FO:E - "Проект Титан"
Пища для стервятников
Стальной рейнджер, попавший в ловушку. Рейдер, застигнутый врасплох. Нечто общее есть у корма для стервятников, не находите?
[ПОЛУЧЕНО НОВОЕ ЗАДАНИЕ]
[ПАТРУЛИРОВАНИЕ\ОХРАНА]
[ПАТРУЛИРОВАНИЕ КВАДРАТА А4. ОХРАНА ТОРГОВОЙ ПЛОЩАДКИ. ВСТРЕЧА КАРАВАНА]
[УРОВЕНЬ УГРОЗЫ: НИЗКИЙ]
Меня привело в сознание тихое шипение респираторной системы, питающейся от встроенного в броню очищающего талисмана. Старенький артефакт уже дышал на ладан, и, несмотря на то, что он, как и раньше, исправно накачивал в шлем прошедший сквозь него уже обеззараженный воздух, остальные функции магической штучки с годами перестали подавать признаки существования. Одна за другой. Вот и теперь, я лишь облизнул потрескавшиеся от сухого, спертого воздуха губы, внутренне содрогнувшись от прикосновения пересохшего языка к потрескавшемуся резиновому патрубку, гонящего струйку тепловатого воздуха прямо на мой рот.
«Интересно, а они не думали что-нибудь изменить в этой системе? Ну, например, встроить климат-контролирующий артефакт, как в скафандрах, предназначенных для исследования верхних слоев атмосферы нашего мира, когда он был еще жив? Или, например, сделать ее менее громоздкой, как у пегасов?».
Тихий шорох был едва слышен за шумом воздуха, щекотливыми струйками бегущего по моим губам. Так легко было бы закрыть глаза, и раскинув во все стороны ноги, представить, что ты летишь, словно древний пегас, ощущая, как теплый, ласковый ветер игриво хватает тебя за шерсть и дрожит на кончиках перьев, наполняя тело легкостью и свободой… Но увы, наш мир уже не тот, и, как говаривала моя легендарная прапрабабка, «красиво жить не запретишь – но помешать еще как можно!», поэтому я почувствовал лишь легкий укол обиды от разрушенной иллюзии, когда рослая, нескладная тень нависла над моим телом, опрометчиво подойдя ко мне со стороны головы.
«Ну и глупец же ты, приятель. Откуда бы еще он смог подойти к твоему телу после этого взрыва?».
Скосив глаза, я вгляделся в едва заметно мерцающие руны, неярко, словно нехотя, вспыхивающие по периметру окуляров боевого шлема.
*Навигация – ошибка 0#005*
*Сенсоры – ошибка 0#005*
*Связь — ошибка 0#005*
*Жизнеобеспечение – ОК*
*Целостность – 40%*
Да уж, оптимизма не внушает. Похоже, все говорит о том, что вскорости, мне придется превратиться в хорошо просушившуюся мумию, пополнив своей тушкой коллекцию Пустоши, состоящей из сотен тысяч погибших на ней за двести лет тел некогда счастливого и доброго народа.
По крайней мере, так было написано в древних книгах, гниющих от времени в библиотеке нашего стойла.
Кажется, даже наполовину заваленный кусками железобетонных перекрытий, едва ли не расплющенный навалившейся сверху бетонной плитой, я все еще внушал страх неизвестному мародеру, недоверчиво переминавшемуся на узком балконе где-то рядом со мной. Думаю, я засмеялся бы, если бы смог, но увы… Введенные в мою кровь Бак, Мед-икс и прочая медицинская бурда, о рецепте которой я предпочитал не задумываться, постепенно прекращали свое действие, возвращая мне контроль над моим телом, отходящим от того кататонического ступора, в которое его погрузила пытающаяся спасти мою жизнь броня, и первым признаком были мурашки, бегающие по моим ногам. Похоже, первым сдался мед-икс, в то время как бак все еще продолжал доминировать в этом странном химическом коктейле. Это было так несправедливо, что я сморщился, почувствовав, как в уголках пересохших от побочного эффекта обезболивающего глаз появляются робкие, жгучие слезинки. Сдохнуть, вопя и извиваясь от боли, на глазах грязного рейдера, чья фигура все так же маячила на фоне яркого, режущего глаза даже через потрескавшиеся окуляры шлема светильника, чудом уцелевшего в подвале неплохо сохранившегося колледжа, было бы крайне обидно. Очень оскорбительно.
Очень неправильно.
Прикрыв глаза, я лишь тихо вздохнул, надеясь, что стоящий где-то впереди меня рохля придет, наконец, к какому-нибудь решению до того, как боль, едва заметные отголоски которой уже маячили где-то на кончиках копыт моих придавленных бетонными блоками ног, превратит меня в визжащее, корчащееся от боли животное. «Все должно пройти достойно», как говаривала крепкая, небольшого размера пегаска, одного косого взгляда которой страшились послы окружавших Эквестрию стран, опасались надутые бонзы[1] и до усрачки боялись сталкивавшиеся с ней враги. Боялись – и трясясь от страха, плели свои интриги, в конце концов, убившие этот мир. Эх, знала бы она, как обошлись мы с ее наследием… Или это оно, в конце концов, принесло что-то ужасное в наш маленький мирок, превращая мирных пони в озлобленных, одержимых жаждой убийства существ?
Я вновь задавил в себе глубокий вздох – похоже, мое тело начало сдавать, пытаясь с помощью гипервентиляции получить еще чуть-чуть, еще немного кислорода, скрупулезно перераспределяя ресурсы организма, тщетно пытающегося протянуть еще немного, еще хотя бы чуть-чуть… Стоявшая напротив тень вздрогнула и шагнула назад, едва не свалившись с высокого балкона, когда помимо моей воли, из моего разбитого шлема раздался гулкий, потусторонний вздох. Похоже, начиналась агония, а этот урод так и не решился, что же ему делать – набросится и закончить мои мучения, или же развернуться и с криком убежать, спасая свою никчемную жизнь, продолжив влачить существование на этой проклятой богинями Пустоши.
