Квинтэссенция свободы

Игра разума

Ты страшился тысячи вещей... Но все это были лишь маски, лишь видимости. На самом деле страшило тебя только одно: решиться сделать шаг в неизвестное, маленький шаг через все существующие предосторожности. И кто хоть один раз оказывал великое доверие, полагался на судьбу, тот обретал свободу.
(Герман Гессе)

Тихая больница на окраине небольшого провинциального городка. Но пони тут полно. Кто-то лежал в реанимации, корчась от боли, кто-то спал в стационаре. Дежурная медсестра сидела в полудреме у свечи. И у всех что-то было в голове. Навязчивые идеи, мешающие спать, будоражащие сознание — как же их много! У всех свои черви. Кто-то любит кексы, кто-то мечтает жить в Кантерлоте, кто-то грезит о том, чтобы найти своего «особого» пони. Идеи, как черви, прогрызают мозг, ты пытаешься думать о чем-то другом, игнорировать, отрицать, но правда всегда будет лежать на поверхности. Мозг живет отдельно от нас, не правда ли? Поэтому многим пони не спалось. А кто-то и вовсю бодрствовал.

Рэйнбоу Дэш не думала. Работало лишь воображение. Остальное доделал лишь писатель за стальной машинкой. Он слонялся из стороны в сторону по комнате, надеясь на вдохновение. И оно приходило, нежно гладя локоны гривы и давая умиротворение. Зачем же он писал? Может, для выгоды. Может, и правда от чистого сердца. Кто он? Как он мог такое создать, покорив сердца миллионов читателей? Никто никогда не узнает. На потрепанной книжке не было имени автора.

Дэш запаслась фонариком из кладовки, когда ходила в туалет. Она была с головой накрыта одеялом. Фонарь освещал старые страницы замечательной книги. Со стороны одеяло походило на шатер какого-нибудь хана. Внутри течет жизнь, внутри светло, но что там, под покровом ткани? Простых людей в шатры к ханам не пускали. А кто такой хан, кстати? Дэш не знала такого слова.

Она смотрела на страницы. Но видела не бумагу. Она видела, как храбрая Дэринг Ду преодолевает немыслимые преграды, охотясь за бесценным сокровищем. Она была любительницей приключений — как, собственно, и сама Дэш. Она была своего рода хищницей, яростно сражающейся за свободу. Дэш завидовала ее характеру. Хотя... Была ли это Дэринг Ду?

Да, Дэш слилась с ней на этих страницах. Удивительное дело — роман был написан от третьего лица, но Рэйнбоу ощущала, что Ду и она — одно целое. Слишком уж они похожи. Слишком уж они одинаково рвались к свободе, раз за разом хватая новые лакомые куски счастья. Быть мертвым — быть свободным. «Легче умереть, — думала Дэш, — чем оставаться взаперти». И отчасти это правда. Этой пегасихе всегда была нужна свобода. И даже в те моменты, когда она с огромной высоты наблюдала за землей, находясь на вершине свободы, она мечтала о чем-то большем. Улететь куда-нибудь далеко. Очень далеко. Чтобы ветер свистел в ушах долго-долго, прежде чем она бы выдохлась и резко остановилась. Где она? Где она нашла свой приют, находясь за пределами этой самой свободы?

Она была на луне.

Ей было душно под одеялом. Дэринг Ду приоткрыла край бархатного покрывала как раз с той стороны, где в нескольких метрах от нее хрипел Контуженный. Его так называли даже медсестры, так как имени у него не спросили — у него была раздроблена челюсть. Он был странным. Он был молчалив и угрюм. Он не ел сам, ему в глотку была вставлена прозрачная трубочка, через которую поступала еда. У него были переломаны кости. Как это случилось? Медсестра говорила, что его нашли таким в овраге. Он был без сознания. И он вряд ли был благодарен врачам, вытащившим его из пучины спокойствия. Да, его было жаль.

