Метка Судьбы

Часть 9.

41.

Вот уже полдня я прохаживалась вдоль бесконечных стеллажей с книгами, за прошедшую неделю я излазила их сверху донизу. Насколько огромной была библиотека Холдера, настолько огромным было моё разочарование в ней. Здесь находились только книги об единорожьей магии, мировой истории и какой-то философии, это если не считать огромного количества художественной литературы, для которой был выделен целый отдельный зал. Этому я оказалась даже рада, мне не пришлось выискивать среди них то, что могло понадобиться. Сами художественные книги меня никогда не интересовали, может быть, у меня как-то не так работает фантазия, или фантазии у меня вообще нет, а все решения я принимаю каким-то другим способом… Но факт остаётся фактом, я никогда не тратила время на чтение о чём-то выдуманном, и это меня не слишком беспокоило. С другой стороны, может быть, я не беспокоилась об этом просто потому, что не знала, что нужно беспокоиться.

Как бы то ни было, всё это книжное многообразие, содержащееся в Холдеровской библиотеке, было для меня только кажущимся. Я не нашла здесь ничего о том, что было бы мне интересно, или чего бы я ещё не читала.

Хозяин дома безвылазно сидел в своём кабинете, показывая оттуда нос только для того, чтобы поесть, помыться и поспать. Два раза в день его навещал Луп, чтобы забрать целую сумку писем, и даже Фидерхаубе целые дни напролёт занималась какими-то делами, совершенно не показываясь на глаза.

Я, в последний раз. оглянулась на огромное помещение, заставленное книжными стеллажами, и погасила лампу. Здесь, без сомнения, было сосредоточено огромное количество полезных знаний, но все они были полезны кому-то другому, не такой зебре как я. Из всего этого многообразия сегодня я добыла только две алхимических книги из уже давно прочитанных, только чтобы освежить воспоминания, и просто занять время.

Выйдя, наконец, из этой полузаброшенной части дома, я в одном из коридоров столкнулась нос к носу с Лупом.

— Ох, слава Селестии, я уж думал, что умру здесь, — выдохнул пегас, опуская на пол какой-то свёрток. — Сколько служу боссу, а этот дом всё так же кажется сущим лабиринтом.

— Лабиринтом, в котором нет ни единой пылинки. Удивительно, как Фид с этим всем справляется, — я обошла Лупа и направилась в свою комнату. Пегас закинул ношу на спину и увязался следом.

— Ну, она ведь с талантом к манипуляциям множеством вещей. Она может магией напольные часы из холла разобрать и собрать за десять секунд, это целое представление, ей бы так деньги зарабатывать. А уборка — это вообще сущий пустяк для неё, наверное. Вот, помню, напился как-то раз... Ух, да погоди ты, куда несёшься...

Я вспомнила ужасный вкус спиртного и последствия его употребления. Не понимаю, как можно это пить добровольно.

— Так вот, — продолжил пегас, пытаясь не отставать от меня. Ходить пешком он явно не привык, — притащили меня сюда. Грязного, вонючего, только что из канавы. Но Фид со мной в ванной такую помывку сделала, что я бы с радостью каждый день в навоз нырял, лишь бы повторить. Знаешь, у неё такие ловкие и нежные копытца, а ещё...

Луп остановился посреди коридора и мечтательно закатил глаза.

— Знаю, — бросила я, не сбавляя шага. — Попроси её копыта, раз она так тебе понравилась. Всё равно оба у Холдера работаете, к тому же она постоянно вся робеет, когда ты рядом, это всё не просто так.

— Эх, да я об этом и думаю, только ей не говори. Но, сама понимаешь, дела-дела. Я столько времени провел в поисках «зебры, не такой как остальные», а когда нашёл то дел появилось ещё больше. Хотя, сегодня я отправил последнюю пачку писем. Со дня на день, думаю, всё решится. Ух, попрошу у Грея отпуск, слетаю в Дэпплшор. Мама пишет, крышу поправить надо...

Я открыла дверь своей комнаты, и пегас тут же попытался туда заглянуть. Я хотела щёлкнуть его по носу, чтобы не совал его куда не следует, но Луп вдруг схватил меня за протянутую ногу, мир вокруг мгновенно перевернулся, и я оказалась на полу.

— Ч-что это... Ты чего это? — выдохнула я, валяясь кверху ногами и от неожиданности даже не пытаясь защищаться.

Пегас стоял с низко опущенной головой, широко расставив ноги и расправив крылья. И с совершенно пустым взглядом. Затем в его глазах мелькнуло осмысленное выражение, Луп дёрнулся и кинулся помогать мне подняться, рассыпаясь в извинениях.

— Тебе самому крышу бы поправить не помешало, — прокряхтела я, потирая почти вывихнутый сустав, — ты, поди, до сих пор с собой тот нож носишь? Если да, выбрось его подальше, иначе быть беде.

— Извини ещё раз, я правда не хотел. — оправдывался Луп. — Оно само как-то... Слишком я привык к обществу всяких нехороших субъектов.

— Ты рановато начал причислять себя к хорошим субъектам, ещё не заслужил. Всё, до свидания, мне нужно перечитать пару книг и помедитировать. А ты иди куда шёл, нечего тебе здесь делать.

— Кстати насчет чтения, — пегас подхватил с пола свой свёрток и протянул мне. — Вот, это мистер Холдер попросил передать. Сказал, что тебе будет интересно.

Я взяла свёрток, небрежно бросила куда-то в сторону кровати и захлопнула дверь прямо перед носом у Лупа.

До сна оставалось еще несколько часов. Я разворошила угли в камине и поправила коврик перед ним. Это очень странное чувство, когда есть своя собственная комната, где можно запереться и делать что угодно. Даже дома у меня не было такой роскоши, все хижины в нашей деревне были круглыми, с очагом в центре, и «комнаты» не отгораживались ничем кроме занавесок или ширм. Правда, здесь очень не хватало окна. То, что имелось, выходило в тёмный двор, куда никогда не заглядывало Солнце. Хотя в этом городе Солнце не заглядывает вообще никуда.

Мой взгляд упал на свёрток, оставленный Лупом, я развернула бумагу и чуть не выронила содержимое на пол. Потемневшее золото на уголках, стилизованное изображение Солнца на обложке... Та самая книга, которую я в детстве видела в хижине старейшины. Ну, вряд ли та самая, но явно копия. Написанная на языке предков.

Ах, как же давно моё сознание не будоражило это ощущение. Вид новой полезной книги. Которую хочется прочесть залпом, а потом ещё раз. А потом еще раз, но уже заучивая каждое слово. Ноги сами привели меня на ковер у камина, копыта открыли книгу, глаза нашли первую строчку, а мозг с наслаждением принялся впитывать новую информацию.

Но, пролистав четверть этого фолианта, я отодвинула его в сторону. Да, это язык предков, по сути, книга была чем-то вроде справочника по растениям и их свойствам, включавшем некоторые рецепты. Как раз то, что мне интересно, и, на первый взгляд, не отличается от десятка других выученных книг. Но эта отличалась своим содержанием, точнее тем, какие растения в ней были описаны. Таких растений просто не существовало, и не могло существовать. Летающие грибы? Поющая плесень? Рецепт зелья, полностью регенерирующего любую кость из ничего? Или вот, изображение красивого синего цветка с подписью «Ядовитая шутка». Да вся эта книга больше походит на шутку.

Нет, старуха не стала бы держать подобное у себя, будь оно бесполезным, значит, всё это если и не существует, то всё же имеет какое-то практическое применение. Я почувствовала в душе какую-то обречённость и взглянула на горячие угли. Если всё описанное здесь правда... Тогда две трети моих текущих знаний просто бесполезны, потому что они лишь ничтожные тени на фоне вещей огромной силы, описанных в этой большой и тяжёлой книге. Нужно спросить Холдера.

