История Барда
Песнь Третья - Лютня в огне
— И смылся, и скрылся, и деру он дал.
Храбрейший герой наш-смельчак!
"Песнь о храбрости" Твайлайт Спаркл. Исследовательская работа на тему «Легенды, сказки и предания крайнего севера Эквестрии»
— Именем Закона и Порядка, а также всех остальных добродетелей, включая Заботу, Дружбу и Социальную Адаптацию, я призываю всех присутствующих здесь к молчанию и объявляю судебное заседание открытым! — громко и отчетливо произнес усатый пони, одетый в некое подобие ярко-сливовой мантии и парика примерно того же ядовито-несъедобного цвета. — Да воссядет Справедливость крупом своим среди присутствующих! Подсудимый, встаньте!
Бард нехотя поднялся со своего места и потер передние копыта друг о друга. Те до сих пор ныли, словно плохо настроенные флюгельгорны, из-за ржавых колодок, которые ему пришлось таскать целое утро, но все же не могли сравниться с той органной партией, которую исполняли в его голове без специального на то заказа и разрешения. Он довольно смутно помнил все события вчерашнего вечера, но, оглядев всех этих незнакомцев, столпившихся в одну большую кучу с вилами, факелами и прочими полезными в быту предметами в зубах, он понял, что вечеринка, если она вообще была, удалась даже больше, чем на славу. Хотя выражение их мордочек Барду определенно не нравилось. Просто удивительно, как меняются отношения между двумя пони, стоит одному из них оказаться на плохо сколоченной табуретке подсудимых, а другому — взять в рот что-нибудь колючее. Ну или надеть эту безвкусную мантию, за которую даже безразличная к моде командор Харрикейн наградила бы провинившегося тремя неделями ночных вылетов.
— А в чем, собственно говоря, меня обвиняют? — поинтересовался бард, безуспешно пытаясь разглядеть в толпе знакомые физиономии Сигурда, Старсвирла или, на совсем уж крайний случай, Флаттершелл. — И по какому праву меня судят?
— Чегось? Ах, это… По праву… э-э… — запнулся усатый жеребец. По-видимому, он не привык, что подобного рода всплески интереса происходят, когда подсудимого окружает не менее дюжины вил, десятка факелов и одного увесистого печного ухвата. Обычно ответ на такие вопросы приходит в голову без чьей-либо помощи. — По праву наших законов и обычаев? Смарти, у нас ведь была какая-то книженция?
— Вечная Книга Законов? — уточнил щуплый земнопони, сидевший справа от старика за небольшим письменным столиком. — “Да не будет забыта она вовеки веков”?
— Она самая.
— Не помню. Вчерась вроде как была еще.
— Вот по этому самому праву, — с облегчением заявил старик. — И по нему же я, как почетный староста деревни Нигде, выношу тебе мой скорый и почти что наверняка справедливый приговор…
— Так быстро? Неужели мне не дадут сказать ничего в свою защиту? — забеспокоился бард. И затем, немного подумав, добавил. — Ваша деревня и правда называется Нигде? Ну и названьице, я вам скажу...
— Отличное имя для деревни, не вижу ничего плохого. Эй, Смарти! — посуровел старик-земнопони. — Этот болван должен что-то нам рассказывать?
— Почем мне знать, может и должен, — с сомнением протянул Смарти. — Хуже ему от этого не станет.
— А нам?
— А нам с чего? — удивился помощник судьи. Одновременно с его словами кольцо вил и факелов сомкнулось вокруг барда еще на один шаг.
— Пущай говорит, — вздохнул судья, поправляя свой ужасный парик. — Но только с самого начала.
Бард обдумал вступление для своей речи. Публика, собравшаяся перед ним мало напоминала зрительный зал его мечты, да и дешевые декорации деревенской площади подходили только для совсем уж любительских постановок, но огонь вдохновения уже сжег пару угольков здравомыслия в разуме барда и почти что начал разгораться в пламя бессмысленной болтовни. В конце концов, разве не он — самый известный бард из всех, кого никогда не знала Эквестрия? Разве не его чуть не пригласили на праздничный фестиваль, посвященный годовщине объединения всех трех наций? И разве не ему удалось когда-то сбежать из замка Принцессы Платинум с целым мешком, набитым бесплатными канапе? Известная пословица гласила, что язык сможет довести кого-угодно аж до самого Пегасополиса, но в тот самый момент язык барда уже развязался настолько, что смог бы подбросить его аж до края Вселенной, успев при этом задержаться в недорогом придорожном кафе.
— Начало моей истории лежит далеко за пределами этого безбрежного моря, — произнес бард своим коронным лирическим “как-насчет-еще-одной-кружки-за-историю” баритоном. — И начинается она с самого моего рождения, когда, казалось, сами леса и поля нашей вольной страны прошептали дражайшей матушке мое имя, которое произносится не иначе, как…
— О, нет, избавь нас от этого, — фыркнул старик. — Времени-то у нас не особо много, надо еще приговор в исполнение приводить. Сам знаешь, работенка нелегкая, можем и до заката не успеть.
— Вообще-то, — поправил Смарти. — Его речь может повлиять на решение суда.
— Да ты что! Правда? Сомневаюсь, — нахмурился судья. — Давай, продолжай. Но только с того начала, которое ближе к концу. К сути, так сказать, нашего дела.
— С начала, которое ближе к концу, но не начала конца? — переспросил бард. — Хорошо. Но знайте, что вы меня об этом сами попросили. Итак, слушайте и внимайте, и не говорите, что не слышали. В то роковое утро море было похоже на бушующее буйство иссиня-черного грозового гнева и бросало наш корабль словно щепку из стороны в сторону, с волны на волну…
В то роковое утро море было похоже на разбушевавшуюся чернильницу, в которую вместо пера обмакнули пару другую молний, но при этом оно лишь чуть сильнее обычного покачивало корабль на волнах, заставляя барда то и дело менять цвет мордочки и положение относительно бортика палубы. Небо было затянуто серыми тучами, и даже всезнающие и всеведущие, ну или хотя бы утверждающие так, вороны не могли сказать, где именно находится “Принцесса Лета”. И для путешественников, которые уже вторую неделю после починки корабля плыли по морю без курса, цели и надежды на здоровое трехразовое питание, настали далеко не лучшие времена: Сигурд целыми сутками беспокойно бродил по палубе, нервно помахивая хвостом, а Флаттершелл большую часть времени проводила в гамаке и непрекращающемся ворчании. Единственными, кто сохранил хоть какие-то крохи оптимизма, были Старсвирл и Гунгнир: волшебник все еще не свалился со своего седьмого неба счастья, а копье просто не могло удержаться от самых разных колких шуток в адрес любого проходившего мимо. Короче говоря, радость Жизни ушла с корабля на обеденный перерыв и так и не вернулась.
— Это не может больше так продолжаться! — гневно воскликнул Сигурд. — Мы уже наверняка на целую тысячу часов пути отдалились от нашей цели и до сих пор не имеем ни малейшего понятия, где мы находимся!
— Лично я, — поднял дрожащее от морской болезни копыто Бард. — Нахожусь в состоянии тяжелого заболевания и глубокой подавленности. И сейчас на большее меня не хватает.
— Да ладно вам, все могло быть гораздо хуже, — попытался утешить их Старсвирл.
— Например? — поинтересовался пегас. Все остальные в ту же секунду задрали головы кверху и выжидательно уставились на хмурые серые тучи. Через пару учащенных сердцебиений и весьма внушительной вспышки молнии на палубу “Принцессы Лета” обрушились первые капли промозглого дождевого клише.
— А я что говорил? — взъерошил перья Хугин. — Не доведут нас до добра эти герои.