— «Яй… Ис яй лиэф?».
«Ну да, зови на помощь, зови. Не думаю, что после той резни, что я устроил твоим сраным собратьям, тут найдется хоть кто-нибудь столь смелый, чтобы выползти из пропущенных мной щелей. В конце концов, даже деградировавшее до скотского состояния отребье, населившее Пустошь после Великой Войны, быстро поняло, что когда на местности работает стальной рейнджер, нужно разбежаться по щелям и притвориться тараканом, молясь пресветлым богиням, чтобы ему не пришло в голову заинтересоваться, насколько большие тут существуют тараканы. Так что никто не придет, поэтому либо беги, либо подходи поближе – я найду, чем тебя приголубить».
Нелепо замахав передними ногами, фигура изогнулась назад, забавной, нелепой закорючкой свисая над краем балкона, но удержалась, вновь вызвав у меня гулкий, усиленный вибрирующими патрубками респираторной системы, разочарованный вздох. Похоже, моим надеждам на то, что выживший в бойне рейдер свалится с наполовину развалившегося балкона вниз, в усыпанный камнями спортивный зал, не суждено было сбыться. Ну что же…
*Вооружение — ошибка 0#005*
«Чего и следовало ожидать после тонн камней, свалившихся на мою спину».
*З.П.С. – ошибка 0#002*
«Неважно, он один, и ему придется подойти поближе».
*Л.У.М. – ошибка 0#002*
«А больше он мне и не понадобится. Ну что, где ты там, трусишка?».
— «Аааа, вот ты где!» — раздавшийся где-то рядом вопль резанул мои уши не хуже грохота короткого обреза, маячившего над моей головой. Увитые ржавыми цепями ноги с рахитичными, кривыми костями и вздувшимися суставами неприятно хрустнули, когда их владелец приземлился передо мной, наступая задней ногой на мою голову, скрытую тяжелым, стальным шлемом, разбитые окуляры которого тихонько щелкнули, рассыпая мерцающие в свете фонаря осколки на покрытый бетонной пылью, потрескавшийся пол балкона – «Пиздец тебе, ссучара! Этот железный хуй – мой!».
*БУМММ*
Грохот вновь прокатился по залу, отражаясь от растрескавшихся стен. Облаченный в цепи рейдер, похоже, принадлежал к одной из группировок, так неудачно решивших встретиться в этом здании бывшего колледжа для урегулирования каких-то спорных вопросов, и на свою беду, нарвавшихся в нем на то, чего они тут встретить никак не ожидали – на меня. И судя по всему, он решил, что мечущаяся по краю балкона фигура была его прямым конкурентом за столь славную, никогда не виданную ранее добычу. Может, мне повезет, и он прибьет этого тугодума? Нет, ждать нельзя – этот падонок решил перезарядить свой обрез.
— «Иди ко мне, ничтожество!».
Даже лишенный оружия, стальной рейнджер – оружие сам по себе. Главное, знать это и уметь им пользоваться. Хотя меня и не готовили к тому, чтобы стать, подобно сержанту Блуму, командиром отряда из целого десятка бойцов, но я думал, что моя жизнь, изначально посвященная службе взирающей на нас Госпоже, кое-чему меня да научила. Ну, по крайней мере, до того, как я столь глупо попал в примитивную, но от этого не менее эффективную ловушку.
— «Эт че за нахуй, ебать тебя ломом?!» — перепугано заорал грязный, невнятного цвета жеребец, попав в мои стальные объятья. Не отвечая, я неторопливо приподнялся – и потянул к себе его присевшее на задние ноги тело, не способное сопротивляться негромко подвывающему сервоприводами доспеху. Основное правило, которое так упорно, и зачастую, совершенно бесполезно, пытаются вбить в голову каждому ученику – движения в силовой броне должны быть плавными, мощными и ни в коем случае не резкими. Словно перекатывая тяжелые бочки, ты должен не думать, но ощущать, как скажутся те усилия, что ты прикладываешь к тяжелому, неподъемному грузу, и главное – где стоит остановиться, позволив тяжелой, давящей, темно-фиолетовой броне сделать за тебя всю оставшуюся работу. «Позвольте вашему телу стать океаном, играющемуся тяжелым кораблем» — лишь постигнувшие эту истину стальные рейнджеры становились Лунными Стражами, и получали право вступить на опасную землю вокруг его границ.
— «Аааа! Ааааааааааа! Ссука! Пусти! Пустиииииии!» — вырываясь, голосил рейдер, пока я, рывок за рывком, подтягивал к себе его дергающееся, сопротивляющееся тело. Поднять ногу – опустить – подтянуть к себе. Поднять ногу – опустить – подтянуть… Похоже, находящаяся на боку, под тяжелой боковой пластиной, матрица заклинаний начала давать сбои, и я ощущал усиливающееся сопротивление, словно продираясь сквозь густеющий клей из рыбьих костей. Не обращая внимания на сбивчивое мигание неразличимых на растрескавшихся окулярах рун, я лишь тяжело мотнул головой, отстраняя уязвимые теперь глазницы шлема от ствола обреза, которым попавший в мои ноги рейдер пытался отбиться от стальной смерти, сжимающей его в своих равнодушных объятьях.
И это была не фигура речи – мне и вправду было плевать, насколько плохо придется этому ублюдку.
— «Нет! Не надо! Ссука! Ссукааааааааааааааааааааааааарррхххххххххх» — сбивчивые вопли сменились надсадным, хрипящим криком, когда мои негромко подвывающие приводами брони ноги принялись крушить ребра рейдера, лопавшиеся с негромкими, тугими пощелкиваниями, ощущаемыми даже сквозь тяжелую сталь. Наконец, дернувшись последний раз, он затих, какое-то время, продолжая беззвучно разевать, словно вытащенная из воды рыба, окровавленный рот.
«Гаспинг[2]. Уже не поднимется. Надеюсь, он был последним из всей этой банды громил».
