Кристальный реванш

3. Боль

Зелёные и мягкие поля, простирающиеся до самого горизонта, казались бескрайними, словно море спокойствия, залитое мягким светом раннего утреннего солнца. Ветра почти не было, только лёгкий, едва уловимый бриз ласково трепал травы и цветы, будто сама природа пыталась сдержать свой вздох, чтобы не нарушить это мгновение тишины и гармонии.

Фларри Харт неслась по полям, её смех разливался вокруг звонкими переливами, как мелодия, что эхом откликалась в сердце каждого, кто был рядом. Она с восторгом вдыхала свежий аромат цветов, касаясь их бархатистых лепестков, прыгая через невысокие холмики, как игривый жеребёнок, наслаждаясь каждым мгновением этой свободы. Её крылья трепетали, и иногда она невольно отрывалась от земли, паря над травой несколько мгновений, прежде чем снова приземлиться, весело подпрыгивая.

Рядом с ней шла Каденс, наблюдая за дочерью с тёплой улыбкой. В её глазах сияла гордость, но также и нечто большее — глубокое, неизмеримое материнское счастье. Она остановилась на вершине небольшого холма и засмеялась, когда Фларри, развернувшись, с размаху врезалась в неё, повалив на мягкую траву.

— Ты никогда не устаешь, правда? — смеясь, сказала Каденс, перекатываясь на спину и глядя в небесную синеву. — В этом вся ты, Фларри. Столько энергии, столько радости... Как ты только всё это умещаешь в себе?

Фларри, вытянувшись рядом, весело хихикнула и, повернувшись к матери, прижалась к её боку.

— Мама, это всё ты, — тихо сказала она. — Ты же всегда говоришь, что радость и счастье — это то, чем стоит делиться. Я просто следую твоему примеру!

Каденс, почувствовав, как тепло разливается в её груди, наклонилась и нежно поцеловала дочь в макушку.

— Ты совершенно права, дорогая. Но не забывай, что важно также беречь себя. Радость, как и любовь, требует заботы.

Фларри задумчиво посмотрела на свою мать, и её улыбка чуть пригасла, словно она что-то обдумывала.

— Но я ведь ещё не устала, — с наивной уверенностью сказала она. — Мы можем играть вечно, правда, мама?

Каденс на мгновение задумалась, затем снова ласково улыбнулась.

— Конечно, можем, — ответила она. — Вечно — это долгое время. Но сейчас... сейчас мы просто наслаждаемся моментом, и это самое важное.

Фларри радостно кивнула, вскочила и вновь побежала по полю, оглядываясь, чтобы увидеть, как Каденс плавно поднимается в воздух, расправив свои величественные крылья. В этом движении было столько грации и силы, что Фларри, на мгновение замерев, с восхищением смотрела на мать. Затем она сама расправила свои крылья и с лёгкостью взмыла в небо.

Они парили над бескрайними полями, кружились в вираже, играли в догонялки в облаках, касались друг друга крыльями, будто танцуя в воздухе. Их смех раздавался эхом в небе, заполняя его счастьем и светом. Фларри чувствовала себя не просто дочерью, а частью чего-то большего — частью этой любви, этой связи, которая была прочнее всего на свете.

— Поймай меня, если сможешь! — весело выкрикнула она, устремившись вверх, к самым вершинам облаков.

Каденс, не отставая, догоняла её, при этом её лицо светилось спокойствием и радостью, как будто весь мир заключался в этих игривых мгновениях. Они крутились в воздухе, обнимались и смеялись, как будто никаких забот не существовало вовсе.

Вдруг снизу раздался добродушный, но шутливо обиженный голос:

— Эй, а как же я? У меня вообще-то крыльев нету! Неужели я не заслужил немного тепла от своей жены и дочери?

Шайнинг Армор стоял на земле, глядя на них с притворной обидой, но в его глазах было столько тепла и любви, что Фларри и Каденс тут же рассмеялись.

— Папа! — радостно выкрикнула Фларри, мгновенно направляясь к нему. — Лови нас!