— Откуда у тебя эта книга? — выпалила я, вломившись в кабинет единорога. Тот сидел за своим столом и писал очередное письмо. Холдер спокойно закончил, снял очки, закрыл чернильницу и посыпал бумагу песком.

— Она тебя заинтриговала? — он улыбнулся и ехидно уставился на меня. — Я так и думал.

— Мне нужно знать, правда ли то, что написано в этой книге. Это не может быть выдумкой. Или может?

— Не хочется тебя расстраивать, но я не могу тебе ничего сказать об её правдивости, я сам не знаю, ведь я не умею варить ваши зелья, и совсем не разбираюсь во всех этих травах.

— Ясно. Это всё просто какой-то розыгрыш. Таких растений и составов не бывает, и таких зелий тоже быть не может.

— Я бы не делал таких скоропалительных выводов, моя дорогая, — проговорил единорог, телекинезом снимая с верхней полки шкафа какой-то свиток. Когда Холдер положил его на стол и развернул, я поняла, что передо мной карта Эквестрии.

«Нужно будет достать или увидеть карту». Взгляд быстро отыскал на бумаге жирную точку с каллиграфически выведенной надписью «Хуффингтон». Затем я нашла знакомую полоску леса, берег океана и... Дальше карта обрывалась. Бесполезный клочок бумаги…

— Вот, взгляни сюда, — проговорил единорог, левитируя к себе карандаш и используя его как указку, — это лес Эверфри. Как видишь, на территории Эквестрии вообще достаточно всяких зарослей, но этот лес далеко не обычный. Дело в том, что раньше в нём находился королевский замок, где и произошло изгнание Найтмер Мун. До этого Эверфри был обычным лесом, типа соседнего Уайттейла, но тогдашние события как-то изменили его. К сожалению, мне не удалось найти об этом ничего больше, за тысячу лет всё оказалось либо забыто, либо надёжно похоронено в недрах королевской библиотеки, куда простым пони доступа нет. Сейчас Эверфри — жутко опасное место, населенное ужасными монстрами и странными растениями, за тысячу лет измененными мощнейшей остаточной магией, исходящей из руин замка. Слава Селестии, к настоящему моменту магия уже развеялась, и магическая часть леса разрослась не слишком сильно, хотя и подобралась достаточно близко вот к этому городку. — карандаш указал на маленькую точку с надписью «Понивиль», выведенной картографом без особого каллиграфического старания. — По своей воле в Эверфри никто не ходит, и тем более не живет там. Над ним даже пегасы стараются не летать. И тем больше было мое удивление, когда мне в копыта попала эта книга.

— У нашей старейшины была точно такая же. — сказала я, оглядывая карту и пытаясь запомнить её, — Откуда эта книга у вас? И почему она написана на языке предков?

— Эту книгу мне отдал один мой старый друг, причём специально для тебя. Довольно примечательный персонаж, на самом деле. Именно он, в свое время, направил меня по этому пути, не археологических раскопок в архивах, не традиционной единорожьей магии, а колдовства зебр.

— Он был в грязном плаще? С кучей сумок? И пахло от него как из банки с сушёной мятой.

Последнюю фразу мы, не сговариваясь, произнесли синхронно. Единорог вдруг нахмурился, это выражение лица не часто можно было увидеть в его исполнении, и смотрелся он в это время достаточно угрожающе.

— Ты встречала его? — голос Холдера звенел сталью, — Где он сейчас?

— Это я у тебя хотела спросить.

— Я тоже не знаю где он. — Единорог заметно расслабился, сев в кресло и откинувшись на подушку, — Исчез так же внезапно, как и появился. Я даже имени его не знаю.

— В любом случае, у меня появилось к тебе дело.

— О, всё что угодно, моя дорогая. — ответил он со своим обычным немного лукавым выражением в голосе, хотя упоминание моего предшественника всё-таки оставило свой отпечаток.

— Я всеми силами помогаю тебе со всеми этими прорицаниями. В конце концов, мне это тоже интересно. А когда всё будет закончено я хочу попасть в лес Эверфри.

Он некоторое время смотрел на меня, как будто ожидая от меня реплики о том, что всё сказанное до этого было шуткой. Не дождавшись, он сложил копыта и с какой-то грустью посмотрел на карту.

— Зачем тебе туда? — последовал его вопрос.

— Я хочу там жить и работать.

— Ты хочешь там жить? Одна? А тебе не будет, как бы выразиться... Одиноко? Ты ведь еще так молода. Хочешь отправить себя в добровольное изгнание? В отшельничество?

— Это мои проблемы, Холдер. Есть ещё какие-то препятствия, кроме твоей заботы о моей личной жизни?

Единорог вздохнул и начал бездумно рисовать карандашом какие-то круги на краешке карты.

— Зекора, я догадывался что ты захочешь туда. Но, вынужден тебя огорчить. Ты не сможешь там выжить.

— С чего бы? Я выросла в саванне, полной хищников и прочих опасностей.

— Понимаешь, лес Эверфри не похож ни на какое другое место в Эквестрии, и, может быть, даже в мире. Он… Странный. Странный во всех смыслах этого слова. Я не понимаю, как вообще была написана эта книга, как автор смог пробыть в лесу так долго чтобы успеть изучить тамошние растения и тамошнюю фауну. В Эверфри живут такие твари, само существование которых ставит в тупик любую науку. Эти создания, они...

— Они живут там. — перебила я единорога, выхватывая карандаш из его магического поля.

У меня не хватило выдержки безучастно наблюдать за тем как он своими каракулями портил такую прекрасную вещь, — Они живут там, как и любые другие животные в любом другом месте. Я видела их во сне, не так давно. И мне не показалось, что эти «твари» чем-то хуже тех, к которым я привыкла. Вы всё судите только с позиции возможной опасности или возможной выгоды. Вы забыли, что такое гармония.

Холдер внимательно посмотрел на меня и вдруг улыбнулся, положив голову на копыто.

— Ты так на него похожа, — сказал он, глядя мне в глаза.

— Это я тоже уже слышала. Ну что, договорились?

— Конечно, моя дорогая. Сегодня Луп отправил последние письма, и через неделю мы проведем Церемонию. А потом я сделаю всё, что ты пожелаешь.

42.

Неделя, предшествующая Церемонии, оказалась слабо насыщенной событиями. Странно было осознавать, что всё просто идёт по плану, ничего не случается, никто не появляется из ниоткуда, и дела идут своим чередом. Книгу я выучила за четыре дня, а оставшиеся два просто слонялась по дому и изнывала от скуки. Однажды, ранним утром, я даже сбегала к подвалу, в котором когда-то скрывалась с жеребятами. Оказалось, что там уже кто-то живёт.

К Холдеру всё чаще заходили гости, и кое-кто даже останавался здесь жить. Вместе с гостями прибывали их слуги, друзья, и ещё какие-то непонятные личности. Фидерхаубе целыми днями носилась туда-сюда без передышки, но сейчас в её подчинении находилась уже целая стая разномастных служанок, стараниями которых особняк Холдера всё больше походил на нормальное жильё. В подсвечниках и канделябрах теперь не оставалось пустующих мест, коридоры и лестницы уже не представлялись тёмным мрачным лабиринтом, всё было ярко освещено и наполнено жизнью. Мне толком не довелось в последние дни поболтать со служанкой, но я очень надеялась, что хотя бы сейчас от неё отступило то мерзкое чувство неуюта, преследовавшее её в пустом доме.

На ужине перед днём Церемонии за огромным столом сидело уже две дюжины оживлённо беседующих и о чем-то спорящих пони, не считая такого же количества слуг, снующих по залу с кувшинами и подносами. Заглянув через дверь в это царство болтовни и узких чёрных костюмов, я поняла, что не смогу здесь есть. Вместо этого я проскользнула на кухню и сделала себе несолько бутербродов, под недоумённые взгляды невесть откуда взявшихся там поваров. Снова пройдя по обеденному залу и не вызвав ни у кого даже толики интереса, я удалилась в свою комнату, к спокойствию и треску камина.

