Самая верная и надежная

Одиночество Эпплджек

Автор картинки: GoneDreamer

Под порывами не по-летнему холодного ветра хлопала форточка на окне спальни Эпплджек. Ледяной воздух затекал в комнату, ероша шерстку на шее лежащей в утренней дреме оранжевой кобылки.

— Гррхххаааыыы, — по-фермерски просто и неграциозно зевнула Эпплджек, приоткрыв один глаз. Уже давно наступило утро, пасмурное серое утро единственного выходного дня за последние несколько недель. Зевнув еще раз, она закрыла глаза и пробормотала в подушку: — Пегасы… шоб вам сеном подавиться.

В обычный день она была бы уже давно на ногах, занимаясь множеством хозяйственных дел, список которых, если бы его, конечно, кто-нибудь вел, был бы весьма внушительной длины. Но сегодня выходной, а, значит, даже такая самоотверженно работящая кобыла, как Эпплджек, имеет право немного поваляться в кровати. По крайней мере, так она себя в этом убеждала.

— Ммммм… — простонала она, уткнувшись носом в подушку и стараясь поглубже ввернуться под теплое одеяло. — Да шо на этих погодников сегодня нашло…

Несмотря на не желающий покидать ее тело сон, неприятно жгущий глаза под зажмуренными веками и соблазнительно зовущий остаться под теплым одеялом, Эпплджек решительно встряхнулась и встала с постели. Поток ледяного воздуха тут же ударил по ногам. Подобного неожиданного прилива бодрости вполне хватило, чтобы выжечь те самые остатки сна из ее головы. Мелко трясясь и стуча зубами, Эпплджек подбежала на негнущихся ногах к окну и захлопнула его так резко, что у него даже зазвенели стекла.

— Ох, провалиться мне, только бы яблони не померзли, — проговорила Эпплджек, тревожно осматривая из окна просторы фермы, уходящие к холмистому горизонту.

После закрытия окна теплее в комнате не стало — тонкие деревянные стены не слишком уж хорошо держали тепло, и без растопленного камина дом промерзал быстро. Продолжая ежиться и стучать зубами, Эпплджек пошла по скрипучим ступеням вниз, в ванную на первом этаже.

— Жеваная солома… — ругнулась она себе под нос, оступившись на последней ступени, которая с незапамятных времен служила причиной синяков: Большой Мак, будучи еще жеребенком, помогал отцу строить лестницу и по неопытности слегка напутал с размером ступени. Эту ерундовую проблемку давно пора было бы исправить, но копыта до нее так и не дошли ни у кого из членов семьи.

Размяв подвернутое копыто, Эпплджек проковыляла в ванную, размышляя об этой ступеньке. Она чувствовала некоторую вину за то, что так и не взялась ее починить. Конечно, ошибку должен исправлять совершивший ее, в этом трудолюбивая и честная кобылка была убеждена самым твердым образом. Но в то же время фермой руководила она, а не Мак. Она приняла эту ответственность после… ухода родителей.

Эпплджек вздохнула, встав перед зеркалом.

Нет никакой нужды снова это вспоминать, — подумала она, застыв в дрожащем свете стоящей на полке у зеркала свечи, которую зажгла на автомате. Но даже если ей и удалось отогнать мысли о родителях, она все равно никак не могла избавиться от другой. Мысль эта, казалось бы, совершенно иной природы, была, на самом деле, весьма родственной: — Какое это уже по счету нарушенное обещание? Нет, конечно, я никому ничего не обещала. Все честно…

— Все честно… — проговорила вслух Эпплджек, повернув копытом рычажок крана. Причина сегодняшнего раннего пробуждения была не только в холоде. На самом краю сознания Эпплджек вертелась мысль, подкинутая туда безжалостной совестью, извечным проклятьем семьи Эпплов. Мысль эта, назойливая, скользкая и холодная, как яблочный червь, взяла на себя право корить верную и честную кобылку в том, что она, по сути, променяла свой долг как подруги на несколько часов сна.

Да сущий же пустяк: многие бы поступили точно так же. Да чего там, сам Элемент Верности, Рейнбоу Дэш — даже не задумалась бы, — так пыталась отмахнуться от этой мысли Эпплджек. Но тщетно. Эпплджек не была Рейнбоу Дэш и мало того: в дни, когда настроение ее не отличалось особой солнечностью, такое сравнение она бы сочла даже оскорблением. Молча, про себя, не говоря ни за что вслух, но тем не менее. Твайлайт нужна была ее помощь с магическим экспериментом сегодняшним ранним утром. А она решила поспать.

Задумчиво водя старой и давно ждущей замены зубной щеткой во рту, Эпплджек смотрела в зеркало. С той стороны стекла на нее глядела тусклыми зелеными глазами заспанная и уже не такая уж и юная, как когда-то, кобыла.

Может, я всегда такая, когда не высплюсь? Или… двадцать шесть лет — это ведь не так уж и много? — наморщила лоб Эпплджек, критически оглядывая будто бы потерявшую цвет шкурку и растрепанные волосы. Даже такая мысль была лучше того мерзкого шепотка совести. — Так странно... Я почему-то очень хорошо помню свой двадцать первый день рождения. Буквально сразу же после коронации Твайлайт. Будто это был последний день, когда все было действительно хорошо...

Закончив с умыванием и наскоро причесавшись, она, как и всегда, быстро обернула две красные ленточки вокруг кончиков гривы и хвоста. С легким усилием воли с ее стороны и едва слышным потрескиванием статики, волосы сами затянули ленты в крепкие узлы. Бросив последний взгляд на зеркало и задув свечу, Эпплджек двинулась на кухню.

Обычно самое теплое и просторное место в доме — кухня, объединенная с гостиной, — буквально промораживало до костей. Дрожь, унятая теплой водой, пробудилась с новыми силами.

— Сейчас шо, октябрь уже? — проворчала дрожащим голосом Эпплджек, растирая стоящие торчком волоски на передней ноге копытом другой. — Не думаю, шо я спала так долго.

Ответом ей была лишь звенящая тишина. Поводив ушами из стороны в сторону, она постояла на месте, дрожа, а затем пошла к плите.

— Эй, кто-нибудь кофе будет? — крикнула она в сторону, набивая старую чугунную печурку щепой. Снова нет ответа.

Она пожала плечами и зажгла спичку, держа ее в едва заметном в утреннем свете зеленоватом сиянии у самого копыта.

Похоже, все уже разошлись по делам. М-да, я заспалась, — проскочила в ее сознании еще одна мысль, только подогревая занудное бормотание совести. Щепки в печи быстро занялись, но тепла почти не добавили. Подождав, пока разгорится вся куча, Эпплджек подкинула одно полено, оставшееся после недельной давности урагана, пронесшегося по ферме.

Только она достала потертую, закопченую кастрюльку из шкафчика, как раздался громкий стук. От неожиданности она выронила посуду и та с громким лязгом прокатилась по плите, раздвигая в стороны кольца конфорок.

— Шоб тебя! — прошипела сквозь зубы Эпплджек и поймала кастрюльку, пока та не укатилась на пол. Волоски хвоста затеребил ледяной ветерок. Продолжая бормотать под нос ругательства, она насыпала четыре ложки грубо помолотого кофе и, бросив кастрюльку стоять у плиты, кинулась туда, откуда раздался тот шум.

Завернув за загородку со шкафами, отделяющую часть кухни от гостиной, она увидела источник беспокойства: большое окно на восточной стороне распахнуло ветром и теперь его створки раскачивались, окруженные развевающимися занавесками.

— Да они с ума сошли! Оторву Рейнбоу хвост как встречу. И еще парочке погодников, — ворчала Эпплджек, продираясь сквозь лезущие в лицо занавески.

Поборов упорный ветер, она дрожаще выдохнула и двинулась обратно на кухню. Проходя мимо обеденного стола, она обратила внимание на белое пятнышко на лакированной сосновой столешнице. Сдвинув копытом кружку, закрывающую это пятнышко, оказавшееся клочком бумаги, фермерша нахмурила лоб и принялась читать наскоро нацарапанные слова.

«Не забудь починить ворот колодца. И не пользуйся им до этого. Пазы разболтались и теперь он очень ненадежен».

Слово «ненадежен» было дважды подчеркнуто крепко вдавленным в бумагу пером. Эпплджек вскинула бровь и перечитала сообщение еще раз. Судя по почерку, писала Чирили. Фермерша хмыкнула и, положив листок обратно на стол, пошла обратно к плите.

Стоило пустить ее в дом, как она тут же начала изображать из себя нашу маму, — неприятная мысль на мгновенье кольнула Эпплджек, сдавила ее сердце. — Видимо, потому Маки и положил на нее глаз. И Эпплблум, если на то пошло.

С этими мыслями, она принялась исправлять ущерб, нанесенный упавшей кастрюлькой: укладывать ровно кольца конфорок у уже раскалившейся печи было непростой задачей, даже при наличии видавших виды, загрубевших рабочих копыт. Всякие посторонние мысли в голове фермерши быстро оказались заглушены тихими ругательствами и шипением сквозь зубы, когда она, стараясь не попасть в вырывающиеся из недр печи язычки пламени, укладывала непослушные железки на место. Покончив в итоге с этой нелегкой задачей, она налила воду в кастрюльку и поставила ее на огонь.

Кофе варился долго. Несмотря на целое расколотое пополам яблоневое полено, которого обычно хватало на приготовление большого завтрака на пятерых, содержимое печи прогорело как спичка за какие-то минуты, обратившись в итоге в жалкую горку тлеющих углей. Холод, стоящий в доме, и не думал отступать, будто высасывая всякую энергию из обычно жарко топящейся старинной печи.

Будто загипнотизированная густым паром, поднимающимся от кастрюльки, Эпплджек чуть не пропустила момент, отделяющий вкусный хороший кофе от горелой гадости. В который раз за сегодняшнее утро шипя проклятья сквозь зубы, она ухватила ручку обернутыми в полотенце копытами и налила себе полную кружку. Большую кружку. В отличие от Мака, удивительным образом предпочитавшего маленькие чашечки под эспрессо, Эпплджек пила исключительно из крупной тары. Полторы полноценных пинты, ни много ни мало.

Подойдя с балансируемой на копыте кружкой к столу, она усмехнулась про себя, вспомнив первую реакцию Чирили. Ее глаза, наверное, стали размером с эту самую кружку, если не больше. Как и мама в свое время, она прочитала Эпплджек целую лекцию о вреде употребления таких объемов кофеина перед продолжительной физической работой.

