Лечебница
Глава 4
— Вон там у нас комната для рисования и копытоделия. Их две — из-за разных нужд наших пациентов. В конце концов, все пони разные. Комната напротив — она для тех пациентов, которые нуждаются в большей помощи. Там в основном копытная живопись, рисование цветными карандашами, липкое копытце [1] — все в таком духе. А эта комната — для пациентов вроде тебя, которым мы можем доверить больше ответственности. Ну, знаешь, дать доступ к глине, масляным краскам и ножницам, — Эпплджек оглянулась через плечо, когда они прошли мимо двух дверей, и понимающе улыбнулась Твайлайт. — Могу поспорить, ты думаешь, что это звучит слишком по-детски — «рисование и копытоделие», в смысле, будто мы в начальной школе какой-нибудь... но, кстати говоря, творческое самовыражение может оказаться очень терапевтически полезным.
Твайлайт кивнула ее словам и тайком глянула за одно из окон. На ее улыбку она не ответила.
— Вот, а в той стороне — классы бытовых навыков, — продолжала Эпплджек, ведя ее дальше в экскурсии по больнице. Твайлайт следовала за ней, как послушная тень. Она не говорила ничего, только кивала каждый раз по подсказке в виде паузы в речи или взгляда Эпплджек. У нее на уме были заботы гораздо важнее.
Что насчет ее остальных друзей?
Этот вопрос мучил единорожку с того самого момента, как они покинули ее комнату. Ее тогда охватил настоящий трепет, когда она впервые увидела нечто от ее Эпплджек в той кобыле, за которой шла по пятам. У нее, может быть, другой акцент и она стала доктором, но если не считать изменившегося прошлого, в глубине души она была той же самой пони. Надежда — редкое чувство, и Твайлайт смаковала ее так долго, как только могла.
Их слезливые объятья прервал неловким покашливанием Дример, который сообщил им, что скоро должен быть готов ужин. После еще одного осмотра, чтобы убедиться, что Твайлайт полностью отошла от анестетика, он попрощался и ушел, оставив двум кобылам самостоятельно добираться до столовой. Воспользовавшись помощью Эпплджек, Твайлайт смогла встать прямо и выйти в коридор. Хоть у нее и задеревенели ноги, радость от свободы передвижения придала ей сил, а шагу — энергичность. Вокруг не было ни одного санитара с дубинкой, ни одной медсестры с фальшивой улыбкой и никаких следящих за ней докторов; ни одного, кроме той, кого она звала своей подругой.
Но, тем не менее, тот зародившийся в ней оптимизм продержался недолго.
Только Твайлайт дала себе расслабиться и утешиться знакомыми чертами Эпплджек из этого мира, как та вдруг обернулась к ней с радостной улыбкой:
— А теперь как насчет того, чтобы спуститься в кафетерий, сахарок? Я тебе устрою небольшую экскурсию по пути — много времени не займет. К тому же, когда мы туда придем, там будет еще несколько твоих друзей. Здорово, правда?
Твайлайт застыла. Хоть выражение лица Эпплджек излучало искренность и теплоту, слова ее пробили единорожке сердце ледяным шипом.
— Мои… друзья? — наконец спросила она, чувствуя, как возвращается неприятно знакомое промораживающее дыхание ужаса.
— О, я знаю, ты сейчас, наверное, никого из них не помнишь, — сказала Эпплджек, сдавив плечо Твайлайт в попытке ее приободрить. Не помогло. — Ни к чему этого стесняться. Я буду с тобой, так что не волнуйся ни о чем. Надеюсь, как только ты их встретишь, какая-нибудь часть воспоминаний к тебе вернется. Давай, сахарок, пойдем перехватим чего пожевать и поприветствуем друзей.
Твайлайт тупо следовала за ней, стараясь при этом взять мысли под контроль. Друзья. Ее друзья. Эта простая фраза влекла за собой ужасные последствия. Каким-то образом она умудрялась удерживать себя в неведении о том, что присутствие Эпплджек поистине значит. Но ее слова сняли завесу с разума Твайлайт, и она наконец-то смогла осознать кошмарный потенциал, который таила в себе эта безобидная фраза.
Если Эпплджек здесь… что же тогда с остальными ее друзьями?
Твайлайт онемела от чудовищных вероятностей, которые следовали из слов Эпплджек. И потому, пока та вела ее вперед и указывала копытом из стороны в сторону, демонстрируя по пути разные виды и места, она хранила полное молчание. Твайлайт по-прежнему не доверяла себе в полной мере, чтобы попытаться с ней заговорить. Что она вообще ей может сказать?
Эпплджек, шагая впереди, продолжала без умолку рассказывать о комнатах, мимо которых они проходили, но Твайлайт не слышала ничего. Ужасная фраза затопила собой все остальные слова. К ней присоединилось пять имен, каждое из которых зловеще кружило над ее мыслями, подобно стервятнику в небе над падалью.
Рейнбоу Дэш, Рэрити, Пинки Пай, Флаттершай, Спайк. Каждое имя сопровождали вспышки визуальной и чувственной памяти: радужная черточка в небесах, сверкающее в лучах солнца новенькое платье, аромат муки и сахара, мягкая мелодия птичьего пения и любящая улыбка младшего брата.
Раз Эпплджек здесь, то вполне оправданно предположить, что здесь же могут быть и остальные. Это, в конце концов, логичный вывод. Но столь же они иные, как Эпплджек? Могут ли все ее друзья быть лишь знакомыми незнакомцами, чьи лица она узнавала, но не знала абсолютно ничего о них самих? Что если только Эпплджек настолько близка к образу из ее воспоминаний? Могут ли другие оказаться для нее такими же чуждыми, как и сама больница? Она хотела спросить о своих друзьях, но при этом она боялась ответа, который может получить. А потому ее язык продолжал дремать во рту.
Твайлайт пыталась затолкать свои страхи вглубь. Она ведь не знала даже, каких именно друзей имела в виду Эпплджек. С не меньшей вероятностью могло оказаться, что в этом мире она не знает большую часть своих настоящих друзей. Логичнее всего было бы предположить, что Эпплджек имела в виду друзей из больницы — других пациентов, которые считают ее своей подругой из-за искусственных воспоминаний. Глупо бояться чего-то столь невероятного. Твайлайт в самом деле совершенно не о чем волноваться.