Преимущества этих «бутербродов» я выяснила ещё тогда, в экипаже на котором мы с Батлером удирали из Дромедора. У нас в деревне тоже пекли хлеб и выращивал овощи, но никто никогда не додумывался совместить всё это в такую удобную для еды форму. Впрочем, наш хлеб мы выпекали в глиняных печах, прямо на древесной золе, и он всегда нёс на себе приятный запах, который невозможно описать словами. Хлеб, который ели пони был гораздо мягче и слаще на вкус, и у него никогда не было той хрустящей, немного подгоревшей корочки, которую я так любила.

Съев бутерброды у догорающего камина, я погрузилась в праздные мысли о том, что, если мне всё-таки удастся заиметь собственное жильё, я обязательно попробую построить глиняную печку, купить муки и выпечь собственный хлеб. Я понятия не имела как это делается и, в общем-то, никогда не имела возможности научиться, выпечка хлеба в нашей деревне была привилегией, до печей допускались только самые уважаемые зебры. Наверное, эта традиция была отголоском какой-то большой нужды, преследовавшей наши племена в древности, но я не слышала никаких жалоб по этому поводу, даже от старших подростков, падких на бунты против всего подряд.

— Прочь из моей головы.

Глаза открылись сами собой, но не увидели ничего кроме крон каких-то деревьев. Их гладкая древесина с множеством висящих лиан сразу всклыхнула множество воспоминаний о прочитанных когда-то книгах. Такие деревья росли только в южных джунглях, я никогда не видела их, но знала, как они выглядят. Конечно же, сейчас я смотрела на них не своими глазами, видимо, я уснула и «это» снова случилось.

— Я сказал, прочь из моей головы.

Он обращался ко мне на языке предков. Инстинктивно я попыталась что-то ответить, но, конечно, не смогла. До этого определить моё присутствие получилось только у Большого Мамбы, но он был подружелюбнее того, кто сейчас ко мне обращался.

— Что такое? — послышался за спиной чей-то голос. Он звучал очень необычно, как будто его обладательница очень-очень громко шептала, при этом умудряясь не перейти на крик. Я бы так не смогла, и не знала никого кто бы мог такое провернуть со своими голосовыми связками.

— У меня пассажир, — ответил ей тот чьими глазами я смотрела на мир. Он говорил точно так же, но его шёпот был низким, как дребезжание плохо натянутой струны. — какая-то Кухани, зебра или олениха, может лошадь.

— О, у тебя появилась поклонница? — игриво прошептал второй голос, — Я уже начинаю ревновать.

— У меня не выходит избавиться от неё, она сильна, но, видимо, ещё сама не знает, как использовать свои силы. Поэтому смотри не ляпни чего-нибудь сейчас при мне, а я буду смотреть в сторону чтобы она ничего не увидела.

— Почему бы тебе тогда просто не закрыть глаза?

— И оставить её в темноте без возможности даже проснуться? Не будь такой жестокой, это, наверняка, ощущение не из приятных. Если она не умеет управлять своей силой, тогда проснуться она сможет только случайно.

— Либо, увидев то, что ей хочет показать Судьба.

— Я надеюсь, Судьба хочет ей показать какие у нас прекрасные густые джунгли здесь под боком.

— А может она хочет показать меня? — она хихикнула, и где-то рядом послышалась возня.

— Стой, не лезь!

В поле зрения вплыло чье-то лицо с хитрой озорной улыбкой. Я бы приняла её за газель, если бы не огромные выразительные глаза с длиннющими ресницами как у верблюдиц, небольшие короткие рожки, покрытые шерстью и окрас с рыжими пятнышками. За свою жизнь я видела жирафов только раз, когда была совсем маленькая. Они проходили через нашу деревню, направляясь на своё плато, где-то далеко на востоке. Мне не разрешили тогда выходить из хижины, да и остальные зебры не горели желанием показываться им на глаза. С жирафами никто не общался, а они не общались ни с кем кроме себе подобных, даже с полудикими. Старейшина назидательно говорила, что они так долго разговаривали только друг с другом что Солнце забрало у них голоса, оставив только тихий шёпот, который не может расслышать никто кроме них самих. При этом, когда жирафы проходили через деревню, бабушка морщила нос и громко шипела на них из-за занавески, приговаривая что нельзя встречаться с ними взглядом, потому что они могут наложить проклятие.

В данный момент я как раз делала то, чего старуха заклинала остерегаться.

— Приве-ет, — своим непостижимым шёпотом пропела жирафа, непрерывно двигая головой на длиннющей шее вправо-влево, и внимательно всматриваясь в глаза своего собеседника. Она, как будто бы, пыталась рассмотреть в них моё отражение. Вдруг она растопырила уши в стороны и округлила глаза, — Слушай, а ведь это уникальный опыт!

— О чём ты?

— Мы сейчас общаемся с ней напрямую, когда ещё подобное может произойти?

— Но мы не общаемся с ней, она просто слышит, как мы разго… — он запнулся, — А ведь ты права, действительно интересный для неё опыт.

— Ну вот видишь, а ты «о-ой, пассажи-ир»! Вот бы придумать как нам взаимодействовать, у неё наверняка есть вопросы. Тебя твой учитель не тренировал каким-нибудь подобным штукам?

— Нет, это невозможно. Я могу только почувствовать присутствие.

— У них ведь столько забавных суеверий про нас. Или не суеверий? — её лицо приняло задумчивое выражение, — Кто знает, кто знает…

— Например то, что мы проклинаем одним взглядом.

Жирафа сощурила глаза и некоторое время внимательно смотрела на меня.

— Всё, я наложила на неё проклятие вечного счастья, — деловито проговорила она, наклонив голову.

— Нет, не наложила, потому что это мои глаза, а не её.

— На тебя-то я это проклятие наложила уже давненько, — промурлыкала жирафа, и её лицо с вполне ясными намерениями вдруг оказалось в опасной близости от моего. Да вы чего творите, не нужен мне такой опыт!

— Хватит кокетничать, забыла, что у меня пассажир? — быстро выговорил жираф, отстраняясь подальше, за что получил от меня искреннюю благодарность.

— Прости, дырявая моя голова, я забыла, что она не только видит. — жирафа виновато улыбнулась и высунула кончик серого языка, — Думала ты просто глаза закроешь на пару мгновений…

— Вы чего тут воркуете? — послышался какой-то новый голос. Голова жирафы тут же исчезла из моего поля зрения, а жираф успел повернуть голову всего на чуть-чуть, вовремя вспомнив что ему нужно смотреть только на джунгли. Где-то позади жирафа обменялась несколькими фразами с обладателем этого нового голоса, но я не смогла ничего расслышать.

—... это прекращайте. — донёсся этот новый голос откуда-то снизу, — А ты, хватит заниматься ерундой.

Жираф посмотрел вниз, и я с удивлением увидела там одного из послов окапи. Когда кто-нибудь из них присутствует на каком-нибудь официальном мероприятии, он всегда возвышается над толпой зебр как взрослая зебра над толпой жеребят. Сейчас же он стоял там, внизу, задрав голову, и производил прямо противоположное впечатление. Он стоял перед жирафом как маленький жеребёнок пони стоял бы перед взрослым верблюдом, я даже почувствовала что хочу его погладить. Не меньше этого меня удивил его голос, более громкий чем у жирафов, но всё же сильно отличавшийся от любых других произношений. А ещё он слышал голос жирафов.

— Кухани? — с некоторым раздражением проговорил окапи, глядя на меня.

— Да, учитель, сильная. — ответил жираф.

— Какие отсветы у неё?