— Ой, да кто тебя слушает? — проворчал Мунин. — Только и делаешь, что ноешь, никакого толка от тебя нет. Вот, помню, как-то раз, когда мы искали ужин и наткнулись на свежего трехдневного…
— Тихо! — вдруг оборвал их Сигурд. — Я что-то слышу.
Бард удивленно посмотрел на героя: во все усиливающемся шуме громовых раскатов, мерно сотрясающих небосвод, он не мог различить ничего вразумительного, а в пепельном утреннем тумане, окутавшем нос корабля, видел и того меньше. Гром. И еще гром. И еще один. Словно гигантский барабан, в который бьют палочками размером с башни замка, отстукивая ритм, проще которого может быть только полная тишина. Бард усмехнулся. Вот если бы он мог управлять небесным рокотом, он бы наверняка придумал что-то поэффектнее, особенно с такой огромной сценой и яркой подсветкой…
Молнии… По электрическим цепям в мозгу барда мгновенно проскочил холодок осознания. За все время этих ударов он не видел ни одной молнии, хотя, если судить о расстоянии до них по громкости звука, пара разрядов уже должны были попасть прямо ему в уши. Глаза Сигурда тем временем расширились от удивления, и, оглядываясь на рассеявшийся туман, бард уже представлял себе, что же он там увидит.
К несчастью, он оказался неправ. Реальность, как это обычно бывает, обставила все намного хуже. В дюжине-другой минут быстрого хода судна (размером примерно с “Принцессу Лета”) возвышались две огромные черные скалы, закрывавшие дальнейший путь к горизонту. На первый взгляд они были самыми обычными скалами и выделялись разве что тем, что в хорошую погоду могли поцарапать пару-другую облаков, но если бы вы присмотрелись чуть лучше и смогли устоять после этого на копытах, то заметили бы, что узкая расщелина между ними стала немного шире после того, как вы моргнули. А затем еще шире. И еще. Не то чтобы скалы действительно расходились, просто каким-то невиданным образом им удавалось менять свое местоположение так, чтобы вы этого не замечали — момент самого движения вам никак не удавалось застать. А затем, когда расщелина достигла своих предельных размеров, через которые вполне мог проскочить небольшой кораблик (навроде “Принцессы Лета”), скалы стремительно рванулись друг к другу и столкнулись с оглушительным грохотом. И этого удара вполне хватило бы, чтобы утлое суденышко (угадайте какое) в одно мгновение обратилось в порошок.
— Зря мы выбрали этот путь, — пожаловался Мунин. — Вот если бы мы поплыли на Запад, а не на Север, то никогда бы не увидели этого чуда природы. Хугин, это, случайно, была не твоя идея?
— Ничего подобного. Я только предложил! — запротестовал его товарищ. — Да и вообще, красиво ведь смотрится, а? Хотя я бы добавил пару статуй каких-нибудь древних королей по бокам, чтобы, так сказать, создать антуражик...
— А ну тихо! — вновь прикрикнул на них герой так громко, что один из воронов чуть не свалился с мачты. — Я пытаюсь придумать, что нам делать дальше.
— А что если нам удастся протиснуться? — вдруг выпалил Бард, чья мордочка довольно быстро сменила свой оттенок с болезненно-зеленого на здоровенно-бледный. — Они не такие уж широкие, нам может и повезти. Главное, правильно выбрать момент.
— Может, поплывем другой дорогой? — внес свою слегка дрожащую лепту Старсвирл. — Или повернуть уже не получится?
— К сожалению, нет, — вышла на палубу Флаттершелл. — Мы ведь самые что ни на есть нормальные герои, не правда ли? А нормальные герои никогда не идут в обход, если есть шанс пробить головой стену.
— Тем более, что уже поздно разворачивать корабль: ветер слишком силен, — соогласно кивнул Сигурд. — Мы просто обязаны пройти. Хугин, полетишь вперед и посмотришь, можно ли вообще миновать эти скалы.
— Еще чего! — нахохлился ворон. — Ты эту громадину хорошо разглядел? Она от меня мокрого места не оставит! Пусть Мунин летит.
— Да? — уставился на него его товарищ. — Мокрое место-то как раз и останется, а вот насчет всего остального я не уверен. Ни за что туда не отправлюсь. А ты как считаешь, Равенус?
— Кар!
— Вот и я о том же.
— Чистое самоубийство, — прошептал Старсвирл. — Никаких шансов на успех.
— Тогда чего же мы ждем? — нахмурился Сигурд. — Я полечу. И… Что, никто не захочет меня остановить?
— Дай-ка подумать, — поднял копыто бард. — У нас есть другой выбор?
— Да будет так! — героически возвестил пегас. И голос его при этом почти не дрожал..
Пара взмахов крыльями, несколько прощальных пожеланий и одно весьма интересное слово в адрес проливного дождя, и вот уже в небе над кораблем виднеется едва различимый силуэт летящего пони, который изо всех сил пытается пробиться сквозь стихию. Бард напряженно вгляделся вперед, пытаясь не упустить из виду Сигурда, но всего через несколько десятков ударов сердца тот достиг гротескных булыжников и исчез из поля зрения единорога. Каменные столпы тем временем вновь начали отодвигаться друг от друга. Пегас, больше напоминающий молекулу, которую вы изо всех сил пытаетесь рассмотреть с помощью разбитой лупы, вновь показался в проеме между скалами. Казалось, что он без труда сможет достигнуть цели, но именно в этот момент, когда сюжетное напряжение достигло пиковой точки и настало самое удобное время, чтобы прервать текст ненавязчивой паузой ради усиления момента, скалы пошли на сближение…
…И столкнулись, поглотив беспомощного пегаса своей исполинской мощью…
— КХМ… — над ухом Старсвирла раздался вежливый кашель — И СНОВА ЗДРАВСТВУЙТЕ. Я НЕ ОПОЗДАЛ?
— Вранье! — выкрикнул темно-фиолетовый земнопони из толпы, уронив на землю двузубые вилы. — Если он не прошел через Близнецов, то и вы не смогли бы пройти! Никто еще никогда не делал ничего подобного! Это просто невозможно!
— Сначала и я так подумал, — демонстративно зевнул Бард. — Но потом…
Скалы разошлись.
Старсвирл раскрыл плотно зажмуренные веки. Нет, Вселенная и не надумала меняться. Нет, он все еще находился на деревянной палубе хлипкой деревянной конструкции, несущейся прямо к своей неизбежной гибели. И нет, жизнь вовсе не собиралась проноситься перед его глазами — должно быть, в ней действительно не было ничего интересного. Однако кое-что все-таки заставило волшебника взглянуть на вещи под другим углом и даже удивленно раскрыть рот: всего через пару мгновений после того, как громоподобное столкновение скал поставило точку в эпитафии на метафорическом надгробии некоего красногривого пегаса, этот самый пегас спланировал прямо на палубу корабля и начал отряхивать взмокшие перья. Старсвирл машинально шагнул назад и потряс гривой, чуть не лишившись при этом шляпы, чтобы отогнать видение. С лекций по изгнанию духов он все время отпрашивался, чтобы изучить заклинание роста герани, но сейчас он был готов отдать целую тысячу горшков замечательной Geranium sylvaticum за маленький клочок бумаги с каким-нибудь простеньким экзорцизмом. К сожалению для волшебника, достать и то и то в открытом море было довольно проблематично.
— Т-ты жив? — только и смог выстучать зубами Старвирл, не надеясь на положительный ответ.
— Ну конечно, — с сомнением взглянул на него Сигурд. — Это было не так уж и сложно, хотя на последнем взмахе крыльев мне чуть было не прищемило хвост. Кстати говоря, ты странно выглядишь. Все в порядке? Словно привидение увидал…
— Д-да, к-конечно, со мной все хор-рошо, — кивнул волшебник.
