Fallout: Equestria - Frozen Shores
Глава 7 - Небылицкий анабасис Армора
Эта глава открывает вторую часть, "Небылицы Небылицы"
FALLOUT: EQUESTRIA
FROZEN SHORES
Часть 2. Небылицы Небылицы
Бойцовый кот есть боевая единица сама в себе, способная справиться с любой мыслимой и немыслимой неожиданностью.
Братья Стругацкие, “Парень из преисподней”
Глава 7. Небылицкий анабасис Армора
Ксенофонт, античный полководец, прошел всю Малую Азию, побывал бог весть в каких еще местах и обходился без географической карты. Древние готы совершали свои набеги, также не зная топографии. Без устали продвигаться вперед, бесстрашно идти незнакомыми краями, быть постоянно окруженным неприятелями, которые ждут первого удобного случая, чтобы свернуть тебе шею,— вот что называется анабасисом.
Ярослав Гашек
Юстициар — Двурогому
Вошли в контакт с организованными группировками. По-видимому, вариант “Д”. Контакт закончился масштабным сражением. Полковник Гловз тяжело ранен, согласно биометрии скончался от ран в 18:33. Сержант Хорслич тяжело ранен, согласно биометрии скончался в 18:37. Майор Армор ранен, согласно биометрии потерял сознание в 18:48, пропал без вести. Группа фактически обезглавлена и морально разбита. Считаю, выполнение Цели находится под угрозой. Предлагаю переориентировать группу на выполнение Цели. Прошу срочных инструкций! Прошу подтвердить получение.
Юстициар.
Двурогий — Юстициару.
Получение депеши подтверждаю. Приложите все усилия к поиску майора Армора! Сделайте всё возможное для получения влияния над оставшимися членами группы. Прямой контроль запрещаю. Переориентацию группы запрещаю. Удвойте усилия по сохранению секретности, Цель не должна быть выдана членам группы ни при каких обстоятельствах. После нахождения майора продолжайте выполнять обычное задание группы. В случае невозможности нахождения майора в течение трёх суток, разрешаю захват контроля и переориентацию.
Двурогий.
Побег был авантюрой с самого начала.
Во-первых, телепортироваться вслепую, представляя себе конечное место только по старинному плану эвакуации — полнейшее безумие. Конечная комната могла оказаться заваленной, разрушенной, или набитой приспешниками Комба — не особо-то приятно появляться посреди груды камней, или озлобленных бандитов. Особенно будучи привязанным при этом к столу. Во-вторых, согласно Второму Закону Свирла, расстояние телепортации обратно пропорционально телепортируемой массе. Сиречь — чем больше весишь, тем ближе переместишься. Майор и так-то был не особо тощий, даже после нескольких недель заточения в подлодке, а уж с довеском в виде несчастной мебели...
В-третьих, майор магию просто ненавидел.
Ну не то чтобы совсем чурался — левитация давно уже стала привычной и обыденной, без неё он был, как... ну, скажем так, как грифон без передних лап. Однако, когда тебе с детства выедают все мозги на предмет тысячелетия славных предков, тщательно контролируемой родословной, и множества великих магов, принадлежащих к родам Миамор и Спаркл, начинаешь относиться ко всей этой арканной лабуде с тихо скрываемой ненавистью.
В сумме все три пункта оказались, к счастью, недостаточны, чтобы препятствовать осуществлению задуманного. Магический кокон обвил тело Армора вместе с полагающейся в довесок мебелью, а потом мириады арканных апейронов резко устремились друг к другу, выбрасывая оказавшуюся в их плену материю куда-то вовне, в дыру за пределами нормального пространства, чтобы через наносекунду времени резким и внезапным пинком вышвырнуть пленников в суровую и отвратительную реальность.
К сожалению, майор этого уже не увидел — усилия, затраченные на перемещение, оказались так велики, что сознание покинуло его в тот же самый момент.
Армор бултыхался в вязкой и глубокой пелене, как амёба в первичном бульоне, нещадно работая копытами в тщетных попытках вынести своё тело на поверхность. Он ощущал колебания пространства всем своим телом, нос втягивал тысячи запахов, главным из которых почему-то был аромат цветущего луга со свежескошенной травой, но глаза оставались слепы: тёмнота поглотила всё вокруг.
Вдруг — и это было столь же неожиданно, сколь и, как ни парадоксально, ожидаемо (ну а что-нибудь должно же было случиться?) майор понял, что он в этом странном пространстве не один: ему отчаянно стало казаться, что за ним следят несколько пар любопытных глаз, следят с интересом, причем с разным — от сугубо анатомического до неподдельного восхищения. Наваждение было таким явственным, что майор даже резко развернулся всем телом — но тщетно, глаза всё равно не видели ровным счетом ничего, даже собственного носа.
— Он нас ощущает, — бесстрастно прокомментировал голос извне. Голос был равнодушен и беспристрастен, такой бывает у старого и честного судьи, в момент, когда тот зачитывает пожизненный приговор.
— В нём много силы, — согласился с ним второй голос, тягучий и размеренный, и слегка простоватый, — Силён, как молодой бычок.
— Это грубая сила, безо всяких изысков, — фыркнул третий, надменно-холодный, голосок. — Настоящий единорог должен быть утончённым.
— Да, настоящее искусство магии ему не подвластно, — согласился первый. — Я не вижу в нём той искры, что необходима для свершения по-настоящему героических дел.
Порядком сбитый с толку Армор открыл рот в попытке издать какой-нибудь звук. Мыли в его голове беспорядочно метались, напрочь отказываясь выстраиваться в какое-то подобие логических выводов. Это что, ад? Тогда где Сомбра и вечный холод, и почему так пахнет травой? Рай? Но почему так темно? И что это за голоса, обсуждающие его с интонациями сварливого покупателя в базарный день?
— Он довольно неплох — для жеребца, конечно, — вступил тем временем четвертый голос, резкий, как удар хлыста, — Крутой, хотя и не такой, как я в лучшие годы. И верен друзьям.
— Верен друзьям? — возразил второй. — Кому он и верен, сахарок, так это самому себе. Эгоист, каких мало!
— Грубиян и невежа! — поддержал его третий едким тоном.
— Умм... Как по мне, у него чуткое сердце, — несмело отозвался пятый голосок, тихий и застенчивый, от которого внезапно повеяло нежностью и теплом.
— А ещё он доооообрый! — безапелляционно заявил шестой, обдав майора слабым запахом сладкой ваты.
— Полностью несносен!
— Врун!
— Неамбициозен!
— Держит слово!
— Эмм... милосерден...
— Вдохновляет!!!
— И при этом стойкий нытик и зануда!
— Э-э-э, простите... — попытался встрять ничего уже не соображающий единорог.
— Медноголовый вояка!
— Он слишком любит себя, и не способен на самопожертвование.
— Зато выполняет приказы!
— Не способен думать сам.
— Какого... Эй, вы там что, обалдели???
— Он не способен на порыв...
— На жертву!
— Он умеет сопереживать... если вы помните...
— Рохля!
— Такой пони не способен спасти Эквестрию!
— Он не пожертвует собой ради Пустоши!!
— Не сможет... не сможет... не сможет...
— Да с чего вы вообще взяли, что я должен что-то спасать и чем-то жертвовать?!? — заорал, уже не сдерживая себя, Армор. — Вы кто, блядь, такие? И какого хрена я даже собственных копыт не вижу???
Воцарилась тишина, в которой майор отчётливо, каждой клеточкой, ощутил вперившиеся в себя шесть внимательных пар глаз.
— Я не верю, что он станет героем, — устало, как показалось жеребцу, сказал самый первый голос. — Я голосую: не нужен.
— Не нужен! — подхватил второй, смачно ударив копытом о землю.
— Этому отбросу нечего делать здесь! — подтвердил третий с издевательским оттенком.
— Что бы вы понимали в крутости! — с сожалением протянул четвёртый. — Этот парень себя ещё покажет, я-то в таких вещах разбираюсь. Мой голос за него.
— Я... я не могу понять, как вы можете говорить такое! — согласился с предыдущим оратором пятый. — Он пони с большим сердцем, которое всегда знает правильное решение. Я отдаю ему свой голос... если вы не против...
— Конечно за! Конечно за! — запрыгал, заскакал вокруг него шестой голос. — Ведь с ним мы не будем скуча-ать!