— Золотой, бирюзовый, и ещё…

— Всё, можешь не продолжать. — окапи некоторое время морщил лоб, при этом его очки случайно упали на глаза. Он сделал движение головой снизу вверх, снова закинув их на место, в район рогов, — Всё, я вспомнил, это подросток из Макабилы, про которую сообщал тамошний посол, а потом писала Камешек. Эта Кухани сейчас на другом континенте, поэтому можешь не дёргаться, если она и совершит какую-нибудь глупость, то ничего страшного для нас не произойдёт. Вы двое, уже определили, что ей нужно показать?

— Нет, — сказала жирафа, — пока вы не сообщили кто она, мы не знали ничего.

— А, разве, теперь знаем? — недоумённо сказал жираф.

— Теперь знаем… — неожиданно грустно ответила его собеседница, и вдруг я заметила, как окапи тоже изменился в лице.

— Да уж, не очень удобно вышло… — проговорил он, с виноватым видом потирая подбородок, — я тоже не сразу об этом подумал. Что ж, тогда действуйте.

— Ты или я? — спросил жираф, когда окапи ушёл из поля его зрения.

— Давай я…

Жирафа снова появилась на виду, но, на этот раз, она уже не выглядела настолько весёлой и беззаботной. Помолчав некоторое время, она покивала головой, будто сама себе, и посмотрела на меня.

— Её звали Серый Камешек. Такие уж у них имена, смешные немножко. — она растянула рот в виноватой улыбке, — Камешек сбежала на следующий день после того как тебя забрали, скрывалась в городе пару дней, а когда произошёл переворот, верблюды нашли её и приняли за пони, на ней ведь не было клейма, да и полосок не так много, в темноте никто не разбирался. Посол нашёл её вещи, там было несколько записок, оттуда мы и узнали о том, что вам довелось встретиться. Я думаю, Судьбе угодно чтобы ты пришла в голову к этому балбесу как раз для того, чтобы узнать о Камешке, и сделать для неё то, что должно быть сделано. — Жирафа помолчала некоторое время, глядя в сторону. Таким количеством гривы как у неё, можно было бы осчастливить Фидерхаубе примерно на неделю, а то и больше.

— Всё ещё здесь, — проговорил жираф.

— Она попала в Камелу случайно, лет пять назад, или, как вы говорите, сезонов. — продолжила его собеседница, — Заблудилась в джунглях, упала в реку, оттуда её без чувств выловили рыбаки где-то совсем далеко и… Ну, там уж кошмарики всякие, не стоит это вспоминать. Мы искали её, но верблюды сразу смекнули какая редкость попала к ним в копыта, даже если её видел кто-то посторонний, все думали, что она подделка.

— Всё ещё здесь, — повторил тот в чьей голове я находилась.

— Да заткнись ты! — вдруг сорвалась на него жирафа, а на её щеке я заметила слезинку, — Окапи говорили, что ещё слишком рано, что нужно подождать ещё неделю, а вам лишь бы железки свои в деле попробовать! Если бы не вы, она бы успела хотя бы спрятаться получше!

— Жертв всё равно нельзя было избежать…

— Если бы вы зебрам не только кирасы выдали, а ещё и эти ваши…

— Так, прекращай, что я говорил насчёт болтовни?

Вместо ответа жирафа наклонилась и толкнула своего собеседника куда-то в основание шеи, отвернув его голову от джунглей. Жираф не успел среагировать и закрыть глаза.

Сплошная стена деревьев, на которую я смотрела всё это время, оказалась не естественного происхождения. Мы находились на широкой просеке, плавно спускавшейся к водной глади гигантского озера. Как и говорила Камешек, обойти его было нельзя, потому что берега как такового вообще не существовало, непроходимые мангровые деревья с их многочисленными витыми корнями росли прямо из воды. В конце просеки было устроено что-то вроде длинного пирса, рядом с ним стоял широченный деревянный паром, на который грузили что-то большое. И, к тому же, довольно тяжёлое, потому что для погрузки понадобился огромный металлический кран, вокруг которого суетилось множество низеньких худых пони. Точнее, их можно было бы принять за пони, если бы не полосатые гривы и полоски на головах.

Прямо перед жирафом с круглыми от возмущения глазами стоял окапи. Осознав, что уже ничего не исправить, он картинно всплеснул копытами и, закатив напоследок глаза, отправился в сторону крана. Жираф, видимо, тоже потерял всякие попытки сохранить в тайне происходящее вокруг. Он поднял голову выше, и я увидела, как гладь озера уходит куда-то вдаль, настолько далеко что я не могла различить противоположного берега, даже с высоты жирафьего роста. А там, где-то вдали, к озеру спускались склоны Сестёр. Горы были настолько огромными что вершины уже нельзя было рассмотреть, находясь так близко к их подножию.

Откуда-то с озера послышался протяжный свисток паровоза. Я слышала такие в Хуффингтоне, хоть на самом вокзале и не была. Этот звук вывел жирафа из оцепенения.

— Сейчас подойдёт пароход и отвезёт паром туда, за озеро. — меланхолично произнёс жираф, — Камешек должна была тебе сказать, что квагги давно перестали быть степными зебрами. Их тела стали меньше, более тощими, им требуется меньше воздуха. Всё, потому что теперь это пещерные зебры, всё Солнце — он ткнул копытом в левую часть Сестёр, — это их вотчина. Они копают здесь настолько давно, что выходы уже есть на противоположных склонах. Теперь, когда мы забрали у верблюдов четыре эквестрийских паровоза, их затащат под своды, они превратятся в огромные насосы, нагнетающие воздух туда, вглубь тоннелей. Квагги будут копать глубже, здесь неисчерпаемые запасы угля и руды. В Луне драгоценных камней столько что можно дороги мостить, но они берут всего чуть-чуть, потому что в тамошних тоннелях лежат их мёртвые. Никто не помнит какая сила выгнала квагг сюда и загнала в пещеры, заставив скрываться, но этой силы давно нет, и сюда пришли окапи. А туда, где появляются окапи, приходят перемены.

Я открыла глаза и вдохнула немного затхлый воздух своей комнаты. Камин давно прогорел и лежать на полу было зябко, но я не двигалась, глядя в деревянный потолок и стараясь не допускать в голову любые мысли, вместо этого снова и снова читая песнь Луны для Серого Камешка. Так я и провела остаток этой ночи.

43.

День Церемонии я встретила с больной головой и тянущим ощущением в желудке, давно позабытым чувством беспокойства перед важным событием. Я немного злилась на Холдера за то, что он так и не удосужился рассказать о самом процессе, хотя, я и сама боялась спросить. В комнате было холодно и темно, свечи и камин сгорели ещё ночью. В дверь постучала Фидерхаубе с керосиновой лампой, болтающейся в её поле телекинеза туда-сюда, как будто она удерживала лампу из последних сил. Она натянуто улыбнулась и быстро опустила голову, стараясь не показывать кое-как припудренные мешки под глазами.

— Мистер Холдер приглашает вас на Церемонию, мисс... — тихо проговорила она.

— Я сама найду дорогу, Фид. Иди спать.

— Ох найн, мисс, у меня ещё столько дел...

— Не заставляй меня приказывать, забыла, что Холдер сказал о важности моей персоны? — жестко проговорила я, а затем тихо добавила, — Отдохни пожалуйста. На тебя страшно смотреть.

Единорожка взяла с тумбочки в моей комнате одну из свечей в плоском подсвечнике, предназначенном для того, чтобы носить его в зубах. Лампу она отдала мне.

— Тогда, с вашего позволения, я пойду к себе, мисс. И ещё... Там собралось много пони. Я знаю, что вам не нравится быть в таких местах, но не переживайте, они все очень хорошие пони, пусть некоторые еще не знают об этом. Фасс мут, мисс Зекора.

