Быть Человеком
Глава 13. Очная ставка
Мир говорящих разноцветных пони – это выдумка. Сказочный мир, воплощение идеи Платона о мире идеальном, недоступном материальному восприятию… Наверняка древнегреческий мыслитель не раз перевернулся в гробу, когда профессор Стругавецкий собрал свою машину и разнёс в пыль невидимую стену между миром вещей и миром идей.
Вот скажите, с какими ещё мыслями я должен был посетить уборную в ратуше – сверкающую, как отдел сантехники в магазине, и пахнущую цветущим садом?!! Честно скажу, я не удивлюсь, если пони испражняются радугой с ароматом роз. От всего этого великолепия меня даже перестало тошнить, и я на мгновение забыл, зачем вообще пришёл в туалет…
Я склонился перед зеркалом, провёл пальцами по отросшей щетине… Всё недосуг озаботиться бритвенными принадлежностями, да и чего-то вдруг захотелось отпустить бороду – лишнее упоение отсутствием какого бы то ни было фэйс-контроля. Под глазами обозначились заметные круги – прошедшей ночью я спал всего часа три, хотя вообще не надеялся уснуть. После того, что случилось в фургончике Трикси Луламун…
— Ты кто, приятель? – вздохнув, обратился я к своему отражению. – Где твоя собранность? Давай, естественный отбор ещё не окончен!
Нет, в здешней атмосфере меня решительно перестало мутить! Для приличия сполоснув руки под краном, я покинул уборную. Твайлайт стояла за дверью, и когда я вышел, посмотрела на меня с сочувствием.
— Знаешь, — сказала она. – Ты можешь не ходить, если не хочешь… Я сама в состоянии провести расследование и поговорить с Трикси.
— Нет уж! Довольно мне стоять в стороне и наблюдать за вами, как за происходящим на экране! Это не шутки, Твайлайт, я не могу спокойно сидеть на месте, пока моей жизни угрожает опасность. Прости… Звучит банально, но…
Я вздохнул.
— Наверно, я просто не хочу болтаться там, куда несёт течение. Оно и так несло меня последние 20 с гаком лет туда, куда я не хотел. Теперь я пытаюсь плыть сам, чего бы мне это не стоило.
Твайлайт тепло улыбнулась, и в её глазах вместе с сочувствием я увидел что-то ещё. Что-то приятное, мотивирующее гораздо больше, чем участие и жалость. Восхищение?.. Обожание?..
— Слова не жеребёнка, но жеребца! – наставительно сказала она, подошла ближе и ободряюще, хотя и с некоторой дозой смущения, потрепала меня копытом по бедру. До плеча она б достала разве что стоя на задних ногах, и то не факт.
— Да брось, Твайлайт! – сказал я и решительно пошёл дальше по коридору.
Надеюсь, она не видела, что этот физический контакт немного смутил и меня.
Но всё же мгновение близости пошло на пользу. На мгновение мне стало легче, и воспоминания прошедшей ночи хоть и не ушли, но как-то потускнели и теперь воспринимались как что-то, произошедшее с кем-то другим, но не со мной. Стараясь не накручивать себя, я вновь проиграл в уме эту запись…
Глубокая ночь. До рассвета осталось около пяти часов. Даже самые припозднившиеся полуночники уже видят десятый сон, а шесть отважных маленьких пони и один человек не торопясь подкрадываются к небольшому четырёхколёсному фургону с полукруглой крышей. С расстояния, когда он уже стал заметен, Твайлайт поколдовала, и над фургоном рассеялось облачко звёздной пыли – теперь там внутри не было слышно ни единого звука снаружи. Окна закрыты ставнями – вряд ли нас кто-то видит… Но если наш противник именно Трикси – у неё в рукаве могут быть всякие пакости… Особенно если она обнаружила пропажу огненного опала. После такого я бы на её месте поставил крест на дальнейшей двойной жизни и во все лопатки удирал бы из города. Твайлайт думала схожим образом и не исключала того, что в фургоне никого не окажется.
Вход был только один, но на другом торце, в самом низу имелся небольшой, сейчас плотно закрытый лаз, в который пони могла бы пролезть ползком. Именно у этого лаза осталась Рарити. Эпплджек, с лассо наперевес, и Рэйнбоу Дэш, поигрывающая мышцами, встали по бокам от главного входа. Твайлайт встала напротив двери, а Флаттершай было велено взлететь на десяток метров и вести воздушную разведку местности. Кроме того, Твайлайт наложила на её глаза заклятие ночного зрения.
Что оставалось делать мне?..