Они с Каденс одновременно бросились вниз, и в следующий момент, врезавшись в Шайнинга, повалились на мягкую траву. Семья валялась в объятиях друг друга, смеясь и чувствуя, как любовь переполняет их сердца. Они крепко прижимались друг к другу, словно боялись отпустить это счастье, растворяясь в этом моменте.

Фларри, лежа между родителями, подняла голову и посмотрела на мать. В её взгляде было столько тепла и уверенности, что все тревоги и сомнения исчезли.

— Мама, мне так хорошо… — тихо прошептала она. — Что ещё нам нужно, кроме любви друг к другу?

Каденс, мягко улыбаясь, погладила дочь по голове.

— Мы ещё сможем искупаться в любви и теплоте, но позже, — ответила она, а её голос звучал спокойно и нежно.

Фларри нахмурилась, не понимая.

— Что ты имеешь в виду, мама? — спросила она, пока её сердце вдруг застучало быстрее, будто что-то вспоминая.

Каденс посмотрела на дочь с той же улыбкой, но в её глазах теперь была тень печали.

— Мы ещё встретимся, милая, но позже. Гораздо позже. Твоё время ещё не пришло. Мир ещё нуждается в аликорне, миру ещё нужна любовь.

Фларри почувствовала, как её охватывает странное чувство беспокойства. Она перевела взгляд на отца, который также смотрел на неё с той же доброй, но в то же время печальной улыбкой.

Шайнинг Армор нежно обнял дочь и прошептал:

— Наша любовь к тебе вечна, Фларри, но, к сожалению, на тебе лежит большая ответственность.

Её сердце затрепетало, как будто что-то важное ускользало от неё, что-то, чего она не могла понять. Она хотела задать ещё вопросы, но слова застряли в горле, и вместо этого по её щекам начали катиться слёзы.

Каденс, видя это, мягко погладила её по щеке.

— Живи дальше, моя милая, — сказала она, полным нежности, и какой-то неуловимой печали голосом . — Помни, за что мы отдали свои жизни.

Фларри пыталась осмыслить услышанное, но туман мыслей мешал ей. Она закрыла глаза, пытаясь удержать это мгновение, эту теплоту, этот запах полевых цветов и звук смеха своих родителей, но всё начинало таять, словно тень уходит с первыми лучами солнца.

И тут она услышала, как отец, с добротой и нежностью в голосе, произнёс одно единственное, но выразительное слово:

— Проснись.

Фларри открыла глаза, и всё вокруг постепенно стало исчезать. Поля, небо, её родители — всё исчезало в мерцающем свете, оставляя её одну с чувствами, которые были одновременно тёплыми и горькими.

Фларри Харт с трудом постепенно приходила в себя ощущая на щеках следы от слёз, словно пробуждаясь из долгого, мучительного сна. Её веки медленно поднялись, и первым, что она увидела, были высокие горы, мрачные и суровые, окружавшие её со всех сторон. Холодный ветер пробежал по телу, заставив её вздрогнуть. Она ощутила, как под её боком журчит река, вода которой неумолимо несла её дальше, оставляя след боли и усталости.

Река вынесла её сюда, в это суровое место, где белые вершины гор казались недосягаемыми и холодными, словно вечно спящие великаны. Поток уходил дальше, переплетаясь с другими водами, теряясь в недрах горных подземелий. Она чувствовала, как ледяной холод проникает в её кости, лишая тело тепла и силы, а рана от пули болезненно ныла в крыле, словно напоминая о том, что сражение ещё не окончено.

Фларри попыталась шевельнуться, но боль пронзила её так резко, что она зажмурилась, сдерживая крик. Казалось, каждое движение причиняет невыносимую агонию, каждое усилие вызывало новую волну мучений. Однако она знала, что оставаться здесь, на холодной земле, значит поддаться смерти, которую она ещё не была готова встретить.

Сквозь боль и холод она заставила себя подняться на ноги. Каждое движение было мучительным, словно иглы пронзали её тело, но она не сдавалась. Её копыта, окоченевшие от холода, едва держали её, но у неё не было выбора. Она должна была идти. Жить, несмотря ни на что. Жить, чтобы жизни тех, кого она любила, не были потеряны зря. Их любовь даст ей сил бороться дальше.