С этими словами служанка медленно пошла в свою сторону, а я направилась к той самой круглой комнате, похожей на театр. Или на склеп. Интересно, что со мной будет? Холдер сказал, что я могу набить себе синяков «в процессе». Знать бы, что там за процесс…

Даже если бы я забыла путь к «театру» через все эти лабиринты, я бы всё равно не смогла ошибиться или свернуть не туда. Комната Церемонии явно не могла вместить всех желающих поглазеть на увлекательное представление, начиная с обеденного зала, весь путь до заветной комнаты оказался занят множеством пони. Толпа в коридоре замолкала и расступалась, пропуская меня вперёд, а потом так же тихо смыкалась за моим хвостом, возвращаясь к болтовне только когда я отходила достаточно далеко.

— А вот и она, — проговорил Холдер, когда я прошла сквозь большие двустворчатые двери с дыркой для рога. Его собеседник, какой-то здоровенный упитанный единорог, вся внешность которого говорила о том, что он не испытывал нужды ни минуты в жизни, критически взглянул на меня, кивнул Холдеру и направился на своё место. В самой комнате оказалось не так много пони, как мне представлялось, судя по всему, сюда допустили только самых важных шишек, а остальные толпились за дверью, силясь заглянуть в помещение. Богато разодетые единороги, земные пони и пегасы сидели на стульях вдоль стен, обмахивались веерами и бесстыдно глазели на меня, либо спорили со своими соседями. Медные курильницы сейчас оказались наполнены горячими угольками, отчего в комнате стояла откровенная жара, а от стойкого запаха фимиама плыло в глазах. По обе стороны от центрального возвышения были установлены две кафедры, рядом с которыми сидели молодые единороги с кьютимарками писцов. Я заметила, какие толстенные пачки чистой бумаги и новых перьев стоят рядом с ними, и вопросительно посмотрела на Холдера.

— Не знаю, что будет происходить во время Церемонии, моя дорогая, — тихо сказал единорог, чуть наклонившись к моему уху. — Я не знаю, что ты будешь чувствовать. Я нашел только описания того, как всё начать. Единственное, о чем я могу тебя предупредить, Церемония очень утомительна, и у нас только одна попытка, следующая возможна только через десять лет, а это слишком долгий срок, так что нужно сделать всё с первого раза.

— Я готова. Что от меня требуется?

— От тебя? Абсолютно ничего. Выпей вот это, — Холдер подал мне бокал с каким-то зельем, — садись в центр комнаты и жди.

— Вы точно не будете со мной ничего делать? — сомневалась я, понюхав и пригубив жидкость из бокала. Абсолютно безвкусно, как вода. В голове сразу всплыл рецепт моей самодельной микстуры для прочистки мозгов того пони-начальника. Если это что-то подобное, тогда не завидую я будущей Зекоре…

— Никто к тебе и копытом не притронется, только если ты свалишься оттуда, — улыбнулся единорог и сделал пригласительный жест. Я прошла в центр комнаты, ступила на мягкую ткань, покрывавшую возвышение, и буквально шерстью ощутила, как меня рассматривают десятки пони. В отличие от предыдущих моментов, когда я оказывалась в таком центре внимания, в этот раз мне было абсолютно плевать, видимо, что-то в моём характере успело перемениться за прошедшие недели. Я спокойно уселась прямо в центре круга и начала под нос мурлыкать мелодию про слона и зебру.

В коридоре послышалась какая-то возня, двери раскрылись, и в комнату быстрыми шагами вошла высоченная и статная пони, своей белоснежной расцветкой очень походившая на Фид, если бы служанка была в полтора раза выше и носила гриву распущенной во всей красе. Окинув присутствующих взглядом, который даже на секунду не задержался на моей скромной персоне, пони подошла к Холдеру.

— Надеюсь, сэр Холдер, что эти ваши представления окажутся именно такими, какими вы их описывали, — произнесла она певучим голосом, протягивая единорогу копыто для поцелуя. — Из-за вашей оккультной ерунды мне приходится пропускать первый экзамен моей дражайшей Флёр. Начинайте побыстрее, я ещё могу успеть. Кто-нибудь, дайте веер! Ну что за манеры...

— Мадам де-Лис, вы не пожалеете о потраченном времени.

— Ох сомневаюсь, Грей, ох сомневаюсь. Вы, без сомнения, очень хороший пони, но я прислушиваюсь к вашим сказкам только потому, что муж вам искренне верит. Если бы не его просьба, копыта моего здесь бы не было, при всём уважении.

Когда все расселись по местам, Холдер ещё раз вопросительно посмотрел на меня, а я кивнула, нервно сглотнув. Единорог по очереди подошел к каждому из пони-писцов и удостоверился, что те тоже готовы. Несколько слуг высыпали какой-то порошок прямо в жаровни, отчего комната наполнилась незнакомым мне приятным запахом. Затем свет погас, остались лишь узкие, направленные на бумагу лучики света из рогов тех двоих, кому предстояло всё это записывать.

— Уважаемые джентль... — Холдер сделал паузу. — Дорогие друзья... Кто-то из вас присоединился к нам только вчера. Для кого-то участие в нашем предприятии это дело всей жизни. Десятки лет мы готовились к этому моменту. Прямо сейчас наши сподвижники по всей Эквестрии собираются и начинают действовать, огромный механизм нашей организации уже запущен. Запущен для того, чтобы раз и навсегда изменить нашу страну. Десятки лет мы были объединены только нитями обещаний, для кого-то этого хватало, для кого-то нет. Наши силы велики, но их будет недостаточно без вас, друзья. Я знаю, что вы очень занятые пони, что вы не привыкли верить в сказки и многие из вас сейчас скептически смотрят на всё происходящее. Но ведь вы пришли, а это уже о многом говорит. О том, что в ваших сердцах еще есть искорка света. И скоро эта искорка засияет. Тьма отступит, друзья. Солнце... — послышался глухой удар, и спустя мгновение голос Холдера сквозь зубы: «Нет! Я в порядке, не беспокойтесь обо мне! Смотрите туда, смотрите! ».

— Мистер Холдер, вам нужна помо... Вам...

Чей-то обеспокоенный голос рядом с Холдером оборвался на полуслове. В нос ударил усилившийся запах из курильниц, который до этого казался довольно приятным, но в такой концентрации начинал раздражать. Я услышала за спиной слабый шорох, повернула туда голову и увидела пантеру. В комнате была абсолютная темнота, но я каким-то образом видела сидящую и глазеющую на меня чёрную кошку. Что за...

— Здравствуй, злая ведьма, — мягко проговорила Муеуси и улыбнулась, показав острые клыки, — совесть не мучает?

Мой язык присох к нёбу. Пантера грациозно потянулась, перебирая когтями на передних лапах, и встала на ноги.

— Ты что, испугалась? — удивлённо спросила она, дёрнув ухом как будто отгоняла какое-то насекомое. — Да не бойся, я же дохлая давно, не помнишь? О, у меня идея! — пантера взмахнула хвостом. — Давай поиграем? Догоняй!

«Ч... Чего? Догонять? » — пронеслось у меня в голове, и воздух наполнили скрипучие обезьяньи крики. По лицу хлестнула какая-то ветка, но я не обратила внимания. Я хочу есть, а прямо впереди бежит настоящая добыча. Мои когти надёжно впиваются в рыхлую землю, а мышцы работают как надо несмотря на то, что я впервые на охоте. Ещё немного, и я настигну её, мне больше не нужны жалкие подачки от этого старого пони и его дружков, я на свободе, я сама могу…

По голове ударило с такой силой, что я запнулась и по инерции кубарем покатилась с тропинки. Ух эти обезьяны с их камнями, ух я им покажу. Но, что происходит? Почему я ничего не вижу? Почему я не могу остановиться? Я куда-то падаю! Да как это...

Перед глазами промелькнуло зелёное облако, а живот разрезала дикая боль, настолько сильная, что перехватило дыхание, а конечности сразу отказались повиноваться. В следующую секунду я шлёпнулась на песок, а прямо под ухом послышался плеск воды. О нет... В воде ведь наверняка крокодилы. Нужно отползти подальше, нужно зализать раны... Я не могу умереть здесь, я ведь только освободилась.

