Посланник дождя
Глава XIII: Змея на груди
– Генрих, ты слышишь меня? Генрих! – вырывая человека из прострации, над ухом раздался голос Тени. Он был пронизан столь редкими для него тревогой и волнением. – Ты не должен был это видеть…
«Почему?»
– Очень мудро было скрывать ото всех моё существование. Благодаря инстинктам, а может, сообразительности, тебе удалось избежать страшной участи. И эта принцесса явно не преследовала цель открыть тебе свой маленький секрет – свою тень. Я уверен, произошедшее – нелепая случайность, но расплачиваться за неё придётся тебе…
Взгляд кобылицы с сузившимися змеиными зрачками плавно опустился со звездного неба на Генриха, который, встретив его, никак не мог разобрать, что значит это схожее с печалью выражение.
– Они осознали свою ошибку. В этих глазах гибельное для тебя благоразумие верно теснит наивную доверчивость… Ты не увидишь рассвет, Генрих, только если…
«Только если что?» – сглотнув, мысленно перебил тот.
Шёрсть принцессы, неизвестно когда успевшая почернеть, лишилась былого лоска, жадно поглощая своей плотной темнотой всякий свет. Вздымающаяся грива, всё продолжающая увеличиваться в размерах, крадучись обошла человека с боков и замкнулась за его спиной. Звёзды в ней уже не казались завораживающим чудом, а сияние их обдавало пленника холодом.
– …только если мы не откроемся ей, – быстро продолжила Тень. – Генрих, мне нужно твоё согласие.
«Согласие? Да-да, я разрешаю тебе заявить этой особе, что сегодняшняя ночь слишком прекрасна, и вовсе не стоит омрачать её моей смертью».
– Ты держишь меня на слишком большом расстоянии от себя, и от того я бессилен, – промолвила Тень. – Если хочешь жить, подпусти меня ближе хоть на время.
Звёздная грива туманом разлилась подле ног человека и, казалось, вот-вот начнёт карабкаться по ним вверх. Весь мир Генриха сузился до стоящей против него аликорна и этих таинственных Теней, с каких-то пор ставших неотъемлемой частью его жизни.
– Так ты позволишь мне помочь или нет? – озабочённый молчанием, уточнил голос. То, что Генрих сомневается в благости этих намерений, было очевидным.
Поскольку ответа так и не последовало, а медлить игрой в «верю–не верю» было весьма опасно, решительно и властно Тень снова обратилась к человеку:
– Расслабь тело. Ни в коем случае не противься мне ни мыслями, ни движениями. Думай о том миге, когда мы сбросим цепи и вновь почувствуем вкус свободы. Да хоть о той же скрипачке, что ждёт твоего возвращения, если будет угодно. И… закрой глаза. Так будет лучше.
И Генрих послушался, вновь не увидев иного пути, как принять помощь своего самого опасного врага.
«Только на время, только на время…» – твердил он, опуская веки.
Генрих чувствовал, как остывает его грудь; как волны холода, разливающиеся в такт сердцебиению, вытесняют из тела тепло; как кровь, бегущая по жилам, обращается в ледяные потоки. Что-то сдавило сердце, лишая возможности дышать, а в следующий миг его обдало ветрами, словно в грудной клетке открыли форточку. Ощущения Генриха при этом рисовали жуткую картину, на которой холодные руки вскрыли ему грудь и вынули сердце наружу. Он вздрогнул, когда после этого почувствовал на спине, а затем на шее, скользящее движение змеи. Совпадали ли ощущения с действительностью Генрих не знал и знать не хотел. Обвив всё его тело выше пояса, нечто змееобразное добралось до головы и, завершая восхождение, последним кругом обернулось вокруг закрытых глаз.
– Так вот оно что… – раздался незнакомый женский голос. Он был ниже голоса принцессы и гораздо глубже. Но при всех различиях в них узнавалось некое родство. – Что ж, это многое объясняет. Теперь и надобность в проникновении отпадает.
– Как мне называть Вас-с тепер-рь? – к своему удивлению Генрих осознал, что этим пропитанным ядом лукавства шипением непроизвольно говорил он сам. Похоже, именно так и звучит истинный голос его попутчика.
– Такие как мы не имеют ни имени, ни пола, ни титула. Одни лишь прозвища, которым не следует предавать особого значения. Гораздо же важнее – кто я для неё и ты для него.
Голос кобылицы зазвучал подобно песни:
– Я – есть он – утешитель в скорби и ткач грёз. Я – есть оно – сновидение разума и желанное будущее. Я – есть она – панацея от одиночества и королева ночи.
