FO:E - "Проект Титан"
Месть - это блюдо, подающееся болотным.
[ЗАДАНИЕ: ОБНОВЛЕНО]
[ПРЕСЛЕДОВАНИЕ]
[ПОСЫЛКА ПОХИЩЕНА. ВЕДЕТСЯ ПРЕСЛЕДОВАНИЕ]
[УРОВЕНЬ УГРОЗЫ: УМЕРЕННЫЙ].
Горлорезы.
Им не зря дали такое название, которое они полностью оправдывали. Еще одна банда на Пустоши, которая решила подняться среди прочих, своей жестокостью напоминая рейдеров, а костюмами – мобстеров из Нью Пегаса и Филлидельфии. Но звериное нутро обязательно прорвется сквозь наносной лоск, и под довоенными деловыми костюмами проглядывала все та же вчерашняя местечковая банда, звериным нравом скрывающая собственный страх.
Вот и сейчас, пока мы прыгали вокруг со здоровяком, ни один и валявшихся на полу не рискнул потянуться к оружию и помочь этому бугаю, истекающему кровью из десятков колотых ран. Я использовал металлический зонд пип-бака, предназначенный для доступа к некоторым устройствам Волт-Тек военного назначения, как оружие последней надежды и не знаю, что было бы, если бы остро заточенный стержень подвел – возможно, это бы я лежал сейчас в темных руинах, вместо притихших бандитов, опасливо копошащихся на полу. Но даже крепость такой не убиваемой штуки, как многофункциональное устройство, удобно сидевшее на моей правой передней ноге, имеет свои пределы, и нанося последние удары я обливался холодным потом, когда ощущал, как подрагивает стальной штекер, все свободнее двигаясь в удерживающем его гнезде.
Вторым неприятным моментом был звон металлических яблок, раздавшийся позади. Громко клацнув по бетонному полу, они с солидным гулом покатились в нашу сторону, заставив меня опрометью броситься прочь, перепрыгнув кучу бандитов, осторожно копошившихся на полу.
Думаю, им все же не стоило так поспешно вставать, увидев мою улепетывающую фигуру.
Грохот раздался позади всего через миг после того, как я ворвался в спортивный зал с обвалившейся крышей. Затянутое серыми тучами небо недобро бурлило, будто кто-то там, наверху, помешивал его огромной поварешкой. Как это часто бывало, взгляд на него заставил меня споткнуться и грохнуться среди куч щебня и рассыпающихся камней – очень вовремя, сказать начистоту, ведь в этот самый миг над моими ушами просвистело что-то мелкое, с издевательским жужжанием исчезнув в темноте зала. Раздавшийся мгновением позже грохот взрывов, слившихся в один рокочущий хлопок, показался не слишком громким – а вот последовавшие за ним крики привели меня в какой-то нездоровый восторг.
«Спокойно. Спокойно. Вдох-выдох…» — я перевернулся на спину и непроизвольно провел копытом в паху, ощущая знакомую теплоту. Этим я не делился ни с кем – с меня было довольно и того, что для всех я был инвалидом, которого не утилизировали еще во младенчестве лишь благодаря нашей линии крови, поэтому рассказывать кому-то о том, в какое непонятное возбуждение меня приводят агония и крики добычи, было попросту глупо. Глупо и опасно. Ведь я мог контролировать себя, и никогда бы не причинил вред кому-то из хороших существ, не важно, принадлежали они моему стойлу, или нет.
Ведь правда?
«Врать себе – последнее дело» — я прочитал это в одной из старых, потрепанных книг. В ней говорилось о тайнах разума, но мои казались уж слишком темными даже мне самому, когда я проходил мимо разбросанных по коридору трупов. Они приняли на себя большую часть осколков, превратившись в груды изорванной материи, истекающей алой начинкой – от этого вида у меня вновь потеплело в паху, а походка стала какой-то деревянной, вынуждая сделать серию глубоких вдохов и выдохов. Впрочем, это мало чем помогло и тяжелый, медно-соленый запах заставил меня ускорить шаги, останавливаясь лишь для того, чтобы поискать какое-нибудь оружие. Увы, взрыв гранат превратил почти все в изломанный металлолом. Похоже, эти были совсем не самоделки, а настоящая военная взрывчатка – интересно, и где они смогли ее отыскать? Такие отбросы обычно у торговцев не закупаются, предпочитая грабить проходящие по их территории караваны – как знать, быть может, это были те, о ком говорилось в сообщении?
«Военная взрывчатка… Мешки с добычей… И этот кофр на боку главаря… Похоже, это они».
Моей добычей стали ножи, нашедшиеся в ножнах на поясах и боках бандитов – от больших и широких боло, предназначенных для садовых работ, до небольших балисонгов, обожаемых всяким отрепьем за возможность эффектно пугать простых пони угрожающим клацаньем рукояти, разделяющейся пополам. Вторые я вышвырнул сразу, вместе с ружьями и пистолетами, рассовав оставшиеся по лямкам и чехлам на перевязи, после чего осторожно выскользнул из окна и растворился во тьме, обойдя освещенную площадку перед руинами.
