Жертва
Глава I. Школьный поход
"Вы планируете отпуск. Поедете в любимое и знакомое место или попробуете что-нибудь новое?"
Оцеллус вскакивает, чувствуя, как её трясут. Зеркальный зал вокруг неё рушится, а другие её версии выпадают из рам, сами же рамы исчезают из реальности, оставляя дыры в белое ничто, которое тут же поедает чернота.
Зеркало, что стоит перед ней, сдаётся последним, стойко противостоя разрушению, пожирающему мир. Тем не менее отражения в нём не появляется. Ничто. Лишь пустота.
И лишь какой-то миг она чувствует, что из глубин зеркала на неё что-то смотрит...
Реальность резко проясняется, Оцеллус понимает, что чья-то знакомая лапа продолжает трясти её. Сердце готово выпрыгнуть из груди. Она в кровати. Проснулась после очередной ночи беспокойного сна. Сквозь закрытые веки проникает свет, а тепло одеяла формирует уютный кокон, и ужас тут же забывается и тает.
— Оцеллус! Просыпайся. У тебя опять кошмар.
Она узнаёт голос своей подруги-дракона. Более того, узнаёт её вкус, остроту корицы с другими ароматами, но они ощущаются какими-то замутнёнными и неправильными. Оцеллус хмурится и переворачивается на другой бок, зарываясь лицом в подушку, чтобы Смолдер не заметила выражения её лица. Чейнджлингу бы не хотелось, чтобы подруга решила, что гримаса вызвана вкусом любви дракона.
Конечно, Оцеллус корчит гримасу и правда из-за этого вкуса, но тут другое. Ей в самом деле бы не хотелось, чтобы у Смолдер возникло неправильное впечатление. Чейнджлинг проснулась с открытыми рецепторами, что обычно для любого представителя её расы, особенно в таком заполненным любовью окружении. Но чувство "вкуса", которое она тут же получила, замутнено после сна. Этим утром вкус любви был словно выпить стакан апельсинового сока, пока во рту ещё кисло после пробуждения. Поэтому Оцеллус закрывает рецепторы и вкус исчезает.
Чейнджлинг что-то мямлит в подушку, давая понять, что проснулась, и тёплая лапа покидает её плечо. Нужно немного времени, чтобы вспомнить сон, осмыслить прожитый ужас и убедить себя, что всё прошло. Это уже была... пятая? Шестая ночь подряд? Выспаться не получилось, и разум, казалось, набит ватой.
Оцеллус садится и видит, что Смолдер смотрит на неё с беспокойством. Чейнджлинг слегка приоткрывает рецепторы, и чувства проходят сквозь послесонную негу. Корица с нотками гранита и сладостью, как после причудливого лакомства. Беспокойство подруги порождено заботой. А забота пропитана любовью. И так уж вышло, что чейнджлинги питаются любовью. Оцеллус не способна прямо ощущать беспокойство или заботу, у чейнджлингов не настолько развита эмпатия, ей уже не раз приходилось объяснять это учителям и одноклассникам, но именно любовная составляющая этих эмоций заполняет воздух между драконицей и кроватью Оцеллус.
— Ты как? — спрашивает Смолдер, оглядывая нимфу с ног до головы с лёгкой, но плохо скрываемой тревогой.
Оцеллус лишь вздыхает.
— Кошмары. Опять.
Лицо подруги омрачается. Чейнджлинг знает, что её подруга прикусывает язык. Кошмары снятся всё чаще и чаще. Они с ней уже больше года, но снились редко. Может быть пару раз в месяц, но обычно они снились перед мероприятиями, от которых у любого случился бы стресс: важный экзамен или финальная игра в бакболл. А Смолдер с остальными друзьями даже попали в живую в один из ее ранних кошмаров, когда Король Сомбра разрушил Древо Гармонии.
Но сейчас? Каждый день один и тот же кошмар, вот уже неделю.
Смолдер фыркает.
— Тебе уже правда пора кому-нибудь рассказать о них, — настаивает она.
Оцеллус хмурится и по взгляду, брошенному подругой, понимает, что драконица осознаёт, что к её совету не прислушаются. В прошлый раз, когда чейнджлинг обращалась за помощью к взрослым, директриса Старлайт была ещё только советником. Помогла она тогда куда меньше, чем надеялась Оцеллус, да и давно это было. Сейчас советник — Трикси, и как бы сильно единорожка ни старалась заботиться о студентах, чейнджлинг слабо представляла, как та сможет ей помочь.
— Почему бы тогда не обсудить проблему на Собрании Чувств? — полуподдразнивая интересуется Смолдер.
Принятие чужой культуры было основополагающим правилом не только в "Школе Дружбы", но и в дружбе, которую Оцеллус делила не только со Смолдер, но и с ближайшими друзьями. Но это, конечно, не значило, что слишком не-драконья практика разговора о чувствах избежит добродушных подколок.
Чейнджлинг буднично отвечает:
— Не уверена, что они смогут мне помочь. Ну, и советница Трикси тоже вряд ли. Вообще сны — это по части принцессы Луны.
Ну, формально бывшей принцессы, но как-то неуважительно и странно было так говорить.
— Если я напишу ей письмо, сможешь отправить?
Смолдер лишь игриво хлопает крылом по затылку Оцеллус и подлетает к своей койке, чтобы застелить кровать.
Перевод: я так не умею. Драконы вообще так не умеют. Не знаю, как Спайку такое удается. Хватит подкалывать!
Оцеллус одарила подругу улыбкой. Не то чтобы та могла её сейчас видеть, но тем не менее.
Перевод: знаю. Но дразниться не перестану. Ну может, и перестану. Когда-нибудь.
Смолдер заправляет кровать, ну или по крайней мере приводит её к виду, минимально похожему на заправленную кровать, после чего спрыгивает вниз.
Чейнджлинг провожает взглядом подругу, которая берёт полотенце и направляется в душ.
Оцеллус пока не привыкла к тому, что в этом году её соседкой по комнате будет драконица, что очень сильно отличалось от проживания в комнате с яком. Но по мере того, как отношения Йоны и Сэндбара развивались, як захотела поменяться комнатами с Сильверстрим, которая жила в комнате напротив её парня.