— Равенство... — разочарованно протянул первый голос. — Давно такого не было. И, как гласят древние законы Эквестрии, все неясности трактуются в пользу обвиняемого.
“Зашибись, я ещё и обвиняемый” — подумал майор отстранённо.
— Дефенд Армор, сын Сплендид Армора, потомок Шайнинг Армора! — громко вдруг возопил первый, да так, что майор невольно дёрнулся от неожиданности. — Мы ещё не пришли к единому мнению по твоему вопросу, посему приговариваем тебя жить и свершать свои поступки дальше, дабы мы — да и ты сам — поняли, кто ты есть. У тебя есть что сказать в своё оправдание?
— А почему бы вам всем не пойти строем прямиком в жопу???
— Мы так и думали, — громыхнул голос. — Отправляйся назад, туда, откуда пришёл, и не беспокой нас больше! И помни, что судят не по мыслям, а по делам!
— Пока, затейник! — пискнул весело шестой голос, и Армор ощутил вдруг, как к нему резко, на мгновение, прижалось чьё-то шустрое и подвижное тело, обдав жаром мягкой, как шёлк, шёрстки, и запахом карамели. Он открыл было рот, чтобы высказать громко и по порядку все свои эмоции, но неведомая сила мощным пинком вышвырнула его из пространства, и майор начал падать, хаотически вращаясь, в бездонную пропасть, набрав совершенно сумасшедшую скорость падения. Единорог крепко зажмурил глаза в ожидании непременного удара о дно, как вдруг... очнулся.
Пробуждение было резким и донельзя неприятным. Сердце бешено колотилось, а грудь вздымалась, как кузнечные меха, шумно закачивая кислород в лёгкие. Мыщцы адски болели, сведённые судорогой от многочасового нахождения в растянутом за ноги положении, в его сухожилия как будто бы запихали по пучку раскалённой проволоки, которая, вдобавок, изгибалась и извивалась внутри. Со стоном майор перекатился на бок, подтягивая под себя все четыре конечности. Запястья, до сих пор перетянутые шершавыми веревками, саднили и отказывались сгибаться, а копыта посинели и грозили вот-вот отвалиться, потеряв уже всякую чувствительность…
Стоп, он разве не должен был быть привязан???
Морщась от боли и судорог, единорог вытянул вверх правую переднюю ногу. В тусклом, еле теплящемся свете детально рассмотреть что-либо было сложно, но одно он увидел совершенно точно: веревки были перерезаны. Не перетерты или пережжёны, но именно что перерезаны — срез был гладкий и почти даже не распушился на отдельные пряди и волокна.
Осмотрев остальные три ноги, майор увидел, что и там ситуация была совершенно такой же.
Армор откинулся на стол в изнеможении: сил на раздумья уже не было, прошедший день выжал его словно половую тряпку, досуха. Не было в нём и ни капли магии: при попытке осветить пространство посильнее, рог печально плюнулся в потолок парой искр, и больше не реагировал ни на какие попытки майора сотворить хоть какое-нибудь простейшее волшебство. Пришлось, вполголоса матерясь из-за боли в копытах, зубами развязывать затянутые на ногах путы. Ощущения те ещё: затягивали их явно с большой любовью к связываемому, отчего узлы поддаваться на усилия единорога совсем не хотели, и развязывались только после долгого и тщательного разжёвывания. С отвращением скинув с ноги последнюю верёвку, и помассировав несчастное копыто, майор, наконец, перевернулся в вертикальное положение, и оглядел место, куда его занесло.
Помещение, где он оказался вместе со столом, было пустым, пыльным и затхлым. Свет еле пробивался из заляпанного краской окна, и в тоненьком луче клубились миллиарды пылинок, поднятых майоровой вознёй. Мебель отсутствовала, как класс, деревянная дверь с облупившейся зелёной краской была заперта, а на одной из стен висели какие-то портреты, сейчас совершенно неузнаваемые. Довершала картину куча разнообразного хлама, сваленного зачем-то в одном из углов. “Санни — казёл!” было намалёвано на стене поверх неё.
— Зашибенно, — пробормотал майор. — Классное местечко, чтобы сдохнуть.
Он скинул задние ноги со стола, намереваясь встать, и тут же наступил на что-то металлическое и угловатое. “Что-то” загромыхало и улетело под стол. Армор аккуратно спустился, заглянул под своего спутника по телепортации, и ошалело уставился на десятимиллиметровый ротовой пистолет, тускло поблёскивающий воронёной сталью из-за дальней ножки стола.
— Всё страньше и страньше, сказала Алиса, — почесал он в затылке, окончательно отказываясь что-либо понимать. Стало быть, пока он валялся в отключке, его всё же нашли приспешники Комба, но вместо того, чтобы дорезать беспомощного, освободили его, да ещё и пистолетик подкинули. Или это были не бандиты? Вопросов определённо больше, чем даже самых безумных ответов на них…
Майор попытался поднять пистолет левитацией — и не смог. Впервые за три с лишним десятка лет верная магия покинула его, высосанная до капли дерзким побегом с помощью телепортации. Он попытался охватить оружие ещё раз, но рог даже не окутывался мерцающим сиянием, которое обычно возникает при волшбе. Армору стало страшно. Он на секунду поддался даже было панике, вообразив, что это всё, конец, превращение в земного пони со странной шишкой во лбу, и невозможностью пользоваться чем-либо сложнее тостера, но спустя короткое время понял, что магия никуда не ушла, она просто вычерпала все свои внутренние резервы, и проявится вновь при их наполнении. Подтверждением этому стал слабый огонёк, засветившийся на мгновение на кончике рога при вызове простейшего из заклинаний — “подсветки”. Как бы то ни было, легче от этого особо не становилось — нужно было ещё выбраться из здания, не наткнувшись при этом на бандитов, а наткнувшись — покончить с ними тихо, дабы не привлекать внимания. А потом…
Собственно, а что потом? ПипБака нет, связаться с оставшейся (а остался ли кто-нибудь в живых?) группой не выйдет. Майор даже не знал, где он находится — по-прежнему ли в районе переправы, или, быть может, вообще на другом конце города.
Аховое положение.
— Ну да ладно, — сказал сам себе Дефенд Армор, в попытке как-то подбодриться. — В конце концов со мной осталась голова, к которой приложено всё остальное. Чтобы дать кому-то копытом в рыло, магия не особо-то и нужна. Чтобы пристрелить — тем более.
Омерзительно хихкающий внутренний голос тут же проиллюстрировал арморовские рассуждения о стрельбе соответствующими воспоминаниями из кадетской юности, особенно в той части, где велись учебные стрельбы точно из такого же пистолета. Со всеми прелестями, навроде отвратного прицеливания и тяжелейшей отдачи, от которой челюсть немеет, и зубы в кровь, до отслоения эмали...
— Заткнись, без тебя знаю, — прикрикнул на него майор. Засранец явно бил по больному месту, но вступать в споры с альтер эго не хотелось, да и откровенно попахивало шизофренией к тому же.
Он выглянул со всей возможной осторожностью в окно, но разглядеть что-либо в этот не чищенный со времен Найтмер Мун кусочек стекла было проблематично. Узкая улочка, какие-то тёмные здания… Был вечер, а, значит, в отключке он провёл в общей сложности несколько часов, в течение которых его обнаружил какой-то неизвестный доброжелатель, перерезавший верёвки и поделившийся пистолетом, а бандиты, соответственно, найти его не смогли. Или… пока он ловил вольты, голоса в голове говорили что-то про спасение каких-то пустошей, и говорили, что он, майор Армор, для этого не подходит. Уж не сложный ли это научный эксперимент, как в кино про безумных учёных-садистов, которые запирали нескольких пони в сложную многомерную конструкцию, и смотрели при этом, что они будут делать? А голоса при этом — творческое, сквозь обдолбанную какими-нибудь химикатами призму личности майора, преломление консилиума бригады врачей, а сам он сейчас не в разрушенной ядерной войной Эквестрии, а лежит, спелёнутый, в тайных подвалах под Хрустальным Замком, пойманный приспешниками Глосси Тейла…
Что-то кольнуло единорога в левую половину груди, снаружи, между кителем и рубахой. Он расстегнул одежду, запустил копыто за пазуху, и достал висящий на цепочке кожаный кошель, стандартный армейский офицерский кошель для денег и прочей мелочёвки. Прямо сквозь кожу наружу выпирало что-то узкое и острое. Майор, повозившись всё ещё непослушными копытами с застёжкой, раскрыл его — и тут же в нос, ударил, щекоча и забираясь в ноздри, отрезвляющий и горький запах пепла из плоти. Обломки костей стукнулись друг о друга, тихо шелестя, будто шепча майору что-то важное, то, что он не должен бы забывать — но забыл, поддавшись смятению. Задние ноги Армора подкосились, и он сел на круп, закрыв глаза, но не выпуская кошель с остатками пони из копыт. Несколько секунд он сидел, собираясь с силами, и загоняя предательскую дрожь глубоко-глубоко внутрь, туда, где она не могла уже ничем и никому помешать.