С трудом перешагивая через острые камни и коряги, Фларри брела вперёд, не зная, куда ведёт её путь. Её шаги были неуверенными, но в голове оставалась одна-единственная мысль: она должна выжить. Она ещё сможет встретиться с теми, кого любит. Потом. Позже. Гораздо позже. Когда её время придёт.

Она чувствовала, как мокрая и растрёпанная грива липнет к лицу, некогда блестящая и ухоженная, теперь она превратилась в грязный комок. Но Фларри не обращала внимания на это. Боль в крыле была куда сильнее. Она снова попыталась взлететь, расправив крылья, но едва они поднялись, резкая и тупая боль пронзила её спину, заставив её рухнуть обратно на землю.

— Нет… — прошептала она сквозь стон, чувствуя, как отчаяние охватывает её.

Она не могла летать. Её крылья — символ её свободы — теперь были бесполезны. Но она осторожно поднялась, скрипя зубами от боли, и, шатаясь, поковыляла по горным склонам. С каждым шагом её боль усиливалась, но она не позволяла себе остановиться, стараясь изолировать страдания в разуме, сконцентрироваться на памяти о тех, кого любила, надеясь, что она приглушит боль. Она не могла позволить себе слабость. Не могла обесценить жертву её родителей.

Склоны медленно становились всё круче, а холод всё сильнее проникал в её тело, забирая остатки сил. Но Фларри продолжала идти вперёд, с трудом передвигаясь. Она больше не ощущала собственных конечностей, только тупую боль и усталость, которые грозили поглотить её.

Она думала о своих родителях, о том, как они смотрели на неё с любовью и теплотой. Их образы грели её сердце, помогая преодолевать боль и страх.

«Я ещё встречусь с ними, — убеждала себя Фларри, — потом, позже, гораздо позже. Но сейчас… Я должна жить... ради них.»

Преодолевая холод, усталость и боль, Фларри Харт продолжала свой путь, не зная, что ждёт её впереди, но зная, что пока она дышит, она будет сражаться. Сражаться за право жить, за память тех, кого она любила. И несмотря на боль, холод и страх, она знала одно: она не сдастся. Никогда.

Поток боли в сознании Фларри Харт внезапно прервался, когда она уловила знакомый, пугающий звук. Металлический скрежет, переходящий в низкое, противное жужжание, заставил её сердце замереть. Она сразу узнала этот звук — он преследовал её ночами, в снах, и наяву. Это был звук крыльев, жужжание, принадлежащее существам, которые наводили ужас на всю Эквестрию.

Фларри, не раздумывая, бросилась к ближайшему оврагу, срываясь с места так резко, что её раненое крыло отозвалось новой волной боли, но она заставила себя двигаться. Укрытие было её единственным шансом, и она нырнула в овраг, словно её жизнь зависела от этого — а так оно и было.

Она едва удержалась от крика, когда приземлилась на твёрдую, промёрзшую землю, прижавшись к холодной стене оврага. Её тело сжалось от боли и холода, но у неё не было времени думать о себе — в небе уже появились темные фигуры.

Чейнджлинги.

Они зависли над горными склонами, злобно щурясь и вглядываясь в пейзаж, выискивая свою цель. Фларри затаила дыхание, сжалась, прижавшись к стене оврага так, чтобы её едва можно было заметить. Она чувствовала, как промёрзшая земля пробирает холодом её кожу, и каждое прикосновение холодного камня отдавалось новой болью в крыле, но она не могла позволить себе издать хоть звук. Фигуры над ней двигались медленно, методично, как охотники, прочёсывающие местность. Фларри могла различить их тёмные, как ночь, формы, хитиновые панцири, блестящие в тусклом свете, и безжизненные, одноцветные глаза, которые не выражали ни капли эмоций.

Они проскрипели что-то друг другу на своём жутком языке, затем развернулись, готовясь продолжить патрулирование в другую сторону. Фларри уже почти поверила, что они улетят, но в этот момент один из чейнджлингов случайно скинул с края оврага камень. Камень сорвался вниз и с глухим стуком ударился прямо о её больное крыло.

