Венец творения
Арка третья. Часть 4.
Эпос для театральных постановок ночных пони Артёма не впечатлил, уж больно тот был предсказуем в своём главенствующем мотиве. Вечноблагой аликорн шёл по миру и творил справедливость с добром, защищая обделённых. К его искреннему удивлению, фестралы не имели других мифических героев, ведь как ему пояснили герой это в первую очередь не сильнейший, умнейший и мудрейший на фоне чужих. Это лучший среди своих, а таковой у этого народа может быть лишь Найтмер Мун.
Поэтому все слушали о величественных похождениях аликорна в тысячный раз. В некотором смысле фестралы придумали ситком, ставя постановки с постоянной главной героиней, общим местом действия и историей, где каждый эпизод имел отдельный законченный сюжет, ценность которого заключалась в разнообразных ситуациях и фоновых событиях.
Довольно скоро он смекнул, что недостаточный культурный бэкграунд не позволял распознать ситуативный контекст и многие коннотации, которые были понятны даже дневным пони из-за общего базиса. В итоге Артём просто не выкупал тонкие отсылки в которых была вся соль постановок, окромя прямого как палка главенствующего мотива, от чего представления виделись тягомотно, уныло и безрадостно.
Не понимать было даже обидно, но пытаться осилить чужую культуру ради зрелищ было бы безумно. Плюнув и оставив дневных смотреть постановки, он отправился к местному форуму, просто послушать то, что Найтмер звала прелестной риторикой. Там его встретило нечто столь же забавное, сколь и нелепое. Светские споры переходили в настоящий, за неимением лучшего слова, срач всех со всеми и обо всём подряд, состоящий из смешения софистики и казуистики, но вместе с тем атакующий не только форму тезисов оппонентов, но и их самих. Пони ораторы были пышны сами и распыляли других, выводя всех на эмоции.
А всё ради чего? Можно было сколько угодно уповать на разбирательства тягот внутри собственной фратрии, репутацию снаружи отбелить могли только публичные выступления.
— Как хотите, со мной поступайте теперь, — чем-то таким сейчас и занималась фестралка вышедшая в центр форума и обращаясь к скамьям вокруг, что были даже на потолке, откуда вниз головой свисали нетопыри, – Я согласна на всё. Вам вверяю я тело и душу свою. Колотите, дерите, держите без сна, рвите заживо, трите, морите меня! Только знайте, не ела я манго того, уж потом пусть народ называет меня негодяйкой, нахалкой, шутом, наглецом, шарлатанкой, буянкой, надувалой, громилой, бузилой, сутягой и лгуньей, забиякой, задирой, бахвальным клещом! — было удивительно, откуда в лёгких маленькой пони столько мощи, чтобы выдать всё разом. И даже так правдомер на шее Артёма не был зелёным, приходилось прикрывать его рукой чтобы не спугнуть представление, — Пусть прохожие так окликают меня, как хотят, так пускай и поносят меня, пусть меня, если надо, Принцессой клянусь, изотрут в колбасу и на ужин дадут, но не ела я манго того!
— Да как ж не ела, как ж не ела! — разорялся подседоватый, подслеповатый пони с трибуны, — С моей котомки унесла и съела! И по липким следам отыскал там тебя справедливости страж, безобразно-постыдную пакость!
— Стариковская чушь, не крали сластей мои ни единой ноги!
— В зубах стащила сей плод дорогой, пока ноги несли тебя прочь и долой!
— Ах ты — беззубый мерин! Появись, покажись, пусть увидят тебя! — фестралка вскинула копытце и ткнула куда-то в толпу.
— И покажусь, проявлюсь, на свету окажусь! — залопотал старый пони, вытирая пену с морды и выступая на форум, — Я тебя без метки знал и тогда уже всё несла — пряники, яблоки, да хоть бы соломинку слямзить! А нынче — манго! Манго-о-о!
Старик явно сдавал, шансов на победу у него не было. Подобным образом стороны также звали прочих свидетелей. Понаблюдав ещё несколько представлений, Артём заметил довольно странную черту. Каждый раз начинал обвиняемый, а присутствие обвинившего даже не было нужным. В крепости слухи расходились быстро, кого и за что именно обвиняют сплетники знали прекрасно, и даже могли спорить заместо обеих сторон. Среди трибун были профессиональные ораторы, готовые как за плату, так и развлеченья ради вступить в полемику.
Он находил ироничным, что эти пересуды были излишне театральными и поставленными на поток, но довольствовался слогом и живостью говоривших. Было ли это отдельным жанром со своими канонами, экспромтом подобно песням, что иногда начинались с одного фестрала и подхватывались всеми вокруг, понять пока не выходило. Зато со временем вышло заметить, как снующие между рядов ушлые пони собирают ставки на победителей. Чуть позже стараниями стремящейся зафиксировать вообще все движения вокруг наведёнки он отследил, как эти же пони расплачиваются с другими, что подначивают толпу за ту или иную сторону.