Надо заметить, к захвату мы подготовились основательно. Проработали план действий и обзавелись нужными средствами. Первым из них должна была стать верёвка Эпплджек, а второе Твайлайт осторожно извлекла из запертого на замок сундука в своём чулане – длинный серый конус с матовой поверхностью и несколькими переплетениями очень прочных ремней, закреплённых на широкой части. Ремни оканчивались двумя кольцами, на одном из которых болтался висячий замок. Поначалу эта конструкция напомнила мне мужской пояс верности, но Твайлайт показала мне, как она на самом деле крепится, и объяснила назначение.
«Это магический ингибитор, — сказала она. – Единственная в природе вещь, способная, будучи надетой как положено, лишить единорога способности колдовать. В тёмные времена таких штук было много, и с их помощью единорогов держали в подчинении… Теперь это – реконструкция для музея, но реконструкция, которая полностью повторяет оригинал».
На мой вопрос, почему только для музея и неужели среди единорогов нет достойных подобной кары преступников, пони-библиотекарь смутилась и, пряча глаза, ответила, что времена ингибиторов прошли давным-давно. Я не стал приставать с расспросами – времени было в обрез, но похоже на ближайшие пару месяцев мы с Твайлайт найдём, о чём поговорить… и не только с ней. Пока же единорожка попросила меня показать свои руки и после короткого оглядывания, обнюхивания и проверки гибкости суставов сказала, что мне предстоит самая важная роль в процедуре ареста Трикси Луламун. Я должен был надеть магический ингибитор на голову нашей центральной подозреваемой – разумеется, конусом на рог! – и защёлкнуть замок на обоих кольцах ремней под её подбородком. Остальные пони обеспечат мне её покорность. Добиться таковой будет непросто – Трикси была вторым, после Твайлайт, единорогом по величине магической силы.
И вот мы уже у её двери. Эпплджек, стоя на задних ногах, расправила между передними лассо, Рэйнбоу Дэш, так же на задних ногах, приготовила передние к толчкам и ударам, Твайлайт накапливает рогом магию, чтобы сорвать входную дверь с петель, а я стою сбоку от неё и держу конус ингибитора со свисающими ремнями крепления словно страпон… может я слишком испорченный человек, но его как ни возьми, он смотрится одинаково. Что за мысли перед дракой, что за мысли?.. Нервы всё, нервы…
И параллельно с этими – холодящие, лишающие колени былой твёрдости сомнения: а если мы ошибаемся? А если эта Трикси Луламун не при чём? А если мы ей ещё и навредим? А если я завтра сяду завтракать и умру в судорогах, отравившись подсыпанным в овсянку крысиным ядом? И неужели остальные пони не думают об этих вариантах?!! Хуже самой битвы – только ожидание оной, но всё равно где-то глубоко внутри меня снедало чувство неправильности происходящего. Что-то было не так – но не мои ли это беспочвенные домыслы?..
Пока я анализировал свои воспоминания, мы с Твайлайт спустились в подвал ратуши. Длинный коридор – и тяжёлая, обитая железом дубовая дверь в конце. В боковых помещениях – подсобки, чуланы, архивные хранилища, типография, пара кабинетов муниципальных служащих. Под потолком ярко горели длинные лампы дневного света – но они заканчивались за пару-тройку метров до двери в темницу, из-за чего она была погружена в полумрак. Около двери что-то громоздилось – и при нашем приближении это что-то встало, и я увидел незнакомого пони с копьём, прислонённым к стене. Он не был стражником и не носил доспехов, но на его крупе красовалось развевающееся на ветру бело-синее знамя.
— Доброе утро, Баннер Бирер! — сказала охраннику Твайлайт. — Позволишь нам увидеться с подозреваемой?
Жеребец с непроницаемым выражением лица, очень похожий этим на Биг Мака (только поменьше ростом) окинул нас безразличным взглядом и согласно кивнул, после чего встал на задние ноги и, ловко подхватив передними копытами висящий на шее ключ, в три поворота открыл замок.
— Как тут вообще ночь прошла? – тихо спросил я, чтобы не было слышно в камере.
Баннер Бирер одарил меня полным выдержки и достоинства взглядом английского дворецкого:
— Я не знаю, как было ночью, сэр, моя смена наступила утром.
— Вы её хотя бы покормили?
— Ещё до моего прихода, сэр.
— Понятно, — я обернулся к фиолетовой единорожке. – Ну что, Твайлайт…
— Я, пожалуй, пойду… В смысле, туда, — она кивнула на дверь.
— Просто… Давай я потом зайду. Позже. Ты пока опрашивай её, а я и так всё услышу. Вопросы у нас и так… одни и те же!
Твайлайт понимающе кивнула. Задумчиво шаркнула по полу копытом и сказала:
— Держись тут.
После чего магическим усилием открыла дверь и вошла в темницу. Спохватившись, я открыл задвижку на смотровой щели в двери – так было гораздо лучше всё слышно.
— Трикси… Здравствуй!
В камере послышался шорох, затем зевок, сонное причмокивание, а потом – резкая пауза.
