Школа принцессы Твайлайт Спаркл для фантастических жеребят: Зимние каникулы
Эпилог
⤟ День Согревающего Очага⤠.
Новый фонограф был исключительного качества, и звук, лившийся из громкоговорителей, был неотличим от настоящего, идущего с живого выступления. Октавия никогда не звучала лучше, чем сейчас, и Винил Скрэтч слушала с критическим прищуром. Особый интерес для Сумака представлял тот факт, что высокоточный фонограф был изготовлен компанией "Скрэтч-Тэстик Индастриз". Об этом ничего не говорилось, но Сумаку показалось весьма увлекательным, что Винил начала производство собственного звукового оборудования, без сомнения, созданного по ее строгим стандартам.
Мириады праздничных ароматов почти захлестнули Сумака и навсегда связались с праздниками. Сладкие и соленые специи, характерный аромат свечей из пчелиного воска, всепоглощающее благоухание вечнозеленых растений — каждое воспоминание, казалось, имело свой запах, который с ним ассоциировался. Для Сумака этот Праздник Согревающего Очага будет поистине незабываемым, ведь он впервые отмечал его так, в окружении друзей и семьи.
Хотя какая-то часть Сумака скучала по голодным, зябким минутам, проведенным в повозке.
— Неплохая добыча, малыш, — сказала Трикси, приподняв одну бровь. — Ты разбогател как бандит.
Он кивнул, не зная, что сказать, но, к его собственному удивлению, слова все равно нашлись:
— Я не знаю, что со всем этим делать. — Это была правда; за всю его жизнь у него никогда не было столько вещей. Что же делать пони со всем этим барахлом?
— Теперь у нас есть дом. — Трикси слегка приподняла бровь и наклонилась ближе к сыну. — Здесь достаточно места, чтобы хранить все…
— Это нечто большее.
— Я знаю, малыш. — Потянувшись, Трикси ласково погладила Сумака. — Мне тоже тяжело, Сумак. У тебя никогда не было много вещей, поэтому я никогда не интересовалась, чем ты интересуешься. Было очень трудно покупать вещи. Пока что все твои интересы существуют в нематериальном мире в силу необходимости.
— Неудивительно, что он говорит как маленький, миниатюрный взрослый. — Мягкие слова Клауди заставили Трикси повернуться и посмотреть в лицо кобыле средних лет. — Ты не разговариваешь с ним, как с жеребенком. Такие важные слова. Пеббл тоже передалось это от родителей. Проводить время вместе, как семья, было поистине познавательно.
— Никто не говорил мне, что с жеребятами нужно разговаривать как-то по-особенному. — На секунду Трикси задумалась, почти погрузившись в размышления, но потом тряхнула головой, и в ее глазах снова появилось понимание. — Мы с Сумаком разговаривали по-взрослому, сколько я себя помню. Странно, что я вообще помню, если честно, ведь я так много сделала, чтобы забыть обо всем в своей жизни. Так много сожалений. Но время, проведенное с Сумаком… Я обнаружила, что хочу помнить… Я не хочу забывать.
— Похоже, вы оставили прошлое и работали над созданием будущего, — заметила Октавия.
— Возможно. — Трикси пожала плечами, а затем выпрямилась во весь рост. — С тех пор как мы отправились в Кантерлот, я не могу перестать думать об этом. Что изменило меня. Что привело меня туда, где я сейчас нахожусь. Часть меня с трудом верит, что все это реально.
Сумак как раз собирался поделиться своими соображениями на этот счет, когда в гостиную ворвалась обсыпанная мукой Лаймстоун. Лаймстоун, как и подобает такой пони, дружелюбно погладила свою мать. В ответ Клауди попыталась оттолкнуть дочь. Пока Лаймстоун отступала, ухмыляясь и озорно сверкая глазами, радуясь раздражению матери, Клауди пыталась смахнуть муку.
— Пеббл нужна твоя помощь, Сумак, — сказала Лаймстоун, ловко увернувшись от подзатыльника матери. — Пойдем, я подвезу тебя на спине на кухню, и ты сможешь принять участие в самой священной из традиций семьи Пай.
Пока его поднимали на спину Лаймстоун, Сумак гадал, чего хочет Пеббл.
Теперь Сумак тоже был обсыпан мукой, благодаря стараниям Лаймстоун на кухне. У него был бледный, призрачный вид, и сам он напоминал дух праздника. Хотя он устал и немного измотался от работы на кухне, он был в хорошем настроении, потому что помог Пеббл сделать подарок для родителей.
