Лечебница
Глава 2
Твайлайт Спаркл медленно выбиралась из бездны, шаг за шагом таща вверх по склонам абсолютной тьмы свой налитый свинцом разум. Со всех сторон вокруг нее вилась темная завеса метели из чернейшего снега. Агонизирующая боль. Все ее лишенное шерсти тело изуродовала паутина мелких порезов. Повсюду носились острые осколки замороженных теней и ранили ей плоть — больше ничего не шевелилось в неестественно неподвижном воздухе.
Ей оставалось лишь только закрывать ногой глаза, пока они обрушивались на беззащитную кожу, оставляя после себя страшные, но бескровные раны, которые затягивались столь же быстро, сколь и возникали, будто неделя, требующаяся на нормальное заживление, проходила меньше чем за несколько минут. Вместо боли каждый порез оставлял после себя медленно втекающее в мышцы онемение. Ноги казались свинцовыми, а легкие не слушались.
Кинжалы, выкованные из ничто, продолжали свой танец в неподвижном воздухе с диким, хищным восторгом, но она все равно шла вперед. Тишина оглушала. Кругом вилась снежная буря пустоты, что не состояла ни из снега, ни из ветра, и она поглощала все звуки столь же легко и быстро, как поглощала и ее силы. Метель сомкнулась вокруг одинокого единорога тесным кольцом, подобно стае голодных волков, окруживших раненое животное.
Охота подходила к концу.
Твайлайт упорно продолжала карабкаться. Земля под копытами уходила вверх под болезненно крутым углом. Она рискнула приоткрыть глаза, чтобы глянуть вперед и удостовериться, что движется к цели. Цель была на месте. Тепло облегчения приостановило всепоглощающее онемение на несколько блаженных мгновений, но вскоре сдалось ему все равно.
Над ее головой сияло пятно света, яркости которого как раз хватало, чтобы пробивать насквозь атакующую ее тьму. Ничего больше не могло проникнуть сквозь облако иззубренных теней. Земля под копытами — скучный, безликий камень, лишенный всяких признаков жизни — казалась такой же равноправной частью бури, что и ледяные нити, вытягивающие из ее тела все силы. Тьма вокруг была столь же вечна, как древние руины Седельной Арабии, и столь же мертва.
Твайлайт стиснула зубы и продолжила переставлять одно копыто за другим. Свет становился ближе — ближе, чем был еще недавно. И этот простой факт сам по себе придал ей уверенности, даже несмотря на медоточивые слова, сулившие ей отдохновение от всех страданий, если она просто сдастся. Пустота говорила с ней без голоса, дразнила ее же собственными сомнениями. Она практически чувствовала, насколько же тьма желает, чтобы она поддалась ее острой, как бритва, ласке.
Она упорно шла вперед. Она должна достичь света — ничто больше не имело значения. Больше ни на что она не могла положиться в этой тьме.
Твайлайт резко вдохнула и почти остановилась на месте, когда вдруг безо всякого предупреждения свет рванулся ей навстречу, взметнулся ввысь и заполонил все ее поле зрения, подобно горе сверкающего золота. Свет объял ее со всех сторон. На какой-то краткий момент она сопротивлялась его касанию. После вечности, которую она тонула в тенях, прикосновение света дня к ее плоти казалось чуждым, но едва она почувствовала это умиротворяющее тепло, как поняла, что ей совершенно нечего бояться. Она нашла свое спасение.
Когти льда упорно впивались ей в плоть, и порожденная бездной буря не желала разжимать своей хватки даже после того, как ее начало растапливать тепло солнца. Теневые конечности распадались под теплыми касаниями его лучей. Буря замерцала и развеялась, оказавшись вблизи от солнца, ее бестелесная форма размоталась, как клубок шерсти в лапках энергичного котенка.
Твайлайт должна была ослепнуть. Она глядела прямиком на солнце, и отчасти она наслаждалась полным отсутствием боли. Но она не ставила под сомнение эту способность, не обращала внимания на ее невозможность. Солнце не способно ее ранить, никогда. Она — его верная ученица, а оно — ее возлюбленный наставник.
Пустота бесшумно бесновалась, упустив свою жертву, отчаянно пыталась достать ее чернильными щупальцами, будто разъяренное головоногое. Нити темноты в полном бессилии испарялись в лучах новорожденного солнца еще задолго до того, как успевали дотянуться до Твайлайт. Она не заметила толком, когда атаки в итоге прекратились и осколки пустоты больше не в силах были сохранять свою целостность в такой близости от любящей ласки звезды.
