Винил и Октавия: Университетские дни
Глава 1
Территория Западно-мейнхэттанского университета, по меньшей мере, поражала. Находясь на вершине поросшего травой плоскогорья, она представляла собой чудесный сплав инженерной мысли и искусства. Заметнее всего были лекционные залы пегасов и лаборатории, парившие над кампусом; усеянный деревьями и кустами центральный двор, по которому пробегал небольшой ручей, и откуда, пересекаясь, расходились лучами в стороны две основные дорожки, по сторонам которых располагались остальные сооружения университета; и, разумеется, целый ворох произведений абстрактного искусства, разбросанных повсюду без какого-либо видимого порядка.
Это было начало учебного года, и все первокурсники метались туда-сюда, поглядывая на карты, изредка набираясь смелости спросить дорогу. Все первокурсники, кроме двух.
Первой была земная пони с бледно-пепельной шёрсткой и прямой угольно-чёрной гривой. Её шею украшал розовый галстук-бабочка на белом воротнике. Это был её единственный предмет одежды, но большего ей и не требовалось. Каждый её шаг был твёрдым и уверенным, и, несмотря на сравнительно юный возраст, чувствовалось, что она куда более умна, чем все остальные пони вокруг.
Но это не значит, что она была самодовольной; напротив, она была чрезвычайно вежлива и дружелюбна с каждым, кто обращался к ней. Она указывала дорогу первокурсникам, уже успев запомнить местоположение всего и вся на кампусе, и помогала остальным чувствовать себя уверенней в новой обстановке, которая так сильно отличалась от привычной им средней школы, которую многие, включая её саму, недавно окончили.
Её звали Октавия, виолончелистка, изучавшая теорию музыки (классической), историю и, как ни странно, психологию.
Второй пони была белая единорожка с электрически-синей гривой, которая уже повидала тысячу вечеринок и повидает ещё миллион. Её глаза скрывались за парой тёмно-фиолетовых очков, за которыми нельзя было рассмотреть абсолютно ничего. Она шагала уверенно, но непринуждённо, качая головой в такт музыке, слышной ей одной. Подходивших она награждала ухмылочкой и дружеским ударом копыта, остальным же оставалось лишь наблюдать за тем, как она выделялась из общей массы, даже не говоря ни слова.
Но это не значит, что она вела себя по-хозяйски; напротив, с любым, кто заговорил с ней, общалась спокойно и беззаботно. Она перекидывалась фразами о коллективах и исполнителях с другими любителями музыки, приметившими её, но ни с кем не говорила подолгу. Бросив школу, она умудрилась поступить сюда и знала, о чём говорит, когда дело касалось электронной музыки.
Её звали Винил, ди-джей, изучавшая теорию музыки (современной), рисование и, как ни странно, психологию.
Впервые они встретились на выходе из аудитории, едва соприкоснувшись плечами. Обе не сказали ни слова и забыли друг о друге спустя считанные минуты.
Более тесное знакомство произошло, когда они ждали преподавателя возле кабинета. Двадцать три пони в неловком молчании.
Стремясь не быть просто частью толпы, Октавия повернулась к ближайшей пони, которой, так уж случилось, оказалась Винил.
«Здравствуй, я – Октавия, рада с тобой познакомиться», — приветливо сказала она, протягивая копыто.
Вместо того, чтобы пожать его, белая единорожка с силой шлёпнула по нему и улыбнулась: «Чё как? Я Винил Скрэтч, ты, наверняка, слышала обо мне».
Осторожно поставив ушибленное копыто, Октавия покачала головой: «Нет, боюсь ,что не слышала».
«Ди-джей Пон-3 ни о чём не говорит?» — брови единорожки подпрыгнули, словно пытаясь пробудить в памяти виолончелистки нужные воспоминания.
«Нет».
«В таком случае, тебе не помешает прошвырнуться по клубам, моя музыка гарантирует веселье».
«Исходя из своего опыта, могу сказать, что понятие ‘прошвырнуться по клубам’ редко когда связано с положительными эмоциями и впечатлениями».
Ди-джей с любопытством вскинула голову: «Почему ты так говоришь? Звучит по-дурацки».
Нахмурившись, Октавия ответила: «Как говорю? Я всегда так разговариваю».
Рассмеявшись в ответ, Винил вскоре поняла, что с ней не шутят: «О. Стой. Ты из Кантерлота что ли?»
«Нет, я родилась здесь, в Мейнхэттане. Но спасибо за комплимент», — ей польстило то, что её приняли за уроженку Кантерлота.
«Угу, не за что», — ди-джей поняла, что их понятия о том, что значит быть из Кантерлота, сильно разняться.
На её счастье в этот момент появился преподаватель. Им оказался высокий оранжевый жеребец с красной вьющейся гривой. Казалось, что при каждом шаге его ноги пружинили, а хвост беспрестанно вертелся из стороны в сторону. Каждая его частица словно кричала «Давайте же начнём учиться!»
Пони забрели в класс и заняли свои места за тремя большими беспорядочно расставленными столами. Октавия аккуратно уселась рядом со своей новой знакомой и достала блокнот и ручку, в то время как Винил со вздохом свалила свои сумки прямо на стол.
«Итак, ребятки, давайте знакомиться. Меня зовут Псих. Да, я знаю, и о чём только думали мои родители?» — он рассмеялся. В одиночку — «Но, выходит, что они были весьма дальновидны, ведь я буду вести у вас курс Психологии! Разве не великолепно?» — он снова рассмеялся, и снова к нему никто не присоединился. Ни единой даже лёгкой улыбки, он продолжил — «А вы тихони, не так ли? Но ничего, я это исправлю. Давайте-ка сыграем в одну игру, чтобы узнать друг друга».
Наконец, аудитория откликнулась: все разом застонали. Удивлённая их поведением, Октавия решила высказать своё мнение: «Серьёзно, а чего вы ждали? Это же первая неделя учёбы».
Псих пожал плечами: «Она, знаете ли, права. Это обычное дело».
«Это не значит, что нам это должно нравиться», — проворчала Винил под одобрительное бормотание окружающих.
«О, уверен, вам понравится. Однако», — он указал на Октавию и ди-джея — «Я видел как вы разговаривали по пути сюда, так что, мне придётся вас рассадить. В конце концов, какой смысл знакомиться с тем, кто и так ваш друг».
В то время как виолончелистка начала говорить, что они едва знакомы, Винил уже перенесла свои сумки на пустое место в другом конце класса: «Пока, Октобия».
«Меня зовут Октавия».
«Да без разницы», — единорожка зашагала к своему новому месту.
Псих наблюдал за этим с большим интересом и едва заметной улыбкой. Закивав головой, он вновь привлёк внимание к себе: «Я хочу, чтобы вы поговорили с пони рядом с вами и узнали как можно больше, а через десять минут вы представите друг друга».
В итоге, сие мероприятие заняло куда больше десяти минут, так как Псих с большим удовольствием слушал то одну, то другую беседу. Наконец, он остановил их и начались взаимные представления. Большинство из них были достаточно точными, разве что встречались ошибки в именах.
«Это… эм… В-Винил Хэтч», — произнесла небольшая кобылка с дрожью в голосе.
«Скрэтч! Винил Скрэтч! Говори правильно!» — рявкнула ди-джей.
«П-Прости!» — пропищала та: «Это Винил Скрэтч и она… эм… п-пишет электронную музыку и иногда выступает в клубах».
Псих одобрительно ударил копытом о пол: «Отлично Лиликап!» — раздался одобрительный шёпот класса и несчастная пони с облегчением села обратно на стул.
«А теперь, как насчёт тебя Октавия. Представь нам своего, как я надеюсь, будущего друга».
«Как пожелаете», — серая кобылка встала — «Это Бонбон. Она любит делать всяческие кондитерские изделия. Она пошла на курс психологии, чтобы узнать, как привлечь больше покупателей в свой магазин. Например, её интересует, какие цвета сильнее привлекают внимание и тому подобное».
«Великолепно ,Октавия. Очень коротко и по делу»,- кобылка улыбнулась в ответ на похвалу и села на место — «Бонбон, не представишь ли теперь нам Октавию?»
Обладательница тёмно-синей гривы с розовыми прядями, Бонбон выглядела как типичный студент университета, вроде тех, что рассказывают о ценности образования с рекламных проспектов:
«Это Октавия. Она изучает теорию музыки и историю… и играет на… скрипке?» — сказала она с надеждой в голосе.
«На самом деле, на виолончели».
«Ой, прости».
Винил выкрикнула через весь класс: «Погоди-ка, я тоже изучаю теорию музыки и не видела тебя ни на одном занятии».
«Во имя Эквестрии, с какой стати ты изучаешь теорию музыки?» — скептически ответила пони, которой был адресован выкрик.
«Я ди-джей. Ты что, не слушала мисс застенчивость?»
«Чтобы быть ди-джеем специальное образование не требуется».
«Какого сена ты только что вякнула?!»
Тут неохотно вступил преподаватель: «Полегче, вы двое. Я точно знаю, что есть два курса теории музыки, один – теория классической музыки, другой – современной. Нет смысла спорить. Думаю, у вас найдётся что-то общее, учитывая, что вы обе любите музыку».
«Ага, мы обе любим современную музыку – упс, ошибочка! Ты же любишь классическую, не так ли, Октавия? Какая жалость. Каково знать, что даже обезьяну можно научить играть на твоей виолончели. Я как-то видела такое в цирке», — ди-джей показала язык.
«Современная музыка?! Да весь этот скрежет и лязганье сродни ритму, который примитивные пони выбивали палками на камнях. У тебя с обезьяной больше общего, чем со мной, макака», — несомненно, обиженная, темногривая пони не собиралась просто так терпеть оскорбление своей музыки.
Винил вскочила так резко, что её стул опрокинулся: «Как ты меня назвала, сноб?»
Тоже поднявшись, Октавия продолжила стоять на своём: «Я назвала тебя макакой».
«По крайней мере, макаки умеют отрываться, ханжа!»
«О да, уверена, ты всё об этом знаешь, оторва!»
От услышанного у ди-джея под аккомпанемент изумлённых вздохов отвисла челюсть, но единорожка быстро оправилась и прищурившись сделала шаг к виолончелистке: «Всё, что ты делаешь, это елозишь палкой по струнам и ты называешь меня примитивной? У моей же музыки такое звучание, что ты себе и представить не можешь, ни то, что насладиться им!»
От злости Октавия заскрипела зубами и тоже сделала шаг вперёд: «Кого ты пытаешься обмануть? Создание музыки требует мастерства!»
Винил двинулась в направлении источника своего гнева, с трудом подавляя желание засмеяться, которое вечно возникало, когда на неё кто-то кричал. Из-за этого разборки с директором её школы всегда были очень напряжёнными. «Так ты называешь меня обманщицей?» — угрожающе произнесла она.
Тот факт, что гордая серая пони замялась, прежде чем ответить, означал, что реплика возымела нужное действие. Ди-джей определённо умела запугивать. «Я… не хочу сказать, что ты обманщица, я хочу сказать, что создание твоей ‘музыки’ не требует и половины мастерства необходимого для игры на виолончели!» — дабы отыграться за секундную потерю самообладания, она сделала ещё один шаг, оказавшись лицом к лицу со взбешённой единорожкой.
С раскрасневшимися от крика щеками и брезгливо сморщенным носиком Октавия выглядела более чем забавно. Винил уже раскрыла рот, чтобы высказать всё, что думает, когда, наконец, вмешался преподаватель, решивший, что эти двое вот-вот перегрызут друг другу глотки: «Так, дамы, давайте-ка немного успокоимся. Как бы я не любил споры двух полных противоположностей на своих занятиях, и поверьте мне, я их обожаю, думаю, мне стоит прекратить это, пока всё не зашло слишком далеко».
Теперь, когда напряжение немного спало, кобылки оглянулись вокруг и увидели, что приковали к себе внимание всего класса. Винил неловко улыбнулась и почесала затылок по пути к своему месту, в то время как Октавия, слегка поправив причёску, вернулась за свой стол.
Вернув контроль над аудиторией, Псих хлопнул копытами: «Отлично! Только что вы могли наблюдать прекрасный пример конфликта двух личностей. Надеюсь, вы все делали записи!» — пони спешно бросились записывать всё, что могли упомнить — «Нам выпала уникальная возможность. Изучение предмета на практике гораздо лучше чтения учебников, знаете ли», — он умолк на мгновение, собираясь с мыслями и глядя на настенные часы — «Сейчас у нас уже ни на что не хватит времени, но у меня есть идея для следующего занятия», — когда пони начали собирать вещи, преподаватель поделился своим замыслом — «Октавия, я хочу, чтобы вы с Винил провели время вместе на выходных».
«Что?!» — завопили они в один голос на потеху остальным.
«Вы хотите, чтобы я провела время с… ней?!» — воскликнула Октавия.
«Ага, я, вообще-то, хотела повеселиться на этих выходных!» — добавила Винил, получив в ответ укол взгляда Октавии.
«Это нужно», — терпеливо начал Псих — «Для того, чтобы мы могли пронаблюдать, как отношения могут измениться с течением времени в лучшую или худшую сторону. Мы сравним наши записи с вашим поведением в понедельник, проанализируем и попытаемся сделать прогноз, основываясь на этих данных. Пожалуй, я буду просить вас двоих проводить время вместе чаще, чтобы у нас было больше материала. Конечно, это не предусмотрено программой обучения, но, думаю, можно расценивать это как небольшой занятный проект».
«Пойди на психологию, говорили они. Препод классный, говорили они», — бормотала Винил, заталкивая блокнот в сумку.
Преподаватель усмехнулся: «Уверен, всё не так плохо. Кто знает, может у вас найдутся общие интересы».
«Очень сомневаюсь», — Октавия застегнула сумки и забросила их на спину — «И чем нам, по-вашему, заниматься?»
Псих пожал плечами: «Сходите в бар, в кино, прогуляйтесь по городу. Это не имеет особого значения. Главное, чтобы вы были вместе».
«Значит, выпьем!» — заявила ди-джей.
«Алкоголь либо сделает тебя нормальной, либо абсолютно невыносимой. Я согласна рискнуть», – пробормотала виолончелистка, выходя из класса вслед за остальными пони – «Но я выбираю, куда мы пойдём!» — бросила она через плечо.
Со вздохом Винил последовала за ней. Когда они вышли на улицу под палящие солнечные лучи и начали взбираться на холм, двигаясь к центральному двору, единорожка заставила себя идти рядом с Октавией. «Ладно. Давай-ка кое-что проясним. Я дам те свой номер, но не вздумай мне смсить или звонить, если это не касается нашего задания, капиш?» — тут в воздухе появилась ручка с листком бумаги, окружённая белой аурой, и начала писать.
«Договорились. То же касается и моего номера», — одновременно с тем, как единорожка оторвала кусочек бумаги и засунула его в сумку серой кобылки, та достала блокнот и ручку. Они остановились на пару секунд, чтобы Октавия могла записать номер. Продемонстрировав незаурядные навыки каллиграфии, учитывая, что ручку она держала во рту, кобылка покончила с этим делом, и они продолжили свой путь – «Прекрасно. Только постарайся не отдать его по ошибке кому-нибудь из своих дружков».
«Угу. Я позвоню тебе завтра, и мы обо всём договоримся, так?»
«Будь так любезна, постарайся сделать это в нормальное время. Не все могут протянуть до четырёх утра на коктейле из алкоголя и кофеина».
«Да пошла ты, Октавия».
С этими словами они разошлись. Виолончелистка пошла на следующее занятие, а ди-джей — домой.
Они ещё ни о чём не догадывались, но их жизни уже начали меняться, танцуя в такт мелодии конфликта, неумолимо двигаясь к тому, о чём ни одна из них даже не мечтала.
Глава 2
{[НЕИЗВЕСТНЫЙ АБОНЕНТ]}
> Йо, это Винил, как решим нашу проблему?
Вздохнув, Октавия неохотно добавила номер в список контактов.
> Один на один на рассвете?
Виолончелистка усмехнулась собственной шутке.
{[ВИНИЛ]}
> Назови время и место и не умничай.
Ответ последовал быстро.
> Таверна Блю, в семь.
Итак, когда часы пробили семь, Октавия уже сидела в дальнем углу заведения, глядя на приближавшуюся ненавистную единорожку. Глаза той, скрытые за тёмными стёклами очков, смотрели в ответ с не меньшим презрением.
И хотя вокруг царила жизнерадостная обстановка, обе кобылки были равнодушны к всеобщему веселью. И та и другая считали, что впереди их не ждало ничего, кроме нескольких часов утомительных споров, адекватность которых будет уменьшаться с увеличением количества выпитого.
Но всё, как всегда, пошло не так, как ожидалось.
«Ну», — начала Винил, усаживаясь напротив. Вся эта ситуация была более чем нелепа, поэтому ди-джей решила начать разговор так, как делала это обычно – «Как дела?»
«Абсолютно ничего, что касалось бы тебя», — последовал короткий ответ.
Закатив за очками глаза, Винил перенесла нетронутый бокал с соседнего стола, за которым мирно спал какой-то жеребец: «На вот, выпей. Может это поможет тебе избавиться от занозы в крупе».
Октавия помотала головой, даже не коснувшись напитка: «Мне ещё не положено пить по возрасту».
«Ты что, шутишь? Как же ты прошла сюда?»
«Они не спросили, я не сказала. Кроме того», — она сложила копыта вместе – «Ты не можешь быть намного старше меня. Мы ведь обе поступили в университет сразу после школы, верно?»
«Вообще-то… Я вроде как вылетела на год раньше», — было похоже, что Винил не особо хотелось делиться этой информацией.
«Это многое объясняет», — усмехнулась виолончелистка.
«Эй! Я над тобой не стебалась, когда ты отказалась пить из-за того, что ещё по возрасту не положено, хоть это и невероятно тупо. Так может, ты тоже не будешь таким снобом?»
«Хорошо», — уступила Октавия – «Но как ты смогла поступить не закончив среднюю школу?»
«Я весь прошлый год занималось по этой специальной программе. Нисколько не жалею, что бросила школу. Но я знала, что должна делать что-то, иначе стану одной из тех пони, которые всю жизнь живут на пособие».
Октавия подняла бровь: «Но зачем бросать школу, если знаешь, что это может плохо тебе откликнуться в будущем?»
Неуютно заёрзав, Винил отвела взгляд: «На то были… причины, ясно? Давай поговорим о чём-нибудь другом».
«Ладно…»
«Ну, когда твой день рождения?»
«Через пару недель».
«Круто».
«Действительно».
Повисло неловкое молчание, разделив их словно кирпичная стена. Однако, ди-джеи для того и созданы, чтобы ломать подобные стены.
«Ну и дурацкое же это задание», — пробормотала Винил. К её удивлению Октавия согласно хохотнула – «Эй, не знала, что ты умеешь смеяться!»
«О, очень смешно. Я не такая зануда, как ты считаешь».
«Серьёзно?» — ухмыльнулась Винил – «Докажи. Выпей».
«Я… Нет, я не могу».
«Ну давай же! Не будь такой… собой!»
«Винил, я не шучу».
Ди-джей вздохнула: «Ну, конечно же, ты не шутишь. Ладно. Будь необщительной. Мне всё равно».
Октавия наградила её недовольным взглядом: «По-моему, глупо считать, что я не могу быть общительной без алкоголя».
«В случае с тобой это именно так», — Винил смерила бокал печальным взглядом, затем вернула его на соседний столик. Повернувшись, она заметила немой вопрос в глазах Октавии – «Что?»
«Почему ты не стала пить? Тебе же уже можно».
«Поверь, пить в одиночку совсем не весело».
«Не стоит сдерживать себя в моём присутствии. Я надеялась, твоя адекватность возрастёт пропорционально количеству алкоголя в крови».
«Я же не чокнутая… ведь так?» — единорожка выглядела такой беззащитной, что Октавия решила ответить ей честно.
«Нет, полагаю, что нет. Должна признаться, что сделала ряд выводов относительно тебя на основе нашей… довольно оживлённой дискуссии во время занятий. Далеко не все из них носили положительный характер», — она на секунду умолкла, затем продолжила – «Но раз уж мы пытаемся поладить, позволь спросить… я и правда зануда? Только честно».