Кто знает, не придумал ли неизвестный знаток взрывчатки еще чего-нибудь занимательного для врагов?
Оказалось, придумал.
Решив свернуть на дорогу, по которой стремительно удалялись оставшиеся бандиты, я едва не налетел на мину – одну из тех пикающих металлических штук, которые тихонько лежат на земле, закопавшись в грязи, до тех пор, пока на ких кто-нибудь не наступит. Или не окажется неподалеку, как я – решив перепрыгнуть через лежавшее дерево я едва не поскользнулся, услышав предупреждающее «бип-бип-бип», раздавшееся прямо перед носом.
Признаюсь, меня спасло только чудо, и тренировки сержанта Блума, которые он любил вбивать в «добровольцев убежища» тяжелым копытом. Услышав предупреждающие сигналы, за доли секунды, превратившиеся в пронзительное верещание, я сделал то, чему учили, и рухнул на землю, подогнув под себя все четыре ноги.
К сожалению, судьбе было угодно, чтобы на моем пути оказался довольно глубокий овраг, куда я и рухнул под треск веток сухих и невероятно колючих кустов.
«Вот и все? Как-то глупо все вышло…».
«А ты не глупи. Не думай о том, как ты выглядишь, и как на тебя посмотрят другие. Хватить уже из себя героя комиксов изображать».
«Но я не хочу выглядеть смешно!».
«Можно подумать, я твоего пра-пра-прадеда слышу… А тебе не насрать, смешно ты выглядишь, или грустно? Главное то, чего хочешь ты. Что ведет тебя вперед. К чему призывает тебя твоя добродетель. Вот ты, например, чего хочешь?».
«Выполнить задание…».
«Правда? А если подумать еще раз, но уже головой?».
«Я хочу отомстить…».
«Пффф! Это и в самом деле глупо звучит, тут ты прав. Кому, дурачок? Ты же первый все это начал, не так ли?».
«Я хочу уничтожить их всех!».
«Как животное, которому наступили на хвост? Ты серьезно хочешь меня разочаровать?».
«Нет, я… Я хочу защищать то, что мне принадлежит. Или будет принадлежать!».
«Ага, уже теплее. А ты на самом деле тот еще собственник, как я погляжу. Что ж, посмотрим, посмотрим… А тем временем те, кто смог тебя перехитрить, уходят. Неужели ты оставишь брошенный тебе вызов безнаказанным?».
«Нет!».
«Тогда просыпайся – и действуй. Ищи путь, которым тебя поведет твоя добродетель».
Открыв глаза, я долго не мог понять, где я, пока не попытался перевернуться на спину. Голова гудела обрывками фраз и эмоций, а в уши настойчиво лезла земля, тяжесть которой я ощутил на своем теле и задних ногах. Она мгновенно пробудила внутри воспоминания о придавивших меня каменных плитах, и я заворочался, словно червяк, стремясь сбросить душащую меня тяжесть. Задыхаясь и кашляя, я наконец выбрался из этой ловушки и долго лежал, бездумно хлопая глазами и втягивая воздух Пустоши широко раскрытым ртом. Взрыв мины, как и положено, был направлен по большей части вверх, но взрывная волна все же задела меня, швырнув на дно оврага, а заодно и вызвав к жизни небольшой оползень, скрывший мое бессознательное тело от взглядов врагов. В том, что они приходили, сомнений не было – глубокие следы от повозки и несколько отпечатков копыт говорили сами за себя. Задаваться вопросом, почему меня не искали, я не стал. Не интересно было, вот совершенно. Может, они в темноте видят не так хорошо в темноте, даже с этими фонарями, а может быть, опасались чего-то – к примеру, прихода действительно суровых обитателей пустоши, решивших узнать, что это вообще был за шум. В пользу последнего говорил какой-то шум, доносившийся со стороны руин колледжа и мне показалось, что я даже расслышал чей-то прервавшийся крик, сменившийся сухой трескотней перестрелки.
Падальщики принялись делить добычу.
Осторожно выбравшись из оврага, я решительно пошел на восток, с трудом удерживая себя на разъезжающихся ногах. Клубящийся облачный покров надежно закрывал небо подобно ковру, и если не смотреть вверх, то могло даже показаться, что я вновь иду по атриуму убежища, то и дело поглядывая по сторонам, не мелькнут ли где-нибудь глаза и уши сестры, любившей устраивать засады на балкончиках под потолком. Однако пронзительный, холодный ветер, дувший мне в спину и бок, час от часа усиливался и вскоре я понял, что нужно искать убежище, пока окончательно не сбился с пути. Не менее понятным намеком на этом была молния, с ужасным грохотом расколовшая небеса. Мне даже показалось, что я увидел на фоне бело-голубой вспышки какую-то точку, камнем падавшую вниз в клубах темного дыма, но сгущавшаяся темнота так и не дала разглядеть, было ли это на самом деле, или же привиделось моему усталому организму, уже давно и изо всех сил сигналившему о том, что дальше он идти не намерен. Стараясь оказаться как можно дальше от тех, кто решил сцепиться непонятно за что в развалинах колледжа, я выжимал себя словно тряпку, держась даже не из последних сил, а лишь единственно усилием воли и теперь все яснее чувствовал, что даром все произошедшее для меня не прошло. Ноги тряслись все сильнее и подгибались в разные стороны, словно резинки, сердце колотилось будто бешеное – но, словно и этого было мало, по земле ударили первые тяжелые капли воды, пролившиеся из недобро рокочущих туч.