Но что-то было странным. То, с какой ненавистью он смотрел на врачей, нежно проводивших процедуры, немного пугало. Он был безумен. У него однажды был припадок. Пошла пена изо рта, он задергал пораженными конечностями. Набежало врачей. А он, как мог, отталкивал их. Тело в агонии мучительно требовало продления жизни. Но мозг, эта странная машина, хотел смерти. Он хотел умереть, но ему не дали этого сделать. Черви... Черви в голове...

С тех пор Контуженный привязан к кровати. Он не мог перемещаться в принципе — но он был привязан. А Дэш, которая не задумалась об этом, нырнула обратно под одеяло. Дэринг Ду ждала ее. Свобода ждала ее.

Это была как магия — Твай рассказывала ей о своих занятиях. Нужно сосредоточиться, отогнать прочие мысли, сконцентрировать внимание на заклинании. Это и было заклинание. Бумс! Дэш стояла посреди тропического леса в костюме искателя приключений. Она огляделась. Солнце светило, но было прохладно. Какой-то жуткий ветерок гулял между деревьями. В джунглях было опасно. Но Дэринг Ду знала, на что идет.

Продираясь через лианы и кусты, она наконец увидела огромную ступенчатую пирамиду, покрытую зарослями. В ней, видно, никто уже с тысячу лет не бывал. Вход обрамляла каменная композиция, изображавшая голову демона. Проходить нужно было прямо к нему в пасть. Ду так и сделала.

Пережить опасные ловушки на своем пути было легко, хотя она много раз была на волосок от смерти, ледяное дыхание которой так и прокатывалось по груди, когда ей грозила опасность. Почти добравшись до конца гиблого коридора, Ду нечаянно нажала на какую-то платформу. Старые механизмы запустили в нее топором. Она заметила его слишком поздно. Просвистев в воздухе, топор прошил ей бок. Длинный глубокий порез проходил в сантиметрах от травмированных крыльев. Было больно, но Дэш терпела. К счастью, у нее остался бинт, которым она и перебинтовала рану.

У нее и правда болел бок. Боль перекатывалась по телу. Дэш стало трудно дышать, она откинула одеяло и свалила книжку с фонариком на пол. До чего ей стало жутко, когда дышать стало ничуть не легче. Она застонала. Боль стала отчетливой. Она была тупой, как удар дубиной по голове, она была тугой, и каждая клеточка тела пронизывалась ей. Не думать о ней было невозможно. Мозг говорил: «Тебе больно, очень больно. Но она — твой друг. Прими же ее. Пока ты чувствуешь боль, ты еще способна жить»

Но Дэш не хотела ничего слушать. Она хотела, чтобы этот ад прекратился. Теперь она протяжно завыла. Ей казалось, что она слышит, как внутри что-то трескается. Боль все нарастала. Ей стало страшно. С таким она никогда не сталкивалась. Храбрая Дэринг Ду вжалась куда-то в темный угол ее души, давая простор и раздолье невыносимым страданиям. Дэш стиснула зубы, но крик все же вырвался из ее груди, протяжный, утробный крик. Контуженный проснулся и поглядел на Дэш с интересом. Он улыбался. Он был псих.

Прибежала медсестра, и начала ощупывать Дэш: где, что болит? Дэш не отвечала, она просто кричала. Ее тело было проткнуто тысячей кинжалов. Грудь сдавливало, словно на ней лежала груда кирпичей. Кожу жгло, Дэш тошнило, она закрыла глаза и отдалась воле Мира. Рэйнбоу думала о свободе: улететь далеко-далеко, подальше от чужих глаз, подальше от мира.... Подальше от земли?

Врачей было трое. Они ее скрутили и положили на бок, врач готовила укол.

— Это мышечный спазм.... Это спазм...

Кто-то повторял эти слова.. На что они ей? Дэш слышала их через пелену туманного рассвета. Она летела к нему навстречу. Она летела в новый день... Она летела в рай.

