Голод
Эпилог
Солнышко ласково пригревало, не жарко, а мягко, как ему и полагается в конце лета. Это чудное августовское время было особенно именно этим: теплом, и отсутствием зноя одновременно. В садах поспевали яблоки среднеспелых сортов, а ранние уже отошли. Доктор Борменталь особенно любил буравицу, и уж не знал почему именно, но ее зеленоватые, и иногда и нежно-желтоватые крупные, немного угловатые яблоки были его любимыми. Плохо, очень плохо то, что они не сохраняются как более твердые зимние сорта, и их нужно съесть не позднее нескольких недель после уборки, иначе они неизменно трухлявеют, теряют свою сочность и твердость. Именно поэтому Борменталь улыбнулся, когда увидел на столе рядом с напитками плетеную корзинку, полную свежих яблок буравицы. Наверняка они были буквально только что сорваны, но не мыты, а вытерты полотенцем: хозяин дачи и сада был уверен, что мыть сорванные с дерева яблоки — распоследнее дело. Борменталь не особо разбирался в этом, но такие причуды его заботили мало. И вообще, он относился довольно снисходительно к причудам других людей: главное, чтобы человек хороший был. Наверное, это оттого, что он и сам имел за плечами неслабый такой наборчик этаких причуд. Но что до себя, то насчет этих самых причуд он был полностью объективен и самокритичен: твердо знал о том, что эти причуды ему не только позволительны, но и должны иметь место быть в силу его рода занятий.
— Ох, уважил, Степаныч, уважил... — Улыбнулся ученый еще издалека. Он медленным шагом шел по траве, что уже не была такой зеленой и яркой, ведь дело было ближе к осени, когда приходит пора пожинать плоды и подводить итоги. Он направлялся к небольшой, но очень красивой деревянной беседке, выполненной в виде сруба, в глубине тенистого яблочного сада. Его красивые лаковые туфли коричневого цвета удивительно гармонировали с его каштановой шевелюрой, а строгий серый костюм делал похожим его на заправского аристократа. Походка его была легкой и пружинящей, а настроение — самым приподнятым в предвкушении вкусного угощения и приятной беседы.
— А, Генрихович! Здорово! — Среднего роста пожилой человек с довольно заметной залысиной на темно-русой прическе приветливо махнул ему из беседки, приглашая поскорее присесть за стол. Одет он был просто, в просторные льняные шорты и цветастую тенниску-гавайку, на ногах его были обычные резиновые шлепанцы черного цвета. Он поднялся, когда Борменталь зашел в беседку, и они пожали друг другу руки.
— А падай, Генрихович! — Показал на плетеное кресло у стола хозяин дачи, — И лапсердак свой сымай: душно.
— Это не лапсердак. Это спиджак. — Поправил Борменталь приятеля, и они негромко рассмеялись. Наверное, было глупо смеяться с этой шутки больше одного раза, но они неизменно смеялись, повторяя эту бородатую цитату почти каждый раз, когда встречались.
— Ох... — Борменталь присел в кресло и расслабился после того, как снял пиджак и повесил его на спинку. — Где там наследник?
— А... Уж полчаса как пошел, да все нет, — Отмахнулся Степаныч, — Да пусть. Наверное, дела там какие. Вечно то то, то се, хозяйство ведь.
— Это да... — Протянул ученый.
— Ты это... не расслабляйся. Вот, угощайся. Медок, кстати, позавчера выгнали, бери-бери. — Хозяин засуетился, переставляя тарелки и миски на массивном дубовом столе. Рядом с плетенными креслами и кушеткой он выглядел не совсем уместно, но зато был довольно практичен. Особенно в последнее время: очень важна была его устойчивость. — О, яблочки же! Только что буквально сорвал!
— О, яблочко — это да. Это сейчас, — Борменталь достал теплый зеленовато-желтый плод из корзинки и хищно впился в него зубами, с характерным звуком откусывая кусочек. Сочная кисло-сладкая мякоть хоть и была твердой, но это было только в радость для ученого, он любил именно такие яблоки.