Чейнджлинг вспоминает, как в начале года у неё со Смолдер возник небольшой спор о том, кто будет спать на втором ярусе кровати, на который они обе претендовали. Драконица победила, заявив, что: "если я буду спать наверху и вдруг захраплю, чего я, конечно же, не делаю, то твоя кровать не загорится".
На такое оставалось только согласиться, ведь: "и верно, ведь если я лягу спать и случайно во сне превращусь в медвежука, чего я, конечно же, не делаю, то не раздавлю тебя".
Широко распахнутые глаза Смолдер стоили потери верхнего места.
Драконица застывает в дверях, оборачивается на подругу и спрашивает:
— Ты идёшь?
Оцеллус краснеет, понимая, что ещё даже с кровати не встала, а уж про заправить речи и не шло. Займётся этим, когда вернётся за своими седельными сумками, всё равно хотелось бы перепроверить дважды всё что она собрала, ведь предполагалось, что таинственный поход продлится три дня.
Нимфа быстро выпутывается из одеяла, выскакивает из постели и хватает полотенце.
— Ага-а.
— Все всё взяли? — спрашивает Сэндбар, когда Смолдер и Оцеллус подходят к друзьям в атриуме.
Галлус проводит лапой по голове, поправляя хохолок из жёлтых перьев.
— Ну вроде как, если я что и забыл, то уже и не вспомню. Даже домашку с собой взял, ощущение, будто я Оцеллус, — фраза вызвала смех среди друзей. — Серьёзно, я уже набросал, как результат по заданию профессора Пинки будет выглядеть, но вот как это построить, я понятия не имею.
Оцеллус прядает ушками, и её любопытство распаляется. Интересно, какие уроки у профессора Пай. У неё самой этих занятий нет, только у Сэндбара и Галлуса.
Жеребец кивает.
— Ты имеешь в виду, чтобы оно не выглядело как наша первая попытка с домиком на дереве?
— Да, — тяжело вздыхает грифон. — Именно это.
— Ой, да ладно, не такой уж и плохо вышло! — подбадривает Галлуса Сильверстрим, приукрашивает, конечно.
— Йона собралась! — воскликнула девушка Сэндбара с её неизменной уверенностью. — Йона взяла вещи для снега, солнца и дождя!
Стопочка чемоданов, примотанная к спине яка, красноречиво сообщала, что Йона тщательно готовилась к походу. Оцеллус подозревала, что профессор Рэрити очень сильно поработала над гардеробом подруги. Ну и неподдельный интерес яка к одежде побудил Рэрити в качестве внеклассного проекта разработать с Йоной модную линейку нарядов для ее соотечественников.
— Не пришлось бы тащить столько шмоток, знай мы, куда вообще отправимся, — ворчит Галлус.
— А мне вот нравятся сюрпризы! О-о-о, может, мы отправимся в Клаудсдэйл? — воодушевлённо предполагает Сильверстрим. — Или Сильвер Шоалс? Посетим бывших принцесс!
— Куда угодно хорошо, пока Йона с друзьями!
— Верно! — кричит Смолдер, пока она и Оцеллус идут к друзьям через лужайку. Те поворачиваются и приветственно машут, но тут на их лицах отражается беспокойство. Чейнджлинг замечает это и, конечно же, чувствует. Множество оттенков любви, множество ароматов, приятно слившихся воедино, но ни один из них не настолько силён, чтобы выбиться из общего фона.
Оцеллус уже достаточно долго прожила с друзьями, чтобы знать, что в беспокойстве всегда есть толика любви, если, конечно, беспокоишься о ком-то важном для себя. Но это лишь малая грань главной эмоции, поэтому любовь крайне слаба на вкус и размыта. Такое же верно и про другие чувства, где так или иначе проявляется любовь. Похоже на сильно разбавленный ягодный морс, в котором ты пытаешься понять, какая именно ягода использовалась.
— Эм-м, Оцеллус? Выглядишь как-то не очень.
Чейнджлинг вздыхает.
— Спала плохо.
Сэндбар с беспокойством спрашивает:
— Ты точно готова к походу в таком состоянии?
— Может, друг-жук остаться? — предлагает Йона, источая беспокойство. — Не хочу, чтобы Оцеллус болеть.
Чейнджлинг мотает головой.
— Всё нормально... просто не проснулась ещё до конца.
Позади неё раздаётся фырканье Смолдер. Драконица смотрит на чейнджлинга, после чего поворачивается к остальным друзьям.
— У Оцеллус снова кошмары, — сообщает Смолдер. — Но она не хочет говорить о них.
Голос подруги твёрд, словно она не хочет, чтобы остальные продолжали расспросы и перестали переживать.
Нимфа с благодарностью улыбается. Если бы Смолдер была чейнджлингом, то сейчас бы вдоволь насытилась любовью Оцеллус. Её сны это... личное. Не хотелось бы делиться ими с друзьями. Ну и с незнакомцами. Вообще ни с кем не хотелось. И последние кошмары были особенно жуткими, расскажи она о них друзьям, и они бы тут же начали сыпать догадками и беспокоиться, а понапрасну волновать их не хотелось.
— Может, ты перенервничала? — предполагает Сильверстрим. — Иногда, когда еду к родителям, просто места себе не нахожу.
Гиппогриф изображает целую пантомиму, показывая, что она тогда испытывала, и добавляет:
— Оцеллус тогда была там со мной, я чуть с ума не сошла!
Смолдер со смехом тихо обращается к нимфе.
— Ещё больше, чем обычно?
Галлус пренебрежительно отмахивается.
— Да пф-ф-ф, о чём тут вообще переживать? Уж точно не из-за многодневного похода, о котором директриса Старлайт нам ничего не рассказывает. Ну или взять вот, например, тот таинственный тест в классе Рэрити, по возвращении... о котором она нам тоже ничего не рассказывает. Как можно подготовиться, если не знаешь, к чему готовиться?
Лягать! Оцеллус ощущает, как её ушки опускаются. Она совсем забыла об этом тесте! Не то чтобы она как-то могла к нему подготовиться, ведь Рэрити действительно не сказала, о чём будет этот тест. Быть может, стоило... повторить вообще всё?! О нет! Непонятно только, стоит ли повторить всё пройденное за последний семестр или больше? За год? За всю жизнь?!
Глаза Галлуса расширяются, и он сочувственно морщится.
— Кажется... я сделал только хуже, да? — он нервно сглатывает и добавляет: — Извини, мой клюв иногда мелет быстрее, чем я думаю.
