Голод
Глава 1
Это был один из тех приятных летних дней, когда прохлада не уходила после завтрака, а держалась иногда и до полудня, ведь с утра начался нечастый, прямой и теплый, грибной дождик. Небо не было серым, потому что облака были лишь кое-где, сквозь нечастые белые пушистые преграды то и дело проглядывало голубое и чистое небо. Небольшие светлые тучки шли неспешно, поволе, как череда коров задумчиво бредет вечером с пастбища, неся в тугих выменях много белоснежного молока. И даже кое-где в просветах тучек мелькала радуга, но была она маленькой, поэтому не было сомнения в том, что где-то там в небесной выси суетится вертлявая Рейнбоу Деш, всегда поспешающая, отчего и оставляла за собою эти маленькие радужные шлейфы.
Флаттершай нравилось утро. Это было ее любимым временем суток, те недолгие часы, когда солнышко уже взошло, а дневной зной еще не взял бразды правления. Тогда открывала она все двери и все окна, дабы утренняя прохлада как следует наполнила ее уютный домик, пройдясь веселым сквознячком по комнаткам, пробуждая излишне задремавших сонь — зверушек. И обычно настроение ее в это время было прекрасным, но сегодня ей хотелось протяжно выть, и очень хотелось, чтобы рядом был у нее кто-то, кому можно было бы все рассказать, и поплакать намного. Но никого кроме Энджела у нее сейчас не было, да и не расскажешь ему. Что толку, разве же он поймет? И подругам тоже не рассказать. Хоть бы кто-то пришел к ней в гости, хоть бы одна живая душа. Хоть бы вечно сердитая на всех Бон-Бон, что частенько ругалась на Флаттершай по поводу, но чаще без повода, когда ее подруг не было рядом чтобы вступиться. Даже ей бы сейчас желтая пегасочка была бы рада.
На кухне царило некоторое оживление: Энджел сосредоточенно поглощал состряпанный для него салатик, а его хозяйка хлопотала за приготовлением завтрака для себя, и ловко орудовала небольшим ножичком, нарезая овощи. Ей было немного тяжело: ножик затупился, а сама она ну никак не могла освоить искусство его заточки, то и дело до болей в копытцах вытирая его о точильный камень. Но делать было нечего, все остальные ножи были еще более тупыми, и Флаттершай сосредоточила свои мысли на том, что их нужно будет кому-то отнести для заточки, потому что ей самой это будет сущей мукой, да и результат самостоятельной заточки будет как минимум сомнительным.
Она уже предположила два варианта насчет того, к кому бы обратиться за помощью, но продолжала думать еще, мотивируя себя тем, что первые могут и отказать, или быть занятыми. Но на самом деле ей просто хотелось отвлечь свои мысли, и не думать о прошлой ночи. Занять мысли хоть чем-то.
— И... — тихонько заскулила пегасочка, ненароком зацепив ножом нежную кожицу возле копыта. Хоть нож и был тупым, но по закону подлости его заточки, что была недостаточной для твердых овощей, вполне хватало чтобы поранить. Ранка была совсем маленькой, и Флаттершай вскрикнула скорее от неожиданности чем от боли. Пегасочка даже не выпустила нож из копыта.
Лучик солнца пробился сквозь тучки, скользнул в ее окошко, словно маленький фонарик осветил кусочек стола и пораненную нежно-желтую ножку, выгодно оттеняя все остальное, заставляя приковать к освещенной ножке внимание. Две алые капельки не спеша скатились из ранки, оставляя за собой еле заметный красный след на коротенькой желтой шерстке, и больше крови из нее не пролилось, кровь свернулась.
...Кровь... кровь...
И опять все, о чем маленький элемент доброты стремился забыть всею душою, все опять нахлынуло и придавило, словно громадный мешок хилого исхудалого батрака, словно внезапно вывернутое с корнями дерево придавило незадачливого путника. Флаттершай выронила нож, и он со странным, тягучим словно кисель звоном, укатился куда-то, но она не видела куда, потому что закрыла глаза и слезы заструились по дрожащим щечкам. Сначала она тихо скулила, но не могла долго сдерживаться, и вот она уже ревела, даже выла, протяжно всхлипывая, охватив голову передними ногами. Она даже не чувствовала, как Энджел пытался ее успокоить, и напрасно он гладил хозяйку по задней ножке.