Дождь – что еще в Пустоши может быть хуже дождя? Карманы с радиацией, дикая магия и опасные существа – все это меркло, на мой скромный взгляд, перед дождем. Холодные капли быстро превратились в тугие струи, будто плети, лупившие по спине, мгновенно размывшие и без того не самую посещаемую дорогу, вскоре окончательно слившуюся с грязью, в которую превратилась земля. Над головой, в стробоскопических вспышках, гневно ворочались титанические существа, чьи вытянутые тела мелькали среди туч, а копыта выбивали искры и молнии. Окончательно сбившись с пути, в непроницаемой никакому взгляду темноте, заполненной потоками льющейся с неба воды, я уже и не мечтал найти какое-нибудь убежище, но видимо, чем-то заинтересовал Княгиню Тьмы, даровавшую мне испытание и надежду. В качестве первого выступил неглубокий овраг, в который я сверзился кувырком, загребая копытами комья грязи – а вторым оказалась большая труба, в которую я заполз, словно ужик, со стоном отплевываясь от воды. Мутный поток брал начало где-то за перекрывавшей ее решеткой, но за столетия принесенный водами мусор образовал небольшой островок, на котором я обнаружил пару матрасов и даже небрежно сложенный очаг из грубо слепленных кирпичей. Похоже, я был не первый, кто находил приют в этом месте, и я удивленно помотал головой, увидев небольшой навес из грязного пластика, растянутый над импровизированными стенами, собранными из мешков и чемоданов, хотя бы немного защищавших от влаги тех, кто собирался под ними спать. Пару раз поскользнувшись, пару раз бултыхнувшись, упав, я все же пробрался по колено в воде к этому крошечному лагерю, и без сил опустился на грязный, шуршащий подгнившим сеном матрас. Сил хватило лишь на то, чтобы упасть на влажную ткань и, вытянув гудящие от слабости ноги, повернуться к стене, постаравшись… Постаравшись…
«Это не слезы, это дождь и вода. Ясно тебе? Просто вода».
Зажмурившись, я судорожно вздохнул. Пустошь оказалась не такой, какой я привык ее видеть через окуляры шлема или во время вылазок в группах под командованием сержанта Блума. Вообразив себя бывалым рейнджером, я отчасти даже наслаждался тем, что чуть не погиб в этих сраных развалинах – и лишь теперь ощутил, насколько близко я подошел к тому, чтобы просто исчезнуть на Пустоши, пополнив своим трупом неплохую коллекцию костей, встречавшихся на ней не реже, чем камни или кусты.
«Неужели я и в самом деле обычный неудачник, и мое место – в комнате стойла, в ожидании сезона размножения?».
От осознания собственных неудач захотелось вжаться мордой в матрас, что я и сделал, для верности, постучавшись о него головой.
Молнии раз за разом озаряли выход из трубы, но вскоре пропали, вместе с грохочущим громом уступив место шуму дождя. Тугие струи, будто занавеси, отделили мое убежище от негостеприимной Пустоши, и мне вдруг показалось, что я просто обязан был оказаться именно тут. Странное чувство принадлежности этому месту нахлынуло, будто волна, впитываясь в шкуру, кости и плоть. Чувство, что мне нужно было очутиться вот здесь, на грязном, отсыревшем матрасе, в канализационной трубе, чтобы понять что-то важное для себя. Примириться с тем, кто я вообще, и куда пойду дальше.
«Странная мысль. Но что, если и в самом деле только я решаю, что правильно, а что нет?» — ливень немного утих, и уже не грохотал с той же силой и яростью, а лишь негромко шипел, все так же отделяя меня от Пустоши, разлегшейся где-то там, за пеленою дождя. Кисло-тошнотный запах изуродованной земли усилился, но не мог перебить запах свежести, пришедший вместе с грозой – он бодрил и успокаивал одновременно, представившись мне запахом перемен во всей моей жизни. Жизни, которой я, как мне показалось вдруг, даже не жил.
«Что, если я могу быть кем-то большим, чем промежуточным звеном между теми, кто закрылся когда-то в нашем стойле и теми, кто будет в нем дальше жить?».
Эта мысль показалась мне крайне утешительной. Почему? В тот миг я не смог бы ответить, не подозревая, как проглоченная и введенная в организм химия выкручивает мне мозги. Обрывочные мысли будоражили сознание, но все реже и реже, ведь усталость брала свое, и измученное тело уже не реагировало на желание подняться и куда-то бежать. Враги уходили все дальше, унося с собой что-то важное, что должен был доставить разграбленный караван, доспех наверняка уже нашли и разломали на части, а я все так же валялся в убогом своем убежище, слепо глядя на струи дождя.