По всей видимости, это был какой-то словесный аналог суда присяжных, реслинга и спектакля, одновременно отмывающий общественный образ попавшихся на нехорошем пони и развлекая толпу. Одним словом, говорильня. Довольно шумная, кстати, и скандальная. Неудивительно, что за тысячу лет таких разбирательств значение стало придаваться не сути, а форме и её подаче, разнообразить бытовые сюжеты иначе и нельзя.
И хотя речи были усладой, ещё дома он не любил передачи подобного толка, да и правдомер вскрывал всю интригу, знатно подрывая интерес. Без него же понимать понячьи звуки человек не мог, а своим присутствием с уже всем известным свойством мигалки знатно смущал завсегдатаев. Интерес могли бы подогреть ставки, но только сейчас Предвестник Её Высочества осознал, что никаких сбережений у него не было, правой руке тьмы зарплата не полагалась.
Просидев там ещё какое-то время, Артём счёл такие развлечения хоть и интересными, но ниже своего достоинства. Скука возникала на почве нехватки смысла и в целом была удобрением росткам тревоги, что прорастали под разными предлогами. Отсутствие руки не способствовало спокойствию, а там, где он был спокоен, был взбешён из-за траты времени не просто в никуда, так ещё и в никуда скучное, что лишь распыляло тяжкие думы.
Прикинув, чем ещё можно заняться, он поковылял случайными маршрутами к кому-то равному. Вернее к Нуту. Тот позиционировал себя его другом, да и причин считать иначе не давал. Хотя устойчивые позитивные равные взаимодействия между существами, находящимися на разных уровнях пищевой цепочки, даже в голове звучали странно, альтернатив найти не удавалось. Найтмер была начальством, которому на глаза лишний раз лучше не попадаться. Дневные были очень удобной обслугой для бытовых мелочей, заменявшей большой штат всяких свечников и прочих. Набранные из кающихся аналогичным образом были нижестоящими, никто в здравом уме не решит говорить по душам с кем-то, способным его как карать, так и миловать.
Молодой шаман принял легко и радостно, предложил какой-то закваски, свежих ягод для соков увы не осталось, и выслушал. Потом погрустнел и разразился тирадой в ответ о том, что им вообще обещали кисельные берега, а происходящее что-то совсем на них не похоже, если только не намерено всех утопить. Посидели ещё, говоря о том и сём, пока Артём не вспомнил давно всплывший вопрос.
— Чего вас так корёжит, стоит назвать кого плохим пони?
— О... — удивился Нут, — А ты и впрямь не знаешь? Пу-пу-пу, ну как бы тут... — нетопырь крепко задумался, то припадая к банке с закваской, то начиная что-то рассказывать и замолкая на полуслове, — Да никак. Пошли, такое слишком долго рассказывать одному.
Пошатываясь, они добрались до каких-то отдельных секций исключительно клана Спирит, измалёванных всевозможными узорами всевозможных кругов и точек вокруг ядра. С трудом удалось понять, что это было схемами их звёздной системы в различных конфигурациях и этапах циклов вращения. Торжество геоцентризма на схемах вызывало лютое желание их оспорить, но он просто принял на веру. Как и многое в этом мире. Есть и всё тут, думать дальше нельзя, будет хуже. И смотреть лишний раз ему тоже не стоило, от чего уткнувшийся взглядом в пол человек не сразу понял, что оказался приведён на...
Ещё один форум, только поменьше и нынче почти пустой. Немногие находящиеся были в деревянных масках и скучковавшись по тематическим группам масок примерно общего орнамента. Возможно, они отражали специалитет? Усадив попутчика, сам Нут вышел в центр, откашлялся и громко выдал.
— Надежды нет, жизнь бессмысленна, отчаяние неизбежно!
Секунда прошла в тишине, Артём уж решил, что шаман перепил и искренне испытал за того чувство жгучего испанского стыда, как через миг зал взорвался, а на плац повалили фестралы крича друг другу наперебой.
— Он прав! — кричали одни пони, — Всё кончается гнилью и болью. Но мы не станем выть на луну! Если завтра несчастье — сегодня буду пить, есть, смеяться, вдыхать аромат мира глубже!
— Вы съедите фрукт, — ответствовал ими неизвестный, — Но голод вернётся. Все ваши удовольствия мимолётны, как волны. Только успокоив ум, можно увидеть истинную природу — пустоту, бесконечное отчаяние!
— Абсолютная ложь, единственная реальность — плоть, кровь и манго! И они закончатся, когда ты дойдёшь до костей!
— И не мечтай уйти так легко! — продолжал напористо фестрал в фиолетовой маске, за которым скапливалось всё больше сторонников, — Мы есмь обречённые на перерождение, покуда душа суть есть самое структурированное отчаяние из возможных, ибо жизнь и в особенности разум есть не что иное, как отчаяние, способное осознать себя! И муки страдания наши единственная цель и смысл существования Вселенной — достижение абсолютного, бесконечного отчаяния…
Вернувшийся на скамейку Нут начал охотно пояснять долетающие до них фрагменты перебранки. Артём далеко не сразу сообразил, что за фарс разыгрался на форуме. Было очевидно, что его спутник поднял новую волну какого-то давнего философского диспута, но спор гедонизма и отчаяния, как смысла жизни? Это была какая-то чепуха. Поначалу. Любой момент жизни как непрерывное страдание, удовольствие как заблуждение, а истинное счастье в освобождении от отчаяния...