Шоколадно-коричневая кобылка казалась такой маленькой по сравнению со своим отцом, который был таким высоким. Тарниш пил имбирное пиво, очень острое, после которого ты весь потел. Это было домашнее пиво, сделанное самим Тарнишем, и Сумаку оно очень нравилось. Тарниш стоял перед окном и смотрел на падающий снег, когда к нему подошла Пеббл, и Сумак почувствовал, как внутри него нарастает напряжение и опасение. Пеббл вложила в свой подарок всю душу, но из-за того, что он не был идеальным, она была немного угрюма.
— Отец, — сказала она, придвигаясь к отцу.
Кружка оторвалась от губ Тарниша, и он ответил:
— Да?
На коричневых губах Пеббл, на ее языке появился оранжевый отблеск, и когда она на мгновение повернулась к Сумаку, глядя назад, на свои ноги, он ободряюще кивнул ей. Она хотела совершенства — требовала его, — но все было прекрасно, и Сумак решил, что они неплохо поработали, если принять во внимание все обстоятельства. Тарниш поднял свою кружку и начал пить имбирное пиво большими и звучными глотками.
— Отец, — снова начал Пеббл, — мы с Сумаком испекли тебе пирог. Лаймстоун показала нам, что нужно делать. Я сделала тесто, а Сумак вылил в мой пирог заварную начинку, и с его помощью мы отправили пирог в духовку.
Пеббл прервал ее отец, выплеснувший имбирное пиво из ноздрей на окно. Она приостановилась, моргая глазами, и с большим беспокойством смотрела на отца, пока он кашлял и отплевывался. Из его глаз текли слезы, и Сумак не мог представить, какую боль причиняет обжигающе острое имбирное пиво, вытекающее из носа.
Судя по всему, достаточно острое и болезненное, чтобы заставить пони замереть на месте.
Оглядевшись по сторонам, Сумак попытался понять, что происходит. Большинство взрослых снова вели себя смешно. Кто-то кусал собственные копыта, кто-то кашлял, задыхался и пытался сдержать смех. Мод смотрела прямо на него, и в ее глазах было что-то такое, хотя он не мог сказать, что именно.
Винил сломалась; хватаясь за бока, она упала с дивана и покатилась по полу, сотрясаясь от почти беззвучного, хриплого смеха. Октавия отвернула голову и вежливо кашлянула в копыто, потом снова кашлянула, а затем издала странный звук, похожий на придушенное кашлем хихиканье. Лемон Хартс прижалась к Твинклшайн, ее лицо покраснело, а Твинклшайн просто качала головой из стороны в сторону, а уголки ее рта свело судорогой. Трикси уткнулась мордочкой в шею Пинни, а мама Тарниша притянула к себе кобылу поменьше, и обе они затряслись от приглушенного смеха.
Когда Тарниш уже почти смог дышать, Пеббл сказала ему:
— Это мятный заварной крем. Корочка кажется немного влажной, и я очень расстроена из-за этого. Я так старалась, вроде бы все делала правильно, все отмеряла, а почему-то все равно не получилось идеально. Какой смысл быть такой аккуратной, если тебе не гарантировано совершенство? Это несправедливо.
Окно было заляпано имбирным пивом.
— Лаймстоун показала Сумаку, как начинить пирог заварным кремом…
Тарниш снова поперхнулся и покачнулся на копытах, глаза его выпучились. Бока Мод вздымались, ноздри были широкими, а уши откинуты назад в гриву. Сумак не мог отделаться от ощущения, что взрослые развлекаются за их с Пеббл счет. Когда Мод поднялась с дивана, Сумаку стало интересно, что происходит. Ее копыта приглушенно стучали по полу при каждом шаге, а сама она двигалась с плавной, текучей грацией, которую было удивительно наблюдать.
Когда Сумак повернул голову, его ноги слегка подрагивали, грозя подкоситься под ним, но он каким-то образом остался стоять. Ему становилось лучше, с каждым днем все заметнее и заметнее. Мод подошла и встала рядом с мужем, но Сумак уже не мог разглядеть ее лица, потому что она смотрела вверх и стояла с дальней стороны от Тарниша. Прокашлявшись еще немного, Тарниш чихнул, отчего окно стало еще более липким и грязным.