Мысли начали кружиться в моей голове, словно стая полупрозрачных рыбок, привлеченных светом нашлемного фонаря, освещающего дно угрюмой подземной реки. Резкий свет фонаря становился все ярче, по мере того, как отказывавшие одна за другой системы костюма останавливались, погружая меня в пучину боли, медленно, словно опытный садист, наползавшей на меня со стороны придавленных бетонной плитой задних ног. Трясущаяся, нескладная, долговязая фигура, все это время лежавшая на краю раскрошившегося балкона с прижатыми к голове передними ногами и дрожащим, откляченным крупом, испуганно подпрыгнула в воздух, услышав мои хрипы, с которыми я пытался содрать непослушный, уже отслуживший свое шлем, с выходом из строя воздушного талисмана, превратившийся в душную, убивающую меня ловушку. Плотно прижатые к шерсти, пропитавшиеся за много лет потом разных владельцев подушечки наполнителя не позволяли враждебной атмосфере проникнуть в мои легкие, и я чувствовал, что задыхаюсь, глупо царапая облаченными в сталь копытами не поддающиеся моим усилиям застежки шлема.
«Ну, вот и все. Прости, бабуля, мне не удастся уйти достойно, как тебе».
Свет становился все резче и резче. Содрогаясь от хрипов, я рухнул на пол, глядя сквозь разбитые окуляры на закатившиеся глаза рейдера, чей труп лежал прямо передо мной. Режущий глаза свет… Откуда он здесь? Он затапливал все, волнующимся, белым одеялом обволакивая все, в поле моего зрения, и последнее, что я увидел, была быстрая тень, жадно метнувшаяся в сторону обнявшихся, словно неразделенные близнецы, трупов, наверное, столь похожих друг на друга, как в жизни, так и в смерти.
«Ну что же, стервятникам будет, чем поживиться на нас».
_________________________________________
[1] Бонза – чванливый чиновник, олигарх.
[2] Гаспинг – агональное, «рыбье» дыхание. Пациент уже мертв, просто организм еще не догадался об этом. Часто служит поводом для срача между прибывшими на место смерти медиками и сочувствующей толпой («Он же дышит, вы что, не видите?!).
Не время
[ЗАДАНИЕ: ОБНОВЛЕНО]
[ПОИСК И ВОЗВРАЩЕНИЕ]
[КАРАВАН РАЗГРАБЛЕН. ПОСЫЛКА ПОХИЩЕНА. ПОСЛЕДНИЙ КОНТАКТ: КВАДРАТ А5-В5. НАЙТИ И ИЗЪЯТЬ ИМУЩЕСТВО СТОЙЛА]
[УРОВЕНЬ УГРОЗЫ: УМЕРЕННЫЙ].
Не знаю, что заставило меня не смотреть на свет – было ли то банальное желание жить, несмотря ни на что, или это и впрямь были огромные, неестественно большие крылья, взмахом которых небольшая фигурка, повисшая где-то в центре белоснежного тоннеля, отправила меня назад – я так и не понял. Ощущение того, как твоя душа сбрасывает с себя оковы смертного тела и устремляется куда-то вверх, по бесконечному колодцу, сотканному из белоснежных облаков, было настолько сильным, настолько… реальным, что из моего перекошенного рта вырвался обиженный стон, когда белоснежный свет вновь стал тусклым и невыразительным лучом, который отбрасывал старый, не сдающийся времени и радиации фонарь на потолке спортивного зала. Хрустнув неподатливыми застежками, шлем раскрылся словно раковина, уступая напору нависшей надо мной фигуры, ловко, даже истерично, орудующей каким-то твердым и острым предметом, выковыривавшей из стали свой трофей. После душегубки респираторной системы доспеха, воздух пустоши лягнул меня словно старый осел, и все, что я мог делать в тот момент – лишь громко дышать, глупо разевая перекошенный рот, мгновенно наполнившийся мусором и кирпичной крошкой.
— «Ааииииии! Усику! Усику рохо!» — мне показалось, или решивший присвоить себе добычу рейдер вел себя не особенно адекватно? Фигура, только что царапавшая мою, скрытую под слоем пластоткани шею ножом, внезапно замерла, а затем, с диким воплем, отпрянула, вновь заметавшись по краю обрушившегося балкона.
«Похоже, они все тут больные на голову. И кстати, а это еще что?» — верещавший что-то рейдер словно бы и не слышал нехорошего гула и потрескивания, отдающихся в моем теле словно выстрелы. Шорох камня за моей спиной усилился, и внезапно, я ощутил, как где-то в глубине завала, похоронившего под собой мой круп и задние ноги, лопнула последняя струна, наполнив полыхающее болью тело отзвуком чудовищного, глухого щелчка, с которым просевшая на мгновение куча камня вздрогнула – и повлекла нас за собой, с грохотом низвергаясь вниз вместе с плюющимся обломками лопнувшей арматуры куском балкона, вопящим от ужаса рейдером и моим телом, все еще сжимавшим в стальных объятьях тело последнего врага.
Открыв глаза, я сипло втянул в себя прогорклый воздух. Сухой, горький, пропитанный бетонной пылью от рухнувших плит, в этот миг он показался мне слаще глотка чистейшей воды. Прошло еще немало времени прежде, чем я смог открыть глаза, с трудом расклеив слипшиеся ресницы. «Густые, красивые, как у кобылки» — некстати вспомнились слова матери. Она всегда восхищалась моими глазами, вызывая приступы ревности у сестры, награждавшей меня тумаками за то, чего сама была лишена. Васс вообще следовало родиться жеребчиком, как по мне и с годами я твердо уверился в том, что именно из-за ее неуемного, чересчур живого характера мы и оказались в таком дурацком положении, еще в утробе получив совсем не подходящий нам пол. Еще раз вздохнув, я с трудом пошевелился, ожидая чего угодно, и в первую очередь взрыва боли в покалеченных ногах, но вместо этого услышал скрежет металла и хруст бетонных обломков, прижимавших к полу мою силовую броню.