— Твайлайт!!! – почти выкрикнула задержанная. Звякнула цепь, удерживавшая её левую заднюю ногу прикованной к стене. – Ну наконец-то! Хоть ты объяснишь мне, что тут происходит!..
— Конечно, Трикси! Расскажи мне всё, что ты знаешь.
— Я… Я не уверена, что у меня получится, Твайлайт, но ты должна – должна! – понять, что со мной происходит! Я не при чём…
— Не при чём – чём?
— Эм… Не торопись, пожалуйста… Я не хочу снова наступить на те же грабли, давай начнём с другого конца…
— С какого?
— Просто не заставляй меня говорить об этом прямо, не то будет как вчера ночью… Всё, даже не хочу вспоминать и думать!
— Трикси, тебе придётся объяснить свои действия…
— Конечно, Твайлайт, конечно! Я ведь встала на путь исправления, я больше не ставлю свои желания превыше ещё чьих-то, и я больше не хочу никому делать ничего плохого!
Молчание. Трикси, видимо, закончила свою замысловатую мысль, но ни мне, ни Твайлайт этого не было достаточно. Хитрит, юлит, изворачивается – не нравится мне начатая ею манера разговора!
— Понимаешь, Твайлайт, мой сценический плащ… Мой старый сценический плащ уже не тот… Потёрся, запачкался, порвался в нескольких местах… Если бы мне кто-то подарил новый…
— О чём ты, Трикси? По-моему, с твоим плащом всё в порядке, он лежал на самом видном месте – перед зеркалом.
Неожиданно арестованная сорвалась на взволнованный шёпот:
— Это не тот плащ, Твайлайт!!! Если тебя интересует мой старый, то он в сундуке под зеркалом, но я его больше не ношу, совсем не ношу, хотя меня очень многое с ним связывает – о, эти времена, когда я была единственной и неповторимой Великой и Могущественной…
— Трикси, Трикси! Не отходи от темы! Сосредоточься на том, что я хочу знать…
— Нет! Молчи! Молчи!!! Не произноси этого вслух, не задавай никаких вопросов!
— Трикси! – в голосе Твайлайт прорезались железные нотки. – Это ты у нас подозреваешься в немыслимом преступлении, так что я буду задавать те вопросы, которые будут лучше для тебя же самой!
— Хорошо! Хорошо! Всё, что пожелаешь, дорогая! Только предупреждай, о чём ты хочешь спросить, не задавай свой вопрос сразу!
— О чём ты, Трикси?!! Как я могу предупредить тебя о сути вопроса???
— Не знаю! Но иначе нельзя! Я не сделала ничего дурного! И не хотела делать!
— Так это ты пыталась убить людей или не ты?
Воцарилась зловещая пауза, прерываемая тяжёлым дыханием задержанной. Ещё раз звякнула цепь – Трикси, похоже, отошла к стене. Вот провела по ней копытом, сглотнула, продолжая дышать как после пробежки.
— Трикси!
— Л-люди… — с трудом проговорила бывшая фокусница. – Л-люди…
Она вдруг сорвалась на нервный смех, и мне в сердце словно воткнули длинную тонкую спицу. Ну вот опять начинается…
— Трикси…
— Люди должны умереть!
Чёрт!
— Трикси, почему?..
— Люди зло! Люди должны умереть!
Странный костяной стук в стену.
— Люди должны умереть!
Ещё один стук.
— Люди должны умереть!!!
И опять.
— Трикси, прекрати!
— Люди должны умереть!!!
— Ты покалечишь себя!
— Люди должны умереть!!! ЛЮДИ ДОЛЖНЫ УМЕРЕТЬ!!!
…Я бежал прочь по коридору, вверх по лестнице, на первый этаж, быстрее, быстрее…
А перед внутренним взором у меня стояла синяя единорожка с белой гривой, с полными безумия глазами, зрачки которых сжались в едва заметные точки, с дорожкой слюны, сбегающей из уголка рта, ощерившегося в широкой, бессмысленной улыбке – настолько широкой, что верхняя губа треснула посередине, и капля крови уже сбегает вниз, на передние зубы…
Этот смех… Этот безумный смех, который пробил связанную Трикси, удерживаемую напару Эпплджек и Рэйнбоу Дэш, стоило мне только войти в её фургончик. Взгляд сузившихся зрачков вонзился в меня иглой, когда я подошёл ближе с ингибитором в руках – взгляд, от которого хотелось закрыться руками, а ещё лучше – выйти на улицу и впредь смотреть на эту обезумевшую харю через непрозрачное с её стороны стекло. Я сработал машинально и быстро – просто нацепил свинцовый конус на рог и, ни о чём не думая, затянул ремни под подбородком хихикающей психопатки.
«Люди должны умереть!» — неожиданно сказала она, пристально глядя мне прямо в глаза, словно пыталась засунуть своё безумие и в мою черепную коробку.