«На самом деле, нет, по крайней мере, не теперь. Во всяком случае, с тобой здорово спорить», — с улыбкой ответила Винил.
Виолончелистка ответила ей тем же: «О да, и какой же это был спор».
«Когда ты назвала меня ‘оторвой’, это было жёстко, но реально круто».
«Спасибо. А мне понравилось, как ты акцентировала внимание на том, что твоя музыка гораздо сильнее продвинута в техническом плане, когда я назвала её примитивной».
«Без понятия, как это у меня получилось».
Кобылки разом рассмеялись. Напряжение, наконец, спало, уступив место куда более приятной атмосфере.
«Эй, слушай, если ты не против, давай прикинемся, что ужасно провели сегодняшний вечер?» — спросила Винил, поудобнее устраиваясь на стуле.
«Зачем?»
«Я не особо хочу, чтобы Псих думал, что был прав, когда сказал, что всё будет не так плохо. Так и вижу, как он скажет ‘Ну, что я вам говорил’, понимаешь?»
«Должна с тобой согласиться. Хорошо, на занятиях будем вести себя так, будто ничего не изменилось. Договорились?»
«Договорились. А что насчёт остального времени?» — на щеках Винил выступил лёгкий румянец – «Просто я тут никого ещё не знаю, и было бы круто с кем-то потусоваться».
Октавия тепло улыбнулась: «В таком случае, я рада, что Псих сейчас не здесь, ведь я снова с тобой абсолютно согласна».
«А как же твои школьные друзья? Неужели, никто из них не поступил?»
Теперь настала очередь серой кобылки почувствовать себя неуютно и заёрзать на стуле: «Нет», — было её ответом.
«Печаль. Так ты живёшь на кампусе?»
«Да, в студенческом городке. А ты?»
«Не, я снимаю паршивенькую квартирку неподалёку».
«Должно быть, жутко неудобно каждый раз добираться до университета, когда у тебя занятия».
«Ага, прошла всего неделя, а меня это уже просто бесит».
«И?» — Октавия выжидающе посмотрела на собеседницу.
«Что и?» — озадаченно ответила ди-джей.
«Что ты собираешься с этим делать?»
Единорожка пожала плечами: «Без понятия. Я могла бы поискать место поближе к универу, но, думаю, их уже не осталось».
«Определённо. Вообще, думаю, если ты поговоришь с теми, кто оплачивает твоё обучения, они помогут найти тебе решение этой проблемы».
«Серьёзно? Звякну им завтра», — она хохотнула – «Отличная идея, Октавия».
Виолончелистка засмеялась в ответ: «Похоже, чтение тысяч рекламных буклетов не прошло зря».
«Походу, тебе не терпелось поступить».
«Ну, что тут сказать? Я так долго об этом мечтала. Все эти новые пони, с которыми я познакомлюсь, новые друзья, и все будут относиться друг к другу с пониманием и уважением, ведь это взрослая жизнь. И прочие глупости в таком роде».
«С пониманием и уважением, а? Пожалуй, я испортила твою первую неделю, хах».
Октавия с усмешкой помотала головой: «Не волнуйся, ты уже загладила вину».
«Уже? Но мы всего лишь поболтали», — Винил нахмурилась.
«Да, но… Я тебе как-нибудь потом расскажу. Это всё равно не так интересно», — виолончелистка поправила прядь тёмных волос, упавшую на глаза, и отвела взгляд.
«По-моему, у нас разные понятия о ‘не интересном’, так почему бы тебе не рассказать?»
«Это вроде как… личное».
«О», — последовала небольшая пауза. Однако, в ней не чувствовалось неловкости, скорее понимание – «Да всё норм, не хочешь – не рассказывай».
«Нет, наверное, тебе стоит услышать. В конце концов, сказала ‘а’, скажу и ’б’».
«Ты уверена?»
«Да», — она набрала побольше воздуха – «До поступления, до нашей группы, мне было довольно… одиноко».
«Со всеми такое иногда случается».
«Боюсь, ты и представить себе не можешь, насколько одиноко мне было».
«Ладно, ладно. И как так вышло? У кобылки вроде тебя должна быть целая куча друзей».
Октавия покраснела и опустила взгляд: «Не совсем».
«Оу», — Винил даже не знала, что сказать в ответ на такое откровение.
Через пару мгновений Октавия тихо продолжила: «У меня не было кучи друзей. Или хотя бы парочки. Или… хотя бы одного», — она по-прежнему не поднимала взгляд.
«Это…», — тут ди-джей замялась в поисках подходящего слова.
«Именно», — серая кобылка с глубоким вздохом потёрла мордочку, словно пытаясь смахнуть несколько последних секунд – «Извини», — она выдавила смешок – «Это было совсем не к месту. Мне жаль, что я тебе рассказала».
«Нет, всё нормально. Н-не то, что у тебя не было друзей, я хочу сказать… эх…»,
«Пожалуйста, просто забудь. Давай поговорим о чём-нибудь другом».
«Ладно…», — Винил на мгновение задумалась – «Раз ты поделилась со мной чем-то личным, теперь моя очередь. Так тебе не придётся беспокоиться, что я могу тебя подставить, рассказав всем твой секрет».
Губы виолончелистки изогнулись в лёгкой улыбке: «Спасибо».
«Погоди благодарить», — какое-то время единорожка собиралась с мыслями – «Итак, стыдно признавать, но в школе я училась так себе. Я типа не сдала… ничего. Поэтому я так отреагировала, когда ты начала смеяться над тем, что я бросила школу», — она опустила подбородок на сложенные на столе копыта – «Каждый год я старалась изо всех сил, но ничего не выходило. На каждом уроке я была хуже всех. Единственное, что заставляло меня двигаться дальше, это моя музыка», — и хотя глаза единорожки были скрыты за тёмными стёклами, всё остальное тело выдавало возбуждение, охватившее её при этих словах – «Я не умела анализировать тексты или решать уравнения, но за диджейским пультом никто не мог со мной тягаться. На уроках музыки я была богом, а качающие басы были моей библией»,- улыбаясь, она подняла голову – «Я играла, где только могла и столько, сколько могла. Другие тряслись за результаты тестов и оценки, но всё, чего я хотела, всё, что мне было нужно, это моя музыка».
Октавия сдержала ухмылку. Она тоже чувствовала тепло музыки, согревавшее её в этом холодном мире. Но серая кобылка ничего не сказала, ибо рассказ ещё не был окончен.
«Но…», — улыбка Винил исчезла – «Остальным было всё равно. Мне был нужен хороший аттестат, чтобы поступить в универ, но негде было его взять. В конце года мне сказали, что они вынуждены оставить меня на второй год, так как я ничего не сдала, кроме музыки. Всё, что мне оставалось, это бросить школу и попытаться найти другой способ поступить. Так я и сделала».
Октавия коснулась копыта ди-джея: «Спасибо, что поделилась. Учитывая то, какой грубой я была с нашей первой встречи, я удивлена, что ты мне доверилась».
«Как я уже сказала, это лишь гарантия, что я не раскрою твой секрет. Или… да, пожалуй, доверие звучит куда лучше».
«Но мой рассказ и рассказом-то не был. Просто печальный факт. Ты же… В тебе скрыто куда больше, чем я думала».
Земная пони так пристально смотрела, что Винил покраснела и отвернулась: «Ну, эм, спасибо».
Тут виолончелистка осознала, как повела себя, и, тоже покраснев, вернулась на своё место: «Прости, пожалуйста. Я просто заслушалась».
«Да всё в порядке. Абсолютно».
«Тем не менее, такое поведение было неподобающе, и я прошу прощения».
Винил хохотнула: «Мы сидим в дальнем углу бара. Это местечко видало вещи и похлеще простого касания копытами».
«Что?!» — при виде испуганного выражения мордочки Октавии, пристально разглядывающей стулья и стол, ди-джей расхохоталась.
«Да расслабься. Они тут убирают каждый вечер. Наверное», — Винил явно доставляло удовольствие то, с каким отвращением её собеседница заёрзала на стуле.
«В любом случае, думаю мне пора возвращаться. Не хочу сбить режим», — она аккуратно опустила ноги на пол.
«Ну-у», — простонала Винил, не успев даже осознать, что делает.
Виолончелистка глянула удивлённо: «Не думала, что тебе так приятно моё общество».
«Давай сделаем вид, что я этого не делала. Значит, увидимся в понедельник?»
«Именно», — Октавия немного помолчала, задумчиво прикусив губку, но потом просто развернулась и ушла.
Винил провожала её взглядом до последнего мгновения. Даже чуть было не взобралась на стол, чтобы увидеть, как локоны тёмной гривы исчезли в дверном проёме. Затем снова опустилась на стул.
«Именно», — пробормотала она.
Глава 3
Холодный сумрак окутывал тело Винил, но она не обращала на это внимания. Перед глазами, окутанный белой дымкой, маячил телефон. А где-то сбоку красные огоньки отсчитывали секунды, отправляя их во тьму.
Кровать была мягкой, но небольшой, да и вся квартира в целом несильно превосходила её
размерами. Но мысли ди-джея были сосредоточены отнюдь не на окружающей обстановке.
{[КОМУ: ОКТАВИЯ]}
>Привет
При виде этого слова кобылка стиснула зубы, после чего со вздохом ткнула в экран.
[ЧЕРНОВИК УДАЛЁН]
Со стоном она перевернулась на живот, уткнувшись мордочкой в подушку. Телефон терпеливо продолжал парить в воздухе, пока его хозяйка не повернулась для новой попытки.
{[КОМУ: ОКТАВИЯ]}
>Как дела?
«Три часа ночи. Винил, я сплю, дура», — пробормотала единорожка, не слишком-то похоже изображая голос Октавии. Магический завиток потянулся к кнопке «Удалить».
[СООБЩЕНИЕ ОТПРАВЛЕНО]
От неожиданности сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Кобылка резко вскочила в кровати : «Нет, не-не-не-не-не-не», — зашептала она – «Не сейчас, не в такое время! Чёрт!»
Пару мгновений Винил тешила себя мыслью, что Октавия не держит телефон рядом по ночам и поэтому не услышит, как тот зазвонит. С брови скатилась капелька пота, прошла минута. Только она начала чувствовать облегчение, как воздух наполнился тихим звоном.
«Чтоб меня».
{[ВХОДЯЩИЙ ВЫЗОВ: ОКТАВИЯ]}
«Ох, чтоб меня!»
Выхода не было; Октавия знала, что телефон Винил держит при себе. Она должна ответить. В измученном недостатком сна рассудке ди-джея родилась идея не отвечать на звонок и уехать из города, чтобы больше никогда не видеть виолончелистку. Но здравая часть рассудка всё же взяла верх.
Щёлк
«Привет», — неуверенно произнесла Винил.
«Почему, во имя Эквестрии, ты пишешь мне в четверть четвёртого утра?» — ответил изумлённый, но уверенный голос.
«Э-э, я не могла уснуть».
«И ты решила поделиться этим со мной?»
Винил вздрогнула: «Прости».
«Не волнуйся, я пошутила. Как это бывает, я тоже не могу уснуть».
«Почему?» — Винил повернулась, устраиваясь поудобней, выражение испуга на её мордочке сменилось лёгкой улыбкой.
«Мой мозг отказывается перестать думать».
«Ага, понимаю. О чём думаешь?»
«О всяких глупостях. Думаю, не стоит рассказывать, а то ты уснёшь со скуки».
«Вообще-то, это то, что надо», — обе хохотнули – «Давай, рассказывай».
«Ладно… По правде сказать, я думала о тебе, Винил».
Сердце ди-джея забилось быстрее: «Да?» — спросила она, надеясь, что её голос не прозвучал хрипло.
«Я… Помнишь, что я сказала в таверне? О… том, что у меня нет друзей?»
«И?»
«Ну, я думало о том, как мне повезло, когда меня заставили узнать тебя получше. Странное чувство… когда…», — на другом конце послышался всхлип, от которого у Винил защемило в груди – «Извини, видимо бессонница и поздний час делают меня более… открытой».
«Всё нормально. Я тебя понимаю, со мной то же самое», — успокаивающе ответила ди-джей, а потом едва слышно добавила – «Только, пожалуйста, не плачь».
«Я в порядке, да и с чего мне плакать, ведь это прекрасно. Думаю, я просто хотела сказать… спасибо».
«Эй, и тебе спасибо. У меня нет близких друзей, так что здорово знать, что ты рядом».
Октавия усмехнулась: «Пока я точно никуда не собираюсь. Мне потребуется какое-то время, чтобы доучиться».
«Хах, мне тоже. Но прежде мы надерём пару крупов и сделаем себе имя. Ты и я. Ясно?» — единорожка не собиралась высказываться так жёстко, но предвкушение новой встречи с новой подругой несколько вскружило ей голову.
«Безусловно. Друзья на век!» — в голосе Октавии тоже слышалось воодушевление.
Со вздохом Винил улыбнулась в темноту: «Это было довольно глупо».
«Ой, да прекрати. Я всю жизнь хотело это сказать. Теперь твоя очередь, чтобы всё было официально».
Последовало секундное молчание, но единорожка сумела подавить свою гордость: «Друзья на век!»
«Да ты не сможешь смиксовать саб-бас, даже если на кону будет твоя жизнь!» — выкрикнула Винил.
«А ты не сможешь настроить самую обычную виолончель по оркестровым стандартам!» — выпалила в ответ Октавия.
Псих почесал подбородок, заинтересованно глядя на спорщиц: «Знаете, я думал, что вы двое быстро подружитесь. Возможно, я теряю хватку», — на какое-то мгновение парочку захлестнуло чувство вины из-за того, что они заставили преподавателя усомниться в себе – «Или же вам просто надо ещё пару раз побыть вместе!» — чувство вины быстро испарилось.
«Я считаю, что это нарушение моих прав, как гражданина Эквестрии. А именно, нарушение запрета жестоких и изощрённых наказаний».
Винил мысленно сделала пометку похвалить Октавию за это оскорбление после занятий: «Ах так? В прошлый раз ты только и делала, что говорила о себе. Я могла уйти в любой момент, и ты бы даже не заметила!» — ответ вышел весьма средним, и Винил почувствовала, что не особо хочет продолжать перепалку.
К счастью, Псих и сам решил всё закончить: «Ладно, успокойтесь обе», — по аудитории прокатился стон разочарования, последовал обмен монетами, видимо, это были ставки – «Вернёмся к нашим делам. Я уже объяснил вам всё по поводу курсовых работ, но технически у нас есть ещё полчаса до конца занятия. Как насчёт того, чтобы придумать, чем займётся наша любимая парочка на этой неделе?»
Бонбон ухмыляясь, подняла копыто: «Может быть ужин при свечах?» — она засмеялась вместе с сидевшей рядом кобылкой, у которой была кьютимарка в виде лиры. Ещё несколько пони хохотнули, видимо, зная, что Винил не поняла шутку.
Октавия метнула в Бонбон недовольный взгляд, надеясь, что румянец на её щеках примут за проявление ярости. Может кто-то и считал её ханжой, но она отлично поняла, какой смысл на самом деле скрывался в шутке.
«Может что-нибудь менее рискующее закончиться поножовщиной?» — предложил Псих, однако, его улыбка давала понять, что шутку он оценил – «Как насчёт похода в кино? Там вам не придётся много общаться».
Винил предусмотрительно решила не соглашаться слишком быстро. Вместо этого она хмуро уставилась на преподавателя, потом медленно кивнула: «По крайней мере, в тёмном зале мне не придётся на неё смотреть».
«Правильный настрой! А как ты, Октавия?»
Виолончелистка вздохнула, словно даже думать о походе в кино с единорожкой для неё было утомительно: «Хорошо, если вы настаиваете на продолжении этого глупого эксперимента. Но тогда Винил платит».
С грубой усмешкой кобылка, сидевшая рядом с Бонбон, громко шепнула той: «Для жеребцов обычное дело платить за своих кобылок», — спустя мгновение вся аудитория зашлась громким хохотом, с воплями и улюлюканьем тыча копытами в сторону покрасневших, словно свёкла, объектов насмешки.
В этот раз Псих не присоединился к веселью: «Лира, это было неуместно. Я, как и все, ценю хорошую шутку, но давайте держаться в рамках, ясно?»
«Прошу прощенья, сэр», — ответила пони, небрежно отсалютовав, чем вызвала у Бонбон очередной смешок.
«Так, давайте представим, что наше занятие это зима и закончим его. Уверен, у всех ещё есть другие дела».
Выбравшись на дневной свет, ди-джей сдержала желание идти бок о бок с Октавией, изобразив раздражение и еле волоча копыта. Серая кобылка поступила так же, но выказав больше чувства собственного достоинства. Только когда они оказались в безопасности в толпе других пони, они понемногу перестали притворяться. Одногруппники разбрелись кто куда, и никто не обращал на парочку никакого внимания.
«Ты уделала меня со своими ‘жестокими и изощрёнными наказаниями’», — улыбаясь, заметила ди-джей.
«Ага. Я сама очень довольна этой фразой. Вообще-то, я придумала её на занятиях по истории, когда мы изучали древние военные договоры», — Октавия сдула с глаз прядь волос и взглянула на Винил. Единорожка смотрела по сторонам, не замечая, что на неё саму смотрят. Электрически-синяя грива с голубыми прядями казалась такой же непокорной, как и её обладательница, смешение веселья и красоты. Виолончелистка почти завидовала.
«Знаешь, звучит довольно круто. Может мне поменять один из моих предметов на историю».
«На каждый занятный военный документ приходится тысяча политических деклараций. Ты умрёшь от скуки, лапочка».
Винил остановилась и взглянула на серую кобылку: «Лапочка?» — переспросила она, удивлённо подняв бровь.
«Разве нам ещё нельзя придумывать друг другу прозвища? Прости, я плохо в этом разбираюсь», — Октавия нервно переминалась с ноги на ногу.
«Ну, ‘лапочка’ не совсем прозвище, это скорей…», — она кашлянула и слегка понизила голос — «Кличка для питомца».
«Ой», — при виде покрасневших щёк виолончелистки Винил усмехнулась.
Чтобы не вгонять Октавию в краску ещё больше, ди-джей двинулась дальше, подав хвостом знак следовать за ней: «Хочешь, чтобы я сделала вид, будто ничего не было?»
«Да, пожалуй».
«Без проблем. К тому же прозвища не выбирают, они появляются сами собой. Пока просто зови меня Винил, ладно?»
«Ладно. Так», — кашлянув, земная пони вернула беседу в прежнее русло – «Почему бы тебе не сменить один из предметов? Возможно, с тобой лекции будут не такими унылым».
«Вообще-то, у меня нет предметов, которые можно было бы бросить. Музыкальная теория по понятным причинам отметается сразу, а рисование мне нравится самой», — не назвав третий предмет, Винил лишь привлекла к нему ещё больше внимания.
«Почему бы не забросить психологию? Всякий раз, когда мы не спорим, ты выглядишь скучающей».
«Потому что…», — Винил пробормотала конец фразы так, что его было не разобрать.
«Прости, что?»
«Потому что благодаря ей у нас есть повод встречаться», — быстро произнесла единорожка, начиная краснеть, и отвернулась, окидывая взглядом группки пони, разбросанные по двору.
«Мне тоже нравится проводить с тобой время, Винил», — ди-джей обернулась, и они улыбнулись друг другу.
Вскоре стало очевидно, что каждая пони пыталась увести другую в своём направлении.
«Эм, Октавия? Ты не хочешь зайти в столовую?»
«У меня через пару минут начнётся лекция по истории… Разве ты меня не проводишь?»
Винил усмехнулась: «Точно, прости. Где находится аудитория?»
Виолончелистка со вздохом развернулась, указывая дорогу.
Винил не стала слоняться поблизости, когда Октавия отправилась на занятия. На то было две причины.
Первая, ди-джей чувствовала бы себя чертовски неловко, если бы серая кобылка заметила в окно, что она её ждёт.
И вторая, своих дел было предостаточно. Единорожка была не настолько одинока, чтобы ждать подругу после занятий. У ди-джея хватало как друзей, так и забот. Это точно.
Спустя полчаса все её друзья и заботы смотрели на неё со дна кружки. Университетская таверна, конечно, не была такой обшарпанной, как большинство баров, в которых белой кобылке доводилось бывать, но возраст заведения был очевиден. Табличка над входом услужливо сообщала, что это здание было воздвигнуто одним из первых во время строительства университета. Крайне занимательный факт, что при строительстве учебного заведения чуть ли ни в первую очередь позаботились о месте, где можно было бы выпить. Однако, даже он не мог отвлечь кобылку от её проблем.