— Вас покусали буддисты. — дошло наконец до человека. Идея духовно хороших и плохих пони внезапно обрела смысл в виде кармы. Или чего-то близкого. Какие-то отличия определённо были, про Нирвану или её эквивалент никто пока не кричал, да и саму Сансару толковали исключительно источником отчаяния. Даже не страданий, а именно отчаяния. Видимо, ссылка их бога оставила на фестралах сильное впечатление, их идеи оказались довольно депрессивными и фаталистичными.
В целом, Артём даже находил псевдо-буддистов правыми. По крайней мере, он тоже считал это место источником мучений, для успеха возрождения должен был совершать объективно добрые поступки, ведь Хексарион очевидно был качественно превосходящим его внешним источником морали и говорил, что так нужно~оправдано~правильно, а также стремился вырваться отсюда. Только домой, а не в ничто. В ничто не хотелось, там ему совершенно не нравилось.
Оппонировали этим воззрениям шаманы гедонисты, призывающие избегать боль, страдания и придаваться всевозможным наслаждениям. Если не постоянно, то хотя бы почаще, о чём с их же слов постоянно слали запросы Найтмер и та даже вводила новые праздники в календарь. В индийской философии для них определённо нашлось бы отдельное словечко или целая школа, начинаясь на Чар... Но он не помнил этого достаточно хорошо, а потому в голове прозвал их слаанешитами.
К тому же, теперь он знал, что в праздности Принцессы были виноваты именно они. Поблагодарив Нута за экскурс, Артём, будучи человеком образованным и имеющим весьма обширный по местным меркам багаж знаний, педантично принялся составлять исчерпывающую заметку на тему того, почему в их положении Бастиону не по пути с гедонизмом и это надо прикрыть, пока не поздно. В конечном итоге он поделился этими измышлениями с Найтмер на одной из званых трапез.
Та серьёзно выслушала, покивала, а затем предложила опробовать ещё более изощрённые способы досуга и релаксации, уверив, что оно того стоит. Получив отказ и что-то вспомнив об известных ей отрывках греко-римской культуры, Принцесса без тени ехидства одним вопросом умудрилась замкнуть ему мозг. Вдруг всё стало просто и ясно. Все роящиеся клубки мыслей совпали в единый, законченный пазл, будто кто-то поставил на место недостающий элемент схемотехники, наконец позволив цепям нейронов исполнить свою работу. Он наконец-то точно знал алгоритм действий и стоящие перед собой задачи.
Иными словами, его окончательно взбесили.
Солнце, если его вообще можно было так назвать, висело в небе тусклым багровым пятном, едва пробиваясь по контуру луны сквозь плотную завесу пепельно-серых облаков и распыляясь в этой завесе. Вечное затмение было даже хуже ночи, освещённость оставалась минимальной. На фоне этого фестралы ещё как-то справлялись, но прочим пони или разумным было уже не обойтись без источника света. Впрочем, поддерживать таковой уже мешал накрывший всю поверхность проклятый дождь, то уходящий в морось, то в ливень.
Измотанные ночные пони, вымазанные грязью с головы до копыт, перелетали с дерева на дерево, кружа с фонарями на спинах вокруг бредущего сквозь непролазную чащу тропического леса одоспешенного человека, утопающего в распутице.
— Не, ну ты представляешь, — гневно рассказывал Артём выдернутому с собой Нуту, прерываясь на борьбу с очередной лужей, — Меня назвали пидарасом… потому что я… не трахаюсь с лошадьми…
— С пони, — поправлял слушающий это уже не первый раз шаман, который с дуру согласился сопровождать поход друга в роли «аварийной рации», — Мы пони и кобылы у нас красивые.
— Да какая ра..! — последние звуки сменились смачным шлепком и бульканьем. Массивная фигура, что ещё секунду назад возвышалась посреди кустарников, ныне исчезла.
— Спускайте верёвки, — крикнул Нут кающимся вокруг, — Он опять утоп.
Отыскав в грязище Артёма и зафиксировав арканы по плечам, над ним собралась целая стая фестралов. Раньше даже один смог бы его вытащить, а двое смогли бы его поднять и унести, теперь же воздуху не хватало нужной плотности, а сами пони были слишком мокры и тяжелы для подобного.
— Тащи! — впились пони в верёвки, —И-иии-гогогого!
Зачем он вообще вылез из Бастиона? Отчаявшись убедить Найтмер форсировать сроки её планов, он решил им максимально содействовать. Конечно, фестралы были и сами с усами, у них был лучший из живых военачальник и опыт поколений кочевья... Но он до всей этой ситуации был экстремальным туристом. Пускай настолько дрянным, чтобы убиться об горы, но чем принципиально отличался один поход от другого?
Легализовав бурную деятельность снаружи дознанием и морально-этическими проверками полков, отправив несколько таких же групп из не занятых критично архивами и судами кающихся, с большим трудом по меткам прошлых путешественников он всё же добрался до расположения ближайшего из полков. И не очень поверил глазам. Говоря о месте квартирования и расположения тысяч солдат, пускай и пони, по обыкновению представляется нечто организованное или сумбурное, но лагерообразное...
