Жеребята идут в поход
I. Внутренняя чистота
Домик четы Скотчей находится не так далеко от Клаудсдейла. Располагается он на небольшом пятачке земли и граничит деревянным забором с давно распаханными пшеничными полями, уходящими далеко-далеко за границы того, что видит перед собой уставший пегас. По утрам можно заметить, как из Погодной фабрики в небо поднимаются грозовые тучи, поддерживая хрупкое существование поздней осени. Без проливных дождей и слякоти она перестанет быть таковой.
А его дом, с красной крышей и стенами пряничного цвета, приветствует его запахом свежей выпечки, который можно почуять за добрую версту.
-Дорогая, я дома! – пегас давно заметил, что эти два слова волшебным образом оживляют дом.
Если в нем кто-то есть, разумеется. Но дочка в это время учится в школе, а его ненаглядная Долли работает по дому. И она всегда выходит, чтобы поприветствовать его добротным поцелуем.
-Мне опять придется ловить любовников в шкафу, да? – он всегда подмечал для себя, что за долгие годы совместной жизни она не утратила ни капли собственной красоты. Годы никого не щадят, а на мордочке самой прекрасной кобылки на свете появилась парочка морщин. И он не может вспомнить, когда такая простая земная кобылка, как она, носила красивое платье в последний раз. Казалось, она всегда носит фартук в цветочек, постоянно что-то готовит и пребывает в состоянии комнатной служанки.
Кобылка ласково улыбнулась и потерлась мордочкой о его щеку.
-Я уже совсем старая, — сказала она, дернув носиком, — не осталось в моем шкафу никаких любовников. Одни скелеты.
-Ну, тогда я хочу свой завтрак. И спать, — Кловерфилд чмокнул жену и, зевая, поплелся на кухню.
-Мне кажется, тебя что-то беспокоит.
Еще одна особенность счастливого брака – понимание своей второй половинки так же хорошо, как самого себя. Кого-то это раздражает, кто-то ищет в будущей избраннице противоположность своему характеру, но пони, которая всегда волнуется за тебя и видит, что тебя что-то терзает, и что хочет хоть чем-то помочь тебе, хотя бы поддержать — это мечта, близкая по недостижимости к возвращению в детство. Потому что в детстве многих жеребят таким образом поддерживала мама.
-Ничего особенного, дорогая, — улыбается он, — просто к нам привезли нового смертника.
-С ним что-то не так?
-Ну, с ними всегда всё не так, — пожевывая капустный лист, произнес Кловер. Долли понимающе кивнула, а пегас продолжил чуть помедлив:
-Но сейчас я уверен, что эта пони не заслужила такой участи.
-«Эта»? В вашем блоке кобылка?
-Не просто кобылка, — Кловерфилд вздохнул: — жеребенок. Маленькая единорожка. Ты можешь себе такое представить? – не дождавшись её ответа, он сам добавил: — и я не могу.
-Её хотят казнить? – прошептала она, прижав копытца к ротику, — но за что? В смысле… ну, там не самые хорошие пони у тебя обитают, но жеребенка…
-Не знаю, честно, — признался он, — даже дураку видно, что её дело – это липа. Притом неуклюжая и абсолютно бессмысленная. Лично я в этом смысла не вижу, почему другие должны?
-Это действительно странно.
Дозавтракали они молча. Кловерфилд извинился перед женой, сказал, что не стоит пока об этом думать, может быть, Розуотер что-нибудь придумает…
-Как никак, учились вместе, — сказал он, развалившись на огромной двуспальной кровати и подложив себе под голову подушку. Его кобылка пристроилась рядом с ним так, чтобы он смог обнять её копытцами и прижать к себе, как плюшевую игрушку.
-Мэйта я знаю хорошо, — пробормотал он, — он не опустится до такого.
В это же время блок С проснулся под чутким руководством лейтенанта Рэспберри. Единорожка что-то напевала себе под нос, цокая копытцами по чистому коридору.
-Время для душа! – объявила она, вытаскивая из пожарного шкафчика шланг.
Однажды Мэйт Розуотер справедливо заметил, что пони в камере смертников подобны волкам в клетке. Если их выпускать по поводу и без, стоит ли удивляться тому, что они попытаются сбежать? И стоит ли рисковать жизнями пони-охранников, если что-то пойдет не так?
Поэтому «освобождение» сводилось до минимума. Не нужно отправлять смертника в душевую, чтобы тот помылся под чуткой охраной дюжины жеребцов в фуражках. Гораздо проще использовать пожарный шланг не совсем по назначению. То есть, для мытья этих неблагодарных обитателей клеток.
Левитационное поле растянуло шланг на значительную ширину. Он по величине напоминал дикого тропического удава из приключенческих рассказов – огромное резиновое чудовище, изрыгающее воду. У здешних обитателей накопилось достаточно неприличных шуток на эту тему, из них можно составить целую книгу анекдотов.