Когда майор открыл глаза, он вновь был уже прежним майором Армором, тем самым, про которого восхищённые первогодки полушёпотом рассказывали друг другу по ночам в карауле; который прошёл пешком всю Восточную возвышенность, таща на себе пилота разбившегося пегасолёта. Тем единственным выжившим и вернувшимся участником рейда за Хребет Вендиго, в царство вечной зимы; тем, кем пугали самки дикарей своих детёнышей; тем, наконец, кто выбрался живьём из наполненного ледяными ходоками остывшего Стойла 202 — несгибаемым стальным солдатом, серым призраком ледяной тундры, легендой RAR. Неуверенность, страх, отчаянье — всё осталось где-то внутри, внизу, там, у подножья копыт; на первый же план вышли решительность, собранность, и буквально-таки непонское хладнокровие, которое подчастую одно и выручало в самых, казалось, безнадёжных ситуациях.
Он был полностью уверен в своих силах, и в том, что делать дальше: мозг работал, словно компьютер, перебирая варианты действий, а интуиция, отточенная за годы, нещадно отбрасывала их один за другим, пока, наконец, не выбрала один, который впрыснулся в кровь вместе с очередной порцией адреналина и растёкся по всем частям тренированного тела. Теперь можно было не отвлекаться за контроль каждого копыта по отдельности: организм мог действовать сам, подчиняясь лишь собственной телесной памяти, да слабым направляющим прикосновениям мозга.
На расслабленных копытах майор скользнул к двери, аккуратно пробуя на силу дверной замок. Ручка поддалась: тихонько скрипнув, дверь приоткрылась ровно настолько, насколько надо было приоткрыть её для молниеносного взгляда вправо-влево. Пусто. Тёмный, неосвещённый коридор. Нет ни окон, ни ПипБака с его локатором, и лампочки, понятное дело, не горят. Что ж, если он оказался там, куда и намеревался телепортироваться…
Единорог подобрал пистолет, и, поразмышляв секунду, прицепил его к поясу. Пока он не понадобится: в темноте майор видел неплохо, сказывались годы тренировок в полевых условиях полярной ночи, а стрелять сейчас — значило подымать лишний шум. Нож был бы сподручнее, да где его сейчас возьмёшь? Хотя…
Грязное оконное стекло, жалобно заскрипев, оторвалось вместе с рамой. Высоко — четвертый этаж, не спрыгнуть без риска повредить конечности. Зато можно сделать кое-что ещё… Майор положил отломанную раму на пол, и аккуратно наступил на него. Жалобно захрустело трескающееся и ломающееся стекло. Та-ак, посмотрим-ка. Не то, это тоже не то… Ага, вот этот подойдёт! Обмотав один из концов длинного стеклянного осколка носовым платком, Армор взял импровизированную зубоять в рот, “лезвием” налево. Не лучший, конечно, вариант, но паре бандитов хватит и такого. Нож — лучшее бесшумное оружие, что придумало понячество с начала времён. За исключением яда, конечно, но яд — оружие рыцарей плаща и кинжала, сиречь спецтака.
Дверь тихонечко распахнулась, придерживаемая изнутри, и бесшумной тенью из комнаты выскользнул майор Армор. Тёмно-серый “городской” камуфляж, который все они надели перед тем, как пойти “на боевое”, прекрасно маскировал фигуру, размывая и скрадывая её, отчего майор и в самом деле казался похожим на призрак, бесшумно плывущий по тёмному коридору. Привыкшие к темноте глаза неплохо различали случайные препятствия навроде гор того же вездесущего мусора, а мозг, соотнеся размеры комнаты с впечатавшимся в память планом эвакуации, и экстраполировав одно на другое, безошибочно выдавал направление движения.
Шаг, ещё шаг. Сместиться в сторону, обходя развалины какой-то мебели. Прямо. И слегка налево, в стенную нишу. За ней дверь. На лестницу. Открывать осторожно: могут быть часовые, или просто случайно проходящие мимо враги. Спускаемся как можно тише: лестница деревянная, и адски скрипит. Минуя третий этаж (на котором остался Кокс Комб) идём на второй. Вот тут действовать максимально аккуратно: из-под двери льётся тоненькая и слабенькая полоска света, а из коридора доносятся чьи-то шаги. Неизвестный приближается: шаги всё громче. Постоял, потоптался на месте. Грустный вздох — понятно, все уже ушли спать, а тебя оставили в охранении: обидно, да и, будем честны, давить подушку хочется гораздо сильнее, чем топтать пыльные доски пола. Постоял, харкнул на пол, начал медленно и уныло брести в противоположную сторону. Замеряем время… звук шагов исчезает полностью через тридцать секунд, и ещё через двадцать появляется. Длинный, стало быть, коридор: шаги определённо те же самые, значит вас тут никак не двое. Вот он и шанс…
Сонный и порядком вымотанный дневными событиями часовой не успел даже пикнуть, когда дверь на лестницу вдруг распахнулась, и серая тень молнией метнулась к нему, резко дёргая вбок и назад. Бандит с силой ударился грудью о перила, завращал глазами, сбив дыхание, но вдохнуть ему уже не дали: острая и кривая полоска грязного стекла вошла прямо в шею, проскрежетав по позвоночнику и высунув окровавленный кончик с противоположной стороны. Мёртвый, и донельзя удивлённый этим часовой тихонько сполз на пол, схватившись копытом за стеклянное лезвие в тщетной попытке осознать, что же такое убило его так внезапно и совсем не больно.
Труп капал кровью на грязный кафель, а майор сноровисто обыскивал его карманы в поисках каких-либо ценных вещей. Пачку довоенных сигарет он таковой не посчитал, равно как и сложенную зачем-то в целлофановый пакет кучу бутылочных крышек, а вот висящему на поясе ножу, пусть и скверного качества, дубинке, когда-то полицейской, и особенно паре армейских универсальных стимпаков обрадовался, как родным. Не родной ПипБак, конечно, и даже не штурмовая винтовка, но тоже сойдёт.
С ножом в зубах единорог осторожно двинулся по коридору второго этажа, стараясь имитировать шаркающую походку часового. Армор весь обратился в слух, готовый при малейшем намёке на опасность тут же рвануться вперёд, и ликвидировать её — но, к счастью, Госпожа Удача на этот раз была на его стороне: ни один бандит не проснулся и не пошёл по нужде на другой конец коридора — все они мирно сопели или тихо бухтели в комнатах, которые, как он понял, использовались Комбом под “казармы личного состава”.
Однако в самом сортире майора поджидал сюрприз.
Тяжёлая дубовая дверь зияла здоровенной дырой на месте замка, поэтому вылетающие из-за неё клубы дыма он увидел ещё на подходе. А подойдя совсем близко, майор услышал и приглушённые фразы, причем принадлежащие сразу нескольким пони.
— ...и вот я, значит, беру ствол, и стреляю в него, стреляю, а он всё крутится и крутится, гад, и не попасть в него, кхе-кхе… — повествовал хрипловатый голос.
— Угумс. — отозвался второй, отстранённо-безразличный.
— Да уж… — вступил третий. — А я внизу был, у Грейс в банде. Мы тех козлов от корабля отжимали. Их там штук десять, поди, было, пидоров. Только мы их окружили и начали валить, как какая-то падла ка-ак забросит нам какую-то хрень визжащую… Хрень вопит, Грейс вопит, нихрена не слышно, кровь из ушей льётся, а эти падлы по нам садят с двух сторон!..
— Ты давай, передавай, не задерживай ценный продукт, сучечка!