«Я подумаю над этим завтра» — решил я, глядя, как отдельные капли сливаются в одну мерцающую пелену, после чего устало прикрыл горящие от усталости глаза – «Только немного отдохну. Всего час. Или два».
«Всего час или два» растянулись почти на целые сутки. По крайней мере, об этом говорил мой пип-бак. Да, может показаться странным, что я не часто использовал эту штуку, но в последние свои вылазки на поверхность я уходил, выключая его. Почему? Да вот поэтому – пока я спал, набитая электроникой и арканными матрицами коробка, плотно охватывавшая мою левую переднюю ногу, самостоятельно пробудилась и имела наглость мерзко пощелкивать, сигнализируя об увеличивающемся уровне радиации. Ну, и будильник, сволочь такая, не забыла включить. Ах, да – она еще и позволяла отслеживать мое местоположение, хоть и не слишком точно. Про разные сообщения из стойла можно было и не упоминать. Несмотря на стильный черный цвет и сглаженные обводы, в этой штуке было слишком много всякого, что заставляло меня ощущать себя так, будто я везде таскаю свое стойло с собой, в рюкзаке – а это было именно то, от чего я так хотел убежать, хотя бы на время.
Ну, и изображение белого черепа с крыльями красоты ему точно не добавляло, на мой личный взгляд.
[Персональный Информационный Процессор «Дельта», модель «Шедоуболтс», приветствует вас. Не забывайте, что пользователям недоступна функция отключения устройства. Используйте функцию «гибернация» или «сон» с ограниченным временным интервалом. Для получения более детальной информации обратитесь в службу поддержки…].
«Да-да. Вот прям бегу, на трескающихся копытах».
[У вас два непрочитанных сообщения. Из них экстренных:0, задания: 1, стойло: 1]
«Ага. Уже узнали» — я сжал зубы и на секунду зажмурился. То, что броня была выведена из строя, уже стало известно в стойле и мое копыто непроизвольно потянулось почесать зазудевший вдруг круп при мысли о том, как я буду докладывать об этом лично. Пожалуй, с возвращением и в самом деле стоило повременить… Пересилив себя, я завертел ручку селектора управления, набирая короткое сообщение, после чего уставился на экран, разглядывая помаргивающую карту.
«Куда же они могли пойти?» — я не был следопытом, и то время, которое я умудрился провести на Пустоши, не давало мне никаких преимуществ перед теми, кто жил тут с рождения. Но благодаря пип-баку худо-бедно мог ориентироваться на местности благодаря хитроумному прибору, способному каким-то образом наносить на карту места, в которые я приходил. Можно было бы вскочить и броситься следом… за кем? И куда? Я безнадежно упускал эту дюжину пони, но разве правильнее было метаться по грязи вместо того, чтобы посидеть и подумать? Да, мысль была не совсем похожа на те, что приходили мне в голову раньше – быть может, так подействовало это поражение, когда придуманный и реализованный план с треском рухнул, едва не похоронив меня под своими обломками? Все может быть – нельзя было исключить и какой-нибудь удар по голове или передозировку лечебными препаратами, часть из которых несомненно являлись наркотиками, а остальные могли вызвать привыкание одним только обещанием избавить от боли. Эту мысль я решил отложить на потом (или навсегда – как получится), после чего вновь вперился в карту.
Вскоре, черновой план был готов.
Из трубы я появился уже вечером, когда серое небо начала заливать мрачная, и даже зловещая темнота. Замотанное в лохмотья тело болело, но уже не отказывало, как вчера, поэтому из оврага я выбрался довольно легко и, поскрипывая суставами, словно старик, отправился на юго-запад, по расплывшейся за ночь дороге. Раскисшая было грязь понемногу схватывалась грубой коркой, на которой хорошо отпечатывалось любое копыто, и я решил, что смогу перехватить беглецов. Далеко уйти они вряд ли смогли бы – по зрелому размышлению я решил, что повозка наверняка замедляла их бегство, а долгий ливень, длившийся почти всю ночь и часть дня, вряд ли способствовал хоть сколь-нибудь быстрому передвижению. Вспомнив ощущение липкой грязи на бронированных копытах силовой брони и натужное гудение ее систем, вынужденных волочь на себе эту тяжесть, я хищно оскалился и прибавил шаг.
Становилось темнее, а значит – приходило мое время.
Что ж, надежды оправдались, и мерзавцы наконец-то нашлись. За время погони я не раз и не два сбивался с пути, но все равно возвращался на след. Оказывается, спрятать повозку с мешками на Пустоши не такое уж и легкое дело, ведь прошедший ливень выгнал из нор слишком много разной живности, отбиваться от которой оказалось куда сложнее, чем обычно – казалось, Пустошь решила взять реванш за вынужденную паузу, и теперь с новыми силами набрасывалась на живших на ней существ. Обходя по широкой дуге сцепившихся в смертельной схватке радигатора и радскорпиона, я передернулся от мысли о том, каково приходилось фермерам и всем тем, кого гроза застала в пути. Фонящие радиацией лужи, которые, казалось, отказывала впитывать зараженная земля, буквально выталкивали на поверхность все, что время пыталось предать забвению, и лишь благодаря своим глазам я успевал вовремя заметить опасность, будь то мотки ржавой колючей проволоки, обрушившиеся норы радсвинов или гули, решившие проснуться в самый неподходящий момент.
