравнении с этим бугаем.

— Товарищ сержант, может стоит их успокоить? Они опять подрывают дисциплину отряда! – воодушевленно сказал самый молодой из четверых бойцов, высматривая за впереди стоящими товарищами своего командира.

— Да етить твою… — простонал Копытников, вознося глаза к небу, словно ища поддержи от каких-то высших сил. – Буренка, я с титаническим трудом выдерживаю одного нашего студента, а тут ты ещё на мозги капаешь своим… как бы так сказать… О! Уставным энтузиазмом, во!

Славный рядовой Буренка был, если так можно сказать, честью и совестью Краснозвездной Армии, по крайней мере, на фоне остальных своих соратников. Мягкий мех бежевого цвета и грива пшеничного оттенка лишь окончательно укрепляли за этим мальцом образ юного и любопытного жеребенка. Разве что его кьютимарка с виноградной лозой несколько выбивается из стиля. В силу того, что он был самым младшим в отряде, ему не доставало ни армейского опыта своего командира, ни житейской мудрости Копытникова, ни эрудированности и образованности Митьки. Но это компенсировалось неукротимой смелостью и отвагой молодого бойца, готового в любую секунду броситься на вражью амбразуру и прийти к своим товарищам на выручку в случае беды. Будь он даже в голоде и холоде, он в жизни не откажет брату-красноармейцу, даже если сам останется ни с чем. Кто-то бы назвал это легкомысленностью, глупостью, или даже мягкотелостью, но горе тому болвану, который упрекнет мальца в том, что он не осмелится даже винтовку взять в копыта, не то что защитить хоть кого-то. За своих друзей и близких этот юнец готов зубами впиться в глотку, в этом он был ничем не хуже всех прочих красноармейцев.

— Отставить! – провозгласил командир отряда, поправляя в очередной раз постоянно сползающий со спины армейский вещмешок. — Брал бы лучше с него пример! Беспрекословно выполняет приказы, не перечит старшим по званию, как некоторые…

— Ага, еще сторожем в музее работает, пионерам всегда помогает, не курит и матом не ругается! Читал я о таких ребятах в газете «Труд».

— Каждому пони друг и товарищ! – решил подыграть своему приятелю Митька, после чего оба разразились хохотом. – Не расстраивайся, Буренка, мы не со зла. Просто тебе стоит немного изменить своё амплуа.

— Че? Какая ещё ампула? – немного смутился Копытников, впрочем, по слегка недоуменному выражению морды Буренки, тот тоже не до конца понял своего сотоварища.

— Ам-плу-а! Это в переводе с аквелийского значит «роль», или «занятие». То есть это тип роли, которому соответствуют сценические данные актера, его внешность и темперамент. Артист может находиться в пределах одного амплуа в течение всей жизни или выходить за его рамки.

— Все равно как-то сложно… — смутился Буренка.

— Короче, перевожу с студенческого на наш. Будь проще, лучше тебя боевой устав даже наш дорогой шеф не вызубрит, так что зря круп рвешь, в натуре. Тем более, что… От армейской службы тоже можно получать удовольствие, уж мне ты можешь поверить!

— О… — протянул командир отряда. – Уж в чем-чем, а в этом никто не сомневается, Копытников. Куда бы кривая дорога тебя не завела, везде ж устроишься с комфортом!

— А то! – тот снова разразился смехом. – Талант, как говориться, хрен пропьешь! Хотя попытки были…

— И как, успешно? – спросил его Митька.

— Ну, как видишь, пока что не очень у меня получилось, хотя у меня впереди ещё мно-о-о-го попыток.

— Вот только давай заранее условимся, что при следующей твоей… попытке… ты не станешь с бодуна лезть на гребаный флагшток?

— Куда лезть?! – удивленно переспросил Буренка.

— На флагшток, без шуток. Кстати, ты так и не рассказал тогда, на кой хрен ты на него вообще полез? – спросил его командир.