— Фу, — сказала Пеббл, отступая на несколько шагов.
Мод проскользнула под Тарнишем, пощекотав его живот ушами, а потом опустила голову рядом с Пеббл и прошептала что-то, чего Сумак не мог услышать. Выслушав все, что сказала мать, Пеббл подняла глаза на отца и затихла. По всей комнате раздалось хихиканье, и даже Тарниш умудрился слабо хихикнуть.
— Пойдем со мной, — сказала Мод Сумаку.
Хотя он собирался повиноваться, быть послушным, он все еще оставался в замешательстве.
Мод сделала несколько шагов — ее уверенная, размеренная походка позволяла ей двигаться с кошачьей легкостью — и остановилась, чтобы взглянуть на Сумака:
— Пойдем, ты не попал в неприятности, я просто хочу поговорить. В другой комнате, подальше от всех этих глупых пони.
Когда Мод отошла от него, Сумак на мгновение замешкался, но затем последовал за массивной, но в то же время как-то по-особенному привлекательной кобылой.
Лаймстоун и Пинки Пай были выдворены из кухни всего двумя словами Мод:
— Убирайтесь. — Две сестры ушли хихикать и веселиться в другое место, а Мод села напротив очага перед огнем. Через некоторое время она похлопала по каменному полу рядом с собой, указывая, что Сумак должен подойти и сесть с ней. Сумак был осторожен и не видел причин для отказа, но что-то в этой ситуации вызывало у него чувство тревоги.
Но Мод Пай была хорошей пони, и ей можно было доверять.
Так почему же он волновался?
На полпути к Мод Сумак почувствовал себя в безопасности, и ноги, казалось, заработали без привычной задержки. Эффект был настолько сильным, что он удивился вновь обретенному чувству движения. Он мог даже махнуть хвостом и не беспокоиться о том, что задние ноги подкосятся. Ощущения были настолько приятными, что он почти хотел скакать, просто чтобы проверить, сможет ли он это сделать, но Мод ждала, пока он подойдет и сядет с ней.
Когда он сел, Мод обхватила его передней ногой и притянула ближе. Не то чтобы Мод не была ласковой пони, скорее, просто она не часто это демонстрировала. Сумак знал ее теплой, заботливой и защищающей. Моменты, когда она проявляла чувства или привязанность, были тем более особенными, что их было мало.
Мод вздохнула, тяжелый звук, как будто скучающая наковальня вдруг испустила дух. За спиной Сумака потрескивал огонь, заливая кухню веселым оранжевым светом. Что касается самой кухни… там царил беспорядок, но его можно было убрать. Огромный беспорядок был еще одной возможностью побыть вместе, скучная работа становилась приятной в компании других.
— Когда мы с Тарнишем впервые услышали, что у Пеббл появился друг, мы были вне себя от радости. — Мод снова вздохнула, и ткань ее платья потерлась о щеку Сумака. — Пеббл… с ней трудно найти общий язык. Она немного похожа на меня, ведь меня трудно понять и выдержать. Но у Пеббл есть то, чего нет у меня… друг детства. Конечно, у меня были сестры… но…
Сумак подождал, пока Мод расскажет подробнее.
— Странно, я не ожидала, что у нас с матерью будет столько общего или столько взаимопонимания. — Ровное звучание голоса Мод исчезло, сменившись едва заметными оттенками. — Столько лет моя мать была для меня чужой. Я просто… не могла ее понять. То есть я любила ее, но мне всегда казалось, что у нее есть самые глупые, самые нелогичные причины для того, чтобы делать все что угодно. Она сильно разочаровывала меня, так что мне было приятно отправиться в путь и покинуть дом.
Прислушавшись и навострив уши, Сумак догадался, к чему клонит Мод.
— А вот друг Пеббл — жеребенок. — Вместо того чтобы вздохнуть, Мод тихонько фыркнула. — Тарниш ничего не может с собой поделать, Сумак. Это не дает ему спать по ночам, и, признаться, меня это тоже беспокоит. Мы с Тарнишем… мы любим тебя. Очень любим. Мы любим тебя как сына. Скажу прямо, мы тебя обожаем. Но Тарниш… у него есть все эти тревоги, эти мысли, надежды, мечты и заботы. И ты… ты — причина многих из них.
Теперь вздохнул Сумак.