А еще был туман.
Он стелился над землей, редко поднимаясь выше груди, заставляя местами брести по шею в белесом мареве – холодном, пробирающим до костей. Грязь жирно чавкала под ногами, заросли странных, обвивших камни растений то и дело заставляли искать другой путь, а странные грибы таинственно мерцали в тумане, своими неживыми огоньками привлекая полчища блотспрайтов, охотящихся на тучи мух, кружившихся над мясистыми грибами, воняющими как порядком разложившийся труп. Это была жизнь, которую так нечасто встретишь в Пустоши, и я мог бы поздравить себя с тем, что и в самом деле угадал, куда отправятся выжившие в резне.
В болота Хайсид, за которыми лежали Непонячьи земли.
Это были целые поля из не просыхающей грязи, путешествовать через которые было непросто даже в хорошую погоду – хорошую для Пустоши, конечно, если на ней осталось хоть что-нибудь хорошего вообще. Душное марево испарений поднималось от жирной земли, покрытой множеством камней, от мелких и надоедливых булыжников, то и дело попадающихся под копыто, до огромных каменных валунов. Неумолчное жужжание и звон насекомых, роившихся над густыми кустами, состоящими по большей части из переплетения колючих веток, очень быстро начинало вначале раздражать, а затем и бесить – казалось, что уже через полчаса-час у тебя самого звенело и зудело все внутри головы, отдаваясь на кончиках ушей и клыков. В этих местах водилось множество самых разных существ, исчезнувших в остальных частях Эквестрии после великого катаклизма, поэтому заходить в эти места следовало с большой опаской – выжившие жители не безосновательно подозревали, что именно из-за них еще никто не вернулся из глубины болот, чтобы рассказать, где же они заканчивались далеко на северо-западе, простираясь чуть ли не до самых гор. Теперь, после долгого ливня и продолжающегося моросящего дождика, они, казалось, увеличились в размерах, простираясь до лежащего на северо-востоке озера Макинтош, и мне приходилось не раз замирать, вжимаясь в липкую грязь, когда в тумане слышались чьи-то тяжелые шаги и прыжки. Лягушки, дурными голосами оравшие на все лады смолкали, предупреждая меня о приближении тех, с кем бы я не хотел встречаться даже в броне – и они же указали мне путь, рассевшись на камнях, обнажившихся после того, как по грязи и кустам протащили повозку, образовав настоящую просеку, по которой я достаточно быстро рысил. Не знаю, почему никто из этих существ не отправился вслед за незадачливыми путниками – возможно, им хватило оставленных теми трупов гулей, но именно эти трупы и послужили для меня знаком, что я не иду по следу случайного каравана, которого непогода застала в пути.
По крайней мере, я еще не встречал караванщиков, палящих во все стороны и орущих на врагов и друг друга.
— «Ты куда нас завел?!».
— «Закрой хайло, упырок!».
Грохот выстрелов искажался в тумане, доносясь то с одной, то с другой стороны. Звук предавал, изменяя природу вещей и казалось, что где-то неподалеку стреляют из настоящих пушек. Но туман давал не только обман, но и надежду, ведь свет он спрятать не мог – и яркие вспышки от выстрелов заставляли его мерцать, подобно яркому фонарю, на свет которого я и устремился, как какой-нибудь дурной мотылек.
Однако в отличие от последнего, у меня был один план и пара ножей.
— «Захлопнитесь, все! В круг, придурки, пока еще не набежали!».
— «Эй, Руль! Тут еще один остался!».
«Не понял…».
— «Слева, пятнадцать ярдов!».
— «Так стреляйте!».
Одновременно с грохотом и вспышками, пули пронзили туман почти над самой моей головой. Стреляли не прицельно, что было не удивительно в таком-то тумане, однако то, что меня мог кто-то видеть, обескураживало. Ночь, туман, размытый свет переносных фонарей, желтеющих в тумане – ничто не предвещало подобного. Неужели я снова где-то ошибся?
— «Ползет налево, двадцать два ярда!».
— «Зацепили ссученыша?».
— «Да я-то откуда знаю? Эта штука такое не показывает. Только направление, примерно».
«Ах, вот оно что…» — я выдохнул, и даже уткнулся носом в землю от облегчения. Впрочем, десяток пуль, просвистевших над головой, быстро дал понять, что это было правильное решение – «Значит, у него есть пип-бак…».
Если бы я был хотя бы немножко умнее или опытнее, то гораздо быстрее бы вспомнил, кто может их носить.
— «Я его сделаю. Ждите здесь».
— «Стоять! Нам нужно выбираться из этого болота, а не за гулями бегать в тумане!».