Нимфа смотрит на грифона, чувствуя слабость и панику, коря себя за глупость. Она видит друзей вокруг, и на их лицах отражается беспокойство, особенно волнение видно в их позах, Сильверстрим же совсем поникла. Вкус любви друзей усиливается, по-прежнему морс, но теперь не разбавленный.
— Эй... — произносит Галлус, после чего, к большому удивлению Оцеллус, подходит ближе и обнимает её крыльями, заключая в объятия.
Нимфа чувствует, как сильные чешуйчатые лапы драконицы присоединяются к объятиям. Вскоре и Сэндбар неловко попытался обнять друзей, пытаясь подлезть через крылья грифона. Галлус не теряя времени поджал крыло, пропуская жеребца.
Йона и Сильверстрим в стороне тоже не остаются, последняя чуть ли не прыгает на Оцеллус сверху, она, можно сказать, завалена друзьями, их тепло согревает, а вкус взрывается на рецепторах. Клубника, сыр, дёготь, острый перец и множество других нот, которые не должны сочетаться друг с другом, но, несмотря на это, сочетаются. Разные, но вместе они порождают гармонию, что полностью заполняет чейнджлинга.
Нимфа дрожит в объятиях, сопротивляется, чтобы не поглотить все эти чувства. Нет. Это стоит сохранить.
Оцеллус чувствует, как её страхи и сомнения меркнут. Не растворяются целиком, нет, но когда друзья рядом, проблемы кажутся незначительными. Ничего такого, с чем она бы не справилась.
— Спасибо, — произносит нимфа, закрывая глаза, нежась в объятиях своих пяти дражайших друзей. — Я тоже вас люблю.
Когда шестеро студентов, нагруженных рюкзаками и седельными сумками, направляются к выходу из "Школы дружбы", они видят проходящую мимо профессора Рэрити. Оцеллус решает, что не может упустить такой шанс: спросить её прямо сейчас о предстоящем тесте, иначе она так и будет всю дорогу думать только о нём.
Нимфа оборачивается, чтобы попросить друзей подождать, и видит, как Йона уже вовсю скачет к учителю. Только и осталось, что пойти следом.
— Ах, не это ли две мои любимые студентки? — с улыбкой здоровается Рэрити. Оцеллус догадывается, что профессор всех студентов называет любимыми, но подозревает, что в сердце щедрой учительницы она и Йона всё равно занимает особое место. — Что-то хотели? Всё собрали?
Як кивает.
— Йона благодарить профессора Рэрити! — она лучезарно улыбается учительнице. — И уже хочет быстрее вернуться, чтобы вместе делать шали.
Оцеллус тоже кивает, чувствуя, как в горле от беспокойства встает ком.
— Эм-м... Я... я подумала, что, может, вы могли бы рассказать, к чему стоит готовиться на ближайшем тесте?
Мысли нимфы обращаются к началу учебного года, как она заступилась перед директрисой Старлайт за профессора Рэрити. Новая директриса сильно нервничала из-за своего назначения и сомневалась в том, что дегустация вин — подходящая тема для урока, особенно для младших школьников.
Но Оцеллус рассказала Старлайт, как урок помог лично ей. Долгое время чейнджлинг не могла объяснить друзьям, какова любовь на вкус, особенно когда дело касалось незнакомых вкусов. Очевидно, что сама чейнджлинг никогда не ела смолу или драгоценные камни, но после урока Рэрити о винных нотках у друзей нимфы хотя бы появился ориентир, на который можно было опираться.
С тех пор единорожка по-особенному относилась к Оцеллус.
Нимфа лишь надеется, что её вопрос не выглядит как одолжение лично для неё, просто ей хотелось бы обратить своё беспокойство в нечто продуктивное.
По-доброму рассмеявшись, Рэрити отмахивается копытом.
— Ох, дорогуша, нет-нет. Это не тот тест, к которому можно подготовиться. Самый худший результат, это переволноваться из-за него. Не волнуйся, Оцеллус, просто отвечай от чистого сердца и всё будет хорошо.
Нимфа чувствует облегчение оттого, что её вопрос не был воспринят профессором в дурном свете, но вот меньше нервничать полученный ответ её точно не заставит.
Единорожка ещё раз улыбается и прощается.
— Старлайт и Трикси уже ждут вас снаружи. Желаю вам хорошо провести время! — она ненадолго замолкает, после чего добавляет. — О, и Йона, к твоему возвращению я заказала отрез лазурной ткани, почти уверена, что в этом году она будет на пике популярности, мне не терпится услышать твои мысли по поводу сочетания её цвета с бутонами георгины.
Как только як заканчивает выражать своё восхищение новой тканью, друзья возвращаются к остальным.
Они встречают директрису Старлайт и советницу Трикси снаружи. Директриса раскладывает пакеты с едой, на каждом из которых изображён силуэт ученика, которому он предназначен.
— Хорошо, студенты, — объявляет Старлайт. — Трикси пойдёт с вами до Домика на дереве в Вечнодиком лесу. Как доберётесь, у вас будет остаток дня, чтобы отдохнуть и расслабиться. Я собрала для каждого из вас паёк, надеюсь, нигде ничего не напутала. Пожалуйста, проверьте, если что-то не так, прямо сейчас быстренько поменяю.
Оцеллус с друзьями подходят к пакетам, изучая содержимое. Нимфа видит два термоса, упаковку кексов из "Сахарного уголка" и несколько бутербродов. Чейнджлинг качает головой и хихикает, видя, что бутерброды нарезаны в форме сердечек.
Конечно, так это не работает, но она всё равно благодарна директрисе за попытку.
Когда все более-менее закончили осматривать еду, Старлайт продолжает:
— Сам поход начнётся от Домика на дереве на закате.
— Ась? — спрашивает Сэндбар, поднимая взгляд на директрису.
— Ой... — охает Сильверстрим. — Это... — она замолкает, глядя на Галлуса. — Это странно, да? Странно же?
Грифон кивает.
— О да, — он поворачивается к Старлайт. — Я не то чтобы жалуюсь, провести учебный день в Домике на дереве — самое то что надо, но... Даже не знаю, почему там? Почему так рано? Зачем сопровождение?