Вернее, было бы сказать «погребших под собой силовую броню», но я не был уверен в том, что такое слово вообще существовало. Похоже, что-то из химии еще не выветрилось из крови, раз меня интересовали подобные дефиниции, но мне хватило сил отбросить бредовые, рожденные наркотиком мысли, и сосредоточиться на выживании. Или вылезании. Или…
«Тьфу. Что за навоз в голову лезет…».
Шлем валялся рядом, сиротливо лохматясь неумело разрезанной подкладкой и обрывками проводов. Что за странный нож был у этого мусорщика, раз смог перерезать плотный, усиленный металлическими нитями пластик, из которого были сделаны гибкие части силовой брони как раз для того, чтобы уберечь оператора от разных любителей накидывать на шею веревку или стальную струну? Этот вопрос, наверное, был очень важен, но в данный момент мне хотелось лишь одного – вылезти из той ловушки, в которую превратилась броня. Изогнув шею, я нащупал непослушным языком выемку на стыке грудных бронепластин и, помянув Госпожу и всю святость Ее, постарался прикусить хоть одним зубом колечко аварийного экстрактора, или СЭПБ – системы экстренного покидания брони. Создателям оной пришлось крепко думать над тем, как их улучшить, когда царствовавшие какое-то время на поле боя стальные рейнджеры, казалось, почти сломили ход той войны и «спрямили» огромные участки прогнувшегося фронта, столкнулись со зачарованным оружием зебр, превращавшим кибернетические доспехи в жуткие орудия смерти, убивавшие своих операторов, запекавшихся живьем в полыхающих стальных утробах. Конечно, оно было редким и встречалось далеко не повсеместно, но… Полосатых, как известно, было много, а оружию было все равно, из чьих копыт или рта стрелять – новичка или обученного профессионала. Одно хорошее попадание бронебойно-зажигательной очередью – и тартарская печь сжимала свои стальные объятья, выбраться из которых было практически невозможно. Да и просто извлечь пострадавшего из силовой брони было задачкой нетривиальной – по крайней мере, во время боя, или при падении в глубокую воду, ведь первые версии не имели замкнутой респираторной системы и кислородного талисмана. Так и появилось множество улучшений, которыми, благодаря придумавшей эту броню знаменитой министерской кобыле, обзавелись последние варианты брони, в числе которых было и наиболее желанное – средство избавиться от стальной оболочки. Кто-то сочтет это трусостью? Что ж, возможно. Но я без малейших душевных терзаний рванул клыком за небольшое кольцо, принудительно расстыковывая элементы силовой брони.
Серия громких металлических щелчков – вот и все, никаких тебе фейерверков. Горжет и спинные пластины со скрежетом разошлись, раскрывая его словно экзотический цветок, выпуская меня на свободу. Свобода горько пахла цементом и штукатуркой, кисло воняла самодельным порохом и обжигала сухим воздухом пустошей, царапавшего обоняние как застарелая рвота. Да, сожаление пришло позже, когда я вспомнил, сколько всего рабочих костюмов осталось в убежище, и что вряд ли мы сможем их где-нибудь получить. Что я лично почти уничтожил последний из тех, что хранились в нашей семье. Что теперь я безоружен и беззащитен перед опасностями, и любой может протянуть свое копыто, лапу или клешню, чтобы забрать мою жизнь. Что…
«Спокойно. Спокойно. Вдох-выдох. Вдох-выдох» — привалившись к стене, я поджал под себя дрожавшие ноги и, для верности, уткнулся лбом в стену, стараясь не обращать внимания на пыль, забивавшую нос и косые лучи света, пробивавшие сквозь дыры в перекрытиях – «Это просто день. Это просто солнце. Оно такое же, как луна, только ярче и жарче. Оно не сможет мне навредить. Я выйду на солнце и пройду под ним. И когда я закончу свой путь, солнце уйдет, а я останусь, под сенью прекрасной луны. Вдох-выдох, вдох-выдох …».
Жизнь в моем убежище накладывает отпечаток. Вырабатывает особое отношение к жизни. Требует такого отношения. С самого детства нас пичкают знаниями, которые пригодятся нам на поверхности – но кто в своем уме решится сюда уходить? Не так давно, когда я впервые вылез на поверхность, то едва не сошел с ума от этих огромных, не ограниченных стенами пространств, и лишь сплошной покров облаков где-то высоко в небе придавал толику уверенности в том, что я не кувыркнусь и не упаду в какую-то бесконечную голубую бездну, по книгам, когда-то висевшую над головой каждого пони старого мира. Бррр, ужас какой! Но кто же знал, что этот ужас однажды станет явью, и облачный покров, отделявший нас от ужасов неведомого, разойдется, являя во всей своей неприглядности истинное положение дел? Что за чудовище могло так поступить, уничтожив наследие древних пегасов, даже после своего исхода продолжавших охранять эту истерзанную землю? Кто знает – дедуля Скиррбл, с трудом способный ходить, день-деньской просиживал за центральным пультом и пересказывал нам обрывки радиопередач, доносившихся из центральной Эквестрии, но думается мне, он слишком часто заполнял своими фантазиями рожденные помехами пробелы.
Впрочем, настоящего катаклизма не произошло, и спустя какое-то время прореха в облаках затянулась, но это не могло не повлиять на защищающий нас покров облаков и теперь, время от времени, прорехи помельче то и дело находили в нем слабину, и в течение нескольких часов или даже суток жгли израненную землю солнечными лучами. Они закрывались, конечно, хотя такие вот происшествия не могли не остаться незамеченными, и все чаще приходившие в наши края караваны приносили вести о том, что все больше жителей Пустоши ожидают прихода кого-то, кто принесет им бесконечный свет, и откроет затянутые тучами небеса.
Оставалось надеяться, что таких умалишенных сектантов было все-таки меньше, чем кажется. Иначе жить становилось уж слишком неуютно.