-В задницу засунь себе этот шланг! – в ответ Рэспберри дернула правым ушком и хищно оскалилась. Дуло шланга сразу же устремилось в сторону недовольного новыми реформами жеребца. По нему сразу можно сказать, что он не очень любит умываться.
Но это поправимо. Чтобы далеко не отходить, лейтенант магией крутанула вентиль водопроводной трубы. И шквал ледяной воды обрушился на него, силой напора заставив его отступить к дальнему углу стены.
Камеры в блоке С были довольно узкими, и от воды некуда было прятаться. Она заливала койку, простыни, стекала по многочисленным щелям и стокам идти вниз, уходя по своему особенному течению. Напор был направлен на жеребца, который отплевывался, когда вода заливала ему глаза, уши и рот. Когда напор ослабел, он отряхнул свою липкую от воды гриву, и недовольно бормоча что-то про себя, улегся на своей изрядно намокшей койке и сказал что-то не совсем приятное касательно родителей Рэспберри.
Лейтенант продолжила экзекуцию. По её команде пони в камерах встали в угол, позволяя по ним пройтись ледяной водой. Парочка бунтарей что-то кричала, третий, самый тихий жеребец, держался передними копытами за клетки камеры, сжав зубы. Он не проронил ни звука.
Рэспберри отключила напор и подошла к последней обитательнице камер в блоке.
Маленькая пони съежилась под одеяльцем, лежа на своей кровати и высунув мордочку из-под него. Лейтенант заметила, что её хвостик, чуть-чуть замызганный грязью дрожит.
-Эм… — она озабоченно посмотрела на шланг, — мнда, это не дело.
Взрослая единорожка быстренько смотала его с помощью заклинания и отправила на положенное место. Маленькая пони не без удивления следила за тем, как Рэспи уходит.
…Вернулась она спустя десять минут. Лейтенант тянула за собой медный тазик, до краев наполненный водой. И судя по всему, она была ни капельки не холодная.
Встав перед камерой кобылки, Рэспберри позвала её:
-Ну, чего ты там встала? Подойди сюда, не бойся.
Свити Белль колебалась. Капитан-пегас сказал, что она должна слушаться лейтенанта и других пони в фуражках. Но страх – страх от того, что эта единорожка проделала с другими пони в камерах – держал её как можно дальше от тазика, и копыт Рэсп.
В конце концов, ей пришлось подчиниться. Лейтенант открыла ей камеру, взяв с неё клятву – не делать ничего плохого (не пытаться сбежать, например). Рэспберри пришла к ней, поставив тазик, губку и бутылочку с шампунем перед смущенной маленькой пони.
-Вот, стащила для тебя немного, — сказала ей лейтенант, — нужно тебя хорошенько помыть, а то ты какая-то грязненькая…
Из соседних камер в их сторону полетели негодующие вопли.
-А почему не мне? Я тоже шампунь хочу!
-Лейтенант, потрите мне под хвостиком, чешется – сил нет!
-И мне!
-Заткнитесь! – рявкнула Рэспберри так, что маленькая пони вздрогнула. Когда голоса чуть-чуть поутихли, она попросила Свити опустить голову перед тазиком. Рэсп обмыла её пушистую гриву теплой водой, и, дождавшись, когда она достаточно намокнет, взялась за шампунь.
-Ну почему, почему, почему я не могу это увидеть?! – издевательски возопил голос из дальней камеры. На что бойкая на язык лейтенант в тон ему заметила:
-Эй, Блэкроуд! Я тут вспомнила, что забыла промыть тебя изнутри. Я даже готова затолкнуть этот чудесный пожарный шланг тебе в одно место, просто хочу посмотреть, как из твоего поганого рта выйдет хоть что-то чистое. Водичка, например.
-Да пошла ты!.. – голос у него был заметно более агрессивный. Но не обращая на это внимание, лейтенант намыливала гриву маленькой пони. Жеребенка встала в тазик, и лейтенант прошлась по ней теплой губкой, отмывая придорожную грязь с копыт.
Купание проходило в милой и почти дружественной обстановке. Хотя обе кобылки молчали, не находя подходящей темы для разговора. И стоит ли её находить между заключенной и её охранницей? Свити Белль была очень сильно встревожена, Рэспберри самозабвенно отмывала её всю, без остатка, от грязи и пыли, которой хватало даже в таком, казалось бы, солидном заведении.
Закончив омовение, Рэспберри магией подняла полотенце и обернула его вокруг единорожки.
-Вот, золотце. Вытрись хорошенько, а я пока схожу за расческой, — она закрыла решетку за ней, а сама, напевая что-то про себя, скрутила шланг и вышла за дверь.
-Не, ну как такую крошку могли сюда посадить? – это было последнее, что Свити Белль услышала за камерой. Потом дверь захлопнулась.
-Она добра к тебе. Это тебя привели вчера, да?