— Поход должен начаться с наступлением темноты и от Домика на дереве, — кивнула директриса. — А если я расскажу почему, то испорчу сюрприз, поэтому не стану. Касательно сопровождения, я знаю, что вы уже множество раз ходили туда самостоятельно, но с моей стороны было бы безответственно отпускать вас одних в Вечнодикий, без присутствия кого-то из преподавателей.
— И Великая и Могучая Трикси не желает идти назад в темноте, — добавляет советница. — В прошлый раз... было не очень хорошо.
Сильверстрим охает.
— О-о-о-о-о-о да. Это я помню!
Оцеллус не понимает, о чём речь, но кивки и звуки согласия от друзей заверяют её, что в словах Трикси есть смысл.
— Ладненько, теперь я хочу, чтобы все ещё раз проверили свои сумки, — произносит Старлайт, — и убедились, что ничего не забыли.
Немного погодя она добавляет:
— Трикси, к тебе это тоже относится.
— Это просто путь отсюда до Домика, что может... Ой, секунду! Надо больше дымовых бомб!
Советница галопом мчится обратно в школу, а Старлайт закатывает глаза, провожая взглядом единорожку.
Ушки директрисы резко навостряются из-за громкого хлопка позади неё.
— Так-так-так! — ухмыляясь, произносит внезапно появившийся среди них Дискорд. — А я могу сказать, что вы все забыли! Забыли сказать мне пока-пока!
Глаза Старлайт сужаются до щёлочек. Но Дух хаоса, буквально сияющий от радости, проносится между Сильверстрим с Галлусом и заключает их в неловкие, но крепчайшие объятия.
— Но я не сомневаюсь, что это всего лишь маленькое недоразумение, — лепечет драконэквус. — Со мной и правда сложно связаться, почтовая пони постоянно теряется в лабиринте моего придверного коврика.
Оцеллус решает не слишком сильно думать и представлять то, о чём рассказывает Дискорд. А лучше вообще об этом не думать.
Глаза Йоны округляются, когда Дух хаоса с очередным хлопком появляется перед ней и зажимает в объятия с такой силой, что отрывает от земли.
— Но это не важно! Теперь-то я здесь! Хорошего приключеньица вам!
— Ам-м-м... благодарю? — отвечает Йона, когда драконэквус исчезает с очередным хлопком, оставляя вместо себя гору пластиковых вилок.
Оцеллус слышит за спиной перезвон колокольчиков дня согревающего очага и чувствует, как Дискорд сжимает её в объятиях, его правая лапа проходит через её седельные сумки, а хвост щекочет макушку.
— Не забывай писать!
Не дожидаясь своей очереди, Смолдер пытается сбежать. Бесполезно. Беспомощная драконица оказывается в ловушке огромного мыльного пузыря, взмывающего в воздух. Дух хаоса лопает его когтем и заключает Смолдер в объятия. Выражение лица драконицы особой радостью не пышет.
— Ладно, хорошо, обнялись, — ворчит Смолдер. — Теперь отпусти меня.
Смолдер пищит от неожиданности, когда её роняют, Дискорд телепортируется прочь в облаке лепестков роз, дабы обнять Сэндбара.
— Дискорд... — начинает Старлайт.
Драконэквус выпускает жеребца, достает из его левого уха носовой платок, смачно сморкается, после чего отряхивает ткань, разбрызгивая вокруг сопли.
— Прощайте! Au revoir! Arrivederci! Buen Viaje! — кричит он, хотя никто никуда пока уходить не собирается. — Задайте жару там, куда вы идёте!
Дух хаоса исчезает с фанфарами, оставив после себя лишь один единственный глаз, который подмигивает Оцеллус и исчезает следом.
Нимфа непонимающе моргает, уставившись на то место, где только что был глаз. Ну, спокойствия только что произошедшее ей точно не прибавит.
Трикси галопом возвращается обратно.
— Фух, вот теперь готова, — тяжело дыша, произносит единорожка. Она замолкает, видя ошарашенных и слегка растрёпанных учеников, Смолдер вообще поднимается с земли.
— Я что-то пропустила?
Лучи послеполуденного солнца проникают сквозь густые кроны Вечнодикого леса, покрывая пятнами света подлесок и вьющуюся по нему дорогу. Лёгкий ветерок шелестит листьями и легонько ерошит гривы, хвосты и перья небольшой группы.
Советница Трикси уверенно идёт впереди, что-то мурлыкая себе под нос. Вечнодикий лес её совсем не пугает... днём, по крайней мере. В какой-то момент кобыла даже пропела пару строчек, после чего снова продолжила мычать что-то неразборчивое.
— Доминирую тут я! Потому что великая и моо-о-огуча-ая!
Позади Трикси нимфа вместе с друзьями болтают обо всём и ни о чём конкретно. День хороший, настроение у всех отличное. Провести учебный день в Домике на дереве даже такая заучка как Оцеллус не откажется. Уж слишком она устала от постоянного недосыпа, чтобы хоть сколько-то сосредоточиться на учёбе, так что поход как нельзя кстати.
Недосып и общее истощение не испортили ей настроение, но сделали более молчаливой. Она почти не участвует в общих разговорах, держась в хвосте группы, просто наслаждалась красотой леса и компанией друзей.
Несколько минут погодя разговор заходит об их с Сильверстрим поездке в Сиквестрию. Гиппогриф до сих пор лучилась радостью, когда рассказывала, как они провели время. Прямо сейчас она возбуждённо рассказывает Сэндбару и Галлусу о заплыве среди кораллов. Одной Селестии ведомо, в какой по счёту раз, но слушать всё равно интересно.
Неугомонная Сильверстрим просто не может рассказать историю, не используя в качестве знаков препинания прыжки, скачки и вращения. И каждый раз, рассказывая историю, она приукрашивает её по-новому, чтобы сохранять интерес и интригу.
— Кру-у-утяк! — одобрительно восклицает жеребец.
Грифон согласно кивает.
— Поверить не могу, что ты предпочла этого осла нам!
Сильверстрим тут же осунулась; с видом, как будто ей только что разбили сердце, а так оно по сути и было, бормочет:
— Н-но, я... но... я не...
Галлус шутит, конечно, но гиппогриф этого явно не уловила, и её печаль на вкус просто ужасна. Встрепенувшись, Оцеллус тут же бросается подруге на помощь.
— Галлус, ну это же задание от карты дружбы, туда нельзя брать с собой кого хочешь!