Как и мама…

Сделав глоток кофе, Эпплджек нахмурилась. Стоило учительнице появиться в доме, как все стало каким-то… неправильным. Нет, конечно, она была счастлива за Мака. Жеребец, несмотря на всю свою популярность, засиделся в холостяках, а это было плохо. В первую очередь по мнению Бабули. В этом-то и была проблема — удостоверившись в личном счастье старшего внука, бабушка сконцентрировала огонь всех батарей на своей внучке средней. Намеки, причитания, закатывание глаз — все это повторялось с действительно надоедливой настойчивостью каждый Селестией благословленный день. И, что самое ужасное, это имело эффект. Эпплджек все чаще заставала себя за странными мыслями. Будто она что-то делает не так. Будто она что-то упустила. Все чаще она ловила на себе странные взгляды других кобыл, даже близких подруг. Когда она проходила мимо жеребцовых компаний, ей казалось, будто она слышит сальные шутки в свою сторону, щедро сдобренные пренебрежением.

Похоже, мне пора менять Метку на три розовых бабочки, — мрачно подумала фермерша, прихлебывая кофе. Кофе уже остыл. Будто и не был никогда горячим. Густой пар, поднимающийся с черной с островками коричневого поверхности, затмевал собой кухню, удваивая холодную дрожь одним своим видом. — Может, не такая уж и плохая идея. По крайней мере, Пинки тогда не станет меня высмеивать, если узнает, что все эти несчастных 26 лет я бегала от жеребцов, как от зачумленных…

— Лягать это все, — буркнула она, грохнув об стол опустевшую кружку. Кофе, безнадежно остывший до ломящей зубы температуры, был допит последними несколькими могучими глотками. Он так и не принес ожидаемого прилива энергии. Будто в ее внушительного размера кружке была всего лишь горькая вода без запаха и какого-либо глубокого вкуса. Холодная, как влажный, продирающий до костей воздух пустого дома семьи Эпплов.

Встав на ноги, Эпплджек твердым шагом двинулась к выходу. Нацепив свою любимую шляпу, она высунула нос наружу. Ледяной ветер тут же ужалил ее лицо, бросив заодно к ее ногам несколько оторванных, побуревших листьев яблонь.

— Сейчас точно июнь? — недоуменно проговорила Эпплджек и попятилась обратно в дом. Повернувшись к шкафу с зимней одеждой, она застыла на какое-то время, соображая, чего бы надеть. Пробежавшись несколько раз по вешалкам с разнообразной одеждой, она в итоге остановилась на толстом зеленом свитере, лежащем на верхней полке.

Почувствовав колючую шерсть на своей шкурке, она усмехнулась про себя. Прошло уже немало времени с тех пор, как она надевала этот свитер. Последний раз был холодной зимней ночью, когда ей пришлось бежать в метель, спасать застрявшую на озере Твайлайт, решившую поучиться кататься на коньках в не самое подходящее для этого время.

Твайлайт… Надо бы перед ней извиниться. Так вчера и ушла, не объяснив толком, почему я не могу ей помочь с экспериментом…

Стиснув зубы, Эпплджек вышла из дома и встала на крыльце, не забыв сначала захватить свою обычную компактную сумку с мелким инструментом и битами. Похоже, все семейство занято какими-то делами по ферме. Пойти им помочь? Эпплджек потерла шею, сдвинув копытом шляпу на лоб. Нет, пожалуй, они и сами справятся с тем, что бы они там ни задумали. Починить колодец? Неплохая идея. По крайней мере, займет мне голову на какое-то время.

Окончательно решив, чем она будет заниматься ближайшие часы, Эпплджек поправила шляпу и отправилась на западную сторону двора фермы, где и располагался требующий ремонта колодец.

— Ох, ну ради Добра! — воскликнула Эпплджек, пнув копытом булыжник, валяющийся бесхозно у сруба колодца.

Колодец не просто был ненадежен, как выразилась Чирили. Он был в ужасном состоянии! Почерневшее дерево, помнившее юность Бабули Смит, еще держалось, конечно, но все равно уже пошло трещинами и начало расщепляться. Но самую печаль вызывала веревка на вороте. Она прогнила безнадежно.

Сосредоточенно сощурившись, Эпплджек потрогала бурую рванину. Будто легкого касания копыта оказалось достаточно, веревка начала расползаться по ниткам и в итоге, с мерзким хлюпаньем промокшей и протухшей хлопковой материи развалилась, отправив ведро в долгий полет на дно.

Сжавшись при громком плюхе ведра о воду, Эпплджек вздохнула и почесала затылок. Доставать оттуда ведро будет той еще задачей. Можно, конечно, было бы позвать единорога, чтобы он извлек его левитацией из воды…

Единорога…

— Хех… Определенно, надо извиниться перед Твайлайт, — вздохнула Эпплджек, печально глядя в маслянисто поблескивающую темную глубину колодца. Оттолкнувшись передними копытами, которыми она опиралась на бортик колодца, она встала на влажную от ледяной росы траву и пробормотала: — Все равно придется идти на рынок за новой веревкой. Никуда не денешься.

Налетевший порыв ледяного ветра принес с собой охапку листьев и бросил ее в лицо фермерши. Отплевываясь, она буркнула:

— Тьфу. И найти Рейнбоу Дэш. Чей-то хвост реально соскучился по трепке.

Холодное утро продолжало гонять мурашки по спине Эпплджек. И главными помощниками ему в этом были мысли о вчерашнем вечере. О том, как она сказала, что это ее единственный выходной, и она хочет поспать. О сияющих глазах Твайлайт, которую в очередной раз захватила безусловно гениальная идея о каком-то там магическом… как она вообще это назвала? Полидиментном синхроразряде? Что вообще это за ерунда?!

Эпплджек яростно помотала головой, чуть было не стряхнув шляпу. Ветерок, поднятый связанной в пучок гривой, присоединился к неутихающе шумящему ветками яблонь восточному ветру, добавив фермерше зябкой дрожи.

Проверив поясную сумку на боку и обнаружив в ней весьма неплохой запас битов, Эпплджек в последний раз глянула в колодец и пошла в сторону выхода с фермы. Тишина следовала за ней по пятам. Кроме шороха ветра в листве, воздух не тревожило ни звука. Сотни птиц, зачастую тех еще вредителей, обычно всегда летали небольшими стайками меж яблонь. Но сегодня под бледно-серым, будто рельефным небом не было ничего. Только бесконечное движение листьев вокруг маленьких, только-только завязавшихся яблочек, и холод. Поняв, что крутить головой по сторонам не только бесполезно, за полным отсутствием чего-либо достойного внимания, но и неприятно от ветра, норовящего сорвать шляпу, Эпплджек опустила взгляд к земле. Идя против резких, как удары хлыста, порывов, она никак не могла выкинуть из головы мысль:

Где же все? Разве Мак не должен был заниматься расширением ирригации на восточном участке? — думала она, бросая взгляд то влево, то вправо, в поисках знакомого громадного алого силуэта. Только серые стволы яблонь попадались ей на глаза. И серое небо. И серая трава. И серые яблоки.

Снова помотав яростно головой, Эпплджек стиснула зубы и проворчала:

— Похоже, он решил отдохнуть от работы. С Чирили. В свою условленную смену. Ладно. Твое дело, братец…

Испещренная множеством старых следов копыт и тележных колес дорога к Понивиллю привела ее к ограде фермы. Крашенные белым брусья местами облупились от дождей и солнца, а кое-где и покосились. Зрелище это кольнуло сердце Эпплджек, как и многое уже другое за сегодняшний день.

Еще одно невыполненное, трусливо замолчанное дело, — ехидно заметила совесть, крепко засевшая глубоко у нее в голове. — Это ведь еще не предел, да, дорогая? Далеко не предел. Так что не вини брата. Он просто платит тебе той же монетой.

— Я работала три сеном квашенных недели не покладая копыт! Отстань уже от меня! — возразила Эпплджек самой себе и тут же остановилась на месте, в испуге зажав рот копытом. Оглянувшись из стороны в сторону, она опустила ногу и выдохнула дрожаще. Ворчать под нос — одно дело. Но разговаривать с внутренним голосом вслух? Это уже перебор.

Стоя в проеме символических ворот, выходящих на дорогу в город, Эпплджек обернулась назад, на ферму. Обычно с вершины холма, на котором и располагались эти ворота, открывался прекрасный вид на стройные ряды яблонь, на сверкающий всегда свежей краской дом и амбар, перестроенный уже бессчетное число раз. Но сегодня ничего этого будто бы и не было. Все заволокла серая дымка, вроде бы вполне прозрачная, чтобы видеть все в деталях но при этом будто бы крадущая цвет и объем. Издалека казалось, будто стены дома, амбара и других многочисленных фермерских построек покрыл слой серого инея, и если бы не ветер, перебирающий ветви яблонь, можно было бы подумать, что деревья обратились в ледяные статуи.

С учетом холода, опустившегося в это утро на Понивилль, это было бы не так уж и удивительно. Эпплджек поежилась, сожалея, что надела не слишком-то подходящий для ветреной погоды свитер. Чувствуя, как шкурка на всем ее теле встает дыбом под грубой пряжей, она думала, что куда лучшим решением было бы хватать не то, что выглядит теплым, а то, что таки защищает от ветра.

Но возвращаться домой ей было… лень. Обычно трудолюбивая кобылка удивилась этому редкому для себя чувству, которое сегодня буквально преследовало ее с самой первой секунды пробуждения. Неумолчная совесть вновь кольнула сердце, ехидно замечая, что с ленью она познакомилась в своей жизни не сегодня и даже не вчера. Последние лет пять вообще прошли под ее знаменем.

Лень заканчивать агротехнические курсы в Кантерлоте, выбитые для нее со скидкой стараниями Твайлайт. Лень делать мелкие дела по дому, которые она с радостью перекладывала на спину молодой и энергичной Эпплблум, выросшей в чудесную, работящую кобылу. Лень знакомиться с жеребцами…

— Ну уж нет, хватит! — топнула передним копытом Эпплджек, пытаясь заглушить бормотание надоедливого внутреннего голоса. Угрюмо и неразборчиво буркнув себе под нос нечто похожее, как ей самой показалось, на ругательство, она решительно пошла по холодной и сырой после ночного дождя песчаной дороге через густую рощу, отделяющую ферму от Понивилля.