— У Тарниша безумные мысли. Он от природы неуверен в себе и постоянно что-то переосмысливает. Он беспокоится о худших исходах, даже когда переживает о лучших. Мой муж… он постоянно беспокоится о том, что будет, если вы с Пеббл перестанете дружить, но в то же время он страшно боится, что вы останетесь друзьями, потому что знает, что произойдет, когда вы с Пеббл станете старше. Он немного навязчив, и ему трудно со всем этим справиться. Иногда, случайно, вы с Пеббл говорите или делаете что-то, что приводит его в замешательство.
— Да? — Сумак силился понять, но слабо догадывался, что происходит.
— Я принимаю неуверенность Тарниша и научилась жить с ней, потому что он принимает меня такой, какая я есть, и научился жить со мной и моими особенностями. Моими причудами. Со мной нелегко найти общий язык или провести со мной сколько-нибудь продолжительное время. Большинство пони просто сдаются. Они решают, что я не стою затраченных усилий, и отправляются удовлетворять свои потребности в дружбе куда-нибудь еще. Но только не Тарниш. Нет, Тарниш упрям и твердолоб. По какой-то причине он видит во мне великую тайну и посвятил свою жизнь тому, чтобы понять меня.
Сумак тоже считал Пеббл великой загадкой и внимательно обдумывал слова Мод, поскольку те заслуживали внимания. Мод не говорила с ним свысока и не пыталась объяснить все по-жеребячьи, и он это оценил, хотя и с трудом понимал. Подумав о том, что только что сказала Мод, Тарниш решил, что борьба — это самое главное, потому что Тарниш боролся. Где-то во всем этом был урок, который следовало усвоить.
— Итак, Тарниш… он знает, что у его дочери есть… проблемы. На самом деле он долгое время отрицал это, но именно Октавия в конце концов превозмогла его и заставила признать, что проблема существует. Это вызвало некоторые трения между ними. Это подкосило их дружбу, и долгое время Тарниш жил в страхе, что Октавии просто надоедят эти препирательства и она уйдет. Он как-то убедил себя, что наше священное доверие рушится. Я рассказываю тебе об этом, чтобы ты немного лучше понял Тарниша. Как он думает и почему делает то, что делает.
— Пеббл, она не такая, как другие жеребята.
— Нет, Сумак, она не такая.
— Я тоже.
— И в этом источник проблем Тарниша. — Мод наклонила голову и наклонила ее так, чтобы заглянуть Сумак в глаза. — Вы с Пеббл — жеребята, но Тарниш… он хочет, чтобы все получилось. У него столько глупых надежд и мечтаний, но некоторые из этих мечтаний — кошмар. Вы с Пеббл станете старше и смелее. Тарниш любит тебя как сына, но боится, что между вами возникнет вражда, как иногда бывает между отцом и жеребенком. Забавно, что ты сам этого не понимаешь, Сумак, но из-за тебя Тарниш и мой отец стали очень близки. Поздно вечером, после того как ты ложишься спать, они вместе пьют и беседуют. В основном они говорят о тебе, и все эти глупые разговоры о том, как уберечь своих дочерей. У Тарниша теперь две дочери, и они занимают все его мысли. Возможно, он даже немного помешался. И почему-то мне кажется, что разговор с моим отцом ему не очень-то помогает.
По мере того как эти слова укладывались в его голове, Сумак приходил к некоему озадаченному пониманию жизни, которое он не был уверен, что сможет выразить словами. У каждого пони были надежды и мечты, и иногда эти надежды и мечты приводили к конфликтам, когда сталкивались с надеждами и мечтами других пони. У каждого пони было что-то, что он хотел получить от жизни, и ожидания от других, которые разделяли его жизнь. У Тарниша, похоже, было что-то, чего он хотел, в то время как Сумак, жеребенок, которым он был, все еще с трудом представлял себе, чем бы он мог заниматься во взрослой жизни.
Но Тарниш также боялся, что они с Пеббл останутся вместе и что из этого может выйти, и Сумак догадывался, что именно. Ужасная вещь для отца — бояться. К тому же в гости приезжал Игнеус, а Игнеус, отец Мод, должен был знать, чем занимаются Мод и Тарниш, и Сумак решил, что от осознания этого между Игнеусом и Тарнишем все должно быть невероятно запутанно. Отношения взрослых были сложными, и Сумак решил, что не хочет иметь с этим ничего общего.
