Мой напарник – Дерпи-2

Мой напарник – Дерпи-2

Вечеринка в Кантерлоте была шикарной, а я, как назло, должен был оставаться трезвым. Одетый в форму официанта, и разнося закуски и напитки, будоражащие мои ноздри спиртовым запахом, я выполнял спецзадание нашего Понивилльского детективного агентства. Платья, фраки, монокли — до чего же я ненавижу единорогов! Снобы, трындящие о высоких материях, и боящиеся запачкаться хоть капелькой грязи, а на самом деле, уж поверьте детективу с огромным стажем — алчные, развращенные ублюдки. С удовольствием бы выпил, чтоб хоть как-то переносить сейчас эту толпу, которая клубится вокруг меня.
Ага, вот и оно! Бросаюсь вслед мелькнувшей тени, настигаю её в тихом переулке, и ударом копыта отправляю темное тело на мостовую. Негромко ржу три раза, в ответ раздается шелест пегасьих крылышков, и появляется моя напарница Дерпи: серенькая пегасочка-олигофрен, стажирующаяся в нашем агентстве по спецпрогамме для реабилитации инвалидов, однако уже раз спасшая мой круп, после чего я взял над ней шефство, и, надо сказать, напарник из неё получился замечательный: верный и исполнительный.
Дерпи опустила передо мной сумку с моими инструментами. Я сломал ампулу нашатыря и сунул под капюшон поверженного пони. Тело зашевелилось, потом копыта стали судорожно сдирать с головы капюшон — еще бы, вам бы столько нашатыря, да под нос! Пока наш подопечный приходил в себя, я раскрыл свою сумку и достал из неё резиновую киянку. Лежащему на мостовой пони, наконец, удалось стащить капюшон — так и есть, наш приятель — ублюдочный единорог — и он не понимающе посмотрел на нас красными. Слезящимися от нашатыря глазами.
— Итак, — начал я, взвешивая на бабке передней ноги киянку, — где сверток?
— Да как вы смеете! — возмутилось это рогатое ничтожество, — Ой!
Киянка со смачным шлепком опустилась на его плюсной сустав. Хоть и говорят, что выбор настоящего маньяка — молоток, для таких случаев я всё же предпочитаю киянку — веселее получается.
— Смею, — ответил я, — и посмею ещё раз, если ты мне все быстренько сейчас не выложишь.
Единороги только на вид такие грозные — на самом деле больших трусов, чем эти рогатые скоты, я не видел. В воздухе запахло мочой — наш единоржка от страха обдулся.
— Я все скажу, только не бейте больше! Сверток везут на поезде в Понивилль. Я должен был проследить, чтоб курьер благополучно сел в вагон, больше я ничего не знаю. Клянусь!
— Как выглядит курьер?! Когда отходит поезд?!
— Это земной пони в зеленой жилетке. Поезд отходит в полночь. Отпустите меня, пожалуйста!
— Ну, полежишь здесь до утра, а потом уж пойдешь на все четыре стороны — как только тебя найдут и отвяжут. — Я кивнул Дерпи, та достала из сумки недоуздок, ловко накинула его однорогому на морду, после чего продела в кольцо недоуздка крепкий шнур и закрепила его морским узлом на ограде.

Ого, а он мускулист, этот пони в жилетке! С таким просто так не справишься. Уважаю земных пони, таких, как я сам.
Поезд набирал ход, Дерпи клевала носом в свой слюнявчик, а я, изображая заботливого опекуна умственно отсталой, следил за дверью купе, в котором расположился курьер. План был таков: пони выходит из купе, допустим, в сортир. Я быстренько обшманываю его багаж, забираю сверток, передаю пегасочке, та со свертком вылетает в окно, и всё. Свертка нет, хоть весь поезд обыщите. Я схожу на следующей станции, и жду, когда моя летающая дурёха не появится на линии горизонта, после чего спокойненько добираемся до Понивилля, отдаем сверток кому следует, и я, наконец, иду бухать.
Дверь купе приоткрылась, и пони в жилете, воровато озираясь, вышел в проход. У меня пять минут, не больше. Я проскользнул в темное купе. И тут я почувствовал, что в купе есть кто-то еще. Раздались два странных, незнакомых мне металлических щелчка. Я кинулся прочь, и столкнулся в дверях нос к носу с тем самым курьером, на копыте которого блеснуло лезвие понереза. Я бросился бежать вдоль вагона, пони в жилете — за мной. Мы бежали по всему поезду, курьер почти настигал меня. Вот и последний вагон. Я выбиваю дверь и выскакиваю из тамбура на крышу. Бегу в голову поезда, прыгая с вагона на вагон. По грохоту подков следом понимаю, что мой преследователь тоже на крышах и настигает меня. И тут я краем глаза кое-что заметил! Я прыгаю вниз, между вагонами и повисаю там, зацепившись на удачно подвернувшейся скобе. Все погружается во тьму — поезд влетает в туннель. На меня сверху посыпались ошметки и внутренности того тела, что секунду назад еще было курьером в жилетке. Наверно, на этом склоне горы весной будут хорошо расти цветочки...
Пробравшись внутрь вагона, я вернулся в купе курьера и зажег там свет. Никого не было. Сверток пропал.

