Поезд на Понивилль

пецвагон товарного поезда мчится, проносясь сквозь горные туннели, отары облаков и приветственно машущие ветвями рощи. Порой на стыках рельсов он вздрагивает, как неспокойное животное, отчего яблоки, лежащие на расстеленной прямо на полу газете, перекатываются с боку на бок, но вскоре замирают, пойманные внимательными копытцами. Возле газеты со снедью расположились сиреневая единорожка и желтая пегаска с зефирно-розовой гривкой. Они весело болтают и смеются, изредка горделиво посматривая на груз, который они везут в Понивилль – в центре вагона принайтован большой деревянный ящик, украшенный эмблемой знаменитой Мэйнхэттенской фирмы «Кольт индастриалс» и трафаретной надписью «Станок металлорежущий, артикул…»

— Ну теперь уж в Мэйнхэттене будут долго помнить о кузнецах из Понивилля! – Твайлайт тыкает копытцем в фельетон на газетном листке-скатерти.

— Ещё бы! – смеётся Флаттершай, ловя очередное непослушное яблоко. – Такое нескоро забудется.

— А помнишь, как толпа аж вперед подалась, когда объявили, что сейчас выступят знаменитые ковали из Понивилля, и тут вышли мы…

— Они решили, что мы подмастерья, которые готовят всё к выходу настоящего кузнеца!

— И тут ты вспорхнула на своих крылышках, подхватила щипцами заготовку для подковы и положила её на наковальню.

— Я даже обрадовалась, что это так легко получилось, ведь я раньше и щипцов-то никогда не видела!

Пони смеются.

— А потом ты, — продолжает Флатти, — магией подхватила самый большой молот, да как грохнешь по наковальне!

— Заготовка отскочила и отлетела прямо на стол жюри, — подхватывает Твай, — и перебила там все стаканы и графины.

— А затем, — отхихикав, продолжает пегасочка, — ты попыталась вытащить из горна раскаленный прут…

— И не рассчитала свои силы! – Единорожка прикрывает копытцем виноватую улыбку. Скулы Твайлайт трогает розовый румянец приятного смущения.

— Твоя телекенетическая энергия вытянула не только прут, но и угли из горна.

— Прут-то я удержала, а вот угли…

— И сцена запылала! Когда приехали пожарные, от неё остались одни головешки.

— Зато остальным выступать стало негде, и жюри приняло решение главных премий не присуждать, а выдать каждому по утешительному призу. Ты свой не потеряла?

— Нет! – скорчив уморительную рожицу, Флаттершай поглаживает изящный металлический ларчик. Твайлайт покатывается от хохота.

— А потом ты, стоя на том самом пепелище, с невинным видом заявила, что ковали-понивилльцы еще славятся и своей особенной чисткой, и предложила выйти из толпы добровольцу…

— Мы еле копыта оттуда унесли! Я думаю, что мэйнхеттенцы в тот момент решили нас поймать и бросить в реку.

— И после этого мы пошли покупать станок…

— О, да! Прикзачик попытался было запереть склад перед самым нашим носом, но не успел…

— И он как-то очень быстро оформил нам покупку. Даже предоставил этот вагон за счет фирмы. Только непонятно, почему за нами на складе постоянно ходили два пони с огнетушителями? И мне показалось, что он облегченно вздохнул, когда выпроводил нас вслед за фургоном с ящиком на железнодорожную станцию.

— А мне показалось, что весь Мэйнхетен облегченно вздохнул, когда наш поезд тронулся и стал набирать ход!

Пони хохочут до слёз. Веселье и дружелюбие осязаемо витают в воздухе этого вагона, касаются щек двух лошадок, заставляют их улыбаться друг дружке, подсаживаться поближе. Это замечательная поездка, несмотря на спецвагон без удобств и товарный состав, петляющий по одному ему известному железнодорожному пути, то мчащийся кометой, то простаивающий часами на каких-то невзрачных полустанках.

— Ты замечательная подруга! – неожиданно говорит Твайлайт. Её голос вдруг стал серьезным, и в нём даже послышались нотки лёгкой грусти. – Прости меня за то, что я тебе тогда наговорила.

— Ой! – изумляется Флаттершай, и смущенно замолкает. Она не знает, что ответить, но чувствует, что сейчас услышала очень важные и приятные слова. Её ушки начинают подрагивать, а губки сами, против её воли, складываются в милую улыбку смущения. В носу защекотала соль надвигающихся слёзок.

Твайлайт протягивает копытце и обнимает пегасочку:

— Я зря устроила эту ссору! Ведь и в таких делах между подругами должно быть всё по-особому, не так, как если бы мы были едва знакомыми пони.

— Ты хочешь сказать… — Флатти смотрит в добрые и мудрые глаза единорожки. Остаток фразы готов вылететь из её рта, но вдруг замирает перепуганным колибри.

— Что нужно делиться с подругами. Не быть эгоисткой! И, знаешь, если мы с тобой этого захотим, то обе сможем быть с ним вместе. Для меня это интересно и привлекательно.

— Правда? – Флатти не верит своим ушкам, а, между тем, её сердечко начинает скоро и ощутимо трепетать.

— Конечно, правда! – улыбается Твайлайт. В её улыбке чувствуется и облегчение, и предвкушение чего-то особенного.

Флаттершай подскакивает и с радостным смехом вдруг подхватывает единорожку. Они вдвоем кружат по вагону, вокруг ящика. Это то самое искреннее веселье, которое способно не только излечить душу, но и полностью её перестроить. Счастье, которое озаряет сейчас пространство вагона, ярче любого небесного светила. В сердцах наступает мир, а надежда сменяется предвкушением. Натанцевавшись, радостные и усталые подруги опускаются на пол возле газеты и принимаются за еду, предлагая друг другу лучшие плоды и кусочки.

Усталый поезд замедляет ход – вот и Понивилль, конечный пункт его долгой поездки по дрожащим стальным колеям.

— Ты не забыла отправить телеграмму, чтобы нас встретили? – Твайлайт выглядывает в окошко. – О, нет!

— Что случилось? – встревоженная Флаттершай тоже бросается к окошку и смотрит на медленно приближающуюся вокзальную платформу.

— Не может быть! С ним Луна!