— Да ты че думаешь, я помню?! Меня тогда вообще конкретно накрыло. Хотя погодь… – ответил Копытников, почесывая свою голову – О, епт! Вспомнил! Я че ж полез то? Я заметил, что флаг чутка зацепился за ветку дерева, вот и решил чутка подправить. А че после этого было, я уже хреново помню.

— Зато я прекрасно помню! Я не знаю и знать не хочу, каким древним божествам ты свою душу продал, не иначе как Дискорду, но каким-то мифическим образом тебе все-таки удалось взобраться на тот гребаный флагшток. После чего ты со свистом свалился вниз, и мало того, еще умудрился окончательно сорвать флаг!

— Ух мать моя… — очевидно, у него от этих слов, так сказать, «упало», в то же время Митька и Буренка старались не залиться хохотом. – И как я только это умудрился забыть? Это ж такое зрелище! Эх… А старшина не узнал, че ли?

— Шутишь что ли? Стоило мне твою проспиртованную тушу скрыть с, так сказать, места преступления, так старшина как из-под земли вылез. Во всей его громогласной тираде из цензурного было разве что: «расстреляю», «удавлю» и моё любимое — «в Азкабан сошлю». Чую, что его звериный рев аж с той стороны слышно было, поди, эквестрияки свою принцессу-мать вспоминали от ужаса. Нам еще повезло, что дело это ночью было, а не то торчали бы сейчас наши головы из-под земли.

— И что потом? – искренне интересовался Буренка.

— А что потом? С горем пополам спрятал этого запойного в лазарете, типа, травму получил. К утру протрезвел, а после этого уже вернули флаг на место.

— Как, неужели незаметно повесили обратно?

— Ага, щас! – вставил своё слово Копытников. – Мы просто утром старшине флаг обратно всучили, ну и сказали, мол, ночью была попытка проникновения эквестрийской диверсионной группы. Те с диверсией обломились, ну и решили напоследок подлянку устроить, а именно свистнуть флаг. Но и это было пресечено усилиями бравых северянских пограничников в лице нас! Такой бред... И как только старшина то клюнул?

— Ага, как же, клюнул. Затея с диверсией была не сказать, чтоб плохой, вот только самым убедительным контраргументом оказался мощный перегар из твоей пасти, от которого даже як копыта откинет. Думаешь, он его не заметил?

— А че он тогда даже глотку рвать не стал?

— А вот это уже действительно хороший вопрос. Думаю, что ему тогда было не до нас. Но в любом случае, мы это пережили, и на том спасибо. Вот клянусь своей фуражкой, будешь у меня до конца жизни ничего крепче чая даже не нюхать! Следующий такой наряд я уже точно не переживу!

— Ой, товарищ сержант, вот не начинайте, а! Я эту фразу от вас слышу каждый раз, стоит мне принять на грудь даже по чуть-чуть, не существенно. Тем более, что в тот раз я выпил куда больше обычного, и ничего, живой. Да и когда это было, сколько воды и спирта утекло.

— Да, действительно. Подумаешь, какие-то три дня назад, реально большой срок!

Ну и разумеется, непосредственным командиром этого разношерстного отряда оказался сам сержант Булат. На фоне своих подчиненных молодой жеребец казался совершенно непритязательным. Ему не повезло обзавестись такой харизмой, коей располагал (да ещё как располагал) Копытников, что, впрочем, не сильно мешало ему командовать своим подразделением. Впрочем, сам Булат в жизни бы не согласился брать под командование что-нибудь крупнее взвода, он не испытывал абсолютно никакого энтузиазма и удовольствия даже от самой мысли быть командиром даже небольшого отряда.

