Фейерверки

Долгое время Темпест, или Берритвист, таила обиду на аликорниц, что не пожелали вылечить её от самого страшного для единорогов недуга. Но каждый раз, когда она наблюдала за счастливыми выкриками пони, добродушными мордашками, радостно вскинутыми вверх копытами и озорными искорками в глазах жеребят, что любовались на громкие, цветастые и великолепные фейерверки в ночном небе... Темпест понимала, что именно её уникальность позволяла дарить столько радости.

Она и сама радовалась, как жеребёнок, роняя добрые слёзы, но быстро стирая их копытом, чтобы они не мешали целиться. Повыше, чтобы разряды "сломанной" магии не вредили пони, но доставляли им радость. Такие прекрасные в отдалении огненные цветы с шумным, будоражащим душу хлопком распускались на миг — а после медленно тлели, погасая, оставляя за собой лишь лёгкий дымок.

— Очень красиво, Темпест Шедоу, — внезапно услышала она рядом с собой нежный голос. Обернувшись, единорожка тут же преклонилась перед главной правительницей Эквестрии. Принцесса Селестия ласково кивнула ей.

— Как ты видишь, иногда даже то, что было порождено злом, может дарить добро.

— Принцесса... — задрожавшая вишнёвая кобылка поклонилась аликорнице, прижимая голову к полу.

Столько чувств в ней сейчас боролось и столько разноплановых эмоций... Желание уговорить Принцессу вернуть к обычной единорожьей жизни, благодарность за помощь в поиске нового смысла существования... И просто глубокое раскаяние за все злодеяния, причинённые Эквестрии.

Но Селестия сама пришла на помощь отступившейся подданной. Её копытце легло на плечо Темпест, а мордашка приблизилась к мордашке, прикоснувшись носиком к носу — и едионорожка ощутила, как её заполняет светлая и тёплая магия, обволакивающая её душу в мягкое одеяло...

— Это было самое трудное задание для моей бывшей ученицы, — улыбнулась Селестия. — Но я рада, что всё получилось, и ты вернулась на истинный путь.

— Вы? — Темпест удивлённо взглянула на неё. — О чём вы говорите?

Глаза Селестии сверкнули искорками веселья.

— Да, всё произошедшее не делает мне чести, — кобылица подняла голову и огляделась. — Но всё закончилось хорошо. Мы вернули много старых друзей и одолели одного из самых могущественных врагов, что нам угрожал. Ради этого стоило рискнуть.

— То есть... — Темпест тряхнула головой. — Вы что, знали, что мы на вас нападём?

Селестия добродушно рассмеялась.

— А ты и вправду поверила, что смогла одолеть трёх аликорнов? Прости, Темпест, — кобылица прекратила смеяться, но улыбка до сих пор украшала её мордашку. — Ты способна на очень многое. Жаль только, что пришла к своим способностям ты через горе.

— Это многое объясняет... — Шедоу растерянно отвела взгляд. От резкого движения глазными яблоками чуть сильнее заболел старый шрам, напомнив о былом... И засаднил, когда его оросила слеза. — Но... Почему же тогда в вашем добром мире не нашлось никого, кто смог бы утешить меня с самого начала? Почему ко мне так подло отнеслись, как к... инвалиду!?

— Возможно, ты это сама напридумала, — тяжёлую правду Селестия попыталась смягчить прикосновением своего крыла. — Не кажется ли, что ты поспешила обижаться на мир? Бывают и жестокие пони... но далеко, далеко не все. Если тебе так не повезло встретить кого-то, кто не принял тебя такой, как ты есть... Быть может, не с ними изначально связала тебя судьба?

С этими словами Селестия приподняла крыло и указала маховыми перьями туда, где в толпе самых разнообразных пони стояла серая пегаска. Серая пегаска с косыми глазками, серая пегаска, которая весело смеялась, подправляя праздничный колпак и показывая всем вокруг, а в особенности — маленькой единорожке медаль "За спасение от окаменения!". При этом стоявший рядом коричневый жеребец с кьютимаркой в виде песочных часов смеялся вместе с нею, а позже подошёл поближе и поцеловал так, что раскосые глаза на миг приняли нормальный вид.

— Не важно, как ты выглядишь внешне. Гораздо важнее то, что в твоей душе, Беррритвист.