Ветер завывал в ушах, шумел кронами деревьев, уныло теряющих листья от пришествия этой странной преждевременной осени. Шляпа сидела на голове Эпплджек крепко, но все равно, казалось, готова была в любой момент сорваться и унестись прочь, назад на ферму.

— Похоже, в этом году урожая не будет, — пробормотала Эпплджек, упорно двигаясь вперед по извилистой узкой дорожке. — Интересно, сколько можно будет содрать компенсаций с Клаудсдейла?

Как будто ты действительно соберешься писать жалобы, — издевательски прокомментировал внутренний голос. — Когда в последний раз ты проявляла свой знаменитый характер? Самая верная и надежная пони во всем Понивилле! Когда ты что-нибудь в последний раз доделывала до конца?

Эпплджек зарычала. Она и не подозревала, что внутренний голос может быть такой сволочью. Она и не подозревала раньше, на самом деле, что у внутреннего голоса действительно может быть столько свободы и самостоятельности, что его можно реально слышать, будто он идет рядом с ней по дорожке и занудствует вслух.

— Докатились… — тихо пробормотала Эпплджек, чувствуя, что эта ситуация действительно ненормальна. С усилием воли, той самой воли, которой она когда-то славилась, она стиснула зубы и заставила голос замолчать. Получилось не сразу — в конце концов, внутренний голос был не менее упрям, чем она сама, но в итоге в голове невыспавшейся, разозленной и замерзшей кобылы воцарилась долгожданная тишина.

На всякий случай, осознавая глупость этого действия, она поводила ушами из стороны в сторону, прислушиваясь к окружению. Ничего, кроме шороха листьев и стука веток. Даже птицы молчали, очевидно, затаившись по гнездам и дуплам, чтобы переждать этот холод и ветер.

Стоило Эпплджек войти в город, как ветер тут же улегся. Исчез тревожный шорох листьев и заунывный шум в ушах. На фермершу опустилась звенящая тишина. Абсолютная. На всякий случай, чтобы убедиться, что она не оглохла, Эпплджек прочистила горло. Звук этот прозвучал подобно выстрелу, заставив ее невольно прижать уши к голове. Казалось, эхо от него блуждало по окраинным кривым улочками еще несколько секунд.

Странно… — подумала Эпплджек, тревожно оглядываясь по сторонам и не решаясь сделать хотя бы еще один шаг по хаотично разбросанным клочкам утопленной в земле булыжной мостовой. — Сейчас же часов десять утра, как минимум. Куда все подевались?

Она хотела бы повторить этот вопрос вслух, но так и не решилась. Одного недавнего покашливания хватило, чтобы удвоить ее холодную дрожь. Какой же эффект произведет голос на этой вымершей улице?

Тревожно сглотнув, она решилась, наконец, продолжать идти вперед. Цокот подкованных копыт по камню и твердой земле отдавался гулким эхом меж обычно полных жизнерадостных голосов и звуков домов. Эхо это звучало призрачно, подобно лязгу цепей на чьей-то проклятой душе, навеки оставшейся в подземельях какого-нибудь мифического замка.

Эпплджек пыталась ступать тише, но у нее ничего не выходило. Даже самый-самый легкий шаг разносился по затянутой мутной белесой дымкой улице подобно грохоту барабана. Не в силах продолжать, она застыла на месте и снова огляделась. Встревоженная фермерша успела пройти не так уж и много — дома вокруг нее лишь немного уплотнились.

— Эй… здесь кто-нибудь есть? — решилась проговорить вслух Эпплджек и тут же зажмурилась. Даже такой тихий, по-жалкому дрожащий и срывающийся голос породил призрачное эхо, которое даже не удосужилось повторить слово. Эхо было просто неразборчивым протяжным звуком, на несколько октав ниже, будто своим голосом она включила какую-то жуткую подземную машину или пробудила зверя в его логове.

Она так и простояла целую минуту, зажмурившись, не решаясь оглядеться, в страхе, что жуткий гул вернется в любую секунду. Наконец, она приоткрыла один глаз и, увидев, что все осталось без изменений, выдохнула, открыв второй.

Шо за дела… — подумала Эпплджек, чувствуя, как начинает потеть под свитером, несмотря на по-прежнему продирающий до костей холод. — Шо здесь происходит? Надеюсь, Твайлайт знает ответ…

Пройдя нерешительно еще немного вперед по улице, она опять остановилась, приметив знакомый дом: дом Флиттер и Клаудчейзер. Она не слишком-то общалась с ними за свою жизнь, но они считались дальними родственниками семьи Эпплов, одними из немногих не-земных пони, входящих в этот гигантский клан.

Хоть какое дружественное, родное даж лицо сейчас не помешает, — подумала Эпплджек, едва заметно улыбаясь. Быстрым шагом взойдя на крыльцо дома с облачной надстройкой на крыше, она остановилась в нерешительности перед дверью.

Осторожно подняв чуть подрагивающее переднее копыто, она тут же опустила его обратно на крашеные голубым доски. Стук подкованного копыта по двери наверняка будет громче любого голоса, а значит вернется и то… эхо. На всякий случай оглянувшись, Эпплджек снова занесла копыто над дверью и осторожно постучала трижды. Эха не было. Сам стук, впрочем, тоже вышел неважным, и, если она что-то знала про привычки пегасов, то голубогривые близняшки, обитающие в этом доме, скорее всего, еще дрыхнут без задних ног и такой стук никак не смог бы их разбудить.

Усмехнувшись про себя и чуть осмелев, она постучала еще раз, на этот раз громче. Снова — ни эха, ни ответа. То, что белесая дымка над Понивиллем никак не отреагировала на громкий стук, вернуло немного уверенности в сердце Эпплджек, позволив ей подумать о чем-нибудь еще, кроме собственного страха.

Ну и засони. Кажется, понятно, кого надо винить за такую погоду… — поджав щеку в задумчивой полуулыбке, Эпплджек почесала натираемую колючим свитером шею и сошла с крыльца. — Жаль, у меня нет крыльев.

За отсутствием магических дополнительных конечностей, ей пришлось довольствоваться малым: перепрыгнув через покрытую серой росой клумбу серых цветов, она подошла к ближайшему окну. Насколько она помнила, окно это ведет на кухню, так что, возможно, смысла в него заглядывать особого не было, но в тот момент она об этом не задумывалась.

Встав на задние ноги и уперев передние копыта в жестяной скат под окном, она прищурилась, глядя в стекло. Но все, что она видела — это только лишь собственное отражение в черном, как безлунная зимняя ночь, стекле. Ни единой искорки света, ни единого блика, ни единой формы или силуэта не было видно по ту сторону блестящей как новенькая поверхности.

Впрочем, окно было высоко, она с трудом доставала подбородком до рамы, а потому, быть может, потому ничего не могла разобрать. Все ведь дело в угле обзора, да? — крутилась у нее в голове мысль. Внутренний голос собрался было что-то ответить, но она заткнула его усилием воли. Вытянув вверх копыто, она дотянулась до стекла и осторожно постучала. Даже сквозь металл подковы и толстую, загрубевшую материю самого копыта, она почувствовала обжигающий холод стекла. Стекла ли? Звука почти не было. Она с таким же успехом могла бы стучать по камню. Или льду. Какой-то невнятный цокот, не более. Обычного гулкого стука она так и не услышала. Занеся копыто еще раз, она было собралась постучать вновь, но что-то остановило ее. Хмыкнув и нахмурив лоб, она опустилась на все четыре ноги и, снова перепрыгнув серую клумбу, вышла на сельскую улицу.

Оглянувшись на почти обесцвеченный дом дальних родственниц, она посмотрела на свое копыто, которым стучала в окно. Обычное копыто. Чуть начавшая ржаветь по краям подкова, несколько тонких трещинок и заусенцев. Рарити бы пришла в ужас от такого зрелища и она действительно приходила в ужас каждый раз, когда видела вблизи копыта Эпплджек, но, на самом деле, ничего необычного. Металл подковы не превратился в картон или что-то подобное. Что же могло издавать такой звук? Точнее… не издавать нужного звука?

Сегодня просто не мой день, — утешила себя Эпплджек, снова двинувшись медленным шагом по улице навстречу белесой дымке, укрывающей силуэты центральных домов городка. — И с часами у меня, скорее всего, проблема. Сейчас, наверное, часов шесть утра, а не десять. Все еще спят. И стучать спящим пони в окна в такую рань — это неприлично. Да.

Улица медленно расширялась, постепенно вливаясь в вытянутую площадь. Рыночную площадь, как мгновенно узнала ее Эпплджек. Как и стоило бы ожидать в такой ранний час, на площади не было ни души. Безветренный холодный воздух лежал одеялом глухой тишины над широким и ровным полем неряшливо уложенной брусчатки. Вдалеке, обесцвеченный белесой дымкой до бледного силуэта, возвышался Сахарный Уголок. Все окна его были темны, а из трубы не поднималось ни единой частички дыма.

Эпплджек вскинула бровь и хмыкнула. Даже в шесть утра Сахарный Уголок обычно уже гудел от бурной деятельности. В окнах всегда горел свет, а из всех четырех печных труб его поднимались обычно густые клубы белого ароматного дыма.

Решив проведать Пинки и Кейков и узнать причину их безделья, Эпплджек пошла, осторожно ступая, к богато украшенному кафе. И по мере того, как она приближалась к нему, все сильнее в ее душу закрадывались подозрения, что с городом творится что-то действительно неправильное. Все меньше у Эпплджек оставалось успокоительных отговорок, убеждающих ее, что все в порядке.

Последним ударом под дых оказалось кое-что, что она должна была обнаружить еще в самом начале, как вошла на рыночную площадь, но почему-то проигнорировала.

Рыночная площадь не была пуста.

Нет, на ней по-прежнему не было ни души. Но именно в этом-то и было самое жуткое. Повсюду вокруг Эпплджек стояли лотки и тележки с товаром. Торговцы и фермеры пришли в город, расставили свои прилавки, разложили товар и… пропали?

­

Куда они могли подеваться? Мэр созвала какое-нибудь срочное собрание? — задала себе вопрос Эпплджек, напряженно застыв в самом центре площади. Мысль не была такой уж глупой. Понивилль славился своей сплоченностью, а городскому лидеру время от времени взбредала в голову какая-нибудь очередная организационная идея по повышению урожаев или там срочной постройке какого-нибудь культурного центра.