Фларри не выдержала и вскрикнула. Её крик, хотя и был слабым, тут же заставил чейнджлингов навострить уши. Они резко остановились, повернув свои холодные взгляды обратно к оврагу, откуда донёсся звук. Фларри знала, что теперь её шансы на спасение были ничтожно малы. Она вжалась в край оврага, прижавшись к самой его стене, стремясь исчезнуть из их поля зрения. Болезненно сжав зубы, она закусила своё повреждённое крыло, используясь его как кляп, чтобы больше не издать ни звука. Боль была невыносимой, но она знала, что это её единственный шанс остаться незамеченной.

Время будто застыло. Каждый миг длился вечность, и Фларри казалось, что они уже заметили её. Сердце колотилось в груди, холодный пот стекал по лбу, но она не могла позволить себе расслабиться, даже на мгновение. Чейнджлинги облетали овраг, приглядываясь к каждому камню, пытаясь уловить малейший след своей добычи.

И вот, наконец, один из них, поправив чёрную кепку, выругался. За ним это сделал и второй. Поняв, что следа нет, они взмыли ввысь, покидая овраг и направляясь в другую сторону.

Фларри долгое время не осмеливалась даже шевельнуться. Лишь когда гул их крыльев стих вдали, она позволила себе выдохнуть с облегчением. Её тело дрожало от холода, от напряжения, от страха, но она была жива. Она осторожно протёрла свои окоченевшие копыта друг о друга, пытаясь хоть немного согреться, и, собрав все силы, начала думать, что делать дальше.

С трудом выбравшись из оврага, она вяло продолжала идти вперёд, сама не зная, сколько времени прошло. Всё вокруг казалось неясным, холодный ветер и боль затуманивали её мысли. Её тело было на грани истощения, и голод всё сильнее напоминал о себе, но она не могла остановиться. Она понимала, что если она решит сделать привал, то скорее всего, больше никогда не поднимется.

Шаги становились всё медленнее, ноги словно стали ватными. Фларри чувствовала, что силы покидают её с каждым шагом, но вдруг впереди мелькнул огонёк. Этот маленький свет надежды пробудил в ней остатки энергии. Приглядевшись, она заметила пещеру, откуда, казалось, исходил свет. Сердце забилось быстрее — возможно, это спасение. Она осторожно начала двигаться в её сторону, борясь с накатывающими сомнениями. Её инстинкты подсказывали, что здесь может быть опасно, возможно, это чейнджлинги развели костёр, но выбора у неё не было.

Сокращая расстояние, Фларри каждый раз оглядывалась, пытаясь уловить малейшее движение или звук, который мог бы выдать её преследователей. И тут, как гром среди ясного неба, её уши уловили знакомый скрип. Тот самый скрип, который она недавно слышала — чейнджлинги! Сердце застучало ещё сильнее, когда она поняла, что они снова преследуют её.

Огонёк стал её единственной надеждой. Собрав все остатки сил, она рванула к пещере, слыша за спиной всё более агрессивные крики и быстрые шаги. Они заметили её. Она услышала выстрел, и снег в нескольких сантиметрах от неё взметнулся вверх. Ужас сковал её, но она не могла позволить себе остановиться. Легкие сгорали, тело не слушалось, но она продолжала бежать на подгибающихся ногах.

Почти влетев в пещеру, она оглядела её. Внутри действительно горел огонёк — старый масляный фонарь, что освещал дверь, ведущую вглубь. Эта дверь, возможно, была её спасением. Её сердце застучало с новой силой, когда она увидела, что дверь была не заперта. Не раздумывая, Фларри схватилась за ручку и с силой рванула её, почти вваливаясь внутрь. Захлопнув дверь, она прижалась к ней спиной, чувствуя, как адреналин проносится по венам.