Наконец, я смог собраться и поднялся на ноги. Как такому невротику доверили броню, спросил бы любой разумный пони? Да очень просто – я об этом никому не говорил, кроме деда, научившего меня этой кафизме. Не знаю, многое ли он понял из того, что я ему, захлебываясь, наговорил, когда кубарем скатился обратно в убежище, чтобы рассказать про Катаклизм и провалившееся небо, но запомнил эту короткую молитву Госпоже, повторяя ее всякий раз, когда отправлялся на Пустошь. Первый раз был самым ужасным, второй – чуть менее страшным, третий был просто напряженным, а затем пугаться стало попросту некогда, ведь вылазки стали слишком серьезными, когда местное население решило попробовать нас на зуб. Но иногда страх находил себе щелочку, в которую просачивался, будто вода через отсыревший бетон, кроша и без того не железную волю. Но лежать здесь означало стать жертвой кого-то из тех, кто мог выжить после устроенной мною зачистки, а то и просто мимопробегающих и пролетающих рейдеров, мусорщиков, бандитов и иных «искателей приключений». Последние были самыми опасными – вылезают словно из ниоткуда и носятся, везде суя свой нос и охотясь за каждым предметом экипировки из старого мира, будь то оружие или броня. И не важно, нужен им он или нет – все равно найдут, настигнут, убьют и отберут, назвав «артефактом», будь то винтовка с монограммой прежнего владельца, хорошо сохранившаяся броня или роторный пулемет. И ладно бы на продажу – но нет, будут таскать с собой в рюкзаке, пока не попадутся под выстрел таких же приплюснутых на голову. Ну, по крайней мере, так дед Скиррбл рассказывал, если, по своему обычаю, ничего не додумал. Как бы то ни было, это место следовало замаскировать – броню нужно было сохранить любою ценой, и я потратил немало времени, рискуя своей шкурой ради того, чтобы собрать побольше обломков и завалить ими раскрытую силовую броню, после чего осторожно оглянулся. Было бы наивным ожидать, что никто не услышит моей возни, но как бы я ни прислушивался, коридоры колледжа оставались такими же тихими, как и прежде – лишь повсеместные радтараканы, радкрысы и кажется, какой-то радсвин наполняли их звуками жизни. Жизни осторожной, но яростной, старавшейся брать всё, что доступно – как знать, не она ли в какой-то момент соблазнила и повлекла меня за собой своим созвучием устоям наших предков, заставляя напрашиваться в патрули? Впрочем, не следовало забывать и о том, что за все приходилось платить, а чтобы было чем – не кривить нос при виде возможностей, коими следовало разжиться хотя бы для того, чтобы достойно закончить порученное мне дело.
О том, что будет, если я его не выполню, я старался не думать.
[Открыто новое квестовое достижение: «Железная дева\Медный бык». [В тяжелом бою ваша силовая броня была выведена из строя, но вы выжили и смогли самостоятельно покинуть ее. (1\1)]. Ваш класс брони увеличен на 20% при использовании силовой брони, и на 10% при использовании брони любого другого типа.]]
Подчищая хвосты
[ЗАДАНИЕ: ОБНОВЛЕНО]
[ПОИСК И ВОЗВРАЩЕНИЕ]
[КАРАВАН РАЗГРАБЛЕН. ПОСЫЛКА ПОХИЩЕНА. ПОСЛЕДНИЙ КОНТАКТ: КВАДРАТ А5-В5. НАЙТИ И ИЗЪЯТЬ ИМУЩЕСТВО СТОЙЛА]
[УРОВЕНЬ УГРОЗЫ: УМЕРЕННЫЙ].
Запах тлена – это то, к чему привыкаешь в убежище. Запах медленно разлагающегося времени, складывающийся из запахов старой краски, старого бетона, старого дерева, пластика, стали… Влажность и тлен. Запах Пустоши был иным – опасным, мерзким, горько-кислым, словно засохшая рвота. А тут, в этом колледже с названием, давно стершимся с установленной перед входом таблички, мой нос вновь заполнил знакомый запах, пусть и лишенный вездесущей влаги. Коридоры с облезшей краской, остатки которой изгибались барашками на потрескавшихся стенах, многочисленные металлические ящики, ржавые и вскрытые поколениями мусорщиков, обшаривавших руины. Многочисленные дыры в полу и потолке. Без шлема окружающее выглядело иначе – острее, сочнее, и я даже не удивился, когда ощутил прохладную струйку слюны, скользнувшую по языку при звуках шебурщащихся этажом ниже радтараканов. Осторожно двигаясь по коридору, я то и дело останавливался возле многочисленных трупов, разбросанных тут и там в полумраке развалин – частью изломанные, частью разорванные практически пополам, с оторванными конечностями, они усеивали пол и, некоторым образом, стены, тоже немало пострадавшие во время происходившей тут бойни. Впрочем, часть тел носила аккуратные дырочки одиночных огнестрельных ранений и даже лазерные ожоги, разительно отличавшиеся от той мясорубки, которую устраивает девятимиллиметровая рейнджерская автопушка с вращающимся блоком стволов. Именно эти тела я использовал для того, чтобы разжиться хоть какой-нибудь одеждой, способной защитить меня от жуткого солнца, чьи кошмарные лучи проникали сквозь дырявую крышу и косыми столбами расчерчивали полумрак колледжа, больно обжигая глаза. Выбирая наименее заляпанные кровью куски, я рвал ткань на лоскуты и длинные полосы, которыми, как сумел, замотал свое тело и ноги, после чего обратил свое внимание на еще один занимательный факт.
Вокруг практически не было оружия.