Твайлайт больше не угрожала опасность — она осталась позади. Да и могла ли теперь? За ней приглядывает само солнце — и страж, и мать в одном лице. Свет нежно подхватил ее над землей и прижал к груди, как испуганного жеребенка, и она растаяла под этими мягкими прикосновениями.
Уютно свернувшись в материнских объятьях, Твайлайт почувствовала влагу в глазах. По ее воспоминаниям валялись, разбросанные в беспорядочной куче, ужасающие картинки: темные камеры из бетона и железа, насекомое, попавшее в сети голодного паука, бесконечный лабиринт, клаустрофобия, фотография. Последняя причиняла боль сильнее всего, но она не могла вспомнить, почему. Ей нужно снять со своей души этот груз, рассказать солнечному свету о своих кошмарах, но она не смогла найти слов. У солнца таких проблем не было.
После веков заточения в тишине даже тишайший из звуков грохотал подобно целому оркестру. Она повернула слегка уши в его направлении и потерлась носом о сферу пылающего газа. Свет говорил с ней, иначе и быть не могло! Слова постепенно набирали громкость, подобно свисту медленно закипающего чайника на плите, и Твайлайт старательно напрягала слух, пытаясь их разобрать.
—…быстрее, перекатите… ее на бок…
Твайлайт нахмурилась в напряженной растерянности: она не ожидала услышать от по-матерински заботливой звезды голос жеребца.
—… поверните голову вот так… я сказал, держите ей ноги! Хватайте, и держите крепко!
Неизвестный голос казался в какой-то степени знакомым, но она не могла его определить все равно. Несмотря на то, что ее качали жаркие ноги аватара солнечной богини, ее била дрожь.
— …не дышит. Доктор, там что-то…
Голос кобылы застал Твайлайт врасплох. Голосов пони больше, чем один. Где они находятся? Она крепко прижималась лицом к звезде: все поле ее зрения занимала сплошная стена желто-белого света. Она пыталась ответить им, но обнаружила, что столь же нема, как и прежде. А потому Твайлайт оставалось лишь нетерпеливо слушать их, выуживая, насколько ей это удавалось, краткие обрывки связного разговора.
—…очистите ей рот и введите воздуховод…
—…остановить кровотечение. Силас, держите ее голову, пока я сканирую…
—…убрала препятствие. Рой, у нее ровный пульс? Хорошо, значит введите ей двадцать единиц…
—…переломов нет.
—…еще всего пару швов, и…
—…какая-то аллергическая реакция? Может…
—…грузите на каталку. Почти закончилось уже, кажись.
—…назад в ее комнату. И оставайтесь с ней, пока не кончится действие! Мы не можем рисковать еще одним таким эпизодом…
—…всего два часа или около того…
—…позовите…
Нет, вернитесь! Твайлайт отчаянно желала услышать еще, но голосам не были интересны ее желания, и вскоре они затихли. Вновь погруженная в тишину, она размышляла над только что услышанным. Обрывки фраз, которые ей довелось выловить — просто бессвязный шум. Но голоса — они говорили будто в большой тревоге и спешке. Они упомянули швы и… и кровотечение. Твайлайт нахмурила лоб. Кто-то, похоже, поранился.
Беспокойство утекло прочь рекой, когда в ее члены проскользнула червем усталость. Твайлайт зевнула. Голоса говорили о чем-то важном, но, что бы то ни было, оно уже закончилось.
Не в силах более держать глаза открытыми, она сдалась неизбежному. Ноги вновь налились тяжестью, и онемение мгновенно распространилось по всему телу, возвращая воспоминания об осколках эбенового льда. На этот раз чувство было иное, хотя она не могла объяснить, почему. Она уютно свернулась под боком у теплого солнца и отпустила прочь эти мысли из утомленной головы. Думать о таких вещах было слишком тяжело.
Пусть все волнения подождут. Некуда спешить.
Просто немного поспать…
На пробуждение во второй раз ушло гораздо больше времени. Теперь в глаза не бил обжигающе яркий свет, который выкинул ее из снов в прошлый раз; она просто медленно вынырнула из дремоты.
Во второй раз в то же время было и гораздо больнее. А точнее, когда Твайлайт наконец-то смогла открыть глаза, она ощутила боли куда больше. У нее задеревенели ноги, а мышцы болели так, будто во сне она пробежала марафон. Пластырь на носу закрывал собой еще один источник неприятных ощущений. Даже глотка ее болела, и этот дискомфорт накладывался к тому же на кислое послевкусие рвоты. Все тело отказывалось подчиняться приказам и казалось стеклянным, чужим — будто плохо сидящее платье, пошитое на другую пони.
