Венец творения
Арка первая. Часть 10.
Утро Вилда начиналось с бесконечных совещаний.
Сперва с огромными синяками под глазами прибыл Ревизор, как-то разговоривший пойманную обезьяну и выяснивший, куда примерно могли направляться её товарищи. Предполагаемых точек выходило чуть больше дюжины, последовавшие за разговором доклады следопытов позволили конкретизировать направление.
Вереница уходящих на юг от разбитого лагеря следов земных пони вела к опустошённым фермам и хуторам. Покинутые дворы с распахнутыми дверями, не везде затушенный свет, пустующие поля в сезон уборки урожая и уходящие напрямик в леса свежие тропы не оставляли двойных толкований о произошедшем.
Было сложно судить о причинах, сподвигнувших верную стражу и местных идти на поводу нечта, но косвенных доказательств тому оказалось полно. Согласно докладу в поселениях встречались следы борьбы и спешных сборов, но к счастью не было трупов. Кроме одного. В овраге вблизи деревеньки Виндерфилл было найдено тело одного из стражей.
Покорёженный доспех и запёкшаяся кровь при детальном осмотре вызывали вопрос, как он вообще смог так далеко забраться. Но сомнений не оставалось, их гнали и гнали на убой к одному святилищ. Хотя кроны нетронутых лесов надёжно защищали идущую процессию от взора с неба, наложенные на карту чуждых храмов покинутые поселения однозначно вели к конкретному из них.
Достижение которого он позволить не мог. Впервые руководя такими масштабными силами, Вилд ещё на пару часов потонул в составлении приказов на переброску отрядов и снабжение, согласовывая манёвры с сержантами. Несмотря на сохраняющуюся угрозу нахождения в регионе фестралов, те убедили его перевести в район затерянного храма целую тысячу стражей.
Не все они будут непосредственно в месте встречи, такое количество попросту не скрыть и не перебросить за раз. Но охватить противника и прервать его побег они смогут. Ещё триста стражей останется блокировать гору, откуда прибыл пришелец, чтобы сдержать уже третью напасть, если таковая появится.
Сейчас же он набрасывал черновик, чтобы отправить через телеграф прошение о прибытии Принцессы Селестии. Как бы Ревизор не убеждал разобраться самим, не тревожа Её Высочества, что если верить слухам по сей день праздновала возвращение царственной сестры, происходящее было уже за гранью. И мощь аликорна совсем не помешает в сражении с тем, что способно за считанные дни подчинить себе несколько поселения.
Стук в дверь прервал его, чтобы без разрешения в кабинет ввалился багровый подвыцветший единорог. Засилье напыщенных столичных пони, что наводнили город для изучения пришельца, теперь снующих тут и там, ужасно раздражало.
— Приветствую, Магистр. С чем пожаловали сегодня?
Но хуже всех был Кримслен, один из магистров Башни единорогов, ведущий изучение непосредственно Объекта.
— Вы прекрасно осведомлены, Капитан, чего от вас просит комиссия Башни, — Вилд уже собирался возмутиться набившей оскомину фразой, когда старый единорог в зелёной мантии пролеветировал на стол перед ним бумагу со множеством подписей, — И не нужно отсылать меня к Дюку, его одобрение уже есть.
— Хм, действительно. — глаза пробежались по документу, на котором осталось лишь одно свободное поле, — Когда получили?
— Сегодня. После разговора с Объектом он стал куда положительнее относиться к нашему запросу.
Вилд серьёзно задумался о понизме. За последнее время его вера в гармонию и доброту мира, торжество законов справедливости и красоты, подверглась серьёзным испытаниям.
— Скажите, Магистр, вам самим не отвратительно о подобном думать? Это же живое существо, хоть и сотворившее ужасные вещи.
— Псевдоживое, попрошу заметить. Ничего с ним не случится, мы замеряли, — Капитана передёрнуло от последней части, — Объект сам стремится к возвращению в изначальную форму. Клеточная масса поддерживается даже без питания. Представьте же, какие просторы для медицины откроет изучение этого механизма!