— На, на, держи! — за дверью чуть повозились, и сквозь дыру выплыло новое облачко, от характерно сладковатого аромата которого у майора защекотало в ноздрях. — Так вот я и говорю: пока мы тех козлов мочили, Грейс отправила Валета, Гуню и ещё кого-то вдогонку за той падлой с гранатами.
— Ну и чо?
— Чо-чо… мы потом после боя посмотрели — лежит Валет без носа и зубов, с башкой на сторону, а те двое — вообще без башки каждый.
— Ну???
— Вот те и ну, дурень! Ты скольких положил?
— Ну где-то троих…
— Вот и я штук пять козлов завалил. И Санни потом божился, что лично пару на тот свет спровадил. Правда ведь, Санни?
— Угумс.
— Вот. Санни пиздеть не будет, он не пиздобол, хоть и сволочь та ещё. Я прав, Санни?
— Угумс. Пошёл ты нахер, Джо, со своими комплиментами. Косяк давай!
— Держи, мудозвонище. Ну, короче, суть-то в чём? Суть в том, что если всех послушать, кто чё несёт, то мы сегодня чуть не сотню угрохали. Причем кто трёт за стальных, кто за червяков, кто вообще за Анклав!
— Не было там никакого анклава, братан, падлой буду. Не было там пегасов.
— Минимум один был — за ним ещё Соник гонялся. Хе-хе, теперь этот педрила нескоро взлетит, чтоб его скорёжило посильнее…
— Но остальные-то нихрена не крылатые! И потом, куда трупы делись? Ни одного не нашли ведь, хотя кровищщей вся площадь залита!
— Может с собой унесли?
— Может и с собой… Да только я думаю, что не червяки это были нихрена. Слишком жесткие пацаны для червяков... Эй, ты куда всё тянешь, мудила, оставь мне напасик!
Чуткие уши майора помогли нарисовать в голове примерную картину положения трёх травокуров относительно двери: тот, кого называли “Санни” (интересно, это его наградили нехитрым эпитетом на стенке той комнаты?) сидел прямо напротив выхода, а остальные расположились справа и слева от двери, выдыхая дым марихуаны в общий центр.
— Чё-то долго Пинтл не идёт… — протянул первый голос как раз в тот самый момент, когда Армор резким движением резким движением распахнул дверь.
“Главное — не дышать, главное — не дышать!!!” — зудела одна-единственная мысль. А потом дверь захлопнулась, и мысли исчезли, оставив место действию.
Сидящий справа бандит успел лишь поднять голову — майор выпрыгнул в центр помещения, сжался на долю секунды в тугой комок, и тут же выстрелил всем своим телом назад, выбрасывая задние копыта в резком пинке. Удар нашёл свою цель: голова травокура попала между стеной и лягающими копытами, как между молотом и наковальней — выражение избитое, но очень точно описывающее момент. Череп треснул (майор отчетливо услышал краешком сознания отвратительный треск), и бандит беззвучно повалился на пол. Его товарищи были уже на ногах, но наркотическое опьянение брало своё: двигались они вяло и расхлябанно, так что вошедший в боевой ритм Армор видел их словно в замедленной прокрутке. Он прыгнул на второго, жёлтого в подпалинах земнопони с подстриженной под ноль гривой, сбил его с ног, впечатав в грязный кафель пола, и полоснул зажатым в зубах ножом по горлу. Бандит забулькал и захрипел, схватившись за горло копытами, но было уже поздно — с такими ранами не живут. Третий, с косяком в зубах, попытался было ухватить майора сзади. Армор взбрыкнул, махнул наугад ножом в сторону пару раз, но противник ударил сам, попал по лезвию, и нож беспомощно зазвенел по плиткам пола, улетев за пределы видимости. Майор зарычал, чувствуя, как немеют разбитые в кровь губы, и начал лупцевать врага в ответ. Тот ушёл от прямого в корпус, и навалился на единорога сверху, целя копытами в незащищённую спину. Удар, другой… почки жалобно застонали, напомнив о своей ценности для организма. Армор, понимая, что альтернативы особой-то и нет, резко ударил головой своего противника в так некстати подставленный мягкий живот. Ещё и ещё. Майор бил и бил, пока враг не ослаб и не опал, а сверху за шиворот не начало капать что-то липкое и горячее. Он с отвращением спихнул с себя труп врага с разодранной брюшиной, проковылял к окну, и только тогда позволил себе отдышаться. Глаза были залиты вражеской кровью, и майор, отчекрыжив ножом кусок чужой одежды, вытер спешно лицо и рог. Грива была полна чужой крови — плевать, не до неё сейчас. Медлить было нельзя — часового могли хватиться в любой момент, и ноги надо было делать как можно быстрее.
Майор распахнул окно, и выматерился про себя — ну конечно же внизу прогуливался ещё один часовой! Он подхватил упавший нож, и вскарабкался неловко на старый растрескавшийся подоконник, стараясь наделать как можно меньше шуму. Увы, удалось это лишь отчасти: привлечённый шорохом и вознёй часовой повернулся в его сторону, разинув от удивления рот, и даже не помышляя поднять копьё, или хотя бы тревогу.
— Какого хрена ты делаешь, укурыш? — спросил он, и это были последние слова в его жизни: улучив момент, Армор выскочил наружу, распластавшись в воздухе словно белка-летяга. В последний миг перед приземлением, он резко кинул задние ноги вперёд и вниз, отталкиваясь от незадачливого часового, как от гимнастического козла. Тот полетел назад, майор — вперёд, перекувыркиваясь через голову, и резко вскакивая, развернувшись в сторону врага. Тот корчился на земле, пытаясь сделать вдох отбитыми напрочь лёгкими, и единорог без труда перерезал ему глотку, добивая.
Обшаривать труп на этот раз времени не было, поэтому майор поспешил резко сделать ноги в ближайшую подворотню. Солнце, всё так же закрытое тучами, давно скрылось за горизонтом, и на землю Эквестрии пала ночь, тёмная и безлунная, скрыв пеленой тьмы улицы, дома и прочее наполнение города. Армор вынужден был даже перейти на шаг, чтобы не наскочить резко на какую-нибудь стену. Попетляв пару десятков минут по безпонным улочкам, выдерживая при этом направление в одну сторону (чтобы не выйти обратно к логову бандитов), майор в конце концов отодрал у окна какого-то заброшенного дома заколоченные доски, и влез внутрь с целью отдышаться и собраться с мыслями.
Внутри было темно, сыро и адски воняло затхлостью, однако чуткие арморовские уши, навострившиеся на любой шорох, так не услышали ни звука. Молчало и внутреннее чувство опасности, ни разу до того не подводившее. Прекрасно бы пригодился в такой ситуации ПипБак с его ЛУМом и фонариком, но чего нет — того нет. Майор аккуратно взобрался по скрипучей лестнице на второй этаж, и медленно двинулся по тёмному помещению, ощупывая копытами сантиметр за сантиметром. Вскоре он наткнулся на то, что когда-то было диваном: на расползшейся мебели сверху были накиданы какие-то сухие палки, крошащиеся при попытке ощупать. Внезапно, майор понял: то были кости, диван оказался полностью засыпан чьими-то костями. Под копытом хрустнул череп, рядом отыскался ещё один. Одежда полностью истлела, как и диванное покрывало, и куча костей равномерно покрывала кожаную обивку предмета мебели. Было непонятно, как и когда умерли предыдущие владельцы этих скелетов — то ли от радиации, накрывшей город при бомбардировке, то ли были убиты кем-то в период всеобщего помешательства, а может быть сами пустили себе пули во лбы в страхе перед неизбежным апокалипсисом. Кто знает — может быть, эта парочка скончалась сильно после войны? Кто-то же заколотил окна и двери в этом и соседних домах?