Губы медсестры неслышно шевелились. Она что-то говорила, но Дэш не слышала что. Стояла глухая и тупая тишина. Капли лекарства упали на пол. Странно, кажется Дэш этот звук услышала. Тихий-тихий всплеск... Медсестры беззвучно двигались. Одна из них помазала грудь Дэш спиртом и занесла свой угрожающего размера шприц над ней.

А Дэринг Ду была теперь смела. И она, похоже, понимала Контуженного. А тот все смеялся своим хрипом ей в лицо. Дергался в конвульсиях смеха, глядя на ее страдания.

Дэш отделилась от тела, исчезла. Пройдя через длинный коридор, она вышла в свет. Она находилась в белой комнате. Было неуловимо уютно. Боли не было и в помине. Перед ней стоял Контуженный, перевязанный бинтами, весь в кровоподтеках и ссадинах. Он смотрел ей в глаза. Она смотрела в глаза ему. Что-то их объединяло, но что?

— Я уже не жилец, — сухо проговорил ей инвалид, — а тебе еще жить с этим. Я же отправлюсь в лучший мир.

— Но зачем мне здесь оставаться? Мне же и так не познать свободы. Так зачем я живу?

Контуженный рассмеялся и произнес ей лишь:

— Ты еще молода и многого не понимаешь. Ты должна постигнуть Истин сама. Ты не можешь сдаться сейчас. Деринг Ду в тебе.

Он указал туда, где жарко билось сердце смелой пегасихи. И, жутко улыбнувшись изуродованным лицом, добавил:

— Шоу должно продолжаться.

Он топнул копытом. Резким движением медсестра вогнала иглу шприца между ребер Дэш. Металл прошел сквозь плоть. Дэш открыла глаза, распахнула рот и сделала глубокий, болезненный вздох. Страшный, очень страшный крик боли и отчаяния прорезал всю округу. Дэш вернулась. Огромный валун звуков и ощущений обрушился на нее снова. Она больше не уплывала. Она корчилась на кушетке, ее держали две медсестры. Ей было больно. Очень больно.

Со слезами на глазах она посмотрела на врачей. Им было больно ответить ей взглядом. Медсестра, что сделала ей укол, положила копытце ей на грудь.

— Мы тебя вытащили. Спокойно. Скоро это пройдет, — по-матерински тепло произнесла она. Дэш отвернулась от нее. Она еще дрожала от боли. Пегас нашла в себе силы посмотреть на Контуженного. Их взгляды пересеклись. Контуженный так же смеялся, хрипло, разрывая горло, это доставляло ему мучения, но он продолжал. Он хохотал и смотрел на нее. Но в его взгляде не было насмешки. В его взгляде была боль.

Медсестра отошла и задернула штору между двумя пациентами. Связь разорвалась. Дэш еще минуту смотрела на белоснежную занавеску, а затем все потемнело. Она потеряла сознание.

Сон был неспокойным, но на удивление расслабляющим. Дэш будто освободилась от чего-то жуткого, чего-то, что уже долго терзало ее. Дэш что-то снилось. Что-то теплое, близкое, такое дорогое. Это хотелось подпустить к себе и отдаться ему. И она блаженствовала, накачанная наркотиками. Но потом ей начал сниться кошмар. Животный ужас будоражил сознание. Она была словно под водой, и кто-то тянул ее на дно. Она всеми силами старалась всплыть, но поверхность все удалялась. Воздуха в легких хватало лишь на крик — и он раздался. Неслышимый, булькающий, странный. Крик ужаса. Она видела над поверхностью Контуженного.

Тот что-то говорил. Очень тихо. Вода поглотила звуки, и Дэш шагнула за край реальности.

Она резко вскрикнула, проснувшись. Был слышен отголосок той боли, что Дэш ощущала вчера. Над ней стояла Твайлайт. Она шептала ей, грустно улыбаясь:

— Привет, самая быстрая пони.