Однако от них никуда не деться, и у него не было иного выбора, кроме как идти вперед.
— Значит, Тарниш хочет, чтобы мы с Пеббл были вместе, — сказал Сумак почти шепотом. — И ты, наверное, тоже.
— Все начинается в детстве, — ответила Мод, выдохнув первую часть своего ответа. — Пинки Пай заставляла свои игрушки целоваться и устраивала им тщательно продуманные свадьбы… и вечеринки. Она планировала их будущее, и если ты находил время послушать ее, то у нее было очень подробное будущее. Я никогда не понимала, что она от этого получает, но мне нравилось, что это делает ее счастливой. Конечно, однажды я поняла, что то будущее, которое Пинки продумала для своих игрушек, было тем будущим, которое она хотела для себя. У Пинки было несколько хорошо продуманных сценариев того, что должно произойти… Теперь, когда я думаю об этом, меня это беспокоит, потому что у Пинки есть очень конкретные желания. Жаль, что ей уже разбили сердце, потому что этого никогда не было в ее представлениях.
— И Тарниш беспокоится, что мы с Пеббл перестанем дружить и сердце Пеббл будет разбито?
— Да, Сумак, каждый отец боится этого, даже если он боится последствий того, что они останутся вместе. — Передняя нога Мод скользнула по позвоночнику Сумака, медленно и уверенно двигаясь вперед-назад, и взгляд ее стал расфокусированным. — Когда я родила Пеббл, мой отец разозлился на Тарниша. Сильно разозлился. Это был самый неразумный поступок, который, как мне кажется, мой отец когда-либо совершал. Это вызвало проблемы в семье и даже бросило тень на славное время рождения Пеббл. Мой отец старался держать это в себе, но в самые неподходящие моменты это все равно вырывалось наружу.
Сумак, озадаченный этим, спросил:
— Что случилось?
— Случилась Марбл.
— Я не понимаю.
— Марбл поняла, что происходит, и убедила Тарниша извиниться.
— Хм… — Глубокая борозда появилась чуть ниже рога Сумака и над его бровями. — И это сработало?
— Сначала нет. — Мод покачала головой, затем подняла ее и окинула взглядом грязную, неухоженную кухню. — Но Тарниш извинился за то, что обидел меня и причинил мне страдания. Это было совершенно нелогично, не имело смысла, и Тарниш не должен был извиняться за размножение — то самое, что продолжает род. — Она надулась, снова покачала головой и на этот раз задумчиво уставилась в потолок. — Клянусь, я не понимаю других пони. Но извинения подействовали. В конце концов, они смогли сесть за стол и разделить трапезу, но мой отец продолжал смотреть на Тарниша, а Тарниш, будучи неуверенным в себе типом, не мог выдержать такого пристального отцовского внимания. В семьях не всегда есть смысл, Сумак, поэтому иногда приходится с юмором относиться к происходящему.
— И этому Пеббл должна научиться, — сказал Сумак Мод.
— А вот этого я не улавливаю, — ответила Мод, возвращаясь взглядом к жеребенку, которого обнимала.
— То, что другие пони не понимают, но иногда, чтобы сохранить мир, нужно сделать что-то глупое или нелогичное. Марбл понимала это, даже если ты не понимала, она понимала, в чем причина и как ее уладить. Даже если тебе это кажется глупым, для Марбл это имело смысл. Пеббл так зациклена на себе, что не может принять чужой совет и не доверяет советам, которые дают ей другие. Поскольку она такая умная, она думает, что все остальные пони такие глупые, и что они не могут обладать тем же уровнем понимания, что и она. Она отвергает чужие идеи, даже не задумываясь о них.
— Это… это… подожди… я виновна в этом. — Рот Мод исказился в каменном оскале, а уши раздвинулись в стороны. — Я постоянно так делаю, и эта постоянная невысказанная обида не дает мне покоя. Я просто расстраиваюсь из-за глупости других, и меня беспокоит, что я должна участвовать в их глупых социальных ритуалах и… ой-ой-ой. Пеббл получилась похожей на меня. Только не такая, как я, потому что она более откровенная и… ох… е… меня.
Когда Мод ругалась, это было как-то даже хуже, чем когда ругались обычные пони.
— И конечно, будучи упрямой кобылой, я отвергала все, что другие говорили о Пеббл, потому что я была ее матерью и поэтому знала все лучше всех. Что они могли знать о моей дочери такого, чего не знала я? — Тяжело вздохнув, она добавила: — Были допущены ошибки.