Глас логических сомнений звучал неубедительно. Твайлайт не собиралась верить ложным заверениям, как бы ей того ни хотелось. Пока она продолжала проигрывать в уме все, что ей известно, внутренности просто заворачивались узлом. Как это ни печально, знала она очень немногое — ей совершенно не на что опереться: нет ни единого намека на информацию о Рейнбоу Дэш, о Рэрити, о Пинки Пай. Даже Спайк — ее брат и ассистент в одном лице — будто исчез из ее жизни безо всякого следа.
А вот Флаттершай…
Трагичная история о кобыле-пегасе снова и снова всплывала у нее в памяти: такое невозможно никак проигнорировать. Она ничего не доказывала, конечно, — просто история из прошлого Эпплджек. И все же ее попыткам убедить себя, что это все совпадение, не удалось остановить бурю кошмарных картин, каждая из которых извлекалась из глубин ее разума исключительно для того, чтобы причинить ей еще больше страданий. Плачущая в темной комнате пони… заляпанный кровью зазубренный осколок стекла… панические крики докторов, пытающихся поддерживать жизнь в полумертвой кобыле…
Санитары нашли именно Флаттершай. Твайлайт точно этого знать, конечно, не могла, но ужасная уверенность, что это свершившийся факт, отрезала на корню всякую попытку рассмотреть все с позиции логического скептицизма. Она будто бы видела эту картину собственными глазами: ее подруга плакала в темноте, а из ран на запястьях капали рубиновые слезы. Страх и головокружение от этого зрелища были реальны, даже если сами картинки — нет.
Безо всяких сомнений, это фантазия смятенного разума, еще один пример того, как ее мучает собственное же воображение. И все же Твайлайт не могла отказаться от веры, что эта история рассказывала о Флаттершай, какую бы боль это ей ни причиняло. Из нее все-таки ужасная подруга, раз она с такой легкостью постановила, что та готовая на самоубийство пони из рассказа, — это именно Флаттершай. Даже вине не удавалось сдержать разум Твайлайт от издевательств над ней же самой образами этих жутких и кровавых фантазий.
Эпплджек без предупреждения остановилась, и Твайлайт затормозила, в последний момент избежав постыдного столкновения. Уже второй раз за этот день она чуть не воткнула рог в чужой зад. Твайлайт подняла взгляд на лицо Эпплджек, которая посмотрела на нее в ответ с недоумением, не подозревая даже об этом с трудом предотвращенном конфузе. Твайлайт лишь вяло кивнула, даже не покраснев, так как слишком о многом думала в тот момент. Удовлетворившись этим жестом, Эпплджек продолжила свой путь, молча указав на дверь рядом.
Единорожка поплелась дальше следом за ней.
Твайлайт попыталась убедить себя, что этот мир — не ее. Кем бы ни были здесь ее друзья, они — не те же самые пони, которых она полюбила. Флаттершай, чей образ преследовал, как привидение, ее мысли — это не ее Флаттершай. Эти пони — лишь отражения в грязном зеркале, темные подобия реальных. Ее настоящие друзья остались в воспоминаниях. На самом деле, ее друзья, скорее всего, остались дома, в родном мире, и они пытаются изо всех сил спасти ее сами.
Твайлайт повторяла эту ложь в голове снова и снова, будто желая сделать ее правдой одной лишь силой непрерывного повторения, отчаянно жаждая в нее поверить самой. Но это не помогало. Каждый раз, когда она пыталась заставить логическую часть своего разума ее принять, она тут же вспоминала увиденное в глазах Эпплджек.
Эпплджек казалась совсем другой. Акцент звучал сглажено, язык тела неузнаваем, и даже запах неправильный — землистые оттенки фермерских ароматов сменились в ней на стерильный запах антисептиков и мыла. Описанное ей прошлое слишком сильно отличалось от всего, что, как Твайлайт твердо знала, является реальностью.
И все же глаза ее были в точности такими же, какими она их помнила: полными целеустремленности, сострадания и искренности. Под наслоениями мутировавшего прошлого Эпплджек все равно оставалась прежней. Глубоко в ее душе та дружба, что подарила им силу, способную одолеть Найтмэр Мун, оставалась на месте.
В конце концов Твайлайт обнаружила, что больше не может повторять самой себе эту ложь. Она не желает верить в то, что Эпплджек, за которой она ступает следом, никак, вообще никак не связана с ее, настоящей, Эпплджек. Безумие и безысходность ожидали ее в конце такого пути. Пытаться заставить себя поверить в ложь — значит предать анафеме все ее убеждения!
Тихий плач Флаттершай, ужасные стоны, что поднимались из теней в глубинах ее разума, подтачивали ее решимость. Твайлайт сглотнула. Она найдет силы. Какие бы страдания ее ни ожидали в дальнейшем, ей необходимо дать им отпор. Другого варианта быть не может. Сдаться лжи, чтобы защитить себя от боли, которую измененное прошлое этого мира может ей причинить, означает лишь поддаться очередной разновидности самообмана. Этот мир — не ее, но она встретит его испытания лицом к лицу и выйдет победительницей.
Ей нужно пройти это испытание и не потерять при этом себя, не поддаться отчаянию. Если она сдастся, если она не выдержит, ей уже никогда не спастись. Подняв голову чуть выше, Твайлайт мысленно заставила себя убрать пропасть между собой и своей подругой, Эпплджек. Она не сломается, как та рыдающая кобыла из ее кошмаров.
Твайлайт будет бороться, и она найдет дорогу домой.
Путь к кафетерию занял куда больше времени, чем Твайлайт ожидала. Причина задержки, как она решила, поглядывая на Эпплджек, была относительно очевидна. Ее гид в конце концов решила провести ее по всем достопримечательностям больницы без исключения. Она бы не удивилась, если бы Эпплджек наметилась ей показать практически каждую комнату во всем заведении.
Ее это, впрочем, не слишком расстраивало. Да и с чего бы ей расстраиваться? Внимательно слушая Эпплджек, она защищала себя от мыслей о том, что ей может открыться, когда она наконец встретится со своими «друзьями». Утешение от этой экскурсии, конечно, слабое, но его вполне хватало, чтобы, по крайней мере, изгнать прочь подкинутые воображением кошмарные картинки. Даже, слава Селестии, призрачные стенания не-Флаттершай стихли у нее в голове.
Необходимость следовать всюду за Эпплджек, пока та показывала ей каждый туалет и кладовку уборщика, какие только есть во всей больнице, — это все-таки малая цена за облегчение от кошмаров.
— Здесь у нас музыкальная комната. У нас тут есть самые разные музыкальные инструменты, — гордо заявила Эпплджек, отворив и придержав дверь в комнату, чтобы Твайлайт заглянула внутрь. — Есть пианино, виолончель, флейта и все такое. Это все, конечно, пожертвования, так что тебе придется простить их несколько потасканный вид. Но работают они просто замечательно.