Твайлайт понадобилось некоторое время, чтобы, пробившись сквозь густой туман, облепивший ее мысли, понять, что она смотрит на унылый потолок. Больница… я по-прежнему в больнице. Твайлайт шумно вздохнула и вновь закрыла глаза. Почему ей никак не проснуться от этого кошмара?
— О, ты проснулась! — воскликнул пони с не меньшим удивлением, чем у нее. Над ней в поле ее зрения влезла голова серебристого жеребца. Совладав с собой, он ободряюще ей улыбнулся. — Замечательно, что ты пришла в себя. Ты проспала уже довольно долго.
Он поднял ей ногу, продолжая говорить:
— Только дай мне минуточку — мне надо проверить твое самочувствие, хорошо, Твайлайт? — он оттянул ртом рукав бледно-зеленого халата на своей свободной ноге, под которым скрывались часы. Положив свое копыто под ее, он сосредоточенно уставился, высчитывая ее пульс, на маленький циферблат.
Твайлайт проскрипела что-то неразборчивое. Она нахмурилась и попыталась собрать хоть каплю влаги во рту. Трудности с речью стали в последнее время регулярной и раздражающей частью ее жизни, как она заметила про себя.
— Что… случилось? — наконец смогла она спросить, чувствуя, что каждое произнесенное слово скребет по глотке, как наждачная бумага.
— У тебя случился эпизод в кабинете доктора Роуза, Твайлайт. У тебя был припадок, и когда ты потеряла сознание, то немного ушиблась, — его взгляд скользнул к пластырю на носу. — К счастью, ничего серьезного. Пара синяков, два-три шва, вот и все. И, — он отпустил ее ногу, — твой пульс в полном порядке, так что никаких проблем тут быть не должно.
Твайлайт попыталась сесть прямо. Несмотря на изнеможение, она смогла приподняться на пару дюймов, о чем сию же секунду пожалела. Желудок зловеще крутанулся, и стены комнаты пошли кружиться и танцевать, как пьяные балерины. Она бессильно рухнула обратно в постель и закрыла глаза, чтобы сдержать внезапную волну головокружения.
— Ого, осторожнее, тебе не стоит так рано двигаться, — мягко укорил он ее. — Действие анестетика еще не закончилось. Подожди пока еще минуточку. Ты же не хочешь, чтобы тебя опять затошнило, да?
— Они… меня… вырубили? — спросила она сквозь стиснутые зубы, плывя по волнам головокружения, подобно утлой лодчонке в бушующий шторм. Неудачный выбор метафор определенно не помогал делу, как она подумала, с трудом умудряясь удерживать содержимое желудка на положенном месте.
— Обязаны были, к сожалению. Твоя паническая атака пробудила какую-то особую реакцию на новое лечение. Мы предпочитаем не пользоваться анестезией без острой необходимости, но иногда бывает, что пациент может навредить самому себе или помешать медицинской помощи.
Кружение плавно замедлилось и остановилось, в итоге позволив Твайлайт соскочить наконец с этой будящей тошноту карусели. В голове у нее крутилось немало вопросов к жеребцу: где она сейчас? Как долго она пробыла без сознания? Все по-прежнему считают ее сумасшедшей? Впрочем, все ее мысли были сейчас сосредоточены на одной гораздо более важной вещи:
— Воды.
— О! Конечно, Твайлайт. Главное, не двигайся и дыши ровно и глубоко, а я скоро вернусь, — сказал он, вновь улыбнувшись, и скрылся из виду.
Твайлайт так и поступила. Держа глаза закрытыми, она сосредоточила все свое внимание на дыхании, заглушив все прочие волнения. Ее грудь вздымалась и опускалась при каждом целеустремленном вдохе и выдохе. На удивление, такое упражнение оказалось очень эффективным, и к тому времени, когда вернулся жеребец, ей уже больше не казалось, что живот готов взорваться в любую секунду. Мир остановил свой бурный танец, и к ее бескрайнему облегчению, оставался в неподвижности, пока доктор помогал ей принять сидячее положение.
Твайлайт почувствовала дежавю, когда он поднес к ее губам чашку. Ее копыта были слишком слабы и слишком сильно дрожали, чтобы справиться с такой нелегкой задачей. Вода казалась даром небес: она смыла вкус застарелой рвоты и избавила ее от боли в пересушенной глотке. Видя, как он осторожно поит ее с копыт, она вдруг осознала, насколько же сильно она скучает по возможности самостоятельно пользоваться магией. Ей было стыдно, что за ней так ухаживают, как за младенцем… опять.