К слову, как раз-таки последней такой идеей мэра был театр. Не слишком популярная вещь среди сельских пони, он, тем не менее, был построен в рекордные сроки и, как ни странно, снискал признание. Эпплджек не была в особом восторге от такого времяпровождения, но ее брату театр понравился. Особенно с тех пор, как в город потянулись на гастроли крупные труппы из Кантерлота или Мейнхеттена. Или, быть может, он просто так долго таскался по спектаклям за Чирили, что в итоге смирился и полюбил эти кривляния бездельников на сцене?

Отвлекшись на эти мысли, Эпплджек миновала жутковатым образом пустующую рыночную площадь и остановилась перед входом в Сахарный Уголок. На деревянной двери заведения висела большая табличка с надписью «ЗАКРЫТО». Ниже суровых и строгих красных букв было приписано розовой краской, скорее всего, лаком для копыт: «Только не огорчайтесь! Кексики еще вернутся!» Размашисто намалеванная надпись оканчивалась кудряво-лохматой схематичной рожицей с зубастой улыбкой.

— Хм. Интересно… — пробормотала Эпплджек и тут же прижала уши, тревожно оглянувшись. К счастью, на этот раз ее голос не породил никакого эха. В этой действительно жуткой обстановке любой посторонний звук совершенно точно положил бы ее яблоки в ящик.

Облегченно выдохнув, она перевела взгляд на стойку с афишами рядом. Сахарный Уголок почти сразу взял на себя роль второй кассы театра, к вящей радости Пинки, любящей заниматься всякой ерундой, связанной с всенепременной очередью благодарных клиентов. Скорее всего, эта инициатива и была изначально ее.

Афиша, впрочем, была почти пуста. На пластинке эмалированного металла висел единственный плакат. Судя по неплохой типографии и строгому оформлению, этот серый с синим постер принадлежал труппе из какого-то крупного города.

— Пьеса «Предательница», в трех действиях. Труппа Кантерлотского Королевского театра, — хмыкнула Эпплджек, вглядываясь в объявление. — Какая-то несусветная чушь, судя по всему. Кому интересно смотреть про предательниц? Копытом в нос такой и вся недолга.

Ответом ей была все та же ватная тишина. Внутренний голос снова зашевелился на задворках сознания, подобно надоедливому червю в яблоке, но она вновь заглушила его, яростно помотав головой.

Буркнув неразборчиво ругательство, Эпплджек развернулась и пошла в сторону библиотеки.

Не хочу ничего сейчас иметь общего с мэром и с ее идеями. Лишь бы добраться до Твайлайт. Надеюсь, она не слишком на меня злится… Стоп. Почему она должна на меня злиться? — Эпплджек хмыкнула себе под нос, лавируя меж брошенных прилавков. — На фоне того, шо здесь творится, про то, шо я отмазалась от помощи ей, она даж и не вспомнит. Если только не… Да ну, ерунда. Да и не творится тут ничего. Мэр созвала очередное скучное собрание. Вот и все.

Эпплджек остановилась на месте.

Ратуша же все равно по пути, — она молча пожала плечами в ответ на собственные мысли. — И если Мэр действительно навела какой-нить шорох, то наша Главная Командная Организаторша будет там. С этим своим вороченным-навороченным статусом принцессы, от которого все равно никакого толку, она теперь в каждой бочке затычка.

Вздохнув и закатив глаза, Эпплджек двинулась дальше, но тут же затормозила опять, так как почувствовала странное: холод будто усилился многократно, когда она прошла мимо одного из лотков. Сделав несколько шагов назад, она снова почувствовала прилив мороза. Задумчиво хмыкнув и поежившись, она оглядела источник этого странного ощущения: им оказалась телега, по-видимому, принадлежащая Лилли. На аккуратно выкрашенной бледно-розовым деревянной повозке, украшенной затейливыми расписными кружевами, были с любовью и пугающим аккуратизмом расставлены лилии.

Как и везде на рыночной площади, на первый взгляд никакого следа пребывания собственно владелицы лотка не было. Но странным, конечно, было не это. Широко раскрывшимися от удивления глазами Эпплджек оглядывала источник холода: лед и изморозь. Лед заполнял собой потрескавшиеся стеклянные вазы, из которых торчали замороженные лилии. Изморозь полностью сокрыла собой яркие лепестки цветов и скопилась на столешнице, весьма точно обрисовывая силуэт пони, стоящей, опершись о прилавок.

— Какого сена… — сухо сглотнула Эпплджек и на негнущихся ногах обошла тележку с другой стороны. Как и ожидала, она увидела, как та же самая изморозь идет вертикально по задней стенке прилавка, опускаясь на землю. Там, на сером булыжнике, ясно как день виднелись два следа задних копыт, поросших густым хрупким лесом ледяных кристалликов.

Это действительно ненормально, признай. Что бы ты там ни думала, но Мэр и собрание тут совершенно ни при чем, — язвительно заявил внутренний голос прежде, чем она успела его заглушить. — Что бы это могло быть, мм? Как ты думаешь?

Попятившись, Эпплджек стукнулась задом о другой лоток. В страхе вскрикнув, она обернулась и увидела на нем ту же самую изморозь. Повторяющую силуэт пони. В ответ на ее вскрик пришло прежде молчавшее эхо. Протяжный низкий гул, похожий на вздох некоего неведомого могучего чудовища, прокатился по площади.

— Заткнись! — крикнула Эпплджек то ли своему внутреннему голосу, то ли тому, кто издал этот жуткий низкий звук. Она тут же пожалела в который раз, что позволила себе излишнюю громкость. Искаженное гулкое эхо вновь накатило на нее подобно девятому валу.

Признай, признай, Эпплджек. Ты знаешь, что это вызвало. Знаешь, — спокойно произнес внутренний голос, звучащий, казалось, буквально в паре шагов от нее. Эпплджек обернулась, прижав уши, но ее нервно подрагивающие глаза не обнаружили ничего. Только тихо плывущие слои белесого тумана и брошенные замороженные лотки на рыночной площади. Она ожидала увидеть прямо перед собой немолодого, крупного жеребца. Именно так она представляла себе этот голос. В виде собственного отца. Это был его голос и даже то, как он говорил, было в точности таким же — та же самая искусственно очищенная от южного акцента речь, которой он так гордился когда-то, тот же самый глубоко вибрирующий тембр.

— Почему ты звучишь как Па? — вдруг спросила она, не ожидая от себя самой. — Внутренний голос ведь должен звучать как мой собственный! Зачем все это?

Ответом ей был лишь смех. Тихий, снисходительный. Он отозвался тонким покалыванием в груди, и тут Эпплджек вдруг поняла, что смеется она сама.

Она тут же замолчала, зажав копытом рот. Сделав несколько глубоких вдохов, она обвела широко распахнутыми глазами окрестности, будто опасаясь, что кто-то стал свидетелем ее сумасшествия. Мир был все так же пугающе безмолвен и неподвижен. Только ледяные призраки, бывшие когда-то пони, могли быть ее свидетелями. Ведь именно этим и являлись эти странные ледяные силуэты. Если, конечно, это все не чья-нибудь тупая шутка. Вполне в стиле Рейнбоу Дэш, если подумать.

— Рейнбоу! — крикнула Эпплджек, задрав голову в небо. Ей показалось, что в толще белесых облаков мелькнула радуга. Черно-белая радуга. — Это не смешно! Здесь не Клаудсдейл, шобы шутить с погодой и льдом! Слышишь?!

Никакого ответа. Густое, тягучее эхо пришло несколько секунд спустя, заставив Эпплджек покрыться ледяным потом.

— Ой… — пискнула она, прижав уши. Волна гула окатила Эпплджек, заставив дрожать и подгибаться ее колени. Свитера и закаленной осенними сборами урожая шкурки будто и не было — холод буквально вгрызался в ее кости.

Не самая разумная идея, дорогая, — усмехнулся голос. — Мне кажется, тебе пора идти, куда ты шла. Если ты, конечно, думаешь, что это что-то изменит. Н-но, пошла, девочка.

Эпплджек ощутила чье-то призрачное касание к бедру. Легкое, но достаточное для того, чтобы древний инстинкт сдавил ее сердце волной адреналина и заставил ее понестись вперед сломя голову. Она бежала не разбирая дороги, чудом избегая рыночных прилавков. В лицо ей метнулся покосившийся полосатый тент. Врезавшись в него и чуть не потеряв шляпу, она выпуталась из жесткой, обжигающе холодной ткани и понеслась дальше. Она не хотела оглядываться, не хотела останавливаться, но краем сознания ей казалось, что если она посмотрит на тент, то увидит лишь серую истлевшую тряпку.

Наконец, ужас, подгонявший ее все это время подобно стае волков, улегся, позволив ей затормозить. Она остановилась, тяжело дыша морозным воздухом, выдыхая клубы пара из приоткрытого рта. В ушах шумела кровь, но сквозь этот хаотически ритмичный звук она будто бы слышала чьи-то шаги. Редкая, тяжелая поступь. Сердце ее снова провалилось к копытам, но сил бежать уже не оставалось. Известная понивилльская атлетка чувствовала себя выжатой, как лимон.

Пытаясь восстановить дыхание, она обернулась. Позади не было ничего, кроме все того же призрачного тумана и смутных силуэтов домов. Все еще захлебываясь воздухом, она навострила уши в попытке определить — действительно ли она слышала звук шагов, или это просто шум крови в ушах, помноженный на расшатанность нервов?

Волоски на ушах трепетали на легком ветерке, шурша по полям шляпы, но ничего более слышно не было, включая и шаги. Все та же мертвая тишина. И никого.

Поняв, что стоять, застыв как статуя в попытке поймать звук-призрак, — занятие бесполезное, Эпплджек поправила слегка съехавшую на бегу шляпу и пошла на ватных ногах вперед. Трудно было сказать, онемели ли ноги от бега или от холода. Так или иначе, фермерша хотела больше всего вернуться домой. В тепло. К семье. Даже к Чирили тоже, почему бы и нет; в конце-концов, она теперь семья, пусть и бывает иногда занозой в копыте. Но лучше всего — поскорее добраться до Твайлайт. Отапливаемый магией дом-дерево всегда был одним из самых уютных для нее мест во всем городе…

Наконец восстановив дыхание, Эпплджек вышла на середину центральной площади городка. За годы ее жизни это место почти не менялось, будучи построенным еще в незапамятные времена. Но сейчас оно выглядело иначе. Поначалу Эпплджек никак не могла сообразить, что здесь не так, пока не поняла, что в городе появилась новая улица, ведущая прямиком к Ратуше. Прямая, как стрела, странная улица проходила прямо по тому месту, где когда-то стояли чьи-то дома.