Как бы то ни было, успокоившись и опустившись на пол рядом с диваном, майор предался безрадостным мыслям. Ситуация складывалась невесёлая: он был один посреди незнакомого города, без малейшей привязки не то что к местности, а даже и к сторонам света, почти без оружия, без магии, и без средств связи. С сидящими на хвосте бандитами. И без каких-либо сведений о судьбе остальной группы. Гловз скончался у него на глазах, и был распылён на атомы термитным пламенем в акте последнего милосердия. Дасти и Хорслич отступали к пирсу, зажатые крупным отрядом противника, но он вроде бы отвлёк преследователей на себя. Или нет? Льётт совершенно точно вступила в воздушный бой с пегасами — но каков был его результат? Больше вопросов, чем ответов. И самый главный из них — что делать дальше? Со смертью Уайт Гловза следующий шаг группы находился как бы в тумане, пусть полковник и успел сообщить какие-то крохи информации. К тому же совершенно ясно, что лезть наобум в город, не узнав хотя бы необходимого минимума, не следует, чем закончилась предыдущая попытка — лучше не вспоминать… Так что надо для начала узнать получше текущую обстановку… С этими мыслями майор сам не заметил, как его тяжёлые веки всё больше и больше нависают над зрачками, и в конце концов измученный единорог просто задремал.
Снились ему в этот раз, для разнообразия, совсем не голоса, призывающие его спасти Эквестрию (нашли дурака!), и даже не сожжённые города и селенья. Снилась ему комнатка в курсантских казармах лагеря подготовки специально-тактического эскадрона. Был достаточно прохладный день, хоть солнце и светило на полную — увы, северные широты не расположены к прекрасному лету. На одной из кроватей, прогибая старую продавленную панцирную сетку чуть не до пола, сидел он сам — юный, тощий и прямой, ещё не набравший ни взрослого веса, ни каких-либо мускулов, вихрастый и угрюмый семнадцатилетний курсант Армор. Курсант смотрел немигающим взглядом в пол, и как будто бы совсем игнорировал ходящую туда-сюда в неприкрытом возмущении тёмно-серую единорожку с буйной медово-рыжей гривой, уложенной в непослушную косу. Её хвост охаживал бока с такой силой, что, казалось, кьютимарке в виде ощетинившегося ежонка угрожает большая опасность быть схлёстанной до основания. Тёмно-карие, почти чёрные глаза метали молнии, от которых можно было поджигать костры. Впрочем, костры можно было поджигать и об уши юного Дефенда, которые полыхали, словно раскалившиеся докрасна уголья в печи с хорошей вытяжкой. В остальном жеребчик не выказывал никаких эмоций, просто пялясь в землю.
— Я даже не знаю, как это назвать, Армор! — сердито начала она, слегка растягивая мягкую букву “Р”, донельзя мило картавя. — Упрямый осёл? Нет, это будет оскорблением для всего ослиного племени, в котором полно сильных духом мужчин. Идиот? Да нет, ты вроде бы не пускаешь слюни при попытке говорить. Быть может, верным термином будет “твердолобый упрямый придурок, который, руководствуясь неизвестно чем, своими копытами убивает своё счастье”? Или взять попроще — “тряпка”? Да, пожалуй так: ты тряпка, Армор. Что молчишь, язык проглотил?
— Тебе видней, — буркнул сидящий на кровати будущий майор, не поднимая глаз.
— Да что видней, что? То, что тебе какие-то непонятные “принципы” ломают всю жизнь? И не только тебе, но и мне тоже? Но это бред — все эти принципы, Армор, бред умалишённого, и ты сам прекрасно это понимаешь!
— Это не бред, — всё так же угрюмо ответил жеребец. — Это принципы. В них весь я.
— Грррр! — заскрипела зубами кобылка, возводя очи к небу. — А втаптывать нашу собственную мечту в грязь, с размаху её туда швырнув — это тоже твои принципы? В этом тоже весь ты? Я не слышала большей ерунды в своей жизни, Армор. И не хочу слышать!
— Я не могу просто так взять и отказаться от части себя, Белли! — он наконец-то поднял глаза, и встретился взглядом с серой единорожкой. — Пойми, это то же самое, что… ну, что рог отпилить, например! Или ещё чего похуже.
— В былые времена влюблённые в земных кобылиц единороги отпиливали себе рога! — уничижительным тоном произнесла она, вскидывая голову. — А пегасы — крылья. А ты… ты не то чтобы что-то отрезать, ты просто согласиться с отцом не хочешь! Тррряпка...
— Я не могу, любимая! — жалобно простонал он, всем видом изображая мольбу. — Он… он навязвывает мне свою волю, снова, как и все эти семнадцать лет! Я уже четыре года, с самого поступления на службу, игнорирую его приказы, потому что знаю — стоит допустить слабину, и он с меня не слезет. Подавит полностью своей волей, и я превращусь в ту самую тряпку, о которой ты говоришь.
— Ты и так тряпка! — фыркнула Аннабель, топнув копытом. — Он что, заставляет тебя жениться на какой-то незнакомой кобыле? На нелюбимой, страшной, старой? Нет же, нет! Он знает, что есть я, и просто-напросто разрешает это сделать нам, нам, слышишь ты?
— Это политический расчёт, — вяло запротестовал Армор.
— Пусть… пускай так. Пускай политический. Но нам-то что от этого? Нам-то что? Если мы только об этом и мечтали последние два года? Чего стоит согласиться — не подчиниться его воле, а просто согласиться, ради нас, ради будущего, чёрт возьми? Никто тебя не заставляет соглашаться с ним и дальше!!!
— Ты его не знаешь, Белли, а я знаю, — жеребец махнул копытом. — Стоит коготку увязнуть…
— Дурррак! — со злости кобылка ударила копытом по столу, и тот опрокинулся, зазвенев разбитой посудой. — Это единственный шанс хоть как-то легитимизировать наши отношения. Единственный шанс быть вместе, понимаешь??? Ты сейчас не с отцом споришь, ты меня отталкиваешь, понимаешь ты это или нет? Почему я вообще перед тобой сейчас так унижаюсь, а? Ответь мне! — она схватила его за плечи и начала трясти. В гневе Аннабель де Лис была прекрасна, как прекрасным может быть атакующий пикирующий бомбардировщик, или летящий на полной скорости в лобовую атаку танк. И такой же опасной. — Ответь мне, Армор — ты хочешь быть со мной? Ты меня любишь???
Она, закусив губу, смотрела, не мигая, ему в глаза — так пристально и так убийственно-прямо, что Дефенд не выдержал, отвёл взгляд.
— Я люблю тебя, но…
— Можешь больше ничего не говорить.
Кобылка рывком отпустила его, соскочив с кровати, и галопом выбежала из комнаты, сломав с размаху дверь. Она бежала, низко опустив голову, и плечи её тряслись в беззвучном рыдании. Единорог хотел было броситься вдогонку, но какая-то неведомая сида удержала его на месте, подсказав, что так будет только хуже.
Больше майор живой её не видел.
Пробуждение вышло таким внезапным, как и погружение в сон: майор резко вынырнул из бездны сновидения, и встрепенулся. Со всех сторон горохом посыпались яростно пищащие крысы, которые, видимо, обнюхивали единорога на предмет откусить кусочек. Армор с остервенением вскочил на ноги, и наугад дал пинка осмелевшим падальщикам, отправив какую-то зазевавшуюся жирную крысу в пологий полёт, завершившийся смачным ударом о стену.
Стало ясно, что пора двигаться дальше. Скатившись по лестнице, единорог наощупь нашарил частично забитое досками окно, через которое он попал в дом, и аккуратно выглянул наружу. На улице майора ждал сюрприз: над тёмной линией построек поднималось исходящее откуда-то сзади разноцветное электрическое зарево. Зарево перемигивалось и колыхалось, как живое, и в целом навевало мысли о ярко освещённом променаде, находящемся в самом центре города. Правда, сама идея променада в полуразрушенном постъядерном городе казалась не то чтобы нелепой — абсурдной до предела.
В любом случае, если кто и знал ответы на хотя бы некоторые из интересующих Армора вопросов, так это местные обитатели, а что-то подсказывало майору, то использовать такую иллюминацию просто так, без цели, никто бы не стал — значит, оные обитатели находятся где-то в том районе. Сложив два и два, единорог взял направление, и порысил в сторону ярких электрических сполохов.
Увы, никогда прежде не подводившее его географическое чутьё на этот раз дало сбой, и вместо ярко освещённого променада майор выскочил, наоборот, в тёмную подворотню, оканчивающуюся тупиком. И очень удачно, надо сказать, выскочил: к глухой, высокой, и, вероятно, холодной и шершавой кирпичной стене спиной прижимался, испуганно озираясь, жеребёнок с непропорционально большой головой, а с оставшихся трёх сторон его медленно, не торопясь, обступали четверо взрослых пони. У каждого в зубах было оружие: ржавый тесак, старая лопата с короткой рукоятью, металлическая труба. И, что самое паршивое, обрез.