Ещё совсем недавно ему казалось, что его армейская служба ограничивается лишь времяпровождением на отдаленной погранзаставе, к которой был приставлен спустя нескольких месяцев со дня его вступления в Краснозвездную Армию, и все было отлично! Но теперь ему по прямому приказу начальства впаяли целый отряд под его, ясное дело, ответственность. И ведь даже пикнуть что-то против не посмеешь, ибо если Родина сказала: «Надо!», то остается только отвечать: «Есть!».

— Слышь, Булат, а скажи нам вот че… — решил перевести тему Копытников. – А куда мы хоть конкретно тащимся то? Не, полазить по горам и позырить красоты нашей необъятной Родины звучит красиво, спору нет. Вот только че-то мне подсказывает, что нас бы не стали отправлять в такие ебе… пардоньте… далекие края только ради этого. И че вообще нужно здесь этим умникам в халатах?

На повышение к себе внимание со стороны красноармейцев вышеупомянутые «умники в халатах» никак не отреагировали, продолжая неотрывно пялится в экраны своих приборов, лишь чудом не спотыкаясь об периодически попадающиеся под копыта камни.

— А, этих вроде из какого-то университета прислали, что-то ищут в этих краях.

— А они че, не признаются, что конкретно они там ищут?

— Ну, как тебе сказать. Они мне так «хорошо» разъяснили их ситуацию, что у меня появилось только ещё больше вопросов. А ты ещё говоришь, что Митьку трудно понять.

— Эй! – не остался в стороне упомянутый персонаж.

— И в чем я не прав?

— Не, ну, так-то оно да, но даже Митька за час не сможет нагрузить мозги так, как они это сделали за 3 минуты разговора.

— Эй! – воскликнул тот вновь. – Как-то слишком круто вы с темы сошли, не находите? Товарищ сержант, может вернемся чутка обратно, к теме вопроса?

— Ладно-ладно, не обижайся. Короче, если опускать всю эту высоконаучную тарабарщину из их тирады, то в середине прошлого дня произошла какая-то магическая аномалия, что-то вроде резкого выброса магической энергии или что-то в этом роде. Причем, как они говорят, крайней необычного происхождения. Что интересно, они зафиксировали целую серию подобный выбросов, и каждый из них произошел в разных местах материка. Но определить их точное местоположение они, увы, не смогли. Однако, они смогли определить более-менее точное местоположение наиближайшего к нам такого выброса, и как выяснилось, он произошел на нашей территории неподалеку от Заятска. После этого они и подорвались сюда выискивать эту аномалию, а нас приписали к ним в качестве сопровождения, ну и охраны, разумеется, все-таки мы недалеко от границы с Кристальной Империей, мало ли что.

— Слышь, Митька? – спросил Копытников.

— Чего тебе?

— А ты разве не почувствовали этот… как его… выброс? Ты ж единорог, разве ты не должен быть чувствительным ко всей этой фигне?

— Обычно единороги действительно имеют чувствительность к магии, причем более высокую, нежели у земных пони или пегасов. Но насколько я знаю, существуют и такие типы магии, к которым чувствительны и предрасположены лишь наиболее магически развитые единороги, вроде архимагов. Про аликорнов я вообще молчу. – поделился своими мыслями Митька. – Кстати, я лично в самом деле не ощутил каких-то возмущений или что-то в этом роде, так что для меня это тоже было неожиданной новостью. В любом случае, нам стоит быть настороже, никто не знает, что мы там найдем.

— Ну зашибись, че. Щас только нарваться на какую-то необъяснимую магическую хреновину не хватало. И естественно, именно нам «повезло» заниматься этой хренью, а кому ж еще? – заворчал Копытников.

— Ну, как в той песне, наша служба и опасна, и трудна… — подвел итог всему вышесказанному Булат.