Эпплджек недоуменно рассматривала этот новый проем в ряду домов, чувствуя, будто у нее изо рта вдруг выдрали зуб. Ощущение было очень похожим. Когда что-то привычное всегда находится на одном месте, и вдруг его нет… Никак нельзя избавиться от мысли о неправильности подобной ситуации, от этого постороннего ощущения.

Неправильность похожа по вкусу на кровь, — мелькнула странная мысль в голове Эпплджек. Опустив в задумчивости одно ухо, она усмехнулась про себя: — Или проблемы с формой похожи по вкусу на кровь. Даж в пять лет дыхалка у меня была лучше, чем сейчас. Мак мне покоя не даст, если узнает.

Откашляв металлический привкус, возникший в глотке после бега, она медленно пошла вперед, старательно пытаясь вспомнить, что раньше находилось на месте новой улицы. Но как бы она ни старалась, память ускользала от нее, будто дразнясь.

Магазин «Перья и диваны»? Нет, он с другой стороны. Салон красоты? Он вроде и вовсе не на этой площади. Эпплджек так старательно морщила лоб, пытаясь вспомнить, что здесь раньше находилось, что и вовсе позабыла об окружающей обстановке. Медленно перебирая копытами, она шла вперед, обходя новую улицу и почти не обращая внимания на то, что ее копыта уже хрустят снегом. И пока она не врезалась ухом прямиком в колонну Ратуши, она так и не отвела взгляда от уходящего вглубь города проспекта.

Тихо ойкнув и потерев ушибленное ухо копытом, Эпплджек тут же удивленно охнула, почувствовав обжигающее ледяное касание на нежной коже уха. Недоуменно переведя взгляд на копыто, она увидела, что оно все покрыто мокрым снегом. Она стояла почти по колено в нетронутом сугробе посреди площади, у самых стен Ратуши. Оглянувшись назад, она увидела, что прошла по снегу уже довольно далеко, оставив единственные следы на девственно чистой и ровной белой поверхности.

Мелко дрожа от холода, Эпплджек оторвала взгляд от наметенного сугроба и перевела глаза на Ратушу, в которую она уперлась секундой ранее. Повидавшее многое здание сейчас стояло, слегка покосившись в сторону, противоположную от новообразовавшейся улицы. В голове стучала кровь, а потому Эпплджек было нелегко сфокусироваться на вершине строения. Но то, что она видела, уже вызывало опасение: высоко над головой виднелись расщепленные балки, погнутые металлические стержни. Все это вырисовывалось черным силуэтом на фоне тусклого, но выжигающего глаза своей серостью облачного неба. Под стенами дома в таком состоянии находиться явно опасно.

Эпплджек пошла прочь от здания, направившись в сторону улицы. Отойдя на некоторое расстояние, она застыла, прислушиваясь. Ей показалось, что помимо хруста холодящего ее ноги снега, она услышала еще что-то. Те самые гулкие шаги. Но нет, только кровь шумела в ее ушах.

Нерешительно обернувшись, она тут же разинула рот пораженно. Здание действительно вызывало опасение. За свою целостность. На уровне третьего этажа в Ратуше зияла круглая дыра, проходящая здание насквозь через крышу. За перепутанным месивом деревянных балок и висящих непонятно на чем ошметков черепицы виднелось все то же белесое небо.

Проследив взглядом направление, в котором эта дыра была пробита, Эпплджек уставилась прямиком на новую улицу. Подойдя к ней ближе, она наконец-то увидела, что это все-таки была не улица. Это была просека. Среди наметенных сугробов виднелись излохмаченные пеньки деревянных балок, зазубренные ряды разбитой кирпичной кладки прочие обломки. И так эти едва заметные в снегу руины тянулись вдаль на добрые двести ярдов, упираясь в клубящееся облако то ли пара, то ли дыма.

Теперь-то ты убедилась, что в городе произошло что-то плохое? — как бы между делом произнес внутренний голос. И вновь Эпплджек показалось, будто он стоит прямо у правого ее плеча.

Она не ответила ему даже мысленно, просто стоя и переводя взгляд через плечо с Ратуши на облако и обратно.

Думаю, ты прекрасно знаешь, что находится там, на том конце этой просеки. Что находится в двухстах ярдах по прямой от Ратуши в этом направлении, — будто объясняя недогадливому жеребенку прописную истину, сказал голос.

— Твайлайт… — выдохнула Эпплджек и, не глядя переставляя негнущиеся ноги, пошла к руинам.

Как говорится, бабочка способна переломить хребет слону, если сядет на его спину в нужную секунду, — меланхолично произнес голос. — Или наоборот, не сядет, что, в принципе, то же самое. Вопрос исключительно в точке зрения.

Эпплджек не слушала его. В ушах стоял звон, а мир вокруг, казалось, уплывал куда-то вдаль, расходясь как капля масла по воде. Продираясь сквозь июньские сугробы, она оступилась, задев копытом скрытый в снегу обломок фундамента. Белое ледяное крошево тут же метнулось ей в лицо, но фермерша тут же встала и, даже не отряхиваясь, пошла дальше, шагая, как заведенная. Она была, по сути, будто бы и не здесь. Будто это не ее тело пробиралось через острые обломки — она лишь только наблюдала за происходящим откуда-то сверху, не чувствуя ни холода, ни усталости, только лишь онемелую непослушность ставших чужими ног.

Мертвая тишина города стала аккомпанементом этому неуклюжему танцу среди битого кирпича, расщепленного дерева и колючего снега. Ничего естественнее, пожалуй, и нельзя себе представить для такой ситуации. Окончательно отделившись от неловко барахтающегося в снегу тела, Эпплджек покоилась где-то на самом дне темного колодца, в который превратилось ее мироощущение. Отрешенно, она вспоминала о том, как пропустила выпускной вечер Эпплблум. Заработавшись на ферме, она просто забыла про это событие и завалилась спать, даже не поздравив свою любимую младшую сестренку. Сколько всего таких еще случаев? Всех и не перечесть. Сколько она пропускала мимо ушей ворчание Бабули, которой просто хотелось поговорить скучными зимними вечерами, когда на ферме делать решительно нечего? Вечеринки допоздна в Сахарном Уголке или Библиотеке были ее убежищем. Убежищем, недоступным ее бабушке, которая оставалась каждый вечер одна в темной гостиной. Как просто было выкинуть все это из головы, просто описав трижды хвостом восьмерку, как предписывает глупое детское суеверие, якобы гарантирующее безнаказанность и незаметность. Будучи очень суеверной пони, она буквально коллекционировала такие маленькие ритуалы, хотя с возрастом, в итоге, все это слилось в просто маленькую мысленную отмашку: «Потом разберусь».

И она разбиралась. Раз за разом все каким-то образом оборачивалось к лучшему. Слава самой верной и надежной пони только крепла, хотя она и не прикладывала для этого особых усилий. Просто поступала, когда того требовала ситуация, согласно своей натуре. О да, она честна и решительна. Как бы она ни хотела оспорить это в самые мрачные моменты своей жизни, включая и этот, в конце концов, молва не лгала про нее, да и Элемент Гармонии достался ей не за очаровательные веснушки, которые так любит ее бабушка. Проблема лишь только в том, что свои лучшие качества она проявляет в крупных делах. Когда судьба мира или чья-то жизнь стоит на кону. Или, на худой конец, собственное достоинство. Но что насчет мелочей?

Эпплджек все так же отрешенно наблюдала за тем, как ее тело пробирается по руинам. Вот она только что перешагнула детскую кроватку, заваленную снегом и разбитую пополам толстой потолочной балкой.

А в мелочах она всегда полагалась на взмах хвоста. Авось ничего не случится, авось без меня не пропадут. Мысль как мысль, ничего необычного. Любой пони поступил бы так. Или это я просто так утешаю себя? Может, просто не бывает такой штуки, как «мелочь»?

Вскоре, впрочем, рассеянное блуждание мыслей подошло к концу. Выбравшись из заваленных снегом руин, она встала на краю огромного котлована, края которого целиком поросли густыми зарослями инея. Смотря на мир со дна темного колодца, в который Эпплджек загнало тошнотворное головокружение и немота тела, она улавливала поросшие инеем контуры книжных полок подвального хранилища и какие-то монструзоные магические машины, которые Твайлайт собирала в свободное время меж корней дома-дерева.

Одна из этих машин все еще работала — тусклый красный огонек, моргая, пробивался сквозь наслоения белого льда. Не чувствуя ничего, кроме тошноты, и не слыша ничего, кроме оглушительного звона в ушах, Эпплджек уставилась, как загипнотизированная, на эту моргающую лампочку.

В голове носилась единственная мысль, единственное слово, которое, подобно теннисному мячику, скакало туда-сюда по коридорам ее сознания.

— Твайлайт… — онемелые губы озвучили эту мысль. — Твайлайт…

Твайлайт, вторил ей голос ее отца. Твайлайт — отвечал ее собственный голос. Твайлайт — загоралось огненными буквами перед глазами. Твайлайт. Твайлайт ТвайлайтТвайлайттвайлайттвайлайттвай…

Мир потонул в гудящей ледяной волне, захлестнувшей собой все. Свет выключили. Последнее, что Эпплджек помнила, это то, что она упала на снег, свернувшись в клубок, в покорном ожидании морозного сна.

Сон не пришел. Гудящая чернота расступилась, и Эпплджек обнаружила себя снова в собственном теле. Ничего не болело, было только очень холодно. Дрожа и стуча зубами, она поморгала, привыкая к свету. Она вновь стояла на рыночной площади, по-прежнему столь же пугающе пустой и холодной. Снега здесь не было, как и в прошлый раз, но иней будто бы разросся в своих владениях на досках телег и прилавков.

Шмыгнув носом, Эпплджек почувствовала, как по щеке катится слеза. Она смахнула ее коленом передней ноги и заметила вдруг, что на ней нет больше ни свитера, ни шляпы. Где бы они ни были сейчас — было уже неважно.

Она просто стояла на месте, прислушиваясь к себе. В голове стояла такая же тишина, как и вокруг. Ни единой мысли не осталось, по крайней мере, достаточно целостной, чтобы не счесть ее просто фоновым шумом. Внутренний голос если остался в ее сознании, то ему просто нечего было сказать.