Неоднозначная, прямо скажем, ситуация.
К резко затормозившему майору тут же повернулись двое. Жеребёнок попытался было дёрнуться, но пони с ржавой трубой в пасти сбил его копытом на землю, и поставил ногу на грудь, не давая убежать.
— Решили поиграть в педофилов, братишки? — осведомился Армор, прикидывая, по какой траектории лучше уходить от картечного залпа.
— Брышь отшюда, “братифка”, и штобы шереж шекунду жабыл о том, што видел! — не выпуская тесака из пасти прошамкал один из любителей гулять по ночам.
— Да я бы с радостью, братиш, — улыбнулся обезоруживающе майор. — Ты только объясни, как пройти в библиотеку.
— Шовшем фоехафший што ли? Вали, говорю, фока щел!
— Ну ладно, как знаешь, — ответил Армор. — О, смотрите-ка, принцесса Луна полетела! — перевёл он взгляд куда-то за спины бандитов и выше.
Удивлённо моргнувшие здоровяки лишь на мгновение дёрнули головами в стороны, купившись на нехитрый трюк, но и этого майору было достаточно. Он прыгнул, распрямляясь как пружина, в сторону пони с обрезом, и резким ударом копыта своротил оружие на сторону. Гражданин Обрез сжал зубы, но слишком поздно и неловко, и выстрел грянул мимо, обдав Армора жаром сгоревшего пороха, и свернув нижнюю челюсть незадачливому стрелку. Ударом в горло майор уронил гражданина теперь-уже-не-Обреза на землю, и, прикрываясь его телом, отскочил назад, выхватывая собственный пистолет.
Вжууух! Садовый инструмент просвистел в опасной близости от головы. Тесак и Лопата были уже рядом, и норовили попасть своими ржавыми орудиями труда майору по какому-нибудь из жизненно важных органов. Торопливо взводя курок, майор отпрыгнул вбок, поскользнувшись на какой-то дряни, и пропустив удар по корпусу — к счастью, плашмя. Теперь уже зубы сжал единорог: первый выстрел пришёлся в молоко, но второй и третий нашли свою цель, и Лопата, захлёбываясь кровью, повалился майору под ноги. Ржавый шанцевый инструмент загрохотал по растрескавшемуся асфальту. Тесак же, не замечая горькой участи своего товарища, изображал мельницу, размахивая здоровенным мясницким ножом. Злой огонь в антрацитово-чёрных глазах не погас даже тогда, когда десятимиллиметровая пуля разорвала грудину, и пробила сердце. Тесак умер мгновенно, опав рядом с Лопатой, как озимый, но так и не выпустив ножа из пасти.
Майор перекатился вбок, вскакивая на копыта, и выискивая глазами четвёртого, последнего члена банды, но увидел лишь темнеющую тушу, и улепётывающего жеребёнка.
— За мной, скорее! Тут могут быть их друзья! — крикнул тот внезапно низким голосом, и Армору не оставалось ничего, кроме как последовать за ним. Они нырнули в какую-то арку, свернули на полном ходу направо, затем ещё раз направо, и, миновав длинный коридор, оказались наконец-таки на освещённом месте. Жеребёнок… нет, теперь майор видел, что это просто очень, очень маленьких пропорций взрослый жеребец-земнопони палевого цвета с тускло-жёлтой гривой на большой лобастой голове. Карликовый жеребец перешёл на шаг, и спустя несколько минут остановился у одного из домов.
— Ну, вроде бы они отстали. Спасибо, мистер, за спасение — думал уж, что мне крышка.
— Пустяки, — отозвался майор, морщась из-за боли в отбитом боку. — Что им надо-то было?
— Тут в двух словах не объяснить, — улыбнулся карлик. — С меня в любом случае выпивка, так что если вы не спешите… Меня зовут Лайон Хилл.
— Дефенд Армор, — представился в ответ единорог.
— Ну что ж, мистер Армор, я думаю, нам обоим не повредит стакан доброго виски…
Это действительно оказался променад. И он действительно был в центре города — в центре района за рекой, естественно, потому что настоящий центр города, как пояснил Лайон, не предназначался для посещения кем-либо кроме сотрудников Завода и причастных. Под последними, как догадался майор, подразумевались аффилированные организованные группировки, хотя больше для них подходило наименование “кланы” или даже “семьи”. Таковых было ровно три: Коммуна, Стойло и Эскадрилья. Первые две, как рассказал карлик, вышли из глубин Завода, в те времена когда он ещё не был Заводом, а являлся всего лишь общиной, вышедшей из Стойла 27 на поверхность, в полуразрушенный и заброшенный город. Эскадрилью же сформировали самые верные из наёмников, служившие Заводу с незапамятных времён.
Да, таинственный Завод оказался именно заводом. Сиречь — оружейной фабрикой “Кригсверке Гезельшафт мит бешрёнктер гафтунг”, одного из старейших эквестрийских оружейных производителей, история которого уходит корнями вглубь веков. Экселенц в своём брифинге упоминал, кажется, про строившиеся ближе к концу войны военные заводы “Кригсверке” и “Айроншод”. Упоминания попали в цель: фабрики лёгкого стрелкового вооружения и правда возводились в Небылице, при бомбардировке города они были основательно потрёпаны (в отдалённые районы промзоны заходить не стоит до сих пор из-за зашкаливающей радиации, бродящих в изобилии монстров и тому подобных прелестей), но всё же не настолько, чтобы группа энтузиастов-инженеров не смогла восстановить хотя бы часть производственных линий. С тех пор прошло уже много лет, завод “Кригсвергке ГмбХ”, сокращённо КВГ, исправно поставляет орудия убийства на внутриэквестрийские рынки, а сам город стал своеобразным экономическим центром северо-запада Эквестрии — или, как территорию бывшего (теперь уже было окончательно понятно — бывшего) государства называл Лайон Хилл — экономическим центром Единорожьей Пустоши. Экономическим, промышленным — и центром развлечений для разнообразного странствующего народа.
Впрочем, в том, что “центр развлечений” находился именно здесь, майор мог убедиться и без ремарок — потому что не заметить этого было нельзя. Променад был просто до отказа забит самыми разнообразными заведениями — казино, ресторанами, кафе и кабаками, гостиницами, борделями, магазинами, бутиками и развалами, рыгаловками самого низкого пошиба и фешенебельными бистро. Неоновые вывески, лампы и иллюминация и создавали то самое электрическое “зарево”, что увидел Армор при выходе из пустого заброшенного дома. Вывесок было много. И каждая из них соперничала с другой своей пышностью, вычурностью, крикливостью и размером.
Столь нерациональный расход электроэнергии почему-то вызывал у майора когнитивный диссонанс.
А ещё там были пони. Прохожие заполняли почти весь променад, разделяя его на несколько независимых потоков, струящихся в разные стороны. И толпа была не менее, а то и более вычурной, разноцветной и странной, нежели все вывески и реклама вместе взятые. Такого он не видел даже в Кристалл-Сити. Вот стайка пьяненьких девиц, раскрашенных и одетых как на выпускной, выставляет напоказ крупы у стены какого-то бутика. Вот бредут уже упившиеся в хлам вооружённая до зубов компания — видимо, бандиты, или охранники какой-нибудь шишки. Пони в какой-то униформе блюёт прямо на мостовую, нисколько не стесняясь при этом прохожих. А вот неспешно прохаживается парочка абсолютно трезвых грифонов, зло посвёркивая колючими взглядами из-под бровей. Это сразу ясно — стражи порядка. Не факт, что “право-”, но определённо порядка.
— Сюда стекаются авантюристы всех мастей. Бандиты, наркоторговцы, рабовладельцы… — пояснял Лайон, пока майор глазел на балаган. — Торговцы, караванщики, просто крестьяне, даже дикари. Ну и, разумеется, наёмники, и всевозможные отщепенцы типа тех же Стальных Рейнджеров, хоть Саур и терпеть их не может...
— Саур?
— Саур, председатель Директората.
— Директорат? — Армор сам себе напоминал попугая.
— Директорат, или Совет Директоров. Руководители КВГ, иным словом. Саур — генеральный директор, Глори — исполнительный, Серб — технический. Ну и плюс там десяток менеджеров меньшего масштаба заседают.
— Понятно.
