Выбор пионера

Пятая часть

— Хоть мы и схожи внешне, но в нас также есть много различий. Самое главное это магия. Род лошадей никогда не имел её выше самых базовых, вроде копытокинеза. Так что впредь, называй нас правильно — пони. Если тебе это интересно, то я могу потом рассказать о всех расах Эквуса, — разъяснила Селестия, сетуя что сразу не объяснила какой она и её подданные расы.

Пионер понимающе кивнул, пусть и не понял значений некоторых слов. Однако, для него Селестия всё же была ближе по виду к лошадям: немалым ростом, долговязыми и тонкими ногами, да мордой подлиннее будет, чем у пони-охранников. Может, порода царская такая, особая.

— Готов? — вернулась Селестия к теме просвещения магией.

— Да, — коротко и ёмко дал ответ Володька.

В ту же секунду рог кобылы загорелся тусклым жёлтым светом, который с каждым мгновением становился всё ярче и плотнее. От такого ослепляющего свечения пионеру пришлось прикрыть глаза рукой, дабы ненароком не ослепнуть. Продолжалось это недолго и, вскоре, свет перешёл с рога на пионера, окутывая того с головы до самых пят. Тепло, словно шерстяное одеяло, укрыло от внешнего мира в маленький кокон. Но затем всё резко спало. Прохладный воздух библиотеки, ранее не заметный, хлестанул по горящим щекам и лбу, будя пионера от пленяющего сна волшебства.

Глаза пионера незамедлительно метнулись к столу и книгам. Но закорючек пером там не оказалось, символы будто ожили и без труда могли рассказать всё, что что хотел автор книги. Русский, язык пони, всё смешалось и стало единым целым, родным и узнаваемым.

— Ну как? — довольно улыбнулась кобыла, — Сможешь теперь прочитать, что там написано?

— Тут написано… «История правления принцессы Селестии до изгнания Найтмер Мун. Том первый.» — без запинки зачитал Володька обложку первой книги, — За авторством Вайт Пэйдж…

«Изгнание Найтмер Мун? Что это значит? Может Селестия кого-то свергла или выслала из страны за революционные высказывание?», — раздумывал о написанном мальчишка.

Но пока не откроешь книгу, не узнаешь об этом. Можно было ещё спросить саму Селестию об этом, но тогда пионер покажет что не может сам дойти до истины, покажет свою нетерпеливость и неспособность усидеть на месте несколько часов за чтением не очень то и весёлой книжкой.

— Тогда я пока возьму эти две книги с собой в комнату? Можно ведь это сделать? — уточнил пионер, желая всё же побыть одному хотя бы за таким обыденным занятием, как чтение.

— Конечно. Но самое главное ты ведь понял? — непонятно на что намекнула принцесса.

— Что?

— Что я не причиню тебе вреда. Страх предо мной не должен мешать нам с тобой общаться и дружить, — снова завела кобыла свою шарманку о своих доброте и благородстве всеобъемлющих.

Такое поведение кобылы насторожило пионера. Не будет действительно хороший человек иль разумная лошадь трепаться о своих высоких качествах. Не просто так она сладко поёт, да всё позволяет. Не к добру это.

Володька неосторожно тяжело вздохнул на такое, по его мнению, пустословие. Однако, противопоставить своим чувствам реальные доказательства её лживости не мог. Пока не мог.

— Да, я понял, — с опозданием ответил юный партизан.

— Что ж… Тогда в обратный путь, — довольно улыбнулась Селестия.

Даже в комнате в поисках правды Селестия не оставила одного пионера. Пока Володька с жадностью поглощал трудные, но всё же значимые моменты в истории правления принцессы. Последняя, к слову, уже второй час лениво лежала на кровати и с хитрым прищуром поглядывала на мальчишку, готовая в любую секунду объяснить что либо неясное из взрослой литературы. Но Володька стойко выдерживал это наблюдение. Если что-то не понимал, принимался перечитывать пока мысль сама не дойдёт.

«Жалко мне тебя, мой маленький Володя. Такой юнец, а мыслит не хуже взрослого жеребца… Но всё же зря ты взялся за эти скучные книги в своих попытках найти против меня аргумент. Многовековые книги не расскажут и капли плохого обо мне, иначе я не стала давать тебе их. Рано тебе пока знать о моих ошибках, совершённых по молодости. Ничего, я сама тебе о них поведаю, когда ты будешь готов. Ты сам всё поймёшь», — мысленно шептала себе слова оправдания принцесса.

Наконец, пионер закрыл книгу, зевком показывая что на сегодня он закончил. Читал он меж строк, ища только самое главное. Дойти до главы изгнания он не успел, да и устал он сильно за день для полного погружения. Завтра будет целый день на это.

От мысли, что это может затянуться надолго его передёрнуло. Нужно было скорее искать путь домой и, конечно, вновь встать в строй партизан, дабы защитить Родину от фашистов. Но пока Селестия следует за ним, и без того малые шансы сокращались в несколько раз. Надо ещё немного потерпеть и тогда действовать.

— Устал? — задала риторический вопрос кобыла.

Пионер лишь вяло кивнул, не особо желая разговаривать с белой лошадью. Селестию это не сильно задело и она продолжила:

— Я тоже. Тогда сейчас тебя уложим спать, а под утро я за тобой зайду.

— Я и сам могу лечь, не надо мне укладывать. — возразил на такое сюсюканье принцессы Володька.

Она никогда и ни за что не заменит мать родную, пока воля к свободе жива в нём. Он не сломился на войне, не ляжет и под милость Селестии.

— Ладно, — согласилась принцесса. — Если ты того желаешь, то я не стану насильно тебя укладывать.

Кобыла сошла с кровати на пол и беззастенчиво потянулась, будто она была просто большой кошкой. Дав насмотреться Володьке на это необычайное зрелище, она по-царски поцокала из комнаты.

— Лунной ночи и сладких снов, — пожелала напоследок Селестия, прежде чем закрыть дверь.

Только простыл след белой лошади, пионер тут же уронил голову на книгу. За эти полдня он ни на шаг не приблизился к своей цели. История хоть и была в общих чертах понятна, однако была достаточно сложна для полного восприятия парнишке тринадцати лет отроду. В ней он так и не нашёл чего-то стоящего, узнав лишь о великих подвигах и таких же государственных решений принцессы в начале своего управления целой страной.

Через силу он заставил себя встать со стула и пройти несколько метров к кровати. Скинув пиджачок, да штаны с сапогами, пионер залез на перину. Положив напоследок рядом с подушкой револьвер и натянув одеяло, Володька закрыл тяжёлые веки. День тяжёлый подошёл к своему законному концу.