Взрослый только что признал, что был неправ, и Сумак не знал, как ему к этому относиться. Конечно, он и раньше был свидетелем подобного, но это была Мод, и, признав свою неправоту, она, похоже, переживала какой-то кризис. Это было видно по ее хмурому лицу. Из всех последних уроков жизни этот был самым трудным для Сумака, потому что Мод выглядела такой несчастной.
— Знаешь, Сумак… жизнь делает все возможное, чтобы обмануть тебя. — Мод оторвала переднюю ногу от Сумака, поднялась и протерла глаза рукавом платья. — С самого раннего возраста нам говорят, чего бояться. В сказках… в книгах… в них есть эти четко определенные страшные вещи. Монстры. Драконы. Большой плохой страшный парень, который должен выделяться. Мы так стараемся бояться этих вещей.
Прижав уши, Сумак слушал.
— Но в этих историях те самые вещи, которые для некоторых из нас, для большинства из нас, формируют наши личности, и большой злодей никогда не является расплывчатым понятием. Это всегда дракон, но это никогда не ужасающая социальная тревога или неуверенность в себе, с которой Тарниш борется каждый день. Или злой волшебник, совершающий изощренные акты отвратительного зла, поступки, которые заставляют читателя ненавидеть его, потому что он — зло, и его нужно ненавидеть. Это понятная концепция, которую может постичь любой пони, даже жеребенок. А как насчет моей собственной постоянной борьбы за то, чтобы вписаться в общество и принадлежать ему? Долгое время я не думала, что мне нужно принадлежать. Я убедила себя в этом. Но потом появился Тарниш, и тщательно выстроенная ложь, которую я возвела вокруг себя как крепость… все рухнуло. Нарративы, которые мы пропагандируем и которые навязывают нам наше мышление, никогда не включают в себя эти страшные вещи.
— Я не уверен, что понимаю, — сказал Сумак Мод, чувствуя себя маленьким и неуверенным.
Мод нахмурилась и превратилась в нечто действительно неприятное. Она снова вытерла глаза, и, когда ее передняя нога снова легла на Сумака, выражение ее лица смягчилось, и Сумак, как ни старался, не смог его прочесть. У него болела шея, когда он смотрел на нее, но он упорствовал, желая понять. Мод только что произнесла больше слов, чем он когда-либо мог припомнить, но, тем не менее, он старался слушать. Тарниш слушал, а Мод говорила.
Сумак уловил закономерность.
— Прости, у меня был момент. У меня сейчас много всего в голове, и кое-что просто вырвалось наружу. — Она глубоко вздохнула, но это был не вздох. Нет, это прозвучало так, словно Мод восстанавливала свое стоическое спокойствие. — Это и есть настоящая борьба в жизни, Сумак. Быть семьей. Приходится справляться с ожиданиями других. Это… это будет самое тяжелое, с чем ты столкнешься, но и самое полезное. И я хотела поговорить с тобой об этом. Именно поэтому я и привела тебя на кухню, но разговор немного отклонился от темы.
— Все в порядке, — сказал Сумак Мод, стараясь подбодрить ее. Похоже, она в этом нуждалась.
— Ты… твоя семейная ситуация только что сильно изменилась. — Мод вернула себе прежнюю невозмутимость, и ее голос вновь обрел свой обычный ровный, ничем не примечательный тон. — Раз уж я заговорила об этом, семейная ситуация Пеббл тоже изменилась… Знаешь, Сумак, без тебя я не уверена, что Пеббл приняла бы Мегару. Ты заставил Пеббл раскрыться так, как никто другой.
Как на это реагировать? Сумак не знал, поэтому промолчал.
— Я хотела рассказать тебе обо всем, поговорить о семейных ситуациях и поделиться тем, чему мне пришлось научиться. Это было трудно, Сумак… очень трудно. Я хочу, чтобы у тебя все получилось, но, признаюсь, у меня есть свои эгоистичные причины. Понимаешь, я хочу, чтобы все получилось, чтобы в будущем, если у вас с Пеббл все сложится, у вас было больше шансов уладить ваши противоречия. Начав сейчас, вы поймете и попытаетесь разобраться во всех этих сложностях. Мы не такие, как другие пони, Сумак. Думаю, ты уже понял это. Все эти правила, которые действуют для них? Они не работают для нас. Они работают против нас.