Что ж, некое подобие лагеря здесь определённо встретили. Преимущественно в кронах деревьев, где между густыми ветвями, как защитой от дождя, раскинулись навесы и палатки из подобных пальмовым листьев и лиан, каких-то тканевых накидок и даже выделанной кожи. Последнее Артёма удивило, ранее изделий из оной он не замечал, но видимо местные находились уже в достаточно глубоком отчаянии и для такого.
Одних раздражённых сыростью и грязью пони встретили другие, столь же раздражённые. И подняли тревогу, к ним без предупреждения прибыл крупный отряд незнамо кого. Разобравшись, что это не соседний полк пытается что-то стащить и не неведомые отродья, а вполне конкретное, их запустили в пещеру, где был развёрнут достаточно сухой штаб.
Полк носил гордое название «Карательный» и возглавлялся фестралкой с именем Селенит.
— Здесь вы не найдёте помощников для охоты, — неправильно истолковав цель его визита начала та по окончанию всех приветствий, — Здесь мы едим варенье из грязи и тоски.
— Мне кажется, здесь я и штатного количества фестралов не найду, — при всём малом размере пони, лагерь на деревьях не мог вместить стольких, — По отчётам вас тут должно быть тысячи три минимум, но...
Признаться, Артём ожидал, что они все передохли от болезней, пространственных аномалий и отродий. Но оказалось банальнее. Здесь находился только первый батальон, вернее когорта, как его назвала сама фестралка. Переводчик иногда шалил и использовал синонимы. Остальные же силы были размещены в соседних лагерях. Как выяснилось, меж полков шла медленная аппаратная война с попытками подсидеть друг друга на манёврах и занять как можно больше скальных ниш, гротов и тому подобного.
Несмотря на ставший ужасным уровень жизни, здесь не было лунатиков и давящих стен, а потому его накрыла волна близкая к эйфории. Действовать! — вот к чему взывало всё его существо, и более того, он наконец знал, как. Так началось самое интересное, он вознамерился засунуть любопытный нос в каждую деталь жизни ночных пони вне Бастиона.
Притом из любопытства не праздного, но из целей сбора и аналитики подготовительной информации, дабы понять, а есть ли чему и как содействовать в принципе. Наконец-то он заткнул подвывающий от жажды голос. Нет, не наведёнки, она стала довольна и послушна ещё тогда, когда мир погрузился в хаос, стихии хватало его понимания, что миру вокруг очень и очень плохо. Теперь же он заткнул информационный голод, обрабатывая и запоминая огромные по местным меркам объёмы информации.
А фестралы были и рады стараться, без всякого принуждения осыпая его жалобами, наблюдениями и находками. И вьючные мешки они бедные-несчастные таскают на себе, без телег или саней, ведь те по деревьям не потаскать. И копыта скользят в грязи, от чего травмы часты. И плоды гниют на ветках, а из Бастиона провиант тащить опять же осложнено, от чего им для фуражировки приходится делать вылазки на места старых кочевий и схронов. И теряются оттого группы часто, часами плутая, ведь видно теперь хоть глаза коли, а крики заглушает дождь. И холодно, и сыро, и вечно грустно им, да страшно, ибо вокруг пакость всякая бродит. Неожиданно, но к гигиене и медицине критичных жалоб не было, здесь через Кошмаров и собственных шаманов они подсмотрели многое у дневных братьев.
"Проблемы масштабируются, но принципы универсальны", — он приходил к органичному выводу о том, что здесь актуальны те же законы, только вместо снега грязь, вместо кислородного голодания — гниль в припасах. Не обременённый естественными потребностями, Артём был способен ими пренебречь, успевая везде и всюду, охваченный странным воодушевлением. Он бы просидел в лагере и его округе существенно дольше. Впрочем, сопровождающие его пони взвыли, так как он не замечал усталости от тягости такого существования, не чувствуя ни жажды, ни голода, ни времени, а других по инерции считал подобными себе в перенесении трудностей.
Пришлось возвращаться и узнавать о прогрессе в делах архивов. Затем отзывать кающихся из других лагерей и сопоставлять картину целиком. С небольшими различиями, она была примерно одинакова для всех полков снаружи. Почти все проблемы упирались в попытку фестралов... Остаться гостями в природе. Своё присутствие в регионе за пределами Бастиона они никогда не обозначали. Как ранее не было никаких техногенных следов, по типу дорог или городов, так и сегодня они не строили ничего серьёзнее палаток-времянок в кронах.
Это было оправдано ранее, когда анимистичные воззрения о наличии чувств у неживой природы слились воедино с потребностью в конспирации от аэромобильной разведки превосходящих сил дневных пони. Но теперь определённо мешало. Он завёл о том долгий заунывный спор с Нутом и Стрейтом, считая шаманов сведущими в своей эзотерической стезе и будучи готовым принимать на веру многое, пока то укладывалось в представления о том, как должно выглядеть действительно обладающее глубинным знанием жречество. И теперь пытался выяснить, что из этого просто домыслы из разных целей или случайностей.