Ну, по крайней мере, на этот раз никаких непроливаек.
— Теперь лучше? — спросил он, как только она допила последний глоток.
Твайлайт кивнула.
— Да. Гораздо лучше, — сказала она. Ее голос, так же, как и все тело, ощущался куда слабее желаемого, но, впрочем, она уже чувствовала, как в члены возвращается жизнь. — Спасибо, доктор…
— Дример, — закончил он, смахнув несколько рыжих волос с глаз. — Я главный анестезиолог здесь, в Бродхуфе. Доктор Роуз хотел, чтобы я лично присмотрел за тобой. После случая в его офисе были некоторые беспокойства по поводу того, как ты сможешь перенести успокоительные. Как он мне сказал, у тебя довольно сильные побочные эффекты от лечения, а потому мы беспокоились о возможных реакциях.
Он похлопал ее по плечу и, сложив у нее за спиной несколько подушек, помог ей к ним прислониться.
— К счастью, все сейчас, похоже, в порядке, так что больше можешь об этом не волноваться.
Твайлайт попыталась поднять одну ногу. Ей с трудом удалось донести копыто всего-то полпути до груди, прежде чем его тяжесть стала невыносимой. Оно тут же бессильно рухнуло обратно.
— Я не чувствую себя так уж в порядке, — тихо сказала она.
— Не волнуйся, тебе просто нужно подождать, пока тело не справится с этим само. Успокоительным нужно время, чтобы прекратить свое действие. Но все равно ты еще довольно долго будешь чувствовать большую слабость. Припадки — это всегда непростая вещь.
Даже пока он говорил эти слова, Твайлайт ощущала, как седативный эффект ослабляет на ней свою хватку, впуская обратно в тело чувства и тепло, медленно, со скоростью ледника в океане. Что ж, значит, он не лжет хотя бы по поводу этого. И все же от слов доктора у нее в животе формировалась ледяная яма. Она не была готова к столь скорой новой встрече с той болью, а потому пыталась игнорировать воспоминания о произошедшем в кабинете.
— Можно мне еще стакан воды?
— На самом деле, если хочешь, можешь подождать пару минут, и я принесу тебе еды и заодно соку. Большая часть твоего завтрака, э, оказалась на полу у доктора Роуза. Так что, в самом деле, как только головокружение окончательно пройдет, я готов поспорить — ты проголодаешься очень быстро и очень сильно.
Ее желудок согласно булькнул.
— Я, э, и правда не отказалась бы от обеда, спасибо, — сказала она, не сдержав легкий румянец на щеках. Даже с учетом всего, что она пережила за последнее время, ей все равно было от этого немного неловко. Некоторые уроки кантерлотского этикета стали ее второй натурой, и она помнила о них, какими бы ни были обстоятельства. Ее старая учительница танцев, мисс Вальс, скорее всего, умерла бы от стыда. Впрочем, мисс Вальс была, пожалуй, не меньшей королевой драмы, чем Рэрити — она умерла бы от стыда даже если бы Твайлайт ела главное блюдо салатной вилкой.
Уходя на поиски еды, он сказал, что скоро вернется. Дверь медленно закрылась за ним.
Она была не заперта.
Она была в сознании, не связана и без присмотра. Вот он — ее шанс.
Твайлайт пыхтела и кряхтела, пытаясь подняться с кровати, но тело отказывалось подчиняться. Ноги казались вырезанными из камня. Она потела, хватала ртом воздух и боялась, что стены вот-вот снова начнут тошнотворно крутиться — и она абсолютно ничего этим не добьется, только заработает еще больше слабости и тошноты. Она сдалась неизбежному и рухнула на спину, заколотив в раздражении копытами по кровати.
— Даже если ты сможешь выбраться из кровати, что же дальше? У тебя не хватает сил даже выпить воды без посторонней помощи, не говоря уж о побеге. Ты библиотекарь, а не Даринг Ду, — отчитала она саму себя вполголоса. Она угрожающе прищурилась, раздумывая над тем, чтоб выместить весь свой гнев и раздражение на подушках. Они такие мягкие, беззащитные и, самое главное, в пределах досягаемости. Она хотела разорвать их в клочья и раскидать останки по всей комнате. Совершенно бессмысленное, ненужное, жестокое и глупое действие, но — чтоб ей провалиться: если она что-нибудь разломает, ей явно станет легче!
Твайлайт ошеломленно распахнула глаза. Что со мной происходит? Она скрежетала зубами с такой силой, что они заболели, а ей потребовалось несколько секунд, чтобы вообще обратить внимание на боль. Ярость пульсировала в ней, как второе сердце, и она поразилась тому, насколько ярко она дала разгореться своему бешенству.