— Как тебя зовут?

Что? Меня? Я попыталась повернуть голову на источник голоса, но почему-то видела только размытую пелену. Хотелось потереть глаза, но лапы не слушались.

— Как тебя зовут? — повторил голос.

— А тебе-то какое дело? — грубо ответила я.

— Скажи мне!

— Я… Я не знаю. Не помню... — голова опустилась на песок. Сил удерживать её уже не осталось.

— Ты не помнишь своего имени?

— Да, не помню! — рявкнула я, разгоняя дыханием пыль перед носом, — Что ты ко мне привязалась? Дай мне подохнуть споко...

«Зекора», — произнёс Имара где-то совсем рядом.

«Зекора», — произнёс Капитан и скрипнул зубами о трубку.

«Зекора», — произнесли Холдеры, Луп и Узури.

«Зекора», — произнесла Камешек одновременно с Флэт, и они обе улыбнулись. Все зубы у Камешка были на месте.

— Ты не помнишь своего имени? Тогда я назову тебя...

— Зекора. Меня зовут Зекора. — произнесла я, и солнечный свет приобрёл зеленоватый оттенок.

— Вот, это снимет боль... — мягко проговорил кто-то, и всё вокруг потемнело.

44.

Я поняла, что уже не сплю, и сразу же осторожно пощупала живот. Вроде бы, всё на месте... Сквозь веки пробивалось зеленоватое свечение, и я медленно открыла глаза. В небе сияло что-то напоминающее зелёную Луну, но это была не Луна, просто очень далёкий источник тусклого зелёного света. Я лежала на незнакомом берегу реки, но не вода в ней текла, а извивались какие-то мерзкие серебристые щупальца. Выглядело жутковато, я поднялась на ноги, чтобы отойти подальше, и тут заметила рядом с собой сидящую зебру, со странным капюшоном на голове и сумкой через плечо. Зебра сидела, закрыв глаза, и чуть покачивалась, из реки к её носу тянулся серебристый червяк.

— Эй, — окликнула я её, — здравствуйте!

Зебра и ухом не повела. Я подошла к ней вплотную и попыталась тронуть за плечо, но моё копыто просто прошло сквозь её тело, словно через дым. Попытка извлечь серебристое щупальце из её носа тоже ни к чему не привела. Как только я прикоснулась к щупальцу она, вдруг, начала мелко дрожать и беззвучно открывать рот. Я отпрянула, а зебра снова успокоилась, сидя на месте и покачиваясь.

По пути вдоль берега мне встречались ещё зебры, несколько лошадей, и даже один верблюд. Все они, по-разному одетые, просто сидели и чуть покачивались, привязанные к реке серебристыми щупальцами. Взойдя на пригорок, я заметила, что на другом берегу было то же самое. И так по всему течению реки, до светящегося зелёным и серебряным горизонта.

— Ты долго ещё будешь слоняться без дела? — проговорила Муеуси за моей спиной.

— Как будто я знаю, что тут надо делать, — как ни в чём ни бывало ответила я, поворачиваясь к пантере. Та сидела рядом с большим зеброй-жеребцом, покрытым декоративными шрамами, и быстро махала лапой сквозь его шею, ради развлечения пытаясь разогнать составляющую его тело дымку так чтобы голова отделилась. Но дымка слишком быстро приобретала свою первоначальную форму, и пантера бросила это занятие.

— Иди за мной, — сказала она и, не спеша, пошла вперёд, низко опустив голову.

— Куда ты идёшь?

— Ну стой здесь тогда, коли хочешь. — ответила пантера, обернувшись. При взгляде в её глаза у меня защемило сердце.

— Извини, что с тобой так получилось... Я правда не хотела.

Пантера не ответила. Через десяток минут ходьбы она вдруг остановилась и улеглась у ног очередной сидящей зебры. Я открыла, было, рот, чтобы спросить почему мы остановились, но не вымолвила ни слова, потому что зебра, вдруг, протянула копыто и почесала пантеру за ухом. Затем повернулась ко мне, и мои ноги чуть не подкосились. Старуха...

— Бабушка! — крикнула я и бросилась к ней. Но, конечно же, просто прошла насквозь и чуть не свалилась в мерзкую «реку».

— Зекора... — тихо проговорила зебра и улыбнулась, показав жёлтые зубы. Я подошла, почти пожирая её взглядом.

— Бабушка, откуда ты здесь? То есть... Это ведь никакой не мир после смерти, ты ведь не умерла?

— Ох-хо-хо, а ты? — Бабушка ткнула копытом в сторону моего лба. — А ты, думаешь, что ты умерла? Ты ведь тоже находишься здесь.

— Я не знаю. Произошли такие вещи, произошло много вещей! Мне нужно тебе столько рассказать и о стольком спросить! Но погоди... Это ведь действительно не владения Луны?

— Нет конечно, глупая. Ты сейчас жива-здорова, валяешься там на мягком ложе, а вокруг происходит такое представление… Можем посмотреть на тебя, но ты не придёшь в восторг. Да и времени мало, извини. Одно могу сказать, эти пони запомнят увиденное до конца жизни. Серый единорог хитёр как гиена, он добавил в курильницы кое-какие зелья, да и зелёный порошок не даст их глазам долго скучать. Но всё, что они увидят, будет правдой, его намерения чисты.

Мне захотелось заплакать от счастья, но слёз почему-то не было, от окружающего мира начало передаваться непонятное спокойствие, мысли упорядочились, а тело расслабилось, как при хорошей медитации. Мимо пролетела большая, сияющая зелёным, бабочка. Муеуси заметила её и пустилась следом, пытаясь поймать. Мне захотелось перестать прикидываться взрослой, снова почувствовать себя маленьким жеребёнком и начать жаловаться бабушке. На всё что произошло, на все мои злоключения. Просто сесть и хорошенько поныть. Ведь я находилась рядом с бабушкой, с которой провела едва ли не больше времени, чем с отцом.

— Старейшина, я провалила Испытание... — проговорила я, глядя на неё исподлобья. — Достала тот мох, но не смогла принести его...

— Да кому нужен этот мох, тебе самой не смешно? — фыркнула старуха.

— Понимаю... Я теперь никому не нужна, и правильно решила, что мне нет места среди вас...

— Глупая кобылка. Тебе действительно нет места среди нас. Разве не замечала ты как быстро даются тебе наши премудрости, как ты легко составляешь новые рецепты и за пару дней учишь целые книги? Твоего нынешнего уровня знаний я, в своё время, достигла только к двадцать пятому сезону, и то к тому времени уже забыла половину из того, что прочла ранее. Но сейчас я речь веду совсем о другой причине. Ты думаешь, твоё Испытание заключалось в добыче этой жалкой серой плесени?

— Д… Да...

— Н… Нет! — передразнила меня бабушка, — Твоё Испытание это нечто большее, юная зебра. Разве ты сама этого еще не поняла? Твоё Испытание — это не жеребячья задачка «сходи туда-то, принеси кусочек слоновьей какашки». Испытание это испытание. Разве всё, через что ты прошла, не закалило твою волю, твой разум? Разве ты не осознала многих вещей, о которых бы даже не думала, сидя перед хижиной в нашей деревушке? Разве ты не помогла стольким живым остаться живыми, а мёртвым спокойно уснуть?

Пока я сидела, открыв рот, старейшина подошла к реке. Из потока тут же выделилось несколько серебряных щупалец, которые потянулись к её копытам. Оттолкнув лишние, она схватила одно зубами и потащила ко мне.

— Вот, вдохни это, — проговорила она, протягивая кончик медленно извивающейся серебристой массы, — да не делай ты такое лицо, это не больно, ощущения даже приятные. Только в рот не суй, тогда появятся нюансы.

