Автор - Петербург

2

Мы напряженного молчанья не выносим -
Несовершенство душ обидно, наконец

И в замешательстве уж объявился чтец,

И радостно его приветствовали: просим!*

Итак, давайте углубимся в один очень хитрый аспект человеческого сознания – его память.

Вчера утром мое существование как будто началось заново. Мир вокруг, однако, не пришлось постигать заново, за что особая благодарность Провидению. Только определенные социальные навыки доказывали на деле, что моя жизнь не началась прямо в спальном вагоне поезда под гордым названием «Арктика».

Два часа ночи. Мне искренне хочется спать, разведенный Благовещенский мост, несмотря на всю свою невероятную, практически императорскую, помпезность, не подарил мне душевного равновесия. Угрюмый, удрученный человек молча плетется по городу, сгибаясь под накатами ледяного ветра. Вода с зонта подло забирается под рубашку, дрожь пробегает по телу. В ботинках хлюпает фирменная петербургская жижа.

Три состояния Петербурга: «Грязь», «Грязь замерзла» и «Грязь засохла». В принципе, это можно сказать обо всей России, но именно Питер в умах миллионов стал ходячим примером препоганейшей погоды.

Все наличные деньги отдал на гостиничный номер, которым еще и попользоваться, выходит, не могу. В кармане звенели монетки, которых не хватит даже на автобус. Метро в Северной столице имеет свойство закрываться слишком рано, а так мог бы и зайцем – что-то мне подсказывает, что было бы не впервой.

Ночью город приобретает, несомненно, знаковый вид. Словно помещение, в котором днем царит цех, к ночи убирается и становится дворянским собранием. Полночь – и Питер себе самому перестает принадлежать. Жителям завтра на работу или учебу, они мирно посапывают в своих кроватях. В то время как жадные до шикарного снимка туристы заполоняют город, катаются по многочисленным каналам, говорят на разных языках. Даже погода, похоже, не может совладать с этими городскими паразитами. Все-таки, обитая в большом и красивом городе, зарабатываешь железный иммунитет ко всему прекрасному, что тебя окружает. И никакие антибиотики не пробьют толстокожего, как слон, коренного питерца. Потому что красота вокруг уже в печени сидит, а завтра с утра ехать на работу. А вечером возвращаться в родное Купчино, где каждый шаг может стать последним. Охохо.

Над Зимним должен был веять гордый триколор, но заместо него на флагштоке кто-то развесил половую тряпку. И вообще Дворцовая площадь казалась самым промозглым уголком Вселенной.

Вы можете справедливо вопросить: что я забыл на Дворцовой. А я отвечу: не знаю. Душа лежала.

Итак, Дворцовая площадь. Концентрация всего худшего в Петербурге этой ночью. Скользкий камень прячется под мутными лужами, ветер забирается в самые дальние углы, с Александрийской колонны следит голодным взглядом плотоядный, израненный в блокаду, ангел. Фаллический символ в центре площади вертит на себе матушку-Землю.

Сплошной поток воды и никакой иллюминации. Площадь во мраке. Абсолютная чернота, поглощающая любой свет.

Может, я сплю? Это бы все объяснило.

Пункт первый осознанного сновидения – осознать, что ты спишь. Второй пункт – наслаждаться.

Попытался представить себе термос с горячим чаем, но ничего так и не произошло.

Ну, было бы глупо надеяться, верно?

Зато, подойдя ближе к столпу, я увидел живучие языки костра. Когда я моргнул, его еще не было, что наводило на очевидные мысли об иллюзорности происходящего.

И правда – костер. Прямо в центре Питера, под проливным дождем, горел костер. Вокруг него восседали сгорбившиеся тени. Они что-то выли, но сквозь дождь различить хоть что-то не представлялось возможным.

Я должен был убежать оттуда в тот самый момент, но, как понимаете, не сделал этого. Это, возможно, одна из тех роковых ошибок, которые приводят к гибели героя?

