Rock Around the Clock?

Глава VII. Time

«Иногда жизнь бывает очень жестокой.
Но я никогда не жалуюсь — я играю рок!»
Роджер Гловер


В индустрии рок-музыки того времени смерть Джера не вызвала какого-либо переполоха. Нет, конечно были группы, а также соло исполнители, которые в память о нашем друге сочиняли песни. Но в глобальном плане ничего особо ужасного не произошло. «Еще одна группа, еще одна смерть» как написал в своей статье один из известных музыкальных критиков. Честно признаюсь — когда мне в копыта попала данная статья, все что мне хотелось, это посадить автора на тот же поезд, на котором ехали мы. Но, к сожалению, поезд был разрушен, да и это все равно не вернуло бы Джера. Хотя, в этой статье не только Kantar поливали грязью, но так же и другие известные группы. Основной смысл сводился к тому, что рок-музыка уже не та, а многие именитые исполнители ничего не пытаются с этим делать. Даже не обладая знаниями психологии, было понятно, что пони, который написал данную статью, никогда не терял близкого человека. Да что там не терял! Он даже не находил!

Возможно, в чем-то тот критик и был прав. Хард-рок мы уже не играли. Изменив свою музыку, мы также изменили себя. Только через 17 лет Kantar выйдет на сцену и предстанет перед публикой в своем истинном виде: как веселая и жизнерадостная группа. А на данном этапе повествования... мы лишь осколки былого величия.

За названный выше промежуток времени, 17 лет, случилось очень мало каких-либо важных событий. А если более подробно, то из этих семнадцати лет в моей жизни я запомнил лишь фестиваль «April, April is here!», а также поход на Гранд Галопин Гала. Но обо всем по порядку.

После альбома «Just A Albom» мы выпустили другой с такими же грустными мотивами, но на немножко другую тематику. Назван он был «One Day We Are Reborn». Этим альбомом мы хотели донести до фанатов мысль, что еще не все потеряно, и Kantar однажды восстанет из пепла и вновь сможет дарить хорошее настроение многим пони. Эх... если бы мы знали, сколько времени нам потребуется, чтобы осуществить, то, о чем мы пели...

Стоит сказать, что активность нашей группы, в течении пяти лет после смерти Джера, была чертовски низкой. Если раньше мы в месяц отыгрывали 16-19 концертов, то теперь мы едва могли сыграть пять. Все это было связано с плохим настроением, отрешенностью от остального мира, ну и моей боязнью сцены, куда же без нее. Ну и понятное дело, других альбомов, кроме «Just a Albom» и «One Day We Are Reborn» мы не выпустили.

Говорят, что время лечит. И действительно, постепенно мы понемножку начали приходить в себя. Связи Грэвана среди музыкантов классического направления музыки позволили нам добавить новые элементы в наши песни. Теперь, во время звукозаписи нам помогали несколько скрипачей, а также, в некоторых случаях, хор. Прикрутив к блюз-року элементы классической музыки, мы получили очень интересный и красивый жанр, названный позже симфо-роком.

Хоть мы и вышли наконец из застоя, но наша музыка не стала прежней. На смену грустной музыке пришла музыка глубокая и осмысленная. Все элементы в наших песнях были усложнены во много раз. Да и сами песни заметно выросли по длине. Выпущенный в новом жанре альбом «Memory», который состоял всего из пяти композиций, с легкостью это подтверждает.

Теперь стоит немного рассказать о фестивале «April, April is here!». В один прекрасный день, какому-то богатому аристократу взбрело в голову создать рок-фестиваль в честь начала весны. Мда, в середине этой самой весны... ну, у богачей всегда странные причуды. Понятное дело, имея большое количество денег, можно создать что угодно. И вот, 4 апреля того года, недалеко от Понивиля, была сооружена концертная площадка.

Kantar, как одна из известнейших групп, была приглашена на столь крупное мероприятие. И ведь этот фестиваль действительно должен был стать величайшим событием в истории рок-музыки. 3 дня, 3 ночи, более 50 различных исполнителей всех возможных жанров, что может быть лучше?

Как я уже сказал, мы были приглашены на этот фестиваль как выступающая группа. Нам выпала честь открывать и закрывать это мероприятие. Великая честь, если можно так выразиться.
Фестиваль действительно был грандиозным. За всю историю рок-музыки, ни до, ни после, не было такого великолепного концерта. Исполнители сменяли друг-друга каждые пять минут, одновременно со своим выходом меняя общий тон фестиваля. Конечно были и не самые удачные моменты. Говоря это, я имею ввиду падение одного из прожекторов во время выступления группы Poets of the Kanterlot, а также сумасшедшую выходку гитариста скандально известной группы Uncontrolled Fliers. Если коротко, то он в бешенстве уничтожил реквизит нескольких групп, которые должны были выступать немного позже.