Теперь от Сильверстрим веет черникой и тапиокой. Теперь всё хорошо. Чейнджлинг улыбается подруге.
Карта призвала Сильверстрим потому что она знала моря вокруг Сиквестрии, Крэнки Дудла потому что он был старым другом морского змея Стивена Магнета, который переселился на окраины Сиквестрии к своей подруге. К сожалению, у них возникли большие проблемы с соседом — гигантским кальмаром. Способность Оцеллус чувствовать любовь пришлась как никогда кстати, и ревность кальмара подсказала, как решить проблему. Но сначала нимфа немного напортачила, ибо лишь задним умом поняла, что, очевидно, не лучшей идеей было превращаться в гигантского кальмара самой.
Оцеллус очень из-за этого переживала по возвращению в "Школу дружбы", но судя по тому, что сказала им директриса Старлайт, усугублять проблему перед решением почему-то было обычным делом.
— Ну значит, решено, в следующий раз, как соберусь домой, вы все приглашены! — объявляет Сильверстрим, пролетая над друзьями с широко раскинутыми лапами.
Большинство из них радостно реагируют на предложение, в особенности Сэндбар, который говорит что-то о домике его семьи на берегу моря. Единственное, что Йону предложение не сильно обрадовало, но она старается не подавать вида.
Нимфа не винит её, як не умеет плавать, да и не самый приятный опыт Йоны с водой... С другой стороны, теперь Сильверстрим говорит, что достанет всем амулеты превращения...
— Без меня, — категорично отрезает Смолдер.
— Ну-у-у, — преувеличенно драматично надувает губки Сильверстрим. — А чего так? Разве не хочешь посмотреть мой дом?
— Эти ваши жемчуга с драконами не сочетаются.
Розовая гиппогриф подлетает к Смолдер и треплет её за левую щёку.
— Ав-в, но из тебя бы получилась такая милейшая рыбка фугу!
Драконица отмахивается от надоедливой лапы.
— Слушай, а перья же легко загораются?
Трикси замирает и таращится на Смолдер, но все остальные знают, что она ни за что не причинит вреда подруге, и поскольку всё хорошо, то и ответ будет в том же стиле.
Сильверстрим поддерживает шутку.
— О-о-о, а я читала в сказках о жар-птице, всегда хотела ею стать! — она взмывает в воздух и делает сальто. А затем встречает смертельно серьёзный взгляд драконицы и замирает.
— Сильверстрим, поверить не могу, жар-пицца? И где теперь я возьму пиццу посреди леса?! — притворно обижается Сэндбар.
Оцеллус было открывает рот, чтобы поправить его, но тут же закрывает, услышав смешок Галлуса. Конечно, это была шутка, чтобы слегка поднять настроение. Ну, а даже если и нет, продолжать эту линию уже совсем не имело смысла. Смолдер, казалось, заинтересована в разговоре об огненных птицах не больше, чем Оцеллус спешит всем рассказать о своих кошмарах, поэтому никто не настаивает.
Гиппогриф приземляется рядом с драконицей.
— Извини, что предложила.
Смолдер улыбается.
— Да забей.
Кому как, а Оцеллус её улыбка показалась немного вымученной.
Весь оставшийся путь по Вечнодикому драконица составляет молчаливую компанию чейнджлингу.
Золотистый свет солнца проникает сквозь арочные окна Домика на дереве, подсвечивая пылинки и кристаллы, наполняя воздух танцующими звёздочками.
Оцеллус лежит на подушках, раскиданных по полу на втором этаже, в общей комнате. Переворачивает страницу учебника, затем отлистывает обратно. Первая строка на новой странице не имеет ни малейшего смысла, будто она страницу пропустила или потеряла ход мыслей автора.
Слова лежат на бумаге, ленивые и недвижимые, будто не желая делиться своими секретами.
Нимфа смотрит на страницу, бегая по ней глазами, но не читая по-настоящему, лишь пытаясь. Не выходит. Она закрывает глаза. Усталость и лёгкий голод. Но в основном чувство, как будто что-то не так. Разум затуманен, а мысли путаются.
Оцеллус попыталась вздремнуть после прибытия в домик и прощания с Трикси. И хотя прогулка по Вечнодикому лесу не особо взбодрила нимфу, стало немного, но полегче. Уснуть она так и не смогла, и без дела долго лежать тоже не получалось, отчего она и взялась за книгу.
Оцеллус закрывает учебник, тут же забыв даже тему того, о чём читала. Она снова вздыхает и решает отложить книгу. В таком состоянии обложку разглядывать и то продуктивнее.
Нимфа слышит тихий стук в районе кристального стола позади.
Сэндбар и Йона куда-то утопали по своим делам. Галлус полетел ловить рыбу, а то завтраки в "Школе дружбы", конечно, вкусные и всё такое, но "протеина в них маловато", заявил ей хищник, которому явно не терпелось отправиться на охоту. Сильверстрим... в своей комнате, наверное? Ну, где-то. Точно не здесь. Тут слишком тихо для неё. Только если она спит. Хотя даже и так всё равно слишком тихо.
Смолдер, вот единственная, кто сейчас должна быть неподалёку. Обед, который приготовила Старлайт для драконицы, включал в себя десерт из драгоценностей. Так что, ни удивив никого, Смолдер слопала их первыми, отложив предварительно все хризопразы. Оцеллус спросила, мол, неужели они несъедобные, на что драконица отмахнулась и сказала, что это "фасоль от мира драгоценных камней".
Очередной стук. Нимфа оборачивается и видит, как Смолдер пытается сложить башню из хризопразов.
Оцеллус снова отвернулась к книге, слегка помахивая хвостом. Нимфа подавила смешок от мысли, что подруга буквально играется с едой. В отличие от чейнджлингов, драконам можно. Ну, если еда — это камни.
Смолдер поворачивается к Оцеллус, и от неё тут же тянет вкусом вишнёвого дерева и острых специй. Нимфа катает ощущение вкуса на языке. Хм-м, да, вишня, перец вроде...
Оцеллус выводят из оцепенения две вещи. Первая, вкус любви драконицы таит в себе какую-то скрытую привязанность, маскирующуюся за обычной дружбой и заботой, а с недавних пор к привычной смеси добавляется озабоченность. Ну и второе, что в этом самый момент нимфа осознаёт, что находится в своей драконьей форме.
