Школа принцессы Твайлайт Спаркл для фантастических жеребят
Глава 33
Мысли и новое осознание в голове Сумака были тяжелыми и труднопереносимыми. Он сидел на диване, зная, что ему нужно сделать домашнее задание, но он был слишком отвлечен, чтобы даже попытаться сделать это. В своем сознании Сумак открыл для себя понятие зла. Это были не ужасные монстры, не единороги, использующие темную магию, не гнусные злодеи, стремящиеся к разрушению — нет, ничего этого не было. Зло было чем-то более простым, чем-то более осязаемым и гораздо более распространённым в окружающем мире — отсутствием доброжелательности.
Твайлайт помогла ему понять, что это, возможно, самое опасное зло из всех. У неё даже было слово для его обозначения, на объяснение которого она потратила несколько долгих и неловких минут — равнодушие. Принцесса Дружбы дала ему урок о равнодушии, сказав, что считает его одним из своих главных врагов.
Будучи маленьким непоседой, он предложил ей помочь в борьбе с ним, но сейчас, дома, он понял, что даже не представляет, с чего начать борьбу с подобным явлением. Он чувствовал себя глупо и немного по-дурацки оттого, что вообще что-то сказал. Но он действительно собирался сражаться. Возможно, Твайлайт научит его, что делать, если он подойдет к ней и спросит, как это сделать, каким-нибудь деликатным способом. Он не хотел выглядеть глупо, потому что выглядеть глупо было неловко и невыносимо.
Переведя глаза, он посмотрел на Бумер, которая, казалось, была довольна тем, что висела на его роге и ухаживала за собой. Она собирала когтем крошки и кусочки мусора со своей чешуи, а затем стряхивала их.
— Бумер…
Детеныш приостановила свою процедуру и повернула голову под неестественным углом. Сумак смог заглянуть ей в глаза. Ее маленькие глазки блестели, как он понял, умом.
— Тебе легко, Бумер… ты еще не знаешь разницы между добром и злом. — Сумак заерзал на своем месте и стал изучать лицо Бумер, пока она смотрела на него. — Когда ты это поймешь, мир станет сложным. — Он сделал глубокий вдох и выпустил воздух. — А может, для некоторых пони это и не так. Может быть, они понимают разницу между добром и злом, но им все равно. Может быть, их это не волнует. Может быть, они думают, что те маленькие вещи, которые они делают неправильно, не являются такой уж большой проблемой, и поэтому их это просто не волнует. Но из мелочей складываются большие дела. — Брови Сумака сжались в глубокие извилистые борозды. — Это как есть недозрелые зеленые яблоки, Бумер… Ты можешь съесть одно, и тебе это сойдет с копыт. Ты можешь съесть два, и тебе это сойдет с копыт. Но если ты будешь продолжать есть недозрелые зеленые яблоки…
Жеребенок сделал паузу для драматического эффекта, чему он научился у Трикси.
— Рано или поздно ты получишь брызги зеленого яблока.
Бумер издала трель, распушила хвост, а затем, не теряя времени, вернулась к уходу за собой. Сумак смущенно хмыкнул. Бумер, похоже, не понимала, насколько опасными могут быть брызги зеленого яблока.
— Сумак, будь готов идти, — позвала Трикси. — Мы идем в Понивильский дворец огурцов!
Мордочка Сумака нахмурилась, а одно ухо опустилось:
— Но я не хочу идти… у меня болят ноги…
— Малыш, ты поедешь. Ты поедешь в повозке, так что тебе не придется идти пешком.
Понимая, что спорить бессмысленно, он молча надулся. У него не было настроения идти в Понивилльский дворец огурцов, что бы это ни было. Он хотел остаться дома и хорошенько подумать, а еще лучше — пойти на кладбище, где тихо и спокойно. Но он не думал, что сможет пройти так далеко.
Сам того не осознавая, он выпятил нижнюю губу и надулся:
— Не хочу идти ни в какой Понивилльский дворец огурцов…
Понивильский дворец огурцов, как его называли, находился недалеко от реки. Как следует из названия, здесь продавались всевозможные маринованные продукты. Здесь продавалось все, что можно было замариновать, а также все необходимое для маринования. Когда они подошли к большим, богато украшенным латунью двойным дверям, в воздухе запахло соленым рассолом. Это навело Сумака на мысль об океане. Он неоднократно видел океаны, как на восточном, так и на западном побережье, после того как несколько раз обошел всю Эквестрию вдоль и поперек.
Река опустилась в русло, став всего лишь струйкой после долгого жаркого лета. Сумак, сидя в повозке, наблюдал за течением реки. Лемон Хартс одолжила тележку у кого-то из пони. По сравнению с полноразмерной повозкой она была маленькой, двухколесной, и у нее была скрипучая, надоедливая ось, которую нужно было смазывать. Лемон Хартс тянула тележку, но у нее это не очень хорошо получалось. Ее остановки были внезапными, и она трясла его, а трогаться с места плавно она, похоже, тоже не умела.