И так в течении полутора-двух часов они в тишине продолжали следовать за учеными, которые в поисках эпицентра аномалии углублялись дальше в долину, оставляя за собой километр за километром. И так бы они долго ещё блуждали по этим местам в поисках неизвестного, но тут оба ученых неожиданно остановились. Вся группа оказалась напротив возвышающихся гор, вершины которых заходили прям за облака. Но что примечательно, приборы ученых показывали, что их цель была близка, но проходила она вдоль этих гор. Но как-либо обойти эти горы не представлялось возможным, ибо они простирались широкой шеренгой на несколько километров по обе сторону. Подобный расклад несколько озадачил всех участников похода, кого больше, кого меньше.

— Я чет не понял, а куда дальше то? – спросил первым Копытников, оглядываясь вокруг в поисках возможного маршрута. – Если они думают, что мы полезем без снаряги в эти горы, то я сейчас расхреначу все их оборудование и свалю отсюда. С пламенным приветом, так сказать.

— Не торопись, сейчас будем мозговать. – уверил того Булат, после чего обратился уже к паре ученых. – Вы точно уверены, что мы идем в верном направлении?

— Абсолютно! – уверенно ответил ему один из них. – Это магические детекторы последней модели, они могут улавливать даже малые проблески магии любой категории! Однако, мы тоже не до конца понимаем, как нам поступить дальше. Но мы точно уверены, что источник аномальных магических колебаний находится уже совсем рядом.

— Даже если и так, предупреждаю, у нас нет никакого снаряжения для подъема в горы, ни веревок, ни одежды, ничего. Нам приказано обеспечивать ваше прикрытие, но не… — хотел договорить Булат, но тот был прерван кличем со стороны Буренки:

— Товарищ сержант, смотрите!

Все синхронно обернулись в сторону, куда указывал Буренка. Поначалу никто из них не обнаружил ничего существенного, но только через несколько секунд все наконец-то обнаружили находку юного бойца. Это была средних размеров глубокая дыра в одной из ближайших горных стен. Подойдя к ней ближе, группа поняла, что перед ними представал вход в какую-то пещеру, и скорее всего, довольно глубокую. Ученые тут же сверились с показаниями приборов, согласно которым стало понятно, что аномалия находится как раз в направлении этой пещеры. Через несколько минут вся группа уже была у входа в саму пещеру, бойцы стояли у самого прохода, пока ученые предусмотрительно держались позади.

— Так, Копытников, берешь Буренку и идете вперед в качестве авангарда, смотрите в оба и будьте крайне осторожны. Ученые пойдут вслед за вами, мы с Митькой пойдем замыкающими, как понял? – сказал Булат, доставая из-за пазухи свою винтовку.

— Война – фигня, шеф! Главное, как говорится, маневры! – ответил Копытников, так же доставая винтовку на изготовку. – Ну че, погнали!

После того, как все красноармейцы взяли оружие в копыта, вышеупомянутые бойцы отправились выполнять приказ. Неспешно они преступили через вход в пещеру и начали осторожно продвигаться дальше. Ученые с ещё большей осторожностью и заметным напряжением отправились вслед за ними, нервно оглядываясь по сторонам и следя за показаниями детекторов, свои громоздкие рюкзаки с оборудованием они заблаговременно оставили у входа. Булат и Митька, как и было условлено, отправились вслед за ними, прикрывая остальную группу с тыла. Поначалу всем казалось, что они проходят вполне себе обычную и ничем непримечательную горную пещеру, внутренний антураж ничего особенного из себя не представлял, разве что периодически на пути попадались небольшие залежи кристаллов.

Однако, по мере продвижения группы вглубь пещеры, обстановка вокруг начинала заметно меняться. Так, подходя к очередному проходу, группа с изумлением обнаружила, что вместо природной горной породы, перед ними предстал искусственно вырытый коридор, стены которого обрамляла симметрично выстроенная каменная плитка. Из глубины коридора вместо привычной сырости ощущался могильный холодок, будто они оказались к заброшенных катакомбах старого склепа. Появление подобной, так сказать, «аномалии» вызвало искреннее недоумение у всей группы, но первым из них высказался Митька:

— Что-то мне не нравится этот проход, слишком… аккуратный что ли? Во всяком случае для такого места уж точно.

