Принцесса Селестия меняет профессию
Пролог
– …я не могу терпеть! – взволнованно воскликнул инженер Тимофеев, буквально подлетая к установленному посреди комнаты агрегату. – Мы сейчас же проникнем в прошлое и увидим Древнюю Москву!
– Одумайтесь, товарищ Тимофеев, одумайтесь, прежде чем, понимаете ли, увидеть «Древнюю Москву» без санкции соответствующих органов!
«Ну, это уже слишком! Мало того, что обесточивает весь корпус, понимаешь ли, так еще и окончательно сошел с ума со своей машиной! – негодовал Иван Васильевич, глядя на кипевшую возле аппарата бешеную деятельность. – Ишь, «Древняя Москва»! Никогда мне не нравился этот Тимофеев со своей затеей! Почти ежедневно отключается все электричество из-за его безнравственных опытов, так мало того – сгорела вся проводка! И мы еще боремся за почетное звание Дома Культуры Быта! Стыд и позор!»
День для управдома типовой многоэтажки на Новокузнецкой Ивана Васильевича Бунши не заладился с самого утра. Из очередной поломки и сбоя электрической системы, супруга щепетильного пенсионера Ульяна Андреевна обожглась горячей водой, попутно проклиная «хулигана-учёного». Конечно же, Тимофеева, коего недобрым словом помянула Ульяна Андреевна, рядом не было. Зато за стеной очень удачно оказался Иван Васильевич, на голову которого и полетели все шишки. А тут ещё и всякие скользкие проходимцы, представившись «друзьями Антона Семёныча» и распустив пальцы веером, качают свои права. А сейчас и подавно ситуация выходила за грань дозволенного, потому как исчезновением стен и обесточиванием всего дома наглый школяр явно не довольствовался.
– Минуточку! Одну минуточку, – «друг Антона Семеновича», несмотря на все протесты Бунши, взял последнего за руку и с неподдельной угрозой в голосе предупредил:
– Если ты еще раз вмешаешься в опыты академика и станешь на пути технического прогресса, я тебя…
– Тихо-тихо! Я понял, понял! – испуганно пробормотал управдом, косящий в сторону телефона.
«Вот только мордобоя мне и не хватает в этот замечательный день! Нет, это ж надо – ещё и угрожает, подлец!» – мелькнуло в сознании стушевавшегося пенсионера.
А между тем «друг» Шпака обратился к изобретателю: «Действуйте!»
Машина уже вовсю гудела, хлюпала, скрежетала, а Тимофеев продолжал колдовать над своим агрегатом.
– Я волнуюсь, – проговорил он, дрожа от волнения.
– Смелее! Я здесь, – сказал этот тип, подходя к нему вплотную. Александр Сергеевич вздохнул и потянул за один из множества рычагов, коими была богата машина.
Механизм замигал, забулькал сильнее прежнего и начал испускать пар. Завертелись, как флюгера, стеклянные панели, антенны; завертелась и сама машина. Поначалу ничего не происходило, но вдруг перед глазами всё пошло рябью, и комната инженера Тимофеева начала расплываться, как большой мыльный пузырь, коими забавляются ребятишки. Спицы, назначение которых оставалось для Ивана Васильевича загадкой, поворачивались влево и вправо, блестя и сверкая. Все заходило ходуном.
Бунша спиной почувствовал ощущение чего-то ненормального, непривычного его сознанию. Обернувшись, он с трепетом увидел, как стена, откуда совсем недавно вылез этот подозрительный «друг», начала таять, растворяться в воздухе. Вот уже проступили очертания кованных решеток…
«Нет, это уже совсем никуда не годится! – облизывая ссохшиеся губы и заворожено глядя на то, что ещё совсем недавно было стеной, подвёл черту Иван Васильевич. – Я точно буду жаловаться в соответствующие инстанции! Этот «ученый» еще ответит за все свои выходки!»
Его размышления прервал хлопок, раздавшийся за спиной.
«Ну что опять?!» – Управдом нервно обернулся к машине и увидел, как Тимофеев закрывается полой своего белого халата от летящих из машины искр, а сам агрегат начал мигать и переливаться красным светом. Еще одна колба с неизвестным содержимым взорвалась, и ее осколки осыпали Александра Сергеевича и этого проходимца в замшевом пиджаке. – Да что он себе позволяет, в конце-то концов, этот интеллигентишка несчастный! Еще и очки нацепил, хулиган бессовестный! Так ведь и до пожара недалеко! Нет, только инстанциями он не отделается…»
– Товарищ Тимофеев, прекратите это сейчас же! Вы сейчас сожжете весь дом, понимаешь ли!