Рэйнбоу Дэш была так благодарна судьбе, что ее подруга пришла. Едва ли она когда-нибудь так ценила дружбу, как в этот момент. Как же Дэш было стыдно за то, что она прошлый раз выгнала Ей захотелось вскочить и обнять Твай, поплакаться ей, побыть слабой наконец. Она дернулась. Но не смогла встать. Она была пристегнута ремнями к койке. Она не могла пошевелить конечностями.

«К кровати пристегивают только психов»... Черви в голове.

— Привет, я так рада тебя видеть... — Дэш улыбалась, но ей было страшно осознавать, что она бездвижна. Даже здесь, будучи запертой в больнице, она была стянута узкими путами страданий. Кто-то хотел лишить ее воли.

Они отобрали у нее крылья — но у нее есть ноги, и она свободна.

Они заперли ее в больнице — но у нее есть тело, она не скована. Она свободна.

Они связали ее и лишили возможности обнять лучшую подругу — им никогда не лишить ее разума. Хотя и он порой оборачивался против своей владелицы, он был ее спасительницей.

Дэш повернула голову налево — и увидела пустую, красиво застеленную кровать. Нет той боли, нет той крови, что когда-то населяли эту комнату. Все было чисто и прибрано. Но голову не очистишь, память не приберешь. Все, что здесь происходило, было сосредоточено в ее мозгу... Черви в голове. А голова побаливала.

— Мне так жаль, что с тобой произошло такое, — грустно и тихо произнесла Твай, честно глядя на Дэш своими глубокими фиолетовыми глазами, — Я читала медицинские книжки, но не знала, что такое бывает.

Она замолчала на мгновение. Затем, сглотнув, продолжила:

— Они сказали, что ты перенервничала, читая книжку. У тебя начался неконтролируемый спазм мышц, и ты чуть было не погибла. Ты, похоже, слишком впечатлительна. Извини, но я вынуждена забрать у тебя эту книжку...

Она телекинезом притянула книжку с Дэринг Ду. Это все, что было у Дэш. Это единственное, что давало ей надежду. Это единственное, что выпускало ее из больницы, пусть даже и в опасные джунгли. Это — ее жизнь. Это — Дэринг Ду. Дэш не хотела отпускать ее. Пусть даже на несколько дней.

Но она не подала виду. Она спросила лишь:

— А что с Контуженным?

— С кем?

— С тем парнем, что был на другой койке..

Твайлайт смутилась и скривила губы. Ответ угадывался в ее глазах. Дэш, несмотря ни на что, не хотелось верить в ужасную правду.

— Дэш, дело в том, что...

У пегасихи начали рваться ниточки души. Она... Она была одна... Черви в голове.

— Твой сосед умер вчера ночью. У него случился приступ, — продолжала она, заикаясь, — а в тот момент все отвлеклись на тебя. Он не издал ни звука. Похоже, он отключил свой аппарат жизнеобеспечения. Никто ничего не заметил..., — и тут Твайлайт осеклась, осознав, ЧТО сказала. Язык мой — враг мой.

Дэш не верила своим ушам. Как? Мурашки прошли по ее телу. Ей казалось, что в комнате повеяло могильным холодом... Она убила этого пони! Она убила Контуженного! Ей было жаль, бесконечно жаль, но это она была виновна. Ей самое место в этих оковах! Доктора вложили в него столько сил, так старались его вытянуть, а теперь... Дэш так крепко зажмурила глаза, что пошли слезы. Она всхлипнула . Твайлайт было тяжело смотреть на страдания подруги, как физические, так и душевные.

— Почему меня привязали, — процедила сквозь зубы Дэш, — Почему?!

— Ты, я не знаю, я просто..., — неуверенно проговорила Твай, как вдруг в комнату заглянула медсестра и произнесла:

— Э... Твайлайт? Мы можем поговорить минуту?

— К-конечно, — ответила пони и вышла за доктором в коридор. Они отдалились от палаты, так что их было не услышать. Но Дэш по-прежнему их видела. Неудобно изогнув голову, она жадно за ними следила.