Закрыв глаза, она повторила недавнее дыхательное упражнение, надувая легкие до предела и медленно выдыхая весь воздух без остатка. Упражнение долгое, но оно работало. Гнев нехотя ушел, скрылся где-то в глубинах разума. Она по-прежнему ощущала его присутствие: он плавал под поверхностью океана ее мыслей подобно, караулящей добычу, ждущей шанса напасть акуле. Она не собиралась дать ему этой возможности. Твайлайт контролировала себя, только она, и больше никто.
Едва убедившись, что очередная вспышка гнева не собирается выскочить на нее из-за угла, Твайлайт позволила себе наконец расслабиться. Она поправила подушку за спиной, по-прежнему пребывая в задумчивости от невозможности объяснить свое поведение. Весь сегодняшний день ее эмоции не поддавались никакому контролю. Даже несмотря на то что она, попросту говоря, с головой вляпалась в пугающую ситуацию, такое иррациональное поведение оправданий не имело. Ей надо подойти к проблеме с точки зрения логики и разума. Задумка дойти до двери была импульсивной и глупой — она прекрасно знала, что ей на это не хватит сил. Вспышка ярости и раздражения от неудачной попытки сделать невозможное только добавила ей еще больше усталости, растерянности и, скорее всего, шанса все испортить и в будущем.
Эмоции качали ее в любую сторону, куда им вздумается, как осоку на капризном ветру. Больше такого не будет, мысленно поклялась она.
Она — Твайлайт Спаркл, личная ученица Принцессы Селестии! Она не хвастунья и не бахвалка, но она знала, что она — умная кобыла. В конце концов, несмотря на то что Эпплджек сильнее ее, а Рейнбоу Дэш быстрее, она уделала их обеих в забеге одними только мозгами. Ей нужно поразмышлять, собрать информацию и попробовать составить продуманный план для побега.
Твайлайт вновь глянула на дверь, и на мгновенье в душе у нее промелькнули сомнения, но она отпихнула их прочь. Она знала точно — у нее еще будет шанс сбежать. Она, быть может, сейчас слаба телом, но она по-прежнему сильна разумом. Только так у нее есть надежда осмыслить и понять этот мир кошмаров.
Лишенная компании и возможности двигаться, Твайлайт решила заняться тщательным осмотром окружения.
Когда она вытащила себя из бессознательной пустоты, она предположила, что вернулась в такую же камеру, где оказалась в первый раз. Но она ошибалась. Хоть эта комната была окрашена в ту же кремовую и зеленую пару цветов, что и вся остальная больница, она мало чем напоминала ту жуткую клетку, в которой она лежала в оковах. Для начала, эта комната была не настолько маленькая, что можно было коснуться всех четырех стен одновременно. Еще одной важной деталью было полное отсутствие ремней на кровати.
Твайлайт безрадостно улыбнулась. Она никогда бы не подумала, что будет судить о качестве комнаты по таким критериям.
Трудно было представить эту комнату частью той же больницы, что и те стерильные камеры. В отличие от них, в ней ощущались уют и уникальность. У противоположной от кровати стены стоял письменный стол и внушительная книжная полка, и оба эти предмета мебели были целиком погребены под настоящей горой свитков, книг и разнообразных клочков пергамента. Она медленно обвела взглядом комнатку и поняла, что та книжная полка далеко не одинока. Отнюдь не одинока.
Те немногочисленные участки стены, которые можно было разглядеть в промежутках между огромным разнообразием книжных шкафов, тоже были покрыты рядами деревянных полок и полочек, прикрепленных прямо к крашеному бетону. Вся эта коллекция мебели была в лучшем случае беспорядочна — ничего не подходило друг к другу по стилю или размеру. Древесину полок покрывали местами потертости и сколы, а многие шкафы хранили на себе шрамы от неумелого ремонта в виде слоев клейкой ленты. Единственное, что в этой комнате не выглядело так, будто держится на соплях и изоленте — это только громоздкая больничная кровать, на которой лежала Твайлайт.
Ей казалось, будто она застряла в самом маленьком и самом депрессивном магазине подержанной мебели в Эквестрии. И дела у этого магазина шли к закрытию.