Чем ближе я приближался к костру, тем теплее мне становилось. Дождь из жидкого азота превратился во что-то легкое. И пах он теперь не бензином, а чем-то неизвестным – сладким и практически неуловимым.

А вокруг костра, расположившись на лежаках, сидели люди. Улыбчивые парни и девушки. Увидев меня, они дружелюбно подвинулись.

— Доброй ночи, — вежливо поздоровался я, садясь к огню. Они ответили взаимными кивками.

— Не замерзли? Может, хотите выпить?

Парень с козлиной бородкой, сидящий слева, протянул мне пузатую фляжку. Я приподнял ее за здоровье всех сидящих и пригубил немного. Жидкость продрала горло и ударилась в носоглотку привкусом картошки. Я закашлялся, кто-то тактично похлопал по спине.

— Это что же такое?

— Первач, — пронеслось с той стороны костра – Меня Паша зовут. А тебя?

— Макс, — представился я.

— Очень приятно. Васек.

— Марина

— Сергей

— Хех, я тоже Сергей!

— Белка.

Я спросил, откуда они все. Оказалось, Паша и компания, все, кроме рыжей Белки, приехали из Владивостока. Смотреть Северную столицу.

— А я из Таллинна, — гордо заявила рыжая девушка с кошачьими ушками на ободке для волос – Скоро самолет, дай, думаю, погуляю. Наткнулась на ребят. Они такие веселые!

— А ты откуда, Макс?

— Я… Из Мурманска. Вроде бы.

Они одобрительно загудели. Мурманск у ребят ассоциировался с их родным кордоном.

— Можно вопрос: это как же вы костер на Дворцовой разожгли? Где менты?

Паша засмеялся:

— Возможно, мы не на Дворцовой площади, а, Макс? Мы — твое воображение.

Я смутился:

— Правда?

— А какая разница? Я дал тебе вполне логичное объяснение. Неужели тебе мало?

— Да нет, достаточно.

— Вот и славно! Мариш, продолжай!

Марина, включив фонарь под головой, начала рассказывать страшные истории.

Пионерлагерь, блин.

Все они, молодые, веселые, были неимоверно живыми, и я твердо решил, что мое сознание не могло бы создать таких невероятных фантомов.

— И вот девочка открыла дверь, и…

Все сделали дружно вид, что испугались.

— А теперь, — поднявшись, начал Паша – Важный аспект! У нашего костра появился новый гость. А значит, с него представление!

Все уставились на меня, вжал голову в плечи.

— Я ничего не умею, ребят.

— Глупости! Нет людей, которые ничего не умеют!

— Значит, я не человек.

— Так, давай, не паясничай, — Белка ткнула меня острым локотком – Это важный обряд!

Мне ничего не оставалось. К тому же, несколько часов назад мне заявили, что я, оказывается, умею играть на гитаре.

Я затребовал себе инструмент, и, что неудивительно, его получил. Хорошая такая акустическая гитара, черная, в лаке, даже плектр подсунули.

— Кхм…

Для начала, я попытался приладить гитару поудобнее, что оказалось довольно сложно. Найдя удобное положение, поцапал струны. И мне стало страшно.

— Макс, ты умеешь играть на гитаре.

Звучало, как утверждение.

— Ты можешь не помнить этого, но ты умеешь.

Однако, заявление. Неужели у меня на лице написано так много.

Ну, в принципе, а что я теряю.

Подобрал несколько аккордов, и, в общем-то, был удивлен тому, что знаю этот пугающий инструмент. Гитара, по сути своей, похожа в руках играющего на дикую саблезубую кошку. Пока ты знаешь, где ее погладить – она не сожрет.

— Ну, ладно, слушайте.

Долгий проигрыш.

У меня есть нож, есть арбалет

Они служат мне уже тысячу лет

У меня есть лес, это мой дом

Всю свою жизнь обитаю я в нём.**

Белка справа от меня взвизгнула и тихо захлопала в ладоши.