— ...НУ ЧТО ЗА ДЕНЬ? ЧТО ЗА ДЕНЬ? ОПЯТЬ НЕ ПОВЕЗЛО. КАК ОНИ МНЕ ВСЕ НАДОЕЛИ. ЧЕСТНОЕ СЛОВО, ЭТО САМОЕ ПОДХОДЯЩЕЕ ВРЕМЯ, ЧТОБЫ ПОДАТЬ КОМУ-НИБУДЬ ЖАЛОБУ. ВЕЧНО С ЭТИМИ ГЕРОЯМИ ОДНИ ПРОБЛЕМЫ...
— Думаю, мы сможем это сделать, — уверенно кивнул герой, стукнув по забралу шлема копытом.
— А что если нет? — поинтересовалась Флаттершелл.
— В этом случае мы все погибнем.
— О, здорово. Тогда я за первый вариант.
— Готовьтесь! — закричал Бард. — Сейчас начнется!
Особенно сильная волна ударила в борт корабля, разбрызгавшись о деревянные доски, и бушующий ветер с новой силой ударил в широко раскрытый парус “Принцессы Лета”. Теперь рокот волн заглушал даже выкрики Барда, что, с точки зрения цензуры, являлось скорее плюсом, чем минусом. Мачта корабля трещала от натужных усилий, а на скалах уже можно было рассмотреть каждую трещинку — судно приблизилось к ним почти вплотную, едва не врезавшись в них резным носом.
Два огромных каменных исполина вновь начали расходиться.
И “Принцесса Лета”, окутанная аурой мокрых брызг и самоубийственного героизма, скрылась во тьме.
— То есть, — недоверчиво и почти по слогам произнес очередной скептик из толпы. — Ты хочешь сказать, что благодаря твоей смелости, отваге, а также боевому духу, воплощенному в твоей удивительно-прекрасной и не менее сладкозвучной песне, ваш корабль просто взял и прошел сквозь скалу? Серьезно?
— Ну… — замялся бард. — Получается, что так.
— И ты, — продолжал наступать пони. — И в самом деле столь великий герой и храбрец?
— Никто из здесь присутствующих, — самоуверенно ответил бард, окончательно убедившись в том, что на площади нет знакомых ему пони. — Не может назвать меня трусом. О моей смелости ходят легенды по всей Эквестрии, а уж мое умение встречать опасность морда к морде известно аж в самой…
— ...ааааааааааааааамочка! — проорал бард, наблюдая за тем, как очередной пласт пены переваливает через вздыбившийся нос корабля. — Вендиго нас всех раздери! Мы живы? Мы живы! Мы и вправду живы!
— Ты закончил? — со вздохом облегчения Флаттершелл убрала копыта от своих ушек. — Мы прошли через эти скалы уже больше пяти минут назад, а ты все орешь, будто остался там. Нам только слегка зацепили корму, но это вроде как не страшно. По крайней мере, Сигурд так сказал, а в этих вопросах я доверяю ему больше, чем твоему истеричному крику. Старсвирл-то хоть в обморок упал, не то что ты…
— Кар-кар, — деловито прокашлялся Мунин, привлекая к себе общее внимание. — У меня для вас три новости: две хороших и одна плохая. С какой мне начать?
— Начни с хороших, — ответил Сигурд и почти незаметно вздрогнул, когда услышал позади еще один удар скалы о скалу. — Сейчас нам не помешает что-нибудь, что вселит в нас надежду.
— Ну ладно, — с сомнением протянул ворон и обвел окружающую их водную гладь крылом. — Итак, во-первых, место в котором мы сейчас находимся называется Сладостными Водами, и, как видите, море здесь довольно красивое и настолько чистое, что из него даже можно пить.
Герои взглянули за борт — по цвету море и вправду напоминало стакан воды, чуть разбавленный розовым киселем, а Солнце, уже вовсю освещавшее небосвод, лишь придавало ей еще более сказочный вид. Оценить ее вкусовые качества так никто и не решился — для этого требовалось спрыгнуть с корабля, что, даже учитывая отсутствие предупредительных табличек на дюжины дней пути вокруг, казалось не вполне разумной затеей.
— Вторая хорошая новость, — на этот раз продолжил Хугин. — Я думаю, что это место нам знакомо. И на самом деле мы не так уж и сильно сбились с курса: всего неделя-другая пути и мы будем завтракать холодными как лед сухарями. Короче говоря, эта часть океана известна любому моряку, который хоть раз отходил от берега не только для того, чтобы принести домой связку свежих морских водорослей.
При упоминании водорослей Бард с ужасом почувствовал, что тоскует даже по упомянутым сухарям. “Если бы мне предложили на выбор съесть парочку этих приморских деликатесов или мачту нашего корабля, — подумал он. — Я бы не колебался ни секунды. Вот только вместо ножа и вилки надо будет взять пилу побольше.”
— А что за плохая новость? — осведомился он, пытаясь отогнать зеленоватые мысли, подступающие одновременно и к его мозгу, и к его желудку. — Что нибудь действительно серьезное?
— Гм… — развел крыльями Мунин. — Как бы вам сказать… Это место я действительно помню, как и каждый моряк, но… Ведь каждый моряк помнит также и о том, что из вод, где обитает морской народец никто не возвращается, не так ли?
— А вот и нет! — самодовольно заявила малорослая кобылка, решившая стать очередным критиком. Кажется, деревенские жители уже успели создать нечто вроде клуба несогласных, где пытались всячески оспорить каждую часть рассказа барда. Судя по всему, у них даже существовала своя система подсчета очков, по которой пока что лидировал тот самый пони с фиолетовой гривой. Однако его ближайшему сопернику — салатовой кобылке в шляпе из бересты — оставалось набрать всего три с половиной каверзных вопроса, чтобы с ним сравняться… — Мой отец встречал морских пони и вернулся!
— Морских коньков, — поправил ее бард. — И он наверняка тебе соврал. Потому что я искренне могу вас уверить, что морские коньки…
— Мой отец не лгал! — обиженно топнула кобылка.
— Ага, рассказывай, — подтолкнул ее в бок жеребец с кьютимаркой в виде секстанта. Что он делал в этом захолустье бард побоялся себе представить. — После трех кружек сидра он еще и не такое говаривал!
— А вот и нет! — надулась кобылка.
— А вот и да! — заявила седая пони слева. — Ежели б он и впрямь оттудова приехал, нам бы то, что от него осталось, хоронить бы пришлось. Ложкой. А вот насчет ентого враля, — тут она ткнула копытом в Барда. — Я что-то совсем не уверена. Слыхала я про ентих коньков такое, чего вам, детишки, и в кошмарах ночных не снилось. А вот мне — да. Не самое хорошее, что можно ночью увидать, вы уж поверьте...
— Даже так? Вы мне не верите? — удивленно приподнял брови бард. — Ну тогда слушайте дальше! До самого вечера мы плыли в напряжении, ведь опасность грозила нам со всех сторон и ту самую роковую ночь мы решили провести в бдительности и полной готовности к любой опасности, ни на мгновение не смыкая наших зорких очей…
— Вы как хотите, — волшебник утомленно прикрыл зевок копытом , едва только Солнце опустилось за горизонт. — А я устал. И прямо сейчас собираюсь отойти ко сну. Есть желающие присоединиться?
Ответом ему послужил размеренный храп Флаттершелл и Барда, улегшихся на куче пустых мешков из-под сухарей, которые они почему-то хранили на палубе. Всего несколько минут спустя к ним присоединилось тихое посапывание единорога, и только Сигурд остался стоять на носу корабля и вглядываться в окутавшую горизонт тьму.