Единственный объединяющий все это элемент, который попался Твайлайт на глаза — помимо того, что каждый предмет мебели годится только на свалку — это исключительно сами книги. Каждый доступный дюйм любой горизонтальной поверхности в комнате был занят какой-нибудь книгой или свитком. Не осталось ни единого свободного места. Книги стояли хитроумными стопками, похожими на карточные домики. На одном шкафу сверху лежало столько свитков, что она боялась, как бы все это нагромождение не обрушилось на нее, стоит ей просто резко выдохнуть. Деревянные шкафы и полки все как один положительно скрипели и трещали под огромным весом этой маленькой библиотеки.
Книги были как местная мебель: такие же старые и потертые. Но опытный глаз библиотекаря сразу узнал заботу и логику, с которыми они все разложены. Они лежали по своим местам, организованные настолько хорошо, насколько это возможно, с учетом того, что шкафы не слишком-то годились для своих целей и вообще еле-еле сохраняли целостность. Поиск свободного места явно был первоочередной целью, но кто бы их ни расставлял по полкам, он проделал свою работу с достойным ученого прилежанием, которое Твайлайт целиком и полностью разделяла. Быть может, этот кто-то пытался повторить впечатляющий кабинет доктора Роуза?
Она улыбнулась этой идее, обнаружив, что комната совершенно неожиданно для нее уютна. Маленькие размеры ее не волновали. Она все равно гораздо больше той камеры, в которой она побывала до того. Комната была даже немного больше ее жилища в общежитии школы — и была бы еще больше, если бы не книжные полки, занявшие большую часть свободного пространства. Комната была мала, но определенно не будила тем самым никакой клаустрофобии, а наоборот, вызывала приятные воспоминания о доме, о Понивилле. Ее приятный комфорт казался одновременно и знакомым, и расслабляющим, подобно старому одеялу, вынутому холодной зимней ночью с чердачной кладовки.
Нет, она была неправа — эта комната вовсе не депрессивна, даже несмотря на весьма помоечный и самодельный вид у здешней коллекции разношерстной и потертой мебели. Постоянный обитатель этого жилища явно пытался обустроиться здесь настолько хорошо, насколько это возможно в такой ситуации.
Твайлайт села в постели чуть прямее и поджала губы с целеустремленным видом. Если реальный пациент этой больницы способен сохранять позитивный настрой и продолжать бороться со своим недугом, каким бы тот ни был, то, значит, может и она. Она смаковала это чувство твердой уверенности, как кружку свежего сидра. Оно выгодно отличалось от утренних сокрушительных приступов страха и растерянности.
К тому времени, как вернулся доктор Дример, Твайлайт, уже без сомнений, чувствовала себя гораздо лучше. Комфортная обстановка была как бальзам на ее изможденные нервы, а анестетик уже прекратил свое действие, хоть, как и предупреждал ее доктор, даже после восстановления большей части своих сил она по-прежнему ощущала немалую усталость. И немалый голод, как она поняла, услышав бурчание живота, едва до нее донесся аромат пищи.
Она с наслаждением впилась в ромашковый сэндвич, остановившись после нескольких укусов полным ртом, только чтобы глотнуть апельсинового сока. Хлеб был черствый, а сок — несвежий, но она была слишком голодна. Жеребец усмехнулся, наблюдая за тем, как она пожирает сэндвич.
— Здоровый аппетит — это хороший признак. Значит, успокоительное почти целиком прекратило свое действие. Итак, чувствуешь теперь себя лучше? Голова больше не болит и не кружится?
Твайлайт помотала головой, стряхивая с мордочки крошки.
— Нет, сэр, ничего подобного. Я себя чувствовала… нет, я себя чувствую хорошо. Гораздо лучше, спасибо, — она не собиралась говорить доктору о скачках настроения — не стоит наводить их на мысли, что с ней в самом деле что-то не так. Вновь укусив сэндвич, она обвела свободным копытом комнату. — Почему я здесь, а не в той комнате, где проснулась утром? Разве я не должна быть сумасшедшей?
Он поглядел на нее неодобрительно из-за целенаправленно выбранного ей слова, но на приманку, тем не менее, не повелся. Вместо этого он замер в задумчивости.
— О, все верно. Тебе недавно было назначено новое лечение, так что тебя, скорее всего, положили на одну ночь в безопасную комнату. Их используют для сдерживания способных на опасные действия пони.
— Какие действия? Нападение на персонал, например?
— Такое тоже случается, — сказал он с серьезным выражением лица. — Но по большей части это реакции наподобие твоей: спазмы, внезапные припадки, приступы паники, усиливаемые текущими заболеваниями. Мы фиксируем пациентов только если их здоровье под угрозой, так что если у них возникнет какая-то проблема, мы сможем быстро оказать помощь. Эта предосторожность исключительно в интересах безопасности, как самих пациентов, так и персонала.