Вслушиваясь ещё какое-то время, Вилд сдался, кивнул и оставил на бумаге подпись. Если сегодня смотря на отчёт разведки он мыслил такими категориями, что ещё месяц назад казались недопустимыми, то чем на деле хуже предложение Башни?
В конце концов, ему ещё предстояло написать прошение к Принцессе...
Артём подозревал, что перегнул палку во время разговора с рогатыми.
Это подтвердилось, когда через несколько часов после возвращения в камеру его вновь оглушили и куда-то утащили. Новое место рассмотреть вышло лишь частично, выцепив чистоту идеально белого помещения, какие-то инструменты на полках вдоль стен и газовый баллон со странной маской на конце шланга.
Нельзя было сказать, что он сожалел или раскаивался о своих едких словах. Когда эти твари попытались чем-то накачать его, уложив на наспех сооружённый стол из каких-то железных пластин и верёвок, Артём лишь удостоверился в справедливости ночных суждений об пони. В голове проносились читанные сюжеты про первый контакт и осознание, что в роли попавшего в загребущие лапы учёных пришельца оказался именно он.
Маска плохо прилегала к лицу, но как только её всё же смогли закрепить, в нос и рот ударил сладковатый газ. Он раздражал и саднил трахею, вызывая раздирающий залатанные лёгкие кашель. Из-за чувства жжения казалось горят сами бронхи, а слизистая отходит от стенок. Задерживать дыхание было бесполезно, с десяток секунд Артём пытался выдохом бороться с давлением баллона, но и то было тщетно.
— Я мыслю, следовательно, существую. — он понимал скорое поражение, а потому завёл в голове единственную мантру, истинность которой знал.
Заполнившие помещение пони многих расцветок рябили в глазах, хоть и были в белых халатах и масках, а их фырчание и топот сливалось в беспорядочный шум.
— Я мыслю, следовательно, существую.
Если магическое оглушение действовало на него с перебоями, химия сработала на ура. Как и всё прочее в этом месте, анестезия оказалась крайне яркой.
— Я мыслю, следовательно, существую.
Веки закрывались, команды долетали до конечностей со всё большим запозданием, пропадали чувства, затухала ориентация в пространстве.
— Я мыслю, следовательно, существую.
Тело поглотили бессилие и забытье...
— Я мыслю, следовательно, существую.
И ощущения вновь схлопнулись до уже знакомых пределов пульсирующих линий и завитков. Незаметные в нормальном состоянии, насколько так можно было назвать бездвижное бодрствование, и столь чёткие сейчас, эти контуры отделяли его от прочего мира. Не было зрения, чтобы видеть их, но было знание столь же явственное для души, как отлежавший руку человек знает о том, что она есть.
Стоило перевести на них внимание, как Артём понял, насколько стоя на своих местах эти линии были гармоничны, создавая несколько контуров. Не все из линий относились к телу, часть из них проходила прямиком в него, будто попадая в другую плоскость, когда как часть и вовсе уходила вовне.
Он был сам себе храм, а они священными текстами. Но что-то потревожило, разрушило их гармоничность, начав перемещать.
— Существуя, я взаимодействую с пространством.
Линии смещались и двигались, отделялись от прежнего места и отдалялись от прочих на неестественное для тела расстояние.
— Взаимодействуя с пространством, я обладаю энергией.
Эти линии управляли его телом. Если он смог разумом по отдельности контролировать мышцы, о которых раньше даже не подозревал, то сможет управиться и ими.
— Обладая энергией, я имею форму.
Артём потянул за нити, по которым струились разряды. Он сгонял их усилием воли, сполохи со всего тела стремились к затылку и глазам. Артём сожалел, что не был врачом и не знал анатомии достаточно подробно, чтобы восстановить конкретные системы, воздействовать точечно, а не по области. Ему нужна была картина происходящего и способный принять сигнал мозг, остальное могло обождать.
— Имея форму, я способен к движению.
Левый глаз приоткрылся, правый же не ответил.