Оцеллус мигом превращается обратно, рассыпаясь в извинениях и сгребая в кучку разбежавшиеся мысли. Случайно превратилась? Да ещё и неосознанно? Как такое возможно?!
Башня из хризопразов с грохотом падает на пол, когда Смолдер внезапно вскакивает, взлетает и летит к подруге.
— Эй, да я не возражаю! Правда, можешь быть драконом, когда захочешь.
Нимфа в панике закрывает рецепторы, огромное новое переживание громоздится на и без того уже придавившую её гору беспокойств.
“Драконица считает её привлекательной? Или её форму, которая на самом деле не является ею настоящей?
Знает ли об этом какая-то часть Оцеллус?
Она неосознанно превратилась в дракона от голода, зная, что Смолдер даст немного любви на перекус?”
Драконица приземляется напротив чейнджлинга.
— Не, правда, всё нормально... — её голос затихает, когда она видит выражение лица нимфы. И тут же Смолдер продолжает: — Ты вся дрожишь.
Одно можно сказать точно: драконица не знает, что почувствовала нимфа. Иначе она бы отреагировала... иначе. Она бы смутилась или расстроилась, ну, точно бы не беспокоилась.
— Ладно, Целли, что, пламя побери, с тобой творится?
Оцеллус смотрит в пол, не в силах встретить взгляд широко раскрытых лазурных глаз, которые смотрят на неё с пламенем, в котором сгорает привычное напускное безразличие драконицы. Нимфа переводит взгляд влево, затем вправо, и чувствует, что деваться некуда. Это пламя притягивает её, как огонь свечи мотылька. И уйти невозможно. И сгоришь в тот же миг, как дотронешься.
Сейчас она совершенно не готова отвечать ни на какой из заданных вопросов, связанных с тем, что она только что почувствовала. Оцеллус не видит способа поговорить с подругой так, чтобы не раскрывать чувств, а если Смолдер ничего не осознает, то она явно не готова. Прямо сейчас разговор причинит лишь вред. Быть может, даже убьёт новорожденное чувство. Нимфа не посмеет испортить его.
На задворках сознания проносится другой вариант, и она цепляется за него, словно утопающий за спасательный круг. Признаться в чём-нибудь другом. Подменить тему, пожертвовать другим секретом. Есть ещё кое-что, чем она не хотела делиться с другими, но... но Смолдер не осудит. Будет раскрыт другой секрет, подруга не пострадает.
— У меня... у меня проблемы с самоощущением, — медленно произносит Оцеллус. Слова даются с трудом, приходится напрягать горло, чтобы произнести их. — Мне иногда кажется, что я не знаю, кто я на самом деле. Бывают дни, когда я просыпаюсь и на миг забываю, что я чейнджлинг... Иногда я даже просыпаюсь в другой форме...
Нимфа поднимает взгляд на Смолдер. Драконица молчит. Слушает. Оцеллус знает, она уже замечала пробуждение в другой форме. Такое случалось достаточно редко, но Смолдер, конечно, не могла не заметить тот раз, когда чейнджлинг проснулась в форме медвежука. Всю неделю после этого драконица постоянно подшучивала над нимфой, особенно учитывая их давний разговор о делёжке верхней койки.
— И даже когда я бодрствую, иногда мне приходится остановиться и подумать: а что бы Оцеллус сделала на моём месте? Словно... я это не я, — нимфа смаргивает неожиданно проступившие слёзы. — Может, у меня слишком много обличий и я начала забывать себя настоящую, не знаю. Но когда это происходит, то... очень пугает.
Глаза Смолдер сужаются.
— Эта история с медвежуком, когда школе пришлось выдать нам новую кровать, была несколько месяцев назад. Как долго тебя мучают эти мысли? И как долго ты никому из друзей о них не говорила? Да что там остальным друзьям, но даже мне?!
Нимфа слегка вздрагивает. У Смолдер есть полное право расстраиваться и злиться. Они рассказывают друг другу всё... ну или должны, по крайней мере. Они проводят вместе тайные чаепития, о которых никто из друзей не знает. На них драконица признавалась в вещах, что заставляют её чувствовать себя крайне уязвимой. В вещах, которыми она не могла поделиться ни с кем другим.
Крохотный голосок на задворках сознания добавляет: кое-чем она всё-таки не делилась.
Оцеллус встаёт, качая головой.
— Это... не так просто. Если дракон говорит, что не чувствует себя собой, все на худой конец сделают вид, что понимают, и посочувствуют. Ну или просто проигнорируют. Если же чейнджлинг скажет, что не чувствует себя собой, то это лишь напугает. Все начнут проецировать на меня свои безумные страхи со времён, когда... когда чейнджлинги были... злыми, — на последнем слове её голос затихает.
Выражение лица Смолдер тут же смягчается.
— Ты всё равно должна хотя бы дать нам шанс помочь. Это не то, с чем ты должна справляться в одиночку.
Нимфа вздыхает.
— Не то чтобы я не пыталась. Я обращалась к советнице Старлайт, когда всё только началось, но мне её советы не помогли. А потом столько всего произошло, что я, ну... не стала кого-то ещё с этим беспокоить.
Драконица долго смотрит на неё, после чего одаряет мягкой, едва заметной улыбкой.
— Лады. Поняла. Я, конечно, не советница и не ведущая Собранья чувств твоего улья, но я хочу помочь. Просто не знаю, как, — она делает шаг ближе. — Ну, на ум приходит только чаепитие, но, думается мне, что переодевание в платье не сильно поможет решить эту проблему.
Оцеллус улыбается в ответ, делает шаг навстречу и заключает подругу в нежные объятия. В отличие от объятий Дискорда, Смолдер не сопротивляется.
— Когда есть с кем поговорить, уже делается намного легче.
Не успела Оцеллус собрать мысли в кучу, как Смолдер спрашивает:
— Хм, а это что? — и указывает на седельную сумку подруги.
Из-за лямки торчит листочек, который уже начал выпадать. Нимфа непонимающе смотрит на невесть откуда взявшуюся бумажку.
— Не знаю. Точно не моё.
Свои записи она хранила очень бережно. Настоящее чудо, что столь небрежно засунутый листок не выпал где-то по дороге в Вечнодиком лесу.
Первая мысль была о том, что кто-то из друзей подложил ей за лямку записку, пока они шли. Галлус, скорее всего. По крайней мере, на него было похоже, она, должно быть, настолько сильно не выспалась, что и не заметила.