«Люди должны умереть!» — повторила она, а затем из её безумных глаз скатились две слезинки.
И где-то там, в глубине, за пеленой безумия я увидел проблеск разума, охваченного отчаянием. Где-то там Трикси Луламун взывала о помощи, но никак не могла об этом сказать, и как можно было её услышать, я не знал. Отчаяние под завесой безумия – и моя собственная беспомощность.
Беспомощность, которая вынудила меня максимально абстрагироваться от происходящего, пока мы вели сумасшедшую единорожку в городскую темницу. Беспомощность, от которой у меня слабели колени и опускались руки, когда я только думал о Трикси и о том, как ей помочь и можно ли помочь вообще.
Ворвавшись в туалет, я едва успел заскочить в кабинку, когда съеденный без аппетита завтрак ликующим потоком устремился на свободу. Я всегда считал себя достаточно смелым и выдержанным парнем… Пусть я не служил в армии, пусть в наше благополучное время истинный героизм познать сложно, как и истинную опасность… Но вот сейчас я, казалось бы готовый к любым серьёзным испытаниям, готовый проявить силу и смекалку, стою над унитазом в благоухающей понячьей уборной и ноги меня едва держат. Герой, называется!!!
Продышавшись и умывшись, я вышел. Как и в первый раз Твайлайт уже была здесь. Я постарался не смотреть ей в лицо.
— Всё-таки тебе не стоило приходить, — сказала она. – Ты и так славно потрудился прошлой ночью.
— В своём мире я трудился ещё славнее, но ни хрена не добился, — проворчал я.
— Как бы то ни было, центральный подозреваемый задержан! Ты можешь расслабиться и вернуться к привычной жизни. И ты, и Павел с Виктором.
Мы не торопясь пошли дальше по коридору, в сторону выхода.
— Спасибо за участие, Твайли, — сказал я. – Чувствую, без тебя бы я ничего не узнал. А так… Добытая тобой информация – тоже информация!
Единорожка покачала головой:
— Голова просто кругом идёт! Что ты думаешь по поводу всего этого? Ты довольно рассудительный жере… В смысле, человек! В общем, как бы ты объяснил то, что произошло с Трикси?
Я напряжённо прикусил нижнюю губу и ответил:
— Не знаю, Твайли, не знаю… Я ещё пока вообще мало о вашем мире знаю! Работы непочатый край, так что… — я посмотрел на чародейку с усмешкой. – Ты моих соображений не жди, расследуй всё сама, если хочешь!
Твайлайт нервно улыбнулась. Мы подошли к парадным дверям и я, как обычно, пригнулся, открывая их.
— И знаешь что, Твайли…
— Твайли!
От неожиданности я чуть не ударился макушкой о притолоку. Профессор Стругавецкий стоял на улице и, засунув руки в карманы, беспокойно смотрел на нас.
— Павел! Извини, что ушла и не сказала тебе, я думала, что тебе сейчас нужен отдых…
— Я уже оправился, Твайлайт, — сказал Павел Войтехович странно спокойным голосом. Я бы сказал – нарочито спокойным. – А ты б могла сказать хотя бы о том, что пойдёшь в ратушу не одна…
— Прости, я правда думала, что тебе не стоит выходить, вот и не сказала ничего, чтобы зря не расстраивать… — пони-единорог виновато забегала глазами по сторонам.
Спокойствие в глазах и голосе Павла Войтеховича сменилось сдерживаемым раздражением:
— Твайлайт, я не понимаю, почему ты скрываешь от меня некоторые свои действия? Ты что, не доверяешь мне?
— Я ничего не скрываю, Павел, прости меня, просто…
— Я что, мало сделал в этот месяц??? Я мало открыл душу тебе, мало пытался заслужить твоё расположение?!!
— Павел, пожалуйста прости, но я…
Профессор только вдохнул для новой отповеди, как я резко его опередил:
— Твайлайт, почему ты извиняешься?
От неожиданности Стругавецкий закрыл рот и, потеряв нить своей мысли, посмотрел на меня с удивлением.
— Разве ты в чём-то виновата? – продолжил я, глядя на неё, а не на профессора.
Взгляд единорожки стал твёрже.
— Да, пожалуй… Это лишнее! Пойдём, Павел, нам есть, о чём поговорить, — чётко сказала она и довольно быстро пошла в сторону библиотеки.
— Твайлайт! – профессор сорвался с места и послушно заторопился следом, сконфуженный и растерянный.
На небе ярко светило солнце. Пегасы в вышине неторопливо буксировали одинокие облака. Я глубоко вдохнул свежий морозный воздух и почувствовал, как на душе становится легче.
— Доброе утро, Понивилль! – негромко сказал я, чувствуя себя на порядок бодрее.
Мне предстояло сделать много дел.