Которая, однако, оказалась не такой уж и темной.
Пегас прищурился. Нет, это не было видением — где-то в сотне шагов, если бы кто-то, конечно, умел ходить прямо по воде, появилось небольшое свечение, которое игриво мигнуло и с негромким бульканьем вновь ушло под воду, чтобы через пару мгновений вновь появиться уже ближе к кораблю. Не то чтобы Сигурд пробирал какой-то леденящий душу ужас при виде этого огонька — чувство страха у героев обычно исчезает напрочь после пары-другой неудачных попыток самоубийств, которые они любят называть подвигами — просто этот странный свет заставлял его ощущать смутное беспокойство.
В особенности из-за того, что на этом свету пегас отчетливо смог разглядеть показавшийся из воды хвост.
— Друзья, — негромко позвал Сигурд. — Просыпайтесь!
— Еще одну маленькую кружечку, а оплату я вам, честное слово, завтра занесу, — сонно просопел бард, перевернувшись на другой бок. Остальные же проявили к его словам в три раза большее внимание, однако, даже если мы умножим ноль на три, он все равно останется нолем, так что герою пришлось повторить свою попытку. На этот раз чуть настойчивее и с несильным тычком в бок.
— Ай! — вскрикнула Флаттершелл. — Ты что, совсем сдурел? Который час?
— Тсс… — Сигурд прижал копыто к ее рту. — Самое время для смертельных опасностей.
— Это уже которая по счету за неделю? — нахмурилась кобылка. — Не считая, конечно, тех сухарей, что были у нас на завтрак…
— Тсс… — почти умоляюще посмотрел на нее Сигурд. — Глянь на воду.
— Конские яблоки! Вот это ж… — начала было Флаттершелл, но вовремя сбавила тон, что породило на свет одно из самых тихих и крепких выражений за всю историю мореходства.
Пегас тем временем растолкал Старсвирла и Барда, возмущенного ворчания которых не услышало бы разве существо, обладающее неким видом антислуха, так что любые понятия о скрытном перемещении мгновенно растаяли, как нежная летняя дымка рядом с вентилятором мощностью в триста крыловатт. Свечение замедлилось, а затем резко размножилось, охватив дрейфующее судно плотным кольцом из подсвеченных кругов, что при взгляде сверху должно было бы показаться неплохим зрелищем. К сожалению, в данный момент подобный ракурс был доступен только паре воронов, видевших сон о свежих… кхм… скажем так, вы вряд ли хотите узнать об этом перед ужином, так что атмосфера стремительно начинала пропитываться затхлым привкусом напряженности.
— Кажется, я что-то вижу, — прищурился Бард. — Вон там, в воде. У него шесть щупалец, восемьсот зубов и три с половиной хвоста. Ну и жуть, я вам скажу!
— Да ну? — придирчиво откликнулась Флаттершелл. — Да это всего лишь водоросли. Кстати, говоря, съедобные, можно их наловить и поесть вместо этих камней, которые вы называете завтраком.
— Точно не монстр? — с надеждой уточнил Бард. — Водоросли? Вот зараза, а я надеялся на лучший исход…
— А я, — вставил Старсвирл. — Просто надеюсь, что мы продолжим наш путь дальше и, что важнее всего, вместе.
— ПОРАЗИТЕЛЬНО. НУ ТОЧЬ В ТОЧЬ МОИ СЛОВА,
— Вот-вот.
Новый всплеск раздался у самого борта, и бард наклонил голову, чтобы получше разглядеть смутную тень, проплывшую в освещенном мерным голубоватым сиянием круге, как вдруг из воды прямо ему в лицо прыгнуло нечто невообразимое. Сверху это нечто совершенно определенно напоминало кобылку — стандартный набор в виде одной головы, зеленоватой гривы, пары копыт и чарующих длинных ресниц присутствовал во всей своей красе, зато там, где у обычной кобылки начинаются задние ноги, у Барда начались проблемы с восприятием, потому что вместо ожидаемого пышного и колоритного хвоста он увидел хвост, к которому слово “пышный” опасалось приближаться меньше чем на половину абзаца, зато слова “чешуйчатый” и “скользкий” жили по соседству и здоровались по утрам, когда выходили поливать садовую лужайку. Если Бард до этого не имел никакого опыта в приключениях, он бы сказал, что не верит своим глазам, но, задумайтесь хотя бы на секунду, если уж вы не верите своим глазам, то чьим же глазам вы готовы поверить? Тем более, что даже если это была галлюцинация, она показалась довольно приятной на вид и весьма притягательной…
… но только до того момента, пока не попыталась уцепиться за его шею и утянуть его с собой в вечную прохладу морских волн.
— Ну ничего ж себе! — со скоростью испуганной молнии отшатнулся от края борта бард. — Что это вообще было?
— Не знаю, — потряс гривой бледный как Смерть Старсвирл. — Но оно совершенно точно не было особо дружелюбным. Тебе просто ужасно повезло, ведь еще бы чуть-чуть и…
— ВСЕ БЫЛО БЫ ГОРАЗДО ИНТЕРЕСНЕЕ, — закончил за него бледный как Смерть Смерть. — НО Я ПОКА НЕ СОБИРАЮСЬ НИКУДА УХОДИТЬ. ЗОВИТЕ, ЕСЛИ ЧТО.
Вода всколыхнулась вновь, и над морем разлились первые волны волшебной мелодии, которую вполне могли бы издавать глубинные течения под аккомпанемент самого чудесного и поразительного волшебства…
— Отойдите от борта! — вскрикнул Сигурд, когда еще одна хвостатая фигура чуть не ухватила его за плюмаж шлема зубами. — Держитесь в центре! И закройте чем-нибудь уши!
— Еще одна волшебная песня? — вымученно простонал волшебник.
— Что-то вроде нее, — рог Барда пропорол один из мешков, и единорог быстро скатал из разорванной грубой ткани два небольших шарика. — Вот, попробуй заткнуть этим. А мешок надень себе на голову вместо шляпы.
— Серьезно?
— Абсолютно, — сурово кивнул бард. — И, пока вы меня еще понимаете, у меня будет к вам одна просьба. Только выслушайте внимательно. Сначала вы возьмете якорную цепь и примотаете меня к мачте, а потом…
— И вот так я, осененный ореолом собственного героизма, гордо стоящий на носу корабля и без крупицы страха взирающий в оскаленную морду опасности, единственный из живущих на свете пони услышал песню морских коньков и остался после этого в живых, — заключил бард. — Их песня просто не смогла побороть мой несгибаемый дух, не говоря уже о воле, храбрости и моем звучном имени. Ибо разве не меня называют не иначе, как...
— Тот самый несгибаемый дух, который вчера готов был на все ради одной лишней кружечки сидра? — встрял дородный усатый пони, судя по заляпанному фартуку и перекатывающимся медякам в уголках глаз, тавернщик.
— Гм… — протянул Бард. — Должно быть, это был другой я.
— Хорошо, — подкрутил ус жеребец. — Только передай этому своему я, что он должен мне четыре монеты.
— Ох, ладно, — закатил глаза бард. — А теперь вы наконец-то дадите мне закончить?
— Это была самая глупая идея, о которой вообще можно было подумать! — проворчала Флаттершелл, взглянув на то, как обессилевший бард с приклеившейся к его морде счастливой улыбкой спадает на палубу под звон развязанной якорной цепи. — Как до этого вообще можно было дойти?
— Но ты ведь сама привязала его к мачте, — напомнил Сигурд. — И даже воткнула ему в рот кляп, чтобы он не подпевал.
— Мне просто давно хотелось это сделать, — махнула хвостом кобылка. — Эй, птица! Куда нас забросило в этот раз?