Твайлайт бегло оглядела интерьер маленькой комнаты. Инструменты в футлярах стояли вдоль стен, окружая группу стульев и пюпитров. На одном из сидений расположилась, настраивая скрипку, белая молодая кобылка с Меткой в виде лампочки. Темно-синий жеребец, с которым та при этом беседовала, поднял взгляд от виолончели, заметив смотрящих на них кобыл. Он сказал что-то своей напарнице, после чего они оба обернулись и помахали.
— Привет, доктор ЭйДжей! — весело сказала кобыла. — Привет, Твайлайт!
Эпплджек помахала в ответ, натянув на лицо ту самую искусственную улыбку.
— Привет, Брайт, привет, Файндер! Не затягивайте слишком свою репетицию — ужин будет готов уже совсем скоро!
— Не затянем, — ответили они одновременно и тут же переглянулись.
— Чур меня! — хором выкрикнули они и заливисто захихикали.
Твайлайт перестала махать незнакомым пони, когда перестала Эпплджек.
— Она больше, чем я ожидала, — сказала Твайлайт и, убрав голову из проема, дала Эпплджек закрыть дверь. Она пыталась выбросить из головы фамильярность, с которой эти два пони к ней обратились; она будила в ней мрачные мысли о друзьях, которые ей бы хотелось подавить. — У вас там хватит мест еще по меньшей мере для двадцати пони. Здесь и правда столько пациентов, что они могут занять там все места?
— Конечно же, сахарок. Мы на самом деле время от времени проводим концерты. Ну, знаешь, по выходным, например.
— У вас столько пациентов, которым вы доверяете музыкальные инструменты и даже играть на концертах? Я знала, что у вас много больных, но я, похоже, по-прежнему недооцениваю их настоящее количество.
Эпплджек кивнула, двинувшись дальше по коридору.
— Еще как. У нас большая больница, и многие наши пациенты вполне ответственны, чтоб им можно было без проблем доверить музыкальные инструменты. Даже большей части наших пациентов, которые останутся с нами еще надолго, можно доверить определенную деятельность. Вот, например, та кобылка — Брайт Майнд. Она умная, очень добрая и отзывчивая, и большую часть времени она кажется совершенно обычной пони, причем настолько, что ей будто и вовсе нет нужды здесь находиться. Тем не менее, она страдает от парализующей никтофобии.
— Она боится темноты?
— Не просто боится, Твайлайт, она от нее в ужасе. Стоит свету погаснуть или даже хотя бы чуть потускнеть, как у нее начинаются кошмарные панические атаки. Они настолько плохи, что она может даже навредить себе и окружающим в попытке отыскать свет. Родителям пришлось сдать ее сюда в раннем возрасте, после того, как она положила собственного отца и сестру в больницу.
Твайлайт резко вдохнула.
— Она напала на свою семью?
— Нет, нет, нет. Все было не так, — сказала Эпплджек, махнув копытом. — Видишь ли, в доме отключился свет, когда они шли наверх, чтобы уложить ее в постель. Отключения у них случались и раньше, конечно, так что они обычно укладывали ее спать пораньше, чтобы оставить у кровати несколько свечей на случай, если ночью опять выключится свет. Ну, а на этот раз это случилось, когда отец и старшая сестра помогали ей подняться по лестнице, и с собой у них не было никаких источников света. Брайт запаниковала и скинула их вниз. Сестра сломала ногу, а отец — пару позвонков, помимо кучи порезов и ушибов. Его чуть не парализовало.
— О… ой-ей…
— Ага. В обычной ситуации они бы смогли разобраться с этим в кругу семьи с помощью терапии и лекарств, но Брайт Майнд совершенно отказывалась говорить о своей проблеме. Она упорно отрицала свой страх, так что родителям ничего на самом деле не оставалось. И вот с тех пор она здесь, в Бродхуфе, уже в течение года или около того. Семья регулярно ее навещает, и она ходит на занятия, чтобы компенсировать пропуски в школе. Серьезно, если не считать фобии, она — самая обычная молодая кобылка.
Меж двух идущих бок о бок кобыл повисла тяжелая тишина. Твайлайт прокручивала услышанную историю в голове.
— Значит, ее сдали сюда родители, — наконец сказала она. — Я имею в виду, ведь застрять в таком месте... почти что равносильно тюремному заключению, как мне кажется.
Она обратила внимание, как по лицу Эпплджек скользнула тень, которая, впрочем, пропала так же быстро, как появилась.
— Не всех пациентов приводят сюда другие пони, — осторожно произнесла Эпплджек. — На самом деле подавляющее большинство, с которым мы имеем здесь дело, добровольно пошло на госпитализацию.
— Добровольно? Пони в самом деле хотят сюда попасть?
— Еще как. Многие пони приходят сюда за лечением. Мы ведь самая большая психиатрическая больница во всей Эквестрии, — гордо сказала Эпплджек. — Хоть у нас и довольно внушительное количество требующих длительного лечения пациентов, большинство пони приходят сюда на короткое время. Некоторые возвращаются сюда регулярно на осмотр и для дальнейшего лечения, но большинство здесь проводит меньше недели.
— Краткосрочные пациенты, мне кажется, не слишком заинтересованы в игре на больничных концертах, — заметила Твайлайт, когда они свернули в очередное ответвление коридора.
— Ну, само собой. Большая часть нашего заведения ничем на самом деле не отличается от любой другой больницы. Если ты здесь на день или два, тебе ведь не нужен доступ к занятиям по рисунку и копытоделию, правда? Эта часть здания — крыло повышенной безопасности. Наши гости здесь нуждаются в рекреационной деятельности, к которой у них лежит душа. И музыка, как и живопись для многих пони, — это отличное терапевтическое средство.
— Крыло повышенной безопасности? — повторила Твайлайт, сузив с подозрением глаза.
Эпплджек дернулась.
— Я, э, я… я имела в виду, что это наше отделение интенсивной терапии, — выдавила она, заикаясь и избегая взгляда Твайлайт. Она и правда совершенно беспомощный лжец.
Твайлайт сверлила доктора взглядом.
— Но ты сказала не это. Ты сказала «повышенной безопасности», — продолжила давить на Эпплджек она, надвигаясь на пятящуюся кобылу и сохраняя голос тихим и сдержанным. — Повышенная безопасность предполагает определенные ассоциации. Например — охрана… и камеры… и опасные преступники…
Эпплджек сглотнула и уперлась крупом в стену.