Старуха, в своё время, заставляла меня делать всякие вещи. Но вдыхать эту штуку... Хотя, я всё равно находилась не в своём теле, так что бояться нечего. Наверное. Я поднесла щупальце ближе к носу и глубоко вдохнула. В глаза тут же ударил яркий свет, а я оказалась рядом с хижиной старейшины в нашей деревне, хотя узнать это место я смогла с трудом, изгороди располагались по-другому, вон того сарая я не припомню… Было раннее утро, Солнце только-только начало показываться над горизонтом. Одно из моих любимейших зрелищ…

Из хижины вышла старейшина с новорождённым жеребёнком в зубах, и положила его в корзинку с мягким сеном. Новорождённые обычно кричат и извиваются, но эта просто лежала и, широко раскрытыми глазами, смотрела на восход. Бабушка задержалась на несколько мгновений, удивлённо глядя на жеребёнка, затем с улыбкой буркнула что-то под нос и ушла обратно в хижину.

— Узнаёшь? — послышался под ухом шёпот старухи.

Это... Я? Я усилием мысли перенеслась ближе и заглянула в корзинку. Ой... Я такая... Миленькая. Тем временем из тени показался кто-то ещё. С ног до головы закутанный в грязнейший плащ, увешанный сумками и склянками... Так вот, как он выглядит. Незнакомец подошёл к корзинке, спокойно посмотрел на маленькую меня, и так же невозмутимо ушёл. Спустя мгновение из хижины старейшины показался отец. Как только я поняла, что это он, то крепко зажмурилась и всей душой пожелала прекратить это видение. Мне не нужны были заново вскрытые раны на сердце.

— Для меня, как и для твоих родителей, это оказалось очень тяжело... Отпускать тебя. — раздался под ухом голос старухи, и я снова открыла глаза на берегу серебристой реки. — После того, как я увидела, что ты зебра Кухани, всё уже было решено...

— Этот тип в плаще, тот самый?

— Да, Зекора. Он сам Кухани. Такие как вы почти никогда не остаются на месте своего рождения, разбредаются по всему свету. Судьба сама находит для вас пристанище именно в тех местах, где вы больше всего нужны. Мне очень жаль, что я не могла сказать тебе этого всего сразу, моя дорогая внучка. Когда я рассказала твоим родителям, твой отец долго не мог смириться. Говорил «как я могу привязаться к жеребенку, которого у меня всё равно заберут? ». А тебе потом соврал, что хотел сына. Он до последнего хотел направить тебя по другому пути, но Судьбу не обмануть, ты сама понимаешь... А твоя мать позволила себе заплакать, только видя тебя в последний раз.

— Я так и не нашла её на Церемонии Метки, но, почему-то, знала, что она будет плакать.

— Она гордится тобой, как и все мы.

— Рада слышать... — я, с улыбкой, посмотрела на свои копыта. Мне и правда было радостно это слышать. — Но ведь ты не такая как я, у тебя обычные глаза, но ты находишься здесь, со мной. Что это вообще за место?

— О, это трудный вопрос, но я...

Сидящие недалеко от нас зебры и лошади одновременно открыли глаза и начали оглядываться по сторонам, затем поднялись на ноги и стали распадаться в облачка серебристой пыли. Их примеру последовали все остальные, берега начали стремительно пустеть.

— О, у нас новенькая? Здесь не часто появляются новые лица! — воскликнул незнакомый голос откуда-то с небес.

Старейшина понюхала воздух и скривилась.

— Ну вот, так и знала, что он всё испортит. Ведь и не поговорили почти... — раздражённо промолвила она, — Ладно, пора прощаться.

— Да я вас умоляю, почему вы думаете, что я всё порчу? Ведь мы даже не общались толком! — возразил голос с неба. Его источник, как будто, стал ближе.

— Прощаться? Но у меня еще столько вопросов! — я, не думая, протянула копыто к бабушке, но это было бесполезно. Сердце тут же сжала не то злость, не то обида на это место.

— Тебе предстоит самой найти на них ответы, моя дорогая. — старуха тепло улыбнулась, и я заметила, как она разглядывает моё лицо, будто бы напоследок стараясь получше запомнить его.

— Бабушка, но... Что мне делать дальше?

— Научись танцевать джигу! Это весело! — прогремел голос сверху.

Мимо галопом пробежали две ветвистые коряги, видимо, почувствовав себя антилопами. К нам подскочила Муеуси с бабочкой в зубах. Старейшина почесала её за ухом, пантера подмигнула мне и растворилась в воздухе. Бабочка, которую она держала в зубах, начала улетать, но через один взмах крыльев превратилась в маленькую птичку, ещё через один в пегаса, а ещё через мгновение в огромного дракона. Дракон не улетел далеко, постепенно распадаясь на стайки из тысяч бабочек, подобных той с которой всё началось. Голос с неба принялся что-то напевать.

— Да кто же это? — спросила я, озираясь по сторонам.

— Есть тут один местный. Но, лучше с ним не встречаться, себе доро... — произнесла старейшина, и внезапно с негромким хлопком превратилась в маленькую лягушку. На берегу реки возникло несколько разноцветных зонтов и большой предупреждающий знак «За буйки не заплывать! ».

— Прощай, моя дорогая внучка. Может быть, ещё увидимся, если доживу. — смешным голосом проквакала лягушка и распалась в пыль.

— Прощай, бабушка...

— Ах, какая сцена, какая сцена! — выразительно произнёс голос, и его обладатель звучно высморкался в платок. — Но ты-то не оставишь старика одного, правда?

— Прошу простить, — ответила я, замечая, как мои копыта начинают распадаться серебряной пылью, — бабушка сказала не разговаривать с вами, а я привыкла её слушаться.

— Пф-ф... Вот так всегда. Скучно.

45.

В полной темноте раздавался чей-то тихий плач. Я лежала на боку, и совершенно не могла двигаться, всё тело болело так, будто я обежала саванну вокруг, а потом ещё сутки подряд занималась гимнастикой. Покрывало на ложе оказалось всклоченным и мокрым от пота. Я пошарила глазами вокруг, но взгляду не за что было зацепиться в такой темноте. Когда я попыталась подать голос, вместо слов смогла выдавить из себя только какой-то мерзкий хрип. Во рту было такое ощущение, будто я наелась песка.

— Кто… Нибудь… Дайте… Попить... — старательно выговорила я, кое-как двигая сухим языком.

Зрители постепенно начали шевелиться, и вскоре комната наполнилась заклинаниями света. Я от усталости не могла даже головой двигать, и видела только то, что происходило перед глазами. Пони-писец платком вытирал пот со лба и аккуратно укладывал пачку исписанной бумаги, пачку толщиной в целое копыто. Я так много успела наговорить? Хотя, это отчасти объясняет моё состояние. Чуть дальше, у курильницы, без сознания лежал какой-то единорог, видимо, свалившись со своего места. Его соседи сидели в самых разных позах: кто-то закрывал копытами глаза, кто-то ошарашенно смотрел в одну точку.

Я увидела мадам де-Лис. Веер валялся рядом на полу, испорченный разлитым напитком из её же разбитой чашки. А сверху на него капали слёзы. Белая пони пристально смотрела на меня и беззвучно плакала. Затем медленно перевела глаза куда-то в сторону и поднялась со своего места. Чуть пошатываясь, она ушла за поле моего зрения и произнесла:

— Мистер Холдер... Грей. Это правда? Это всё будет? Вы ведь... Нас не обманываете?

— Нет, мадам ДеЛис. Мне незачем вас обманывать, — устало произнёс Холдер. — Всё, что вы видели, чистая правда. Об этом я и говорил. Именно такой станет Эквестрия. Именно такой она станет, если Селестия победит... — единорог закашлялся, — с нашей помощью. Вы видели всё своими глазами, это не обман и не иллюзия. И вы должны... Вы должны...

— Мистер Холдер, — проговорила мадам ДеЛис таким голосом, которого я от неё совсем не ожидала, — я сегодня же улетаю обратно в Мейнхеттен. Флёр справится с экзаменом и без меня, она поймёт, ради её же будущего... Я расскажу всё мужу. Я расскажу друзьям. У меня влиятельные друзья, Грей! Через неделю многие из них будут в твоём распоряжении.