Не без успеха. В конечном счёте был составлен перечень табу, кои прикладным смыслом, по крайней мере ощутимым, не обладали. Многие последствия были сочтены неактуальными. Методично, без тени сострадания к деревцам и прочему, как может лишь знавший индустриализацию, Артём громкими приказами дозываясь до глубокого чувства ранга в фестралах, а также своим неестественным, аберративным видом заставил тех попрать всякую прежнюю святыню.
Под корень шло всё стоящее вне лагерей, что ещё не распалось в вату от бесконечных дождей. Извращённый разум безудержно стремился задействовать для успеха как можно больше активов, обращая в ресурс то, на что никакой пони и не позарился бы. Новый, продвигаемый характер отношения к природе можно было охарактеризовать как выкрученный до упора паразитизм, с уничтожением и высасыванием досуха всех возможных ресурсов, включая ставшую опасной фауну.
Когда-то виденные в дальних посёлках Камчатки и документальных фильмах, на распутице возводились фашины, гати и настилы из связанных брёвен, досок, веток, хвороста и грязи, что укреплялись дренажными канавами по бокам. Теперь по ним тащили плоские волокуши-тобогганы, минимизирующие любое давление на раскисший грунт. Там, где то было невозможно, прокладывались понтонные переправы и плоты на привязи, а где было недостаточно воды и для них, собирались высокие болотные лапы.
Первые дороги прокладывались вдоль хаотичных троп под кронами, просто дублируя их. Ничто из этого не было способно нивелировать проблемы вечных дождей, но всё это облегчало логистику. Меньше времени уходило на накопление запасов перед очередными учениями, да и обильное использование природных ресурсов делало лагеря более укреплёнными. Взяв туда Лиру, чья магия была незаменимой, Артём теперь чувствовал себя комфортно даже посреди истерик природы.
Впрочем, на вопросе снабжения он не ограничился. Под краснеющие морды фестралов и дикое ржание Найтмер он, вспомнив чему был свидетелем последние годы, организовал в Бастионе гуманитарный сбор кожаных чуней на копыта и попон из вощёной ткани, кои с новым подходом к природе теперь можно было изготовить с избытком из смол, воска, соков ядовитых растений, соли и жира. Водонепроницаемые накидки и прочие мелочи пони оценили, вскоре организацией подобного занялись и сами кланы.
Многие продвинутые им решения начинали жить своей жизнью. Так например прежде простые попоны стали обшивать различной символикой, как народа в целом, так и отдельных полков, начав напоминать полноценное обмундирование. Не то, чтобы символики не было и раньше, но ранее это относилось лишь к доспехам, кои сейчас из-за погоды использовали только дежурные или при зачистках зверья.
Со временем даже появилась роскошно-парадная униформа. Выходцы из кланов повыше нагоняли пафос и откровенно понтовались позолотой с прочим, добавляя себе самоуважение, красиво выглядя и привлекая внимание. Пони корнями пониже отвечали увеличением числа нацепленных мешков, подсумок и прочего, позволяющего переносить на себе больше груза, упаковываясь по самые уши и даже где-то раздобыв лопат.
Всё возрастающее движение вне стен вызвало проблемы координации и потери части групп, и тут Артём вновь насолил шаманам, рассказав Найтмер концепцию дистанционных связистов. Теперь к полкам были добровольно-принуждительно приписаны шаманы, как способные осознанно впадать в транс и связываться с Астралом. Это незримое эфемерное нечто было воистину поразительным инструментом с бесконечным потенциалом. Вскоре с помощью вытащенных через Астрал знаний мастеровых дневных пони на новых реках возникли водяные мельницы, что приводили в действие кузнечные мехи и дробилки для руды под всё большее снаряжение.
А руды было с лихвой, вырубка леса рушила корневую систему, вызывая оползни. Обнажались минералы, такие места покрывались навесами, осушались примитивными насосами на манер винта Архимеда, и попадали под поверхностную добычу. Когда-то пышные джунгли понемногу превращались в пустоши, в голове Артёма возникали нехорошие корреляции с Мордором, но было не до глупостей. Он намеревался сделать всё, чтобы аликорн как можно скорее счёл подготовку достаточной.
Хотя на этом поприще далеко не всё шло хорошо.
Остатки леса только начинали закутываться в снежный покров. Тонкая белая прослойка хрустела под копытами и скрипела под полозьями саней, гружённых мешками зерна, бурдюками с вином и прочей утварью. Очередной отряд снабжения растянувшись цепью продвигался медленно, с толком и расстановкой, осторожно и плавно ступая по усыпанным вязянками брёвен тропам, берегя дыхание. Зимняя шёрстка фестралов ещё не выступила, холода пришли опережая график на месяцы, уже привычно нарушая всякий канон климатического зонирования, да и морось даже сейчас не прекращалась, от чего отряды двигались делая остановки раз в два часа на обогрев.