Разговор был серьезен. Медсестра стояла спиной к Дэш, и пегас видела лишь реакцию своей подруги, которая то и дела бросала на нее взгляды, полные боли. Она слушала с минуту, как вдруг медсестра вплотную приблизилась к Твай и что-то произнесла ей на ухо. Это был диагноз. Твайлайт раскололась. Бросив последний, раздирающий душу взгляд на Дэш, она зарыдала.

Она не могла сдержать свои эмоции. Ей было так плохо, что ноги подкосились. Медсестра похлопала ее по плечу и удалилась. Твай на ватных ногах вернулась в палату и стала в двери. На ее глазах были слезы. Глаза Дэш смотрели твердо, но тоже заплывали.

— Прости, — шептала Твай, подходя к кровати, — прости меня.

Дэш прикусила губу. Она выглядела непоколебимой, но внутри у нее все рвало. Хотелось провалиться. Весь мир вокруг превратился в комнату пыток. Было ужасно осознавать свою безысходность.

— Обними меня, — сквозь слезы проговорила Рэйнбоу Дэш, — Обними меня.

Твай подошла, и рыдая, прильнула к ней. Слезы единорожки окропили Дэш. Твай была теплой и дрожащей. Дэш было неуловимо уютно и приятно. Видимо, это и было тем самым мягким и теплым существом из сна. Твайлайт Спаркл. Она хотела бы, чтобы это не кончалось. Но нужно быть твердой и решительной.

— Я люблю тебя, и я всегда буду рядом, — сказала Твай и поцеловала пегаса в лоб, — хочешь, я...

— Иди, — сказала Дэш. Ей не хотелось, чтобы подруга видела ее страдания.

— Но, ты...

— Иди, — повторила она дрожащим голосом.

Твай кивнула и вышла в коридор. Перед тем, как свернуть и скрыться из глаз, она обернулась и последний раз одарила пегаса взглядом. Дэш попыталась ответить улыбкой... Но это было сложно. Твай послала ей воздушный поцелуй и ушла.

Дэш еще несколько минут смотрела на то место, где когда-то стояла ее лучшая подруга, частичка ее самой. Но сейчас там было пусто. Осознав наконец положение вещей, Дэш заплакала. Она долго себе этого не позволяла, но теперь дала волю чувствам. Она осталась одна. Больше нет никого. Разум начал рисовать лики друзей, которые заботились о ней. Но это был лишь самообман. Никого с ней не было. И не будет... Черви в голове.

Она была больна.

... А потом медсестра кормила Дэш. Как маленького ребенка, ложечкой. Дэш было ужасно стыдно, в горле стоял комок, еда не лезла в рот. Она почувствовала себя еще тем непослушным жеребенком, который принципиально отказывался есть кашу. Проглотив лишь чуть-чуть живительной пищи, Дэш сдалась. Она отказалась есть дальше. Это было выше ее сил.

А есть хотелось. Полдня пегасиха провела, разглядывая пейзаж, который висел у нее в палате. Ничего особенного, холм, лес да гора сверху. Но сознание Дэш начало заполнять эти края пони: храбрыми рыцарями, ранимыми принцессами, королями и колдунами.

Пробираясь через скалы, поскальзываясь на скользких камнях, шел по горе монах. Он остановился на секунду, чтобы посмотреть на долину, раскинувшуюся перед ней. Там, внизу, светило солнце, пели птицы, пони улыбались друг другу. Идеальное место, чтобы обрести покой.

Внизу бурлила жизнь. Кто-то покупал, кто-то говорил, кто-то воевал, кто-то любил. Все шло своим чередом... И все были счастливы.

Дэш было жутко неудобно в ремнях. Затекала шея, в спину стреляло. Она старалась разминать конечности, как могла. Но это не всегда помогало.

Она все чаще просила медсестер освободить ее. Она клялась, что будет себя спокойно вести. Но они все еще опасались снимать с нее ремни. Когда Дэш захотела в туалет, медсестра отстегнула ее на минуту, провела ее до уборной и сторожила кабинку, пока та не вышла.