— Я! — послышался громкий возглас, — я тоже! Мистер Холдер, все мои деньги, моя компания, они теперь ваши!

В комнате поднялся шум. Большинство зрителей сорвались со своих мест и столпились вокруг единорога.

— Друзья! — буквально прокричал Холдер. — Друзья... Сейчас не нужно ничего обещать лично мне. Просто возвращайтесь к своим делам и готовьтесь. Скоро к вам прибудут мои пони с указаниями для необходимых действий. Если что-то в этих указаниях покажется вам подозрительным или непонятным... Обращайтесь лично ко мне, я расскажу всё честно и открыто. Теперь, когда у нас есть это пророчество... Над Эквестрией взойдёт солнце...

— Солнце взойдет! — вторили ему две дюжины голосов.

Я, непроизвольно, скривилась, всё это прозвучало жутковато. Не будь я в курсе их истинных намерений, приняла бы это сборище за каки-нибудь опасных фанатиков или что-нибудь в этом роде. Пони-писец собрал с пола сломанные перья и ушёл, левитируя за собой пачку исписанной бумаги, шум в комнате постепенно стих, а про меня, судя по всему, просто забыли.

Ну и пусть, всё равно нет желания ни с кем разговаривать, хотя стакан с водой сейчас всё же не помешал бы. Я кое-как перевернулась на спину и раскинула ноги в стороны. Если бы это ложе было алтарём, меня сейчас запросто можно было бы принести в жертву какому-нибудь богу Усталости.

На лице сама-собой расплылась глупая улыбка, когда я подумала о старухе и её превращении в лягушку. Хотя, всё равно оставалось несколько вопросов. Во-первых, мне нужно встретиться с этим таинственным Кухани и сказать ему пару ласковых за такие глупые тайны. Как будто нельзя было просто встретиться со мной и всё объяснить. А во-вторых… То, что Испытание еще продолжается, вселяет надежду. Теперь у меня есть стимул двигаться дальше, и я могу отринуть грустные мысли о семье. Но, слон меня раздави, кто нанесёт мне Метку, когда я закончу? Даже если я найду кого-нибудь, кто умеет делать традиционные татуировки, мне придется объяснять ему что рисовать, а это совсем неправильно.

С мыслями о возможном рисунке моей Метки я всего-лишь на мгновение закрыла глаза, инстинктивно стараясь дышать носом, чтобы не терять ещё больше влаги. И… Совершенно не удивилась, проснувшись в своей комнате. Наверное, в бессознательном состоянии я контактирую с пони даже больше, чем в ясном уме. У камина сидела Фид и штопала мой плащ, ловко орудуя иголкой с помощью магии. В который раз я невольно залюбовалась этой единорожкой, и тем, как игла буквально танцует в её магическом поле. Мерзкому пегасу очень повезёт, если у них всё образуется, а если не образуется, то он сам будет виноват.

Я отпила воды из кувшина, предусмотрительно оставленного у кровати, и поднялась на ноги. Единорожка обернулась и с беспокойством посмотрела на меня.

— Мисс, вам не стоит сейчас вставать, после такого, — произнесла она.

— Брось, я чувствую себя вполне сносно, — ответила я, разминая конечности. — если бы я валялась в постели после каждой физической нагрузки, я бы предпочла остаться в своей деревне и делать что-нибудь отличное от... — я поводила челюстью влево-вправо и помассировала щёки копытами, — Ну, в общем, ты поняла. Извини, но мой язык, в отличие от остальных мышц, не привык напрягаться столько часов подряд.

— Я понимаю, мисс. Очень сожалею, что проспала ваше важное выступление.

— Тебя бы туда всё равно не пустили, а из коридора ты бы вряд ли что-нибудь увидела. Есть перекусить?

— Да, конечно, завтрак ждёт внизу, — ответила Фид, обрывая нитку.

— Погоди, сейчас утро?

— Да, ещё совсем рано, даже молочник ещё не приходил. Последние гости разъехались к миттернахт, сейчас в доме только пара слуг леди де-Лис на третьем этаже, она приехала всего на несколько часов, но привезла с собой столько всего!

— Тогда я прямо сегодня отправляюсь в путь, — я взяла у неё плащ, ставший буквально новеньким, и пошла к двери. — Только скажу нашему серому знакомому пару слов.

— Мисс... Вы сейчас вряд ли сможете поговорить с мистером Холдером. Он слёг после вчерашнего вечера.

— Как это, «слёг»?

— Наверное, просто перенервничал. Он очень сильный пони, для своего возраста, вряд ли что-то серьезное. Доктор уже приходил, сказал, что мистеру Холдеру просто нужно полежать пару дней.

— Я должна его осмотреть. Покажи дорогу.

— Но, доктор сказал...

— Знаю я ваших докторов, — жёстко сказала я. Наверное, даже слишком жёстко, единорожка прикусила губу и, пискнув что-то, вышла из комнаты, а я последовала за ней.

Комната Грея Холдера оказалась совсем рядом с его кабинетом, и я почти не удивилась тесноте и довольно бедной обстановке внутри. Когда особняк проектировался, эта комната наверняка была задумана как какой-нибудь чулан. Всю обстановку составляли низкая кровать да письменный стол, загромождённый кипой книг и свитков. Пол вокруг стола оказался щедро покрыт чернильными пятнами разной степени свежести, сам единорог лежал в постели и спокойно дышал. Под полным ужаса взглядом служанки я аккуратно стянула с него одеяло и принялась за осмотр. На беглый взгляд всё действительно не вызывало никаких опасений, ну, тем лучше. Будить Холдера я не стала, да и вряд ли у меня бы получилось, единорог спал как убитый. Наверное, это была его первая спокойная ночь за последнее время.

Мы с Фид вышли из комнаты, и я тихонько затворила за собой дверь. Что-ж, раз поговорить с единорогом не удастся, я могу отправиться в путь прямо сейчас, даже без его помощи. Карту я видела и вполне сносно запомнила. Правда, где-то глубоко внутри появилось какое-то странное ощущение, как будто забыла потушить очаг в хижине, но я не обратила на него внимания. Мне нужно продолжать путь, Судьба всё еще ведёт меня, мне нужно закончить Испытание.

По коридору прерывистым эхом пронёсся звон колокольчика у входной двери. Фидерхаубе навострила уши и спустя секунду, буквально подпрыгнула на месте.

— Молочник! Ох думме думме... — вскрикнула она, коротко мне кивнула и понеслась вниз по лестнице к входной двери.

Желудок снова скрутило это чувство, очень неприятное чувство. Что-то подобное я ощущала тогда с жеребятами, заметив слежку.

— Фид! Стой! — крикнула я, бросившись вслед за единорожкой, но я успела добежать только до огромного портрета важного пони на лестнице, когда служанка уже открывала входную дверь.

Ведь мне всего лишь нужно было прислушаться к своим ощущениям, всего лишь на минутку стать самой собой, а не расслабленной «избранной»... Нет, лучше думать о настоящем.

А «настоящее» выглядело более чем мрачно.

Фид не успела открыть даже наполовину, с той стороны в дверь кто-то ударил так сильно, что служанка буквально вылетела в центр холла и осталась лежать, прижимая копыта к мордочке. Алые струйки расчертили её белоснежную шёрстку и исчезли в тёмно-красном ковре, как будто этот ковёр специально предназначен для таких случаев.

Пока я стояла и в ужасе глазела на Фид, в холл быстро вбежали четверо земных пони, а за ними под потолок взлетели два пегаса. Все как один с этими проклятыми железками на ногах. Через секунду я узнала на одном из них облезлую шкуру Чалка, а ещё через секунду мимо уха вжикнул выстрел, впившись важному пони с портрета прямо в глаз.