«Давай же, Винил. Соберись», — пробормотала она, прежде чем слизнуть с края последнюю каплю крепкого сидра – «У тебя ведь полно друзей. Не стоит привязываться только к одному».
Слова отдались эхом в голове. Затем из глубин сознания донёсся тоненький голосок.
Но с ней ведь так интересно!
«Нет! Мне просто скучно, и она помогает скоротать время».
Именно поэтому я ловлю каждое её слово?
«Отстань», — отодвинув кружку, Винил опустила голову на стол.
Сзади кто-то фыркнул: «Но я ещё даже ничего не сказал», — произнёс Псих, садясь рядом.
Винил вскинула голову, уставившись на учителя широко раскрытыми глазами: «Эм… здрасте…»
«Спокойно. Я тебя не пытать пришёл. Иногда я захожу сюда пропустить стаканчик после занятий».
«Лады», — было очень странно говорить с учителем в подобной обстановке. Словно две разные части жизни столкнулись.
Преподаватель издал вздох, с которым, кажется, улетучилась часть его позитивного настроя: «Ты же понимаешь, что это всё не серьёзно, верно? Я лишь хотел немного развлечься. Я не думал, что это заденет тебя настолько, что ты будешь топить горе в кружке сидра средь бела дня».
«А?» — представив, как должно быть выглядит со стороны, ди-джей резко выпрямилась и откашлялась – «Я пью не поэтому… но вам от этого не должно быть легче».
Псих усмехнулся и поднял копыта, словно защищаясь: «Эй, работа преподавателя зачастую довольно скучна. Мне очень повезло, что вы с Октавией оказались в одной группе. Неважно, сколько унылых бумаг скопилось на моём столе, я всегда с нетерпением жду вашего следующего противостояния. Кстати, по-моему, сегодня она победила».
«Ага, смейтесь», — Винил пожалела, что отодвинула кружку, иначе бы она выплеснула последние капли ему прямо в морду.
«Да не переживай. Уверен, в следующий раз ты её сделаешь. Попробуй сказать что-нибудь про её гриву; похоже, она очень остро на такое реагирует», — участливо посоветовал жеребец.
Кобылка вскинула бровь: «Серьёзно?»
«Определённо. Или сделай ей комплемент по этому поводу, если хочешь узнать её с хорошей стороны».
«А у неё есть хорошая сторона?» — машинально ответила Винил, хотя её мысли были уже далеко.
Преподаватель хохотнул: «Прекрасно. Похоже шансы на перемирие крайне малы?»
«Все шансы подружиться были упущены, когда она сказала, что ди-джею не требуется мастерство», — она постаралась сказать это максимально твёрдо и уверенно.
«Ага, я так и понял. В любом случае, сейчас трудно найти хорошее развлечение».
Белая единорожка соскользнула со стула и размяла ноги: «Спасибо за беседу, но мне пора. Меня ждут вечеринки и бас-линии. До скорого».
Псих кивнул, приподняв копыто в прощальном жесте, который послужил ещё и знаком хозяину заведения, что клиент будет ‘как обычно’.
Как только Винил вышла на улицу, из её сумки выскользнул телефон и повис перед фиолетовыми стёклами очков. После пары щелчков он вернулся на место. А белая пони двинулась дальше, насвистывая какую-то мелодию.
Октавия услышала тихое жужжание из своей сумки. Преподаватель продолжал что-то мерно бубнить, когда кобылка аккуратно достала отвлёкший её предмет, им оказался телефон, и взглянула на него под партой, подальше от глаз преподавателя.
{[ВИНИЛ]}
>Твоя грива классно смотрится :)
Глава 4
«Знаешь, я ни разу не была в этом кинотеатре», — заметила Октавия.
Несмотря на почтительные размеры фойе кинотеатра, в нём по прежнему чувствовалась атмосфера малого бизнеса: почти домашний уют без примеси холода коммерции, присущего большенству подобных заведений. Серая кобылка была очень рада данному открытию.
«Главное, что он нам по карману», — усмехнулась ди-джей, удерживая магией в воздухе две порции попкорна.
Виолончелистка шутливо толкнула её в бок: «Ты же поняла, что я пошутила насчёт оплаты, верно? Раз ты купила еды, я позабочусь о билетах, чтобы всё было по-честному».
Какое-то мгновение Винил хотела настоять на том, что она заплатит и за билеты, но потом в памяти всплыла фраза мятно-зелёной кобылки с последнего занятия. «Думаю, это справедливо», — ответила единорожка, ощущая легкую неловкость, словно она была не в состоянии оплатить всё сама.
Октавия лишь улыбнулась и подошла к стойке: «Два билета на… эм, Винил, а что мы будем смотреть?»
«Ох»,- единорожка быстро окинула взглядом афишу – «Крупные взрывы Три», — в ответ ди-джей получила взгляд полный неодобрения – «Что? Это же Кливленд Бэй! На его фильмах всегда можно поржать».
Серая кобылка со вздохом обернулась к скучающему кассиру: «Два билета на… это, пожалуйста».
Вооружённая двумя кусочками бумаги, парочка миновала контролёра и вошла в тёмный зал. Оказавшись в помещении порядочных размеров, они быстро взобрались по ступенькам и заняли два места в центре последнего ряда.
Поскольку вокруг почти не было других посетителей, Октавия решила воспользоваться возможностью и задать парочку вопросов своей подруге, которая уже начала с жадностью поглощать попкорн: «Крупные взрывы? Серьёзно?»
Винил закашлялась так, что кусочек попкорна вылетел у неё изо рта и приземлился, перелетев через несколько рядов. С трудом проглотив остальное, она ответила: «Ты что-то имеешь против взрывающихся крупов?»
«Я имею что-то против плохих фильмов».
«Ты его ещё даже не видела! Не суди книгу по… тому, насколько крупный в ней шрифт…?»
Виолончелистка хохотнула и аккуратно отправила в рот кусочек попкорна: «Конец предложения получился несколько натянутым».
«Ага, шутка не удалась. В любом случае, не суди, пока не посмотришь».
«Трудно не судить, когда у фильма такое название».
Винил закрыла глаза и потёрла виски: «Раскрой свой разум, дитя».
«Я всего на пару месяцев младше тебя!»
«Ш-ш, фильм начинается».
И так начались сто сорок четыре минуты, полные насилия и непристойных ракурсов.
Посреди разгара очередной экшен-сцены, когда единороги верхом на пегасах заливали землю магическим напалмом, а гигантская Луна-робот пыталась сбросить Кантерлот с утёса, на котором тот стоял, Октавия взглянула на свою спутницу. Свет плясал на её волосах, заставляя светлые пряди сиять и делая тёмные ещё более насыщенными. И хотя глаза кобылки по-прежнему скрывались за фиолетовыми линзами очков, было легко понять, что они широко распахнуты и вбирают каждое мгновение происходящего на экране действа.
Внезапный раскат грома заставил виолончелистку снова повернуться к экрану, на котором чудовищная Принцесса Ночи превратилась в груду дымящегося металлолома. Покрытые грязью и сажей солдаты ликовали, а Винил вскинула одно копыто в воздух, попутно зачерпывая вторым очередную порцию попкорна.
Серая кобылка могла лишь рассмеяться при виде восторга ди-джея. Заметив это Винил улыбнулась, думая, что её подруга получает такое же удовольствие от фильма. «Я же сказала, что тут можно будет поржать!» — сказала она, наклонившись ближе к серой кобылке, чтобы та могла её услышать.
«О, это уж точно», — ответила Октавия, подавив желание сказать, что это отнюдь не фильм развеселил её.
Позже, во время заключительной романтической сцены между Дэшинг Старом и Станнинг Бьюти на заваленном обломками склоне вулкана, виолончелистка заметила, что энтузиазм Винил поугас, и та лежала на двух креслах примостив голову на подлокотник.
«Тьфу, да с таким телом она могла бы двигаться и получше», — пробормотала ди-джей. Фиолетовые очки слегка приподнялись, и она взглянула на серую кобылку – «Верно?»
«Наверное. Я не особо обращала внимание на её тело».
Взгляд единорожки вернулся к экрану: «Да я тоже. Я просто имела в виду, ну, в общем, а, неважно».
Высокий голос Станнинг Бьюти разрывал завесу всяких мыслей. Он был настолько пронзительным и женским, насколько это только возможно: «О, Дэшинг! Ты не можешь сражаться с настоящей Луназиллой! Я люблю тебя!»
Жеребец копытом убрал гриву назад: «Не волнуйся, дорогая. Я просто», — он посмотрел прямо в камеру – «Взорву ей круп».
И виолончелистка, и ди-джей издали сдавленный стон, после чего разом рассмеялись. К счастью, их смех потонул в звуках бравурной мелодии и не потревожил никого из оставшихся семи зрителей.
Когда, наконец, зажёгся свет и по экрану поползли финальные титры, парочка покинула зал в прекрасном расположении духа. Смеяться они перестали, лишь выйдя на улицу.
«О, Селестия», — выдохнула Октавия – «Это был одновременно лучший и худший фильм, который я только видела».
«Ага. Согласна», — белая единорожка потёрла побаливающие рёбра – «Давно я так не смеялась».
«Что будем делать?»
«А ты что предлагаешь?»
«Может… прогуляемся?»
Губы Винил медленно растянулись в улыбке: «Отличная идея».
И так две кобылки весело зашагали прочь от кинотеатра по светлым улицам. Несмотря на продолжительность фильма, день был ещё в самом разгаре, и Винил не могла этому не радоваться, ведь у неё оставалось больше времени, которое можно было провести с новой подругой.
Согреваемые лучами светила Селестии, они спокойно брели по оживлённым улицам, глядя по сторонам и слушая звуки ещё одного прекрасного дня в Мейнхэттане. Мимо промчалась горстка беззаботно смеющихся жеребцов. Троица пожилых кобылок сидя на скамейке прямо у всех на виду мирно обсуждала пони вокруг. Торговцы зазывали покупателей, словно бы это был какой-нибудь провинциальный городок, только вместо помидоров и яблок у них были телефоны и диски с фильмами.
Мимо прогрохотала повозка, запряжённая старым мулом. Она была доверху наполнена цветами всех сортов и оттенков, и каждый раз, когда колеса наскакивали на очередную кочку, несколько растений падали на землю. Улучив момент, Винил метнулась вперёд и подхватила зубами довольно аппетитно выглядящий подсолнух. Держа цветок за стебель, она обернулась к изумлённой Октавии.
«Зацени!» — пробормотала единорожка, по прежнему держа во рту свой трофей – «Халявный обед!»
«Он был на земле», — хохотнула виолончелистка.
«Это цветок, они растут в земле. Хочешь кусочек?»
Октавия замялась, но потом решила подыграть Винил. В конце концов, ни к чему плохому это не приведёт. Подавшись вперёд, она аккуратно откусила пару лепестков и отправила их в рот, изящно слизнув язычком.
Внезапно, стебель переломился, разделив растение на три части, одна из которых осталась в зубах у Винил. Смущённо покраснев, она выплюнула остаток: «Упс. Похоже, я слишком сильно на него надавила».
«Не переживай, он был не особо вкусным. Лепестки как бумага».
«В таком случае, дай-ка я куплю тебе попить, чтобы смыть неприятный привкус», — румянец сошёл с её щёк, и она кивнула в сторону небольшого кафе.
Октавия возмутилась: «Я в состоянии сама за себя заплатить», — через секунду её глаза расширились – «Ой, но, эм, спасибо за предложение. Я не хотела показаться грубой».
«Брось, Октавия, я куплю тебе выпить», — тон единорожки не терпел возражений, но она улыбнулась, показывая, что это на самом деле не так.
Парочка устроилась за столиком в глубине заведения, подальше от любопытных глаз. Спустя несколько минут перелистывания меню к ним подошла кремовая пони, чтобы принять заказ.
«Привет, что будете… ой-ой», — произнесла Бонбон.
Вдруг, все трое словно оказались в пузыре неловкого молчания. И как Винил не хотелось нарушить это молчание, она решила на этот раз действовать осторожно. Вместо того, чтобы застать врасплох ди-джея и виолончелистку, Бонбон сама казалась растерянной. Её голос понизился почти до шёпота.
«Слушайте, не говорите об этом никому, ладно? Если Лира и Си-Топ узнают, что я здесь работаю, они никогда не перестанут надо мной смеяться».
«Погоди – ты – работаешь – что?» — вопрос Винил прозвучал крайне красноречиво.
«Мне нужна эта работа, чтобы платить за учёбу. Дела в магазине идут прекрасно. Персонал справляется и без меня. Только, пожалуйста, не говорите… минуточку, разве вы не должны быть в кино?»
Сначала Октавия хотела сказать что-нибудь обидное в адрес белой единорожки, но потом хорошенько подумала. Их заговор был под угрозой разоблачения, но его ещё можно было спасти: «Да, фильм только что закончился».
Действуй аккуратно, и она поймёт намёк.
«Так почему вы всё ещё вместе… о…», — кобылка округлила глаза – «Но это значит, что мы были правы! Псих был-».
«О чём ты? Мы ненавидим друг друга», — Октавия подалась ближе к официантке – «Мы ненавидим друг друга, а ты здесь не работаешь».
«Ой…», — Бонбон быстро опустила взгляд на стол – «Странно. Мне показалось, что за этим столиком кто-то был. Ну, ладно».
Великолепно.
Забыв о каких бы то ни было напитках, Винил вывела подругу из кафе, избегая взгляда официантки.
«Это… было неожиданно», — пробормотала единорожка, когда они скрылись в толпе.
«Согласна. Тем не менее, по-моему, всё прошло лучше, чем могло бы».
«Ага, ты просто спасла наши крупы. Я-то тупо сидела, в то время как ты прям вошла в ‘режим сексуального убеждения’».
«Я… какой, прости, режим?» — Октавия не была уверена в том, что правильно расслышала собеседницу.
«Режим колоссального убеждения. Было довольно круто», — казалось, ди-джей ничего не заметила.
«Спасибо, пожалуй. Но наше следующее занятие может быть несколько необычным».
«Точно. Чем займёмся теперь?»
Серой кобылке не хотелось говорить очевидное, но делать было нечего: «Думаю, нам стоит разделиться, пока нас не заметил кто-нибудь ещё».
«Ох», — Винил замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась, опустив голову – «Ладно. Всё равно мне ещё надо кое-что сделать. Плюс, вечером я играю на одной вечеринке».
Виолончелистка усмехнулась: «Похоже, у тебя полно дел. Не забывай об учёбе».
«Пфф, с учёбой ничего сложного. А будет ещё проще, когда я перееду в студенческий городок».
Октавия вскинула копыто ко рту: «Я совсем об этом забыла! Так значит, ты обо всём договорилась?»
«Агась», — она гордо вскинула голову – «Мне даже нашли кого-то, с кем я буду делить комнату. Мне не терпится познакомиться».
Ни секунды не раздумывая, серая кобылка обняла Винил: «Ох, я так за тебя рада!»
Густо покраснев, ди-джей ответила тем же: «Хах, это просто комната. Хотя она сделает мою жизнь гораздо проще».
Отстранившись, Октавия продолжила всё с тем же восторгом: «Представь, если тебя поселят ко мне! Я уже несколько недель жду, когда ко мне кого-то подселят».
Брови Винил подскочили вверх: «Ты это серьёзно?»
«Да! Было бы здорово, правда?» — она улыбалась от уха до уха.
«Ага… здорово не то слово. Слушай, мне уже пора. Дела сами себя не сделают».
«Извини, я тебя задерживаю. Так значит, увидимся… скоро?»
«Я позвоню тебе сегодня в обычное время», — обе кобылки усмехнулись. Под ‘обычным временем’ имелось в виду раннее утро, когда никто из них не мог сомкнуть глаз. Ди-джей машинально чуть подалась вперёд, виолончелистка последовала её примеру. Потом они удивлённо взглянули друг на друга и отпрянули назад – «Ну, да, пока».
Единорожка удалилась, оставив Октавию наедине с её смущением. На какое-то мгновение в голове появилась необычная мысль. Но она быстро ускользнула, и когда серая кобылка двинулась в путь домой, от неё не осталось и следа.
«Чем я могу вам помочь, мисс Скрэтч?» — вежливо спросила бледная кобылка. Серая прядь в гриве придавала ей облик высокопоставленного лица. Но всё же выглядела она дружелюбно.
«Эм, а можно выбрать комнату, в которую меня поселят?» — спросила единорожка, нервно перебирая копытами. Кабинет пробуждал неприятные воспоминания о школе.
Мягко усмехнувшись, старшая сняла очки, положила их на стол и откинулась на спинку кожаного кресла: «Мне часто задают этот вопрос. Хотите поселиться с подругой?»
Винил кивнула, ощущая некоторое раздражение о того, что не подумала, насколько обыденной окажется её просьба – «Но не нужно, чтобы она об этом знала. Я, вроде как, хочу сделать ей сюрприз».
«Понятно. И кто же это?»
«Октавия. Эм, серая земная пони, изучает-».
В ответ последовал кивок: «Теорию музыки, историю и психологию, точно. Я помню её. Нам очень повезло, что мы её заполучили. Университеты от Троттингема до Кантерлота хотели забрать эту маленькую кобылку себе».
«Ух ты, правда?» — ди-джей удивлённо подалась вперёд.
«Несомненно. Она одна из самых одарённых пони Эквестрии».
Разумеется, Винил знала, что Октавия хорошо училась в школе, но она и представить не могла насколько хорошо! Новая подруга, серая кобылка с прелестным смехом и неуклюжими навыками в общении, была в разы умнее неё. Разум заполнила причудливая смесь эмоций: обида, ревность, зависть, но всех их подавляло чувство гордости. Одна из самых одарённых пони Эквестрии, но главное, лучшая подруга.
Единорожка не могла сдержать улыбку: «В ней скрыто куда больше, чем я думала сначала».
Вновь последовал кивок: «Похоже, вы славная пони, и если Октавия, действительно, хочет делить с вами комнату, я, пожалуй, смогу это устроить».
«Она хочет. Вот только она надеется на невероятное совпадение. Я же пытаюсь подойти более… практически».
«Умно. Что ж, раз это желание Октавии, оно будет исполнено. Мы не можем позволить себе расстраивать её», — спустя мгновение Винил пронзил строгий взгляд – «Но никому ни слова. Если остальные студенты узнают, что я позволила вам выбрать комнату, они устроят протест у меня под окнами», — единорожка хотела было засмеяться, но сдержалась при виде того как на неё смотрят – «Я серьёзно. Такого раньше никогда не было».
Нервно сглотнув, Винил встала, чтобы пожать копыто собеседнице: «Эм, можете на меня рассчитывать, я никому ничего не скажу. Спасибо вам за помощь».
Вот так просто, благодаря одной улыбке состоялось переселение пони: «Всегда пожалуйста. Удачного дня!»
Буквально через пару мгновений белая кобылка уже спустилась по лестнице, ведущей прочь от здания администрации, и погрузила копыта в согретую солнцем траву. С каждой минутой вокруг становилось всё тише и над землёй сгущались сумерки. Мимолётный ветерок донёс откуда-то аромат подсолнухов.
Винил взглянула в сторону студенческого городка и начала насвистывать.
Глава 5
Карандаш кружился и плясал на листе бумаге под беспрестанным надзором фиолетовых линз. Плавные линии и завитки неизменно обретали одну и ту же форму, заполняя весь лист, что вводило преподавателя в недоумение.
«Винил, с тобой всё в порядке?» — этот вопрос привлёк внимание всей аудитории.
Карандаш на мгновение замер, и его хозяйка слегка приподняла голову: «Ага».
Старшая кобылка немного помедлила, прежде чем продолжить, а несколько студентов, заинтересованные поведением ди-джея, украдкой посмотрели в её сторону: «Просто… ты с самого начала занятия рисуешь одни скрипичные ключи. Я знаю, что ты умеешь довольно много, но тебе не помешает попрактиковаться в работе с текстурой, как и остальным».
«Пожалуй», — на листе появилась ещё одна непрерывная линия, закрученная в спираль с небольшим крючком на конце.