— Ну, Твайлайт… эм, видишь ли… — сказала она, глядя куда угодно, лишь бы не в лицо единорожки. Она оговорилась и раскрыла кое-что, о чем должна была молчать, и Твайлайт очень хотелось узнать, что же это такое.
— Особенно странная ошибка с учетом того выражения на твоем лице, когда я назвала это место тюрьмой, — продолжила Твайлайт, подходя все ближе и ближе, пока между ними не остались считаные дюймы. Она зажала ее в угол, как голодный древесный волк. — Так что давай, Эпплджек, мы же друзья. Расскажи, почему же ты назвала это место крылом повышенной безопасности?
Она должна продолжать давить на Эпплджек, держать ее в клещах, чтобы та не нашла какой-нибудь повод соскочить с темы.
Твайлайт не могла никак даже предпожить, что повод найдет ее сам.
— Привет, доктор ЭйДжей! Приветики, Т… Твайлайт? Огогого! Твайлайт!
На какую бы неизбежную победу Твайлайт ни надеялась, это восклицание разбило все вдребезги. Они обе одновременно вскинули головы, обе одновременно в шоке широко распахнули глаза, когда по коридору прямо к ним понеслась розовая ракета. Нет, не к ним… к ней! Это размытое розовое пятно, чем бы оно ни было, летело прямиком к Твайлайт.
Шестеренки в голове Твайлайт заскрежетали и застряли от внезапного переключения передач, от чего весь механизм заклинило в попытке приспособиться к стремительно приближающейся угрозе. Ноги у нее будто завязли в меду, пока она металась между рефлекторными желаниями либо драться, либо бежать. Но было уже слишком поздно. В последний момент она, защищаясь, подняла копыто перед лицом и закрыла глаза.
Предмет врезался в Твайлайт с такой силой, что отправил ее вместе с собой в полет. Гравитация, впрочем, ревнивая любовница, а потому она жадно утянула их обратно в свои объятья.
К счастью, твердая плитка уже совсем скоро остановила их падение, и Твайлайт звонко шлепнулась на пол. Мгновенье спустя из груди у нее вышибло дух от удара приземлившейся сверху розовой ракеты, которую спасла от болезненного падения на пол мягкость самоотверженно подставленного фиолетового тела Твайлайт. Хитроумно запутавшись друг в друге, они проскользили по гладкой плитке еще примерно ярд.
— Твайлайт! О, я по тебе та-а-а-а-а-а-а-а-а-ак скучала! — закричала Пинки Пай, нежно зарывшись носом единорожке в грудь и игнорируя ее судорожные болезненные глотки воздуха, которого из-за медвежьих объятий Пинки резко стало не хватать. — Ты где-то пропадала целую вечность!
Отчасти Твайлайт успокоил тот факт, что Пинки Пай вела себя так… нормально. Ну, нормально для Пинки, конечно. Бурный восторг, радость и избыточность в выражении дружеских чувств — именно такой она и помнила розовую кобылу.
В остальном же Твайлайт очень беспокоила неизбежная перспектива задохнуться.
— Пинки Пай! — громко рявкнула Эпплджек, когда изображение в глазах у Твайлайт начало уже сереть по краям. — Отпусти Твайлайт немедленно!
Неодобрительная строгость команды тут же отвлекла Пинки Пай от ее смертоносного приветствия.
— О нет! Прости, пожалуйста, Твайлайт! О Селестия, я не хотела тебе навредить! — она отпустила Твайлайт и вскочила на копыта. Голос у нее дрожал. — Я не хотела… я просто супер-рада тебя видеть! Я реально переволновалась вся, потому что тебя очень долго не было!
Твайлайт жадно и с шумом вдохнула, наполняя оголодавшие легкие воздухом. Кислород никогда не казался ей настолько сладким. Поистине недооцененный газ.
— Все… нормально… Пинки… — смогла она в итоге просипеть между приступами болезненного кашля. Вместо того, чтобы взорваться от гнева, что, как она боялась, могло случиться, Твайлайт, как ни странно, сохраняла относительное спокойствие. Она списала это обстоятельство на радость встречи с еще одной из подруг. А еще на кислородное голодание.
— Пинкамина Диана Пай! О чем мы с тобой говорили по поводу такого поведения? — спросила Эпплджек, отчитывая ее, как непослушного жеребенка. Доктор подошла к Твайлайт и протянула ей копыто, по-прежнему не сводя сурового взгляда с Пинки Пай. Твайлайт благодарно приняла помощь и поднялась обратно на ноги. В груди по-прежнему болело, и она все еще натужно сипела, но ей больше не казалось, будто она вот-вот станет обедом для анаконды. Уже что-то, и на том спасибо.
— Ну? — требовательно спросила Эпплджек.
— Но, доктор… я не… я не хотела… — бормотала Пинки еле слышным и полным стыда шепотом, глядя на двух пони в искреннем ужасе.
— Я спросила, о чем мы с тобой говорили по поводу такого поведения? — повторила Эпплджек, по-прежнему буквально истекая материнским неодобрением.
— Что… я не должна ни к кому приставать и шуметь в больнице, — сказала наконец Пинки, опустив на пол взгляд дрожащих от слез голубых глаз. Пышных волос, которые Твайлайт так хорошо помнила, не было и следа: вместо них к полу свисали прямые локоны, такие же печальные и вялые, как и сама их обладательница.
— Именно. А теперь немедленно извинись перед Твайлайт, юная барышня.
Пинки Пай развернулась лицом к единорожке, сверкнув в свете ламп проступившими в уголках глаз капельками слез.
— Прости, прости меня, пожалуйста, Твайлайт! Я правда, правда была неправа! Я не хотела в тебя так врезаться, я просто так перевозбудилась, потому что не видела тебя очень давно, и… и… пожалуйстанепрезирайменя!
Последняя часть извинений Пинки прозвучала почти неразборчиво: все слилось в одно слово, полное вины и страха. Твайлайт не успела и оглянуться, как кобыла прижала копыта к глазам и разрыдалась.
Твайлайт молча уставилась, широко распахнув глаза, на плачущую Пинки Пай. Она бросила на Эпплджек полный искреннего недоумения взгляд. Кобыла в ответ лишь качнула головой в сторону Пинки Пай, торопя Твайлайт поскорее ответить.
— Эм… извинения приняты?
— О, спасибо, Твайлайт! Спасибо-спасибо-спасибо-спасибо! — восторженно затараторила Пинки, облегченно осев на пол. Она было собралась еще раз обнять Твайлайт, но остановилась и густо покраснела. Вместо этого она только шмыгнула носом и попыталась оттереть копытом слезы с глаз. — Я супер-серьезно говорю, Твайлайт, мне жуть как неудобно, что я себя так с тобой повела. Я так перевозбудилась, когда тебя снова увидела, что я… я просто не подумала.