Осторожно двигаясь по коридорам, я постепенно ускорял шаги, проходя мимо разбросанных по классам, коридорам и рекреациям тел, каждое из которых носило следы поспешного обыска. Весь огнестрел, гранаты, патроны – все исчезло, словно все это время я воевал с какими-нибудь призраками. Единственной моей добычей, оставшейся на втором этаже, был порядком затупленный нож и какой-то кустарный самопал на десяток патронов, подававшихся почему-то сверху вниз, по отвратно приваренному магазину. Рукоять для хвата зубами была настолько изжеванной, что прикоснуться к ней было выше моих сил и все, что оставалось – это в силу возможностей выправить нож, повозив им по более-менее подходящему камню. Испортить этот кусок стали было решительно невозможно, поэтому я не усердствовал и лишь постарался, чтобы кончик и лезвие достигли хоть какой-нибудь остроты, после чего забрался в один из дальних и наименее разрушенных классов, где задремал, прикрывшись ворохом собранных лохмотьев.
Как можно было спать в таком месте? Очень просто. Нужно накачаться наркотиками и обезболивающими. Нужно устроить бойню, грохот которой наверняка разносился на мили окрест. Нужно по собственной глупости оказаться в настороженной на тебя западне. Выжить в этой западне, лишившись брони, оружия и медикаментов. Вот и все. Теперь оставалось дождаться, когда Бак, Мед-Х и прочие непонятные химикаты постепенно начнут выходить из организма – и в итоге получишь вместо тела выжатую тряпку с дрожащими, точно резинки, ногами. Силы мои были почти на исходе и до груды парт, за которыми я укрылся, мне пришлось едва ли не ползти на подгибающихся ногах. Измотанные, накрученные баком нервы никак не хотели успокаиваться, погрузив меня в болезненный полусон — полуявь, в котором я вновь и вновь входил в полумрак заброшенных коридоров, подсвеченный стробоскопическими вспышками перестрелки, в которой увязли члены собранных мною банд.
- «Ответствуй, тать, где прячется твой набольший?».
— «Ч-че?! Ааааа, бля! Ааааа! Там он! В лагере Пекосов! Нас там сотня, хер ты че сделаешь, железяка!».
- «Сковорода, из местных Дикобразов, за голову его готова заплатить. Моей награда будет».
— «Ах она ссучка ебаная! Э, бля! А на мою награды нет! Точно нет!».
- «Вестимо то. Мне за тебя не заплатили. Пошел отсюда, смерд».
Слипающиеся веки горят, будто намазанные жгучей мазью от копытных нарывов. Но вместо сна вновь приходят образы недавних событий.
— «Ты возьмешь все эти заказы, рейнджер?».
- «Головники и тати наказаны должны быть справедливо. Так завещала Ночи Мать своим разумным детям».
— «Что б я сдохла, еще один отляганный на голову идеалист-новобранец. Слушай, а ты, случаем, не этот, очередной герой Пустоши, а? Нет? Тогда должен бы понимать, что эти банды могут и объединиться. Я бы не хотела увидеть эту броню здесь, среди товаров или металлолома. Улавливаешь?».
- «Их головы заказаны друг другу. Сцепились в схватке лютой пауки. Кто же богаче среди них? Кому нести награду, заставив выжившего заплатить за всех?».
Лимонного цвета кобыла с тремя бутылочными крышками на бедре. Навострившиеся уши. Внимательные глаза. В этом месте можно купить и продать все – включая информацию, которая может стоить дороже, чем вещи. И столь же легко эту информацию распространить. Не расскажет она – расскажут другие. Десятки ртов и языков разнесут этот разговор по Пустоши, передавая из уст в уста весть о новой войне банд. Это заставит зашевелиться их главарей, до того дня едва ли не с гордостью хваставшихся заказами на их головы, развешенными во всех больших городах.
Заставит собраться для серьезного разговора.
Вздрогнув, я широко распахнул глаза. Еще не отошедшее от сна, тело ответило ноющей болью в каждой мышце, но уши уже привычно двигались по сторонам, отметая хруст тараканьего хитина, шуршание медленно разрушавшихся стен и вычленяя из всего этого шума глухие хлопки и позвякивание, доносившиеся из коридора.
«Пять или восемь копытных. Этажом ниже. Осторожничают».
Рывком поднявшись, я мягко выскочил в коридор, словно танцор, грациозно выбрасывая вперед ноги. Ну, по крайней мере, так называла это мать, а вот сестра вечно дразнила «пауканом», что бы ни значило это слово. Ну, такой дурынде, как она, было легче с топотом носиться по коридорам стойла, чем вот так, мягко переставляя все четыре ноги, быстро скользить среди мусора и камней, подобно привидению. Наткнуться на кого-нибудь в темноте я не боялся – не с этими ослепительными лучами фонарей, которыми они только слепили себя и друг друга. Темнота была моим другом, темнота царила в нашем стойле, и самый кромешный мрак для других был для нас просто сумраком, где бродили охотники и их беспомощные жертвы.
— «Всех, блядь, положили. Всех».
— «Ага. Гля, босс – это что, Сковородка?».
— «Добегалась, лярва. А я говорил! Идиоты. Ебаные идиоты. Нашли остальных?».
— «Ищем. Днем бы удобнее было…» — слова бандита заглушил громкий звон и визг откуда-то снизу, заставивший странно одетых пони остановиться, вскидывая разнообразное оружие и с подозрением глядя куда-то вниз, себе под ноги – «Эт че за нахер?! Клоун! Сачок! Че там у вас?!».
«Так, тут что – есть подвал?».
— «Нашли! Нашли-и-и-и!» — припевая, еще двое показались в другом конце коридора, заставив меня еще сильнее приникнуть к дыре в полу. Как и остальные, они были одеты в какие-то нелепые пиджаки с неестественно широкими плечами и спинами – словно палки туда подложили – и даже во время ходьбы не выпускали из зубов скоб немаленьких ружей. Перед ними, в такт пинающим его ногам, катился какой-то ком тряпок, тихо попискивая от каждого удара.
— «Во, босс! Гляди, че наши!» — доложился один из пони, белый пиджак которого был замызган до такой степени, что превратился в серо-коричневое пальто. На его спине лежал здоровенный мешок, издавший разнокалиберное звяканье и звон при любом движении тащившего его жеребца – «У нас тут крыса завелась, да и попалась! Вон сколько нагребла!».