— Флатти... Что, с тобой? — в дверях кухни появилась растрепанная и мокрая Рейнбоу Деш, грива ее свисала, и с нее мелкими капельками струилась вода. Флаттершай не отвечала, только выла как простреленная навылет волчица, высоко поднимая пораненную ножку.
— Ох, ну не надо... — Рейнбоу заметила ранку, и быстро подскочила к подруге, ухватившись за болтающуюся ногу крепко своим и сильными передними ногами, надежно зафиксировав ее, — Флатти, не плачь, я сейчас.
Рейбоу наклонилась к ранке, и стала быстро и ловко зализывать ее, хоть она даже уже не кровоточила. Язык поняши был поистине чудесным средством, и они могли запросто лечить даже серьезные повреждения, просто зализывая их. Позже, с развитием магического и зельеварного искусства, когда были изобретены гораздо более эффективные и быстрые способы исцеления, эти практики постепенно перешли в разряд народных методов, и также иногда использовались в качестве средств первой помощи. И кроме целебного и антисептического эффекта, в слюне пегасов было еще и природное обезболивающее средство, поэтому в летных школах нередко можно было встретить молодых пегасов, усиленно зализывающих ранки своим товарищам, что неудачно зашли на вираж, чтобы на следующее утро от повреждений не оставалось и следа.
Флаттершай чувствовала горячее дыхание на своей ножке, нежный и заботливый язычок, от которого улетучивались любые намеки на боль, но из-за слез даже не могла понять кто перед ней. Она только знала, что это кто-то добрый, хороший, заботливый, и он жалеет ее. Она подалась вперед и со всей силы обняла теплую и мокрую поняшу, что была перед ней, и продолжила рыдать, крепко обнимая.
— Ну все, все хорошо, все хорошо, Флатти... Я с тобой, не нужно плакать, все хорошо... — шептала на ушко своей подруге радужногривая поняшка, также крепко ее к себе прижимая, легонько поглаживая по шейке, вытираясь щекой.
Это помогало, Флаттершай постепенно успокоилась, и взяла себя в копытца. Она поняла, что перед ней Деши, и оттого ей стало на душе теплее. Так ей хотелось увидеть кого-то живого, и как здорово, что сейчас с ней ее самая старая и самая любящая подруга.
— Спасибо, Рейнбоу. Спасибо. — тихонько сказала Флаттершай и разомкнула объятия. Рейнбоу, что собиралась было поподкалывать подругу перед тем, как прилетела, сейчас тоже раскисла и впала в легкую меланхолию от всей той сентиментальности. Она боялась себе признаться в том, что ей иногда до жути хочется испытать такие чувства, и сейчас они, замкнутые в темнице и порабощенные, поднимали настоящее восстание против своего угнетения, требуя равных прав и свобод. С некоторой, скрываемой даже от себя, неохотой Деши отпустила подругу, и теперь снова усиленно подавляла бунтующие в ней нежные чувства, что происходило хоть и со скрипом, но все же неумолимо и уверенно.
— Ну все. Все уже кончилось. Не болит? — участливо смотрела она во влажные бирюзовые глаза подруги.
— Нет, уже все хорошо. Я так рада тебя видеть. Как хорошо, что ты зашла. Ох, Энджел, все хорошо, малыш, спасибо. Иди завтракай. Иди. — она легонько подтолкнула белого кролика к столу, и тот поскакал, то и дело бросая на хозяйку беспокойные взгляды.
— Это... я чего залетела. Сегодня после обеда собираемся на пикник к озеру. Ты как, с нами? — Деши теперь отошла чуть дальше, чтобы не возникало желания еще раз обняться с Флаттершай, и теперь оглядывалась по сторонам в поисках полотенца, подавляя в себе желание отряхнуться чтобы не замызгать стены и весь пол.
— Ох... ну да, конечно я пойду. А кто еще пойдет? — Флаттершай уловила стремление подруги, и участливо подала большое и мягкое полотенце, которое достала из шкафа.
— Гм... Хм... — выворачивала Деши шею, вытираясь, — Я пойду, из наших еще Пинки и Джеки. Еще будут Роза, Лира и Черили. Малышня тоже напросилась, целая орава. И ты тоже, вообще круто будет. Афалао взвах.. — Деши принялась вытирать мордочку, отчего безнадежно было ее понять.
— Как мило... — нарочито веселым голосом отвечала Флатти, она подняла укатившийся ножик, сполоснула его в миске с водой и продолжила нарезать овощи. — Слушай, оставайся на завтрак. Хлебушек вчера испекла, между прочим по рецепту Гренни Смит. И картошечка молодая, и капуста цветная, сейчас поджарю. А?