— «Ты мне не указ, Руль. Забыл?» — свет фонарей на секунду заслонила большая фигура. Из-за тумана она показалась мне просто огромной и я, не отдавая себе отчета, отполз в сторону, стараясь укрыться среди чахлых кустов. Однако прилетевшая пуля, с неприятным стуком срезавшая несколько веток буквально над ухом, быстро дала понять, что полумерами здесь не обойдешься – пришлось подниматься и начинать отходить, пытаясь оторваться от двигавшегося в мою сторону пони – «Я вашему каравану помогаю, а не работаю на тебя. Ждите!».
«А что, если это герой?».
Да, что-то внутри начало меняться после этой ночи. Не могло не измениться. Первая самостоятельная победа, превратившаяся в не менее самостоятельное поражение, заставила меня осторожничать так, как никогда ранее, чему нимало способствовало отсутствие оружия и брони. А еще – наличие и того, и другого у преследовавшего меня пони, который мог оказаться опаснее, чем я думал. Попятившись, в какой-то момент я развернулся, и опрометью бросился прочь под грохот пуль, все ближе и ближе вспарывающих туман. Страшась выдать себя шелестом веток, я все быстрее бежал по прогалине, которая и привела меня к уходящему фургону бандитов и, наверное, так бы и скрылся во тьме болот, но…
Все, как это часто бывает, решил случай.
Случаи управляют нашей жизнью. Мелкие и незначительные события вдруг приводят к одному закономерному, необоримому итогу, меняя все, к чему мы привыкли и заставляя посмотреть на окружающий нас мир другими глазами. С другой стороны. Вот и мне довелось увидеть его изнанку, когда копыто, опершееся на надежный, казалось бы, камень, вдруг повело куда-то в сторону, с шумом и плеском роняя меня в болотную грязь, черной, щипучей жижей хлынувшей в уши, нос, рот и залепившей глаза. Выкарабкиваясь из нее, я не расслышал победного возгласа добравшегося до меня противника, зато очень хорошо почувствовал попадание в бедро, швырнувшее меня обратно в болото.
— «А вот и я!» — радостно воскликнул голос у меня над ухом. Искажавшийся и дребезжавший из-за попавшей внутрь воды, он показался мне слишком высоким для жеребцового, но жесткое копыто, с размаху ударившее в живот, мгновенно выбило даже тень желания выяснять пол преследовавшего меня пони – «Да ты, походу, гуль смердячий! Опять откопался, ур-род?».
Раздался очередной выстрел, заставивший меня захрипеть от невыносимой боли в животе. Тяжелое копыто давило на грудь, все глубже погружая в холодную жижу, а по телу начала разливаться пугающая слабость, от которой я едва смог поднять передние ноги, когда мою голову рывком вытащили из грязи.
Что ж, я мог бы поздравить себя с невероятно метким предположением – это и вправду оказалась кобыла. Не слишком большая, поджарая, в стандартной броне стойл-тека, она наклонилась, удерживая мою голову за гриву чуть выше поверхности воды, с отвращением разглядывая свою добычу.
— «Ну и уродливый же ты ублюдок…» — пробормотала она, закончив с осмотром. Пистолет, упиравшийся мне в живот, снова дернулся, и лишь через бесконечную пару секунд, прошедших между вспышкой и ощущением тупого удара, пришла новая боль, скрутившая все мое существо.
Если бы я мог, то уже давно бы, захлебываясь, орал, но вместо этого смог лишь с трудом втянуть в себя воздух и в последний раз, хрипло кашлянуть, обдав брызгами крови нависавшую надо мною морду, чья грязная, отросшая грива скользнула по моим щекам.
— «Урод, блядь, отстойный» — скривившись от отвращения, буркнула пони и, перебросив здоровенный десятимиллиметровый пистолет из копыта в рот, направила его на меня – «Сдофни, мр-рась».
Удар.
Темнота.
«Золотце, вставай».
«Ну, мам! Еще немножечко!».
Болело все. Больше всего болела спина.
«Не мамкай мне тут! Проснись, боец – ты обоссался!».
Что-то горячее смешивается с холодным. Горячее вытекает из меня, а холодное обволакивает со всех сторон. Оно жадно смешивается с горячим, заставляя его холодеть.
«Боец, я не шучу! Обоссанная постель – это штраф в десять бит, и два удара палкой по жопе! Подъем, я кому говорю?!».
Нет, это был не голос, а просто мысли. Не мои, это точно – уж слишком жесткие и ехидные. Да еще и эти угрозы… Так и видишь перед собою какого-нибудь древнего воина, в доспехе и при мече, с длинной палкой расхаживающего перед строем дрожащих от почтения новичков, чуть ли не прячущихся за большими, прямоугольными щитами.
Голова. Страшно болит голова.
«Ты оглох что ли?! Копыто, говорю, вбок протяни, малахольный!».