Как бы то ни было, но фестиваль прошел успешно. Особенно для нашей группы. Наше выступление на этом фестивале, как я говорил ранее, считают одним из лучших, наравне с теми же концертами «Драконоборец» и «Revival». Я, наверное, кратко расскажу о схеме нашего выступления. В первый день мы должны были открыть фестиваль 16 минутной песней April. Кстати говоря, эта песня, одна из 3-х композиций, которые должны были войти в альбом «Seasons of the Year», который мы начали записывать, но вскоре забросили из-за другой, более интересной задумки. Две другие песни, которые мы записали для этого альбома назывались «A Winter’s Tale» и «Snowpony». И да, они были сыграны на фестивале.

Из-за остатков моей боязни выйти на сцену, открытие фестиваля чуть не сорвалось. Песня «April», как известно, начинается с продолжительной инструментальной части, которая идет 11 минут. Затем начинается резкая смена жанра с симфо-рока на хард-рок, ну и мой выход. Именно в этом и заключалась проблема. Когда Дэйс начал играть основной рифф песни, я побоялся выйти на сцену. Это ведь был не просто концерт, это было открытие трехдневного фестиваля. Из-за моей заминки Дэйсу пришлось на ходу импровизировать с риффом примерно две минуты. Это могло продолжаться и дольше, но я вдруг подумал: а что бы на моем месте сделал Джер? Ответ сразу же промелькнул в моей голове: он бы просто вышел, и начал наслаждаться музыкой, не замечая ничего вокруг. Вспомнив это, я сразу же воспрял духом и вышел на сцену, пропев слова, которые от меня требовалось: «April is a cruel time/Even though the sun may shine» ну и так далее. Я просто наслаждался музыкой.

Весь оставшийся фестиваль прошел для нас на ура. Во второй день мы сыграли такие композиции как: "Snowpony","A Winter’s Tale" и «Very Lucky Day». Ну а в конце фестиваля, рано утром, во время восхода солнца, мы, вместе с другими участниками этого мероприятия, пропели песню «Welcome Home». И это было прекрасно. У меня перед глазами до сих пор стоит эта замечательная картина: участники других групп со счастливыми улыбками на лице поют одну из наших любимых песен, а тысячи пони, которые пришли на этот фестиваль, подпевают нам в один голос. И это все на фоне восходящего солнца. Незабываемо...

В то утро, приобнимая своих друзей и раскачиваясь в такт музыке, я что-то почувствовал. У меня появилась надежда, что Kantar способна возродиться в былом величии. Стоит лишь забыть прошлое. Ведь вчерашний день, всего лишь память, если верить словам нашей песни «High Enough» которая в будущем станет нашим хитом и символом возвращения нашей группы из пучины депрессии.

Мои друзья, похоже, ощутили тоже, что и я. После фестиваля мы стали более веселые и открытые. Конечно музыка осталась такой же, но изменились мы, а это уже что-то.

Со времен фестиваля «April, April is here!» прошло 10 лет. За это время мы выпустили несколько альбомов, дали кучу концертов, а также много интервью в известные рок-издания, но это все кажется мне... незначительным, что-ли? Ну, это если сравнить с тем, что произошло в один прекрасный вечер, когда вся группа отдыхала в нашем «убежище» в Понивиле.

В комнате нас было трое: я, Дэйс и Гилт. Дэйс настраивал гитару, я читал какую-то книжку, а Гилт, против обыкновения, убирался в доме. Грэван же ушел куда-то в обед, сказав, что придет поздно. И он действительно пришел поздно.

— Парни! Вы не поверите, что случилось! — крикнул с порога, чуть ли не выбивший дверь, Грэван.

— Ну и что же? — спросил, без особого энтузиазма, я.

— Смотри, что нам сегодня прислали! — сказал, вытащив из своих седельных сумок четыре золотых билета, Грэван, — это билеты на Гранд Галопин Гала!

— Ага, — ответил Дэйс, не отрываясь от настройки гитары, — надеюсь, мусорка знаешь где?

— Ты о чем, Дэйс? — спросил, поумерив свой пыл, пони.

— Я говорю, можешь смело выкинуть мой билет, — ответил единорог, — я не собираюсь идти на это сборище псевдо-аристократов. У меня есть дела поважнее, например, настройка гитары.

— Ну... ладно. Мы и без тебя сможем повеселиться на Гала. Верно, Малькольм?

— Эм... как бы так помягче сказать, Грэван... я тоже не могу пойти на Гала, — ответил я.

— Но почему?

— Просто понимаешь, я единственный пони в группе, который придумывает слова для песен. А для этого мне нужно время и предельная концентрация. Поэтому, я собираюсь остаться дома, чтобы подумать над новой песней.

— Ладно, — сказал сквозь зубы Грэван и зло посмотрел на Гилта.

— Чего? — спросил недоуменно тот, — не смотри на меня так, мне неприятно.

— Какая у тебя отговорка? — спросил Грэван.

— Эм... я... Малькольм, придумай мне отговорку, — сказал мне полушепотом Гилт.

— Ну не знаю, — ответил я, — ты мог бы вновь лечь спать как раньше.