Преподаватель попыталась зайти с другой стороны. Она сделала вид, что небрежным движением стряхивает грязь со своей шкурки: «На прошлой неделе ты, кажется, упомянула, что знаешь пони, которая бы могла побыть у нас натурщицей?»
Винил, наконец, перестала машинально водить карандашом по бумаге и переключила всё своё внимание на учителя: «Ага, только я её пока ещё не спрашивала. Правда, я тут подумала, разве у нас нет для этого дела профессионалов или типа того?»
Добившись-таки вразумительного ответа, учительница благодарно улыбнулась: «Есть, но они работают уже много лет, и мне бы хотелось увидеть кого-нибудь нового на эскизах. Ничего не выйдет, если постоянно рисовать одних и тех же пони».
В ответ белая единорожка лишь кивнула и вновь принялась выводить очередной музыкальный символ.
Однако, преподаватель не собиралась так легко сдаваться. Винил всегда была одной из самых открытых в группе, поэтому такое поведение вызывало опасения: «И кто же эта загадочная кобылка?»
«Земная пони, серая».
«А что у неё за кьютимарка? Может я видела её на кампусе».
Винил аккуратно подвинула копыто, стараясь прикрыть как можно больше скрипичных ключей: «Не помню. Мы недавно познакомились».
«Мне бы очень хотелось её увидеть. Как думаешь, ты сможешь уговорить её придти к нам на следующей неделе?»
«Ага, без проблем».
Удовлетворённая тем, что всё вновь встало на свои места, преподаватель проследовала к своему столу, а остальные пони, тихо переговариваясь, вернулись к работе. Все кроме одного. Тёмно-коричневый жеребец с узкой мордой, сидевший по соседству, с интересом разглядывал ‘шедевр’ Винил. Его звали Шейди Оукс и он был единственным, у кого хватило смелости заговорить с ди-джеем.
«Йо, чё с тобой такое сегодня, подруга?» — спросил он, слегка толкнув копыто единорожки.
«Ничего. А с тобой что?» — прошипела та в ответ, продолжая выводить плавные линии.
«В основном пытаюсь врубиться, почему ты сегодня как зомби».
«Нечего тут врубаться, всё как обычно. Тебе разве заняться нечем?»
Шейди фыркнул: «Да ладно, я записался на рисование, потому что оно проще пареной репы и экзаменов тут нет. Серьёзно, чё с тобой такое?»
«Не прикидывайся, что мы с тобой друзья-приятели, понял? Просто отвали».
Земной пони отвернулся, закрывшись от Винил чёрной гривой словно щитом : «Как хочешь. И не обязательно быть такой стервой».
«Вали к своей мамочке» — машинально пробормотала Винил.
Во имя Селестии, он ведь прав… какого сена со мной творится сегодня?
Многолетний опыт общения и завязывания знакомств словно улетучился, оставив лишь что-то маленькое и озлобленное, не способное даже поддержать беседу.
Так дело не пойдёт. А что если я и с Октавией вела себя как стерва?
При этой мысли у кобылки защемило в груди, и она поняла, что проблему следует решать, пока всё не стало ещё хуже. Легонько ткнув Шейди, чтобы привлечь его внимание, Винил со вздохом начала: «Слушай, я-».
«Не парься», — мгновенно ответил тот, отодвигая гриву в сторону.
«Что?»
«Думаю, я знаю, почему ты такая странная сегодня».
Ди-джей почувствовала, как по её шее медленно пополз жар. Её голос звучал настороженно: «Да?»
«Моя младшая сестра Лиликап в одной группе по психологии с тобой. Она сказала, что препод вечно прикапывается к тебе».
Лиликап? Миниатюрная светло-коричневая кобылка, которая вечно нервничает?
«Она так сказала?»
«Ага. Ещё она сказала, что на первом занятии ты была с ней не очень-то приветлива, но она тебя прощает».
«Э-э…», — Винил даже не знала, что на это ответить.
«Не парься, подруга, я тоже тебя прощаю. Наверное, не очень круто каждую неделю переться на занятия, когда препод такой хрен».
Вот оно!
Должно быть от притворства, что я терпеть не могу Октавию, у меня всё в голове перемешалось. Не удивительно, что я сегодня такая сволочь.
Но теперь этому конец. Психу не удастся ей манипулировать. Не на ту напал.
«Ты даже не представляешь».
«Если вдруг захочешь напиться и забыться, могу подкинуть бухла по дешёвке. Тока никому ни слова».
Винил задумчиво почесала подбородок. Такое предложение может оказаться очень кстати: «Может я этим и воспользуюсь. Вот, вбей свой номер», — она выудила телефон из сумки и передала Шейди. Тот с улыбкой взял предмет.
Записывая номер, было тяжело не обратить внимания на одно примечательное имя в списке контактов: «Октавия?» — прошептал жеребец – «У тебя есть номер Октавии?» — кровь прилила к мордочке единорожки, и та было начала сбивчиво что-то объяснять, но её перебили – «Да половина жеребцов готова убить за этот номер, а остальные – гомики. Чёрт, наверное, офигенно быть ди-джеем и общаться со всеми этими шишками».
«Э-э, ага, довольно круто», — он что, не в курсе, что виолончелистка в той же группе по психологии? Или он решил поиграть?
«Держи», — Оукс вернул телефон. Жеребец, кажется, не таил никакого злого умысла. Но как быть в этом уверенной?
Остаток занятия белая единорожка провела словно бы в тумане. Ей удалось прекратить рисовать скрипичные ключи и сделать быстрый набросок, дабы показать, что она умеет работать с текстурой, заслужив тем самым похвалу и улыбку преподавателя, которая теперь прибывала в полной уверенности, что всё вернулось на круги своя.
Однако, как только Винил переступила порог аудитории, её телефон уже набирал номер. Постоянные перепалки плохо сказывались на способности находить общий язык, с этим нужно было срочно завязывать, если единорожка хотела справляться со своей работой так же хорошо, как и прежде.
{[ВЫЗОВ: ОКТАВИЯ]}
Дзинь дз-
«Привет, Винил!» — радостно раздался мелодичный голос подруги – «Как прошло рисование?»
«Да всё нормально, как обычно. Как у тебя дела?»
«Доделываю задание по истории. О, и у меня отличные новости!»
Ди-джей улыбнулась тому, какой возбуждённой была обычно спокойная кобылка: «Да?»
«Я получила извещение о том, что ко мне кого-то подселят! Ой, надеюсь, это будешь ты!»
«Не надейся на это слишком сильно. Пожалуй, я не такая важная персона, чтобы делить комнату с вами богачами», — ответила она, усмехаясь, давая понять, что шутит.
«Не говори так. Хм… проклятье, я только что вспомнила, что знаю координатора. Надо было сходить к ней и попросить поселить тебя в мою комнату».
«Не думаю, что это сработало бы», — Винил очень надеялась, что по голосу нельзя было определить, что она улыбается – «Вряд ли ей можно давать студентам выбор с кем жить», — становилось всё труднее не засмеяться.
«Наверное, ты права», — вздохнула Октавия – «Мне остаётся лишь надеяться, что соседи окажутся дружелюбными».
«Или сексуальными. Или и то, и другое! Тогда тебе точно не будет скучно».
Виолончелистка хихикнула: «Винил, ты мыслишь в одном направлении».
«И ничуть не жалею об этом. Эй, я хотела кое о чём поговорить», — она осмотрелась по сторонам, убеждаясь, что никто не может подслушать их разговор. В это время в здании практически никого не было.
«И о чём же?»
«Помнишь наши… наигранные споры?»
«И?»
«Эм… не знаю, смогу ли я и дальше притворяться», — сказала Винил, ничего не выдумывая.
«Почему?»
«Потому… потому что мне не нравится с тобой спорить».
«Но мы ведь просто притворяемся».
«Знаю, но всё же… не знаю почему, но это больше не прикольно».
Последовало молчание. Единорожка нервно закусила губу.
«И что нам теперь делать?» — наконец ответила виолончелистка, от её веселья не осталось и следа.
«Может… не спорить, просто перестанем разговаривать во время занятия. Сделаем вид, что нам теперь противно даже говорить друг с другом. Типа мы так сильно друг друга ненавидим».
«Ну… ладно. Мне казалось, тебе нравится перекидываться оскорблениями со мной, но раз это тебя так сильно беспокоит, я согласна прекратить».
Винил поморщилась: «Мне нравится перекидываться с тобой оскорблениями, правда. Просто… я остаюсь стервой и после окончания спора, и вот это мне уже не нравится».
«Ты не похожа на ‘стерву’ во время наших заданий. Ты уверена, что ничего не преувеличиваешь?»
Ди-джей фыркнула: «Понятное дело, что я не веду себя как стерва с тобой».
«Почему это понятно? Я не улавливаю твою мысль», — кобылка на другом конце линии терялась в догадках.
«Э-э, я хочу сказать, что… а, не важно. Чего я боюсь так это того, что я начну вести себя так с тобой, а ты мне слишком нравишься, чтобы рисковать нашей дружбой», — сказать это оказалось проще, чем она ожидала, и Винил в кои-то веки казалось, что мысль была сформулирована самым правильным образом.
«О. Ясно, если ты ставишь вопрос таким образом, я понимаю, что ты имеешь в виду. Хорошо, с этого момента мы не будем разговаривать на занятиях».
«Отлично».
«И.. спасибо тебе за эти слова».
«Какие слова?»
«О том, что ты не хочешь рисковать нашей дружбой. Поскольку раньше я не знала, что это такое, мне приятно осознавать, что теперь у меня есть друг, да ещё и то, что он дорожит мной так же, как я им».
Винил чувствовала себя немного неловко, выслушивая, как Октавия расписывает всё вместо того, чтобы просто принять это как должное. Но поняв, что той просто не с чем сравнивать, единорожка отнеслась к подобному поведению гораздо терпимее: «Эй, какие проблемы. Я могу писать тебе по сто раз на дню, если хочешь, и напоминать об этом».
Они вместе рассмеялись, и ди-джей, воспользовавшись паузой в разговоре, ещё раз посмотрела по сторонам, чтобы убедиться, что вокруг никого нет. Прекрасно знакомая мятно-зелёная единорожка приближалась в сопровождении рыжей кобылки с кьютимаркой в виде морковок.
«Пожалуй, одно-два сообщения было бы неплохо, но тебе не обязательно-».
«Чёрт, извини, мне пора», — не дожидаясь ответа, белая единорожка завершила звонок и сунула телефон на место.
«Вот, о ней я тебе рассказывала», — громко прошептала Лира своей подруге, абсолютно не пытаясь скрыть своих слов – «Ну что, Винил, говорила со своей новой тёлкой?»
Оказалось, что еженедельные споры давали и положительные результаты. А именно, острый словно бритва язык и прекрасную реакцию.
«Не, с твоей», — ответила белая единорожка, прищурившись. Лиру такой ответ, кажется, застал врасплох, а её подруга зашлась хохотом.
«З-заткнись, Си-Топ», — пробормотала кобылка раздражённо.
Винил не стала дожидаться второго раунда: «Оставлю вас заниматься, чем бы вы тут не занимались… наедине».
Слова повисли в воздухе, а ди-джей направилась прямиком к выходу.
Не желая, чтобы последнее слово осталось за соперницей, Лира крикнула ей вслед: «Я не лесби!»
Мысленно пожелав себе удачи, ди-джей ступила на тёмную сторону социального поведения: «А Бонбон в курсе?» — выкрикнула она в ответ.
Последовала короткая пауза, затем раздался тихий голос Си-Топ: «Что она имеет в виду, Ли-Ли?»
Воздух снаружи был наполнен ароматом победы. Щёки растянулись в широченной улыбке, которая почти причиняла боль, но оно того стоило. У Лиры будет достаточно проблем, когда она попытается выбраться из сложившейся ситуации. Даже не вдаваясь в детали, было видно, что увязла она глубоко.
Успешно со всем разобравшись и зная, что теперь ей придётся быть жестокой только по отношению к тем, кто это заслужил, Винил была вполне довольна своей жизнью. Через пару дней она сделает Октавии сюрприз, переехав к ней, пока та будет на занятиях или что-то вроде этого, и они смогут проводить ночи напролёт, разговаривая вживую, а не по телефону.
И тогда единорожка точно будет счастлива. Только она и Октавия, от зари до зари. На этот раз она и не думала искать какое-то оправдание. Ей нравилось быть вместе с этой серой кобылкой, и не было смысла это отрицать.
Было, правда… кое-что… что, пожалуй, стоило бы отрицать.
Глава 6
Одетая в университетскую попону, Октавия чувствовала себя более чем нелепо. И лишь из уважения к Винил она подавила в себе желание обозвать сей наряд ходячей рекламой. По какой-то причине единорожка очень настаивала на том, чтобы подруга надела его.
Проблема была не в дизайне. Вещица была довольно симпатичной и хорошо сидела. Всё портили огромные буквы «ЗМУ» на весь бок. Октавия старалась не придавать столь большого значения моде, как это делала её мать, но всё же, кому, вообще, хочется носить одежду с надписями? Весь смысл ношения одежды заключается в том, чтобы сделать внешность привлекательной, и надписи здесь явно излишни.
Но несмотря на истинное отношение к ситуации виолончелистка сохраняла беззаботный вид, когда они вместе с Винил пришли в аудиторию.
«И что же мне нужно делать?»
«Эм», – ди-джей почесала затылок – «Думаю, просто стоять. Ты как, справишься?»
«Ты неисправима».
Первым, кто прибыл в аудиторию вслед за парочкой, оказалась преподаватель – бледно-зелёная кобылка с изящно уложенной серой гривой. Она приветливо улыбнулась. Складывалось ощущение, что вокруг неё витает аура доброжелательности: «Здравствуй, Винил. А вы, должно быть, кобылка, о которой мы столько слышали?»
«Видимо, да», – Октавия глянула на Винил, прикидывая сколько «столько» та успела о ней рассказать.
Как оказалось, преподаватель прекрасно умела ещё и угадывать мысли: «Шучу, дорогуша. Винил нам ничего о тебе не рассказывала. Тем не менее, ты нам определённо подходишь. У нас уже давно не было моделей, достойных своего звания».
Виолончелистка улыбнулась и сдержанно кивнула: «Вы мне льстите. Я всегда рада помочь».
«Ты мне напоминаешь мою племянницу. Такая вежливая. Ох, но я вынуждена попросить тебя снять попону. Мы изучаем тело, а не одежду».
С внутренним вздохом облегчения Октавия выскользнула из попоны и положила её на стол. Винил было открыла рот, чтобы возразить, но в этот момент в аудиторию единым потоком влились остальные студенты. Ди-джей проскользнула к столу поодаль от серой кобылки и начала раскладывать вещи.
Стоять перед целой группой рядом с преподавателем оказалось довольно неловко. На какое-то мгновение земной пони показалось, что она снова очутилась в средней школе, и её вызвали к доске, а она не готова. Тряхнув головой, дабы избавиться от этих мыслей, Октавия усмехнулась. Не готова? Этому точно не бывать.
«Итак, класс, как я и обещала на прошлой неделе, сегодня мы будем тренироваться рисовать пони с соблюдением правильных пропорций», – преподаватель указала на виолончелистку – «А поможет нам в этом прекрасная… Извини, кажется, я не запомнила твоё имя».
«Прошу прощения, я не представилась. Меня зовут Октавия».
По аудитории прокатился лёгкий шёпот, и большинство жеребцов уселось прямо, внезапно, проявляя недюжинный интерес к происходящему. Винил выпучила глаза, заметив, что и Шейди последовал примеру остальных: «Осторожней, у тебя глаза вывалятся, если будешь так таращиться», – прошептала она, довольная реакцией на своё замечание.
«Эй, подруга, я им не хозяин. Они делают, что захотят, и сейчас они хотят кусочек этого крупа, понимаешь, о чём я?» – прошипел в ответ Шейди с безумной ухмылкой.
О, ты даже не представляешь насколько. Да и я тоже.
«Извращенец».
«Зануда».
Винил фыркнула, но уже через мгновение оба давились от смеха. Только через несколько минут они заметили, что остальные уже принялись за работу, и поспешили сделать то же. Теперь, когда преподаватель заняла место за своим столом, Октавия чувствовала себя не очень уютно, стоя в одиночестве. Однако, ей удавалось оставаться абсолютно неподвижной.
Но куда более интересные вещи творились с Винил. Сразу три карандаша кружились на бумаге, каждый под своим углом и давлением, создавая монохромную копию виолончелистки. Окружённая сиянием, которое, казалось, исходило изнутри, словно солнце над облаками, её маленькая Октавия казалась более реальной, чем всё вокруг.
Серая пони заметила, что студенты один за другим оборачиваются к ди-джею, которая лихорадочно водила по бумаге тремя окружёнными белым сиянием карандашами. Октавия прежде никогда не видела Винил столь поглощённой каким-либо занятием. Это показывало её с совершенно новой стороны.
В конце концов, даже преподаватель подошла, чтобы взглянуть на плоды трудов единорожки. И хотя ей не хотелось прерывать процесс, это было необходимо: «Эм, Винил, дорогая, прости, но предполагается, что рисунок должен быть реалистичным».
Белая единорожка тут же погрустнела, а карандаши замерли. Она подняла лист, сравнивая оригинал с изображением на бумаге: «О чём вы? Рисунок один в один как она».
Октавии невероятно хотелось броситься и забрать листок себе, но она подавила это желание и сосредоточилась на позировании.
«Рисунок немного, э-э, импрессионистский».
«Что? Где?», – спросила Винил, защищая свою работу.
«Эм…», – преподаватель наклонилась так, чтобы её слова нельзя было подслушать – «Ну, по-моему, Октавия не излучает внутреннего сияния. Мне кажется, что у тебя что-то вроде художественного проявления… оговорки по Фрейду».
Виолончелистка увидела, как в ответ на прошептанные преподавателем слова глаза Винил расширились, а белые щёки залил густой румянец.
Что, во имя Эквестрии, могло её так смутить? Неужели она допустила ошибку?
Ди-джей закрыла блокнот и начала собирать вещи под многочисленные вздохи тех, кому не довелось взглянуть на её работу. Преподаватель не задавала никаких вопросов и не пыталась её остановить. Вместо этого она встала перед аудиторией и отвлекла внимание от Винил объяснением того, как правильно расположить кьютимарку.
Октавия пыталась перехватить взгляд единорожки, но та, казалось, смотрела куда угодно, только не на виолончелистку. Через мгновение её синяя грива, покачиваясь, исчезла в дверном проёме.
Под пристальным надзором дюжины студентов, Октавии ничего не оставалось, кроме как дождаться окончания занятия.
«Обратите внимание, что кьютимарки расположены точно по центру бедра, и поаккуратней, когда будете рисовать скрипичный ключ. У тех, кто не изучает музыку могут-»
«А!» – воскликнул тёмно-коричневый жеребец, сидевший рядом с местом Винил. Всё внимание тут же приковалось к нему, и он поспешно начал оправдываться: «Э-э, я только что понял, что делал не так». Наказанием за прерывание речи преподавателя послужила лишь пара сдавленных смешков, и жеребец снова принялся изучать кьютимарку виолончелистки.
Данная процедура оказалась чуть более унизительной, чем она ожидала. Возможно, именно поэтому Винил сказала надеть попону; та прекрасно закрывала рассматриваемую часть тела.
Столько вопросов! Земная пони надеялась, что её подруга-ди-джей готова к длинному телефонному разговору. И скоре всего она будет уставшей. Сразу после рисования у Винил были занятия по теории музыки. В таком случае, завтра они определённо поболтают. Пятница же была днём Психа и временем испытания новой тактики.
Ну а после, Винил придётся держать ответ за всё.
Псих ходил взад-вперёд по аудитории, буйная красная грива и хвост как обычно энергично дёргались из стороны в сторону.
«Ничего себе!» – воскликнул он.
Прошло ещё несколько секунд, пока жеребец продолжал хождение.
«Ничего себе!» – повторил Псих – «Вы можете в это поверить? Уже прошло пять недель! Не знаю как вы, а я чувствую, насколько мы все сплотились в течение наших занятий. Особенно наша любимая парочка!»
Все взгляды обратились к двум кобылкам, которые, как обычно, сидели на противоположных концах комнаты. Те же не проявили никакой реакции, продолжив молчать.