Два пожилых человека сидели в беседке посреди яблочного сада и молчали. Один уплетал яблоки, второй же молчал чтобы не отвлекать первого. В саду пели птицы, а солнце иногда с интересом проглядывало сквозь зеленые кроны деревьев, сквозь прорехи в нагруженных плодами ветках. Сидели они так довольно долго, пока Борменталь не опустошил корзину на половину.
— Да... — Довольно протянул он, наевшись.
— Что да? — С улыбкой спросил хозяин дачи.
— Хорошо говорю. — Борменталь поудобнее сел в кресло, и тепеперь он полулежал в нем, закрыв глаза.
— А мой-то как там, а то он все скрытничает, секретностью его застращали...
— Ох, да геройствует, Степаныч, геройствует. Скоро уже наград некуда цеплять будет. Подполковника должны скоро дать.
— Да ну? Вот же стервец, а бате ниче и не сказал. — Хозяин нахмурился.
— А он еще не знает. Только рапорт подали. Так что скоро начальником будет, да?
— Шельмец, быстро-то как выслужился! — Хмыкнул недовольно Степаныч, но было видно, что его распирало от гордости за сына.
— Да нормально. С его-то опытом и прочими... — Отмахнулся Борменталь.
— Хоть бы справился. Это ж не хухры-мухры. — Беспокоился отец.
— Да ладно тебе, Степаныч, один из лучших командиров, народ опять-же за ним тянется. Думать умеет, решать умеет, и приложить как следует — тоже умеет. Не переживай. Хорошего вырастил командира. — Борменталь опять потянулся за яблоком.
— Хех, да... Но знаешь, Генрихович, ведь это не столько я. Это ведь она. Она его таким сделала. Я всегда говорил о том, что это она. Странно, да? — Он виновато усмехнулся.
— Странно? Да все у нас странно, Степаныч. Все. — Отмахнулся Борменталь, жестикулируя яблоком в руке, — У нас все странное, во что не ткни. А вообще, я думаю, что это на самом деле какая-то закономерность. Что-то они задумали. Изначально еще задумали, но промолчали.
— Кто? — Вскинул бровь хозяин.
— Предтечи, Степаныч, кто ж еще. Какой-то у них был план. И Мать сейчас этот план выполняет. Мать хочет, чтобы наши миры были связаны, и я два месяца пытался перенастроить на какой-то другой мир, но... Они есть, Степаныч, но Мать постоянно сбрасывает настройки. Постоянно, как не шифруй, как не перепрошивай, она настойчиво прокладывает путь именно в этот мир. И их руководство, похоже, это смекнуло еще раньше нас.
— А мне они показались наивными, — Усмехнулся хозяин дачи.
— Да... Не то чтобы наивные, Степаныч. В некоторых вопросах они нам сто очков вперед дадут. И довольно грамотную стратегию мы с ними выработали. Так что пока ограничимся очень небольшим кругом контактов. Пока присмотримся друг другу, изучим в теории и на практике, в режиме секретности. С нашей, конечно, стороны. У них с этим полный абзац, слухи расходятся быстрее чем в деревне, а в прессе все рассказывают просто открытым текстом. Мы, конечно, в шоке, но... у них там сильно по другому все построено. Все на доверии друг другу, это у нас все на недоверии и брехне. Постарались, вампирчики, сколько лет этой брехней всех как говном по самые уши заливали. Не скоро еще от этого говна отмоемся, и пока не отмоемся, никаких дальнейших шагов по сближению не будет.
— А местные-то как к нашим?
— Да ты знаешь, Степаныч, нормально как-то. Даже хорошо. Поэтому пока нельзя туда всем, только ученым. Ну и так нескольким для наладки контакта. Че, кстати, на ужин-то?