В ответ я просипел что-то, желая лишь одного – чтобы от меня отвязались. Я не мог двигаться, не мог поднять головы и все, что у меня получалось, это хрипло дышать, ощущая горячее на языке, наполнявшее рот и нос тяжелым вкусом и запахом меди. Но мысли не проходили, они вгрызались в раскалывающуюся от боли голову и единственным избавлением от них казалось последовать этим требованиям, все громче и злее звучавших между вспышками боли. Едва слышно застонав, я постарался подвигать передними ногами и, с трудом, вытянул одну из них в сторону, смутно надеясь, что это желание наконец-то избавит меня от страданий, отправив в темное небо, где, как говорили родители, я непременно увижу звезды. Где нет ни печали, ни холода, ни жары, а в великолепных ночных садах мы будем петь славу луне, сидя одесную и ошую Княгини Ночи, да обнимет она нас своими крыльями…
«Да она на тебя в голодный год за мешок картошки не взглянет! Нахрен ты ей такой сдался, слабак?!».
Вздрогнув, я снова открыл глаза, перед которыми все так же плавало белое марево и, стиснув зубы, вновь зашевелил ногой, неожиданно нащупавшей какой-то продолговатый предмет. Казалось, прошло не менее вечности, пока я смог подтащить его к себе и скосив глаза, обнаружить, что это была моя переметная сумка, в которую я натолкал разные склянки, оставшиеся на трупах бандитов. Вот только когда это было?..
«Не спать! А то я тебе такие «ночные сады» устрою – будешь молиться, чтобы тебя в самую засранную выгребную яму, с повышением, перевели!».
Голос не слушался, когда я попытался вначале что-то сказать, затем возразить, а потом и просто застонать, тем самым требуя отвалить и дать тихо сдохнуть, чтобы не чувствовать этой боли, что грызла мозг. Но вместо покоя я снова услышал нарастающий рык в голове, от которого копыто само скользнуло в сумку, нащупав внутри несколько продолговатых предметов.
«Сам все сделаешь? Или мне тебе вот этой палкой помочь?!».
Нога уже еле двигалась, когда я, с трудом, подтащил к себе длинный и скользкий шприц, то и дело пытающийся убежать из копыта. В последнем усилии приподняв его над собой, я отпустил стеклянную колбу, вонзившуюся мне куда-то в область шеи, после чего наконец-то закрыл глаза. Впрочем, боль понемногу начала отпускать свои крючковатые когти, и я смог, уже безо всякого принуждения, достать из сумки крошечные пузырьки, один за другим, вливая в рот их мутное содержимое.
Из чего бы ни варили это варево создающие его единороги, мне пришлось перевернуться на бок, чтобы не захлебнуться в кашле, когда действующие лечебные зелья вновь скрутили узлом мой живот. Впрочем, боль понемногу утихла, и я уже гораздо быстрее смог запустить дрожащие копыта в стремительно опустошаемую сумку, вытрясая в рот содержимое пузырьков, по счастью или волею Госпожи, сохранивших ярко-рубиновую окраску.
Странное дело, но я никак не мог вспомнить, чтобы находил настолько сильные и чистые лечебные зелья, казалось, только вышедшие из лаборатории могущественного алхимика, да еще и в столь странных, изящных флаконах.
Впрочем, это меня не слишком удивило, когда мое копыто нащупало здоровенный рубец на виске, пересекающий голову от левого уха, до самой брови. Похоже, обитательница стойла поторопилась, и эта мысль заставила меня громко скрипнуть зубами. Странное дело, меня почему-то задело то, что пуля, по касательной задевшая мою голову, принадлежала такому же пони из убежища, как и я. Да, пускай другого, пускай неизвестного мне – но убежища!
«Неужели другие пони тоже посчитают меня омерзительным?» — хрусткая корочка уже прикрыла рану и оставалось надеяться, что в нее попадет не слишком много грязи. Бинтов у меня не было, от лечебных зелий не осталось почти ничего, и только разная дрянь, так любимая обитателями поверхности, все еще создавала иллюзию наполненности небольшой переметной сумы. Пришедшая в голову мысль показалась мне донельзя обидной, ведь я жил в убежище, в окружении полутысячи пони, и еще ни один пони не пытался даже заикнуться о том, что я чем-то хуже любого из них. Ну да, не красавец – но вряд ли это означает, что мне можно без особых душевных терзаний пустить в голову пулю!
Ведь так?
«Просто ты осознал, что смертен, дружок».
«Это из-за травмы я думаю странно? Или просто схожу с ума?».
«Сам решай. Но имей в виду, что обычно голоса в голове – это плохой прогностический признак. А уж если с ними разговариваешь…».
«Значит, сошел» — гримасничая, я присел, испустив долгий вздох. А ведь вначале все шло так хорошо… Почему вдруг все стало так плохо? Почему все пошло наперекосяк? Чудом выжив, я сидел посреди болота, глубокой ночью, в грязи, все еще смердевшей кровью и сгоревшим порохом – и что мне теперь было делать?
«Умный пони отправился бы домой».