Псих поднял бровь и попробовал ещё раз: «Ну, как поход в кино?» Снова никаких признаков того, что его услышали. Не находя ничего интересного в подобной тишине, учитель решил отступить. «Ладно, тогда продолжим. Итак, следующее задание», – он принялся зачитывать целый список того, что было нужно сделать, а остальные, позабыв о двух кобылках, начали записывать.
Винил очень хотелось подмигнуть или улыбнуться Октавии в знак одержанной ими победы, но она знала, что это может дорого обойтись, если кто-нибудь заметит.
Хотя большинство было занято записями, одна единорожка (у которой, так уж случилось, была кьютимарка в виде лиры) какое-то время пристально смотрела на ди-джея. Левый её глаз украшал синяк, что делало взгляд довольно устрашающим. Занятно, что Бонбон сидела за другим столом и щурилась каждый раз, когда что-либо касалось её предплечья.
В отсутствии продолжительных перепалок занятие длилось каких-нибудь двадцать минут, после чего Псих позволил всем разойтись.
«Прошу прощения! Похоже, что я уделил слишком много внимания и времени их спорам, а теперь они сговорились, чтобы сорвать занятие», – он быстро взглянул на парочку – «Нет? Ладно, тогда до встречи в это же время через неделю», – удивительно, но казалось, что новая тактика привела преподавателя в замешательство.
Когда все разошлись, Винил направилась своей обычной дорогой к главному двору. Октавия справилась с желанием немедленно догнать ди-джея и начать допрос. Прождав весь день, можно было потерпеть и ещё пару минут.
К несчастью, несносная зелёная единорожка следовала за Винил, пристально глядя той вслед. При таком раскладе у Октавии не было никаких шансов пообщаться с подругой наедине. Лира же не сводила с ди-джея глаз.
У виолончелистки не было другого выбора кроме как отложить всё до ночного телефонного разговора. Невозможность задать интересовавшие вопросы раздражала, но земная пони сохранила спокойствие и свернула, направляясь к себе.
Упаси её Селестия, если Винил не ответит на звонок…
{[ВЫЗОВ: ВИНИЛ]}
Была ещё только полночь, но Октавия больше не могла ждать. Ещё никогда она не замечала, насколько тягостным было одиночество. Так тихо! Не единожды уже виолончелистке хотелось услышать смех Винил или её громкий голос, прерываемый хихиканьем, как в те моменты, когда у ди-джея было игривое настроение. А ещё единорожка оживлённо жестикулировала, когда её посещали какие-то идеи, или Октавия признавалась, что не слышала каких-либо исполнителей.
«Да ты шутишь?» – говорила она, вскидывая брови, что указывало на то, что глаза за очками широко распахнуты.
«Ни капельки. Я же говорила, что почти не слушаю этот… дабстеп», – отвечала Октавия, дразня и без того шокированную Винил.
«Но это же лучшая музыка в мире».
«Эй? Аллё? Йо, Октавия, ты там или нет?»
Серая кобылка быстро собралась с мыслями, вспоминая, что делала.
«Ой, привет, Винил. Извини, я отвлеклась».
«Да всё норм. Как дела?»
На мгновение рассудок затуманился. Что же было так важно? С противоположного конца доносился глухой хруст, означавший, что Винил решила устроить ночной перекус. Она постоянно ела как корова, и при этом умудрялась оставаться в превосходной форме. Может, стоит спросить, как ей это удаётся?
«Почему ты не жирная?»
Тишина.
«Э-э, чаво?»
Октавия покраснела и отвесила себе мысленный пинок: «Прости, не обращай внимания. Что-то я сегодня отвлекаюсь!»
Спустя мгновение, в течение которого Винил, видимо, обдумывала, стоит ли продолжить расспросы, хруст возобновился: «Да ничё страшного».
«Эм, вообще, я хотела поговорить о том, что произошло на занятии по рисованию».
Хруст несколько притих: «Ну?» – голос ди-джея звучал настороженно.
«Я хотела узнать, почему ты ушла посреди занятия».
«Я… закончила».
«Закончила?»
«Закончила. Доделала рисунок и препод меня отпустила».
«О», – и всё? Она просто окончила работу раньше? Но это не объясняет, почему она избегала виолончелистки. Или же, быть может, она никого не избегала? Может дело во мне, и я требую к себе слишком много внимания?
«Агась», – земная пони слегка вздрогнула, но после догадалась, что не обладая способностью читать мысли, ди-джей пытается продолжить разговор.
«Раз с этим мы разобрались, какие у тебя планы на завтра?»
«А-а, на этих выходных у меня целая куча дел. Не уверена, что у нас получится потусить до понедельника».
Это высказывание несколько задело Октавию, однако, она приложила все усилия, чтобы не выдать этого: «Всё в порядке. Тем не менее, у нас обеих в понедельник две лекции. Так что у нас не получится по… поговорить и поделать то, что мы обычно делаем», – Октавия умолкла.
«Эй, это, конечно, не в тему, но ты же в курсе, что посещение лекций не принудительно? Вообще-то, их записываю, чтобы студенты могли послушать их позже».
«Я… я в курсе, да, но учитывая, что я живу на кампусе, у меня нет веских причин их не посещать».
Винил едва слышно усмехнулась: «Рада это слышать. То есть, вторая лекция у тебя закончится где-то к полудню, так?»
Виолончелистка не особо понимала, какое это имеет значение: «Да, верно».
«А начнутся занятия в полдевятого?»
«Да…»
«А что ты делаешь на перемене?»
«Не знаю, к чему ты клонишь, но обычно я ем и занимаюсь в библиотеке», – теперь Октавия решительно ничего не понимала.
«Угу… отлично, просто великолепно! Обещаю, Октавия, в понедельник у нас будет время, чтобы пообщаться», – Винил коротко хихикнула, но сразу успокоилась.
«Ты сегодня очень странно себя ведёшь. Ты… ты что, пила?» – осторожно поинтересовалась виолончелистка.
«Что? Нет! Но это наводит меня на мысль… Прости, крошка, мне пора. До скорого!» – щелчок, и Октавия вновь осталась одна.
Несомненно, Винил направилась в бар, чтобы напиться в стельку без какой-либо видимой на то причины. Это занятие им никогда не суждено разделить. Сейчас можно было прикрываться возрастом, но через пару недель всё изменится. А потом… Однако, решать проблемы стоит по мере их поступления. Будет нелегко-
Постойте-ка, Винил только что назвала меня крошкой?
Октавия чуть не завизжала.
Моё первое прозвище!
Глава 7
Из всех мест, в которых хотелось бы оказаться воскресным вечером, это явно не входило в десятку самых желанных.
Спотыкаясь брести в нетрезвом состоянии по тёмным улицам Мейнхэттана, опираясь на плечо Шейди Оукса.
Это не входило ни то, что в десятку, даже в полусотню мест, где хотелось бь оказаться.
«Не думал, что ты такая лёгкая», – усмехнулся Шейди, стараясь удержать ди-джея на ногах.
«Ты сам меня напоил, приятель. Так что, отвали». – ответил раздражённый голос.
Двое пони продолжали плестись по заплёванному жвачкой тротуару. Постепенно копыто тёмного жеребца соскользнуло с шеи Винил, всё дальше по спине, пока не оказалось на крупе. Затем оно стало нежно поглаживать шёрстку в том месте.
«Что это ты делаешь?» – единорожка отпихнула жеребца, но без поддержки споткнулась и, не устояв на ногах, упала.
Тот со смехом помог ей снова подняться: «Ладно, давай-ка отведём тебя домой».
«Ещё раз, куда мы идём?»
«Как ты и просила, ко мне».
Кобылка опустила взгляд: «Что-то я такого не припомню».
«Помнишь или нет, но так оно и было», – Шейди снова поддержал её, подталкивая на несколько шагов вперёд.
«А ну-ка, полегче. Не знаю, что ты там удумал, но этому не бывать», – Винил постаралась ответить тоном настолько серьёзным, насколько позволял её затуманенный рассудок.
Жеребец замер: «Ты это серьёзно?»
«Э-э… да».
«То есть… куча битов, что я потратил… всё впустую?»
Захмелевшее сознание Винил ощущало странное чувство вины, и она положила копыто на плечо земного пони (хотя сделано это было скорее с целью опереться, чем придать речи большую душевность): «Прости, Шейдс. Когда ты предложил выпить вместе, я решила, что это было по-дружески».
Жеребец заметно помрачнел: «Винил, да ты динамо».
«Да нифига!»
Он фыркнул: «Висла на мне весь вечер, тёрлась об меня на танцполе, пила текилу у меня со спины, конечно, ты святая».
«Я что, правда всё это делала?»
«Более или менее».
«Чёрт, извини. Я становлюсь чересчур дружелюбной после пары стаканчиков».
«Да пофиг. Как думаешь, сможешь найти дорогу отсюда?»
«Э-э…», – она осмотрелась, глядя на высокие тёмные здания и ничем не примечательную дорогу – «Конечно, не парься».
Шейди стряхнул с плеча копыто единорожки и, не сказав более ни слова, зашагал прочь.
Оставшись в одиночестве, ди-джей почувствовала, как тепло медленно покидает её под натиском холодного ночного воздуха. Насколько прекрасным Мейнхэттан был днём, настолько же зловещим он становился по ночам. И хотя на улицах было полно фонарей, казалось, что холодная тьма подавляла их свет, и от этого становилось ещё тревожней. Внезапно, по спине пробежали мурашки.
Я передумала!
«Шейди?» – Винил повернулась в ту сторону, куда ушёл её «друг», но увидела лишь его хвост, исчезающий за поворотом – «Шейди!» – прохрипела она. Крики прошедшего вечера сказались на голосе в самый неподходящий момент. Попытка же догнать жеребца окончилась через пару шагов очередным падением. Перед глазами всё закружилось: «Хватит… Я просто хочу домой…»
Голова была невероятно тяжёлой, и казалось, что только тротуар удерживал её от того, чтобы провалиться в глубины мироздания. Ощущение не из приятных, но бывало и хуже. Правда, тогда не приходилось лежать посреди улицы.
В жизни каждого выпивохи однажды наступает момент, когда тому приходится признать, что в этот раз он не доберётся до дома.
Единорожка сделала пару глубоких вдохов, пытаясь заставить свой мозг работать.
Сама я до дома не доберусь.
Нужна помощь.
Нужен кто-то, кто сможет обо мне позаботиться.
Потирая глаза, дабы хоть немного сконцентрироваться, единорожка достала телефон.
{[ВЫЗОВ: ОКТАВИЯ]}
Как только звонок начался, пони выпустила телефон из магической хватки, оставив его покоиться рядом с собой.
Щёлк.
«Слушай, Винил, это поздно даже по нашим меркам», – зевнул ангельский голосок на другом конце.
«Прости».
«Ты в порядке? У тебя голос хрипит».
«Ага, я в норме. А ты?» – так надо вспомнить, зачем она звонила?
«Не считая того, что этот звонок разбудил меня, я в порядке».
«Ну, разумеется. Ты всегда в порядке», – Винил улыбнулась, потерев щёку об асфальт.
«Да, пожалуй, это так. Ты уверена, что у тебя всё хорошо?» – ди-джей слышала тревогу в голосе подруги.
«Эй, я хочу сказать тебе сейчас, ведь я никогда не скажу тебе это в глаза, ты классная. И, и мне кажется, нам надо почаще тусоваться вместе, ведь… это. Ты офигенная».
Тишина.
«О, святая Селестия, ты что, пила с тех пор как мы последний раз разговаривали в пятницу?» – откровение единорожки было полностью проигнорировано.
«Не, не, только сегодня. Но это, слушай. Я тут тебе душу изливаю. Знаешь, иногда мне снятся сны. И в них полно этих скрипичных штуковин, как на твоей кьютимарке. А ещё иногда мне снишься ты, и мы с тобой гуляем вместе».
«Винил», – перебила её виолончелистка. В её голосе слышалось больше изумления, чем раздражения – «Тебе нужно проспаться. Телефонные беседы в таком состоянии это плохая затея».
«Не выйдет, я не знаю, где я. Но тише, это очень важно. Знаешь. Когда я думаю о тебе-»
«Ты не знаешь, где ты?!» – воскликнула Октавия – «Что ты имеешь в виду? Ты что, просто слоняешься по улицам?»
«Ага, типа того».
«Но это же опасно! Ты видишь хоть что-нибудь знакомое? Я заберу тебя».
«Было бы здорово. Эм, ничего знакомого, но, по-моему, я на «Черничном бульваре», хотя я есть хочу, и это может… эй, а можешь прихватить немного черники?»
«Погоди, у меня тут где-то была карта Мейнхэттана».
«И ещё взбитых сливок. И шоколадной крошки было бы неплохо».
«Черничный бульвар находится рядом с клубным кварталом. Ты была в клубе?»
Винил фыркнула: «Дорогуша. Я была во всех клубах».
«Ну, конечно же. Так, кажется, я примерно представляю, где ты. Оставайся там, пока я тебя не найду, поняла?» – голос виолончелистки был столь серьёзен, что смог пробиться даже через плотный туман бреда, окутывавший сознание белой пони.
«Ха, да я никуда и не собираюсь».
Как только разговор был окончен, Октавия сунула телефон в маленькую сумку и пулей вылетела из своей комнаты в холл. Яркий свет ламп полоснул по глазам, но она, не замечая этого, помчалась дальше.
Выскочив на лестницу, виолончелистка перемахнула через первый пролёт ступенек, резко завернула и преодолела следующий, съехав по перилам. Грива прибывала в полном беспорядке, шёрстка топорщилась во все стороны, а галстук-бабочка остался в комнате, но всё это сейчас не имело никакого значения.
Друг был в беде.
Она не раз читала о долге друзей, и лучших друзей, и лучших друзей навек. В подобной ситуации правила дружбы обязывали помочь Винил благополучно добраться домой. И не важно, что единорожка была сама виновата в случившемся или, что утром Октавию ожидали две лекции. Так диктовали правила, а серая кобылка всегда соблюдала правила.
И, тем не менее, этим сводом правил ей довелось воспользоваться впервые в своей жизни. И хотя этот кодекс поведения был ей прекрасно известен, в отсутствии друзей возможности воспользоваться им не было.
Теперь же всё иначе!
С наполнявшей каждую частичку целеустремлённостью Октавия промчалась через холл общежития и, распахнув последнюю дверь, ворвалась в ночь. Было холодно, очень холодно, но холод не мог замедлить её бега. Зубы выбивали чечётку, и чтобы сконцентрироваться пони стиснула их покрепче.
Студенческий городок находился на дальней оконечности кампуса. Отсюда было достаточно близко добираться на занятия, что оправдывало проживание в этом месте, но в то же время оно было достаточно удалено от основной части университета, что позволяло студентам вести свой собственный образ жизни, не находясь под постоянным надзором учреждения.
К главному двору через искусственный лес вела длинная извилистая тропинка. И впервые размах открывавшейся территории не поражал Октавию, напротив, она чувствовала усталость от одного лишь взгляда на расстояние, которое ей предстояло преодолеть.
В голове мелькнула мысль об извозчике, и виолончелистка с жадностью ухватилась за неё. Добраться до центра города пешком было просто непостижимой задачей! Нанять повозку было явным и простым решением. К тому же это бы не только помогло сберечь ноги, но и извозчик точно бы знал, куда надо ехать.
Каким же разочарованием стала пустая стоянка за воротами университета. Там, где днём всегда стояла пара-тройка извозчиков, с нетерпением ожидавших ваших указаний (и, конечно же, денег), сейчас одиноко хлопала страницами на ветру промокшая газета.
Значит, всё-таки, пешком до самого центра.
Виолончелистка начала двигаться размеренной рысью, решив экономить силы. В конце концов, возможно, ей ещё предстояло тащить до дома одну единорожку.
На улицах в этот час было немного пони, а тех, кого серая кобылка встречала на своём пути, она предусмотрительно обходила стороной. Из глубин сознания всплыли напутствия, сотни раз высказанные учителями и подтверждённые родителями. Не смотри в глаза пони, которые выглядят распущенно. Если можешь, перейди на противоположную сторону улицы. Помни, лучше показаться грубой, чем быть ограбленной. И, во имя Селестии, никогда не ходи по тёмным переулкам, Октавия.
К счастью, клубный квартал никто не пытался спрятать. До него можно было, без каких либо проблем, добраться по главным улицам, никаких тёмных переулков. И хотя это было слабым утешением в огромном холодном городе, земная пони была благодарна и за него.
Спустя каких-нибудь пятнадцать минут кобылка уже еле дышала. Конечно, она держала себя в форме, совершала пробежку по кампусу и выполняла простенькие упражнения, но ничего, что всерьёз бы увеличивало её выносливость. Медленно, но верно копыта начинали ныть от постоянных ударов о твёрдый (и местами отнюдь не ровный) тротуар.
Винил.
Боль, пронзавшая копыта с каждым шагом, изменилась, заставляя снова и снова делать шаг вперёд. Каждый вдох свежего ночного воздуха давал заряд энергии, Октавии сощурила глаза, полные целеустремлённости.
Перед виолончелисткой стояла чёткая цель, и обращать внимание на физические ограничения просто не было времени.
Завернув за угол, Октавия заметила долгожданный указатель.
Черничный б-р
Кобылка улыбнулась, забыв о боли, и с новыми силами зашагала вниз по улице.
Не удивительно, что она не знала, где находится. Эта улица выглядит, как и любая другая.
Вдали показались тёмные силуэты, и к горлу подступил комок.
Уютная комната общежития была далеко…
Пони сбавила шаг, не сводя глаз с незнакомцев. Ими оказались два жеребца, по виду, старшеклассники, улизнувшие из-под присмотра родителей. Они не выглядели особо воспитанными, но ни это заставило сердце виолончелистки биться быстрее, а то, возле чего парочка стояла.
Белая единорожка с электрически-синей гривой.
«Эй!» – закричала кобылка – «Что это вы удумали?»
Жеребцы оглянулись, в их глазах читался лёгкий испуг, что было хорошим знаком. Значит, они не были уверены, на чьей стороне преимущество, и Октавия могла этим воспользоваться.
«А ну-ка отвалите от неё, пока я вас не выпотрошила!» – она ускорила шаг в надежде напугать парочку ещё сильнее и обратить в бегство.
Оба попятились, но у одного ещё оставалась капля смелости: «И что ты нам сделаешь?» – дрожь в голосе выдавала страх.
«Я знаю пилатес! Я вас так отделаю, что родная мать не узнает!» – ещё никогда в своей жизни Октавия не кричала так громко и с таким напором, и ещё никогда она не произносила ложь с такой уверенностью.
Последней угрозы оказалось достаточно, чтобы перевес оказался на её стороне, а пара жеребцов ускакала, как только серая кобылка приблизилась к Винил.
Внимательно посмотрев на подругу, прибывавшую без сознания, виолончелистка почувствовала, как паника отступает. Ди-джею не причинили никакого вреда, не считая пары царапин, скорее всего, полученных при падении. Пара жеребцов, судя по всему, просто потешалась над потерявшей сознание пьянчужкой, как это обычно делали прочие мерзкие пони.
Фирменные фиолетовые очки Винил лежали рядом, и Октавия, внезапно, осознала, что впервые видит подругу без них. Теперь оставалось лишь привести её в чувства…
«Винил, проснись. Давай же, ты не можешь спать здесь», – настойчиво прошептала земная пони, аккуратно похлопав по белым щекам.
У неё такая мягкая кожа.
Наконец, последовал ответ: «Эх, просто дай мне умереть», – простонала единорожка, даже не приоткрыв глаз.
«Даже и не думай! Я проделала весь этот путь от общежития, так будь добра, поднимайся!»
Единорожка едва приоткрыла глаза, однако в темноте очертания Октавии были столь неясными, что различить их было трудно, даже если смотреть в упор.
«А? Октавия?» – ответ на этот вопрос был очевиден.
«Да, это я. Ты позвонила, и я пришла. А теперь шевели крупом!» – земная пони никак не могла справиться с раздражением от медленной реакции.
Винил пошарила по земле копытом в поисках своих очков. Наконец, нащупав, она нацепила их и слегка приподняла голову: «»Привет».
Виолончелистка удостоила её укоризненным взглядом.