Часы шли месяцами. Она все отчетливей слышала стук секундной стрелки. Он бил ей по мозгам, он был оглушителен. Иногда она рассказывала сама себе анекдоты. Придумывала истории про Дэринг Ду. Видела себя в древних катакомбах, в поисках сокровищ. Она видела себя на свободе.

Ночь тяжело свалилась на Дэш, словно пыльный мешок. Ночь оправдывала ее бездействие. Но ночь была глуха и страшна.

Запертая в свои оковы, Дэш дала свободу разуму. Зачем ее привели в эту больницу? Будут ли ее приступы повторяться? Что скрывают от нее врачи? Вопросов было много. И ей было до того досадно, что никто не знает на них ответа, что хотелось зарычать...

— Почему я здесь? — вслух спросила Дэш тьму, — чем я хуже остальных? Да, я не ценила свободу. Но чем же я заслужила такое наказание?

— Ты должна понять, что значит быть свободной...

Контуженный стоял в дверях. На нем не было бинтов. Он был красивым земным пони средних лет. На его крупе проглядывался символ его бесспорного таланта — полураскрытая книжка. Его грива была черной и немного растрепанной. Его глаза были усталыми и полными горького опыта.

Дэш даже не удивилась, что увидела его здесь. Она наоборот обрадовалась. Он пришел, чтобы ответить на ее вопросы. Он решил составить ей компанию. И ей это нравилось.

— Кто ты такой? — спросила Дэш, глядя на него огромными кристальными рубиновыми глазами.

— Я лишь маленький пони с большими амбициями, — ответил он с улыбкой, — Но тут другое важно: кто ТЫ такая?

Дэш хотела сначала указать на бессмысленность этого вопроса, но осеклась и задумалась. Кто же она на самом деле? Самая быстрая летунья в Эквестрии? Но ее крылья сейчас не работали. Чего она стоила без них? Чего они все стоят? Пинки без радости, Джеки без ловкости, Рэрити без щедрости и грации, Шай без доброты, Твайлайт без магии? В чем смысл их элементов? Была ли Дэш так верна, как о ней думали? Похоже, она и сама не знала. Она была лишь маленькой пони. Одной пони, частью...

— Большого стада, — закончил за ней Контуженный. Дэш удивленно смотрела на него, а он задумчиво прошелся по палате, поглядел на пейзаж в пластмассовой рамке, зевнул и уселся на свою койку. Пегасиха не отрываясь смотрела на него. Он тоже смотрел. На звезды в окне. Глаза его блестели.

— Это стадо... Серая масса. Мы сами по себе ничего не стоим, но попадая в сердце механизма, мы тут же становимся его частью. Мы думаем, что мы уникальны, неповторимы, неотразимы. Но никто этого не ценит, никто не замечает. Тебя втаптывают в самую гущу покора. И ты остаешься там. Ты мечтаешь вырваться, любой мечтает, но не каждый может...

Дэш моргнула на секунду, и Контуженный очутился с другой стороны кровати, прямо вплотную к пегасихе:

— Ведь из системы нельзя сбежать!

Последнее он произнес зловещим, громким шепотом. Она, кажется, чувствовала его дыхание. Он был так близко, что она могла рассмотреть цвет его глаз. Они были ярко-голубыми. Он как-то странно, завораживающе смотрел на нее, и этот взгляд ее пугал. Она уже видела нечто подобное, когда Пинки Пай была... немного не в себе. Впрочем, ощутив это, Контуженный отстранился и снова обошел ее.

— Мы не просто так встретились, верно? — тихо спросила Дэш.

Он остановился. Вздохнув, пони ответил:

— Ты права. Но все в нашем мире закономерно, не так ли? Не могла же Твайлайт случайно оказаться в вашем городе? Не могли же вы случайно оказаться олицетворением Элементов? Что-то точно управляло твоей подругой...