Много имён и каждое по-своему отражает мою сущность. Выбирай из них любое. А что до твоего имени, можешь его не называть – оставайся Тенью, пока тебя не нарекут иначе. Я чувствую между тобой и тем, кто зовётся Генрихом разлад, но это уже не моё дело. Мы хотим поблагодарить его за те искренние слова, без которых не было бы этого разговора.
– Вы великодуш-ш-шны, королева, – змеем прошипела Тень. – Могу я знать, как вы намеренны с-с нами поступить?
– К всеобщему счастью, нас не так много в этом мире. Ты вторая тень, которую я встречаю на своём пути и в данный момент единственная, с которой я могу беспрепятственно общаться. Считай мои слова добрым знаком, а сейчас Нам нужно уйти. Не только мы не спим этой ночью…
Стоявший как статуя на протяжении всей беседы между тенями Генрих вновь почувствовал жизненное тепло, постепенно возвращающееся в тело. Мокрые прикосновение змея на коже испарились, замедлившееся сердце забилось в привычном ритме, а власть над членами снова перешла к нему.
– Можешь открывать… – Да и голос Тени снова звучал почти как его собственный.
Открыв глаза, человек не увидел млечный путь в синих прядях гривы принцессы, неестественного свечения её взгляда, его хищных зрачков и мрака вновь лоснящейся при лунном свете шёрстки. Кобылица вернула себе былой облик – всё такой же статный и величественный, но уже не пугающий.
– Доброй ночи вам обоим, – напоследок сказала Луна и, расправив крылья, слилась с тёмным бархатом неба.
Прекрасный кантерлотский сад, раскинувший свои широкие пределы вблизи дворца, в те дни не только выглядел иначе, но и существовал по иным правилам. Гуляющий по тропинкам в лабиринте аккуратно подстриженных кустов вряд ли услышит шумный разговор и встретит большое скопление пони. Двери сада были открыты лишь для придворных особ и целой армии садовников, а потому в основном здесь было тихо, как в заповеднике. Из этого ритма жизнь сада выбивалась только в дни значимых празднеств, когда на его центральной лужайке в ожидании зрелищ собирались как знатные пони, так и простые горожане. Даже приехавшие из провинции крестьяне в эти дни могли прикоснуться к изяществу, запечатлённому не только в причудливых арках, но и в каждой клумбе; воочию лицезреть величие правящих ими Сестёр.
К слову, самая важная задача, которую артель зодчих ставила перед собой при возведении сада, заключалась в следующем – показать, что всё, к чему бы не прикоснулись великие Сёстры, обращается во благо и несёт миру красоту. Сложно с этим не согласится, взглянув на главную достопримечательность сада – древнее зло, бич народа эквестрийского, застыв в камне, гармонично сливается с пасторальным пейзажем. Каждый восхищался этим выставленным на показ гарантом мира и процветания в стране, а также могущества тех, кому прошлый правитель Эквестрии обязан своей участью. Но даже будучи статуей, он вызывал у пони суеверный страх, заставляя их держаться на почтительном от него расстоянии.
В густой тени, отбрасываемой спящим богом хаоса, мирно лежала зеленогривая единорожка. На её мордочке застыла безмятежная улыбка, словно молчаливое общество Дискорда приносило ей неподдельное удовольствие или, по крайней мере, ничуть не смущало.
Кобылка предавалась мыслям, которым на пользу близость того, с чем они связанны, и мысли эти, как не странно, были о человеке. Из всех возможных его прозвищ, она признавала очень немногие – посланник Дискорда, вестник Хаоса и им одержимый.
Вера, что неуёмный бог хаоса не дремлет, наконец окрепла и обрела подтверждение. Разрыв материи в Вечнодиком лесу мог вести куда угодно, оттого-то его выходки гораздо непредсказуемее сломанной магической шкатулки. Выбрать своего посланника из числа вышедших оттуда – весьма и весьма в духе старого доброго Дискорда. Но отдельное внимание пони уделяла магии человека. Она и есть, но в тоже время её нет – хаос, да и только!
Она видела проявление его силы собственными глазами и убедить её в том, что всё это случайная магическая аномалия и на самом деле ничего там нет, уже невозможно. И пусть, услышав подобное заявление от Луны, самокопытно изучившей человека после доклада испуганной Элиабель, она молча согласилась с результатами проникновения, про себя она нисколько в это не верила.
Чувствуя прохладу от камня статуи, единорожка думала не столько о мотивах, что двигали принцессой ночи, скрывшей правду, сколько о нахождении неопровержимых доказательств мистической связи Генриха с происками Дискорда.