Он окинул взглядом ближайшую к нему полку.
— Наши долговременные пациенты получают личные палаты, наподобие твоей. Она ведь гораздо комфортнее, как думаешь? Пациентам полезно иметь собственный, личный уголок, где они могут расслабиться и хоть чуточку почувствовать себя как дома. И, с учетом того, насколько ты в прошлый раз была расстроена, мы решили, что лучше тебе все-таки дать возможность проснуться в собственной комнате.
Твайлайт остановилась посреди укуса.
— Моя собственная комната? — спросила она приглушенным от сэндвича во рту голосом.
По-видимому, доктор ее не услышал. Дример усмехнулся и продолжил идти вдоль плотно заставленной шкафами стены.
— Меня всегда поражало, как ты умудрилась уместить здесь столько книг. Серьезно, у тебя здесь будто собственная частная библиотека. И многие из этих книг весьма продвинутые, — он с осторожностью снял одну книгу с полки, стараясь, чтобы все прочие в тесной куче не посыпались разом на пол, и глянул на обложку.
Истертый заголовок почти не читался, но Твайлайт не нужно было видеть буквы, чтобы знать, какую книгу он разглядывал. «Трактат о преэквестрийских магических манипуляциях (второе издание)», написанный Найт Кэпом Старым. При всей зачитанности и изношенности Твайлайт узнала ее без ошибки.
— Твайлайт, ты очень умная кобылка. Я сомневаюсь, что смогу понять и половину написанных здесь слов, — улыбнулся он, вернув книгу на место на настенной полке. Твайлайт подавила в зародыше приступ раздражения, который у нее вызвала эта фальшивая улыбка. Казалось, будто абсолютно каждый доктор и медсестра натягивают на свои лица это же самое выражение каждый раз, когда собираются с ней заговорить. Улыбка эта, конечно, скорее всего, просто часть подхода к больным, средство, которым они успокаивают тревогу пациентов, но ее неискренность резала нервы ножом.
— Я не кобылка, — кисло пробурчала она. Комната предала ее. Уют и спокойствие, которые она ощущала, были лишь иллюзией, тщательно сработанной для того, чтобы поддержать их ложь. Вся больница целиком отражала его улыбку: обман, рассчитанный на желаемую эмоциональную реакцию.
— О, конечно же, нет, Твайлайт, — сказал он с издевательской скромностью.
Если бы она не держала свои эмоции под крепким контролем, то зашвырнула бы ему в голову чашку. Высокомерный ублюдок. Все они такие. Вместо этого она предпочла сделать еще один глоток сока, не доверяя своему языку, пока все эмоции не вернутся вновь под полный контроль. Она утолила свой гнев, яростно уставившись на доктора таким взглядом, что мог бы с легкостью расплавить сталь.
— Ну, так что же это за «лечение», о котором я постоянно слышу? — спросила она, постаравшись сменить тему до того, как сделает что-нибудь, о чем потом пожалеет. — Доктора и медсестры постоянно говорят, что у меня начинается какая-то новая программа, но они почти ничего не говорят о том, что это на самом деле такое.
— Если честно, я сам не знаю многого, — сказал он с едва заметным напряжением на лице. — Это область компетентности доктора Роуза. Все наши лечебные программы — это смесь медикаментозного лечения, терапий и магии, если тебе это что-то скажет. Я не знаю специфики истории твоей болезни, чтобы разъяснить тебе все детали.
Внезапно он просиял:
— Кстати, о докторе Роузе, как думаешь, на кого я сейчас наткнулся, когда ходил для тебя за обедом?
Твайлайт глядела на него. Тишина затянулась. Он ведь не ожидает, в самом деле, что я у него спрошу, правда?
Он продолжал выжидающе на нее смотреть. Ожидает.
— Кого? — выдохнула Твайлайт сквозь зубы, изо всех сил пытаясь разжать себе челюсти. Она вновь с интересом опустила взгляд на чашку, размышляя, насколько эффективным та окажется метательным снарядом.
— Доктора Роуза! Он был очень рад узнать, что ты начала приходить в себя, кстати говоря. Он очень волновался после того, как тебе стало плохо в кабинете. Раз уж ты пытаешься вспомнить все…
— Я помню все прекрасно, — мрачно перебила она.
—…он предположил, — продолжил он, не обратив внимания, — что один из самых лучших способов вернуть тебе часть воспоминаний — это разрешить тебе пообщаться немного со знакомой тебе пони. Так что мы договорились, что, как только ты закончишь свой обед, к тебе зайдет одна из твоих подруг. Звучит неплохо, что скажешь?