Моих прошлых лет порвана нить

Я по-новому научился жить

Человек исчез, его больше нет,

А из тела его демон вышел на свет.

Я искренне боялся сфальшивить, а моим новым знакомым, похоже, было все равно. Они качались в такт, закрыв глаза, как хиппи. Паша одобрительно кивал, а Вася хлебал из фляжки самогон.

Очень странное чувство. Пальцы сами гуляют по струнам, гитара звучит именно так, как хочешь того ты. Я даже не успевал вспомнить о переходе, а руки все делали сами.

Нынче все лепреконы, а также сатиры,

Люди, волки, медведи и даже вампиры

Признают мою власть. Они в этом правы.

Не хочет никто над собою расправы.

Было страшно думать о том, что Твай права. О том, что эта девчонка с мозгами набекрень, оказывается, знает куда больше меня о моей же собственной судьбе.

Черт возьми.

Песня закончилась, я три раза жахнул медиатором по верхней струне, и протянул гитару Паше.

Аплодисменты.

Вася, видимо, в знак уважения, опять передал мне флягу, но на этот раз я был готов. Приняв в себя глоток ужасного суррогата, я сразу вцепился зубами в рукав. Обряд инициации был завершен.

Дождь все не унимался, но на него было уже глубоко плевать. Я согрелся, присмирел, ноги перестали гудеть. А главное – эти мистические ребята нравились мне.

Увы, все имеет свойство заканчиваться. Мы провели у костра, разведенного прямо у Александрийского столпа, целую ночь. В восемь часов Паша заявил, что скоро поезд. Они начали собираться в дальний путь.

И Белка засобиралась в аэропорт. Попрощавшись со всеми, она тихонько засунула мне в руку смятый листочек из блокнота. Подмигнув, схватила мою руку и сжала ее в кулак. А потом убежала.

С остальными я обменялся рукопожатиями. Паша дружески хлопнул меня по плечу. Костер был потушен, а его следы сразу уничтожены.

Я лишь пожал плечами. Такие ночи бывают не так часто в жизни. Дождь вновь стал холодным и вонял топливом. Темнота рассеялась. В Петербурге наступило утро.

Когда все разошлись, развернул листок, оставленный Белкой. Набросанный механическим карандашом номер мобильного телефона и улыбающийся смайлик.

На всякий случай, спрятал листок в карман рубашки. Не каждый день мне встречаются мне такие восхитительные люди. Вздохнув, поперся к гостинице.

*
Гостиница «Пальмира» — это собирательный образ всего того низкопробного дерьма, которое по недоразумению властей города получило звучное название отеля. Не удивлюсь, если здание строилось для общежития, и в последние несколько лет нашелся хитрый предприниматель, открывший почти у самого вокзала эту шарагу. С другой стороны, там был банкомат и я смог снять денег.

Однако, со стойки я умудрился дозвониться до Твай и потребовать от нее немедленно выметаться из номера вместе с вещами. Такое дорогое место для ночлега я не потяну, и потому в моей голове появилась блестящая мысль – надо снять квартиру.

В главном зале (если так можно назвать прямоугольное, пропахшее столовой, серое помещение) я смог найти газету объявлений, и, пока ожидал свою бедовую подругу, успел прицениться.

Выходило, конечно, неутешительно, но подобрал несколько вполне неплохих вариантов. Однокомнатных. Мне придется, чувствую, спать на полу.

Твайлайт вывалилась из лифта, озираясь, в поисках меня. Я помахал из-за стола газетой.

— Уф, Макс, что у тебя в сумке такого?

— Ничего особенного – запас одежды. А вот тебе явно стоит прибарахлиться. Или ты планируешь вернуться домой сегодня к вечеру?

— Мне кажется, это зависит исключительно от тебя. Что ты собираешься делать сегодня?