Артём привычно двигался вместе с ними, уже далеко не впервой следуя из Бастиона, глубоко задумавшись. Нет, не над угрозами дискордщины. Крупные животные хоть и представляли опасность, кажется, большинство из них даже не было способно питаться и размножаться, столь нелепы были их тела. В этой мешанине чуждых частей суровые ночные пони приловчились выявлять и поражать ключевые центры нервной системы тончайшими иглами с ядом, в полёте дробить тяжёлыми цепами важнейшие узлы опорно-двигательного аппарата и иным образом всячески гасить угрозу.
Поэтому он самозабвенно обдумывал очередные инициативы, которые могли бы быть внедрены на пользу делу. Процесс этот был цикличен и сводился к постоянному мозговому штурму. Выявить проблемы, сопоставить с известным решением или предположить своё, корректируя под местные реалии, для чего совещаясь с фестралами. По достижению в списке хотя бы восьмидесяти пунктов, он начинал сортировать их по направлениям и масштабировать в деталях, в основном вращаясь вокруг вопросов большей автономности сил снаружи через аккумулирование продовольственных ресурсов и производственных средств, будь то полевой кузнечный инвентарь или самодельные печки. Потом завалиться к полковникам за консультацией и собрав одобрение исполнить на месте или сперва обратившись к Найтмер, в зависимости от масштабов.
А потому не заметил начавшейся метели, пока не ощутил гнилостного зловония, леденящего нутро изнутри... Образом очень похожим на то, что он ощутил распластавшись на алтаре Хексариона. Одёрнувшись от наваждения Артём различил завывание, похожее на смесь ветра и стонов. Колонна уже не шла, готовясь к очередной стычки с неведомо чем.
Из-за тумана напополам с ледяным дождём выплыло нечто, высокий, измождённый силуэт лошади с голубоватым прозрачным отливом. Взгляд холодных светящихся глаз резанул по колонне, причиняя физический дискомфорт, будто окропив водой из проруби.
— В круг! — крикнул старый возничий, и пони, как стада овец перед волком, сбились в несколько плотных колец. В одно бы не успели втянуться. Сани образовали барьер, а все толкались в самую глубь, подальше от краёв, где уже витал дух.
— Это Виндиго, — различил напасть Нут, путешествующий вместе с ним и ныне сопровождающий конвой, — Молодое и злое. Пойте, если жизнь дорога.
И все пони запели. Сначала дрожащим шёпотом, потом громче, перекрывая вой твари. Старая дорожная баллада о весенних лугах, которую знал даже самый малый жеребёнок. Дух пытался впиться зубами и вытащить хоть кого-то, но голоса сплетались в невидимую стену, и тот отшатывался, будто обжёгшись. Его когти дымились, а тело трещало, как лёд под солнцем, но марево всё кружило вокруг, выискивая слабину перекатываясь от одной кучки к другой.
И нашло.
Артём стоял где-то в середине одной из групп, чётко выводя слова. Мелодия была незамысловата и известна, тяжело не запомнить походные песни тех, с кем постоянно ходишь. Но видимо повторять смысл оказалось недостаточным. Существо явно сфокусировалось на нём, ища, как бы подступиться. Поняв бесполезность песен фестралов, он перешёл на родные.
— Кабы не было зимы, в городах и сёлах, никогда б не... — рост сыграл дурную шутку, пришлось резко нагибаться, иначе тварь смогла бы откусить ему голову, — Не кружила б малышня возле снежной бабы, не петляла бы...
Не помогло. Напор виндиго не уменьшало, а Нут кричал, что нужно петь что-то чувственное и трогательное. Он действительно пытался.
— По синему морю, к зеленой земле, плыву я на белом своем корабле... — песня мамонтёнка вышла во вред, дойдя до строк про маму ночные пони начали всхлипывать и нарушать свой ансамбль, ломая завесу, заставляя жаться к земле.
Артём замолк, думая. Он пел, потому что так надо, потому что логика требовала действия. Этого мало. Нужно было что-то важное, светлое, отгоняющее нечисть. Память подкинула подходящее, его бабушка была религиозна, так что некоторые православные гимнографии смутно были знакомы. Вдохнув как можно больше воздуха, он начал нараспев.
— Одея́ние нетле́ния, спаси́тельнаго целе́ния все́м челове́ком, Влады́ко, дарова́л еси́..!
Чтобы с ужасным чувством жжения упасть в снежную грязь, резонируя каждым молитвенным словом с нечестивыми символами, и окончательно разрушив барьеры вокруг. Чем тут же воспользовался дух, впившись зубами в плечо, прогрызая доспехи и вытащив его из круга.
Холод был не просто ощущением, он стал плотной, всепроникающей завесой вокруг. Артём чувствовал, как кристаллизуется влага на ресницах, превращая их в колючие ледяные иглы. Он моргнул, и они с хрустом обломились, царапая веки. Пальцы вцепились в бревно, помогая найти опору. Кожа лопнула, обнажая замерзающую, посеревшую плоть. Он подтянулся, чувствуя, как рвется кожа на плечах, как хрустят суставы. Или, скорее, его подтянули разошедшиеся по всему телу нити.
Пока молодой игривый дух с удивлением наблюдал за упорной добычей, человек сделал один шаг. Или попытался. Нога, скованная судорогой, подломилась, и от очередного падения спасли лишь упреждающе натянутые лей-линии. Хотелось кричать от боли, но из закрытого рта нельзя было выпускать тепло. Он не дышал, ибо был занят делом важнее.