— «После разберемся, кто это. Тащите наружу эту... тварь».
Главарь обернулся, и я прищурился, заметив на его боку чемодан с металлическими накладками и полустертой эмблемой погибшей страны. Кофр, наверняка военный – там могло быть то, что мне нужно! Хотя бы подсказка! Упускать этих скотов было нельзя.
— «А остальные?».
— «Уходим. Предчувствия у меня нехорошее…» — проскрипел тот, кого они называли боссом. Судя по голосу и запаху, это был пожилой земнопони, почти что старик – жаль, мельтешащие лучи фонарей никак не давали мне возможности получше его разглядеть. Конечно, десяток бандитов против кривого ножа – это почти безвыходная ситуация… — «Снаружи их подождем».
Но кто мешает попробовать?
— «А она чего?».
— «А она такая: «Пошел в жопу, кетчуп!». Ха-ха-ха-ха-ха! Прикинь?».
— «Пиздец. Кекчу… Кепчук… Кеч… Да ну нахуй, надо было такое придумать!».
Двое. Идут по лестнице. Болтают. Подождем.
— «Слы, ты трепись поменьше».
— «А то чо? Кто услышит?».
— «Да я себя не слышу».
— «И что?».
— «Да возьму и не услышу, когда тебя кто-то пришьет, мудака. Прикинь?».
Один остановился, второй продолжает идти. Может сработать.
— «Ну чо ты сразу, чо?».
— «А ничо. Закрой хавальник и иди молча» — первый отходит. Второй стоит и думает, что ответить. Процесс оттянул на себя и без того невеликие мощности мыслительной матрицы, не оставив почти ничего для возможности отреагировать на удар. Нож – отвратительная пародия на оружие, резать им не получится. Значит, попытка всего одна.
— «Агх-х-х-х-х…» — удар в затылок, между позвонков, как учил дед. И тотчас же подхватываем падающее тело, утаскивая в закуток. Дергающиеся копыта скребут по полу, ружье громко лязгает о бетон.
— «Слы, Сыч – ты, бля, заебал, мудофил ебучий! Нехуй там шариться!».
Положить тело. Быстро обыскать. Ножей нет, только какая-то полоса стали в самодельных ножнах на бедре. Ржавая, заточена скверно, да еще и лезвие скруглено – для испуга использовалась, что ли? Ладно, выбирать не приходится.
— «Сыч! Сыч, бля!» — стук шагов. Приближаются. Осторожничает – в дверном проеме появляется ствол, рывками двигаясь по сторонам. Затем и сам владелец – его слепит фонарь, валяющийся на полу, поэтому он поднимает переднюю ногу и на секунду прикрывается от яркого света – «Сы…».
Железяка и в самом деле дерьмо – погнулась у рукояти от одного-единственного удара. Даже голову полностью отрубить не смогла, застряв в позвоночнике. Скользнув с притолоки, на которой угнездился, я рассчитывал сделать все быстро и аккуратно, но увы, снова не получилось. С другой стороны, я привык – тренировки с дедом и сержантом Блумом все же разительно отличались от реальности свирепой копытопашной и удушливой остроты ножевого боев. Так что не расстроился. Ну, и что же у нас тут есть?
— «Эй, Сыч! Клистир! На выход, долбоебы! Долго вас еще ждать?».
Следовало поторопиться. Мой арсенал обогатился двумя однозарядными ружьями, пулевым и дробовым, парочкой стареньких револьверов, патронами и даже одним лечебным зельем светло-фиолетового цвета, хранившегося в скляночке для духов. Видимо, слабенькое или выдохшееся, но перебирать не приходилось.
— «Проверьте, что там!».
— «Босс, там… Там призраки водятся, говорят. Может, мы днем…».
— «Призраки? Ты совсем идиот?».
Сбруя для ружей – всего лишь ременные или кожаные ремни с петлями и спусковым поводком. Но даже такую простую вещь эти пони умудрялись держать в небрежении. Представляю, что сказал бы на это сержант Блум. Впрочем, «Им потеря – нам находка», по его же словам. Странно, чем-то мне это даже нравилось – брать добычу, хотя я изо всех сил это скрывал.
И, кстати, очень не любил, когда меня от нее отвлекали.
— «Дикобразы тут рабов держали. Потом пришли рейдеры, и всех положили. Говорят, всех зажарили и сожрали. Или вообще живьем. А потом Дикобразы пониедов опять вышибли, а выживших зачем-то всех положили. Ну, типа, совсем всех. С тех пор тут, говорят, призраки и водятся».
— «Ты совсем больной, дружок?».
Ножей нет. Сбруя не подогнана, и тяжесть болтающихся при движении стволов непривычно оттягивает бока. Один из них обрезан для зубного хвата, но явно не моего – даже прикусить нормально не получается, поэтому остается в чехле. Второе – для копытного, но может действовать и на сбруе. Револьверы с трудом входят в рот – рукояти мелковаты, и опять же, для пони.
— «Трое на первом, трое на второй. Найти долбоебов!».
— «А если это привидения?».
— «А это значит, что ты идешь искать их в подвал! Ты уже даже меня заебал, идиот!».
Спуск в подвал был в конце того коридора. Значит, надо бежать, пока они разбрелись. Покачиваясь, бегу, двигая ногами в странном, рваном ритме – «как паукан», по словам Весс. Знать бы еще, что это такое… Почти успел. Луч фонаря почти настигает, приходится резко ускориться, и буквально на кончиках копыт прошмыгнуть в чернеющий зев полуподвала. Ноги трясутся – еле успел.
— «Нашли кого?».
— «Клистир. И Сыч тут. Кажись, они друг друга кончили».
— «Вы че несете, идиоты?!».
Темнота становится только гуще за пределами света фонаря идущего подо мной жеребца. Прыжок на спину, зажать рот, удар в ухо. Удар в горло. Рез нужно вести с противоположной от себя стороны, чтобы не запачкаться кровью.