Оглядев помещение, она поняла, что это не просто пещера. Это была древняя магическая лаборатория или её подобие. Кристальные светильники, освещавшие пространство, и старая мебель, покрытая пылью, придавали месту атмосферу заброшенности. Стены тянулись вглубь, теряясь в тени, оставляя ощущение неизвестности.

Но её размышления были прерваны резким ударом в дверь. Фларри отскочила назад, её магия тут же схватилась за ближайший предмет — древний, но мягкий диван, который она использовала как баррикаду. Зажав его у двери, она почувствовала, как дрожь пробежала по её телу. Новый удар едва не снёс дверь с петель.

Она не знала, сколько у неё времени. Новый толчок ударил по двери, сильнее прежнего. Фларри почти почувствовала, как её сердце остановилось на миг. В отчаянии, она схватила ещё один предмет интерьера — старый шкаф — и прижала его к двери с помощью магии. Теперь дверь была укреплена, но удары не прекращались. Чейнджлинги не собирались отпускать её.

Слабость и усталость вновь напомнили о себе, но Фларри знала и помнила, она должна найти способ спастись любой ценой. Она начала ковылять вглубь помещения, каждое движение отдавалось новой болью. Удары снаружи становились всё более яростными, дверь трещала, но держалась. В отчаянии она пыталась найти хоть какой-то выход, любое укрытие или скрытый проход, который мог бы спасти её от неминуемой гибели.

Фларри продолжала продвигаться вперёд через освещаемые кристаллами коридоры, шатаясь от боли и усталости, пока не оказалась в самом сердце древнего убежища. Там, она наткнулась на ещё одну дверь, за которой мерцал фиолетовый и красный свет, исходящий от кристальных ламп. Без промедления она кинулась к ней, хотя уже знала, что преследователи прорвались через баррикаду и находились совсем близко, за её спиной.

На этот раз дверь имела замок с удобной ручкой. Сердце Фларри бешено колотилось, когда она схватилась за неё и рванула дверь на себя. Внутри её взору открылся странный, почти зловещий интерьер. В центре обитой темно алыми и темно фиолетовыми обоями комнаты стоял массивный стол из чёрного дерева, а на нём — странный тёмный кристалл с пиктограммой, мерцающей слабым, зловещим светом. Рядом лежала открытая книга.

В этот момент Фларри поняла, что оказалась в тупике. За её спиной раздался новый мощный удар в дверь — преследователи были совсем близко. Паника начала захлёстывать её. Она зарыдала, чувствуя, как отчаяние затапливает её сознание. Но что-то, какая-то неуловимая интуиция, или возможно твердость в решении бороться до конца, что бы не подвести родителей, подсказывали ей взглянуть на книгу.

С трудом пересиливая страх, Фларри подошла к столу и начала читать так быстро как могла, стараясь не путаться в строках от ужаса ситуации. Страницы содержали описание древнего заклинания реинкарнации, и призыва потерянной души. Для активации требовалось «чёрное сердце». Она с ужасом поняла, что этот странный кристалл, скорее всего, и есть то самое чёрное сердце.

Не имея вариантов, Фларри решила рискнуть. Собрав магию в своём роге, она начала произносить слова заклинания которое пожирало оставшиеся силы.

— Spiritus! Vis! Imperium!— прохрипела она в отчаянии хриплым и слабыми, почти потухшим голосом,чувствуя, как оставшиеся силы стремительно уходят.

В этот момент дверь за её спиной начала трещать и прогибаться под новыми ударами чейнджлингов. Но внимание Флари приковал кристалл на столе, который начал светиться тусклым алым светом. Вслед за этим тьма стала окутывать помещение будто сочась из каждой щели, словно живая, всепоглощающая пелена. Она пожирала звуки и свет, обволакивая и словно убаюкивая усталого аликорна. Крики и удары слились в приглушённый шёпот, всё больше отступая на задний план.

Но Фларри уже ничего не волновало. Тьма укрыла её, как тёплое одеяло, заставляя забыть обо всём, что происходило вокруг и даруя столь долгожданный покой и тепло. Исчерпав последние силы, она тихо упала на пол, погружаясь в глубокий, непробудный сон. Всё вокруг исчезло, оставив её в объятиях забвения.