"Левая нога... подъем... перенос веса... правая нога... вперед..." — медленно, мучительно и столь же неумолимо, Артём шёл к тому, в чём сквозь отказывающее зрение видел спасение, пока пони пытались как-то отогнать от него духа, — "Правая рука... захват... подъём... удар... выкинуть... захват..."
Добравшийся до одной из волокуш, он ледорубом разломил стеклянный защитный контур на шарике ненависти и злобы, который таскал с собой. Этот горячий артефакт оказался очень удобным источником тепла. Схватившись за сам шарик, он чувствовал, как с одной стороны замерзает кровь, превращаясь в ледяную крошку, закупоривающую сосуды, а с другой заживо горит.
Наведёнка получила добро. В морозного духа вражды полетел раскалённый концентрат ненависти. Что из этого было сильнее сказать Артём не решался, но пока Виндиго пыталось то ли скинуть шар с себя, то ли сожрать, оно было окружено пони, что запели и затыкали его зачарованными глефами насмерть.
Научило ли это Артёма хоть чему-нибудь? Определённо да, он вместе с кающимися разработал и утвердил тактику противодействия подобным тварям. По мере чего выяснил внезапную деталь...
Этот мир практически позабыл понятие войны, как организованного систематического насилия. Даже города в последний раз тут брались ещё тысячу лет назад, это он перепроверил старательно. С учётом подобной однобокости развития вдруг стала ясна неспешность Найтмер. Спланировать полномасштабное наступление на страну, опережающую всё известное в развитии на тысячу лет, представлялось задачей нетривиальной.
Впрочем, у него также возникла идея, что любой мало-мальски интересовавшийся этим вопросом человек мог бы предстать для местных ценнейшим кладезем концепций, а потому с преимущественно тыловых вопросов он полез в теорию непосредственных столкновений. И не то чтобы он был там абсолютно лишним при всём своём отсутствии квалификации. Конечно, его знания, отрывки наблюдений, слухи, догадки и заблуждения ни в коем разе не были чем-то исчерпывающим для организации военного дела.
Однако, его окружение состояло преимущественно из осуждённых разведчиков, штурмовиков и прочих, кто был способен верно подхватить и направить эти измышления, коих было изрядно. Дробя даже самые всеобъемлющие вопросы на дискретные этапы и шаги, ища под них решения из родной историографии, Артём приходил к странному наблюдению.
Войны в человеческой сути и жизни слишком много. Это говорили даже не воспоминания последних годов, а то, что было всегда, на задворках. Новостные репортажи о Чечне, музеи Второй мировой, да даже первейшие письменные образцы культуры несли в себе былины о ратном деле. Было нормально не фокусироваться на этой информации, но организованное, упорядоченное смертоубийство всегда шло по пятам.
Однако, это тоже не заставило его задуматься о чём-либо высоком и сакральном. Штабным пони не свезло встретить того, кто изучал как Государя Макиавелли, так и многие записки о Гражданской войне на просторах Родины, да от жизни на порубежье против воли многое узнал и прочувствовал.
— Меня всегда удивляет, — набравшись храбрости отзывалась Селенит, выслушав очередные цитаты древних старцев. Она никогда не была к ним беспечна, посланник Её Высочества очевидно говорил готовыми фразами, защищённый и возвышенный их опытом. И даже почитая мудрость старших, ей претило почти всё из предложенного, — Как же вы порой логично обосновываете резню.
Впрочем, особого противодействия он всё равно не встречал. Предвестник, дары приносящий, был в глубоком доверии у всех власть имущих фестралов, иногда привозя с собой приказы Найтмер, кои во снах было не передать из-за массы деталей. Или иногда беря с собой сотню не занятых сейчас пони и уводя в том или ином направлении, раскапывая очередной вызнанный судьями схрон или разоряя покинутые деревни дневных пони, которые перед тем разведывали Кошмары.
Ему доверяли практически безоговорочно, а чувство допустимого и нет контактирующих с ним пони всё сильнее снижалось, от чего со временем идеи чужого мира действительно проходили чрез стены генерального штаба, учитываясь при планировании предстоящих военных операций, находя всё больше сторонников.
Но теория мертва без воплощения. Постепенно Артём убедил всех вокруг и самого себя, что они готовы. Если не захватить мир, то прорваться до Филлидельфии и утопить город в кровавой гекатомбе, о чём он тактично умолчал. Выгадав большое празднество в Бастионе, он собрал под письмом с призывом выступать подписи всех полковников и отправился на очередной пир.
За прошедшие в скитаниях месяцы торжественный зал не сменился ни на йоту, лишь наведёнка лениво мазнула вниманием по приветственно ржавшим новым мордам, да в кубках вместо бражки оказалось что-то покрепче. Шаманы приспособились гнать спирт из обильно гниющего... Всего, и теперь развлекались. Он степенно выждал завершения регламентированной части, а после презентовал в дары Повелительнице Кошмаров нормально приготовленное мясо, чем распугал гостей и добился возможности переговорить с глазу на глаз.