Из подвала выбираюсь уже быстрее. Ноги дрожат – сказывается недостаток сна. О препаратах стараюсь не думать, но коробочка все сильнее стучит по груди, как намек свыше. Осталось семеро, но они собрались на втором. Три ружья и два револьвера – мало что из этого я могу использовать эффективно. Брони нет. Взрывчатки тоже.
Будем импровизировать.
— «Их прибили и тут бросили – для вас, дебилов, блядь!».
— «Ссука-а-а… Ну все, пошли того мусорщика кончать!».
— «Еще один придурок… Искать! И не ссать! Не видите, что ли? Ножами работали – значит, мусорщики, нормального оружия у них нет».
Один караулит выход, нервно поглядывая то наружу, то в темноту. Его хорошо видно на фоне огня, полыхающего в бочках у входа. Убрать его – со спины зайдут остальные. Да еще и автомат – я непроизвольно облизываюсь. Автомат – это почти пулемет, даже диск напоминает патронный короб, но…
— «Гля чо тут!».
Грохот выстрела, визг чиркнувшей по стене пули.
— «Быра-быра-быра!».
— «Веселей шевелимся! Веселей!».
Огонь ослепил. Заставил прищуриться, сузив зрачки. Оставить без внимания лестницу на второй этаж. Едва успеваю юркнуть за угол, как коридор пронзают яркие лучи света.
— «Туда побег, ссученыш!».
— «Найти! Найти и грохнуть! Кишки на нос намотать!».
Врать самому себе – все равно, что играть в шатрандж с зеркалом. Все равно проиграешь. Топот копыт и мелькание фонарей приближаются, и мои копыта сами нашаривают баночку, доставшуюся в добычу – ту что я не хотел использовать. Фигуры в пиджаках несутся вперед, они чуют добычу.
Но добыча уже их нашла.
— «Хыть!..» — я выхватываю первого из всей бегущей толпы, изо всех сил врезав прикладом по воздуху, из-за угла крошечного закутка. Ногу дергает, а хекнувшее от неожиданности тело кубарем покатилось по полу, где и остается лежать, воя от боли в сломанной челюсти. Вот о него спотыкается первый, второй, за ним третий – и вскоре половина бежавших за развлечениями любителями кишков валяется на полу.
И воцаряется тартар.
— «Че?!».
— «Бля! Какого хуя?!».
Лучи упавших фонарей беспомощно мечутся по стенам и потолку, не помогая, а только сбивая с толку владельцев. Грохает выстрел, и пуля уходит куда-то в сторону пары отставших, вынуждая тех юркнуть за шкафчики, открывая ответный огонь. Вспышки выстрелов добавляют неразберихи в мельтешение фонарей, а пули из автомата с жирным чмоканьем входят в катающийся по полу ком из пытающихся подняться бандитов. Крики усиливаются, и половина ярких лучей окрашивается алым.
— «Аааааа!».
— «Сууукаааа!!».
— «Ааааа, бляяяя! Я маслину поймал!».
Вновь очередь. Снова крики. Кто-то размахивает фонарем, не рискуя вставать. Ноздри щекочет запах сгоревшего пороха, но меня интересует другой – резкий, медно-кислый, он приближается к моему закутку, тонкими струйками разливаясь по полу.
— «Сука!» — ком из стонущих тел распадается, и из кучи ног, голов и хвостов поднимается одинокая фигура с огромным ружьем. Клацает затвор, и грохот выстрела сотрясает опустевший коридор.
— «Валим, босс!».
— «Сваливаем! Скоро сюда вся округа сбежится!».
Оставшиеся на ногах не выдерживают, и опрометью мчатся к выходу.
— «Сука!» — снова выстрел и лязг затвора. Кажется, это ружье, и большое. Интересно, откуда оно у него? Снова выстрел. И снова. И снова. И…
Сухой щелчок. Магазин пуст.
— «Ах ты мразота!» — яркий свет фонаря упирается мне прямо в морду, заставив бросится в сторону. Случайно ли, или нарочно, враг направил его прямо в мое крошечное убежище, заставляя выпрыгнуть наружу. Грохот – это бабахнул зажатый в зубах обрез, добавляя массу черных точек к той грязи, что покрывает испачканный пиджак громилы, окрасившийся еще и кровью. Увы, большая часть дроби ушла в сторону, даже несмотря на мои налившиеся мощью мускулы, усиленные баком. Снова крики и мельтешение бело-красных огней, на фоне которых ко мне шагает здоровенная фигура.
«Да чем они вообще раскормили этого бизона?!».
Взмах – ружье взлетает, как дубина, удерживаемое за ствол, вынуждая меня оттечь в сторону. Ноги сами нащупывают копошащихся под копытами бандитов. Вздохи, ругань. Наступая на них, я почти танцую, короткими прыжками легко перемещаясь вокруг размахивающего своей импровизированной дубиной здоровяка. В рваном, стробоскопическом свете в воздух взлетают темные брызги, но, кажется, он не ощущает ранений.
— «Убью!» — не знаю, что там он успел достать из кармана, пока барахтался на полу, но я не отказался бы иметь такое же и в своей аптечке. Оставалось кружить, уклоняясь от могучих взмахов и бить, бить, бить… Пока, наконец, могучая фигура не зашаталась и грузно осев, захрипела, орошая все вокруг темными струями из многочисленных ран – «Убь… ю-ю-ю…».
Интересно, а что это такое там звонко щелкнуло, словно сорванная чека? И еще раз. И еще…
[Новый уровень]
[Навык: холодное оружие (50)]
[Навык: скрытность (60). Вы можете совершать беззвучные рывки на короткое расстояние]
[Новая способность: «Тихая смерть». При скрытном ударе в спину вы можете мгновенно убить противника слабее вас. Прочие получают двойной урон]
[Новая расовая особенность: Глядящий-в-ночь. Вы неплохо видите даже в полной темноте, а ваши атаки становятся критическими, если цель плохо вас видит. При этом все штрафы к броскам на атаку для вас удваиваются при ярком, и утраиваются при очень ярком свете]