Нимфа вытаскивает листок, разворачивает и начинает читать.
Там серия вопросов. Глаза чейнджлинга распахиваются, она узнаёт почерк профессора Рэрити. Первый вопрос:
"Пожертвуешь ли собой ради друга?"
Оцеллус не задумываясь отвечает про себя, что да. Они все не раз рисковали жизнями, чтобы спасти друзей. И даже если стоило принять верную смерть, нимфа знала, что ответ всё равно будет “да”. За каждого из друзей, хотя на ум первой приходит Смолдер, не мудрено, учитывая, что она прямо сейчас была рядом.
"Пожертвуешь ли собой ради незнакомца?"
Сердце не сразу даёт ответ на этот вопрос, но она чувствует, что ответ всё равно “да”. Но именно третий вопрос заставляет её замереть, а сердце приостановить ход.
"Пожертвуешь ли другом ради сотни незнакомцев?"
Её глаза прикованы к тексту. Она едва успевает посмотреть на следующий вопрос, прежде чем Смолдер заглядывает ей через плечо, после чего ахает:
— Да это же копия теста профессора Рэрити!
Нимфа тут же отшвыривает листок, будто он вспыхнул, паралич охватывает всё тело от одной только мысли, что она только что сжулила на будущем тесте, получив вопросы заранее!
Драконица очень быстро разбирается кто во всем виноват.
— Дискорд! Это он, пока обнимал тебя, подкинул листок! Ну точно он, кто же ещё?!
— Что? — пищит Оцеллус.
Смолдер чуть отстраняется и кивает, после чего выдыхает струйку дыма, сжимая лапы в кулаки.
— Дискорд, должно быть, следил за нами. Снова. Похоже, что он слышал, как ты говорила с профессором Рэрити по поводу теста и как ты волнуешься; он, похоже, решил так "помочь".
— ЗАСТАВИВ МЕНЯ СЖУЛЬНИЧАТЬ?!
Драконица скрещивает лапы на груди.
— Ну, у него всегда "интересный" взгляд на помощь, — фыркает она, выдыхая небольшую струйку пламени. После чего поворачивается к нимфе и замечает, как та дрожит, на что Смолдер широко улыбается.
— Да не парься! Профессор Рэрити всё поймёт, — заверяет драконица. — Она знает, каков Дискорд.
Оцеллус чувствует лёгкое тепло благодарности оттого, что подруга даже не подумала воспользоваться подсказкой. В любом случае нимфа уже решила первым делом всё рассказать Рэрити по возвращению. Приходится даже уверять себя, что лететь к ней прямо сейчас нет никакой необходимости.
Смолдер подходит к листочку, подбирает его с пола на вытянутой лапе, будто бы держа использованный носовой платок самого Дискорда.
— И ты едва ли успела много из него прочитать? — с каким-то даже самодовольством произносит драконица. — В тот же миг, как ты поняла, что это такое, мы уничтожили его, и ни я, ни остальные друзья его не видели.
Паника на лице Оцеллус сменяется непониманием... до момента пока Смолдер не выдыхает на листок пламя, превращая его в пепел.
Воздух напитан вечерними запахами, а небо медленно окрашивается в оттенки пурпурного и фиолетового, приобретая насыщенный баклажанный оттенок, на котором проступают первые звёзды. Где-то в Кантерлоте, отправив солнце спать, принцесса Твайлайт Спаркл возносит луну на её законное место в ночном небе.
Оцеллус ступает на прохладную траву. Она закрывает глаза, ощущая дуновение ветерка, наслаждаясь тем, как он щекочет перепонки гривы и хвоста.
Иронично, но сейчас она чувствует себя гораздо бодрее, чем весь прошедший день. Нимфа размышляет о том, что ирония этим днём с ней особо жестока. Быть может, сейчас она старается загладить перед ней вину?
Она слышит голоса друзей. Они собрались недалеко от старой стены замка Двух Сестёр. Судя по звукам, услаждающим слух нимфы, охота Галлуса прошла крайне удачно и грифон пребывает в весьма приподнятом расположении духа.
Оцеллус поднимает надкрылья и расправляет крылья. Несколько десятков взмахов, и она поднимается в воздух, направляясь к своим друзьям, не открывая глаз, ориентируясь лишь на звук.
— О, а ты где была? — доносится радостный голос Галлуса. — Уже пару часов тебя не видел!
Нимфа распахивает глаза, ответ уже готов сорваться с её губ, ведь она предполагает, что грифон обращается именно к ней. Но внимание Галлуса привлекла Сильверстрим. И ответ жизнерадостного гиппогрифа заставляет Оцеллус сбиться с ритма, отчего она чуть не падает на землю.
— Я ре-еально залипла! — радостно заявила Сильверстрим. — Обязательно попробуй, тебе понравится!
Галлус раскрыл клюв и уставился на подругу. Наконец, восстановив немного самообладания, он спрашивает:
— Че-его?
— Как в следующий раз будем в Домике, познакомлю с Эдит! — восклицает Сильверстрим. — Она, это что-то!
Оцеллус ещё никогда не видела грифона таким растерянным. Смолдер же безразлично комментирует:
— Ну, это многое объясняет.
Сильверстрим просто лучится счастьем.
Нимфа решает не задаваться лишними вопросами. И вообще не думать об этом. Либо со временем всё сказанное станет и так понятно, либо не будет стоить затраченного времени. Поэтому она поворачивается к Домику, наслаждаясь тем, как его кристаллы мерцают в свете восходящей луны.
И на этой самой луне прямо на её глазах появляется тёмное, быстро растущее пятно.
Оцеллус прищуривается, но нет, всё так, в небе между ними и луной что-то есть, и оно не увеличивается, оно приближается.
— Эм-м, — нимфа указывает наверх. — Ребят... смотрите!
Голоса друзей затихают. Вскоре раздаются перешёптывания со всё нарастающим предвкушением, друзья сходятся во мнении, что это начало предстоящего похода.
Йона первой опознаёт приближающуюся тень.
— Луна! — восклицает як, маша принцессе копытом. — Йона думает, друг Сильверстрим была права!
— Мы отправимся в Сильвер Шолс! — пищит от радости гиппогриф. Её возглас встречают радостные вскрики.