— Ох... — Спохватился хозяин дачи, — Гарнир же пригорит! — И выскочил из-за стола. Через несколько минут он вернулся, но до беседки не дошел, потому что его остановил звонкий крик:
— Деда!
Из-за угла веранды выскочил жеребенок пегаса лет семи, весело взбрыкнул и побежал к Степанычу. Он подпрыгивал и махал крылышками, уже невысоко вспархивая над землей, и сейчас ему удалось долететь до шеи деда, и он ухватился за нее. Степаныч обнял малыша, погладил по синей шерстке, и аккуратно поправил перышки на правом крыле, что нелепо перекрутились. За ногу тоже кто-то ухватил. Дед наклонил голову, и увидел там еще одного жеребенка, пагасочку четырех годков. Летать она, естественно, еще и не пробовала, но бегала уже прилично, поэтому не сильно отстала от братика. Эта была очень похожа на маму, тоже желтого цвета и с розовой гривой и хвостиком, только глаза у нее были карими. Пообнимавшись положенное, жеребята тут же бросились к столу, позапрыгивали на кушетку, а оттуда — передними копытцами на стол. Тут и пригодилась его устойчивость. Они быстро осмотрели присутствующие предметы, и, не найдя лимонада (дед запрещал им его пить) начали клянчить:
— Деда, дай морожено...
— Да, дай, деда...
— Ну дай, ну хоть одно...
— Так, — Строго нахмурился он, — Мамка вам за мороженое до еды по жопе даст.
— А мы успеем, дед. — Сказала желтая малышка.
— Ага, успеем, — Поддержал ее старший братик, — Они еще с папкой на огород пошли за кабачками. А мы сразу к тебе. Ну дай, Деда.
— Дай...
— Ладно, только смотрите мне! — Так же грозно ответил дед, но отказать внучатам он бы все равно не смог. Рядом со столом стоял пластиковых холодильный контейнер, Степаныч достал оттуда и выложил в металлическое стаканчики на ножке три разноцветных шарика мороженого. Один, оранжевый, абрикосовый, он дал нежно-желтой внучке, а два других — старшему, синему пегасику.
Пожилые мужчины молчали и с улыбкой смотрели как жеребята расправляются с мороженым, орудуя своими длинными розовыми язычками. Пегасочка справилась быстрее братика, и теперь потянулась мордочкой к его стаканчику. Он пофыркал, но отодвинулся, и теперь они с содержимым расправлялись вместе. А потом они улыбались и облизывались, очищая носики от остатков мороженого.
— Спасибо, деда! — Сказал синий жеребчик и спрыгнул на пол беседки, а оттуда побежал к ближайшему дереву, где лежал футбольный мяч. Он стал играть с ним, и кобылка, видя это, тоже поскакала к нему, и они принялись устраивать в саду столпотворение с визгами и беготней, пиная мячик и гоняясь за ним.
Степаныч быстренько взял стаканчики, сбегал ополоснул их, и даже вытер насухо, скрывая следы преступления. Он уже раз попался на этом, когда Флаттершай заметила, что два стаканчика в отличии от других были мокрые. Она оказалась на редкость сообразительной и проницательной, и деду тогда было что слушать.
Но на сей раз его вряд ли подловят, и он удовлетворенно присел в плетенное кресло рядом с Борменталем, наблюдая за жеребятами.
— Скажи, Генрихович... Как же вот это все? — Он указал на внучат, что теперь покинули мячик, зато поймали кошку и гладили ее (кошке это не особо нравилось, к слову).
— Честно? Не знаем. Вообще. Местные специалисты что-то говорят про магию. Но, если честно, как-то мутно у них поставлен вопрос изучения и науки. Скорее что-то эмоционально-интуитивное, чем что-то точное. И вообще, — Борменталь с досадой махнул рукой, — Как-то организовано по детсадовски... И ученый, и правитель, и стратег в одном лице. Что госпожа Селестия, что мисс Спаркл. Странно, как они все эти функции объединяют, но... как-то у них оно нормально работает. Нам еще много изучать надо. И вообще, у них там большое видовое разнообразие, и как-то у них получается иметь потомство от пар разных видов, иногда без помощи специалиста-мага, а иногда без него никак. И потомство всегда вида материнского организма, что, в принципе, логично.Но на этом вся логичность оканчивается. Они даже не пытались толком изучить этот вопрос, все сваливая на магию. Вот так, Степаныч.