«Ах, да. Встаю», – выдав несколько ругательств (три из которых Октавия слышала впервые в жизни), единорожка с усилием поднялась и, покачиваясь, встала на тротуаре. Её грива была растрёпана ещё больше, чем обычно, а на мордочке явно просматривался отпечаток мучительного похмелья.
Виолончелистка коротко усмехнулась: «Выглядишь просто чудесно».
«По-моему, если я буду болтать, то блевану».
Земная пони отступила на шаг: «Ты сможешь идти сама?» – с надеждой спросила она.
«Могу попробовать, но если упаду, то снова засну».
Избавившись от мысленной картины заливающих её рвотных масс, Октавия подошла к Винил и поддержала её за шею: «Ладно, давай вытаскивать тебя отсюда».
Они двинулись нетвёрдой походкой по улице. Никогда во веки веков студентка-отличница не могла представить, что именно ей придётся заниматься подобным. По правде сказать, было непривычно осознавать, что беды случаются и в жизни более общительных и открытых пони, пусть даже те сами их на себя навлекают.
По крайней мере, такие мысли занимали Октавию на долгом и болезненном пути по улицам Мейнхэттана. Улицы сливались в одно непрерывное месиво, копыта начинали неметь, и Октавия почувствовала, как силы покидают её. Теперь, когда первоначальная суматоха была позади, а Винил более ничто не угрожало, поздний час начинал заявлять о себе, выжимая всё до последней капли.
Или лучше сказать, ранний час, поскольку горизонт уже начинал светлеть.
«О, Селестия, последний раз я не спала всю ночь… никогда!» – пробормотала виолончелистка. Теперь она опиралась на Винил, чтобы не упасть, как и та на неё.
«Ты привыкнешь», – послышался хриплый голос.
«Я не собираюсь к этому привыкать. Такими темпами я никак не успею добраться домой, чтобы поспать хоть немного».
Винил фыркнула: «Заваливайся ко мне. Тем более, мы почти пришли».
«Я – Я не уверена, может мне удастся нанять извозчика, ведь уже утро-»
«Октавия. Не парься. Ты останешься у меня на ночь. На день. Не важно».
«Ну… если ты считаешь, что это нормально».
«Всё норм. А теперь пошли, я живу тут за углом и чувствую, что если немедленно не лягу спать, мне станет куда хуже».
Как ни странно, расхожее заявление в этой ситуации имело абсолютно буквальный смысл, чему Октавия была безмерно рада. Квартира Винил действительно находилась за углом, вверх на лифте и прямо по коридору. Здание не отличалось особым изяществом, как и его хозяин, но земная пони держала язык за зубами, понимая, что подобные заявления не приведут ни к чему хорошему.
Оказавшись в жилищи Винил, стало абсолютно ясно, почему единорожка хотела съехать. Все удобства ютились в крохотной комнатке (кроме уборной, которая оказалась и того меньше). Большую часть пространства занимали картонные коробки, доверху набитые вещами.
«Не удивительно, что ты не распаковалась. Мне бы тоже не хотелось задерживаться здесь на сколь-нибудь продолжительное время», – слова сорвались с губ прежде, чем виолончелистка успела их осознать, и она поспешно прикрыла рот копытцем.
К счастью, измождённая кобылка даже не услышала фразы. Освободившись от поддержки Октавии, она сделал пару шагов, и рухнула на кровать.
«Э-э… а где лечь мне?» – спросила виолончелистка, чувствуя неловкость из-за очевидности ответа.
Как она и ожидала, белое копыто лениво похлопало по матрацу.
«Можешь чуть-чуть подвинуться?»
Единорожка дёрнулась всем телом. И выпав из реальности, отправилась в страну снов.
Октавия с необычайной осторожностью забралась на кровать и попыталась устроиться так, чтобы ненароком не коснуться ди-джея. Но всё было бесполезно; избежать этого было просто-напросто невозможно. Зажмурившись и двигаясь очень медленно, серая пони, наконец, улеглась. Она затаила дыхание, соприкоснувшись животами с единорожкой.
А это довольно приятно после уличного холода.
Винил крепко спала, дыша медленно и глубоко. Каждый раз, поднимаясь, её грудь нежно касалась виолончелистки.
От синегривой кобылки исходило тепло, и, придвигаясь чуть ближе, Октавия мысленно сделала себе замечание.
Будь начеку! Это моя первая ночёвка; я не могу позволить себе оказаться в неловком положении.
Но как только тело осознало, что активные действия подошли к концу, и пришло время отдыха, управлять движениями стало внезапно очень затруднительно.
Так тепло и приятно…
Виолончелистка прижалась мордочкой к белому облаку, улыбаясь от обволакивающего её тепла. Наконец-то, безопасность, спокойствие и безмятежность, тепло и уют. Не было необходимости о чём-то думать. Веки встрепенулись и опустились, погрузив кобылку в сладкую дрёму.
И пока парочка спала в непреднамеренных объятиях друг друга, которые, тем не менее, никому не доставляли неудобства, над утренними облаками показались первые солнечные лучи, озарив город своим чудесным сиянием.
Глава 8
Столь необычная ситуация должна была бы заставить пони вроде Октавии вести себя соответствующе – удивлённые восклицания, смущённые улыбки и всё в таком духе. Но единственное, что делало её сознание в этот момент, это спало. Проснувшись в чужой постели земная пони лишь зевнула и попыталась снова заснуть. Однако, время вставать уже давно пришло, и чем дольше она держала глаза закрытыми, тем сильнее хотелось их открыть. Чувства медленно возвращались из уютных глубин сна. Сперва слух – с улицы донеслись звуки живущего своей жизнью большого города; потом вкус – пара выбившихся из гривы волосков, упав на губы, заставили пони в отвращении поморщить носик; следующим вернулось обоняние – запах пота, специй и алкоголя; затем осязание – большая тёплая подушка; и, наконец, зрение…
Рядом спала белая единорожка.
Октавия испытала чувство сродни тому, как если бы она увидела ползущего по полу паука – желание отскочить в сторону, завопить во весь голос и так далее. Но реальность оказалась куда менее пугающей.
«О, Селестия», ¬– пробормотала она.
Очки Винил съехали, уже во второй раза за последние несколько часов обнажив её закрытые глаза.
Память…
Воспоминания прошлого вечера нахлынули на виолончелистку, полностью смыв всякие остатки сна.
Ещё раз взглянув на единорожку, Октавия не смогла удержаться от усмешки, настолько растрёпанный был у той вид. Сев на кровати, она осторожно убрала несколько выбившихся прядей с мордочки ди-джея. Стоило признать, что Винил была весьма привлекательна.
Набравшись смелости, Октавия сняла очки с кончика носа белой пони, полностью открыв её мордочку. Винил продолжала спокойно дышать и казалась такой беззащитной, какой виолончелистка не видела её ни разу до этого.
Она была собой.
Просто собой.
В своём доме, абсолютно без какого-либо прикрытия, никаких ролей или масок, никаких фиолетовых линз, за которыми можно спрятаться.
Винил Скрэтч.
Октавия вздохнула. Ах, если бы только она умела рисовать, если бы могла запечатлеть это мгновение навечно. Однако, часть её понимала, что сохранить это мгновение значило лишить его уникальности. Вместо этого виолончелистка решила полностью погрузиться в него, позволив эмоциям захлестнуть себя. Это мгновение принадлежало только им двоим, и никто не сможет его отнять . Одно единственное решающее мгновение, которое-
Дзынь-дзынь.
«О, во имя-», – зашипела Октавия, резко выхватив телефон из сумки, которая по-прежнему была на ней.
Щёлк.
«Могу я хоть минуту побыть наедине со своими мыслями? Кто это? Что вам нужно?»
«Значит, так вас учат в университете разговаривать с собственной матерью?»
Выражение мордочки Октавии тут же изменилось, и она спешно перебралась через Винил, соскочив на пол. Стоит заметить, что ди-джей при этом даже не шелохнулась. «М-мама? Э, нет, извини. К-как ты?», – виолончелистка тщетно пыталась найти свой галстук-бабочку пока не вспомнила, что тот остался в общежитии. Прибывая в полном беспорядке, к тому же без какой-либо одежды, она чувствовала себя абсолютно неготовой к разговору с матерью.
«Избавь меня от бессмысленных любезностей, Октавия. Полагаю, мы обе знаем, почему я звоню», – голос на другом конце был таким же твёрдым и требовательным, каким Октавия его всегда помнила.
Виолончелистка бросила последний взгляд на спящую подругу. У неё не было иного выхода. Если Винил проснётся посреди разговора, то ни к чему хорошему это точно не приведёт: «Б-боюсь, я не знаю, почему. Что-то случилось?»
«Вот уж точно, случилось. Я разговаривала со своим знакомым, который работает в университете. Он смотритель, крепкий такой старик».
Аккуратно выскользнув из комнаты и прикрыв за собой дверь, Октавия стала быстро спускаться по лестнице: «Это, конечно, очень интересно, но какое отношение это имеет ко мне?»
«Когда ты заявила, что хочешь жить в одном из этих сараев, я приняла некоторые меры предосторожности. Несмотря на все твои достоинства, ты всё ещё остаёшься слишком наивной и внушаемой. Поэтому я дала смотрителю задание: следить за тем, что бы ты проводила каждую ночь дома».
Миновав входную дверь и оказавшись на улице, Октавия встретилась взглядом с жеребёнком школьного возраста, который незамедлительно зашагал прочь от неё: «Ты за мной следишь?!» – вскричала серая пони, немало напугав кобылку, стоявшую на остановке.
«Не воображай невесть что. Кобылки в твоём возрасте нередко сбиваются с пути, отвлекаясь на всякие глупости, вроде любви или дружбы. Эти вещи не более чем инструменты, которые можно использовать для продвижения в обществе».
Октавия ускорила шаг, направляясь к университету. Внезапно, пришло понимание того, с чем приходится справляться Винил каждый раз, когда та отправляется на занятия. Однако, этой мысли оказалось недостаточно, чтобы затушить разгорающийся гнев: «Не могу поверить! То есть, эта лекция, которую ты прочитала мне накануне отъезда, о том, что я должна быть независимой и сама встать на ноги, всё это не имело никакого значения, так?»
«О, ну вот, опять ты всё драматизируешь. И ещё удивляешься, что я тебя опекаю. Ты не настолько самостоятельная, как считаешь, Октавия. И звонок от смотрителя тому доказательство. Ты не вернулась домой после своего побега среди ночи».
Виолончелистка с трудом подавила желание закричать во весь голос: «Он что, следит за мной, когда я сплю?!»
«Не будь дурочкой, конечно же, нет. Просто он просматривает записи с камер наблюдения каждое утро. А теперь, потрудись всё объяснить. Ты провела ночь в чужой постели?» – земной пони казалось, что мать осуждающе смотрит на неё через телефон.
С отчаянным усилием она выдавила усмешку: «Н-не понимаю, о чём ты-»
«Всё ты прекрасно понимаешь. Говори правду».
«Я… да, но это не-»
«Октавия! После всего, чему я тебя учила! И ты выкидываешь такое спустя всего пару недель!»
«Клянусь, ничего не было… она моя подруга, я ей помогала-»
«Она?» – в трубке воцарилась напряжённое молчание. За ним последовало тяжёлое дыхание и голос матери – «Ты говоришь о том, о чём я думаю, юная леди?»
«Она выпила и заблудилась в городе, я помогла ей добраться до дома, и она предложила мне переночевать у неё, но мы не делали ничего такого, клянусь!» – выпалила Октавия, не обращая ровным счётом никакого внимания на прохожих вокруг.
«Ты уверена?»
«Да, я уверена».
«То есть, ты не…»
«Н-нет! Я кля- поверь!»
«Хорошо. По крайней мере, я хоть чему-то тебя научила. Но всё равно, я сильно разочарована. Не вздумай рисковать собственным благополучием снова, особенно из-за какой-то пьяной неудачницы», – старшая кобылка буквально выплюнула эти слова.
«Она не неудачница, мама. Она моя подруга», – тихо ответила Октавия, а потом угрожающе добавила – «Моя первая подруга».
В ответ в трубке снова наступила тишина. Но длилась она недолго: «Ба. Посмотрим, надолго ли её хватит. А теперь, будь хорошей кобылкой и отправляйся на учёбу».
[ВЫЗОВ ЗАВЕРШЁН]
Октавия поспешила убрать телефон в сумку, дабы не разбить его о тротуар. Каждая беседа с этой невозмутимой пони заканчивалась подобным образом! Сплошной поток оскорблений и унижений, всякий намёк на какую-либо самостоятельность и независимость улетучился за каких-то несколько минут, заставив Октавию чувствовать себя жалким маленьким жеребёнком.
Слёзы уже были готовы покатиться по щекам, когда она остановила повозку. Сев внутрь она уронила первую из них на деревянный пол, попытавшись утереть остальные.
Извозчик оглянулся, чтобы заглянуть в маленькую повозку без крыши, предназначенную только для двух пассажиров: «Куда едем, милочка?» – протянул он.
«Западно-мейнхэттанский университет, пожалуйста», – шмыгнула земная пони в ответ.
«Ладненько. Э, всё в порядке?» – беспокойство в голосе согрело сердце виолончелистки. Пришлось напомнить себе, что не все пони плохи.
Октавия слабо улыбнулась: «Я справлюсь. Но спасибо, что спросили».
Извозчик кивнул и тронулся в путь. Они помчались вниз по улице, сопровождаемые шумом города – крики и спокойные голоса, смех и яростные возгласы – слушая всё это, виолончелистка чувствовала, как грусть отступает. Вокруг было полным-полно пони, каждый со своими проблемами и заботами, многие из которых наверняка куда серьёзней ссоры с матерью. Картина вокруг постоянно менялась, а именно это ей сейчас и было нужно.
С глубоким вздохом Октавия вытерла глаза и попыталась привести в порядок гриву. Разумеется, по приезду домой ей понадобится душ и тщательная укладка, но пока сойдёт и так. Внезапно, Октавия осознала, что у неё с собой нет денег.
«Сэр? Мне жаль, но кажется, я оставила кошелёк дома», – виновато произнесла она.
Повозка же ни капли не замедлилась: «Тогда вам очень повезло, что я не переношу женских слёз. Доедете так».
Это было весьма неожиданно. Этот пони оказался не только добрым и благородным, но и тратил своё время, которое мог бы провести, зарабатывая себе на жизнь: «Нет, я не могу этого себе позволить. Остановите, я дойду пешком».
«Не-а, вы доедете бесплатно».
«Вы уверены? Вы могли бы подобрать кого-нибудь другого».
«Послушайте, юная мисс, если моя повозка как можно скорее увезёт вас от причины ваших слёз, это само по себе будет платой за мои труды», – тёмно-кориччневая шерсть извозчика начинала блестеть от пота.
«Спасибо вам», – это было всё, что серая кобылка смогла ответить. До этого момента в её жизни не было места такой внезапной щедрости. Он ведь ничего с этого не получит, и тем не менее не пытается торговаться или извлечь какую-либо ещё выгоду. Он всего-навсего проявил доброту, живущую в его сердце.
Вот этому мать её точно никогда не учила.
Боль.
Невероятная, нестерпимая боль.
Лучи света, врезающиеся в череп сквозь глаза, пульсирующая, словно под какой-то неведомый ритм, боль.
«Никогда больше», – раздался хрип ди-джея.
Она лежала, обёрнутая коконом из страдания, мечтая лишь об одном, чтобы её мучениям пришёл конец. Как обычно, добрые духи, призванные помогать пони переживать похмелье, видимо, мучились собственным и не могли ничем помочь другим страдальцам.
Какая-то часть естества требовала переступить через себя и невероятным услилием воли подняться с постели. Однако, ощущение в горле давало понять, что подобные попытки будут очень быстро пресечены. И вновь оставалось лишь одно – страдать.
В глубине сознания Винил вяло зашевелилась мысль о том, почему она ни разу не попыталась найти заклинание, которое бы снимало (или вовсе предотвращало) похмелье. Ответ был очевидным и повергающим в отчаяние. Когда похмелья не было, ей было всё равно.
Итак, она продолжала стонать и ныть, матерясь на солнце, ворочаясь с боку на бок, пытаясь зарыться как можно глубже в матрац. Когда миновала вечность, она, наконец, нашла в себе силы поднять голову. Спустя ещё пару вечностей, она села, в очередной раз удивляясь способности комнаты вращаться. Наконец, она сползла с кровати на пол.
Первое, что единорожка стала искать – свои очки. В конце концов, они не просто так были тёмными. Когда пони их надела, свет померк, а головная боль несколько утихла. Следующим на очереди был душ. Потоки тёплой воды смыли весь пот и грязь, которые каким-то неведомым образом образовались за время сна. Фиолетовые линзы также подверглись тщательной чистке, вернув себе дьявольский блеск, который так нравился единорожке.
Постепенно окружающий мир перестал казаться ужасным, возвращаясь в своё нормальное состояние.
Винил услышала тихое жужжание и окинула комнату взглядом в поисках источника раздражающего звука. Телефон оказался под подушкой, которая заглушала меложию сигнала входящего сообщения.
[3 НОВЫХ СООБЩЕНИЯ]
Тяжело быть популярной.
{[ОКТАВИЯ]}
>Прости, что ушла, моя мать звонила, я не хотела тебя будить.
>Просыпайся, соня! :)
>Ты пропустишь и вторую лекцию, если не поторопишься!
Ну что за бред!
Лекции! Университет! Всё это продолжало существовать вне зависимости от того, насколько плохо начался день.
Постойте-ка, она ведь не собиралась никуда идти. У единорожки были другие планы…
Стоп, здесь была Октавия?!
Слишком много всего! Мозг, уймись!
Ди-джей попыталась привести мысли в порядок.
Где она была прошлой ночью? Шейди! Точно, она пила вместе с Шейди! Винил помнила, как они пришли в бар, потом было веселье, танцы, бокал, кружащийся рядом в магическом облаке, копыто жеребца на её талии, на этом воспоминания обрывались. После лишь туманные образы и обрывки воспоминаний, сквозь которые прорывался удивительно чёткий голос: «Ладно, давай вытаскивать тебя отсюда».
Единорожка начала пролистывать список исходящих вызовов. Как и предполагалось, там был всего один звонок, примерно в три часа ночи… Октавии.
«О. Селестия, пожалуйста, скажи, что я не натворила глупостей…», – прошептала она. Какая-то часть Винил припомнила сообщения, прочитанные всего минуту назад.
Не похоже, что бы виолончелистка злилась… более того, во втором сообщении был смайлик. Что всё это значит? Неужели, произошло что-то… хорошее?
Что, например? Мгновенно возник вопрос.
Ничего.
Белая пони перешла к следующему отрывку воспоминаний.
Лекции! План! Всё ещё можно было успеть, если шевелиться быстрее. Сейчас позднее утро. Значит, Октавия ещё на лекции по теории музыки. То есть, у Винил в запасе был примерно час, чтобы перевезти все свои пожитки на кампус и затащить в новую комнату.
Времени впритык…
Постоянное поглядывание на телефон грозило стать привычкой. Не помогало и то, что преподаватель – полная кобылка с чрезмерным количеством макияжа – явно была не очень здорова и каждое предложение завершала кашлем. Впервые виолончелистка пожалела, что села за первую парту. Она не только находилась в зоне потенциального заражения, но и новая привычка заставляла её стыдиться.
Несомненно, Октавия думала, что её сочтут крайне невоспитанной из-за того, что она хватала телефон, чуть ли не каждые несколько секунд. Конечно, остальные студенты тоже так делали, но они сидели в конце аудитории, вне досягаемости усиленного очками взгляда преподавателя.
Единственным желанием было увидеть, как загорится экран, и на нём высветятся крупные буквы, сообщающие, что-
Бзззз.
Земная пони молниеносно схватила телефон.
{[ВИНИЛ]}
>Привет, я проснулась. Прости, если я сделала что-то не так вчера, я плохо всё помню.
И вот, всего одно сообщение, и все тревоги виолончелистки растаяли как дым.
>Наконец! Теперь ты пропустишь только половину лекции. Не волнуйся; пьяной ты вела себе точно так же, как и трезвой.
[СООБЩЕНИЕ ОТПРАВЛЕНО]
Наконец-то, теперь я могу сосредоточиться на записях.