По крайней мере, больше не осталось никаких сомнений. Когда больше не за кого бояться, не о чем волноваться, когда все становится ясно, как день — это ведь хорошо, — случайный шум и мешанина из слов сложились в единственную, гулкую, как чан, мысль.

Эпплджек усмехнулась истерически. Она готова была засмеяться, расхохотаться в голос, лишь бы только чтобы заполнить чем-то эту звенящую тишину и пустоту. Но она остановила себя.

У меня еще будет на это время.

Будучи очень практичной пони, Эпплджек никогда не задавала себе глупых и ненужных вопросов, никогда не заставляла свою фантазию работать ради какой-нибудь эфемерной цели. Работа на ферме — простая и понятная вещь, забирающая всякую энергию и всякие силы, а потому думать о чем-либо невозможном было для нее пустой тратой ресурсов.

Но оказавшись одна в пустом городе, в действительно пустом городе, она никак не могла сопротивляться мысли, очередной глупой и неуместной мысли — а на что будет похожа ее жизнь в такой ситуации?

Она не знала.

Знала она только лишь то, что она не собиралась сдаваться. Может быть, она просто держится на еще теплящихся воспоминаниях об улыбках ее подруг, об их звонких голосах и теплых объятьях. Может быть, придет время, и она не захочет быть единственной обитательницей Понивилля.

А пока была одна пустота. Пустота в голове, и в сердце, и тяжелый ком в горле, который существовал будто бы сам по себе. Она шла, куда глядят невидящие глаза, тупо переставляя ноги и слушая тишину, что стала настоящей концертной партией для этого странного и нелепого балета сегодняшнего дня.

Она шла вперед, а мир вокруг затягивала густая серая пелена, скрывая детали, сливая воедино дома, крыши, почти облетевшие деревья и клумбы серых цветов. Черные окна светлели, белые стены темнели, с вывесок пропадали слова и знаки.

Вот, значит, как выглядят «затмевающие глаза слезы»? — отрешенно думала она, хрустя копытами по тонким корочкам замерзающих луж. — Как-то глупо. Впрочем, мир, который рушится от мелочей, умным быть не может. Наверное.

Вскоре и эту мысль вытеснила все та же звенящая пустота. Эпплджек почувствовала, что снова проваливается в ту тошнотворную бездну, в которую ее зашвырнула последняя дорога к библиотеке. Отчаянно сглатывая по-свинцовому тяжелый ком в горле, она боролась, пыталась вернуться в сознание, но ничего не получалось. Звон в ушах, призрачные голоса любимых подруг заманивали ее, как сирена заманивает в ловушку моряка, прямиком во тьму умопомрачения.

Где-то на границе слышимости она улавливала гулкий ритмичный грохот. Что-то падало на землю где-то позади. Но Эпплджек не обращала внимания на это. В конце концов, это мог быть звук ее собственных шагов. В этой войлочной комнате, в которую обратился ее разум, любой звук был похож на другой. Глухой призрак, искаженное подобие истинного звучания.

Внезапно ее путь оборвался.

Она застыла на месте, мелко дрожа и осознавая, что ватное глухое безмолвие, стоящее в ее ушах — это не потеря слуха, а реальное безмолвие мира. Причиной этого открытия послужил резкий, кристально чистый, волшебный, как лимонад в жаркий летний полдень, цокот копыт пони по булыжной мостовой.

Неуверенно подняв отекшие глаза, Эпплджек смахнула свалявшуюся комом гриву с лица и уставилась вперед. Чистый, живой цвет буквально ранил ее глаза в этом сером морозном мире. Восхитительно теплое желто-оранжевое пятно медленно входило в фокус по мере того, как Эпплджек смаргивала слезы с ресниц.

— Карамель! — воскликнул ее голос. Звук вышел грубым и хриплым. Она содрогнулась, услышав саму себя.

Пони впереди нее подпрыгнул на месте и тревожно оглянулся.

Эпплджек, безумно улыбаясь и путаясь в ногах, бросилась к нему, повторяя его имя то в полный голос, то тихим шепотом.

— Стой! — ответил ей Карамель. — Не подходи!

— Но… но почему?! — Эпплджек затормозила пораженно, увидев, как ее друг занял оборонительную стойку. — В чем дело, Карамель?

— Н-не подходи, — прошипел жеребец.

— Но Карамель, я же друг! Я так рада, что с тобой все в порядке! — всхлипнула Эпплджек, чувствуя болезненный укол в сердце.

— Друг?! — огрызнулся Карамель, сделав шаг назад, когда Эпплджек сделала шаг к нему. — После того, что ты сделала, ты говоришь, что ты друг?!

— Что?.. — Эпплджек села растерянно, разинув рот. — О чем ты…

— Это твоя вина, Эпплджек, — твердо сказал ее старый... бывший друг. Увидев, как она снова пытается встать, протягивая к нему переднее копыто, он сказал еще резче: — Молчи. Я знаю, что произошло. Ты отказала своей подруге и своей Принцессе в простой просьбе. Мне пришлось заменить тебя.

Эпплджек снова встала на ноги и сделала еще один шаг в его направлении, чувствуя, как ком в ее горле стал просто невыносим.

Карамель, повторяя ее движения, сделал шаг назад и нахмурил брови:

— Но силы моей земной магии не хватило, чтобы сдержать ее заклинание. Я не учился ей управлять, в отличие от тебя. И посмотри, к чему это привело!

— Но… Я-я не понимаю. Твайлайт ничего не говорила про земную магию, — проговорила дрожащим голосом Эпплджек.

— Она понадеялась, что ты поймешь и так. Она понадеялась на тебя, Эпплджек, а ты ее предала, — голос Карамеля сорвался на конце фразы. Встряхнув головой, он развернулся и, оглянувшись, заявил: — Не иди за мной. И никогда, никогда не попадайся мне на глаза. Иди в другую сторону. Понивилль мертв. Надеюсь, ты будешь помнить всю жизнь, почему.

Пробурчав ругательство под нос, Карамель пошел нетвердым шагом вперед по дороге. Эпплджек сидела на замерзшей земле, не чувствуя задних ног. Она хотела сказать что-нибудь, но язык онемел у нее во рту. Тупо моргая ему вслед, она прокручивала в голове его слова. Они имели смысл.

— П-погоди! — слабым голосом крикнула Эпплджек, поднимаясь на ноги.

— Я сказал — не иди за… — ответ Карамеля прервал низкий гул эха.

Только это не было эхом. Только теперь Эпплджек поняла, что это нечто иное. Карамель, похоже, знал источник этого звука куда лучше. Мгновенно побледнев, он сорвался на бег.

Из-за домов послышались гулкие глухие удары. С каждым из них земля сотрясалась, буквально сбивая с ног. Снова прозвучал низкий машинный гул и соломенная крыша одного из домов на другой стороне улицы вдруг прогнулась, мгновенно прорастая кристаллами льда.

Разинув рот, Эпплджек смотрела, как по воздуху пронеслось нечто — мутное туманное облако, которое мгновенно смело с копыт Карамеля. Она зажмурила глаза.

Раздался краткий вскрик и вновь наступила тишина. Задыхаясь, Эпплджек приоткрыла глаза. Там, где стоял Карамель, теперь лежало лишь пятно серой изморози.

Она просидела так какое-то время, застыв как камень, боясь пошевелить даже ухом. Стояла тишина, и только легкий холодный ветерок перебирал замороженные соломинки ближайшей крыши.

Сухо сглотнув, чувствуя, что окончательно потеряла всякую связь с реальностью, Эпплджек медленно встала и пошла, пятясь. Никто не помешал ей. Тишину нарушал лишь осторожный цокот ее копыт. Белесая дымка кружилась где-то на краю видимости, перетекая от дома к дому, путаясь как волосы в расческе в кустах и траве.

Сердце ее гулко ухнуло, когда на очередной цок копыта по булыжнику отозвался глухой удар чего-то тяжелого по мерзлой земле. Не выдержав напряжения, Эпплджек издала первобытное ржание, развернулась, чуть не запутавшись в своих ногах, и понеслась не разбирая дороги по улице.

Гулкий грохот зазвучал позади, ритмично набирая скорость. Сдерживая слезы хотя бы просто для того, чтобы видеть, куда бежать в этом окончательно потерявшем всякие детали сером мире, она бежала, как не бежала никогда в жизни. Легкие горели огнем от морозного воздуха, а твердая земля отзывалась глухой болью в коленях, но она продолжала бежать.

Мимо проносились какие-то дома — она давно потеряла им счет. Может быть, она бежала кругами, потому что Понивилль просто не может быть настолько огромным… бесконечным. И одинаковым. Серая масса смутных силуэтов, потерявших всякий цвет и очертания, сливались в вездусущий страшный туман. Безмолвный танец сегодняшнего дня переходил к своему крещендо — там, где был лишь ветер, шорох земли, теперь звучал ритмичный грохот потусторонних шагов невидимого гиганта, в котором, как мышь в океане, тонул звонкий цокот копыт фермерши.

Белесый туман внезапно расступился. Эпплджек оказалась на окраине города у покрытого изморозью и сосульками Бутика Карусель. Она бежала по этому открытому пространству все так же стремительно и безумно, как бежала по кривым улицам мертвого городка, но теперь она уже не слышала гулкого грохота за своей спиной. Чувствуя, что еще чуть-чуть и ее ноги отвалятся, примерзнув к хрустящему корочкой льда газону, она остановилась, тяжело дыша. Зажмурившись и прижав уши, она застыла, ожидая, когда ее настигнет победный машинный гул эха.

Но ничего не случилось. Мертвая тишина опустилась на Понивилль, навечно замерзший по ее вине город. Не осталось ни ветра, ни шороха мерзлой травы — только тяжелое дыхание уставшей, отчаявшейся кобылы.

С заплетающимися ногами она побрела, уткнувшись взглядом в покрытую изморозью траву, к Бутику — единственному дому во всем городе, что еще хранил какое-то подобие цвета и деталей. Пустым взглядом она оглядывала затейливые узоры на белых стенах здания. Они все побледнели под слоем инея, но все равно угадывались, будя в памяти воспоминания о ярких и праздничных цветах и тонах, поблескивающих в теплых лучах летнего солнца.

Еще буквально вчера она была здесь, в этом самом месте. Ей было тепло, ей было весело. Она улыбалась, слушая свою подругу.