Эпплджек сделала шаг к Пинки Пай.
— Ну же, сахарок, она уже приняла твои извинения, так что тебе не надо уже от этого так страдать, — сказала Эпплджек, поглаживая ее по загривку. Неодобрение пропало из ее тона; теперь она мягко ее подбадривала. Пинки Пай громко шмыгнула носом, и на залитом слезами лице пробилась неуверенная улыбка.
— Ага, Пинки, со мной уже все хорошо, — сказала Твайлайт, не обращая внимания на пульсирующие болью синяки на боках и спереди, и сзади. Пинки Пай, похоже, мгновенно просияла, улыбаясь все шире и шире с каждой секундой. Хоть Пинки и чуть не прикончила ее своей иррациональной восторженностью, отмахнуться от радостной энергии в этой улыбке не получалось — она определенно послужила приятным напоминанием о доме. — Только, ну, знаешь, больше так не делай.
— Обещаю, больше не буду! — сказала она. Внезапно она натянулась, как струна, и широко распахнула глаза. — Нет, этого недостаточно! Обещания на этот раз будет мало.
Твайлайт моргнула. Разговор с Пинки Пай запросто способен оставить впечатление, будто постоянно отстаешь от нее на шаг.
— На самом деле, вполне д…
— Я должна дать Пинки-клятву! — громко перебила ее Пинки Пай. И прежде, чем Твайлайт успела ответить, Пинки рухнула перед ней в земном поклоне, прижав лоб к белому кафелю. Она выглядела как рыцарь, дающий присягу, хотя Твайлайт не могла припомнить так уж много иллюстраций с рыцарями в больничных робах. Твайлайт оглянулась на Эпплджек, но та лишь беспомощно пожала плечами.
— Я, леди Пинки Ордена Пай, заявляю, что никогда, никогда, никогда не причиню вреда моей лучшей подруге, леди Спаркл дома Бродхуф, сколь бы возбужденной я ни была, — твердо сказала она. Твайлайт догадалась, что Пинки пытается зачитать свою речь в пафосном стиле дающего обет рыцаря, но весь эффект свел к нулю детсадовский выбор фраз. А еще то, что из-за неловкого положения голос у нее звучал приглушенно, будто она говорила сквозь полотенце. — А посему отныне и впредь, и еще немножечко подольше я даю сию Пинки-клятву, да не будет она нарушена во веки веков! Сердце вон, хочу взлететь хоть раз, суну кексик себе в глаз!
И с этими последними словами Пинки оторвала от пола голову, чтобы коснуться левого глазного яблока.
Все слова без остатка выветрило у Твайлайт из головы. Повисла тишина.
В конце концов Эпплджек раздраженно вздохнула:
— Пинкамена, пожалуйста, встань с пола. Эт негигиенично.
— Оки-доки! — сияюще улыбнулась Пинки Пай, вскочив на ноги. — Вот! Теперь ты знаешь, что я больше никогда-никогда так не буду! Я отношусь к своим Пинки-клятвам о-о-о-о-о-о-о-о-очень серьезно.
— Я об этом вполне в курсе, — ответила Твайлайт, когда мозг у нее наконец-то догнал все остальное. Принять и понять все это было непросто: Пинки Пай вела себя беспорядочно, энергично, восторженно и…
…и вообще как настоящая Пинки Пай. На лице у Твайлайт расползлась искренняя улыбка.
— Знаешь, Пинки, я и правда очень рада тебя видеть, — сказала она. Пинки будто и вовсе ничем не отличалась от настоящей. Часть старых страхов смыло прочь разливающимся в груди теплым облегчением. Может, только лишь может, раз Пинки настолько близка к настоящей себе, то, наверное, то же самое верно и про других. Твайлайт, возможно, даже ошибалась по поводу Флаттершай! Такая мысль определенно воодушевляла.
— Я рада, что ты не изменилась ни чуточки, — продолжила Твайлайт, черпая силы из знакомого образа перед глазами. — Ну, может быть, не считая твоих волос.
— Волос? — спросила она, глянув вверх. — А в чем изменились мои волосы?
— Они… гладкие.
— И?
— Они должны быть такие, ну, знаешь, пышные.
Пинки склонила голову набок, как растерянный щенок.
— Пышные? — повторила она. — У меня волосы не пышные.
Намек на недавний ужас вернулся назад.
— Правда?
— Я думаю, я бы помнила, если бы у меня волосы были такие крутые и пышные, — твердо кивнула Пинки Пай. — В смысле, пышные волосы — это супер-круто. Если бы я знала, как их вспушить, я бы обязательно так и сделала!
— О. Точно. Я просто запуталась, — соврала Твайлайт, нервно заулыбавшись. — Такое типа случается, если ударишься головой.
— И мне все еще жуть как из-за этого неудобно, — снова извинилась Пинки Пай.
— О, да все нормально, Пинки. Не волнуйся об этом, — Твайлайт махнула копытом, прикрывая собственную оплошность. Она, помимо этого, прогнала и некоторые собственные беспокойства, затолкнула мысли о безжизненных волосах своей подруги поглубже. В них ничего нет серьезного — другой стиль прически не значил решительно ничего. Самое обычное маленькое косметическое изменение. И вовсе не о чем тут волноваться. Пинки Пай в остальном все та же, какой она ее и помнила.
— Вот кстати, Пинки Пай, не волнуйся, если тебе Твайлайт задаст странный вопрос, — сказала Эпплджек, мягко тронув ее за плечо. — Ты ее в последнее время не видела потому, что она перешла на новую лечебную программу. И вот…
— Правда? — перебила Пинки Пай, переводя взгляд между двух пони. — Ну и чего это ме…
Эпплджек проигнорировала Пинки, продолжая невозмутимо говорить поверх ее голоса — похоже, это очень хорошо отточенный навык:
— И вот, видишь ли, один из побочных эффектов нового лечения в том, что у Твайлайт тут возникли маленькие проблемки с памятью. Так что, если у нее вдруг появятся странные вопросы о чем-нибудь, ты не смущайся и ответь на все, как получится. Твайлайт не хочет тебе нагрубить или чего такое, она просто пытается заполнить пробелы. Хорошо?
— Конечно! — сказала Пинки и вдруг выпучила глаза так, что те чуть не вылезли из орбит, и ахнула… еще раз. Развернувшись кругом, она прижала лицо прямиком к лицу Твайлайт, вперившись ей в глаза. — Но ведь ты по-прежнему помнишь меня, да, Твайлайт? — спросила она в исступленной панике.