— Откуда мне знать? — пробубнил Хугин, кружащий вместе с приятелями в небе над кораблем. — Я вам кто, проводник или картограф? Но, если вам так уж интересно, я могу провести небольшую экскурсию. К примеру, гляньте, как чудесно колышется поражающее своей красотой море за правым бортом. Почти так же как слегка утихшие синие волны за левым, но не так волшебно, как позади, где лазурная гладь сливается с горизонтом в медленном танце соленых вод и морских лучей. А прямо по курсу открывается вид на голубоватый простор, словно сошедший с небес для того, чтобы радовать наши глаза своим великолепием.
— Мог бы просто сказать, что мы все еще в море, и на горизонте ничего не видно — нахмурилась кобылка. — И незачем все так разжевывать.
— А я не упоминал, что ничего не видно, — заявил ворон. — Вообще-то, кое-что есть.
— Нет, он просто издевается! — закатила глаза Флаттершелл. — Можно я кину в него копьем?
— Конечно же да! — обрадовались Гунгнир и Бард.
— Конечно же нет! — в один голос промолвили вороны и Сигурд. Старсвирл промолчал — его вдруг серьезно заинтересовала подкладка его шляпы.
— Вообще-то, — кашлянул Мунин после нескольких секунд виновато пошаркивающей копытом тишины. — Там впереди остров. И мы как раз к нему приближаемся.
Остров оказался всего лишь средних размеров лоскутом земли с разбросанными повсюду рощами, высокой горой, неизвестно зачем приклеившейся к правому его берегу, бухтами, удобными для стоянки только в том случае, если ваш корабль умел передвигаться по воздуху, скалистым побережьем, гостеприимно ощерившимся острыми зубьями утесов, и общей атмосферой того, что если в прошлом этот остров и откололся в незапамятные времена от большой земли, та была только рада от него избавиться. Но, что было всего удивительней, на левой его сторону, где лес страдал крайней степенью облысения, а скалы могли показаться гладкими только с помощью всей силы вашего воображения, примостилась деревенька, дома в которой, судя по общему их состоянию, были построены из обожженной грязи. Короче говоря, это был самый обычный остров на Краю Света, и ничего, как обычно, не предвещало никакой беды.
— Эгей! — радостно подпрыгнул синехвостый жеребец. — Так это ж наш остров!
— Чистая правда. Тут ты меня раскусил. Интересно, как же ты догадался? — подивился бард. Если бы в тот момент капля его сарказма упала на землю, она прожгла бы даже самый прочный булыжник и слой почвы под ним до самого уровня моря.
— Ну, ты сказал про скалы и гору на правом берегу, так я сразу и смекнул, что тут не так все просто… — взахлеб принялся рассказывать пони, светившийся от счастья как раскаленный слиток вольфрама. — Как-то так.
— Да? Отлично, — кивнул Бард. — Кто-нибудь еще хочет что-то добавить?
— ...Нет, конечно, были сомнения насчет леса, но когда я услышал о деревне, я сообразил, что соседним островом это быть никак не может, так что…
— Да, да, — простонал бард, пытаясь заткнуть фонтан размышлений. — Мы на самом деле все прекрасно поняли…
— … Но тут мне ударила в голову мыслишка, а что если есть и другая деревня? Это, не спорю, заставило меня напрячь извилины, но тут ты сказал про грязь, и будто озарение наступило. Тут же понял, что вот она — разгадка! Ну и как сказану…
— Ты закончил? — наконец спросил бард, задержав дыхание на всякий случай.
— Гм… Да, конечно, — простовато улыбнулся синехвостый.
По толпе прокатился вздох облегчения. Бард осторожно поводил головой из стороны в сторону.
— Кто-нибудь из честных пони еще желает высказаться? Нет? Замечательно. Потому что мы продолжаем с того самого интересного момента, когда наша героическая команда отважно причалила к незнакомым берегам, и я, как бесстрашный лидер и мужественный командир, решил добровольно отправиться исследовать земли, на которые еще не ступало копыто единорога…
— То есть, вы опять меня выгоняете? — удивленно переспросил Бард. — Совершенно одного, в эту дикую глушь, где может таиться все, что я могу себе представить? У меня весьма неплохое воображение знаете ли…
— Мы тебя не выгоняем, — устало вздохнул Сигурд. — А просим отправиться на разведку. Да, мы все помним, что было в прошлый раз. Да, мы будем осторожнее в случае какой-либо опасности. Нет, Флаттершелл, ничью голову мы откручивать не будем. Да, даже если очень-очень сильно захочется. Нет, на этом острове не может быть ничего опасного. И да, мы поручаем это задание тебе потому, что с местными жителями ты сумеешь договориться лучше нас.
— А если вдруг выяснится, что они загадочные культисты или ужасные каннибалы? — запротестовал бард. — Такое в подобных деревеньках сплошь и рядом, яблоку негде упасть от этих неприятных личностей.
— Ну, ты из нас не самый тощий, — Флаттершелл бросила на единорога задумчивый взгляд. — Успеешь выиграть нам пару часов, пока мы не успеем отплыть от острова.
— Ну спасибо! — бард возвел очи горе. — Вы отправляете меня одного в жуткую неизвестность и даже не собираетесь меня поддержать?
— А знаешь, кобылка в чем-то пр… Кар! Я хотел сказать, удачи тебе и всего такого, — сбивчиво поправил себя Хугин и спланировал на защищенную доспехами спину пегаса. — Кстати, Сигурд, на твоем месте я бы не отказывался от этой здравой затеи. В случае чего, одну морковь резать минут пять, а парус мы поставим за две, так что…
— Я все слышу!
— Пока-пока, — невинно помахал черным крылом ворон. — Возвращайся поскорее!
“Принцесса Лета” остановилась в маленьком заливе, где берег состоял сплошь из твердой и неудобной для передвижения гальки, а спрыгнуть с корабля, не ударившись о камни ценными частями тела, включая голову и лютню, для барда оказалось весьма непростой задачей. К счастью для него, эта стоянка находилась не так далеко до заветной деревни, а галька кончилась уже на третьей полудюжине мелких синяков, так что вскоре к барду вернулось бодрое расположение духа. Он даже начал насвистывать одну из своих любимых песенок под нос, как вдруг из-за ближайшего куста — единственного на пару сотен метров вокруг цветного предмета — выскочил пепельный пони с каменистого цвета гривой. Угловатыми формами своих копыт и взглядом, в котором и целый патруль лучших разведчиков Пегасополиса не обнаружил бы признаков великого интеллекта, он напоминал скорее оживший булыжник, чем окаменевшего пони. Или наоборот. Бард так окончательно е определился, зато успел отыскать на его боку кьютимарку в виде булыжника, что его еще больше запутало. А незнакомый жеребец тем временем фыркнул, топнул копытом и кивнул головой в знак приветствия.
— Халоа! — произнес он слегка шершавым, хриплым голосом, который вполне мог принадлежать груде известняка, подхватившей легкую простуду.
— Привет? — наконец нашелся Бард. Сейчас он стремительно изучал все то, что ему было известно об островной культуре, однако ничего, кроме того, что островитяне предпочитают селиться в основном на островах, вспомнить ему было не под силу. — Как дела?
— Халоа! — повторил пони и через секунду заговорил на безупречном каменном диалекте Эквестрийского языка. — Все отлично. Как сам? Как жизнь?
— Все просто замечательно, — кивнул в ответ Бард. — Там, откуда я родом, меня называют…
— Ну, не суть, ты и так наш гость и имеешь полное право на лучший прием, как бы тебя там ни величали, — оборвал его пони. — Можешь звать меня Камнем, если тебе удобно. Какими судьбами в наших краях?