— Ну, в общем, такой наплыв посетителей привлекает со всей окрестности любителей лёгкого заработка — шлюх, шулеров и прочее отборное жульё. Естественно, жульё тянет друг к другу, и вуаля — мы имеем то, что имеем, то есть десятки преступных кланов и кланчиков, от банд вроде той, с которой мы разделались, до маленьких частных армий.
— Кажется, одну такую я уже видел, — пробормотал майор.
— И как впечатления? — уловил карлик еле различимые слова.
— Не то чтобы самые приятные, — хмыкнул единорог, — но “маленькая частная армия” после той встречи стала ещё поменьше.
— А вы крутой парень, как я погляжу, — усмехнулся Лайон Хилл. — Надеюсь, после такой прививки местных реалий у вас не образовалось стойкого отвращения к жулью вообще?
— Ну, как сказать… А что?
— Да то, что мы как раз в гости к жулью и направляемся. И не просто к жулью — к первостатейному. Чего стоит хотя бы место их обитания…
— Так куда мы всё-таки идём? — притормозил Армор.
— Ну, я же обещал вас угостить… — подмигнул земнопони. — Поэтому мы сейчас направляемся в “Трибунал”.
— Куда???
— В местный, так сказать, дворец правосудия.
Первым, что увидел майор, войдя внутрь, был тощий, всклокоченный и явно нетрезвый жёлтый пегас, который колотил кирпичом по морде лежащего копытами кверху бугая. Бугай не подавал признаков жизни, но его визави это явно не останавливало — напротив, тот методично и размеренно наносил удары стройматериалом плашмя по заплывшей жиром давно небритой челюсти. Никто не пытался разнять дерущихся… вернее, дерущегося, наоборот — несколько посетителей обменивались мнениями совсем неподалёку от места действия, подхихикивая и отпуская едкие комментарии.
— Стэрди опять нажрался и учудил, — пожал плечами Лайон Хилл на немой вопрос Армора.
Ветхое и облезлое здание с решётками на окнах не имело — вот чудо-то! — кричаще-яркой неоновой вывески, и майор понял, почему, подойдя ближе: вывеской являлся весь дом сам по себе. Выщербленные колонны венчались когда-то целыми статуями пони с весами и мечом, такие же барельефы ползли по стенам, а фронтон украшала частично сбитая следами от пуль надпись:
КОР...ЛЕВС….Й З...РЕЧ..НСК..Й РА.....НЫЙ СУД ГОР.....А НЕБЫ....Ц..
Выщербленные тысячами ног ступеньки давно никто не подметал, и на них образовался своеобразный панцирь из спрессовавшихся окурков, семечковой шелухи и прочего мусора. Толстенную железную дверь охраняла парочка недружелюбно выглядящих жеребцов, моментально загородивших майору проход.
— Он со мной, — повелительно кивнул Лайон, и охранники, недобро косясь на Армора, нехотя расступились.
Внутри “дворец правосудия” выглядел отнюдь не лучше, чем снаружи: закопченые стены (такое впечатление, что кого-то жгли из огнемёта), донельзя грязный потолок с остатками облицовочных плит, клубы совсем неароматного дыма, и запах — запах немытых тел, подгоревшей на скверном перекаленном масле пищи, дешёвого алкоголя и всевозможных выделений организма. Пегас, пытающийся превратить лицо оппонента в блин, был тут как вишенка на торте.
Карлик ловко перескочил через задние ноги избиваемого, и уверенной походкой направился вглубь тёмного коридора. Майору не оставалось ничего, кроме как последовать за ним, аккуратно обойдя странную парочку. Минута плутания — и Лайон Хилл, распахнув неприметную дверь, ввалился в полуосвещённое накуренное помещение, полное гомонящих на все лады пони. Судя по длинной и высокой стойке, столикам и импровизированной сцене, а также по тому, что между столиками и стойкой сновали ловкие кобылки с подносами на головах, это был бар.
— Добро пожаловать в “Трибунал”, лапа! — заговорщицки подминула Армору дебелая молодица-барпони тёмно-синего цвета, протирающая стакан, когда тот вслед за карликом взобрался на один из высоченных барных стульев. — Всего за двадцать крышек любая из наших красоток принесёт тебе выпить, а если добавишь ещё пятьдесят — скрасит оставшуюся ночь!
— Он со мной, Соул, — отозвался со своего места карлик. Даже сидя на стуле, он едва выглядывал из-за барной стойки. — Можешь даже не пытаться навязывать мистеру Армору своих шалав, я в любом случае успею его предупредить о безбожно завышенных ценах на продажную любовь.
— А, это ты, Лайон? — скривилась Соул, тряхнув закрывающей правую половину лица белёсой гривой. — Прости, не заметила. Впрочем, как и всегда, хе-хе.
— Налей-ка нам лучше виски, острячка, — видно было, что карлика явно забавляла реакция барпони. — Лучше двойного, как я люблю, без содовой и всяких там прибамбасов. Чистой, как слеза, крови пророщенных зёрен!
— Чего-то ты больно радостный, лапа, — буркнула барпони, послушно откупоривая бутылку.
— Не каждый день меня пытаются убить, дорогуша! — отозвался земнопони, резво хватая протянутый стакан с виски. Такой же точно оказался и перед майором — старый, в щербинках и царапинах, но вполне пригодный тяжёлый стаканищще для крепкого алкоголя.
— А обычно что, через день, что ли? — недовольно прокомментировала Соул.
— Угадала, — захохотал карлик, поднимая свою тару. — Ну, за встречу, мистер Армор, потому что наша встреча отнюдь не была случайностью!
— Правда? — скептически осведомился майор, чокаясь с Лайоном стаканами. Магия, увы, пока так и не вернулась, поэтому держать посуду приходилось копытом.
— А то! — улыбнулся тот, одним глотком приканчивая, наверное, половину своей порции. — Иначе бы меня нашинковали прямо там, и я уже не смог бы попробовать это чудесное пойло!
Армор выдохнул, и сделал добрый глоток. Отвратительного качества самогон обжёг пищевод, яростно пронесясь вглубь огненной кометой, и посеял в желудке панику. На глазах у майора выступили слёзы, он со стуком почти что швырнул стакан на стойку, ухватившись за столешницу копытом, и мелко-мелко, потихоньку, вдыхал живительный кислород через нос, потому что через глотку это делать было опасно.
— Ключ… ключница самогонку делала… — прохрипел он, наконец, проморгавшись и отдышавшись.
— Вот спасибо, лапа, я же ещё и ключница! — возмутилась Соул, всплёскивая копытами.
Алкоголь моментально всосался в стенки желудка, не видевшего пищи уже сутки, и глаза сразу же заволокла хмельная пелена. Внутри ощутимо потеплело, а живот напомнил о себе возмутительным рычанием.
— Давай-ка, закуси! — сочувственно посоветовала барпони, поставив перед майором тарелку с какими-то овощами. Тот благодарно кивнул, и тут же захрустел угощением, не особенно беспокоясь о правилах приличия. Лайон Хилл с насмешливым видом потягивал адское пойло, словно спаркл-колу, посвёркивая хитрыми глазами из-под стойки.
Утолив первичный голод, и уняв пожар в глотке, майор, наконец, осмотрелся вокруг. Помещение, несомненно, представляло собой раньше зал судебного заседания: вытянутая комната длиной и шириной в пару десятков метров заканчивалось помостом, на котором когда-то находился судейский стол, а сейчас — сцена, на которой ярко раскрашенная певичка выводила писклявым голоском какую-то попсовую песенку. Зрители, в изобили занимающие места вокруг невысоких круглых столиков, похоже, не обращали на неё никакого внимания, и лишь один из них, сидящий у самой сцены, пялился мечтательно на выкидывающую коленца кобылку. Горело лишь несколько ламп, проливая в комнату тускло-жёлтый свет сквозь густейшие облака табачного дыма. Окна были заколочены наглухо, и заставлены поникшими чахлыми кактусами. Высокая барная стойка занимала собой один из концов комнаты целиком, но у неё почти никого не было, лишь только они двое, да ещё официантки подбегали изредка к той стороне, где находилось раздаточное окно. Соул, видимо, стоя на каком-то внутреннем помосте, как бы нависала над посетителями, орлицей зыркая из-за пивных кранов. За ней на полках выстроились батареи бутылок, в основном без этикеток, а в углу стоял рычащий холодильник, когда-то кричащего ярко-красного цвета, с полустёршейся этикеткой “Спаркл-колы” на двери.