— Студент дело говорит, стремное это место какое-то. Буренка, ты там других проходов по пути не видел, не?

— Нет, не видел, мы шли практически одним коридором, других путей не было.

— Да епт! – огорчившись, он обернулся к обоим ученым. — Эй, товарищи башковитые, че там ваши приборы показывают, мы вообще правильно идем?

— Н-ну, если верить показаниям детекторов, то мы находимся уже практически впритык к источнику магической аномалии, и скорее всего, он находится дальше по коридору.

— Да твою ж мать! Вот непруха-то, а…

— Что, Копыто, как ты там говоришь: «очкуешь», да? – не удержался от небольшой шпильки Булат.

— Да офигеть, шеф! У меня мурашки по шкуре от этого места, прям на кладбище зашли.

— Понимаю, но надо двигаться дальше. Продолжаем двигаться дальше в том же порядке, всем быть предельно осторожными!

Так группа и стала двигаться дальше вдоль проложенного коридора, который не вызывал у бойцов ничего, кроме подозрения и легкой опасности. Но и это продлилось недолго, потому что через пару минут коридор закончился выходом в зал средних размеров в форме полусферы, который был ещё более необычным и подозрительным в плане своего антуража. Помимо той же симметричной каменной плитки на стенах, на каждой из этих плит были изображены неизвестные иероглифы, которые не были похожи ни на один из нынешних языков, возможно, что это были древние магические руны. Все эти иероглифы были выстроены в виде нескольких замкнутых колец, огибающие стены зала.

Но даже это было не самым необычным. Особое внимание заслуживала расположенная по центру зала небольшая каменная колонна, в верхушке которой было буквально вмонтировано неизвестное, если это так можно назвать, устройство, или что-то около того. Это устройство было небольшого размера и имело форму сферы, в его центре располагался шарообразный кристалл ярко-голубого цвета, который огибали листы из золота разных размеров и под разным углом.

Тем временем, группа осторожно заходила внутрь зала, проверяя за собой каждый угол. Булат, в качестве замыкающего, продолжал следить за задним проходом, заходя в зал уже последним. В целом, наиболее содержательной реакцией на вновь сменившуюся обстановку стала одна из фирменных цитат Копытникова:

— Сомнамбулы пирамиды…

— Поразительно! Нет, ну просто уму непостижимо! – восторженно трепетал один из научных сотрудников, разрываясь на месте, будто не зная, куда ему стоит пойти. – Этим рунам, предположительно, больше нескольких столетий, если не тысячелетий! Не исключено, что они могут происходить и из куда более древней эпохи, ещё до возникновения пони как вида!

Видимо, ученые уже окончательно избавились от того прошлого напряжения, и вовсю стали рассматривать и изучать каждый миллиметр этого зала, словно маленькие жеребята, оказавшиеся в игрушечном магазине. То и дело они бормотали под нос малопонятную тарабарщину, будто перешли на другой язык. В то же время их сопровождающие явно не разделяли того пылкого научного интереса, поэтому они просто рассматривали зал в поисках ещё чего интересного, стараясь при этом ничего не трогать.

— Нужно сейчас же провести все необходимые замеры, от и до! Надо забрать оборудование у входа в пещеру, нельзя терять ни минуты, наука и партия на нас надеется! – затарахтел один из ученых, после чего активным темпом двинулся прочь из зала, прихватив с собой своего коллегу.

— Постойте! – возразил Булат. – Дайте я вам сопровождение выделю!

— Абсурд! В этом нет надобности, товарищи военные, мы лишь вернемся ко входу, заберем всю научную аппаратуру для замеров, после чего мигом вернемся. А теперь, с вашего позволения…

После этого, оба обозначенных ученых как ветром сдуло, оставив всех четверых бойцов позади себя. Им же не оставалось ничего иного, кроме как продолжать рассматривать этот зал вдоль и поперек.