— К-к-конечно, — ответила Твайлайт. Два года дружбы с Пинки Пай все равно не подготовили ее к таким частым и неуютным вторжениям в личное пространство.
— Фух! Вот это облегчение! Огромное! — воскликнула Пинки Пай, стерев с показной аккуратностью несуществующий пот со лба.
И пока она изображала в пантомиме «огромное облегчение», Твайлайт окинула взглядом коридор; в нем никого, кроме них, не было. Твайлайт нахмурилась и медленно спросила:
— Э, Пинки. Почему ты здесь одна? В смысле, ты же пациентка, так разве тебя не должны сопровождать, например?
— О, медсестры и доктора мне доверяют! — прощебетала Пинки Пай.
— Пинки имеет в виду, — объяснила Эпплджек, — что она одна из наших пациентов-ассистентов. Она хорошая девочка и помогает нам в больнице по разным мелким делам. Относит записки, прибирает за другими и все в таком духе. Она доказала, что вполне ответственна и не нуждается в постоянном сопровождении.
Пинки Пай горделиво улыбнулась комплименту.
Эпплджек вновь повернула голову к Пинки.
— Конечно, ей это не дает права просто так шататься по коридорам в одиночку, — указала она с вновь вернувшимся намеком на сталь в голосе.
— Но у меня есть хороший повод! Честно!
— И какой же, скажи, пожалуйста?
Пинки Пай сделала глубокий вдох, от чего грудь у нее надулась, как праздничный воздушный шарик, а потом выдохнула ответ одной длинной фразой:
— Я была снаружи и помогала доктору Рою укладывать снаряжение после нашей игры и он мне сказал, что пора идти на ужин, так что я вся типа такая йей и вообще радовалась потому что супер-проголодалась но и мне типа грустно было потому что мы очень весело провели время и потом я шла к кафетерию и вдруг почувствовала щекотку в левом бедре и дрожь слева направо в хвосте и потому свернула направо вместо налево а потом еще раз направо а потом налево и вот тогда я нашла тебя и Твайлайт!
— Пинки-чувство? — спросила Твайлайт, пока Пинки Пай судорожно хватала ртом воздух. Вопрос этот сорвался с ее губ еще до того, как она поняла, что говорит вслух.
— Именно! Я чего-то почувствовала, и меня оно привело прямо к вам двоим!
— Ох, только не подыгрывай ей, Твайлайт, — сказала Эпплджек, глянув на единорожку, и повернула голову к другой кобыле. — Пинки Пай, я знаю, ты веришь, что у тебя есть шестое чувство, но это не оправдание для блуждания без присмотра. Эт же небезопасно попросту.
— Но…
— Никаких «но»! — Эпплджек топнула копытом, чтоб подчеркнуть свои слова, но лицо у нее тут же смягчилось. — Послушай, Пинки… мы не можем тебя просто так отпустить гулять самой по себе, потому что мы за тебя ответственны. Если мы не знаем, где ты находишься, то как нам тебе помочь, если случится что-нибудь плохое? Это просто нечестно — ставить нас в такое положение. Ты понимаешь?
— Да, я знаю… — мягко сказала Пинки Пай, слегка опустив голову. — Просто… чувство на этот раз реально сильное было.
— Я не спорю, сахарок. Главное — помни, пожалуйста, — Эпплджек заговорила этим самым «официальным снисходительным докторским тоном», который Твайлайт так страшно ненавидела, — что хоть на этот раз ты встретила нас, что будет, если тебя встретит кто-то другой? Ты можешь потерять свои привилегии, если тебя застанут за праздным шатанием по коридорам. Или, что еще хуже, что, если тебя встретит сестра Ратчет?
Пинки Пай широко распахнула в тревоге глаза.
— Ой, жутики, я о таком даже не подумала! — сказала она, закрутив головой из стороны в сторону, будто в страхе, что медсестра на нее вот-вот набросится.
Эпплджек закатила глаза.
— Пинки, сейчас ее здесь нет. Это просто гипотетический вопрос.
Пинки выдохнула с облегчением.
— А теперь, раз уж мы тебя встретили, ну, строго говоря, это скорее ты встретила нас, то почему бы нам не пойти на ужин вместе? И тогда ты по пути сможешь поболтать с Твайлайт. Как тебе, хорошая идея?
— Оки-доки-локи! — сказала Пинки Пай таким же веселым и жизнерадостным голосом, как и раньше. — Теперь ужин будет еще интереснее, потому что я смогу поболтать с моей самой-самой лучшей подружкой Твайлайт! Ну, я не хочу сказать, что мне не нравится общаться с другой моей самой-самой лучшей подружкой, доктором ЭйДжей, но тогда у меня, получается, две самые-самые лучшие подружки! Это типа… — она пересчитала копыта, — … в четыре раза интереснее!
Твайлайт не смогла удержаться и не прокомментировать:
— В четыре раза? Ты, наверное, имела в виду в два раза, Пинки.
— Неа. Четыре! — заявила с несокрушимой уверенностью Пинки Пай. — Потому что вас двое, но вы обе мои самые лучшие подруги, так что получается как четыре обычных дружбы. Но, опять же, потому что вас двое, мне надо разделять между вами время, потому что у меня всего одна голова, так что два плюс один, получается три. И тогда мне…
— Я поверю тебе на слово, Пинки, — усмехнулась Твайлайт, когда все они втроем развернулись и пошли в том направлении, откуда к ним выбежала Пинки Пай. Закрыв глаза, Твайлайт практически позабыла, что они в больнице. Они — просто три хорошие подруги, идут вместе на пикник. Иллюзия казалась такой идеальной, такой реальной, что явно не могла быть просто подделкой. Она знала этих пони по другой жизни, по другому миру.
Розовая кобыла насвистывала какую-то опасно навязчивую мелодию, и Твайлайт довольно точно была уверена, что если этот напев застрянет-таки у нее в голове, его оттуда уже никогда будет не прогнать. Несмотря на волосы, она явно все та же старая добрая Пинки, думала Твайлайт, бросая взгляды на свою подругу и находя утешение в знакомых деталях. Да, те же самые причудливые способности, та же самая розовая, как жвачка, шкурка, и та же самая Метка с воздушными ша…
— Благая Селестия! Пинки, что случилось с твоей ногой?! — закричала Твайлайт, ткнув копытом в бок своей подруги и чувствуя, как от шока мгновенно и без следа улетучивается все хорошее настроение. Левую заднюю ногу Пинки Пай покрывала плотная сетка шрамов, поднимающаяся от голени и полностью покрывающая собой Метку. Они выглядели как старые ожоги: сморщенные пятна обнаженной кожи промеж нескольких чахлых клочков неровной шерсти.