– О, леди Офидия, я так и думал, что встречу вас здесь, – ход её мыслей прервал единорог рыжей масти. Из-под капюшона его короткой тёмной накидки выглядывали грива цвета пожухлой травы. – Я всегда восхищался вашей открытой преданностью богу Хаоса, но всё же стоит быть чуточку осторожнее. Нашему ордену будет сложно пережить потерю такого ценного адепта.
– Не стоит за меня волноваться, сэр Файрбранд, – возразила кобылка, поднимаясь с земли. – Если мне суждено пострадать за своего истинного повелителя, я с радостью приму эту участь.
– Всем бы вашу смелость. Тогда, глядишь, и правлению Сестёр пришёл бы конец, – мечтательно заметил жеребец. – Уже почти полдень. Позволите отправиться на собрание в вашей компании?
Единорожка улыбнулась.
Не только имя и внешний вид леди Дэфолес были на время оставлены и для верности забыты, но и её полная тщеславия и горделивости натура. Сейчас лучшая ученица Её Высочества принцессы Селестии всего лишь скромная служительница Дискорда или, если по факту, попросту садовой декорации.
Тайное собрание не без причины проводилось, как обычно, в полдень: тайным соглядатаем сестёр, если таковые имелись, будет гораздо сложнее отследить перемещение членов ордена многопонным днём, нежели ночью.
Само же место для проведения мероприятий было весьма символичным – грот, находящийся прямо под статуей. Вело к нему несколько путей – один через туннель, имевший выход в торговом квартале, тут же недалеко от сада, другой – через поместье лидера Возрождённого Хаоса. Первый, из-за неудобств, никогда не использовался, закрепив за собой статус запасного.
– Леди Офидия, Сэр Файрбранд, – почтительным поклоном встречал их привратник перед входом в обустроенный грот. Бюсты, гобелены и прочая атрибутика давала ясное представление о направленности звучащих здесь разговоров. За овальный стол посреди большой, освещённой магическими каганцами залы чинно рассаживалась верхушка ордена, состоящая преимущественно из единорогов.
– Во славу первородного Хаоса! – главой был брошен церемониальный клич.
– Во славу Дискорда! – хором откликнулись остальные.
Главный вопрос сегодняшнего собрания оказался продолжением прерванных мыслей Биатрис.
– Так кто ты для меня, Тень? – вдруг спросил Генрих, как обычно лежавший на кровати – делать здесь всё равно больше нечего.
– Ты сам только что ответил на свой вопрос…
–Просто тень? Нет, всё-таки я не понимаю, – закинув под голову руки, заключил человек. – Почему у тени принцессы всё иначе?
– Всё очень просто, мой друг. Тень указала принцессе путь, и та последовала им – так тень стала её смыслом. Тень предложила ей помощь, и та приняла её – так тень стала другом. Тень подсказала ей, как обрести счастье, тем самым став её мечтой. Я всего лишь тень только благодаря твоим стараниям и упрямству.
– Если бы твои предложения полностью не противоречили моим желаниям, всё было бы по-другому. Я не думаю, что принцесса сроднилась с тенью, если бы та вела себя как ты…
Шорохи за дверью и последующий скрип заставили Генриха поспешно замолкнуть.
– Мне кажется, или ты сейчас с кем-то разговаривал? – риторически озадачилась вошедшая Биатрис.
– Кажется.
Она притянула к себе кресло и уселась перед человеком на расстоянии не короче его цепей.
– А ты полон загадок, Генрих… – чуть наклонив голову на бок, с улыбкой подметила кобылка. – Мне доложили, что магии в тебе меньше чем в грифоне, но мы-то с тобой отлично понимаем, что это не так.
Человек молчал, понимая, что любое неосторожное слово может обернуться против него.
– А знаешь, за этими стенами у тебя есть друзья, и в их силах устроить тебе побег, – леди Дефолес, внезапно оставив сидение, подошла к кровати Генриха, заставив того на всякий случай привстать. – Тебе только и нужно, что явить мне свою силу. Ты ведь хочешь выбраться отсюда, ведь так? Можешь не отвечать – это видно по твоим глазам. Тебе претит твоя участь, так зачем мириться с ней, если можно положить этому пленению конец? Снова молчишь… Генрих, определись со своей судьбой до завтрашней ночи…
Как пёстрые листья, уносимые осенним ветром, за закрывающейся дверью мелькнул хвост уходящей Биатрис. Когда её шаги окончательно стихли, и в темнице воцарилась тишина, человек бросил задумчивый взгляд на зловещую тень, отбрасываемую прутьями решётки. Да, эта участь его определённо не устраивала.