— Ох, Флаттершай. Ты как никто другой знаешь что мне сейчас нужно. Так устала с самого утра с этим дождиком: за двадцать верст пришлось тучу сюда переть, а потом еще ее распределять... Хоть это я ваще круто так все быстро сделала, а когда узловое завихрение, так я его как на тренировке только раз — и в дамки. — Деши теперь рассматривала себя в зеркало, удовлетворенно отмечая, что грива снова стоит торчком как ей и положено. Она резво побежала на улицу чтобы повесить сушиться мокрое полотенце. Дождик еще накрапывал малость, но вскоре он прекратиться, поэтому можно было смело вешать.
Флаттершай чистила овощи на кухне, когда Деши зашла туда. Энджел уже позавтракал, помыл за собою тарелку и поскакал куда-то на двор по своим кроличьим делам.
— Так хорошо, что ты зашла, Рейнбоу. Это...
— Это просто круто, как и всегда. Так, ты там долго?
— Эм... еще минут двадцать. Прости, я не успела раньше. — Флаттершай приопустила ушки.
— Ну ты и … Не, все в порядке. Серьезно. Я подожду. А знаешь что меткоискатели намедни утворили? — Рейнбоу заглянула в шкафчик в поисках чего-то сладкого.
— Нет, не знаю. Наверное, опять в лес ходили?
— Так точно, опять потащились. И опять все в колючках и грязи вернулись. Пришлось их под тучей мыть. Как будто мне делать больше нечего. А печенья у тебя никакого не завалялось?
-Оу, прости. Нет, но если ты не против, я сейчас быстро к Кейкам сбегаю. Хочешь?
— А, ладно с этим. — Рейнбоу потянулась, — Слушай, я пойду немного полежу пока до завтрака.
— Да, иди. Кстати, в спальне еще не убрана постель, и расстеливать даже не нужно. — Флаттершай ловко забросила в плиту несколько поленьев, и поставила на камфорку, предварительно сняв два круга, кастрюльку с картошкой. Рейнбоу не пришлось повторять два раза, она без промедления шмыгнула из кухни, оставив за собой размытый радужный шлейф, а Флаттершай продолжила хлопотать у плиты.
Флаттершай собиралась идти за подругой когда все было почти готово, но запах поджаренной, подрумяненной цветной капусты уже выманил Деши из-под теплого одеяла. Она стояла в дверях и с улыбкой водила носом, улавливая ароматы. Готовила Флаттершай просто превосходно, и никто в этом из ее подруг и знакомых сравниться не мог. Только Пинки Пай могла посоперничать с элементом доброты в кулинарии, да и то только в кондитерском направлении. Что же до первых и вторых блюд, гарниров, закусок и салатов, то Флатершай была впереди всего Понивиля. Только об этом мало кто знал, потому что она была скромной, очень скромной, и только близким друзьям иногда перепадало вкусностей из копытец стеснительной желтой пегасочки. Рейнбоу, к сожалению, совершенно не блистала в приготовлении пищи, но то было ее спасением, что она была довольно неприхотливой к еде. Тем не менее, вкусно покушать возможность она никогда не упускала, и сейчас чудесный запах буквально выдернул ее из постели, и она в предвкушении глотала слюнки.
Флаттершай первой насыпала тарелку для Рейнбоу, причем большую часть. На завтрак она приготовила чуть больше блюд чем собиралась сначала, и на тарелке появилась кроме обещанной молодой картошечки с маслом и укропом и поджаренной цветной капусты еще и немного притушенная сладкая спаржа под сырной корочкой, и пикантный чесночный соус. Себе же соуса она оставила побольше, потому что любила его до жути.
Рейнбоу пересиливала себя и не бросалась на вожделенную еду, ожидая пока Флаттершай наберет и себе, но сорвалась как только подруга присела за стол. Рейнбоу поглощала еду быстро, хоть и хотела растянуть удовольствие, но этакая вкуснятина, помноженная на голод молодого, здорового организма и утреннюю зарядку в небе, делали это практически невозможным делом. Но хоть как спешила Рейнбоу, Флаттершай управилась быстрее со своей порцией, и это было для Деши весьма удивительно, ведь Флаттершай ела очень аккуратно и неспешно. Возможно, просто порцию для подруги желтая пегасочка выкроила значительно больше.