Оцеллус снова прищуривается, чувствуя лёгкое раздражение оттого, что не может сделать тёмное пятно в небе хоть отдалённо похожим на Луну. Но при его приближении становится понятно почему.
— Странно как-то, колесница... — начинает Галлус.
— Эй, не все тут вообще-то летать умеют, — напоминает Сэндбар.
— Да я не про это, я про то, что там сзади, — уточняет грифон.
Силуэт превращается в длинную колесницу с украшением в виде крыльев летучей мыши, которую принцесса Луна тянет за собой. Внутри виднеется какой-то высокий предмет, прикрытый брезентом, один из углов сорвался и развевался на ветру. Нимфа слышит, как хлопает полотно.
Оцеллус спускается к друзьям и спешит поприветствовать бывшую принцессу, когда та грациозно приземляется и цепи, влекущие колесницу, провисают.
— Доброго вечера, студенты, — с улыбкой произносит Луна, её рог вспыхивает кобальтовым светом и сбруя исчезает с тела. Нимфа краем сознания представляет, каково принцессе было, когда в этой самой колеснице летала она, пока её тянула гвардия.
— Ух, ё! Я даже и представить не могла, что вы лично будете проводить нам экскурсию! — ахает Сильверстрим, заставив Оцеллус задуматься, не забыла ли её подруга, что Школой Дружбы тоже не последняя пони управляет. Взволнованная гиппогриф продолжает: — Мы же в Сильвер Шолс полетим?
Брови принцессы ночи приподнимаются.
— Нет, — отвечает она. — Мы полетим гораздо дальше.
Нимфа улавливает едва заметную, понимающую улыбку.
— А что под брезентом? — спрашивает Смолдер, глядя на предмет в колеснице.
Вскоре на Луну обрушивается целый поток вопросов, на что она лишь улыбается. Вопросы поступают быстрее, чем принцесса успевает на них отвечать, так что она просто стоит и ждёт, пока студенты наберутся терпения.
Когда вопросы понемногу сходят на нет, рог принцессы начинает светиться. Цепи вокруг предмета на колеснице исчезают, и брезент соскальзывают.
Оцеллус смотрит на отражение себя и друзей в зеркале.
Отражающая поверхность, по всей видимости, сделана не из стекла, а из жидкой ртути, которая волшебным образом удерживается в продолговатой раме в форме вытянутой подковы, которая по предположению нимфы сделана из известняка. В неё вделаны чёрные опалы, а по внешнему краю идут витиеватые решётки из серебристого металла. Зеркало возвышается на многоступенчатом основании и увенчано большим кругом из жемчуга, удерживаемым над рамой тусклыми лучами.
— Это, — произносит Луна, — зеркальный портал. Всего таких было изготовлено крайне мало. Они способны открывать проходы, выходящие далеко за пределы способности телепортироваться любого существа, позволяя путешествовать в самые отдалённые уголки нашего мира, в самые далёкие из царств и даже... в другие миры.
Принцессе, похоже, понравился всеобщий возглас удивления.
— Раньше для того, чтобы отправиться так далеко, как мы собираемся сегодня, понадобились бы Элементы Гармонии, — объявляет Луна. — Но волнения прочь, Старсвирл заверил, что зеркало сможет доставить нас куда потребно.
Оцеллус чувствует на себе взгляд ночной принцессы, которая по очереди смотрит на каждого из учеников.
— И уж особенно на территории, где когда-то росло Древо Гармонии, с которым у вас шестерых особая связь, — Луна переводит взгляд на Домик на дереве. — И очевидно, его сила ещё здесь.
Нимфа смотрит на своих друзей, которые тоже переглядываются с самыми разными выражениями на лицах.
— А теперь собирайтесь, пока я займусь магией для открытия портала, — произносит принцесса. — Уверена, всем вам не терпится узнать, куда мы направляемся.
Все бросаются за своими вещами так быстро, что после них остаются лишь цветные пятна. Учитывая, как плохо Оцеллус спала, удивляться, что она вернулась последней, не приходится. Седельные сумки снова на ней. Остальные уже собрались вокруг Луны. Голова ночного аликорна опущена, а рог направлен на верхнюю часть зеркала. Луч кобальтового света освещает жемчужный диск над рамой зеркала.
Когда нимфа подходит к друзьям, диск начинает лучиться мягким, каким-то нереальным белым светом. Свет скользит по лучам и решёткам, а ртутная поверхность покрывается рябью, затем начинает светиться, становясь ярко-белой.
Луна улыбается, поддерживая магию.
— Я ступлю в портал последней...
Диск над зеркалом мгновенно чернеет, и внезапно становится похожим на лунное затмение. Чёрная энергия начинает стекать по поддерживающим лучам, словно разлитые чернила. Обрешётка тоже почернела. Вскоре чернота начинает захватывать магию принцессы ночи, заставив Луну закричать.
Белый свет, исходящий из зеркала, исчез, зеркало словно превратилось в чёрную дыру. Оцеллус тут же охватывает липкий, парализующий ужас, когда она вспоминает о зеркале из сна, в котором ничего не отражалось.
Нимфа чувствует, как из пустоты зеркала что-то смотрит на неё.
Луна стонет, мотая головой, пытаясь разорвать связь. Её рог окружён тёмной энергией, то что раньше было лучом света, стало теневой западней.
— Луна в беде! — кричит Йона. Як бросается на зеркало, опустив голову и нацелив рога.
Из зеркала мигом выстреливают чёрные щупальца, обволакивая атакующего яка. С поразительной быстрой появляются и другие щупальца, извивающиеся змеи чёрного дыма с едким запахом. Оцеллус пытается отлететь назад, но они слишком быстры. Одно из них быстро обхватывает чейнджлинга, и её тело мигом немеет. Щупальце начинает оплетать её, словно змея, готовая сжаться и переломать жертве все кости.
Краем глаза нимфа видит, как Сэндбар лягает щупальце, устремившееся к нему, а Сильверстрим рядом делает сальто, стараясь избежать захвата, но безуспешно. Тем не менее, во вспышке жёлтого и розового, гиппогриф превращается в морскую пони, выскальзывая из хватки щупальца. Раздаётся крик Галлуса и треск пламени.
А щупальце, схватившее Оцеллус, оплетает ей голову, загораживая глаза. Мир чернеет, и нимфа чувствует онемение.