С карандашом в зубах Октавия какое-то время смотрела на последовательность нот длинной в абзац, которую высвечивал проектор. На этой неделе они изучали творчество величайших в истории композиторов, чьё творчество современники не могли оценить по достоинству. По крайней мере, до того момента, как эти композиторы умерли.
Октавия находила довольно печальным тот факт, что их талант не признавался до тех пор, пока не сгинул навечно, но в то же время находила успокоение в том, что пускай при жизни её музыка не будет пользоваться должной популярностью и любовью, будущие преверженцы классической музыки смогут оценить её вклад.
Но сколь бы привлекательной ни была эта мысль, писать об этом было невероятно скучно. Почти всё это Октавия давным-давно знала, и именно по этой причине тем немногим записям, что она делала, не суждено было быть прочитанными. Но она продолжала делать их, просто чтобы чем-то занять себя. Отсутствие мыслей иногда способно доставлять больше неудобства, чем их наличие.
Очередной взгляд на телефон возвестил о том, что лекция скоро закончится, и серая пони стала заранее собирать вещи. Как и ожидалось, на нескольких последних слайдах была информация, которую виолончелистка и так знала наизусть. Да, его первое произведение было написано в таком-то году. Да, он был публично осмеян музыкальными ассоциациями того времени. Всем это было прекрасно известно. Единственное, что Октавии не было известно, так это, почему на этом занятии к ней относились как жеребёнку, который первый раз в жизни взял в копыта смычок. Серьёзно, если пони умудрились сюда поступить, то им явно кое-что известно о теории музыки и о том, какие выдающиеся личности повлияли на становление современной системы.
Со вздохом облегчения Октавия поднялась со своего места и направилась к выходу вслед за кашляющим преподавателем.
Свобода!
Улыбка вновь украсила её мордочку. Несколько часов, прошедшие с момента разговора с матерью были отнюдь не простыми, и хотя доброта извозчика облегчила её страдания, где-то на задворках сознания по-прежнему было полно тревог и мыслей, не дававших покоя.
К счастью, до общежития было копытом подать. Оно представляло собой кучку жилых блоков. Два этажа, по шесть комнат на каждом, в каждой комнате двое пони. Таким образом, в одном здании могло быть максимум двадцать четыре студента. Хотя в блоке Октавии было всего семнадцать или около того.
Но скоро это изменится! Хорошо это или нет, но со дня на день к виолончелистке должен был кто-то подселиться.
Поднимаясь по лестнице, Октавия услышала наверху приглушённые голоса. Прежде чем она успела разобраться, что к чему, дорогу ей преградила голубая пегаска.
«Привет!» – весело начала та.
«П-привет», – какое-то мгновение виолончелистка чувствовала себя неловко, но потом взяла себя в копыта – «О, ты случайно не моя новая соседка?»
«Не-а! Я тут уже сто лет живу» – её голубые, словно лёд, глаза сияли несдерживаемой радостью.
«Извини, я не знала. Эм, можно я пройду? У меня был тяжёлый день», – серая кобылка попыталась обойти собеседницу, но та быстро заслонила дорогу, сделав шаг в сторону.
«Стой! Мне нужно у тебя кое-что спросить».
Сделав жест копытом, чтобы та продолжала, Октавия услышала, как что-то тяжёлое упало на пол в её комнате. Последнее, что ей хотелось сейчас делать, это помогать кому-то с домашним заданием, но собравшись с силами она заставила себя потерпеть.
«Как пишется ‘промедление’? Я весь день об этом думала».
«П-р-о-м-е-д-л-е-н-и-е. Может тебе стоит купить словарь?» – она снова попыталась обойти светловолосую пегаску, но та в очередной раз встала на её пути.
«Большое спасибо! А ‘выжидание’?» – от её улыбки внутри Октавии начинала вскипать ярость. Сверху снова донёсся глухой стук, всё сильнее возбуждая любопытство.
«В-ы-ж-и-д-а-н-и-е. А теперь, с твоего позволения-»
«А ‘препятствие’?»
«П-р-е-п-я-т-с-т-в-и-е. Слушай, мне, правда, надо-»
«А что насчёт ‘непреодолимый’?»
«Не хочу показаться грубой, но с этими вопросами ты можешь обратиться к книге, которой не требуется сон. Дай пройти», – скомандовала серая пони, с раздражением проталкиваясь вперёд.
Дважды взмахнув крыльями, кобылка пропустила Октавию, позволив той, наконец, преодолеть несколько последних ступеней. Не обращая никакого внимания на окрики с просьбой остановиться, земная пони подошла к своей комнате и распахнула дверь.
Внутри её встретила гора картонных коробок и куча оборудования.
На столе громоздился опутанный проводами компьютер.
В центре комнаты устроился микшер.
Из полуоткрытой картонной коробки на неё застенчиво глядела белая единорожка.
«Эм, привет, соседка!»
Глава 9
«Как ты-» – пролепетала виолончелистка.
«Пообщалась с координатором», – ответила ди-джей, выбираясь из коробки.
«Но ты же-»
«Отговорила тебя делать это, сказав, что нам не разрешат поселиться вместе?» – весело усмехнулась Винил.
«Но когда-»
«Я перетащила свои вещи где-то с час назад. Я ни разу до этого не использовала столько магии!» – она устало улыбнулась, и Октавия заметила, что вся белая шкурка единорожки словно бисером усеяна капельками пота – «Ух ты, чувствую себя просто отлично!» – синегривая пони было сделала шаг вперёд, но не устояла на ногах, и виолончелистка бросилась к ней, подхватывая подругу.
Из коридора донеслось шуршание крыльев, за которым последовал негромкий стук: «Прости, Винил!» – начала голубая пегаска – «Я задержала её на сколько… ой, простите! Эм, я закрою дверь!» – дверь тут же захлопнулась, не оставив возможности кому бы то ни было объясниться. Какое-то время из коридора ещё доносились сбивчивые извинения странной пегаски, но потом и они стихли.
Винил, казалось, ничуть не возражала против своей неспособности стоять на ногах. Вместо этого она полностью расслабилась, прибывая в объятиях Октавии: «Здорово. Ведь, правда, здорово?»
«Ну-у, ладно. Не знала, что от переутомления единороги начинают бредить» – пробормотала виолончелистка, затаскивая подругу на кровать возле окна.
«А меня всё устраивает», – с глубокомысленным видом возвестила ди-джей, оказавшись на кровати.
«Замечательно, Винил», – хихикнула Октавия, принимаясь за ещё не распакованные коробки с вещами.
Обладательница коробок тихо хохотнула: «Тебе стоит почаще уходить от меня».
«Лучше поспи, глупая, пока я не начала записывать, что ты несёшь, на будущее».
Уже спустя несколько минут комната наполнилась тихим посапыванием. Октавия же углубилась в содержимое коробок. Первое, на что она наткнулась, оказалась стопка аккуратно упакованных и с любовью разложенных по порядку пластинок.
Не найдя ничего, кроме пластинок, во второй и третьей коробках, виолончелистка начала нервничать: «Ты взяла хоть какую-то одежду или личные вещи?» – раздражённо спросила она. В ответ донесся лишь усилившийся храп.
Решив потрясти следующую коробку, прежде чем приниматься за её распаковку, серая пони удовлетворённо услышала, как внутри зашумели мелкие предметы.
Ну, если и это не её личные вещи, клянусь, я съем свою бабочку.
Как и ожидалось, внутри оказался целый ворох всяких штучек и разномастных мелочей. Отдельного внимания заслуживал лишь небольшой телефон, вроде тех, которыми обычно пользовались единороги, ведь им не приходилось касаться мобильника копытами.
Покрутив аппарат в копытах, земная пони активировала его случайным касанием. Октавия с опаской глянула на спящую единорожку, и её губы тронула хитрая ухмылка.
Я только посмотрю, сколько номеров в телефонной книге у нормальных пони. Читать сообщения я не стану, если только моё копытце случайно не соскользнёт.
Глаза земной пони округлялись всё сильнее, пока на экране прокручивался список контактов: «Ничего себе…»
Их были сотни! И хотя некоторые были подписаны в духе Чувак с бородкой или Рыжая, вполне определённых имён там было куда больше, чем серая кобылка ожидала увидеть. Вспоминая свой список контактов из трёх пунктов (Винил, Мама, Экстренные службы), она чувствовала себя абсолютным новичком в сложной игре под названием Общество.
Ой, мамочки, я случайно открыла список сообщений.
Как ни странно, Октавия была единственной, кому Винил писала за последнее время, не считая кого-то по имени ‘Секси Шейди’.
А где же приглашения на вечеринки? Неужели она звонит каждому?
Похоже, что так оно и было, однако Октавия воздержалась от просмотра журнала звонков.
А что, если ей так же скучно и одиноко, как и мне? О, хвала Селестии, за то, что мы поселились вместе.
Жизнь определённо начинала налаживаться.
Утолив своё любопытство, Октавия аккуратно сложила вещи Винил на стол. Предстояло распаковать ещё ни одну коробку, не говоря уже о необходимости передвинуть мебель. Микшеру в центре комнаты явно было не место…
Ди-джея разбудил мягкий низкий звук виолончели, доносившийся откуда-то справа. Когда она слегка приподняла голову, её глазам предстало удивительное зрелище.
На кровати напротив сидела Октавия, окутанная оранжевым сиянием солнечных лучей, пробивающихся через пелену мелкого дождя. Глаза закрыты, сознание полностью поглощено музыкой, смычок изящно скользит по струнам, дивная картина. Полусонным же глазам ди-джея она и вовсе казалась райским видением.
Вспомнив о том, что ей всё-таки нужно дышать, единорожка сделала вдох, тем самым потревожив объект своих созерцаний.
«А?» – глаза цвета аметиста распахнулись и метнулись к Винил – «О, ты проснулась! Прости, я всегда играю на закате. Наверное, мне стоило найти другое место-»
«Не», – прохрипела ди-джей. Прочистив горло, она села на кровати и продолжила – «Всё норм. Э, ты не могла бы продолжить играть? Мне… кой-чего надо сделать».
Октавия нахмурилась, но исполнила просьбу, продолжив играть с исключительным мастерством.
Винил прошла по комнате, почти с благоговейным трепетом обойдя виолончелистку. Она достала блокнот и карандаши из массы аккуратно уложенных учебных принадлежностей, которые перекочевали на своё новое место в столе.
Заметив это, Октавия залилась краской: «Эм, Винил, я не очень хорошо-»
«Ш-ш», – белая пони приложила копыто к губам, устраиваясь поудобней перед соседкой, с таким видом словно была зачарована.
А ведь и правда, оказавшись перед своей музой, единорожка попала под её чары. Все мысли улетучились, уступив место лишь непреодолимому врождённому желанию творить.
Так они и сидели в тусклых сумерках, одна воспроизводя по памяти уже известное, другая – создавая нечто новое.
Но любая идиллия имеет обыкновение быстро заканчиваться. Солнце полностью скрылось за горизонтом, вернув обеих пони в реальность из их грёз.
Октавия отложила смычок и стала разминать внезапно заболевшую ногу, в то время как Винил с удивлением обнаружила, что сидит на полу в довольно странной позе.
«А что я здесь делаю?» – пробормотала она, поднимаясь на ноги и разминая затекшую шею.
«Ты рисовала», – виолончелистка махнула копытцем в сторону раскрытого блокнота, где была изображена пони с… – «Ты рисовала меня?»
«Э… похоже на то… А ты мне играла», – обе с недоверием уставились друг на друга.
Через мгновение, Винил хмыкнула и по её мордочке поползла ухмылка: «Какого сена мы делаем?» – она рассмеялась.
«Понятия не имею!» – Октавия подхватила её смех. Нелепость ситуации только усилила их веселье – «Я ещё и дня с тобой не прожила, а у меня такое чувство, будто я под кайфом».
«Ты встала на скользкую дорожку, детка!» – ди-джей вернула блокнот на место и уселась рядом с подругой.
«О, Селестия, и как только я на это согласилась?»
«А ты и не соглашалась. Так даже лучше», – единорожка игриво ткнула Октавию в бок, на что та завизжала – «О? Что это тут у нас?» – на её губах заплясала загадочная улыбка.
«Н-ничего, не делай так больше», – фраза эта, по сути, была приглашением, которым белая кобылка не преминула воспользоваться. Она налетела на серую пони, весело щекоча ту копытами – «А-ха! Стой – нет – прошу!»
«Что? Я не расслышала!» – Винил с удвоенным рвением принялась щекотать кобылку, несмотря на все протесты и истерический смех.
«Винил – Я – Точно – Тебя – Прикончу!» – хорошенько брыкнувшись, она скинула их обоих с кровати. Пролетев всего в паре сантиметров от виолончели, они с глухим стуком рухнули на ковёр.
Тяжело дыша и глядя друг на друга, кобылки лежали на полу, почти соприкасаясь мордочками. Одна глупо улыбалась, другая же всеми силами пыталась изобразить устрашающий взгляд. Это не сработало, белое копытце медленно приблизилось и ткнуло серую пони в нос.
«Бип», – тихо сказала ди-джей.
«Я прикончу тебя голыми копытами», – прошипела в ответ виолончелистка, не в силах сдержать улыбку.
«Но разве ты не прелестная маленькая кобылка?»
«Я была такой. Ты испортила меня», – Винил издала свой фирменный смешок, но ничего не ответила, по-прежнему глядя на серую кобылку с кривой ухмылкой – «Что?» – Октавия удивлённо вскинула бровь.
«Ничего».
Просто думала, о том, как я тебя испорчу.
«Скажи, что такого смешного?»
«Не думаю, что тебе это покажется смешным», – мысли бешено заметались, понимая, что земная пони этого так не оставит.
«Есть лишь один способ узнать. Скажи».
«Ладно, я думала… ты считаешь, что уже испорчена. Но погоди. Это только начало», – для усиления эффекта она изобразила самую зловещую улыбку, на которую была способна.
«Ой, прекрати. Думаю, ты не такая плохая, как хочешь казаться».
Винил пододвинулась ближе, пряча широко раскрытые глаза за очками: «Хочешь, я покажу тебе, насколько я плохая», – мягко произнесла она. Сердце колотилось с такой силой, что грозило вот-вот выскочить из груди.
Октавия последовала её примеру, воспринимая подобные действия, как некий заговор, нежели… как нечто иное: «Как? У тебя припасены какие-то проделки?» – кобылка усмехнулась собственной мысли.
«Э… ну, разумеется».
Что я делаю? Неужели я хотела…?
«Тогда постарайся не втягивать в это меня. Не хочу оказаться в чёрном списке студентов. Хотя, учитывая, что теперь я живу с тобой, это неизбежно», – она улыбнулась и ткнула Винил в нос – «Бип!»
Ди-джей выдавила смешок, она по-прежнему пыталась разобраться в собственных мыслях: «Скорее всего».
«Так, если ты не собираешься натворить чего-нибудь прямо сейчас, думаю, нам стоит поесть. Все эти твои пытки меня порядком истощили», – Октавия встала и помогла подруге подняться.
«Отличная идея. Есть предложения?» – Винил постаралась не выдать в своей интонации мысли, от которых всё ещё пыталась избавиться, тряхнув головой.
«Может в Таверну Блю? В память о былом?»
Обе кобылки улыбнулись.
«Идёт».
В противоположность промозглым серым улицам таверна была полна света и тепла. Пони весело смеялись, в то время как все их заботы по капле растворялись в наполненных кружках. Группа пони-рабочих оккупировала три кабинки, включая угловую, поэтому Винил со своей спутницей решила устроиться в более спокойной части заведения.
«Я и понятия не имела, что тут и еду подают», – пробормотала единорожка, перемещая пару меню с барной стойки.
«Никаких изысков, но нам сгодится. Моя… мать приводила меня сюда, когда мы приезжали посмотреть на то, как устроен университет».
«Правда? Похоже, что вы с ней очень близки».
«Ну… полагаю, в какой-то степени», – Октавия укрылась за меню – «А что твои родители?»
Винил пожала плечами, лениво просматривая список разномастных блюд: «Да они убогие. Вышвырнули меня, как только мне исполнилось восемнадцать».
Октавия так и замерла, мгновенно забыв обо всех своих разногласиях с матерью: «Что?! Как они могли так поступить?»
«Легко, как видишь».
«Это ужасно!»
«А, да кому до них какое дело. К тому же, если бы они меня не выставили, вряд ли бы я с такой лёгкостью могла подселиться к тебе».
«Да… но всё же…»
Беседа стихла сама собой, когда к столику подошёл высокий блондин-официант: «Вы готовы сделать заказ? – протянул он с подчёркнутой манерностью.
«Большую порцию жареной соломы и нарциссовый кебаб», – возвестила единорожка, явно с излишним усилием хлопнув меню по столу.
«Превосходный выбор. А что будет ваша благоверная?»
Винил было открыла рот, чтобы поправить официанта и приготовилась засмеяться, дабы разрядить неловкую ситуацию, но Октавия её опередила: «Ромашковый салат, пожалуйста».
«И снова превосходный выбор. Будет готово через минуту», – с этими словами официант зашагал прочь, беззаботно насвистывая что-то себе под нос и совершенно не подозревая о своей ошибке.
«Э, Октавия… Ты же в курсе, что означает ‘благоверная’, так?»
Теперь уже виолончелистка пожала плечами: «Что-то вроде ‘подруги’?»
«Ну, почти. Хотя, нет. Совсем нет», – белая кобылка не смогла сдержать улыбку.
«И что же это значит?»
«Типа… партнёр. Как в семейной паре. Тобишь супруга».
«Ой», – щёки виолончелистки ожидаемо залились краской смущения – «То есть, он думает, что…?»
«Агась».
«О, боги. Мне так жаль, Винил. А есть какой-нибудь словарь или справочник со всеми этими словечками? Похоже, что я довольно часто делаю ошибки по незнанию».
«Не парься, со временем разберешься».
«Может мне стоит пойти объяснить всё официанту?»
Ди-джей резко выпрямилась: «Нет! То есть, э, это ерунда, не стоит заморачиваться. Ладно?»
«Хорошо, я просто предложила».
Следующие несколько минут были наполнены тишиной, нарушаемой лишь звуками работающего
заведения. И хотя Октавия чувствовала себя крайне неловко, она сумела перестать укорять себя.
Винил должно быть иногда так стыдно за меня! И почему я такая неловкая?!
К счастью, Винил хватало чувства такта и воспитания, чтобы не смеяться над подругой. И чем она только заслужила такую замечательную подругу. Серая пони улыбнулась кончиком губ. Подруги лучше неё и желать было нельзя.
В свою очередь Винил была всецело поглощена изучением стола, за которым они сидели. Занималась она этим исключительно из-за любви к хорошо сделанной мебели, а не по причине желания отвлечься на что-нибудь. Этого ей сейчас не требовалось.
Каждый раз, возникая, воспоминание о том, как официант назвал Октавию её ‘благоверной’, вызывало лёгкое головокружение.
Серьёзно, мозг, хватит.
Наконец, подали заказ. Обе они незамедлительно принялись за еду, не отвлекаясь на разговоры.
Ди-джей почувствовала как по мере заполнения желудка, к ней возвращается хорошее настроение. Так вот почему мозг отказывался выкинуть дурацкие мысли: ему просто не хватало питания. Всё логично.
«Так-то лучше. Не хочешь прошвырнуться по клубам?» – спросила ди-джей, игнорируя взгляды окружающих.
«После еды? Это явно не к добру», – Октавия аккуратно отодвинула тарелку и промокнула губы салфеткой.
В ответ Винил фыркнула: «Ты съела только полтарелки салата. Ничего с тобой не случится. Тем более, если не хочешь, мы не будем пить».
Серая кобылка прикусила губку, медленно перебирая гриву, затем тряхнула головой: «Не могу поверить, что говорю это, но звучит заманчиво. Однако, завтра у меня лекция по истории, которую лучше бы не пропускать».
«Похоже, я ошиблась. Ты по-прежнему прелестная маленькая кобылка», – единорожка показала серой пони язык, на что та закатила глаза – «Эй, уже почти восемь! Нам лучше бы поторопиться, а то не успеем сделать домашку!»
«О, ха ха… вообще-то, мне и правда, надо делать домашнее задание».
Они встали и под раскаты смеха подошли к стойке. Октавия принялась отсчитывать биты, но Винил отодвинула её с улыбкой, высыпав на стойку целую горсть монет.