Меня, отчего-то, не удивило такое слепое доверие. Я протянул Твай газету:

— Для начала – ты съезжаешь из этой клоаки. Как бы стыдно мне за это не было, но я не смогу долго оплачивать отель. Планируется, что мы еще и есть должны. Позвоню, найду квартиру.

— Квартира. Ты говорил это слово!

Я отмахнулся, ибо не очень был настроен слушать второй раз эту душераздирающую историю.

— Ты думаешь, это смешно, да? Думаешь, я сошла с ума и несу чушь?

— Ну… Я на ресепшн, жди.

Я был на самом кончике шпаги – еще немного, и сорвался бы. Чем бы это закончилось?

Я выписался из номера, позвонил на несколько квартир, и, тактично обходя, острые углы, схватил Твай за руку и покинул здание.

Мне почему-то показалось крайне бесчеловечным отправлять подругу обратно в метро, поэтому я расщедрился на такси.

Водитель оказался довольно неприятным типом, курящим дешевые сигареты, но не стал загибать с утра пораньше цену и вполне адекватно среагировал на поездку через весь город.

— К Парку Победы, пожалуйста, — сказал я по-русски. Твай, пялившаяся за окно, толкнула меня ногой.

— Что-то не так?

— Ты уже говорил мне это название, — ее огромные глаза, кажется, выкатывались из орбит. Но меня заинтересовало иное. Ее радужка. Я почти не смотрел ей в глаза вчера, как-то смущался настраивать визуальный контакт. Но сейчас, все-таки, заметил. Очень странно.

Мы привыкли к тому, что набор цветов глаз у человека достаточно узок. К примеру, в России самый распространенный цвет глаз – серый, что не может не удручать. В то время как европейцы чаще голубоглазые или же обладают зелеными радужками. Я однозначно не попадал в голубоглазую часть страны и довольствовался довольно забавным ореховым. Которым, в тайне, горжусь.

У Твай же были глубокие светло-фиолетовые глаза! Серьезно, радужка здорового жизнерадостного цвета. Такое даже специальными контактными линзами-то не всегда добьешься. Очевидно, синдромом Маркезани она не страдает, что еще раз добавляет ей баллов. Возможно, ее история имеет под собой какое-то основание.

— Ты что на меня так смотришь?

— Ничего, продолжай.

— Ты говорил про Парк Победы! (Произнести русское название ей не удалось, так что я не сразу понял, про что она вообще имеет честь говорить) Да, точно, ты рассказывал, как ты попал в Эквестрию! Ты сказал, что шел от метро Парк Победы домой, и тебе встретился странный человек!

— То есть, по-твоему, я жил на Парке Победы?

— Получается, так.

Однако, все интереснее. Придумывает ли она на ходу?

С утра дороги были еще относительно чисты, и машина, пролетев мост Александра Невского, живо застучала колесами по набережной Обводного канала, а потом съехала на Московский проспект. А до Парка Победы там было совсем ничего.

Как и полагалось, высадив нас у парка, таксист жадно вобрал в себя деньги и исчез. Я повел Твай на улицу Победы.

— Тут недалеко. Конечно, не центр, мы за заставой, но кто знает – может, квартира вполне занятная.

Ты говорил, что встретил странного человека на Пражской улице.

— Пражская улица – там. И до парка Победы там идти дольше, чем до твоей Эквестрии. Там «Международная» есть. Не перепутала ли ты чего?

Или, Твай, ты просто завралась?

— Нет, я точно помню это название. Парк Победы. Победы… — она подняла глаза к небу, повторяя слово «Pobeda», словно пробуя его на зубок. – Да, точно оно.

— Ну, кто знает.

Три — ноль, что ли?

Я нес сумку, Твайлайт шла хвостом за мной. И так, пока мы не уперлись в дом.

— Победы, шесть. Да… Мы в полном Купчино…

Ну, технически, может, и не в таком глубоком. А вот в моральном плане.

Хрущевка. С другой стороны, что я ожидал за такие деньги?

Домофон. Уже хорошо.