— Хм, Трикси Луламун, Лемон Хартс и маленькая шишка на бревне с надутыми губами!
— Привет, Дискорд, — сказала Трикси и начала хихикать.
Повернув голову, Сумак посмотрел в сторону от реки на возвышающегося драконикуса. Он не был уверен, что находится в настроении для розыгрышей Дискорда. В ухмылке Дискорда было что-то такое, что заставило Сумака насторожиться. Высокая змеевидная фигура проплыла мимо Лемон Хартс и Трикси, а затем зависла перед Сумаком.
— Ты выглядишь крайне расстроенным, Сумак Эппл.
Злобная ухмылка Дискорда становилась все шире. Он скрестил лапу и когти, его глаза озорно блестели:
— Думаю, стоит отвлечься… Я никогда не упущу шанс поболтать с кислым Эппл. — Высокая парящая фигура сделала паузу. — Ты очень похож на Эпплджек, когда делаешь такое лицо. Семейное сходство просто поразительно!
Сумак нахмурил брови, и за затемненными очками его глаза сузились. Не помогало и то, что Трикси и Лемон Хартс смеялись. Сумак просто хотел немного тишины, чтобы все обдумать. Так ли уж многого он хотел? Он не хотел быть в Понивильском огуречном дворце, и у него не было настроения терпеть приставания Дискорда.
— Скажи мне, Сумак Эппл, что весит больше… килограмм кирпичей или килограмм перьев? — Дискорд наклонился вперед, став немного ближе к Сумаку, и его уши зашевелились в ожидании ответа.
Прежде чем что-то сказать, Сумак задумался над вопросом, подозревая подвох. И это был подвох:
— Эй… килограмм есть килограмм… килограмм перьев ничем не отличается от килограмма кирпичей. Все пони это знают. — Его уши повернулись вперед.
— Никакой разницы, а? — Дискорд откинулся назад, улегшись на небытие под собой. Он начал поглаживать когтями свой подбородок. — Хорошо, тогда… Сумак, что бы ты предпочел, если бы тебя ударили? Килограммом кирпичей или килограммом перьев?
В голове Сумака помутилось, а рот раскрылся. Ему потребовалось мгновение, чтобы прийти в себя, и тут раздался щелчок, когда его зубы сомкнулись. Бумер издала пронзительную трель и фыркнула на Дискорда.
— Килограмм есть килограмм, Сумак…
— Я бы предпочел, чтобы на меня обрушился килограмм перьев. — Сумак, чувствуя некоторое замешательство, не понимал, к чему клонит Дискорд. Проблемы, терзавшие его разум, ушли от него. Теперь он пытался понять, что происходит.
— Но разницы нет. Килограмм — это килограмм. Почему это должно иметь значение? — Ухмылка Дискорда исчезла.
— Килограмм перьев не причинит такой боли, как килограмм кирпичей, — ответил Сумак.
— Но они оба по килограмму…
— Но перья — это мягкий килограмм, а кирпичи — твердый килограмм. — Сумак сделал глубокий вдох и попытался укрепить свою ментальную защиту от путаницы и хаоса. Все ненужные мысли были отброшены в пользу создания более надежной защиты от Вестника Хаоса. Он даже не обратил внимания на Бумер, которая, покачиваясь на его роге, и издавала визгливые звуки, подзывая Дискорда.
— Значит, не все килограммы одинаковы?
— Н-но… — заикался Сумак, — это не имеет никакого отношения к равенству, а имеет отношение к… к… к… э… э…
— Восприятию? — сказала Трикси, приходя на помощь Сумаку.
— Да! — Сумак кивнул. — Да. — Он снова кивнул. — Да… может быть? — Он моргнул, уже не будучи уверенным. — Удар пуховой подушкой не так уж плох, но удар кирпичом — это больно. Кирпичи твердые…
— Это точно, — сказал Дискорд, прервав Сумака небрежным, пренебрежительным взмахом лапы. — Значит… килограмм кирпичей будет иметь больший эмоциональный вес?
— Я… — рот Сумака дернулся, когда он пытался вымолвить слово, — не знаю! — Его уши прижались к черепу. — Как вообще можно взвесить эмоции? Они неосязаемы…
— А вот тут ты ошибаешься, — сказал Дискорд, снова прерывая его.
— Как? — потребовал Сумак.
— Легко. — Дискорд снова усмехнулся. — Дружба — это магия. А значит, это измеримая, осязаемая сила, которую можно наблюдать и изучать. — Брови Дискорда подпрыгнули вверх-вниз, и он издал смешок. — Так скажи мне, Сумак Эппл… что весит больше… килограмм кирпичей, килограмм перьев или килограмм дружбы?
— Я… не… знаю… — Сумак почувствовал, что начинает потеть.