Голос звучал так неестественно громко, и так близко от неё, что маленькая пони вздрогнула и начала озираться в поисках источника звука. И нашла – её камеру и другую, по соседству, разделяла стена. И в ней не доставало одного кирпичика. Видимо, этот таинственный собеседник иногда вытаскивал его, если сам в свободное время не сделал такой маленький подкоп.
Маленькая пони с любопытством приблизилась к недостающему звену кирпичной кладки. Оттуда она с трудом смогла разглядеть мордочку того, кто к ней обращался. Она была вытянутой и по ней можно было сказать, что её обладатель долгое время голодал.
-Да, — шепнула Свити в стену.
-Никогда бы не подумал, — услышала она в ответ, — ты знаешь, за что они отправили тебя сюда?
-Мне сказали, что я убила маму и папу.
Голос промолчал. И произнес, задумчиво хмыкнув:
-Интересно. Наверное, лейтенант верит в твою невиновность.
-А вы здесь за что сидите? – спросила она.
-Мм… видимо, мы с тобой пони по несчастью. Мне сказали то же самое.
Свити Белль вздрогнула от испуга. А голос добавил:
-Хотя в мою невиновность даже лейтенант не верит. И никто не верит.
-А почему?
-Потому что те, кто еще мог в это поверить, были убиты мной. Всё просто. Знаешь, когда хоть кто-то верит в твою внутреннюю чистоту – это хороший знак, — продолжал говорить смертник: — это значит, что они её помнят. И в невинность жеребят верят. А вот когда они вырастают, то в памяти старших они остаются вечно молодыми и вечно чистыми. А ты сама что думаешь?
-О чем?
-О том, виновна ли ты.
Свити Белль немного подумала, и шепнула:
-Но мне сказали, что…
-А своего мнения у тебя нет? – перебил её голос.
-Есть. Но оно никому не интересно.
-Мне интересно. Потому я и спрашиваю. Ты считаешь себя виновной?
Прежде, чем Свити Белль успела ответить, дверь в коридоре открылась, и она услышала пение лейтенанта Рэспберри. Пони-смертник начал быстро пихать кирпич на положенное место.
-Может, вечерком договорим, — сказал он.
-Эй, — шепнула она, — а как тебя зовут?
Её собеседник колебался. Но всё же произнес:
-Зови меня Бартендер.
И кирпичик вернулся к своим друзьям.
-Ты не говорил, что пойдешь сегодня на дежурство.
-Прости, милая, — Кловерфилд приводил свою сумку с вещами в относительный порядок. Из неё уже сыпались хлебные крошки. Долли при виде такого незначительного беспорядка начинала расстраиваться. Она любила это делать по всяким мелочам. То, что он так редко общается с ней и дочкой мелочью не являлось. Но она понимала всю важность его работы, и не особенно наседала по этому поводу. И это было странно.
-Я просто хочу поговорить с Розуотером и во всем разобраться. Эта пони в опасности. Ну в самом же деле, он ведь не собирается этого делать?
-Ну как сказать, — Долли с сомнением покачала головой, — что же он может придумать, чтобы её спасти? Его могут уволить, и даже…
-За это могут посадить, я знаю, — кивнул ей Клови. Его кобылка тяжело вздохнула и подошла поближе. Его и её мордочки встретились в легком соприкосновении.
-Прежде чем сделать глупость, вспомни, что у тебя тоже дочка растет. Хорошо?
-Хорошо, — пообещал ей Кловерфилд. Его взгляд упал на книжку-раскраску. Одну из целой кучи, которые его дочке дарили знакомые и друзья. Правда, ей больше нравилось носиться по улице, как угорелой, прямо как её отец в свою бурную молодость.
-Думаю, она не очень расстроится, если ты подаришь её маленькой пони, — понимающе произнесла Долли, словно прочитав его мысли.
-Да, думаю, да, — медленно произнес он. Книжка-раскраска легла в сумку вместе со свежими бутербродами и книгой из цикла «Луна на Луне». Его жена недовольно всхрапнула, на что пегас невозмутимо заметил:
-Это историческая книга.
-Ну да, ну да.
Долгое время я думал о том, до чего доведет меня работа. Память моя полна тошнотворных воспоминаний. В них умирали пони. Со временем они сменяли друг друга на троне смерти, и их образы перестали иметь для меня всякое значение. Я смог собрать несколько десятков воспоминаний в одно целое – и в этом целом остался электрический стул. И на нем сидел один пони. У него было множество обличий, и он всякий раз умирал, чтобы снова вернуться на своё положенное место.
Неужели за долгие годы я смогу сказать себе, что король моего электрического трона умер? Если я сам пущу тысячи вольт по телу маленькой пони, которая сменит «вечного смертника», будет ли это равносильно собственной смерти? И сможет ли исполнить приговор вместо меня кто-нибудь другой – Рэспберри, например? Я опасаюсь за психику лейтенанта. Первое время она снимала стресс с помощью двух-трех бутылочек яблочного кальвадоса. Когда она начала смешивать алкоголь с работой, её пришлось остановить. Есть у меня нехорошее предчувствие, что она сорвется снова.