Позвонил в квартиру. Женский голос впустил меня.

Оказалось, квартира на втором этаже. Очень-очень круглая женщина, сообщив свою сумму (которая различалась от написанной в газете раза в два), долго смотрела на Твайлайт, мирно стоящую у входа.

— Молодой человек, вас как?

— Максим.

— Ага. Эта девушка с вами?

— Да.

— С документами у нее все в порядке? Нелегалов не заселяю.

Я на всякий случай еще раз рассмотрел Твай. Нет, на цыганку или жительницу Азии она была похоже меньше всего.

— Конечно. Только паспорт в посольстве.

— Иностранка? – глазки хозяйки превратились в щелочки. Советское воспитание?

— Да.

«Англичанка? Нееет. Француженка? Нет. Итальянка? Типун тебе на язык!»

— Она из Канады.

— По-русски ни бельмеса?

— Вообще не вяжет.

Первый этап допроса был окончен. Второй был уже на очереди.

— А вы ей кто? Женаты?

— Нет!

«Черт, ай-ай-ай, что сказать-то. Ой, дураааак».

— Мы не расписаны. Пока что.

Попытался унять бегающие глаза. Да, к такому меня не готовили.

Но хозяйка успокоилась и пригласила меня на кухню. Заполнять бумаги.

Тут меня как тапком по темени ударили:

— Скажите, а почему цена такая?

— Так Северная столица.

— Так в самом седалище Северной столицы. А еще Лидия Петровна постоянно заливает!

У хозяйки произошел микрообморок:

— Кто вам про Лидию Петровну сказал? Прошлые соседи или в агентстве?

Чувствуя себя Чеширским котом, улыбался во все зубы, пока хозяйка выдумывала сама причины моей информированности. Которых я и сам не знал. Просто, пройдя на кухню, я явственно представил Лидию Петровну, старушку восьмидесяти лет, которая живет выше и имеет свойство не закрывать кран в ванной.

Под моим чутким взором, бабушка сверху снизила цену на квартиру до семи тысяч рублей. Это была именно та цена, которую я готов был заплатить за однокомнатную квартиру. Хозяйка быстро оформила документы (видимо, боялась моего побега), забрала деньги, пожелала нам с Твайлайт счастливой молодой жизни, и свалила, бросив напоследок:

— Комплект ключей на холодильнике!

Я обошел квартиру, пытаясь найти еще зацепки, которые укажут мне на знание этого места. Пока таких не приходило…

— Ну, Твай. Добро пожаловать домой.

Я довольно рухнул на кровать.

— Как вы, люди, живете в такой тесноте?

— Ничего не тесно. Однокомнатная квартира – это то, о чем мечтает любой полноценный студент, который хочет жить «в одну каску». Очень важный аспект взросления.

— Ты жил один?

— Отчего-то мне кажется, что я жил не просто один. А что я жил прямо в этой самой комнате и спал на этом самой скрипучей кровати.

Я рассказал ей этот странный момент с соседкой сверху. Твай слушала внимательно, скрестив руки на груди, а потом, приложив пальчик к подбородку, заявила:

— Я думаю, что это что-то вроде остаточной деформации пространства. Такое случается, наверное, когда магическое пространство было создано малыми силами.

— «Наверное»?

— Ну, это было бы очень хорошим объяснением.

Поднявшись с кровати, я направился к шкафу. Большая дубовая конструкция. Внутри два отсека: стеллаж, набитый книгами под завязку, и бельевое отделение.

Твай за спиной шумно выдохнула, подбежала к шкафу, и, оттолкнув меня, вцепилась руками в пыльные корешки.

— Селестия, как же я рада!

Потирая бок, я поперся в прихожую, где на антресолях обнаружил раскладушку. Да, теперь мне не придется спать на полу!

Когда я пытался вытащить свое спальное место из плена, до меня послышался еще один вздох, на этот раз печальный. Твай обнаружила, что все книги напечатаны исключительно на русском.