— Чем бы ты предпочел, чтобы тебя ударили? — Хвост Дискорда взвился и покачался из стороны в сторону. — Когда на тебя обрушилась вся сила дружбы, я могу сказать, что это тяжелая штука… Так что, еще раз спрашиваю, чем бы ты предпочел, чтобы тебя ударили?
Сумак так и не смог ответить. Бумер, видимо, почувствовав беду Сумака, изрыгнула на Дискорда струю пламени, отчего брови старшего драконьего существа загорелись. Дискорд издал обеспокоенный возглас, погладил лапой пламя, а затем одарил Сумака и Бумер недовольным взглядом, пока его брови тлели. Трикси и Лемон Хартс начали дружно хихикать.
— Юная леди, это было грубо! Очень грубо! — Дискорд продолжал похлопывать своими тлеющими бровями, глядя на крошечного детеныша. — Я вижу, ты не уважаешь старшее поколение. Так не побеждают в дебатах! Поджигать оппонента — это грязный прием!
Вскинув хвост, Бумер глубоко вдохнула и угрожающе задергала им, ее щеки надулись, а голова поворачивалась из стороны в сторону. Из ее ноздрей повалил дым. Она зарычала, пытаясь придать себе угрожающий вид.
— Значит, так тому и быть! — Дискорд хмыкнул и, как раз когда Бумер изрыгнула очередную струю пламени, щелкнул когтями и исчез. Однако его голос остался, чтобы сказать последнее слово. — Подумай о килограмме дружбы, Сумак Эппл! Он весит столько же, сколько пять тонн льна!
— Эх, поджигание бровей пошло ему на пользу, — сказала Лемон Хартс, а Трикси рассмеялась.
Целая куча бочек стояла штабелями друг на друге, представляя собой впечатляющее зрелище. Сумак, ноздри которого раздувались от солоноватого запаха, поднял глаза на табличку, висевшую над ними. С минуту он смотрел на вывеску, борясь с желанием чихнуть, а затем спросил:
— Что такое гросс?
— Двенадцать дюжин, сто сорок четыре штуки, — ответила Лемон Хартс, поднимая два небольших бочонка и укладывая их в тележку с Сумаком.
— Нам нужно двести восемьдесят восемь маринованных яиц? — Сумак моргнул и отодвинулся с дороги, переместившись в самый конец тележки.
— Ну, подумай, Сумак… нас в доме живет трое. — Лемон Хартс посмотрела через плечо на Сумака и терпеливо улыбнулась ему. — Если каждый из нас съедает по два маринованных яйца в день, то на сколько дней хватит одного бочонка маринованных яиц?
— Урок математики? Сейчас? После того, как Дискорд только что заморочил мне голову? — В голосе Сумака послышалось хныканье, и он снова начал дуться. Он раздраженно хмыкнул и попытался решить сложную арифметическую задачу в уме.
Трикси ушла, разглядывая банки с маринованной бамией.
— Если каждый из нас съедает по два яйца в день, а нас трое и есть одна бочка маринованных яиц… — Сумак закрыл глаза и попытался представить себе в голове лист бумаги, который помог бы ему разобраться в этом вопросе.
Лемон Хартс ждала.
— Э-э, двадцать четыре дня? — Сумак открыл глаза.
— Очень хорошо. — Лемон Хартс выглядела довольной. — А если мы съедим больше двух яиц или пригласим гостей? Как ты думаешь, надолго ли хватит одной банки маринованных яиц?
У Сумака расширились глаза, и наступило мгновение понимания:
— Меньше месяца.
— Иногда, Сумак, вещи могут казаться очень большими, или что-то может казаться намного больше, чем есть на самом деле, но если присмотреться, если разложить все по полочкам, то иногда оказывается, что то, что мы видим, не такое уж огромное и не такое уж большое, как нам показалось сначала. — Лемон Хартс повернула голову и посмотрела на Трикси.
— Мои представления о мире пошатнулись, — сказал Сумак, обращаясь к Лемон Хартс. — Я сомневаюсь, действительно ли килограмм — это килограмм, а вещи, которые кажутся большими, при ближайшем рассмотрении оказываются недостаточными. Жизнь вдруг стала запутанной.
Лемон Хартс кивнула:
— Да, в жизни много вещей, которые не имеют смысла. — Желтая кобыла посмотрела на Трикси, издала тоскливый вздох, а затем, повернув голову и посмотрев на Сумака, сказала: — Подожди, пока ты станешь старше, Сумак… многие вещи станут намного сложнее и запутаннее.
Пока Сумак сидел с задумчивым выражением лица, Лемон Хартс перевела взгляд на Трикси, которая пробовала маринованную бармию. Уши Лемон Хартс на мгновение опустились, улыбка на секунду стала грустной, но затем уши снова встали, повернувшись вперед, и солнечная улыбка пробилась сквозь грусть, которая, словно туча, набежала на лицо.