Окна

Луна и звезды... как до банальности сухо, — каждую ночь та же Луна и те же звезды в том же Троттингеме, — кислый привкус на языке снова требует, чтобы я наконец сдался и уснул, забылся в собственном ничто как кусочек сахара в грязной луже. Разве не может сон понять, что борьба с прихотями истощенного организма, — та единственная кроха самоё себя, что у меня осталось? Борьба со сном и все эти окна. Почти все они сокрыты от глаз за слоем пыли. Почти все.

Сыро. Ничейные земли близко, только проплыви на пару метров дальше от буйков, и ты уже не в своей тарелке, — в чужой, где будешь прожеван и слеплен по-новому, ежели от тебя что-то осталось, ежели ты смог забрать хоть толику себя, не забыв её на мостовой, как неоднократно забывал я свой камень, к которому так и не смог привязаться. Каждую ночь один и тот же туман, он играет со мной, с моей жаждой, пересохшей глоткой и глазными яблоками. Последние никогда не моргают. Порой мне думалось что они попросту нарисованы непоседливым жеребенком, нынче же я того жажду. Лучше уж с нарисованными глазами, чем с такими, точно каждое яблоко посыпали из ведра обивочных гвоздей. Не люблю кексы.

Бульканье. Я знаю, что это в моем горле, но не знаю почему оно там. Приятнее думать будто это надежда. Да. Это она. Всегда чувствовал её, приближаясь к старым окнам с их светом.

Размытый жеребец и маленький жеребенок бурой масти. Они играют. Они всегда придумывают новую игру. Иногда жеребенок обижается, иногда взвизгивает. В его глазах есть что-то из-за чего они не высыхают. Всегда было интересно поговорить с ним. Жаль, правда, что этот жеребенок не появляется на улице. Вообще никогда. После игр он уходит или уползает в свою комнату. Думаю, там прохладно. Люблю прохладу. Кипучая надежда в глотке напоминает плавящийся на сковороде сахар — сладко и больно. Но я не обращаю на это слишком много внимания. От окна веет холодом, как и всегда.

Новое окно. Вернее, было новым когда-то давно. Теперь оно, разумеется, старое, как и остальные. Такое же холодное. Молодая пара за кухонным столиком. Их лица напоминают мое, но они совсем другие. В них есть что-то, чего уже нет у меня. Не люблю это окно. Не понимаю его. Не хочу понимать, но все равно смотрю. Жеребец берет в рот кухонный нож. Кобылка забивается в угол и елозит копытами, вжимаясь всё плотнее, словно пытается проделать в нем дыру. Зачем в углу еще одна дыра? Не понимаю её. Почему? Я видел их днем. Видел каждый день. Когда вокруг много пони: эта пара раскрывает рты и показывает зубы, нарочито обмахивает друг друга хвостами и постукивается боками во время ходьбы, но за окном они другие. Не понимаю, почему так выходит. Холодно.

Вдалеке протяжный громкий звук. Знаю его. Он всегда происходит, когда констебль отводит к себе в черепахоподобный дом пони в красивых браслетах. Я пытался увидеть, что там, за окном кирпичной черепахи, но там всегда пусто и темно. Пони, которых он уводит ночью, больше не гуляют днем. Констебль разбирает их на части и обменивает на золоченые кругляши. Но кто потом собирает пони обратно? Этот пони скоро забывает о пропавших, сжигая все начинания расследований. Однажды он хотел увести меня подальше от этого городка, — я был не против, — а потом он передумал, когда увидел мое лицо. Что с ним?

Шаги. Рядом. Это мэр. Раньше он был констеблем. Днем он выше, громче и ярче всех пони, а ночью — похож на меня, но все еще другой. В глазах у него тоже есть что-то, что было у жеребенка, пони с ножом и того мягкого, но твердого голоса из черепахи. Он ходит очень тихо. Он играет в прятки с ночью? Конечно нет, какая глупость. Как я глуп. Иногда он гуляет, обменивает у разных пони и грифонов большие бумажками на всё те же кругляши. Почему боится делать это днем, когда не надо искать тех, кому нужны все эти бумаги? Мэр может громко их позвать и отдать свой груз. Может быть он ходит так тихо, потому что боится темноты и не хочет привлекать её внимания? Зачем тогда он кутается в нее? Слишком долго. Если столько смотреть, то мэр превратится в нечто прозрачное. Так надо, но я не хочу. Я привык. Холодно.

Новое окно. Действительно, новое. На нем еще нет пыли, мешающей теплу пробиваться. Надо спешить. Окно мутное, не вижу, что там, за ним. Впервые столкнулся с непреодолимым — желанием разбить это окно и посмотреть, что там. Оно теплое. Желание и надежда закипают, перемешиваются. Но что это? Силы, до сих пор держащие меня на ногах, вытекают из горла, глаз и ушей. Окно улетает вверх вместе с фундаментом. Оно не мутное. Слишком прозрачное. Ослепляет. Кто-то поднял щеколду, я знаю и этот звук, после которого пони превращаются в собак и громко лают, брызгая слюнями. Не смогу убежать. Этот звук другой. Тоже тёплый. Да, теперь я знаю — это звук сна. Он нашел меня, в секунду отогрел что-то внутри, и оно лопнуло из-за перепада температур. Поток из глаз, рта и ушей уже не остановить, оно вытекает, я знаю. Чувствую, словно лежу под водой. Гвозди, надежду и звуки — смыло. Ощущение похоже на прекратившийся сон. Да. Скоро я навсегда проснусь. Всё это был долгий сон. Просто сон. Завтра окна будут теплее.