Привыкнув к свету ярких ламп, он сфокусировался на отражении глянцевого потолка. Там, вокруг него, роилось множество единорогов, но не вспышки ненавистных рогов привлекали внимание, а чрезмерное обилие красного. С телом что-то было не так. Совсем не так.
Оно выглядело, как подопытный кролик, раздёрганный на части. Правого глаза не было, как и части черепной коробки, но хуже того... Артём не сразу различил, что на месте пустой впадины должно было быть сердце. Внутренности, частично извлечённые, были разложены на столах вокруг, пока пони делали надрезы, вводили иглы и брали образцы.
Это была вивисекция. Они вскрыли его, как лягушку.
По левой скуле потекла слеза, когда взгляд нашёл недостающее сердце. Удар. Лёжа на столе, оно было покрыто сетью черных вен, которые подобно плесени разрастались вокруг, пытаясь нащупать прежнее место. Ещё удар. Бьющееся в унисон с ритмами дыхания древнего бога, пробуждающегося ото сна в своих недрах, оно мерно пульсировало.
Сверху вниз пол пони различить не выходило, но он надеялся, что цвета с отметинами на боку будет достаточно для точной идентификации. Нежно-голубой с красным крестом в розовом круге на крупе. Золотисто-жёлтый, солнце со стетоскопом из лучей. Мятно-зелёный, три листа клевера, один шприц. Ещё один зелёный с цветком в форме ступки и пестика. Багровый...
Он попытался запомнить каждого из них и это стало фатальной ошибкой. Перестав рассуждать и концентрироваться на себе, обратив всё внимание во вне, он сам не заметил, как был втянут в Мир снов. Ибо перестав мыслить, его дух перестал существовать в материальном.
Миг и его вновь поглотили тёмно-лиловые волны, ещё миг и кругом простирался ночной зимний лес.
Артём сделал шаг и пошатнулся, с удивлением заметив, как заскрипел глубокий, пушистый снег, проминаясь под его тяжестью. Он инстинктивно схватился за ветку, чтобы сохранить равновесие и десятки темно-зелёных еловых игл впились в руку. Шероховатые, они имели острую четырехгранную форму и были... настоящими.
Осознание этого лишь усилило хватку. Кора была гладкая и коричневая многих оттенков, с небольшими трещинами и чешуйками. Всё было объёмно, многогранно и привычно серо в свете луны. Собственные руки были здоровы и двигались без мысленных усилий, он закатал мокрый рукав и не нашёл под ними вездесущих дублирующих вены и мышцы нитей.
Впервые за долгое время всё было правильно, как могло быть лишь дома. Нутро металось от противоречивых стремлений. Разум понимал, что он всё ещё был на разделочном столе, а всё вокруг не могло быть правдой. Сердце же, затопленное печалью и потерявшее из досягаемости тех, на ком бы можно было сконцентрировать злобу, теперь желало лишь покоя.
Его трясло то ли от пронизывающего ветра, раздирающего промокшее тело, то ли от пережитого ужаса, рвущего душу, и не было в тот час ничего роднее такой колючей, но такой настоящей ёлки. Артём навалился всем телом, обнял её и горько завыл, как никогда прежде даже в детские годы. Вой его был подобен иерихонским трубам, с гулким и низким рокотом разнося по округе обиду и скорбь по себе самому.
— Ты же знаешь, что это наваждение? — эхом донеслось отовсюду и разом, — Всего лишь мираж.
Он осмотрелся вокруг, но никого не нашёл, прислушался к лесу и не услышал ничего более.
— Оставь меня, очередная лошадиная чушь.
— Ошибаешься, дружок, не лошадиная. Меня зовут Лумакар и я еле поймал тебя...
— Сгинь. — запрокинув голову Артём увидел, как сверху улыбкой чеширского кота скалится само небо, а вместо звёзд за ним наблюдают глаза, — Это моя голова.
—...мало времени, мы горим на весь Астрал, поэтому...
— Поди прочь! — он уткнулся обратно в ветки, не желая терпеть общества новой аберрации, — Прочь!
—... заявится прямо сюда, пока вторая уже вылетела...