Но вот Деши наелась, и теперь счастливо улыбалась подруге за чашкою чаю. Как же немного для счастья нужно-то. Всего-то покушать, утешить подругу и немного вздремнуть.
— Флаттершай, ты просто чудо. Знаешь, иногда я злюсь или кричу на тебя, но просто знай, что это... как его сказать-же?
— Да перестань, Деши. — Флаттершай опустила глаза и погрустнела.
— Да не, ты послушай. Я не стану дружить абы с кем, слышишь? Ну, что я кричу иногда, ну так я же круче, и мне нужно иногда покричать, да. Так ты просто не обращай внимания, подруга. И вообще, не обращай внимания на всяких, кто на тебя кричит, а то и вовсе скажи — я им так крикну, что грива неделю торчком стоять будет.
— Деши, ты чудесная подруга. Ты такая хорошая. Не то что я. Ах, если бы ты только могла понять меня... — Флаттершай говорила тихо, но спокойно и размеренно. И это значило, что дело и впрямь серьезное. Твайлайт или Рарити немедленно бы заметили эти странные интонации в голосе Флаттершай и серьезно бы к ним отнеслись. Но к счастью, или к несчастью, Рейнбоу Деш не умела различать эти непонятные многим нотки.
— Ну перестань. Ну что, снова обниматься что-ли? — Деши хохотала.
— Эм... Да не надо, наверное. Ладно, оставим. Просто я хочу чтобы ты знала, что ты очень много для меня значишь. — все так же серьезно ответила Флатти.
— Не надо так не надо. — Улыбнулась Рейнбоу, немного скривив уголок рта. Да, она не так хорошо умела владеть собой как Рарити. — Кстати, а где ты купила ту картину? Такая прикольная. Мне понравилось, хоть я и не выкупила что там нарисовано.
— Ох... — зрачки у Флаттершай сузились. Как она могла забыть! Она зажала копытцами рот и ушки ее испуганно прижались.
— Что? Ну та картина у тебя в спальне. Да можешь не выкручиваться, я поняла, что это ты сама рисовала. Краски-то везде валяются.
— Я не... не... это не я.... — еле слышно пищала Флаттершай.
— Да ладно тебе, не прибедняйся. Ваще классно получилось. Ты зря никому не показываешь, у тебя ведь реально талант. Я серьезно. Так вообще смотрится, как живое.
— М.м....
— Да чего ты? Я серьезно, я вообще под впечатлением. Тебе стоит это показать Рарити или Твайлайт. Я не знаю как это называется? Срюализм, или вроде того. Но круто. Честно, Флаттершай, ЭТО КРУТО!
— хм... им....
— Все, перестань. Если стесняешься, то я никому не скажу. Только ты совершенно зря стесняешься.
— Не говори никому. Пожалуйста. — еле слышно просила Флатти.
— Агрх... — засопела Рейнбоу, — Ну... Ну Флатти, ну давай уже немного становись смелее. Ты даже не представляешь сколько в тебе всего классного, а ты все это прячешь вместо того, чтобы показать это пони. Да если б я умела хоть вполовину всего что умеешь ты, за мной бы уже стаями жеребцы летали...
— Да, наверное... — Флаттершай сникла.
— Ум... Ну извини, я не хотела. Прости... — Рейнбоу уже пожалела о своих словах.
-Да нет, все нормально. Не беспокойся. Как тебе спаржа по новому рецепту?
— Я это серьезно. Что? А, да, вкусно. Не, просто объедение, аж копытца облизала. Даже не стану просить рецепт, все одно не получиться. Флаттершай, ну подумай над моими словами: не прячь свои достоинства. Уж как увидела эту картину, то меня прям пробрало, какой же талантище. Флатти?
— Рейнбоу, что я для тебя значу?
— Что? Ам... Эгрх... Ну, много значишь, да. — Рейнбоу покрылась еле заметным румянцем.
— Пожалуйста, Рейнбоу, я если я для тебя дорога, то не говори никому. Я прошу. — опять голос Флаттершай приобрел этот странный стальной оттенок, и на этот раз Деши его заметила и удивилась.
— Хорошо, Флаттершай. Но знаешь что? — Рейнбоу понизила голос, испытав непривычный комок в горле.
— Что?
— Ты не просто много для меня значишь. Я не умею там сильно красиво говорить как другие, я скажу просто, и только потому, что ты ОЧЕНЬ много для меня значишь, Флатти. — радужногривая опустила голову и замолчала в нерешительности.