— Нет, я не могу. После того случая в поезде...

Слова Гилта прервал Дэйс, резко дернув самую тонкую струну на своей гитаре.

— Мы же договорились, — бездушным голосом произнес единорог, — никогда больше не упоминать этот случай. Это было в прошлом, а мы живем в настоящем.

После его слов наступила тишина, прерываемая лишь нашим дыханием. Это продлилось примерно минуту, пока Грэван не решился заговорить.

— Ну может все таки пойдем, а? Хотя бы один раз. Пожалуйста.

— Эх... когда там эта твоя Гала? — спросил я.

— Через два месяца.

— Ну, думаю, я смогу один разочек сходить туда.

— Спасибо, Малькольм! — ответил обрадованный Грэван.

— Ну, мне все равно нечем заняться, — сказал Гилт, — я, наверное, пойду с вами.

— Отлично! А ты, Дэ йс?

— Даже не смотрите на меня, — ответил единорог, — я не люблю этих аристократов. Точка.

— Ну ладно, — ответил Грэван, — думаю, принцесса Селестия не обидеться, что ты не сможешь прийти.

— Стоп, — сказал Дэйс, — там будет принцесса Селестия?

— Конечно! Между прочим она то и отправила нам эти приглашения.

— Ты мог об этом сразу сказать? Если там будет Селестия, то я обязательно пойду! Давно хотел спросить, какого это: быть единорогом, но в то же время уметь летать.

— Странное желание, ну да ладно. Главное, что мы все вместе пойдем на Гала!

Через два месяца мы уже стояли перед главными воротами Кантерлотского замка. В этом празднике был для меня очевидный плюс: я наконец-то смог примерить свой костюм, в котором раньше хотел выступать. Красно-синий пиджак, красно-синий цилиндр, все под цвет моей гривы. Почему я все время выступал в старой куртке коричневого цвета, а не в этой замечательной одежде, которая так прекрасно сочетается со мной? Я просто забыл о ней.

Дэйс был одет в свою обычную одежду: черная куртка, черная шляпа и конечно же черные очки. Он сказал, что идет на Галу только чтобы задать вопрос принцессе Селестии, а не чтобы походить перед псевдо-аристократами наряженным как не понять что. Ну и конечно же, он осудил мой наряд. Гилт и Грэван были одеты в строгие черные пиджаки. Наверно поэтому Дэйс не обратил на них внимания, осуждая мою одежду.

Как и предсказывал Дэйс, на этом празднике было довольно скучно. Слишком скучно. Войдя в замок, мы сразу разделились и каждый пошел делать то, за чем пришел. Дэйс направился к принцессе Селестии, Грэван убежал куда-то в толпу аристократов, ну а Гилт пошел поближе к еде и пуншу. А я... я просто решил погулять по замку, т.к. пришел сюда только из-за Грэвана. Кто же знал, что бродя по замку, я найду то, из-за чего буквально через несколько месяцев Kantar возродится.

Когда я прогуливался по королевскому саду, меня кто-то окликнул.

— Да? — спросил я разворачиваясь

За моей спиной стояла красивая кобылка, с синей гривой, одетая в платье, лучше которого мне не приходилось видеть. Её голову украшала диадема, украшенная нескольким сапфирами. Черт побери, да она была прекрасна!

— Здравствуйте, вы ведь Малькольм Фрелиц, верно? — спросила она. Её голос... это просто идеально.

— Да, это так, — ответил я, — а вы?..

— Меня зовут Кэрри, — ответила она, — я журналистка издания Hard-Rock Pony и я хотела бы задать вам несколько вопросов.

— Да, конечно, задавайте, — сказал я. Мне было все равно, что она спрашивала. Я хотел лишь еще раз услышать её чарующий голос. Да черт побери, я готов был рассказать ей о самых сокровенных тайнах участников нашей группы! К примеру, то, что Гилт в свои 42 года спит с плюшевой игрушкой.

— Странно встретить именитого рок-музыканта на таком мероприятии, — сказала Кэрри, — вам здесь не скучно?

— Пока вы не подошли, было действительно скучновато, — ответил я.

— Вот как? Интересно.И все таки, что вас привело на Гранд Галопин Гала?

— Хотите я угощу вас пуншем? — зачем-то спросил я.

— Я бы не отказалась, — ответила Кэрри.

Мы направились в замок, где я угостил её пуншем, а также ответил на все вопросы. Помимо своей красоты и потрясающего голоса, Кэрри была также интересным собеседником. Мы несколько часов разговаривали о чем-то совершенно неважном. Мы хотели лишь слышать и видеть друг друга.

Этот вечер был самым прекрасным в моей жизни. Чуть позже мы с Кэрри начали встречаться, а через 3 месяца поженились.

И это было именно то, чего не хватало нашей группе. Частичка любви. Окрыленный этим прекрасным чувством, я сумел взбодрить своих друзей. Это стало последним шагом к нашему возрождению. Теперь мы с гордостью могли сказать — Kantar жив!