«Нет! Ну… не знаю» — поднявшись, я с трудом двинулся вперед, испытывая странное чувство при виде дороги, по которой я бежал то туда, то обратно. Словно видишь сломанную вещь или неисправный прибор, на которые никто не обращает внимания – это чувство захватило меня с головой, заставив замереть с поднятой ногой, не решаясь опустить ее в мутную воду. Для чего мне было идти туда, вперед, в темноту? Белесые нити тумана сплетались в полотнища, за которыми лежала даже не темнота, а какая-то тьма, в которой, как я внезапно почувствовал всем своим существом, я пропаду, растворюсь навеки. Вздрогнув, я сделал шаг назад, но, обернувшись, вновь замер, когда увидел, как на том месте, где еще недавно лежал, предавая себя копыта Владычицы Ночи, теперь бурлила грязь, в котором копошился огромный ком жирных пиявок, собравшихся на запах пролитой крови. Идти вперед означало погибнуть, но возвращаться назад? Это был нехороший знак, как по мне, и пусть я не верил во всякие предсказания, этот намек мне показался уж слишком настойчивым – будто кто-то изо всех сил мне кричал: «Поверни! Иначе погибнешь!».
Знать бы еще, что же тогда мне делать дальше…
«Выбраться из болота и отдохнуть не вариант?».
«Но они же…».
«Уйдут? Ну так что же? Или ты хочешь попробовать еще раз?».
Вздохнув, я забрался на камень и понурился, не сразу решив поднять взгляд на пип-бак. Странно, совсем недавно я считал его цепью, кандалами, приковывающими меня к стойлу, но теперь, в этой стрекочущей, квакающей темноте, заполненной холодным туманом, он вдруг показался мне тонкой путеводной ниточкой, теплым приветом из такого далекого уже дома, уверенно подмигнувшим пробудившимся экраном.
[У вас нет непрочитанных сообщений]
«Странно. Дед непременно прислал бы что-нибудь ругательное, какую-нибудь зубодробительную армейскую аббревиатуру, скрывавшую под собою забористую ругань. Но нет, ничего. А что, если…».
[Внимание, низкий уровень связи. Рекомендуем покинуть зону помех, или обратиться в службу поддержки].
Что-то в этих болотах блокировало связь, хотя такого, на моей памяти, еще не бывало, и это добавило опасений в появившуюся у меня копилку нехороших предчувствий. Ни вперед, ни назад – так куда? Что мне теперь делать?
«Найти сухое место или островок. На крайний случай дерево, или куст, в котором сможешь укрыться до утра. И уже потом выбираться из этого чудно́го места».
«Значит, все это было зря?».
«Ну, а ты как думаешь?» — ехидно вопросил тот же голос. Или мыслеголос, потому что я все-таки его не слышал на самом деле, а едва ли не ощущал, словно мысли, которые думал не я. Ну да, вот так вот все странно, хотя кто вообще говорил, что сходить с ума это просто? – «Ты узнал, что враги живы и действуют. Что они куда-то идут. Что у них есть сильный защитник. Как по мне – не так уж и мало. Осталось понять, что с этим можно сделать, и стоит ли класть свою голову ради того, чтобы удовлетворить свои амбиции. В конце концов, они не показались теми пони, у которых можно было многое взять».
«У них есть вещь… Ну, то есть, может быть вещь, которую мне поручили найти» — решив, что иметь хоть какой-то план лучше, чем просто сидеть, дожидаясь какого-нибудь болотного монстра, я осторожно пошлепал по жидкой грязи, повернувшись спиной к пробитой в болоте дороги, словно сам выбирая свой путь. Кочки сменяли кустами, кусты – камнями, и снова, и снова, и снова, заставляя вилять, иногда погружаясь по самое брюхо в черную жижу, однако ничего подходящего все еще не находилось – «И я не могу дать им уйти. Ведь они могут ее унести, или продать, или попросту спрятать».
«Логично. Значит, нужно понять, куда они вообще могут бежать по этому сраному болоту».
«Ну… Из болота?».
«Умыл. А ты не такой уж и дрищ, как я погляжу» — я заметил впереди что-то темное, при ближайшем рассмотрении оказавшееся небольшим холмом, выступающим из воды. Весь покрытый частоколом высокой, жесткой и абсолютно несъедобной травы, увенчанной странными продолговатыми соцветиями, он оказался тем самым убежищем, которое я искал, и в котором я свернулся, будто в гнезде, примяв по кругу хрустевшие стебли – «Как интересно проявляется кровь… Впрочем, об этом подумаешь завтра. А пока – отдыхай. И помни, что у всех есть определенный план. Поймешь его, пусть даже примерно – считай, сделал половину дела. Подумай, куда могут пойти твои враги, к чему они стремятся – и сможешь ли ты их перехватить».
«Хорошо» — я решил не спорить. Глупо спорить с самим собой, правда? Особенно когда измученное тело, второй раз за сутки оттащенное за уши от границ небытия, уже не способно ни идти, ни соображать. Не удержавшись, я широко зевнул, краем сознания отмечая неприятное жужжание каких-то насекомых, искавших прореху в жестких стеблях, плеск пиявок в воде, окружающей островок и неумолчный ор лягушек. Эти звуки становились все громче и громче, пока не слились в какой-то неумолчный гул, под который я и заснул.
[Новая особенность: «Жесткая шкура» (2\5). В вас стреляли, вас резали и кусали – разве что не падала лодка. Ваш порог устойчивости к повреждениям повышается.