— Я это уже слышал, док. Я хотел знать, что вы об этом думаете? — Степаныч налил себе сока в высокий граненый стакан и принялся смаковать.
— Мы? Пока только гипотеза, никакими данными и исследованиями не подтвержденная. Возможно, предтечи предусмотрели возможность для совместимости. Но странно тогда, почему они не заселили планеты одним видом, а всегда модифицировали местные? Загадка, Степаныч. Еще долго нам ответ искать, если найдем когда-то.
— Это точно. О, мои идут.- Оживился дед. Он поднялся, и пошел навстречу сыну и невестке. Они улыбались, Сергей нес в руках корзину с кабачками. Флатти не изменилась совершенно за все то время, а вот Сергей немного набрал веса, и в волосах его стали появляться сединки.
— Привет, бать!
— Здравствуйте, Дмитрий Степанович.
— О привет, привет! А ужин уже греется. — Улыбался он.
— Ох, ну зачем же вы? Я бы все приготовила. — С укоризной сказала Флаттершай.
— Да что ты, доченька, это ж еще вчерашнее, которое твое не доели. Разогреть — и все дела. — Махнул рукой дед.
— Ну, все равно. Кабачков вот свежих принесли, поджарить нужно. О, доктор Борменталь! Простите, я вас не увидела!
— Привет представителям дружественных цивилизаций! — Отозвался тот.
— Док, а ты че без пиджака? — Удивился Сергей.
— Дык, вот же он, — Показал Борменталь пиджак на спинке кресла.
— О, а я уже, было, испугался. — Выдохнул Сергей, — Так, батя, куда ты корзину цубишь!
— Давай, давай. Я сам с кабачками разберусь. Ну кому сказано, что сам поджарю, ну! Сходите лучше на озеро искупайтесь, скоро лето уже закончится. Замаялись оба. А я тут полдня на лавочке сижу. Так, все. — Он погрозил пальцем Сергею.
— Хм, — Почесал тот как всегда небритый подбородок, — Милая, а это неплохая идея.
— Ну... Если вы, конечно, не против помочь...
— Все, заметано. Кабачки на мне, не обсуждается. — Закивал головой Степаныч.
— Тогда конечно, я только за. Очень тут хорошо у вас, прямо загляденье а не вода. Так! А ну отпустите кошку! — Заметила мелких шкодников Флаттершай.
— Ну маааам! Мы же ее глаааадим...
— Что сказано?! — Грозно насупился отец. — А ну быстро!
Жеребята послушно выпустили замученного ласками кота, и тот поспешил скрыться на ближайшем дереве.
Веселые крики жеребят уже затихли, оставшись далеко позади, сейчас Сергей и Флаттершай шли вдвоем по тропинке к любимому озеру чтобы искупаться после жаркого дня.
— Слушай, любимый, я тут, ну... Я подумала...
— Да, маленькая Шай. — Улыбнулся человек.
— Ну, я... эм... в общем, я хочу еще единорожика. Или единорожку. Ну, что ты думаешь? — Она смущенно посмотрела на Сергея.
— Я-то? Но как же мы заведем единорожика, милая, ведь Твайлайт говорила, что...
— Я с ней уже разговаривала. — Шай хитро улыбнулась, — И есть специальные заклинания, и она поможет с этим. Вот.
— Да? — Удивленно поднял бровь человек — Ну тогда... — Он задумался, и Флаттершай слегка занервничала. Сергей еще раз посмотрел на нее, положил ей на спинку руку и сказал с хитрой улыбкой:
— Будет тебе единорожек.