Улыбалась из вежливости. Тебе ведь неинтересны ее сказки про последний писк мейнхеттенской моды. Тебе неинтересны узоры на ее доме. Они бессмысленны, они нефункциональны и, прямо скажем, раздражающи. Ведь так? ­— внезапно пробудился в ее сознании голос отца. — Так почему вид этого дома вызывает у тебя такие восторги сейчас?

Она проигнорировала его ворчливый тон. Тяжело дыша после бега, она уперлась копытом в дверную ручку и толкнула ее вперед. Дверь поддалась не сразу, но открылась, оторвавшись от косяка, к которому примерзла. Внутри все было как раньше. Светло, чисто. Только как-то… серо.

Как много бы Эпплджек отдала сейчас за обычные девчачьи ярко-розовые платьица с сердечками на вешалках и прочую гадость, от которой она всю свою жизнь плевалась. Но внутри Бутика была лишь серость. Серые платья, серые ткани. Серый свет и серые стены.

Эпплджек обернулась за дверь. Может, мне лучше вернуться на ферму? Какая разница. Серость уже повсюду.

Она лягнула дверь, захлопнув ее за собой, и села посреди зала. Тяжелое дыхание после бега уже улеглось, равно как и дрожь от холода. Она просто сидела там, неподвижно, ожидая чего-то. Может быть, ничего.

Внезапно она услышала что-то. Прянув ушами, она вскинула голову, оглядывая помещение. Какое-то движение мелькнуло в дальнем углу Бутика.

— Р-рарити? — слабым голосом позвала Эпплджек, тревожно потирая одним копытом о другое. — С-свити?

Тишина.

Внезапно она увидела, что именно за движение она заметила краем глаза только что. Это были манекены. Они качнулись из стороны в сторону, будто расступаясь.

— Р-ра… Р-рарити? Ты здесь? — снова повторила Эпплджек, обессиленно вставая на ноги.

Один из манекенов продвинулся немного вперед.

Сухо сглотнув, Эпплджек сделала шаг назад, тревожно обернувшись.

Внезапно, тот же манекен рванул вперед. Эпплджек успела отскочить в сторону, и пластмассовый пони на массивной железной подставке с грохотом врезался в стену. Она с ужасом проводила его полет глазами и застыла, разглядывая его жалкие обломки.

Только услышав громоподобный стук чего-то массивного по земле, она поняла, что смотрела совсем не на то, что нужно. Серое фойе бутика заполнял белесый туман.

— Твайлайт… прости меня. Пожалуйста! Твайлайт… — запричитала Эпплджек, отступая в панике. — Я виновата. Я-я должна была тебе помочь. Я д-должна была, но я… У меня нет оправданий. Папа говорил мне, до самого конца говорил, что я не должна лениться. Что я… я должна быть… должна быть трудолюбивой, отзывчивой. Прости, папа. Ты говорил, а я не слушала. Мне всегда было не до того…

Эпплджек разрыдалась в голос, вспоминая те дни, когда она, наплевав на заботу и любовь родителей, занималась какой-то эгоистичной ерундой, пропуская мимо ушей все, что они ей говорили. Прошло столько лет… столько тяжелых лет… да, она научилась многому за это время. Но не научилась самому главному. Сопротивлению соблазнам, отговоркам, отмазкам, всей этой шелухе, что так заманчиво обещает облегчить жизнь.

— Простите меня все… — Эпплджек шмыгнула носом, смотря, как белый туман закручивается в призрачные смерчики вокруг нее. Температура в Бутике стремительно падала — Эпплджек уже не чувствовала своих ушей и губ.

Когда один из смерчей потянулся в ее сторону, она попыталась закричать, но ничего не вышло — морозный воздух безжалостно обжег ей глотку. Что-то бледное и тонкое мелькнуло перед глазами, и свет мгновенно погас.

— АААААА!! — закричала Эпплджек, яростно размахивая копытами, запутавшимися в легком летнем одеяле. Почти ничего не соображая от ужаса, она скатилась с грохотом с кровати. По ногам тут же потянуло прохладным ветерком, идущим из открытой форточки.

Обведя безумным взглядом комнату, она поначалу даже и не услышала встревоженных голосов и цокота копыт в коридоре. Секунду спустя в ее спальню ворвалась Эпплблум.

— Сис, шо с тобой? — встревоженно спросила младшая сестра, глядя на нее большими янтарными глазами.

Эпплджек тупо посмотрела на маленькую кобылку, хватая ртом воздух. Действительно маленькую кобылку. Двенадцать лет, пустое бедро.

С губ фермерши сорвался вздох облегчения. Она засмеялась, сначала тихо и нервно, а потом уже захохотала в голос. Сжав младшую сестру в медвежьих объятьях, она смеялась и плакала в ее пахнущую детским шампунем гриву.

— Это все сон… Ты настоящая! Ты живая! И у тебя нет метки! — бормотала Эпплджек, почти не задумываясь о своих словах.

— Ээээ… — неуверенно протянула Эпплблум, пытаясь вырваться из объятий внезапно сошедшей с ума сестры. — Это, по твоему, хорошо?

— Да! — выпалила Эпплджек. — То есть, нет! То есть… Я просто рада, что с тобой все хорошо.

— Нууу, эээ… Я тоже рада. Шо ж тебе такое приснилось, раз ты меня задушить готова?

— Ох. Извини, Эпплблум, — Эпплджек разжала объятья, застенчиво улыбаясь. Эпплблум, радуясь тому, что ее поставили обратно на землю, размяла шею, хрустнув позвонком. — Извини… Я не хотела тебя пугать. Просто… ты правда не хочешь знать, шо мне снилось. Правда.

— «Вырастешь — поймешь», конечно, — буркнула Эпплблум.

— Н-нет, я не это имела в виду! — быстро поправила себя Эпплджек. — Просто страшный сон. Ничего особенного. Ничего особенного…

Она хотела было сказать что-то еще, но тут ее прервал жуткий гул эха. Ледяной пот, которым она покрылась, когда только вскочила с постели, удвоился, утроился, стекая рекой по лицу. С сердцем, рухнувшим в копыта, она подошла на негнущихся ногах к приоткрытому окну и заглянула наружу.

К ее величайшему облегчению, она увидела здоровенную машину, купленную недавно Меткоискателями на случайно, как сказала Эпплблум, перепавший им рубин. Зачем они это сделали, они так ответить и не смогли, но, по крайней мере, монструозное устройство оказалось полезным в хозяйстве. Семейство Эпплов открыло для себя новый продукт — вяленые яблоки. Их продажа, особенно яблок сладких сортов, быстро окупила резко подскочившие счета за пользование магической сетью.

Вот и сейчас эта инфернального вида машина снова взвыла, раскручивая на несколько секунд свои турбины в экономичном режиме. Давно Эпплджек не чувствовала такого облегчения, как в это утро. Открыв окно пошире, она сделала глубокий вдох. Нос ее заполнился ароматом бессчетных цветов, трав и просто влажной земли после ночного дождя. Последние следы ночной непогоды как раз убирал в этот момент отряд пегасов, давая дорогу лучам жаркого июньского солнца.

Вот чего не было в том промороженном ужасном сне. Цвета и аромата. Все было серым, безвкусным. И сейчас каждое цветное пятнышко ласкало глаз Эпплджек. Каждый запах, даже такой обыденный, как запах мокрого от дождя проолифенного дерева подоконника, казался головокружительным букетом от лучших кантерлотских мастеров-парфюмеров.

Даже собственный пот не казался Эпплджек чем-то неприятным. Она никогда не придавала ему особого значения, а сейчас он служил ей доказательством самого главного — она жива и все хорошо.

Сверкая широкой улыбкой, она танцующим движением оттолкнулась от подоконника и опустилась на четыре ноги перед Эпплблум. Младшая сестра наблюдала за ней с обеспокоенно вскинутой бровью, но ничего не говорила.

— Мне надо кое-куда быстро сбегать, Эйби, — сказала звонким голосом Эпплджек. — Я скоро вернусь.

— Ну ладн, — пожала плечами Эпплблум. — Тогда я съем твою порцию блинчиков с коричным джемом.

— Блинчики с корицей?! — воскликнула Эпплджек, вскинув копыто ко рту. — Ох… Ладно, ешь.

— Чего?! — не поверила услышанному маленькая кобылка. — Ты мне добровольно отдаешь свой коричный блинчик?!

— Эээ, да… Пора бежать, извини, — торопливо выпалила Эпплджек и бросилась вниз по лестнице.

Из ее спальни сверху раздался восторженный возглас.

Фермерша улыбнулась про себя, проносясь мимо кухни. Там, за столом, сидел Большой Мак со своей неизменной чашечкой самодельного подобия эспрессо, то есть тех же четырех ложек кофе, как и у его сестры, но на один жалкий наперсток вместо здоровенного ведра. Рядом, у плиты, стояла Бабуля. Оба старших члена семьи одновременно обернулись на пробегающую Эпплджек, синхронно вскинув брови.

— Скоро-вернусь-пока-завтракайте-сами! — протараторила она и скрылась за входной дверью, забыв умыться, повязать ленты на волосы и даже надеть свою любимую шляпу.

Она бы с радостью осталась с семьей, не отходила бы от них ни на шаг после подобных переживаний... В полной мере ощутив на своей шкуре цену пренебрежения тем, что у нее есть, тем, что по-настоящему ценно, она с щекочущей теплотой в груди удерживала в памяти их лица, которые видела считанные секунды назад, когда пробегала мимо. Встревоженное лицо Эпплблум, недоуменно-ироничное лицо Мака и умиротворенное, полное мудрости лицо Бабули Смит. Вырвавшись из урагана ужаса, она, тем не менее, не стряхнула со своей души последние леденящие капли ночного пота.

Иррациональное сомнение, страх, желание окончательно поставить точку гнало ее к библиотеке. Это, и еще восторг, восхищение жизнью, цветом и запахом, что переполнил ее кипучей, шипучей энергией.

Оглянувшись на бегу, она увидела сквозь свою растрепанную гриву, полощущуюся на ветру, ярко-красный дом и амбар, свежую зелень яблонь и недавно срубленный, сияюще золотистый колодец. С восточной стороны дома. Не с западной. Где он и был построен полгода назад вместе с новым амбаром усилиями всей семьи Эпплов вместе.

Эпплджек бежала по чуть влажной после дождя песчаной дорожке, наслаждаясь каждым движением своего тела. Летнее солнце приятно грело ее янтарную шкурку, а теплый и ароматный ветерок легко перебирал ее свободно развевающуюся гриву. Как маленький жеребенок, она перескочила одну лужу, другую, а на третьей не рассчитала прыжок и с громким плюхом расплескала грязь передними копытами.