Он умолк на секунду. Затем, ухмыльнувшись, добавил:

— Или кто-то.

Дэш это не понравилось. Она хотела возразить, шквал вопросов закружился в ее голове, она желала многое узнать, но спросила о чем-то ином...

— Откуда ты знаешь про элементы и про все остальное? — прозвучало из ее уст, хотя ответ лежал на поверхности.

— Что знаешь ты, то знаю и я, глупышка. Мы же одна масса, забыла? — он хмыкнул,- Ты напоминаешь мне самого себя, молодого, дерзкого, оставленного всеми. И я тоже наивно желал бороться. И я тоже снова и снова наступал на одни и те же грабли. Но я не был так открыт и искренен, как ты. И я завидую тебе. В какой-то степени.

— Как тебя зовут? — этот вопрос Дэш задавала себе уже очень давно. Но ответ был более чем загадочен.

— Ты все узнаешь сама, тебе нужно лишь проявить волю. И главное, помни: самое важное порой скрыто от глаз.

Дэш решила не продолжать эту тему. На какое-то время в комнате повисла тишина. Контуженный задумался. Затем, почесав подбородок, сказал:

— Твой мозг часто обманывает тебя. Но вы — одно целое. Он бывает в таких местах, о которых ты едва слышала. Порой, мы потакаем лишь ему одному, забыв о других частях тела. Собственно, все что существует, есть только благодаря ему. Но на то нам и разум.

И, промолчав, он закончил:

— Многое переосмысливаешь, находясь ТАМ, не правда ли?

— О чем это ты? — переспросила Дэш.

Контуженный лишь по-отечески улыбнулся и указал на окно. Дэш перевела взгляд на панораму мириадов звезд. Посреди этого гармоничного хаоса отблесков светила луна. Такая далекая. Но такая притягательная.

Пегас вновь посмотрела туда, где был Контуженный. Он исчез. Дэш осталась одна. Но разве ее кто-то посещал?

Луна продолжала светить, кто-то продолжал стонать за стеной, а кто-то и вовсе спал. И Дэш старательно попыталась уйти в мир снов. И она ушла. Но ей ничего не снилось.

А наутро фортуна улыбнулась ей. Врачи отвязали пегасиху. Эй было бесконечно радостно, хотя контроль за ней шел жесткий. Но твердо заверив мучителей, что не будет нервничать, она наслаждалась свободой действий. Она кидала мячик, потягивалась, пробовала шевелить крыльями — пока еще больно.

Мысли про беседу с Контуженным не выходили из головы. Она что, сходила с ума? Наверное, в какой-то степени да. Но что понадобилось этому странному пони от Дэш?

У них была незримая связь. В тот самый момент, что Дэш заново родилась, контуженный отбыл в мир иной. Он даровал ей свою жизнь?

А почему Дэш увидела его? Это была галлюцинация, или сон, или что еще похуже... И чем таким ужасным она была больна?

Последнее, что Дэш помнила, это то, как она взмыла выше обычного, за облака, где была граница Неба и Земли. Похоже, что она взяла немыслимую высоту, у нее затруднилось дыхание, закружилась голова и она потеряла координацию. Ей повезло, что она приземлилась в стог сена. А могла упасть и на скалы. В любом случае, скорее всего, Дэш потеряла сознание еще в воздухе. Какой ужас! Как она, интересно, в тот момент выглядела? Дэш надеялась, что не сильно позорно.

Дэш изучила то место, где спал когда-то Контуженный — он якобы сидел здесь ночью. Следов, естественно, никаких не было. Кровать была обычной. Но в ящике прикроватного столика Дэш нашла старую тетрадку — потрепанную, с золотым тиснением, и отсутствующим текстом. Внутри было пусто. Жаль. Она была такой же странной, как и сам Контуженный. На всякий случай Дэш спрятала ее у себя.