— Да, Рейнбоу?
— Гм... В общем, я не знаю, что я для тебя значу, но если что-нибудь я для тебя да значу, то тебе не стоит прятать свои достоинства, Флатти. Тебе есть что показать, и я прошу тебя не стеснятся этого. Ради меня.
— Ах, Деши... Если бы ты только знала... — Флаттершай грустно вздохнула. — Может быть... Нет, наверняка я недостойна такой подруги как ты. Прости.
— Не говори глупостей. — Нахмурилась Рейнбоу, — Навыдумывает себе невесть чего... Завязывай с этим. Все, проехали. Закончили с этим на сегодня.
— Как скажешь... — согласилась Флаттершай.
— Нет, ничего. Решительно ничего. — Твайлайт выложила на стол добрый десяток фолиантов, в том числе и очень старых, от которых поднялась небольшая пыль, и Спайк то и дело чихал.
— Эм... ну, может, поискать чуть тщательнее...
— Куда уж тщательнее. Все перерыла. Все. — нахмурилась лавандовая единорожка, и пошла на кухню за чем-то сладким. — Ты почитай пока выкладки.
— Хорошо...
Был уже вечер, и близилась ночь. На небе зажигались звезды, и восходила полная луна, теплый ветерок влетал в открытое окно библиотеки — дуба, а Флаттершай, удобно расположившись на диванчике, изучала фолианты и книги, что притащила Твайлайт. Спайк откровенно зевал и поглядывал на часы.
— Ох, пойти бы покупаться сейчас... — мечтательно протянула Твайлайт, выходя из кухни. — Я люблю купаться в сумерках. Такая необычная тогда водичка, и пар над нею. Загадочное все, в воде отражается звездное небо... Пойдем покупаемся, Флаттершай?
— Что? Да, если хочешь. — Она погрузилась в чтение, и хмурилась, ибо явно рассчитывала прочесть что-то более полезное.
— Спайк, иди уже спать. — Твайлайт подошла к клюющему носом дракончику и погладила его по чешуе.
— А как же ты без своего помощника номер один? Я тебе нужен. — Вскинулся он.
— Идем уже спать. Мы тут недолго, и тоже баиньки. Идем. — Единорожка подхватила магией Спайка и побежала на второй этаж, удерживая его в фиолетовом облачке.
Через минут десять после еще одной чашечки чаю Твайлайт прервала подругу:
— Слушай, Флатти, я ничего не нашла. Только художественную литературу, самая свежая была позапрошлого века, и она была совершенно абсурдной. Я даже принцессу несколько раз спрашивала, и она говорила то же самое: вампиры — лишь выдумка чей-то фантазии, причем явно больной. Написали страшилку, а потом испугались собственной сказки. Какие-то еще чесноки придумали отпугивать...
— Да, насчет чеснока глупость, конечно, полная... — не отрываясь от чтения отметила Флаттершай.
-... Вот, сама же и согласилась. Все остальное тоже не иначе как глупость, и никаких вампиров в Эквестрии не было и нет. Единственное что более-менее стоит воспринимать всерьез, то это исторические труды Свирла. Но он пишет о временах столь отдаленных, что даже принцессы с трудом могут их вспомнить. И он вообще описывает вампиров не пони, а как странных высоких двуногих существ без шерсти, зато с большой бородой. Наверное, там говориться об алмазных псах, хотя борода у них и не растет. А может, это было какое-то редкое племя алмазных псов, которое не дожило до наших дней? Среди пони никто и никогда вампиров не слыхал, только в книжках и выдуманных историях. Уверяю тебя, Флаттершай, принцесса не стала бы что-то скрывать от меня, а знает она очень много.
— Да, наверное. — все так же монотонно ответила пегаска.
— Вот же. И еще. Когда я последний раз я опять спросила у нее про вампиров, принцесса спросила, откуда у меня этот интерес. Я сказала, что это ты ими интересуешся, причем очень активно. И знаешь что она мне сказала?
— Что? — еле слышно пискнула Флаттершай и прижала ушки.
— Чтобы ты не забивала себе голову всякими глупостями. И эти книжки — это ужастики, и они не для впечатлительных. Так что хватит тебе читать эти выдумки, Флаттершай. Это выдумывалось как шутка чтобы пощекотать пони нервы, но ты уж слишком близко к сердцу эти страхи принимаешь, что и неудивительно. Так что забудь об этом. Хорошо?