-А ты любишь читать, да?

— Конечно! Как можно не любить!

— Тогда у тебя два варианта. Либо учить русский, либо искать в книжных английскую литературу.

— Английскую?

Ах, ну да.

— На Эквестрийском, или как это называется. К счастью, ты попала в город, в котором есть Дом Книги. Уверяю, мы найдем там что-нибудь стоящее.

Достоевского или «Гарри Поттера»? «Моби дика» или «Дом, в котором…»?

Первое, что под руку попадется.

— Я как раз планировал отправиться в «Зингер». Думаю, мы сможем найти тебе литературу по душе.

Твай закивала.

— А пока – обживайся. Никому не открывай. Я сам.

— Куда ты?

— За продуктами. Тут наверняка где-то есть гастроном или что-то вроде того. Тебе-то легко – сорвала травки у подъезда, и сыта.

К концу реплики я уже оказался за дверью, опасаясь праведного гнева сожительницы.

Сожительницы… Да, подфартило. «Знал бы прикуп – жил бы в Сочи».

Замки в квартире были основательные, так что я помучался, закрывая дверь. Да, если сейчас случится пожар или потоп со стороны люстры – Твай останется без путей обхода.

Поняв, что сморозил глупость, на всякий случай три раза постучал по деревянной чурке, которая заменяла мне голову.

Супермаркет действительно был в самой шаговой доступности, что было неимоверной удачей. Даже плутать не пришлось.

Набрал всякого мусора: шоколадки, готовые завтраки, тайскую вермишель в пакетиках, ванночку дешевой колбасы. Два батона хлеба и несколько упаковок салата для вегетарианки, которая портит мою жизнь. Пельмени, прочая лабуда.

Кажется, я не кулинар, а?

Интересно, в прошлой я жизни готовил что-то сложнее макарон с тушенкой?

Нагруженный сумками, я вернулся на квартиру. Твай встретила меня на пороге странным заявлением:

— Я хочу в туалет!

— Как же ты, однако, долго продержалась…

Сгрузив сумки на кухне, я оказался на пороге самого неловкого момента в моей жизни.

— Ну, в общем, туда, потом… это… Дальше само идет. Черт, я не биолог и не физиолог. Действуй согласно инстинктам.

Я закрыл дверь туалета со стороны прихожей, и, придавив дверь собой, вопрошал, глядя на небо:

— Господи! Что же я такого сделал! Чем я заслужил это Чистилище!

Ответа не последовало, укрепив во мне атеистические чувства. Пожав плечами, я поперся на кухню разбирать провиант и варить кофе.

Отстой…

Твайлайт появилась на кухне чуть позже, сев уголке и вжав голову.

— Успешно?

— Заткнись.

Я поставил перед ней граненый стакан и пакет сока.

— Кофе не предлагаю – это все мне.

— Что мы будем делать сегодня?

— Ну, для начала покажешь мне место, где стоит твой магический портал. Потом, думаю, тебе надо купить хоть какие-то вещи.

— Мне и так неплохо.

— А спать ты прямо так будешь?

Отхлебнув кофе из огромной кружки, я продолжил:

— Я тебе выделяю для сна кровать. Думаю, стоит сразу разделить сферы влияния.

— А мы сегодня найдем какие-нибудь интересные книги?

Ты меня вообще слушаешь? Асоциальный книжный червь.

— Найдем. Как только я допью эту жижу и почищу зубы – сразу отправимся в путь. Но предупреждаю – тебе придется привыкнуть к метро. И не надо скрипеть зубами – это неприлично. Знаешь, расскажи мне лучше о первом, что ты увидела, когда попала в город.

Девушка положила руки на стол, закрыла глаза, будто проводя спиритический сеанс.