— Что? — Пинки Пай чуть не споткнулась от такого неожиданного восклицания и инстинктивно сдвинула хвост, чтобы прикрыть израненное бедро.
— Твайлайт! Вот это совсем грубый вопрос! — одновременно с ней воскликнула Эпплджек, неодобрительно уставившись на единорожку.
Твайлайт продолжала указывать копытом на шрамы, судорожно переводя взгляд меж двух кобыл. Пинки Пай шмыгнула носом и подтянула хвост еще выше, чтобы закрыть шрамы, как маленький жеребенок, в страхе цепляющийся за любимую игрушку.
— Я… я думала... ты же говорила, что меня помнишь... — с болью в голосе прошептала она.
— Я не помню вот такого! — огрызнулась Твайлайт обвиняющим тоном. Гнев в ее душе открыл глаза и потянулся, как просыпающийся в своей пещере дракон. Ее предали. В очередной раз она купилась на заманчивый комфорт знакомых деталей, и ее мир вновь раскололся вдребезги от очередного кошмарного откровения. Каждый раз, стоит ей расслабиться, на ее организм обрушивается новый шок, новое издевательское напоминание, что она далеко от дома и заперта в каком-то жутком отражении реальной жизни.
Твайлайт наконец-то заметила, как Пинки Пай обернула в страхе хвост вокруг бедра, стараясь скрыть уродство от осуждающе указующего копыта. Гнев тут же угас, залитый холодным дождем вины, остыл, замороженный ледяным стыдом, покрывшим инеем ее сердце. Она безвольно опустила ногу, которую не могла больше удержать на весу под внезапно навалившимся грузом стыда и самоуничижения. Она кричала и тыкала копытом в шрамы своей подруги! Как она могла столь грубо, столь жестоко и столь бесчувственно себя повести? Что же она за друг такой?
Сколь бы неожиданным ни было для нее это открытие, винить подруг было не в чем. Такая грубость нечестна по отношению к ним, ведь они не сделали ничего плохого. В этом виноват сам мир, в который ее затащило, и больше никто. Гнев раздраженно щелкнул зубами и скрылся под ее напором в дальних закоулках разума.
— Прости, Пинки, — извинилась Твайлайт, чувствуя себя крохотной презренной пылинкой, которой она и являлась по своей вине. — Я тебя прекрасно помню. Я только… я не помню этих… шрамов. И… и я была не готова… я просто удивилась. Мне больно было думать, что моя подруга так ужасно поранилась... — в памяти мелькнул образ Флаттершай, — ...но все равно я была совершенно неправа, потому мне очень, очень стыдно.
Пони обменялись взглядами при ее словах. Эпплджек кивнула, и стыд на лице Пинки Пай постепенно растаял.
— Все хорошо, Твайлайт, — Пинки улыбнулась и развернула обратно хвост. — В смысле, доктор ЭйДжей ведь сказала в конце концов, что у тебя проблемы с памятью обо всем. К тому же ты ведь не хотела, и ты попросила прощения, так что не о чем печалиться. Мы ведь по-прежнему самые-самые лучшие подружки, да?
Очень странно было ей слушать утешения от Пинки Пай после всего, что она сама только что натворила.
— Что ж, спасибо, Пинки, — ответила Твайлайт, сумев выдавить слабую ответную улыбку. — И да, мы по-прежнему самые-самые лучшие подружки. Ничего это поменять не сможет, — вина не желала уходить, она висела над ее мыслями, как грозовая туча, но полное отсутствие злого умысла на лице Пинки сделало печаль уже более-менее терпимой. И все же ей нужно сделать что-то еще, а не просто извиниться — она, по крайней мере, это своей подруге задолжала.
Улыбка на лице Твайлайт стала внезапно шире, а сама она рухнула вдруг в земной поклон, повторяя недавнее шутливое представление Пинки Пай.
— Я, Твайлайт Спаркл, ответственно заявляю, что никогда больше не буду такой грубой гадиной по отношению к своим друзьям. Сердце вон, хочу взлететь хоть раз… э, суну кексик… себе в глаз?
Клятва закончилась резким вскриком, от чего и Эпплджек, и Пинки Пай хором громко расхохотались. Твайлайт тоже вскоре присоединилась к их смеху, встав прямо и растирая покрасневший глаз.
— Супер-дупер! Вот теперь нам всем вообще нет причин грустить! — бодро воскликнула Пинки Пай, нетерпеливо подпрыгивая на кончиках копыт, столь же невозмутимо счастливая, как и всегда.
Старая добрая Пинки Пай, счастливо подумала Твайлайт.
— Ты поступила очень хорошо и очень по-взрослому, Твайлайт, — тепло сказала Эпплджек с одобрением на лице. — Но нам, пожалуй, пора уже двигаться дальше. Мне кажется, хватит уже стоять на месте и извиняться друг перед другом. К тому же ужин скоро начнется. Не знаю как вы, а я голодна, как пегас, слетавший на луну и обратно. Но я хочу по пути показать Твайлайт еще парочку комнат перед едой, так что пошли. Не хочу, чтоб суп остыл, пока мы до столовой добираемся.
Втроем экскурсия шла куда веселее. И если Эпплджек описывала все очень детально и последовательно, то Пинки без остановки тараторила как заведенная почти не имеющие отношения к делу забавные истории и байки. Про каждую показанную Эпплджек комнату у Пинки Пай был свой рассказ о каком-нибудь происшествии с ней, другом, доктором, другом друга, кем-то, кого она вообще не знает. И следом она рассказывала какую-нибудь другую историю, связанную с предыдущей.
Гораздо чаще, чем наоборот, эти истории противоречили друг другу и не имели вообще никакого смысла, но Твайлайт эта бессмыслица казалась вполне освежающей сменой обстановки. Истории помогали ей напомнить, что там, в глубине души, эта Пинки Пай разделяла нечто важное с той Пинки Пай, из родного мира. Шрамы и прямая грива — просто смазанные кусочки глазури; остальная часть легкомысленного клубничного торта осталась в целости, и ровно в том виде, в каком она его помнила.
Твайлайт моргнула. Пекарские метафоры? Она на меня влияет куда сильнее, чем я думала. Покачав головой, Твайлайт сосредоточилась на том, чтобы уловить, о чем идет речь в очередной истории Пинки.