— Они не работают на меня, потому что я интроверт?
— Верно, Сумак, а я… ну, я — это я. Октавия тоже интроверт, к тому же она привередлива, придирчива и требовательна. С ней трудно, очень трудно ужиться. У Винил есть опасные идеи, которые ставят ее в противоречие с истеблишментом, и она превозносит свою индивидуальность. Поскольку мы — стадный вид, это делает Винил изгоем. Когда-нибудь я расскажу тебе историю о том, как Винил чуть не упекли в психушку, и Тарнишу пришлось разбивать черепа. В итоге они оба попали в большие неприятности, но я не думаю, что смогу рассказать тебе эту историю, пока ты не подрастешь. Пеббл — это… Пеббл. Тарниш… с чего бы мне начать о Тарнише? Бывают моменты, когда я просто в недоумении от того, как он думает и действует.
Потребовались усилия, но Сумак покачал головой:
— Я не вижу, чтобы Винил вела себя тихо.
— Я хочу, чтобы ты уже сейчас хорошо понимал все эти причуды отношений, чтобы впоследствии у тебя были хорошие отношения с Пеббл. — После задумчивой паузы она продолжила: — Полагаю, я тоже придумываю нарративы. Мне нравится идея, что вы с Пеббл будете вместе, станете любимыми с детства, вырастете вместе и поженитесь. Должна признаться, это делает меня счастливой. Но я также беспокоюсь о том, что может случиться, например, ты и Пеббл отдалитесь друг от друга, или у вас произойдет размолвка, которая разрушит вашу дружбу. Или просто не сложится по какой-то причине. Но что бы ни случилось, я всегда буду твоим другом. Ты всегда будешь занимать особое место в моем сердце, потому что ты дорог мне, Сумак.
— Эм, спасибо?
Он тихонько вздохнул.
— Винил не ведет себя тихо, это забавно, потому что она немая, — сказала Мод после минутного дружеского молчания. — Разбираться во всех этих отношениях — самое трудное, самое сложное, что тебе предстоит сделать, Сумак. Это дракон этой истории, злой волшебник, высшее зло, которому нужно противостоять. И это проблема сама по себе, Сумак. Команда искателей приключений, которую ты соберешь, чтобы отправиться в этот эпический поход, будет иметь разные представления о том, как справиться с этим злом. Вы будете ссориться и препираться. Будут моменты, когда покажется, что все невозможно удержать вместе, а ваши отношения обречены на провал. Мы занимаемся этим уже много лет и все еще разбираемся.
— Но если я начну сейчас, пока я молод, это будет легче?
— Возможно, Сумак. Не знаю. Но именно поэтому я позвала тебя в сторонку.
— Значит ли это, что, если у нас с Пеббл будут жеребята, я должен извиниться перед Тарнишем за свой поступок?
Как бы яростно она ни хмурилась, полуулыбка Мод была как-то более лучезарной, более значимой, как акт огромной важности:
— Наверное, это было бы к лучшему. Думаю, он оценит это. Возможно, это станет началом новой традиции, кто знает?
— У меня не так много традиций.
— Нет, Сумак, у тебя их нет. У нас, Пай, традиций в избытке. Например, когда Пеббл родилась, ее спеленали, положили на сковородку и подарили Тарнишу. Я сказала ему, что испекла для него маленький пирог. Пеббл сказала тоже схожее, и бедный, бедный Тарниш, он не был готов услышать эти слова из уст Пеббл.
— Подожди, тебя положили в форму для пирога?
— Конечно, положили, — ответила Мод. — Мама подарила меня отцу, чтобы он меня осмотрел. Есть даже фотографии и все такое. — Ее глаза устремились вверх, сфокусировавшись на какой-то несуществующей точке на потолке. — Когда родилась Пинки, отец сказал, что этот пирог слишком розовый. Видишь ли, Сумак, традиции — это фундамент для воспоминаний. Именно поэтому мы их празднуем, лелеем и соблюдаем. Поэтому я очень хочу, чтобы они были и у тебя. Отчасти поэтому мы пригласили тебя и твоих матерей сюда, на праздник Согревающего Очага.
— Я хорошо провел время.
Мод кивнула, и ее полуулыбка затянулась:
— Это радует меня. Скажи, Сумак, не хочешь ли ты продолжить обсуждение за чаем?