— Эм... Ну да. Если ты хочешь...
— Да, хочу. Я не хочу, чтобы всякие пустопорожние глупости пугали мою подругу. И вообще, пойдем лучше купаться. Уже полная луна взошла, вообще будет чудесно.
— Да, пойдем, наверное. — расстроенно встала с диванчика пегаска. — Кстати, мы две недели назад так хорошо искупались. Ну у Рарити был срочный заказ. А ты почему не пришла.
— Ах-ха-ха, Флаттершай. Какая ирония судьбы: я как раз рылась в Кантерлотской библиотеке по твоим вампирам. Видишь, сколько из-за этих вампиров хлопот ненужных?
— Да, много. Очень много. — опустила ушки Флатти.
— Ну, побежали. — весело сказала Твайлайт, когда они вышли за дверь, и понеслась вперед, задрав фиолетовый хвостик.
Он был очень грустным. Она чувствовала его душу. Этот человек тоже был из тех, кто не откажет ей. Иногда он поворачивал голову, и она могла видеть его лицо сбоку, и по его щеке бежала слеза. И у нее тоже бежала слеза по щеке.
Вечер закончился, дело было ближе к полуночи, в густом городском парке мирно горели фонари синеватым светом. Некоторые ртутные лампы были желтоватого оттенка, и когда на одном двухламповом фонаре встречались и синяя, и желтая лампа, то смесь этих цветов была такой, к которой тщетно было подобрать название человеку, не знакомому с художественными науками.
Деревья покачивались в такт теплому июльскому ветру, дальняя аллея была пустынной, даже выпивающие компании уже подались на ночлег. Только где-то далеко слышался звон гитары да нестройное и нетрезвое пение. Сейчас разобрать песню и жанр не представлялось никакой возможности ввиду ее крайне приблизительного и схематичного исполнения, но час назад, когда исполнитель был чуть более трезв, можно было идентифицировать музыку как русский рок 80-х.
Он иногда посматривал на чистое звездное небо, где-то вдали виднелся Обелиск Славы и вечный огонь перед ним. Он смотрел туда, и уж думал совершить прогулку в несколько километров к Обелиску, чтобы постоять там, у вечного огня, вспоминая. Когда-то давно, в восьмидесятых годах, власти города задумали грандиозный проект с мемориалом партизанской славы, с тремя мостами, один из которых должен был вести от конца этой аллеи парка аж до самого Обелиска через глубокое ущелье над рекою. И даже треть проекта была сделала, и один мост через реку построен. Но потом началась Олимпиада, а потом взорвался Чернобыль, и все финансирование государству пришлось направить на более важные цели. А потом союз развалился, и о финансировании мемориала можно было даже не заикаться. Треть построили, в том числе и тот парк, в котром он сейчас сидел — и то хорошо. Если бы успели еще построить второй мост, то до Обелиска пешком было бы пол километра. А так все пять. Но хотелось делать хоть что-то, потому что от одинокого сидения сиднем становилось только хуже.
— Почему ты плачешь? — негромко спросили сзади.
— Тебе какое дело? Уже набухалась и лазишь снимаешся, малолетка ссыкливая? — зло огрызнулся он.
— Эм... прости. — донеслись сзади из-за кустов тихие слова.
— Вали себе. Я сегодня не в настроении. — немного успокоился он. — И бухать в твоем возрасте нихера не круто. Вообще не понимаю вас, дур набитых. Че, блядь, крутого — нахерачится яги и лазить как проститутки, блядь, сосать за коктейль. Пиздец.
— Прости. Я пойду. Я не хотела...
— А че ты хотела? Хоть слышу, что вроде не бухая. Че тогда ночами лазишь?
— Прости, я увидела, что ты плачешь.
— Да. А что, нельзя, да? Только ты можешь, блядь, плакаться, потому что, блядь, ноготь сломала и мама денег на ягу не дала, или ебырь айфон не купил? А если люди, блядь, калечаться или умирают, ну так похуй же. Конечно, ноготь важнее.
— Оу...
— Да, блядь, плачу. У меня друг умер. Час назад узнал. А он еще месяц назад умер, а я искал его две недели. Еле вычислил его емейл и телефон через аккаунт, даже ментам взятки носил чтоб по базе пробивали. Час назад позвонил, а его мама и отвечает, что нет его, мол, умер. Месяц назад. От сердечной недостаточности.
— Ох... — голос сзади задрожал. — А... А как его звали.
— Васей звали.