— …так что когда он ушел за полотенцами, чтобы вытереть мастику, целый коридор остался в полном моем распоряжении. Так что я занялась единственным доступным мне делом — я разбежалась и покатилась через ве-е-е-е-есь коридор! — сказала Пинки и специально остановилась, чтобы встать на задние ноги и, подняв передние к потолку, продемонстрировать свою позицию. — Было так весело! Даже когда я врезалась в стену — все равно было нормально, потому что получилось не так уж и больно. И я собралась уже повторить, но потом пришел мистер Уборщик и приказал мне уходить. Но я все равно прокатилась во-о-о-о-он оттуда, прямиком вот к этой стене! Здорово, правда?
— Пинки, ты себя повела очень безответственно. Ты могла ушибиться, — сказала Эпплджек, спрятав собственный смех под дополнительной дозой голоса «ответственного доктора».
— Но я же не ушиблась, а значит, все было как надо! — бодро возразила Пинки Пай. Эпплджек открыла рот, чтобы продолжить спор, но Пинки уже перешла к другой истории об одном случае, когда в здешней вентиляции поселилось семейство жаб.
Твайлайт только лишь покачала головой с ехидной улыбкой, когда Эпплджек оглянулась на нее с беспомощным поражением на лице. Оптимизм и жизнерадостный характер Пинки Пай столь же заразителен, сколь и неисправим.
Твайлайт вернула взгляд на свою энергичную подругу, изо всех сил стараясь при этом не обращать внимания на ожоги на бедре и на легкую хромоту — два болезненных напоминания о том, что, несмотря на всю общность, прошлое этой Пинки Пай сильно отличалось от прошлого той, которую она знала.
С другой стороны, как она подумала, Эпплджек тоже не слишком-то похожа. Может, как только она получше разберется со всеми фактами, ей удастся составить какой-нибудь план для побега. В воображаемом списке дел у нее по-прежнему стоял пункт «побег» в качестве первичной цели, сразу за которым располагалось «вернуться домой».
Побег становился для нее все важнее и важнее. Несмотря на присутствие двух подруг, Твайлайт не доверяла больнице ни на секунду. И дело было не только в их лжи касательно ее психического здоровья. Даже факт, что ее заперли и магически заглушили, не был самым главным, хотя оба этих обстоятельства, безусловно, станут огромным препятствием на пути к безопасному возвращению домой. Твайлайт окинула взглядом зеленые с белым стены коридора. Нет, все гораздо глубже. Она не доверяла этому месту на самом первичном уровне — инстинктивное недоверие, чистая интуиция, которая убеждала ее не верить ни единому сказанному среди этих стен слову.
Она отпихнула сомнения прочь. В настоящий момент они не имеют значения. Она не собиралась бежать до тех пор, пока не соберет достаточно информации, и пережевывание собственных страхов никак не приблизит ее к свободе. Она должна, как губка, впитать все малейшие детали и надеяться, что не упустила…
Повышенная безопасность! Твайлайт поморщилась, когда эти два слова вдруг взорвались фейерверком у нее в голове. Растерявшись от того столкновения с Пинки, она совсем забыла об этих неосторожно сказанных словах Эпплджек. Каким же образом они так долго ускользали от ее внимания?
Твайлайт кашлянула, желая привлечь внимание доктора, но та горячо спорила с Пинки Пай о преимуществах и недостатках использования глазури в качестве добавки к сэндвичу и, похоже, ее не услышала.
Она тихо застонала от раздражения. Значения это, впрочем, не имело — возможность выбить из нее ответ была безвозвратно утеряна из-за энергичного и болезненного прибытия розовой пони. Напрыгнув тогда на Эпплджек, Твайлайт застала ее врасплох, и когда она, перехватив инициативу, зажала ее в клещи, доктор готова была уже что-то выдать. Но сейчас?
До нее донесся раздраженный стон поражения доктора, когда Пинки заявила, что вода «на сотню-сотню процентов лучше со взбитыми сливками». Нет, слишком много уже времени утекло. Эпплджек уже не будет больше в панике подбирать слова, если задать ей этот вопрос еще раз. Твайлайт больше не держала ее спиной к стене, как испуганную жертву, — теперь это уже будет исключительно тщетная попытка одной подруги выудить секрет у другой, которая им совершенно не хочет делиться.
Троица завернула за очередной угол и оказалась перед двойными дверями с надписью «кафетерий», нанесенной на створки крупными прописными буквами. С той стороны раздавались приглушенные звуки разговоров, а запах пищи по мере того, как компания приближалась ко входу, становился постепенно все яснее.
Пожалуй, спросить Эпплджек за едой все равно никому не повредит, предположила про себя Твайлайт. Полуправда все равно будет лучше, чем вообще ничего. Она с радостью согласна получить хотя бы частичные ответы на те вопросы, что кружат беспорядочно у нее в голове. Как и всегда в своем стиле, Твайлайт приготовила список, чтобы удостовериться, что на этот раз не упустит ничего. Что случилось с ногой Пинки? Почему Эпплджек назвала эту часть больницы крылом повышенной безопасности? Где остальные ее друзья?
Прямо у них перед носом вдруг распахнулись двери, от чего всем троим пришлось резко затормозить.
— Отпустите меня, сволочи! Я сказала, отпустите! — визжала бледно-зеленая кобыла, которую волокли под копыта прочь из столовой четверо могучих на вид санитаров. Она извивалась и, разбрызгивая с губ слюну во все стороны, дико лягалась в попытке вырваться на свободу. Два жеребца старались изо всех сил потуже затянуть ремни на смирительной рубашке, которая крепко прижимала ей передние ноги к животу. Она им не сдалась без боя — фонари на глазах и многочисленные следы копыт на шкурах служили доказательством ее упорного сопротивления.
— Я знаю, вы все сговорились, все вы! Почему вы просто не примете истину? Прекратите верить лжи, тупые, слепые дураки! Отпустите! Меня! Сейчас же!
Пони скрылись за углом, но эхо производимого ими шума борьбы еще долго блуждало по коридору, сохраняя отличную слышимость. Замешательство, что они оставили после себя, надолго повисло у входа в кафетерий. Три кобылы напряженно уставились друг на друга. Едва сумев поднять отвисшую челюсть, Твайлайт добавила в свой список еще один вопрос:
Что Лира здесь делает в смирительной рубашке?
[1]Импровизация на тему мягкого пластилина. В оригинале было play-doe (игривая олениха?) = play-doh (марка детского пластилина для совсем маленьких детей. Да, зловещий ГАК где-то рыщет неподалеку)