Бард посмотрел на него с критической массой удивления в углах зрачков. Пони в форме булыжника, живущий в деревне у края света, только что спросил его о самых обыденных вещах, будто бы они были жителями двух соседних деревень, встретившимися на местной ярмарке, и даже не был поражен тому, что кто-то вообще смог миновать громадные просторы смертельно-опасного моря и добраться до его родной земли в более или менее живом виде. Либо Бард чего-то не понимал в устройстве этого мира, либо госпожа Эволюция посчитала, что островным пони бесполезное чувство удивления вовсе не требуется. И, глядя на обилие камней и недостаток всего остального вокруг, бард понемногу начал с ней соглашаться.
— Просто плыл мимо и решил остановиться на небольшой отдых, — единорог неопределенно махнул хвостом в сторону стоянки корабля. — Кстати, Булыжник…
— Камень.
— Ну, не суть, — в тон барда добавилась едва заметная капля иронии, тут же перелившая через край чаши, полной сарказма. — Как же называется этот прекрасный остров?
— Наш остров? Он… — земнопони задумчиво почесал гриву, к удивлению барда оказавшуюся вовсе не каменной. — Называется… э-э… Просто Остров?
Огонек интереса в глазах Барда мгновенно накрылся чугунным тазом. Он, конечно, представлял себе, что бывают пони, которые прекрасно живут на свете, не пользуясь воображением вообще, но настолько печальную картинку даже и представить себе не мог. Если бы на воображение можно было что-нибудь купить, Бард давно восседал бы в собственном дворце на золотом троне, в то время как этому пепельногривому земнопони надо было бы работать весь день, чтобы оплатить хотя бы ночлежку под мостом. К огромному его везению, земля, богатая лишь камнями, грязью, камнями, каменными породами и прочими камнями всех форм и размеров, и не должна была породить гениальных творческих личностей всех времен и народов, а дворец из золота даже в воображаемом мире барда находился только на середине постройки.
— Просто Остров, — пробормотал Бард. — Ясно. Как насчет того, чтобы пройти в деревню?
— О, конечно, — обрадовался Камень. — Халоа, друг, чувствуй себя как дома.
— Кстати, у вас там есть что-нибудь вроде таверны? — на всякий случай, ни на что особо не надеясь, самым скучным и неинтересным из возможных способов, поинтересовался Бард, глаза которого не выдали абсолютно ничего, кроме ста процентов горящего в масштабах лесного пожара интереса.
— Халоа!
— Просто прекрасно, — расплылся в улыбке единорог. — И какое у вас все-таки отличное название Острова. В нем определенно чувствуется нотка оригинальности. Как, впрочем, и в твоем благородном и звучном имени. Я бы и сам лучше не придумал, а я в этом деле мастер, уж поверь… Кстати, совершенно случайно, у столь гостеприимного и дружелюбного пони не завалялась пара-другая свободных монет, чтобы угостить дорогого гостя, а?
— Халоа! — повторил Камень.
На самом деле бард уже смутно начал догадываться, что на языке островитян слова “Халоа” одновременно обозначает и приветствие и прощание. Но но ему было очень и очень далеко до понимания того, что, если покопаться, у этого слова обнаружится еще пара-другая дюжин значений, включая такие необходимые в жизни фразы как “Не одолжишь ли мне пару кирпичей для нового дома?”, “Убери наконец свою собаку от моего забора” и просто незаменимое “Если найдешь оранжевый флажок возле третьего треугольника, свистни в точности как сова”. Мы уже говорили о богатстве их воображения, правда?
В одном он был уверен точно. Если хоть одно из значений этого слова переводится как “ну конечно же, я настолько доверчив и щедр, что ты можешь взять себе все, что захочешь”, к этому острову они пристали совсем не зря...
— А вот с этого момента, — честно признался Бард. — Я абсолютно ничего не помню. Теперь, когда вам известна вся история моих славных деяний и подвигов, достойных войти как минимум в три четверти поэтических сборников, вы, может быть, наконец скажете мне, что же такого ужасного случилось вчерашним вечером и за что вы пытаетесь меня засудить?
— Будто ты и впрямь не понимаешь, — хмыкнул судья. — Оглянись вокруг! Посмотри, в каком состоянии находится наша деревня, которую ты, несмотря на все свое пустое бахвальство, до сих не спас! Три сарая, две совсем новые хижины, пять скамеек во дворе таверны — все разгромлено и превратилось в груду обломков! Не говоря уже о том, что ты так и не заплатил за выпитый сидр!
Бард удивленно оглянулся вокруг. Когда он в первый раз осматривал дома, окружающие площадь, он и правда не заметил разницы между слепленными в одинаковые формы холмами из грязи и камня с крышей из старой соломы, и только при ближайшем рассмотрении ему в глаза бросилось то, что некоторые из них и правда выглядели слегка сильнее похожими на кучи хлама, чем остальные. На некоторых из кусков того, что раньше, вероятно, служило подобием каменной кладки, Бард разглядел длинные и глубокие царапины, оставленные чем-то вроде пятерки огромных когтей. Вряд ли он смог бы сотворить что-нибудь подобное сам, ведь самое худшее, что он мог сделать, даже выпив критическую норму интересных пенящихся напитков, — это забыться и в кои-то веки оплатить заказ. Но бард был уверен, что с корабля он сошел без единого бита, и уж точно смог бы вспомнить об этом ужасном пятне на своей репутации утром, так что волей-неволей ему пришлось признать, что ничем подобным он вчера не занимался и что тут замешано нечто более огромное и чудовищное, чем один веселящийся бард и одна почти что трезвая лютня.
— Я не мог этого сделать, — заявил единорог, все еще гадая, какому из дюжины леденящих его воображение образов могут принадлежать когти такого размера. — У меня и сил-то на такое не хватит...
Староста шумно втянул в себя воздух. Казалось, в тот миг он готов был утопить барда в потоке самых изысканных и вежливых выражений, которые только могут прийти на ум пони, отличающемуся от вулкана, стоящего над пропастью нервного срыва, лишь формой клубов вырывающегося пара, однако в тот самый миг, когда первые слова уже готовы были упасть на стыдливо съежившуюся землю, его историческую тираду прервал Смарти, который подскочил к нему и быстро зашептал что-то на ухо. Старый земнопони медленно выпустил воздух, поправил съехавший парик и весело улыбнулся барду. Всего через тридцать лет знаменитая волшебница Кловер Премудрая в своем труде «Сборник самых ужасных зверей, растений и предметов мебели в Эквестрии» опишет оскал мантикоры теми же самыми словами, что в тот момент пришли в голову к Барду, разве что определение «леденящий душу до кончиков копыт взгляд» она посчитает слишком уж красочным определением. Тем не менее, барду вполне хватило и этого набора, чтобы с опаской отступить назад. Судья тем временем еще раз подозвал к себе Смарти и негромко отдал ему какой-то приказ. Писарь кивнул и повернулся к Барду.
— Фактически, — начал он. — Ты действительно не имеешь никакого отношения к разрушению данных построек — неделю назад их задел упавший на наш остров ужасный монстр, утверждавший, что он застолбил за собой этот участок земли в прошлом веке и что мы не имеем никакого права селиться на его земле. Однако, он разрешит нам остаться здесь, если за неделю, которая заканчивается сегодня, мы отправимся в его пещеру и решим наисложнейшую из его загадок. От нас может пойти только один доброволец с одной попыткой. К нашему счастью, чудовище обещало оставить нас в покое на целый год, даже если его загадка не будет решена, вот только тот, кто не смог найти верного ответа подвергнется ужасной каре. Какой именно я, к сожалению не помню, но там определенно было что-то про весы, редьку и наждак... Итак, суд спрашивает тебя, неизвестный бард, готов ли ты добровольно рискнуть своей жалкой шкурой ради спасения нашей славной деревни?