— Милое заведеньице, правда? — поймав взгляд майора, усмехнулся карлик. — Одно из немногих, где есть по-настоящему живая атмосфера, не то что эти бандитские казино. И совсем не то, что Стойло, верно? — он вдруг подмигнул Армору.
— Какое ещё ст... — осёкся майор, вспомнив про то, как отреагировал на суровую правду Кокс Комб.
— Логика, мистер Армор, исключительно логика. Хотя… — Лайон прищурился, пристально вглядываясь в собеседника, — скорее, не просто Стойло, а какая-нибудь закрытая военная база, верно? Совершенное незнание реалий-на-поверхности, военная выправка и знаки различия на откровенно форменной одежде. Я прав?
Майор медленно кивнул. Перед ним тотчас же материализовался ещё один стакан, поновее, в который тоненькой струйкой полилась прозрачная жидкость. Соул, перехватив его взгляд, сочувственно кивнула:
— За счёт заведения, лапа. Попадать на поверхность всегда хреново, по себе знаю. Угощайся, не стесняйся, старая Гуд Соул всегда поможет хорошему пони. — “Старой” барпони на вид было лет тридцать.
Благодарно кивнув, Армор замахнул стакан ледяной водки (вполне сносного качества), и, вспомнив сталлионградский способ потребления алкоголя, тут же заел её овощем из тарелки. Карлик, усмехаясь, поглощал своё адское пойло глоток за глотком. Певичка тем временем уступила место импровизированному кордебалету из четверых девиц, высоко подкидывающих ноги в кружевных чулках, что вызвало несколько больший ажиотаж среди зрителей, раздались даже первые аплодисменты. В углу началась потасовка, которую, впрочем, быстро разняли.
— А в каком смысле “знаю по себе”? — алкоголь уже начал воздействовать на мозг, и майорские мысли слегка путались в пути, и двигались гораздо медленнее обычного
— Да в прямом, лапа, — грустно улыбнулась Соул, отводя копытом гриву с правой щеки. На ней, к удивлению Армора, обнаружились застарелые чёрные шрамы обугленной плоти, складывающиеся в треугольную печать, оставившую на лице пони свой оттиск. — Вышла одна такая наивная девочка наружу — не хотела просиживать штанишки в душном и тесном подземелье, где все друг друга знают как облупленных, и потому люто ненавидят. Захотела, дура, вольной жизни на поверхности, не поверила рассказам о страшной радиации и чудовищах. Зря не поверила…
— По пути в Небылицу мы наткнулись на каких-то бешеных, которые вырезали мирную деревню, — вспомнил майор. — Это сделали они?
— Рейдеры меня просто убили бы, да сожрали, — пожала плечами барпони. — Меня поймали работорговцы, и следующие пять лет я провела на плантациях Красного Глаза. К счастью, мантикорам я пришлась не по вкусу, и вертухаи кнутами не забили, хоть и полирнули шкурку изрядно. Далеко не всем так повезло, — она печально вздохнула. — В конце концов меня, как “отработавшую трудовую повинность”, отпустили на свободу. Прибилась к караванщикам, побродила по Пустоши ещё лет пять, в конце концов осела здесь. Теперь вот гоню табуретовку, да скармливаю её олухам вроде Лайона. Зато могу похвастаться, что знаю себе цену. Ровно пятьдесят крышек — именно столько заплатили за меня вербовщики Красного Глаза на торгу.
Соул машинально плеснула водки в стакан, который до того протирала тряпочкой вот уже десять минут кряду, и, не морщась, проглотила содержимое.
— Стало быть тут у вас процветает работорговля? — переспросил несколько заинтересованный майор. — И кто такой Красный Глаз? Один из местных преступных бонз?
Барпони и Лайон хором рассмеялись.
— К счастью, нет, — объяснил карлик. — Красноглазик, безусловно, преступник, и его даже можно назвать бонзой, но обитает он сильно к югу и к востоку отсюда. Где-то возле Филлидельфии, кажется.
— Ага, спит и видит, как ему заграбастать ещё и Небылицу, — подтвердила Соул.
— Не он один, — заметил миниатюрный земнопони.
— Агась, ещё ходячие железяки и крылатые подлюки.
— Кто? — Армор почти утерял нить разговора.
— Стальные Рейнджеры и Анклав Пегасов, — пояснил Лайон Хилл. — Две группы отщепенцев, которые охотятся за технологиями и промышленностью нашего города. Видел, наверное, какая у Верхнего района оборона? А всё потому, что недобитые технофашисты-паладины и заносчивые небожители спят и видят, как выразилась Соул, как бы им наложить копыта на Завод. Ну, знаешь, милитаризованные до предела общества, военные у власти, все дела. Впрочем, вам всё это должно быть хорошо знакомо. — хохотнул карлик.
“Ты даже не представляешь, насколько...” — подумал майор.
— Значит, ты из Филлидельфии? — спросил он у барпони.
— Не из самой, лапа. Из Девяносто третьего, будь оно неладно, Стойла, в котором скучные учёные-кипячёные только и делают, что ковыряются в своих ПипБаках, и больше ничего не делают. Скука смертная, особенно для такой живой и любопытной кобылки, какой я была пятнадцать лет назад.
— А где твой ПипБак?
— А нам, земным, он был изначально не положен, — усмехнулась Соул. — Да и всё равно отобрали бы, когда я в рабство попала. А с тобой что случилось, лапа?.
— Попали в засаду, — мрачно ответил Армор, украдкой бросив взгляд на карлика. Тот, казалось, был увлечён потасовкой в зале, и лишь по напряжённо торчащему уху можно было сделать вывод, что Лайон Хилл слушал очень внимательно. — При переправе с северного берега. Судя по всему, врага покрошили изрядно, но и сами оказались разбиты. Погиб командир группы, остальным я приказал отходить. Что с ними сейчас — не знаю. Я попал в плен, но удалось бежать, оставив бандитам всю амуницию…
— Ага, так значит это вы устроили тот переполох на “Давильне”, мистер Армор? — повернулся к нему карлик. — Ходят упорные слухи, что Крысы потеряли половину своих бойцов. Неплохо, очень неплохо! Сколько вас было?
— Семеро.
— Всего семеро? Ох, теперь я понимаю, что у тех бандюков в подворотне не было ни единого шанса!
Майор усмехнулся, скривившись невольно от боли в отбитом боку.
— Ну да ладно, это лирика, — поставил пустой бокал на стойку Лайон. — Что вы намерены делать дальше, мой друг?
— Пробираться за реку, — ответил не задумываясь единорог, — или искать какой-то способ связаться с группой. ПипБак у меня сняли, не знаю, как, правда, для него же нужен специальный ключ…
— Всё очень просто, лапа, эта скотина Крыс тоже из наших, — отозвалась барпони. — Кажется даже ПипБак-техник. Помню, он похвалялся как-то здесь, за кружкой, что может творить с этими штуками сущие чудеса. Врал, скорее всего.
— Крыс — это в смысле Кокс Комб? Да, всё правильно, он же говорил что техник. Сколько, говоришь, у него осталось пони?
— Вообще численность крысиной банды компетентные источники оценивали в пятьдесят-семьдесят голов, — подумав, сказал карлик. Сейчас она уполовинена, так что… стоп, вы же не собираетесь перебить их в одиночку, мистер Армор?
— Придётся, если я собираюсь вернуть свой планшет, оружие и другое снаряжение. Правда, для этого всё равно нужно добраться до моей группы, а я даже не знаю, где север!
— Там… — ткнул отвлечённо в сторону копытом Лайон Хилл. — Правда, не знаю, стоит ли это делать в одиночку. Решено! Вы помогли мне, я помогу вам, друг мой. Ха-ха, отличная идея мне в голову пришла!
— Прям удивительно, как она туда забрела, — буркнула Соул.
— Вы поможете мне перебраться на тот берег? — выгнул вопросительно бровь майор.
— Ну, не я лично… Но, кажется, я знаю, кто сможет вам помочь! — с хитрым выражением лица потёр копыта карлик.
Заметка: получен новый уровень
Новая способность: улучшенная телепортация. Возможный максимальный вес и объём телепортируемого увеличен на 50%