— Я помню, что это был высокий столб со звездой. Вокруг были растения высажены. Я упала на гладкий камень, ушиблась. Вокруг были дома и ездили эти страшные железные штуки. Небо было темное, но город вокруг будто горел. Ко мне подошел один странный человек в блестящей одежде и спросил меня о чем-то. Но я его не поняла и побежала в сторону дома с большими буквами на крыше. Меня чуть не задавили повозки, человек очень громко и заливисто свистел, но я не оборачивалась. И бежала, пока не оказалась в какой-то глуши.

Человек в блестящей одежде… Интересно, что подумал бедняга полицейский, когда от него с визгом ломанулась девчонка?

Стела со звездой была мне хорошо знакома, и, допив кофе и переодевшись, я взял курс на Московский вокзал. Сегодня в метро Твай вела себя более адекватно, хотя все еще закрывала от страха глаза, когда на платформу с ревом подходил поезд.

Зато турникет был пройден без сцен, и я поспешил похвалить свою ученицу:

— С такими темпами скоро научишься их перепрыгивать. Тогда еще одна статья расходов будет ликвидирована.

Конечно, до этого дня было еще далеко.

А мы могли бы служить в разведке,

Мы могли бы играть в кино.

Мы как птицы садимся на разные ветки

И засыпаем в метро.***

На подъезде к Площади революции, рядом с нами оказался молодой студент. Увидев нас с Твай и то, как я крепко держу ее за руку (Я всей душой боялся, что она начнет бузить в вагоне), он улыбнулся и тихонько показал мне большой палец.

Меня бросило в краску, а Твай хоть бы хны – не думаю, что она вообще соображала в этот момент. И разум вернулся к ней лишь тогда, когда мы поднялись на поверхность.

Обелиск «Городу-герою Ленинграду» если и имел прошлой ночью какие-то магические способности, то теперь их однозначно растерял. Под видом заинтересованного туриста, я облапал его со всех сторон, но, конечно же, портала в Эквестрию не нашел.

— Портал закрылся на тридцать лун… Я не смогу прожить столько в этом мире!

— Да куда ты денешься. Пошли, надо тебя экипировать.

Меньше всего мне нужны сопли о потерянном доме.

Хотя Твайлайт и не понимала смысла, я загнал ее в магазин и заставил выбрать себе другую одежду. Немалую роль сыграла фраза, которую я обронил на улице:

— Не обижайся, но эта рубашка тебя полнит.

Из какого бы мира вы не были, милые девушки, но определенный набор ваших инстинктов – есть константа.

Потом мы отправились на Невский, где я в «Доме книги» все-таки нашел полку с англоязычной литературой. Стоила она отчего-то почти в три раза дороже своего русского собрата, но я сомневаюсь, что Твай сможет прочитать «Войну и мир» хотя бы неделю. Потому что я, кажется, так до конца ее и не прочитал.

Остатки дня прошли в мирной атмосфере домашнего уюта. Я варил пельмени, моя соседка читала взахлеб книгу, отрываясь лишь для того, чтобы получить от меня краткую справку по истории.

— Макс, а кто такой Наполеон?

— Макс, а Франция – это далеко?

— А тысяча восемьсот пятый год давно был?

— А что за страна вокруг?

На последний вопрос я уже и сам не знаю точного ответа.

Я тоже последовал ее примеру – нашел на полке томик Бродского, завалился в кресло, и провел в нем, кажется, несколько часов.

С красавицей налаживая связь,

Вдоль стен тюрьмы, где отсидел три года,

Лететь в такси, разбрызгивая грязь,

С бутылкой в сетке — вот она, свобода!

Щекочет ноздри невский ветерок.

Судьба родных сознания не гложет.

Ах! только соотечественник может

Постичь очарованье этих строк!..****

Так и заснул. В полночь большие часы над кроватью, где спала Твайлайт, разгромно пробили полночь.

Второй день, размеренный и уютный, как печка в деревне, отправился в гости к Первому.

__________________

* Осип Мандельштам — "Камень".

** Король и Шут — "Хозяин леса"
*** Високосный год — "Метро"
**** Иосиф Бродский. Дано полностью, названия не имеет