– Да транзисторы выгорели, чтоб их! Знал ведь, что ненадежные они…
А тем временем стена позади почти исчезла, и перед присутствующими предстали древние палаты. Инженер и этот проходимец подбежали к образовавшемуся проему. Иван Васильевич аккуратно пополз туда же.
– …Пренебесному селению, преподобному игумну Козьме… – доносилось до управдома. Передо ним, в роскошных палатах времен Ивана Грозного, на троне сидел царь, в соболиной шубе, с посохом в руке и, оперевшись на него, диктовал писцу свою волю, – Царь Всея Руси…
– Всея Руси… – повторял за ним писец.
– Челом бьет! – закончил царь и рассмеялся. – Пиши далее.
– Глядите! Да ведь это сам Иван Грозный! – только и вымолвил изобретатель…
Иван Васильевич понял, что это и есть тот самый предел, когда чаша терпения окончательно переполнена. Стоявшая рядом тумбочка с телефоном показалась ему выходом из сложившейся ситуации. Потянувшись к трубке, намереваясь вызвать стражей правопорядка, Бунша был остановлен уже знакомым звуком «растворения» стен.
Обернувшись, он увидел, что еще одна стена стала исчезать. Вот уже виден высокий светлый помпезный зал, царский, не иначе, высокие окна, витражи…
– Товарищ Тимофеев! Товарищ Тимофеев! У вас тут еще одна стена «пошла»! – разорвал тишину подрагивающий от напряжения голос управдома.
– Где?! – воскликнул профессор.
– Вот! Вы еще ответите за свои безобразия, со своими царями! Я буду жа…
Свою речь Иван Васильевич закончить не успел, ибо был прерван Александром Сергеевичем. Ещё точнее – гневную тираду управдома прервали вылезшие на лоб глаза и открытый рот застывшего инженера. Бунша недоуменно посмотрел туда же куда и Тимофеев, что бы тоже застыть от изумления: сидя на высоком престоле, которому и Иван Васильевич Грозный позавидовал бы, на людей, выкатив зенки, с зависшим в воздухе тортом, смотрела белая лошадь. Золотой нагрудник и червонные накопытники в кои была облачена кобыла, стали апогеем событий сегодняшнего дня, ввергшим в хаос разум расчетливого управдома...
– …да, передайте огромное спасибо погодной бригаде Троттингема за предоставленный дождь. И еще напишите в Главное Погодное Управление, чтобы устроили ливень в районе Каменных Ферм, там нынче страшная засуха, – диктовала принцесса Селестия.
– Будет исполнено, Ваше Высочество, – заверила писарь, миловидная кобылка серой масти. – А как насчет делегации из Империи грифонов? Когда вы будете готовы их принять, Ваше Высочество?
– Не раньше трех. А пока разберитесь с расчисткой дороги на юге Кантерлота. Прошедшая буря повалила несколько деревьев и прочего хлама и мусора, из-за чего дорога оказалась закрыта для передвижения. Будьте добры подключить жителей и мэрию Южного округа для расчистки завалов.
– Будет исполнено! Что вы намерены делать сейчас Ваше Высочество?
– Небольшой перерыв, – зевая и сладко потягиваясь, произнесла принцесса. – Распорядитесь, чтобы мне принесли жасминового чаю и немного… торта. Кремового и, желательно, с розочками.
— С розочками? — переспросила кобылка.
— Именно, — с улыбкой подтвердила принцесса.
— Все будет доставлено, — смущенно улыбаясь, с полупоклоном, ответила кобылка-писарь, после чего направилась к выходу.
Рабочий день принцессы Селестии, был в самом разгаре, однако можно же побаловать себя тортом и часиком-другим отдыха?
В конце зала отворилась дверь, и на мраморный пол въехал поднос с чаем и сладостями. Толкающий его пони, подъехав к солнечной принцессе, отвесил поклон и отрапортовал:
– Как было велено, Ваше Высочество! Свежий кремовый торт с розочками и только что заваренный жасминовый чай, очень любимый Вами!
– Большое спасибо, Гаст, – одарив молодого повара благосклонным взглядом, ответила принцесса.
– Не за что, Ваше Высочество! – С улыбкой до ушей он развернул тележку и поспешил удалиться.
Когда жеребец исчез из виду, Селестия сняла с себя диадему, положив её рядом, дабы не мешала трапезе, леветировала к себе аппетитный тортик, попробовала его и, отметив, что он восхитителен, отрезала себе кусок поувесистей. Очень скоро мордочка солнечной принцессы оказалась вся в креме, а торт начал стремительно уменьшаться.
– Ох, как бы моя любовь к сладкому не испортила королевской фигуры, – вздохнула Тия, критично поглядывая на свой круп.
— С такими темпами, сестрёнка, ты скоро трон под собой промнёшь! — донёсся ехидный голосок.