— Заткнись, оставь меня в покое, — это был его сознание, а потому если не исторгнуть вторженца, то попробовать его заглушить он мог, например, сплетя вокруг себя еловый кокон, — Я не хочу обратно!
—... обратят в камень или запрут на дне мира...
Небо не слушало его мольбы, продолжая твердить свои непрошенные советы.
Прозрачный солнечный свет мягко струился сквозь витражные окна башни кантерлотского замка, подсвечивая красочные сюжеты уютных гобеленов. Принцесса Луна, хранительница ночи, медленно шла по лестнице этим днём, её копыта мерно цокали по сверкающему мрамору, и каждый звук эхом разносился по пустым палатам.
Всякий раз, когда она оказывалась одна, ей невольно приходилось вспоминать те долгие годы одиночества и во что она превратилась из-за зависти и обиды. Прошло уже полторы недели с тех пор, как она снова стала собой. Полторы недели спокойствия, тишины, и... пустоты. Она по-прежнему чувствовала себя чужой, словно маска с морды сорвана, а под ней — пустота.
Лишь сестра заполняла собой эту пустоту, но и она изменилась за прошедшие столетия. Раньше они любили играть со звездами, разыгрывая ими причудливые спектакли или же пряча лунный свет за облаками, а потом смеясь, глядя, как он снова пробивается наружу. Ныне на предложение позабавиться со светилами, Селестия лишь качала головой, говоря о важности Гармонии и том, как снующая по всему небу луна напугает целый свет.
Сегодня же даже сестра покинула Луну, на западной вотчине было неспокойно. Вместо неё пришла Каденс, кою та недавно спровадила из своей башни. Разговориться с новым аликорном не вышло, хоть они и встречались ранее друг с другом на приёмах пищи. Поднимаемые той темы были донельзя вульгарны, манеры ужасны, а чувство такта отсутствовало вовсе.
— Селестия сказала, что Мы должны больше общаться с пони, — возмущалась Луна предложению Каденс, уже после ухода оной. — но чтобы с чернью? И почему только столь интересную новую профессию, журнализм, обходят стороной благородные пони?
Кроме феодальных предрассудков в Луне говорили страх и нежелание видеть осуждение. Принцесса была восстановлена в титуле, принимала присягу себе на верность у стражи, встречалась с современными потомками древних аристократических родов. И никто из них не смог скрыть своего страха перед ней. Даже теперь, её башня была пуста и обслуга не осмеливалась заходить внутрь. Чего же тогда требовать от простых пони?
Дойдя до своих покоев и улёгшись, она с сожалением посмотрела на разноцветную стопку. С собой Каденс приносила странные рукописи, названные газетами и журналами, посвящённые вестям со всей страны и изделиям мастеровых пони. Несмотря на изменения в письме, их всё ещё было возможно прочесть и чтение то было дюже увлекательным.
Но вместо этого владычица снов отправилась исполнять свои вновь обретённые обязанности. За тысячу лет без пригляда Мир снов или, как его ещё называли, Астрал, также изменился. Это место всегда пребывало в движении, не знало статичности, но теперь же... Когда-то загнанные в самые глубокие норы Кошмары всласть властвовали над снами, из-за чего эхо порождённых ими ужасов было столь могучим, что стекая со всего мира собралось в одно бурлящее течение, сделав Астрал многим опаснее.
Стезя сноходства была утеряна, решавшихся вступить на астральный план смельчаков поглощало течением, смывая само естество с такой стремительностью, что даже Луне было тяжко его терпеть. Но её появления было достаточно, чтобы распугать вновь укрывшиеся Кошмары. Старые тени помнили прежние времена и делились своим знанием с не заставшим её молодняком. А потому поток был главной проблемой, которую нужно было решить.
Но сегодня её чутьё кое-что уловило, — "Неужели переключились охотиться днём?" — опытный взгляд окинул бесконечные чёрно-синие просторы и легко выявил полноценное вторжение одного из кошмарных созданий в чужой сон. Это было недопустимо, владычица снов направилась туда.