Ей очень хотелось посмотреть свою историю болезни, которую она видела иногда у врачей. На дальней стороне ее кровати висела табличка, на которой было лишь ее имя, и диагноз — вывих крыльев, кровоподтеки, трещины в костях. Но это было не все. Вся правда скрывалась в заветной папочке. Они приходили с ней, клали рядом с Дэш, но та не могла даже глянуть в нее — за пегасихой смотрели. Ей не давали узнать о себе правду. Почему? Они сами говорили, что там слишком много писанины, медицинской лексики и прочего вороха ненужной макулатуры. Ей было просто не понять... Но Дэш не верила.

К ней иногда приходил врач, ставил не вполне приятные уколы, проверял реакцию, щупал крылья. Дэш терпела все эти процедуры.

А в обед пришла Эплджек. Она улыбалась, смеялась, и принесла с собой вкуснейшую шарлотку. Врачи еле согласились позволить Дэш ее съесть. А та сразу воспользовалась возможностью — отхватив большой кусок острым ножом, она принялась вгрызаться во вкуснейший пирог. Джеки наблюдала за этим парадом чревоугодия с улыбкой.

— Вижу, тебе понравилась домашняя выпечка, сахарок. Ну, каково тебе здесь? Я слышала, через что ты прошла. Надо быть очень сильной, чтобы все это пережить. Я горжусь тобой.

Дэш отвлеклась от еды на секунду и гордо сказала:

— Я даже не пикнула.

Джеки усмехнулась. Она знала всю правду в подробностях. Ей все сказали. Но она не хотела рушить минуту торжества пегасихи.

— Да ты что? Ух, какая ты молодец. Боюсь, я бы и сама орала как резаная..

Дэш вздрогнула... Резаная... Отчего-то ей вспомнилась Пинки, в минуту своего упадка. Что-то очень неприятное закружилось в ее голове, и она отложила пирог на тарелку.

— Что-то случилось, сахарок? Ты выглядишь испуганной.

— Ты же говорила с врачами, верно?

Пони в шляпе кивнула. Она понимала, к чему идет разговор. Дэш протерла глаза и очень серьезно посмотрела на подругу. Выедающим взглядом.

— Что со мной? Скажи мне.

Джеки действительно знала всю правду. Но говорить не хотела.... Не могла.

— Ты... У тебя... крылья...

— Да все я знаю про крылья! — Дэш ударила копытом по кровати, — Что ЗДЕСЬ?!

Она указала на голову.

— Что с моей головой? Я псих, да? Я знаю, они тебе сказали. Вы не хотите поставить меня перед фактом...

— Сахарок, остынь, — странное поведение Дэш начало принимать угрожающие обороты. Она откинула одеяло с слезла с кровати. Эплджек начала отступать. Дэш медленно двигалась в ее сторону. Что-то непередаваемо страшное было в ее движениях — медленных, но опасно четких и точных.

— Скажи мне... Скажи мне! Я должна знать, — безумным шепотом повторяла пегас.

— Тише, тише, Дэш, не нервничай...

— ГОВОРИ! — громко вскрикнула ее подруга.

— Я... не..., — смялась Эплджек, замерев на секунду. Затем она резко развернулась и убежала из палаты.

— Эплджек! Стой!, — пегасиха, осознав свою ошибку, кричала ей вслед, — Прости меня!

Джеки свернула за угол. Ее больше не было.

— Прости меня. Прости меня... Прости..., — уже шепотом закончила Дэш. Слезы опять навернулись на глаза. Опять ушла подруга. Опять было больно. Она вернулась, легла на свою кровать и закрыла глаза. Попыталась вспомнить что-нибудь приятное, но в голову ничего не пришло. Мозг опять сыграл с ней злую шутку.

Она, видимо, неслабо стукнулась головой. Голубой пегасихе было бесконечно стыдно. Но что сделано, то сделано.

Во второй половине дня Дэш вертела тетрадку Контуженного, пытаясь понять ее загадку. Страницы были пустыми. Ничего, ни единого знака. Должен же он был оставить хоть что-нибудь о себе...