Он улыбнулся ей.
Апельсиновый сок попал не в то горло, и Твайлайт закашлялась. Подруга? Может быть, друзья догадались, где она оказалась? Несмотря на все пережитое этим утром, это слово зажгло у нее в груди огонек надежды. Но Твайлайт решительно затушила его, не желая терять контроля над своими эмоциями. Борьба с ними стала уже рутинной работой, но у нее, впрочем, не было никакого выбора. Дать им волю ей управлять она не собиралась.
— Моя подруга? — недоверчиво спросила она, придерживая оптимизм железным копытом скептицизма. Ложным надеждам больше не удастся причинить ей боль. — Кто это? Одна из пациенток, которую я должна знать? Может, еще одна пони, которая, как вы считаете, тоже больна?
— Нет, она на самом деле доктор. Доктор Роуз считает, что из-за твоего состояния тебе придется повременить пока со встречей с остальными друзьями, — объяснил он, направляясь к двери. — А теперь, я понимаю, Твайлайт, что ты помнишь не многое, но мы думаем, что если ты просто посидишь и поговоришь с ней немного, то часть воспоминаний к тебе вернется. В конце концов, ты с ней за последние два года провела очень много времени.
Значит, не одна из моих подруг. Как прогоревшая до конца свеча, тот крохотный огонек надежды, которому она разрешила гореть в своей душе, мигнул и погас. Она фыркнула. Они что, ожидают, что она поверит, будто была подругой одной из своих похитителей?
Дример высунул голову в коридор.
— Ладно, можете заходить.
— Нам не обязательно это делать, если она не готова, — тихо, с опасением сказала скрытая стеной кобыла. — Я не хочу вызвать у нее очередной припадок. Тот, в кабинете Валентино, прям скажем, меня напугал. Мож, лучше будет, если она просто еще немного отдохнет? Я не вынесу, если ей от меня станет хуже.
Ледяной змей дурного предчувствия пополз по позвоночнику Твайлайт и вонзил клыки в самое сердце, разливая по венам яд холодного ужаса. Она знает этот голос. Акцент звучал значительно слабее, чем она его помнила, но ошибки быть не могло. Никем другим она быть не могла. Она знает этот голос!
— Да не говорите глупости. Пока Твайлайт не смирится с тем, что с ней происходит, риск рецидива неизбежен. Я был с ней в прошлый раз, Эйджей, и я говорю — ничего в этом хорошего не было, — сказал Дример торопливым шепотом, не помешавшим, впрочем, словам дойти до ушей Твайлайт. — Гораздо лучше будет, если она с вами встретится на комфортной для нее территории собственной комнаты. И Валентино очень настойчиво нам напоминал, что чем дольше она проведет без восстановления памяти, тем хуже будет ее состояние.
Пожалуйста, не будь ей, пожалуйста, не будь ей, пожалуйста, не будь ей. Твайлайт повторяла эти слова у себя в голове, как отгоняющую зло защитную мантру. Холод сдавил ей грудь, и она с трудом дышала. На лбу выступил пот. Казалось, будто ей вот-вот сунут под нос ту самую фотографию. Изображенная на ней ложь выжидала, притаившись за краем зрения.
— Ага, ну, пожалуй, это уже оттягивание неизбежного, — неохотно согласилась кобыла и вздохнула.
— Ну, в таком случае заходите и скажите «привет»! — сказал Дример, безо всякой нужды подняв ради Твайлайт голос. Придерживая дверь для другого доктора, он сделал шаг в сторону. Опустевший дверной проем разверзся в сознании Твайлайт шире реального, подобно пасти какой-то голодной твари, готовой пожрать те жалкие ошметки душевного равновесия, которые у нее еще оставались. Знание о том, что ожидает ее по ту сторону, сделало страх только хуже. Не осталось больше места для самообмана. Она не могла себя больше убедить, что, может быть, она ошибается, или что к ней входит, может быть, другая кобыла.
Твайлайт знала, кто это, и она знала в точности, что ее ждет впереди, но она все равно не могла отвести взгляд. Она неотрывно глядела на дверной проем, как глядит на стремительно несущуюся землю обескрыленный пегас. Ей ничего не оставалось, кроме как сидеть, смотреть и ждать, не в силах пошевелиться из-за замерзших мышц и ледяного яда в крови. Она не смогла даже вспомнить, как надо моргать.
Она просто глядела, чувствуя, как сердце обращается в сплошной кусок льда, на входящую в комнату оранжевую кобылу в белом докторском халате.
— Ну, привет тебе, сахарок! — весело сказала Эпплджек.