Захихикав и отряхнувшись, она побежала дальше. Вскоре рощица осталась позади, и она оказалась в городе. Сияющем восхитительными сочными красками городе, полном жизни и голосов. Десятки, сотни пони толпились на улицах, улыбаясь, общаясь между собой. Кто-то спорил и даже ругался, но даже эти диссонансные голоса казались настоящим гимном жизни и радости после ледяного молчания мертвого города из ее сна.

Многие приветствовали ее улыбкой или взмахом копыта. Среди прочих, на входе на рыночную площадь, ее поприветствовал и Карамель. Застенчиво вскинув копыто, он покраснел почему-то и улыбнулся слабо. Эпплджек подскочила к нему и крепко обняла его, крикнув «Я так рада тебя видеть!» ему прямо в ухо. Бедолага задеревенел в ее объятьях, не в силах выдавить ни слова. Широко улыбнувшись, она отпустила его и побежала дальше, оставив недоуменного жеребца стоять посреди улицы с глупой улыбкой.

Вскоре перед ней появился дом-дерево. Целый и невредимый тысячелетний пустой внутри дуб возвышался над ее головой во всем своем зеленом великолепии. Глубоко вдохнув терпкий аромат, идущий от его кроны, она решительно ворвалась внутрь, не удосужившись постучать.

Твайлайт, буквально несколько месяцев назад ставшая аликорном, от неожиданности развернула крылья в инстинктивной оборонительной стойке, когда прямо перед ней как из-под земли возникла растрепанная земная кобыла с безумной улыбкой. Не успела она вымолвить и слова, как оказалась буквально сбита с копыт в крепких объятьях.

Эпплджек будто не могла никак наобниматься этим утром. С упоением прижимаясь к шелковистой шерстке юной Принцессы, она расплакалась от избытка чувств, так и не совладав со своим языком.

Чувствуя, что вопросы могут и подождать, Твайлайт расслабилась немного и обернула свои передние ноги вокруг содрогающейся подруги.

— Шшшш… — тихо сказала она. — Все хорошо. Что бы там ни было…

Эпплджек захихикала сквозь слезы и прижалась еще крепче.

Твайлайт обернула крылья вокруг ее спины, решив не обращать внимания на темные потеки пота на шкурке и на подлинное воронье гнездо, в которое превратилась лезущая теперь ей в рот грива Эпплджек.

— Ох… Я-я так рада, шо с тобой все хорошо… Так рада… — наконец выдавила из себя Эпплджек, перебирая перья у основания крыла Твайлайт, наслаждаясь мягким теплом, окутавшим ее спину.

— Конечно, со мной все в порядке, Эйджей, — ответила Твайлайт удивленным тоном.

— Прости меня, пожалуйста. Я знаю, я не достойна… Но… Прости. Прошу тебя.

— Простить? За что? Ты ничего не сделала для меня плохого.

Эпплджек яростно замотала головой и отстранилась от Твайлайт. Глядя ей в глаза, она произнесла:

— Нет, сделала. Я бросила тебя, когда тебе нужна была моя помощь.

— О чем ты? — недоуменно вскинула бровь Твайлайт, чуть поморщившись от утреннего дыхания Эпплджек, но вежливо скрыв свою реакцию.

— О магическом эксперименте! Сегодняшним утром! Тебе нужна была моя земная магия, а я решила, что лучше посплю…

— Аааа, ты об этом! Погоди… какая земная магия? Причем здесь она?

— Ну… разве тебе не надо было проводить эксперимент с земной магией? С этим, как там его… Полидиментным синхроразрядом?

— С… чем?! — Твайлайт выпучила глаза. — Откуда ты набралась таких слов?

— Эм… Разве… разве не этим ты должна была заниматься этим утром?

— Нет! Обычный ерундовый эксперимент, в котором мне нужна была всего-то крепкая земная пони, чтобы держать стойку с камнем. Обычный спектральный анализ, абсолютно ничего связанного с… как там ты это назвала?

— Эм… Ясно. Но все равно. Прости меня, пожалуйста.

— Конечно же, я тебя прощаю! — широко улыбнулась Твайлайт. Она махнула легкомысленно копытом. — Было бы за что прощать. У тебя такой вид, будто от этого зависит судьба мира!

Эпплджек опустила глаза, неловко поерзав.

— Ладно. Я вижу, у тебя была непростая ночь, — усмехнулась Твайлайт. — Может, расскажешь, что с тобой случилось?

— Ох… не знаю, хочу ли я об этом вспоминать… — тихо-тихо прошептала Эпплджек.

— Нет, если не хочешь, я не заставляю, что ты. Просто мне очень интересно, — искренне улыбнулась Твайлайт. — Ты еще не завтракала, я так понимаю? Пойдем, я поставлю чай.

Эпплджек пошла за ней следом, тихо улыбаясь про себя. Ей двадцать один год. Она молода, легка и беззаботна. Все переживания прошлой ночи остались позади. Но она будет помнить. Цена мелочей слишком высока, чтобы расплачиваться за них судьбами других. Таковы были слова отца. Она вспомнила их, впервые за прошедшие семь лет.

Где-то около часа спустя, судя по положению неторопливо ползущих стрелок часов на стене кухни, Эпплджек закончила свой рассказ и принялась жадно пить уже вторую остывшую чашку чая.

Твайлайт сидела напротив нее, задумчиво уставившись в стол. Прислушиваясь к тихому тиканью секундной стрелки, ее левое ухо загипнотизированно подрагивало из стороны в сторону.

Наконец, она подняла взгляд и произнесла:

— Да, это был очень необычный сон. Очень редкий.

— Эт точно. У меня такое в первый раз. И, я надеюсь, в последний, — содрогнулась Эпплджек.

— Несколько лет назад, еще до того, как Селестия послала меня в Понивилль, я увлекалась онейромантией. Глупое увлечение, конечно, так как это не совсем единорожья область магии. Она родом из Зебрики, а потому больше подходит земным пони...

— Хм... — Эпплджек поежилась, осознавая, что это может значить: такой сон может быть первой ласточкой.

— В общем, я читала о подобных снах. Они абсолютно реалистичны, кроме одного — в них почти не бывает цвета и запаха. И это является одним из маркеров, по которым опытный онейромант может вернуться в реальный мир. Неопытный же, скорее всего, и не обратит внимание на это, равно как и кучу абсурда, которую подбрасывает воспаленное подсознание. Вина, бессилие, обида... Такие сны опасны, потому что попади чувство вины на благородную почву затаенной депрессии — и пони уже не вернуть. После пробуждения жизнь его только покатится под откос.

Лоб Эпплджек покрылся холодным потом. Она сглотнула нервно и подняла взгляд от кружки:

— Ты... хочешь сказать, шо я могу сойти с ума от этого?

— Ммм... Нет. Ты успешно справилась почти со всем, что подкинул тебе сон. Кстати, довольно необычно, что в нем ты была старше, — Твайлайт наморщила лоб, водя копытом по столу. — Твоя природная честность, твой чудесный характер — все это как тяжело груженая лодка в бурной реке. И когда они вступают в конфликт с твоей жизнью в целом, эта лодка может легко перевернуться. Хорошо, что все произошло во сне. Еще лучше, что ты помнишь об этом. Лодка перевернулась, тебя обдало холодной водой, привело в чувство, так сказать... А потом вернуло как было.

— Я... я не понимаю. Почему такое вообще должно было произойти? Ну, честность и шо? Большой Мак тоже честен, но я пока не видела, шобы его так... переворачивало.

— Может быть, этого еще не произошло. Может быть, ты просто не заметила. А может быть всему виной Элемент, усиливающий твои личные качества.

— То есть, короче, я должна послушаться сна и обращать больше внимания на моих друзей?

— Знаешь, хоть сон и подсказал тебе какие-то верные мысли, показал тебе мрачную альтернативу, но... Сон — это всегда абсурд, Эпплджек, — сказала Твайлайт, мягко улыбаясь. Солнечный свет, просвечивая сквозь нежно зеленую листву дуба, падал на ее щеку, магически озаряя ее. — Хотя абсурд, не лишенный магии. Когда мы спим, наш мозг заглядывает в такие уголки магических измерений, о которых мы и не подозреваем, пока находимся в сознании. То, с чем он сталкивается там, он интерпретирует по-своему, накладывая на личный опыт, страхи, переживания, желания... Отсюда и все эти странные термины, которые ты неизвестно где вычитала, и преувеличение собственной вины, и откровенно глупая ситуация с обидой Карамеля... Прими свой сон к сведенью, конечно, но дели на два. Наш разум падок на преувеличения, а потому — не дай мелочам поглотить себя. Уж поверь эксперту в схождении по ним с ума.

— Хмм... Дааа, я помню, — тихо усмехнулась Эпплджек. — Спасибо, Твайлайт.

— Не стоит благодарности. Я всегда рада тебе помочь, Эйджей. И послушать интересную историю, — вновь улыбнулась Твайлайт, дружески похлопав копытом по передней ноге Эпплджек.

Они еще долго сидели за столом, теперь уже за третьей чашкой чая. Эпплджек с сожалением вспомнила о блинчиках с коричным яблочным джемом, так как нескольких старых и немного отсыревших печенек, найденных на кухне библиотеки, не слишком-то хватало для удовлетворения аппетита атлетичной фермерши.

Твайлайт все болтала о своих опытах в изучении онейромантии, о магии снов и о том, как Эпплджек повезло запомнить свое переживание в таких подробностях. Фермерша слушала подругу в пол-уха, не думая ни о чем. Она просто наслаждалась ароматами дуба, библиотечной пыли, чая, легкими, неуловимыми нотками духов Твайлайт. Она наслаждалась цветом неба и листьев за окном, густых лавандовых тонов шкурки своей подруги...

Она счастливо вздохнула, сделав глоток чая. И тут же чуть не подавилась. Ее уши встали торчком, когда она услышала, или ей показалось, что она услышала протяжный механический гул и глухой грохот где-то за стенами библиотеки. Из-за окна повеяло холодком, но на кухне не изменилось ничего. Твайлайт по-прежнему счастливо болтала, и Эпплджек наблюдала за ней, затаив дыхание, с гулко бьющимся сердцем.

Ее подруга ничего не слышала. Потусторонний ветерок не коснулся ее мягких темных локонов.

Все хорошо, — хором сказали ее собственный голос и голос ее отца. — Все хорошо.