— Я поняла, в чём ваша проблема, — прочитав письмо, Найтмер испарила его не мигнув и глазом, — Имея живой, острый ум и все ресурсы, чтобы искать самый разумный, естественный и оптимальный путь решения проблемы... Вы используете их, чтобы протолкнуть самый неадекватный путь из возможных.
Голову Артёма сжали тиски отчаяния куда большего, чем при встрече с Виндиго. Во всём том хаосе, в который превратилась его жизнь, сил двигаться хоть куда-то придавало последнее сильное чувство. Чувство здравого смысла, скрещённая с опытом интуиция, коя уверенно твердила внутри, что он действует адекватно и соразмерно ситуация. Правильно, верно, эффективно, так, как должно.
— Но как же... — и та, что выступала для него хоть каким-то авторитетом открыто сомневается в этом стержне? — Всё до этого? Вы сидите здесь в плоти и крови лишь благодаря «неадекватным путям»!
— Поймите же, я нисколько не уничижаю ваши заслуги. Напротив, они колоссальны, без вас и столь бурной работы то, что по первым оценкам заняло бы целое поколение, ныне я допускаю, вполне может быть достигнуто и за пару лет в таком же темпе, — ощутив неладное всё же попытался подсластить пилюлю аликорн, — Но! Ваш успех это глупая случайность, которая могла тысячу раз не сработать и ровно один раз сработать. Это очевидно всем, но не вам, потому что вы другой. Оглянитесь назад и сами поймёте. Постоянная чехарда и яшканье с нижестоящими полностью разрушила дисциплину в когортах, после вас постоянно приходится проводить... Воспитательную работу, а невозможность найти для уточнения деталей, ведь вы постоянно в разъездах, только способствует потере управляемости...
Найтмер продолжала приводить примеры и объяснять, почему ему лучше просто пойти отдохнуть или продолжить заниматься вещами уровня максимум оперативного, не влезая на стратегический. Артём же продолжал пить и самобичеваться. Перспектива минимум ещё два года провести в обществе пони, да в текущем состоянии, нисколько не радовала. В обиде от неоправдавшихся надежд и крепком шаманском вареве, он накрутил себя до состояния, которое нельзя назвать иначе как "всё пропало, надо что-то сделать. Немедленно".
Никто не заподозрил неладного, когда после откровения Её Высочества Предвестник спешно ушёл. Он никогда не любил пирушки, всегда будучи в спешке. И когда под выкрики о блицкриге он посреди «ночи» поднял всех своих приближённых, поведя их в ставку облюбованного больше прочих полка, никто тоже не бил в набат. Артём был как кот, бродил себе на уме, никому не подотчётный. И даже в ставке никто не сомневался, получив приказ о переходе в долгожданное наступление. Ведь не за добром на это ли он и направлялся в Бастион в этот раз?
Лишь спустя более суток чёрно-синий аликорн был введён в курс дела вернейшими из Кошмаров, принёсшими важные вести от полковых шаманов «Карательного», внезапно засветившихся вне расписания с восторженным докладом. Балтимор практически взят, по крайней мере установлен контроль над критической городской инфраструктурой. Идёт зачистка отдельных улиц, где встречено ожесточённое сопротивление последних очагов обороны каких-то жукопони. Выслушав, Найтмер криком учинила локальный прорыв Астрала в Бастионе, эхо которого долго не уносилось из коридоров крепости, тут и там звуча раскатами грома. Обитатели крепости ещё часами слышали в своих головах — "...быть найдены и наказаны, наказаны, накаааааазаны!!!"
В тысяче километров от этого места одна, прежде величественная Королева подмёнышей, что ещё вчера была невероятно горда тем, как удачно смогла воспользоваться всеобщим катаклизмом и начать откусывать брошенные на произвол судьбы города пони... Уже который десяток часов с ужасом наблюдала через отзвуки телепатической связи, как её отпрысков находят среди толпы и кромсают на части штурмовики фестралов под началом хтонического отродья. Королева плакала, попутно выскребая подкрепления откуда только можно и нельзя, завлекая вместе с инфильтраторами ватаги лихих зебр и оленей, грифоньи стаи и даже остатки поньской стражи, желая если не спасти своих, то хотя бы отомстить обидчикам.
Артём же, облюбовавший здание городской ратуши виновник этих событий и страдалец от похмелья, в те минуты был занят содержательными мыслями по типу "блять" и "пиздец", меж которых проскакивало не менее красноречивое "да ну нахуй" и "сука, шаманы". Среди потока нецензурщины бился вопрос, как его вообще послушались в ставке. То, что раньше казалось великолепным и надёжным планом, ныне вызывало сугубо негативные коннотации. Оно в принципе планом-то и не было, а лишь взбаламутной идеей на пьяную голову прорваться до Филлидельфии, взяв города по пути. И хуже того, проблемы возникли уже на первом попавшемся городе...
Всем спасибо за прочтение.
Пора завести за традицию, если герой начинает над чем-то форсированно думать — жди беды. Особенно если это было в Бастионе.
Впрочем, уже загостились в нём, пора и честь знать, да в других местах побывать.