На перроне выстроилась вся стража из Понивилля с каким-то явно не местным единорогом-капитаном во главе — вот не думал, что налогоплательщики содержат такое количество дармоедов. Я не спешил выходить из вагона — пусть зеваки потомятся в ожидании ещё пару минут, и внимательно из окна следил за пассажирами. И тут меня словно обожгло: я увидел футляр виолончели — с металлическими замками. Я вспомнил про странные щелчки в темноте купе, и все стало ясно, как Селестин день!
Я повернулся к идиотски улыбающейся Дерпи:
— Слушай внимательно, напарник. Через пять минут меня арестуют, через час отпустят. Лети за Октавией и не спускай с неё глаз.
Пегаска выпорхнула из окна. Напыщенному рогатому капитану, видимо, надоело ждать, и он соизволил во главе немаленького такого отрядика собственнокопытно подняться в вагон ко мне.
— По приказу Селестии вы отстраняетесь от дела и заключаетесь под стражу по обвинению в нападении на единорога из благородной кантерлотской семьи и его избиении.
— Вот как? — Я изобразил удивление. — И кто же продолжит вместо меня расследование?
— Моя сестра! — гордо заявил капитан и указал на Твайлайт, понвилльскую библиотекаршу. Я зашелся от хохота:
— Её?
— Ничего смешного! — Надула губки Твайлайт. — Я прочитала много детективных романов, и знаю много о расследовании и дедуктивном методе. Я быстро раскрою это дело. Приступаем к сбору улик!
Меня увели.

У меня золотой шеф! Не знаю, что он сделал, и кого подмазал, но через час я уже вышел из кутузки, как и обещал Дерпи. Видимо, у моего руковдителя была задета профессиональная гордость — как никак, у его агентства отобрали это перспективное расследование, и отдали какой-то библиотекарше, которую за глаза весь Понивилль считал не менее блаженной, чем моя слабоумная напарница. А может, как и я, он просто не любил единорогов. Я поискал на небе серенький пегасий силуэтик, и направился к тому месту, над которым он кружился.
Октавия свалилась в дорожную пыль от легкого тычка — музыкантки всегда были неженками. Я раскрыл футляр с виолончелью — свертка там не было! Пришло, значит, время для моих собственных «дедуктивных методов». Осматриваюсь и замечаю рядом стоматологический кабинет. Выбиваю копытом шибку в двери и затаскиваю Октавию внутрь, фиксирую её ремнем в зубоврачебном кресле. После чего зажигаю лампу и участливо так спрашиваю:
— Где сверток?
— Я не знаю, о чем вы!
— Эй, дорогуша, — обращаюсь я к Дерпи, — ты никогда не мечтала стать зубным врачом?
Идиотка радостно закивала головой. Я включаю бормашину и передаю бор напарнице:
— Действуй!
— О! А! У! — завыла виолончелистка.
— Ты невнятно разговариваешь, милая, — я наклоняюсь к зубоврачебному креслу, — но это можно поправить. Дерпи, займись—ка теперь зубом на другой стороне челюсти.
— Он в оркестровой яме, в зале ратуши! Не-е-ет!
— Отлично, напарник! Выпиши нашему пациенту счет за стоматологические услуги — мы же с тобой заслужили оплату за свое старание.

Дерпи осталась а улице — возле ратуши извращенцы не ошиваются, значит, я за её задницу мог быть спокоен, а сам же я проник внутрь здания и легко отыскал сверток. Вот и всё, дело сделано. Можно возвращаться в агентство, потом идти пить. Однако, выйдя на улицу, я нигде не заметил своего напарника, а на ветку ближайшего куста была наколота записка: «Хочешь свою идиотку обратно — приходи один со свертком на виллу „Безмятежность“ сегодня в три часа дня». Ладно, приду, но вы о моем приходе весьма пожалеете.

В изящно обставленном кабинете на вилле безмятежность в кресле перед пылающим камином сидел важный единорог. Я узнал его: Фэнсипэнтс, этот хлыщ считался самым изящным и кантерлотцем, обладающим изысканным вкусом, и к чьему мнению о моде и гламуре прислушивалась вся Эквестрия. Так обманчива бывает внешняя оболочка, скрывающая гниловатую душонку. Он ошибочно чувствовал себя здесь в безопасности — святая простота! Никогда нельзя быть в этом уверенным, имея дело со мной. А между тем, мордовороты из его охраны уже отдыхают в лужах собственной юшки по углам особняка. Так что мы с этим рогатым ничтожеством на самом деле сейчас тет-о-тет.
— Итак? — спросил единорог.
— Итак... — предразнил его я, сиганул копытами ему в харю. Пока этот ублюдок отдыхал, пачкая ковер, я пошарился по кабинету, и, в конце концов, отыскал изящную стальную трость. Я сунул трость в камин и подождал, пока хлыщ на полу очухается.
— Где Дерпи? — Спросил я, вытаскивая раскаленную докрасна трость из огня.
— Не скажу! А-а-а-а! — я пырнул трость ему прямо в анус. — она в тайной комнате за тем шкафом! А-а-а-а!
Ну, по большому он еще долго не сможет ходить. Я отодвинул шкаф, и моя милая идиотка-напарница радостно выпорхнула мне навстречу.

На вокзале между тем стража под руководством библиотекарши уже разобрала вагон по винтикам — для поиска улик. Я полюбовался минутку на их, достойное лучшего применения, рвение, после чего подошел к капитану и швырнул ему сверток:
— Вы не это ищете? Продолжайте — разобранный вагон так забавно смотрится, а нас найдете в ближайшем кабаке, если понадобимся.
Мы обнялись с Дерпи и довольные направились прочь под непонимающие и завистливые взгляды команды «детектива»-библиотекаря.
Наконец-то я выпью!