Да, именно в таком положении застала свою старшую сестру принцесса ночи. С испачканной в крему мордочкой, с огромным куском торта, который принцесса дня поначалу ела ложечкой, аккуратно и не спеша, а теперь, уже не церемонясь, поедала прямо так.
– Что же, мне и побаловать себя нельзя?!
– Почему же? Вполне можно, только осторожно, и совсем не так. А что если бы сюда вошли послы, из Грифоньей Империи, и увидели тебя такой? – рассмеялась Луна.
– Да ну тебя, Лу. Я же не имею никаких претензий по поводу твоих «сидений» в библиотеке! Каждому своё, – надувшись, закончила Тия.
– Ладно-ладно, пошутили и хватит, – улыбаясь, проворковала Луна. – Как там дела с засухой?
– Обещали устроить сильный ливень сегодня вечером, так что будь спокойна, — ответила дневная принцесса. — Ох, ещё и Гранд Галопинг Гала на носу!
— Мда… Я сегодня ночью наблюдала за звездным небом, и знаешь, звезды встали очень неблагоприятно. Жди беды.
— Ох, Лу! Ты явно преувеличиваешь! Что может такого плохого случиться в столь чудный день, — мягко возразила Селестия, леветируя к себе еще один здоровенный кусок кремового торта. — Прекрасный денёк!
Она хотела сказать ещё что-то по поводу напрасных переживаний, но не успела. Стена дворца, до этого яркая и светлая, вдруг неожиданно пошла кругами, будто бы рябью от брошенного в воду камня, постепенно растворяясь в воздухе. Вот проступили очертания некого помещения с переливающимся и мигающим посередине Нечто. Принцессы молча уставились на образовавшийся проем.
— Товарищ Тимофеев! Товарищ Тимофеев!!! У вас тут еще одна стена «пошла»! — раздалось оттуда.
— Где?! — поинтересовался второй голос помоложе.
И вот в проем, ступая на мраморный пол, зашло два прямоходящих существа. Первый – в лабораторном халате и очках, – вытаращился на принцесс, а второй в фетровой шляпе и короткой рубашке не замечая их, продолжал верещать:
— Вот! Вы еще ответите за свои безобразия, со своими царями! Я буду жа… — он замолк, едва его взгляд коснулся венценосных сестёр.
Селестия и Луна широко открытыми глазами смотрели на этих… «существ», а они – на них. Кусок торта так и остался висеть в телекинетическом захвате. Нависшую в пространстве гробовую тишину нарушила золотая ложечка, упавшая с подноса и, нудно дребезжа, покатившаяся по мраморному полу…
Утро в палатах начиналось не шибко хорошо: остывшие за ночь печи растеряли все свое тепло, и по полу гулял сквозняк. Потому, свесив с кровати ноги, Иван Васильевич Грозный, князь и Великий царь Всея Руси, почувствовал холод. Хоть на дворе и было лето, его разозлила халатность холопов.
– А главного печника, Ваньку Хромого, так вообще на кол посажу – проворчал он, поёжившись в ночной рубашке, но глянув на иконы в красном углу, смягчился – негоже утро с таких мыслей начинать. Одеваться царь стал не раньше, чем закончил утренние молитвы.
Сегодня предстояло выслушать послов Швеции по поводу Кемской волости. Да еще Хан Крымский вконец обнаглел: на Изюмском шляхе беснуется, как бы требуя, чтобы и на его персону пал монарший взор Ивана Васильевича.
«Ну, ничего, разберусь с послами, и за тебя возьмусь. Казань взял? Взял! Астрахань взял? Взял! Ну, погодите, бусурмане поганые…»
– Царь Великий Государь! – отбивая положенный поклон, воскликнул писец, дьяк Феофан. – Аль запамятовали вы, что должны послание написать в Благовещенский монастырь, игумену Козьме!
– Запамятовал! Горе мне грешному, окаянному душегубу! – в сердцах произнес Иван Васильевич, истово крестясь на икону Владимирской. – Живо за пергаментом и чернилами беги!
– Бегу! – разворачиваясь на пятках, крикнул Феофан.
Ещё с утра царь чувствовал, что день выдастся необычным. В воздухе, словно запах озона перед грозой, нависало тревожное ожидание чего-то непредвиденного, судьбоносного. Но как бы Иван Васильевич не был бдителен и осторожен, предугадать с какой стороны безмолвно сверкнёт, сулящая гром молния не смог.
Он осёкся, перестал диктовать послание, заметив странное изменение стены. Вскоре она и вовсе исчезла в валившем, будто из самой преисподней, дыме, в коем угадывались людские силуэты. От них искажённым эхом доносились обрывки их фраз:
– Глядите! Да ведь это сам Иван Грозный!
«Это за мной… за мной пришли души, мной загубленные!» – инстинктивно подумал царь, готовясь к худшему.