— Вы серьезно? — опешил менестрель. — Конечно же нет!
— Халоа, — подал голос судья, повернувшись к толпе. — Как вы все видите, он повторил свой вчерашний ответ! А по нашим законам, или что там накопал Смарти во всех этих книженциях, отказ от добровольного самопожертвования считается за преступление и карается принесением в жертву. Уже не добровольным. Таков вердикт суда. Всем спасибо, все свободны.
— Но... Но... Но у вас ведь наверняка нет такого закона! — запротестовал приговоренный.
— Не было, — поправил его Смарти. — До вчерашнего вечера.
— А как же то, что все пони должны следовать идеалам гармонии и дружбы, без которых путь к нашему общему светлому будущему для нас закрыт? — взмолился Бард. — Как же принципы добра и взаимопонимания, которые открывают нашим душам дорогу к процветанию?
— Халоа! Прекрасные слова, — кивнул Смарти. — Мы обязательно выбьем их на памятнике, который тебе поставим.
— Но ведь через год монстр вернется! — Бард ухватился за последнюю ниточку логики толщиной всего в несколько микронов здравого смысла. — И снова придется отправить кого-нибудь для решения его загадки! Вы не сможете делать так вечно.
— Ну, у нас будет целый год, чтобы обдумать ответ, — Смарти махнул хвостом двум крепким жеребцам каменно-серого цвета, стоящим возле площади. — Булыжник, Известняк, приведите приговор в исполнение! Только веревку найдите покрепче. Не хочется потом скакать за ним по всему острову...
— И не придется! — в оживленный шум радостной толпы вонзилась звонкая нотка до боли знакомого, в самом буквальном смысле этого выражения, Барду голоса кобылки: из-за угла того, что лишь в самых смелых теориях можно было назвать улицей, выскочила троица пони, вооруженная двумя копьями, решительной отвагой в глазах и безумной тягой к эффектному героическому появлению в самый последний момент. Хотя по мнению барда, для еще более жаркой кульминации, им следовало явиться на пару минут позже. Не то чтобы он не был рад их скорому появлению, нет. Просто его внутренний художник порой был слишком большим любителем излишней драмы...
— Отпустите его! — потребовал Сигурд, снимая Гугнир с лямки на боку доспеха. И, немного подумав, совершенно искренне добавил, — А не то я просто не знаю, что сделаю!
— Да! — в один голос поддержали его Флаттершелл и Старсвирл. Первая приняла угрожающую стойку, наглядно демонстрирующую всю тяжесть ее стальных накопытников и остроту копья, а второй воздвиг между собой и толпой нечто вроде наспех придуманного волшебного щита цвета клубники со сливками. Со стороны смотрелось очень даже неплохо, если только на мгновение забыть о том, что пять дюжин пони стояли напротив них, сжимая в зубах весь спектр колющих, режущих и поджигающих предметов, доступных среднему земнопони из глубинки и выглядели как небольшой лесок из остро заточенной стали, что с безопасной высоты птичьего полета все же выглядело чуточку эффектнее.
— Даже так? — удивился староста. — Нашлись те, кто готов спасти этого неудачника? Вы выглядите как настоящие герои: смелые и решительные, так почему же вы захотели рискнуть собой ради его освобождения? В этом нет чести…
— Я тебе сейчас такую честь покажу! — распалилась Флаттершелл, гневно топнув копытом. — На всю жизнь запомнишь. Дай только мне до тебя добраться, а там я тебе покажу, почему мы не бросаем друзей в беде и что мы делаем с теми, кто их в эту самую беду загоняет!
Сигурд и Старсвирл беспокойно переглянулись. В отличие от разозлившейся кобылки, они успели прикинуть примерное соотношение сил и благоразумно решили, что истинно-героические смелость и решительность немного пасуют перед не-столь-уж-героической смелостью, решительностью и численным превосходством двенадцать к одному. Флаттершелл бросила в мордочку старосты еще пару весьма интересных фраз, а затем, заметив, как осторожно пятится назад Старсвирл, резко замолчала, дав наконец возможность высказаться своему противнику.
— Халоа! Браво, мазель, браво! — радостно хохотнул староста. — Ваша речь, особенно та часть, в которой говорится, что станет с моим хвостом, если я вдруг откажусь, запала мне в сердце, — он негромко топнул копытом, призывая всех жителей обратить на него внимание. — Дорогие друзья! Суд изменил свое решение. Бард признается полностью невиновным, так как у нас и правда нет причин запихать его в мешок и скормить нашему ужасному соседу. Подсудимый оправдан! Освободите его из под стражи…
Мордочки четырех героев расплылись в счастливых улыбках. Взгляды, поздравляющие с победой, связали их друг с другом, а бард наконец-то смог вздохнуть свободно, когда с его копыт отвалились ржавые колодки.
И возьмите этих троих! — нахмурился судья. — За то, что они посмели прервать заседание самого справедливого в мире суда! Такое ужасное преступление не должно остаться без наказания! Отыщите их корабль и не давайте им уплыть с острова до тех пор, пока они не избавят нас от монстра! Сегодня вечером мы оставим их возле его пещеры. Так решил суд. Всем спасибо, все свободны. На этот раз окончательно. И, да, в этот раз нам понадобятся целых три мешка…
Старсвирл был удивлен.
Нет, даже поражен, шокирован, обескуражен, потрясен, ошеломлен этим внезапным известием, свалившимся на него как гром среди ясного неба. И это было лишь малой толикой того, что мог передать его словарный запас — десятка приличных слов, чтобы выразить все свое негодование, ему определенно не хватало. А ведь еще недавно он как жеребенок радовался тому, что все оказалось настолько простым, но только до того, как староста не озвучил свое ужасно несправедливое решение. Несколько секунд стояния с открытым ртом, жалкая попытка забросать ликующую толпу букетами из георгин — и вот он уже четверть часа плетется по дороге с мешком на голове и явным чувством того, что над его шеей нависло нечто холодное, острое и почему-то напоминающее о поспевшем урожае.
Но это было вовсе не самой худшей из его проблем.
Старсвирл нервно сглотнул. Интересно, чем он думал, когда предлагал выманить чудовище на живую приманку? Остальным, конечно, идея понравилась, и теперь они сидели в засаде за огромным валуном справа от дороги, в то время как волшебник, дрожащий как шкаф глиняной посуды в эпицентре крупного землетрясения, смотрел прямо в зияющую у подножия скалы пещеру, из которой уже пару раз весьма подозрительно не доносилось никаких необычных звуков.
— Эгей, — негромко позвал волшебник. — Есть тут кто-нибудь живой? Скажите, что нет, и я сразу уйду, честное слово…
Дуновение ветра легонько потрепало острую верхушку его шляпы. Единорог уже хотел напомнить себе, что не стоит бояться обычного движения воздуха, как вдруг сообразил, что ветер такой не может дуть на него прямо из скалы — подобного настойчивого напора воздуха просто не бывает. Если только… Шерсть на лбу Старсвирла покрылась ледяными испаринами. Нет, нет и еще раз нет. Даже у мантикоры не может быть такого размаха крыльев — для этого нужно нечто побольше, потяжелее и гораздо ужаснее…
— Кого к нам приглашает этот дивный вечер? — промурлыкал мелодичный голос, эхом отдавшийся от стенок пещеры и ударивший единорога прямо в душу, которая в тот момент спустилась чуть ниже копыт. В темноте пещеры засветилась пара изумрудно-зеленых глаз. — Кто-то хочет познакомиться с нами поближе?
— Я, наверное, ошибся адресом, простите, — пролепетал волшебник. — Можно как-нибудь в другой раз зайти?