— Честно говоря, я ожидал, что мы наткнемся на че-то более… ну, интересное, че ли? – сказал Копытников, лениво разглядывая руны на стенах зала.

— Что, разочарован? – ответил тому Митька, который из всех проявлял наибольший интерес к находке, пусть и в более сдержанном виде. – Как по мне, лучше уж так, чем реально столкнутся с чем-то смертельно опасным, и ещё хуже – необъяснимым.

— Так-то оно да, но… Во всяком случае, я ожидал, что будет что-то повеселее этих намалеванных закорючек на стенах и этой странной круглой хреновины.

— Да ладно вам, интересное же место! Все такое необычное, загадочное, для чего оно только? – возразил Буренка, который, видимо, был единственным, кто получал от всего этого какое-то удовольствие.

— Ну понятно, наш Буренка оптимист по жизни, вечный жеребенок. Везет же… — Копытников начал проверять карманы своей гимнастерки, словно ища что-то, но похоже, что успеха достичь ему не удалось. Недовольно цокнув языков, тот обернулся к своему товарищу. – Слышь, Митька, кинь махорки, а? А то походу я свою оставил на заставе, или гнида какая-то свистнула.

— Забавно, ты мне в свое время сам сказал, что в армии нет такого понятия «украл», есть только понятие… ну, ты меня понял.

— Ай, молодец! Ай, подколол меня! Будет теперь Копытников с тобой внимательнее! Гони махорку давай!

Без лишних слов Митька расстегнул пуговицу нагрудного кармашка своей гимнастерки, из которой зубами достал небольшую упаковку, на которой слегка потертыми черными буквами было написано «Махорка №1. Наркомпищепром СССР. Главтабак. Государств. махорочная ф-ка г. Ставропонь». Сама упаковка, судя по всему, была наполовину пуста, но тем не менее, даже оставшегося табака должно было хватить его товарищу. Взяв упаковку махорки телекинезом, Митька собирался было передать её нуждающемуся, как вдруг обстановка вокруг него стала стремительно меняться.

Ранее не подающая признаков жизни кристальная сфера внезапно ожила и в этот же момент резко озарилась ярким голубыми светом, под стать цвету самого кристалла. От неожиданности Булат развеял свою магию, посему летевший до этого табак тут же упал на пол, рассыпав вокруг себя всю оставшуюся упаковку. Вместе с этим содрогнулись и стены зала, а сами руны начали так же заполнялся светом. После этого стало видно, что эти самые иероглифы были словно выложены из небольших таких же кристаллов, как и тот, что был в центре зала. Помимо этого, выстроенные из иероглифов кольца, подобно древнему механизму, начали вращаться вокруг своей оси, постепенно набирая всю большую скорость и куда более ярко свечение.

Ситуация настолько быстро развивалась и выходила из-под контроля, что ни один из красноармейцев не успел даже воскликнуть о том, что здесь происходит. Все растерянно и шокировано метали взгляды из угла в угол, будто пытаясь найти хоть какой-нибудь возможный выход. В то же время кольца стали вращаться ещё быстрее, а свечение кристаллов лишь только усиливалось. И вот стоило первому пришедшему в себя Копытникову бросить клич громким басом: «Валим отсюда на…», как вдруг зал озарился нестерпимым светом, ярче вспышки молнии.

Спустя несколько секунд свечение полностью исчезло, сфера вернулся в свое прежнее состояние «покоя», иероглифы тоже замедлились и полностью остановились на своих прежних местах. Но самое главное – четверо красноармейцев бесследно исчезли, словно никогда не существовало их на свете. Единственным следом их недавнего нахождения здесь оставался лишь рассыпавшийся на полу табак, который негласно, если так можно сказать, послужил катаклизмом для начала всей этой истории…