Глаза начали приближаться, и вместе с ними к Старсвирлу придвинулось нечто действительно живое, большое и, судя по грации движений, подобной наводнению, и бесшумности шагов, которые были незаметнее подкрадывающегося сердечного приступа, довольно хищное. В ночной темноте волшебник успел заметить длинный хвост с кисточкой, два поистине впечатляющих крыла, тело большой кошки и голову с симпатичной мордашкой юной кобылки. Старсвирл пригляделся. Да, так оно и было — миловидное выражение, обрамленное ореолом ниспадающей гривы, в которую даже был вдет белый цветок, не шло ни в какое сравнение с четырьмя наборами пока что сокрытых когтей.
— Кто ты? — спросил волшебник, зачарованно наблюдая, с какой грацией она подходит на расстояние одного точно рассчитанного прыжка.
— Я — Сфинкс, — улыбнулось странное существо. — А ты, как видно, смельчак, который разгадает мою загадку? — тут Сфинкс приподняла лапу и как бы невзначай выпустила пять остро заточенных лезвий. — Или же ты пришел, чтобы пострадать за свою глупость? В конце концов, приходить сюда в одиночку было не самым гениальным решением в твоей жизни. Возможно, даже последним не самым гениальным решением…
— Он не один! — воскликнул Сигурд, выходя из-за камня вместе с решительной Флаттершелл и пытающимся укрыться за их спинами Бардом, который уже пожалел о том, что согласился добровольно пойти с ними. — Загадывай свою загадку, чудище! Найдутся те, кому твоя бессердечная жестокость придется не по нраву, и тогда...
— Фи, как некультурно, — надулась Сфинкс. — А вот возьму и не буду!
— ...Ибо не вечно нести роду пони страдания от монстров, подобных те… Кхм… — запнулся Сигурд. — Прости, что?
— Не хочу загадывать загадку, — зевнула Сфинкс. — У меня сегодня голова болит, да и вообще, настроения нет.
— Но… Но… — попытался найти подходящее слово Бард. — Ты ведь Сфинкс! Загадывать загадки — суть твоей жизни и все такое. Тем более, что ты сама нас позвала…
— Ох, нет, вы меня просто утомили, — Сфинкс расправила два могучих крыла и сладко потянулась. — Ну ладно, будет вам загадка. Только помните, что попытка у вас всего одна, а наказание — хуже, чем Смерть.
— ПРОСТИТЕ?
— Загадывай, — кивнул Сигурд. — Нам нечего бояться.
— Как сказать, — пробормотал Бард. — Не стоит все так сильно обобщать, ох не стоит...
— Итак! Внемлите мне, смертные, — глаза чудовища загорелись бирюзовым огнем, а тон стал на пару порядков ниже и на треть потустороннее. — Кто утром не может ходить вовсе и на всех четырех, днем — еле ковыляет. переставляя по две ноги, а вечером — и стоять может лишь на трех . Ни одно существо не изменяется так, как он, ибо в бессилии своем он видит большую радость, чем в том, что от него избавился… Я готова выслушать ваш ответ! У вас есть всего полдюжины минут, чтобы подумать над ним, не больше!
— Ой, ну это ведь совсем просто, — зевнул Бард. — Нам и трех секунд хватит.
— И… Что же это? — недоверчиво спросила Флаттершелл. — Помни, у нас всего одна попытка.
— Я абсолютно уверен, — кивнул Бард. — Ошибки быть не должно.
— Невозможно, — вздохнула Сфинкс. -За две сотни лет ни один пони Юга или Севера так и не смог найти ответа на мою загадку. Мудрецы неделями жевали свои бороды! Ученые часами пропадали в размышления! И ты, ничтожный бард, думаешь, что наконец одержишь надо мной верх? Ха! Ничего подобного!
— Ты не права, — улыбнулся Бард. — Потому что ответ…
— Ну? — нетерпеливо спросил Старсвирл.
— Это я, — торжественно заявил Бард. — Собственной персоной.
— Что? — рассмеялась Сфинкс. — Ты серьезно? Знаешь, мне надавали уйму глупых ответов, но твой просто смешон. С чего ты взял, что…
— Все просто, — пояснил Бард. — Вы просто никогда не видели меня в моей любимой таверне в Юникорнии. Там варят такой сидр, что после удачной вечеринки с утра и копытом пошевелить не можешь, днем — повезет, если дохромаешь до стакана воды с двумя онемевшими ногами из четырех, а вечером — заказываешь еще порцию, хотя уже и стоять, не опираясь на стул, не способен. И в общем-то бессилен устоять перед этим, чему я нисколько не печалюсь. Как-то так.
— Не могу поверить, — удивленно протянула Сфинкс. — Технически, это правильный ответ, но… Я ведь… Вы же не думаете, что после этого я полечу отсюда и в ужасной печали брошусь со скалы, правда? О, нет, конечно, я оставлю эту унылую деревушку в покое, но видят тайны мирозданья, из всех наиглупейших ответов, которые можно было бы дать, самый наиглупейший оказался вдруг правильным… Ну, чего же вы ждете? Просите чего-нибудь уже, и покончим с этим поскорее. Только не говорите, что у вас ничего нет, знаю я эти “ничего”. Ух, дайте мне еще пару веков, и я придумаю такую загадку, что у вас аж глаза на лоб вылезут и гривы повыпадают… Дайте мне только время… Ну и ну! Надо ж было так проколосться...
— О, великая Сфинкс, — почтительно произнес Сигурд. — Прости, если наша просьба покажется тебе дерзкой, но не могла бы ты указать нам путь к владениям Принцессы Зимы и сказать, что замышляет она и как ей противостоять?
— Ну конечно, дорогой мой, я тебе расскажу, — кивнула Сфинкс. — Но сначала мне потребуется дар от каждого из вас, дабы я смогла заглянуть в недалекое будущее и понять то, о чем вы хотите знать. Но помните, дабы ваше путешествие было успешным с моими точными предсказаниями, дары должны быть действительно дороги вам...
— Возьми мой шлем, — тут же склонил голову Сигурд. — Ради благого дела да будет так.
— И мое копье, — сухо кивнула Флаттершелл.
— И мою шляпу, — грустно добавил волшебник.
— Нет… — прошептал Бард. — Вы меня не заставите… Только не это… Она ведь дорога мне как я сам! Моя верная спутница… Ох, прости, милая, но нам похоже придется расстаться, и никаких шансов у нас нет. Да, мне тоже грустно, поверь, но такова судьба. Знай, что на свете не было подруги лучше тебя, и я… Я буду очень скучать… Прости меня, пожалуйста, — он со вздохом положил лютню к остальным дарам. — И помни, что мое сердце останется с тобой навеки...
— Так тому и быть! — возвестила Сфинкс.
Кучка сложенных предметов загорелась ярко-голубым пламенем, и бард еще долго смотрел на то, как догорает корпус его музыкального инструмента, без которого он не представлял своей жизни, без которого он не мог быть собой в самом полном значении этих слов. Еще долго картина объятой языками пламени лютни будет вставать перед его глазами, еще долго он не сможет простить себе этой жертвы и еще долго он не сможет забыть, какую цену он принес для того, чтобы этот поход увенчался успехом… Это было самое печальное расставание в жизни Барда, и никто в тот момент не мог его утешить. Невидящим взором он посмотрел вперед — Сфинкс все так же стояла в трансе, покачиваясь то взад, то в вперед и не говорила ни слова. Менестрель уже было решил, что ничего не получилось, как вдруг она застонала и завалилась на правый бок…
— Что? Что случилось? — подскочил к ней обеспокоенный Сигурд.
— О, горе нам, — прошептала Сфинкс. — О, нет… Только не это! Оно… Оно пробудилось. И оно… уже… близко...