«Впечатляет, да?» – поинтересовалась ди-джей, едва они вышли на улицу.
«Что именно?»
«То, сколько я заплатила за ужин. В смысле, круто я смотрелась, верно?»
«Наверное. Хотя в этом не было смысла. Ты могла бы оставить эти деньги до следующего раза».
Белая мордочка уткнулась в белое копыто: «Суть не в этом».
«А в чём?»
Вопрос повис в холодном ночном воздухе. Винил уставилась в землю, глядя под ноги.
«Не знаю», – наконец, пробормотала она.
И так, лёгкой походкой они направились в объятия темноты, где могли таиться любые чувства.
Глава 10
Хотя за окном было холодно и промозгло, погода никак не могла стереть улыбку с губ серой кобылки, ведь её согревали самые прекрасные мысли.
Её подруга, её лучшая подруга лежала всего в нескольких метрах от неё, тихо хихикая под одеялом. Ушей Октавии коснулось тихое пиканье, вслед за которым, ожидаемо, раздался телефонный звонок. Уже третий за это утро: первый разбудил Октавию, второй же разоблачил нарушителя спокойствия.
Виолончелистка протянула копыто к столику возле кровати и, не глядя, ответила на звонок.
«Алло?»
Из трубки донёсся смех, совпавший с усилившимся хихиканьем в комнате. Серая кобылка терпиливо выждала, пока загадочный абонент откашлялся и заговорил наиграно глубоким басом:
«Ваш холодильник работает?»
«…Ты это серьёзно?»
«Мэм, мне, правда, нужно знать. Ваш холодильник работает?»
«У меня нет холодильника. Кухня в общежитии технически принадлежит университету».
«А кем он рабо… э, секундочку», – и в трубке, и в комнате воцарилась тишина, пока Винил пыталась придумать, как исправить положение – «Хорошо, а принадлежащий университету холодильник работает?»
«Не могу сказать точно, я им ещё не пользовалась».
Ди-джей высунула голову из под одеяла: «Чёрт возьми, Октавия!»
Показав в ответ язык, серая кобылка слезла с кровати и подошла к подруге: «Именно поэтому не стоит пытаться подшутить над кем-то, используя бородатые приколы».
«Откуда ты, вообще, знаешь про телефонные розыгрыши?»
«Как я уже сказала, у этой шутки борода до пола. К тому же в одном из пособий для будущих студентов, которое я читала, рассказывалось про розыгрыши. Правда, там больше говорилось о том, как их распознавать и избегать, а не как устраивать, но-».
«И сколько таких пособий ты прочитала?» – в фиолетовых линзах сверкнула искра любопытства.
Октавия мысленно укоряла себя за то, что не встала раньше, дабы успеть увидеть Винил без очков: «Я… достаточно много. Мне было ужасно скучно, помнишь».
«А ты пробовала заняться чем-нибудь, чтобы не было скучно?» – единорожка протянула копыто и стала рассеяно гладить подругу по слегка растрёпанным волосам.
Виолончелистка нахмурилась: «Чем, например?»
«Да так, ничем. Я это так сказала, ну, знаешь?» – голос Винил чуть дрогнул.
«Винил, иногда ты ведёшь себя очень странно», – хихикнула земная пони – «Зачем ты трогаешь мою гриву?»
Замерев всего на мгновение, ди-джей выпалила: «Потому что… это то, что делают лучшие подруги. По крайней мере, одна из таких вещей. Ну, знаешь, играю с волосами».
«Правда? А что ещё? Мне обязательно надо узнать об этом побольше», – закусив губку, Октавия сунула копыто в гриву соседки, от чего та невольно поморщилась.
«Полегче! Не надо вырывать мне волосы. В любом случае, тебе не придётся ничего узнавать самой. Ведь у тебя есть я! Я расскажу всё, что тебе нужно знать».
«Ох, большое спасибо, Винил. Не знаю, что бы я без тебя делала», –– с этими словами она наклонилась и чмокнула единорожку в щёку, перед тем как соскочить с кровати – «Но тебе придётся отложить моё обучение, поскольку у меня скоро начнётся лекция».
Винил, словно ветер, рванула к ванной: «Я в душ!» – выкрикнула она, скрываясь в комнате с голубым кафелем.
«Ладно», – через мгновение тёмногривая кобылка выбросила из головы странную выходку подруги и начала собираться.
Во-первых, не забыть учебники и письменные принадлежности. Во-вторых, сделать зарядку. И наконец, душ, чтобы смыть пот и парочка завершающих штрихов. Главное, придерживаться привычного распорядка.
Чувство неловкости.
Безразмерное, всепоглощающее чувство неловкости.
Они спустились по лестнице, даже не глядя друг на друга.
«Хочешь об этом поговорить?» – осторожно поинтересовалась Октавия.
«Нет», ответила Винил.
«Мы всё равно никогда не носим одежду, так какая разница-»
«Я была в душе!»
«Это вышло случайно, честно! Я отвлеклась и забыла, что ты там!»
«Ты что, не слышала воду?»
«Я… очень сильно концентрируюсь на своих делах».
«Ага, это уж точно».
Ди-джей вышла на улицу, придержав дверь для второй кобылки. Губы Октавии тронула нервная улыбка: «Так… мы по-прежнему друзья?»
Этот вопрос заставил Винил позабыть о праведном гневе: «Чего? Да! Разумеется. Просто… давай никогда-никогда-никогда больше не будем говорить об этом, ладно?»
Виолончелистка кивнула, улыбаясь, теперь уже с искренней радостью: «Хорошо».
«Класс. А теперь обними меня и отправляйся на занятия», – однако, объятия продолжались куда меньше, чем этого хотелось, и Октавия зашагала прочь.
Винил же вернулась обратно в здания и быстро взбежала по ступеням. Поскольку лекций сегодня у неё не было, ей предстояло занять себя чем-то до возвращения подруги. И хотя на кампусе было достаточно развлечений, вроде бильярда, проката фильмов или таверны, все они не вызывали какого бы то ни было интереса.
Вместо этого единорожка бодро прошествовала обратно в комнату, заперев за собой дверь. Окутанный магической аурой, микшер (который переехал поближе к письменному столу) ожил с радостным жужжанием, словно домашняя зверушка, радующаяся возвращению хозяина. Следом, издав короткий писк, громоздкий компьютер замерцал мириадами лампочек, также приветствую ди-джея.
Небрежно сдвинув очки на лоб, Винил ощутила, как улыбка коснулась кончиков её губ. В последнее время не было ни времени, ни сил для написания музыки, но теперь у неё появилась парочка часов свободного времени и чистейшее вдохновение.
Надеюсь, стены выдержат.
Уже через несколько минут окно комнаты дрожало от невероятно низкого, почти еле слышного баса, наполнявшего комнату мощным гулом. От этого у ди-джея по спине бежали мурашки. Каждая её композиция так начиналась, разливая вокруг потоки энергии и заставляя сердце биться сильнее. Комната наполнялась непрекращающейся вибрацией, заставлявшей думать о музыке и продолжать творить.
Но в этот раз что-то было не так. Просматривая привычные сэмплы и раздумывая, как бы вдохнуть в них новую жизнь, единорожка наткнулась на один инструмент.
А что, если… просто ради интереса…
По щелчку клавиши из колонок донёсся глубокий зловещий звук. Всего одна единственная нота, сыгранная на виолончели. Звук был практически идеален, каждое движение несуществующего смычка по струнам выдавало поразительно чистое звучание.
И… это было здорово.
Бас обрёл совершенно новое выражение, в отличие от привычного звучания полного энергии, теперь он был тёмным, пугающим, словно возвещал о приближении чего-то неотвратимого.
Ухватившись за внезапное озарение, Винил попробовала ещё несколько нот и пару простых мелодий, ничего особенного. Но когда музыка с новыми элементами зазвучала, кобылка просто-таки завизжала от восторга. Раньше она даже не думала о подобном. Кто бы мог подумать, что такой старый инструмент может так хорошо вписаться в современное звучание?
Следующие полтора часа пролетели в головокружительной череде экспериментов с различными инструментами из струнной секции. Ди-джею казалось, словно перед ней открылся совершенно новый мир музыки, которого она раньше не замечала.
И всё это благодаря Октавии.
Как будто была нужна ещё какая-то причина, чтобы-
Внезапно, звук стал ещё громче, напрочь выбивая все мысли, роившиеся в голове единорожки. Стиснув зубы, она уставилась в экран, но продолжать работу теперь было безнадёжно.
Со вздохом белая кобылка вновь приглушила звук до нормального уровня. Незамедлительно предательские мысли стали проникать обратно в сознание, обещая возможности и последствия, которые единорожка как не была готова, так и не хотела принимать. Но им не было никакого дела до того, была ли она готова, они продолжали копошиться в глубине сознания.
А что, если…
Или может…
«Чёрт возьми, проваливай!» – вскричала ди-джей, с силой ударив по столу копытом. Но это не помогло. Не зная, как быть, она закрыла мордочку копытами.
Когда же это прекратится?
Холодный ветер растрепал гриву серой кобылки, едва та успела выйти из аудитории. Какое-то время виолончелистка безуспешно пыталась привести всё в порядок, но затем окончательно сдалась, решив отправиться прямиком в студенческий городок.
Впереди, прямо посреди дорожки, ведущей к общежитию, стояли две кобылки, одна из которых оказалась уже знакомой мятно-зелёной единорожкой. Заприметив Октавию, она вскинула голову.
В памяти тут же всплыли оскорбления в адрес виолончелистки, которые она старалась игнорировать. Несмотря на это, сердце начало биться чуточку быстрее.
«Эй», – выкрикнула Лира. Её спутница тоже подняла голову, позволив оранжевой гриве развиваться на ветру. Октавия попыталась просто пройти мимо, но затем последовал ещё один оклик – «Эй, погоди минутку!»
«Мне, правда, очень нужно домой», – ответила земная пони через плечо, едва сбавив шаг.
«Всего одну минутку. Чёрт, ты ведёшь себя так, словно я тебя собираюсь побить», – зелёная единорожка с улыбкой приблизилась. Синяк у неё под глазом уменьшился, но по прежнему был весьма заметен.
Серая кобылка через силу улыбнулась в ответ: «Да уж, что за глупая мысль».
«Слушай, эм, тебе ведь не особо нравится эта Винил Скрэтч, так?»
О, нет, о, нет, последнее время мы были недостаточно осторожны, верно? Неужели она видела нас вместе? Или может она в курсе, что мы живём в одной комнате?
Однако, никаких пояснений не последовало, поэтому виолончелистка решила придерживаться старого плана: «Нет… абсолютно. Она, э, совсем меня достала».
«Ага, меня тоже. Насколько я знаю, она многим пони успела насолить», – губы Лиры расплылись в заговорщицкой ухмылке – «Не хочешь немного отомстить?»
При этих словах в виолончелистке вскипела холодная ярость: «Отомстить?» – спокойно переспросила она.
На мгновение ухмылка собеседницы померкла: «Ну, за… эм, за то, что она говорила про тебя на занятиях».
«За обзывательства и жалкие оскорбления?»
«…Да. Разве она тебя не бесит?»
«Да, но только пока я на занятиях. Я о ней и не вспоминаю, когда мы не на психологии. По-моему, это ребячество, пытаться отомстить за подобные пустяки».
«Но я уверена, что во время ваших дополнительных заданий всё было куда хуже! Ведь так?» – единорожка быстро теряла контроль над ситуацией, застигнутая врасплох неожиданным ответом.
«Иногда. Но опять же, как только она скрывается из поля моего зрения, я тут же забываю про неё. Я не позволяю негативным эмоциям управлять собой», – с разочарованным видом Октавия сделала шаг вперёд – «С тобой же, похоже, всё наоборот, Лира. Вместо того, чтобы признать, что ваша вражда с Винил всего-навсего мелочь, ты пытаешь строить против неё заговоры. Мало того, что ты позволила ненависти управлять тобой, так ты ещё совершаешь ужасную ошибку, которая может серьёзно повлиять на твоё будущее. Неужели ты собираешь развязывать личную вендетту, каждый раз, когда босс сделает тебе замечание или случайный прохожий косо на тебя посмотрит? По-твоему, это сделает тебя счастливой?»
Зелёная единорожка судорожно пыталась найти ответы. Её взгляд метался из стороны в сторону, не находя поддержки: «Я – я не – зачем –».
«Тебе следует всерьёз подумать о том, какой пони ты становишься. И подумать, как следует, потому что, если ты не изменишься, Бонбон не будет последней, кто поставит тебе синяк», – хотя это была всего лишь догадка, она вызвала реакцию, пускай и лишь в виде ответа.
«Э-эй! Ты понятия не имеешь, что произошло между мной и Бон, так что не приплетай её сюда!»
Октавия опустила голову: «Верно. Извини. Но это не отменяет того, что мои слова – правда, и ты это знаешь».
По выражению мордочки Лиры было видно, что внутри неё боролись желание возразить и согласиться со сказанным: «Тебе… Тебе, кажется, пора идти, Октавия».
Октавия уже развернулась, чтобы уйти, но задержалась на мгновения: «Ты поразмыслишь над этим?»
«Я… возможно».
Кивнув на прощание, Октавия зашагала прочь по дорожке. Позади послышались звуки разговора.
«Классно ты меня поддержала, Си-Топ», – пробормотала Лира подавленным голосом.
«Классно тебе надрали круп, Ли-Ли».
«Почему ты мне не помогла?»
«Потому что она права».
«А вот и нет, я не такая… ведь так?»
Даже на расстоянии, чувствовалось, что голос Си-Топ сочится ядом: «Ты трижды велела мне заткнуться только за сегодня. Даже не знаю, зачем я с тобой болтаюсь».
Последнее, что услышала Октавия, было пусть и простое, но такое важное слово.
«…Прости».
На мордочке виолончелистки расцвела победная улыбка. В следующее мгновение на горизонте показались корпуса общежития.
Я, наверное, поставила рекорд по количеству лжи в одном предложении, но оно того стоило.
Едва войдя в здание, кобылка услышала странный жужжащий звук. Доносился он сверху, кажется, из комнаты номер десять…
«О, боги», – глаза Октавии округлились, как только она вспомнила, сколько в комнате было музыкальной аппаратуры… которая оказалась в распоряжении заскучавшего ди-джея – «О-о-о, боги».
Земная пони пулей промчалась мимо уже знакомой странноватой пегаски и быстро, стараясь не споткнуться, побежала по ступенькам. На полпути стали слышны новые звуки. Скрипка, альт… виолончель?!
«Это же раритет, глупая ты единорожка!» – прошипела серая кобылка, ускоряя шаг.
Как Винил только посмела прикоснуться к её самой ценной вещи! Как она только посмела пытаться сыграть на её виолончели! И… как она только посмела играть так хорошо!
Промчавшись по коридору, настоящая виолончелистка затормозила перед порогом комнаты и резко распахнула дверь, намереваясь поймать преступника с поличным.
Краем глаза она заметила абсолютно нетронутый футляр от виолончели ровно на том месте, где тот и был, но внимание тут же привлёк компьютер, за которым сидела белая единорожка.
Музыка… она звучала лишь из колонок, подключённых к компьютеру и микшеру Винил. Всё, и скрипка, и альт, воспроизводились через компьютер. Как ди-джей умудрилась совместить их в столь сложную композицию? Можно было с полной уверенностью сказать, что Винил едва ли дослушала хоть одно классическое произведение в своей жизни до конца, но сейчас она сама писала его. Откуда такое вдохновение?
Сумка Октавии с глухим стуком упала на ковёр, а виолончелистка осторожно прикрыла дверь так, чтобы не потревожить мастера за работой.
Пусть рисование и было для неё больше, чем хобби, и пусть в нём она не была обделена талантом, но рождена Винил была для музыки. Это было абсолютно очевидно. Всё, её поза, спокойная, но сосредоточенная, её движения, отточенные, сочетающие талант и опыт, её творение, вызывающее благоговейное восхищение, всё это указывало на то, что сеёчас её кьютимарка была оправдана более, чем когда-либо.
С каждым повторением мелодия изменялась, становясь всё лучше, а Винил становилась всё более возбуждённой. То и дело она мотала головой, словно пытаясь избавиться от каких-то мыслей, или бормотала что-то себе под нос.
Внезапно, ди-джей выкрутила звук на максимум, заставив всё здание ощутимо дрожать. От неожиданности Октавия подпрыгнула на месте, но Винил не могла слышать этого сквозь музыку.
На такой громкости наслаждаться произведением было невозможно. Видимо, разделяя это мнение, единорожка вновь приглушила звук. Однако, она, по-прежнему, не находила себе места. Октавия следила, как синий хвост мёл по полу, неосознанно подстраиваясь под такт музыки, словно гипнотический маятник.
Вдруг, Винил грохнула по столу копытом и закричала: «Чёрт возьми, проваливай!» – после чего уткнулась мордочкой в копыта.
Сердце Октавии пронзила леденящая стрела страха. Винил, должно быть, заметила её отражение на мониторе и поняла, что не одна. Это всё равно, что застать парочку любовников наедине – неважно, как это вышло, они будут думать о тебе самое худшее.
«Извини», – тихо произнесла тёмногривая кобылка – «Я… не хотела мешать», – с отчаянием Винил выключила музыку и повернулась к своей соседке. Судя по удивлённому выражению на мордочке единорожки, предположение Октавии оказалось неверным.
Виолончелистке показалось, что весь мир замер, когда её взору открылась удивительная картина: «Красные…», – раздался едва слышные шёпот.
«Нет! Эм, прости. Я, эм, кричала не на тебя», – белая кобылка попыталась улыбнуться, но её надтреснутый тон разрушил все попытки.
Октавия подошла чуть ближе: «Я услышала… твою музыку», – она попыталась разрушить тишину, продолжить разговор, но всё её внимание было поглощено.
Красные.
Ну, разумеется, они красные.
Раз ни у кого из пони нет красных глаз, то у неё они обязательно должны быть.
Винил чувствовала себя неуютно под прямым неморгающим взглядом серой кобылки, но та не отступала. Неделями она гадала, какие они, и пыталась улучить момент, чтобы взглянуть. Глаза, которые так долго скрывались от неё, наконец, стали видимы.
И они оказались прекрасны.
«Почему ты носишь очки?» – донёсся до серой кобылки её собственный голос откуда-то издалека. Она приблизилась к единорожке ещё на пару шагов.
«Я-я… эм…», – теперь уже Винил не могла отвести взгляд, прикованная к месту такой внезапной близостью.
Они стояли менее, чем в метре, друг от друга, гранат и аметист. Белая кобылка выглядела почти испуганно; без очков, за которыми можно было спрятаться, ничто более не разделяло их. Октавия коснулась белой щеки.
Ди-джей почувствовала, как по спине поднимается жар, все звуки, вдруг, стали тише. Шёрстка серой кобылки казалась такой мягкой… её копытце удерживало единорожку, будто та хотела двинуться, будто она захочет сойти с этого места хоть когда-то…
Какое-то мгновение они стояли в комнате, призрачной, словно сон после пробуждения. В голове синегривой кобылки мчались мириады тревог и сомнений, но сияние глаз Октавии прогнало все эти смутные, туманные страхи.
Виолончелистка же чувствовала себя уверенной, как никогда прежде. Она пока не понимал всего до конца, но чувствовала, что делает всё правильно. Не доверяя всю свою жизнь ничему, кроме фактов и скудных знаний, выдаваемых в школе, она решила положить этому конец, по крайней мере, в это мгновение.
Всё, что имело значение, это всего пара шагов, разделявшая их.
Всё, что имело значение, это ощущение дрожащего дыхания ди-джея на мордочке.
Всё, что имело значение, это преодолеть последние… несколько… дюймов…
Всё, что имело значение, это поцелуй.
Глава 11
Октавия отпрянула, потеряв прежнюю решимость от чувства прикосновения на своих губах: «Мне так жаль, я эм-м!»
Но ди-джей не собиралась позволить этому закончиться, только не после всего этого времени, не после всех этих проклятых мыслей! Она не позволит этому видению просто растаять. Единорожка приблизилась, обняв серую кобылку за шею. Жар от мордочки распространился по всему телу, словно электрический заряд, от которого заискрил каждый нерв и дрогнул каждый мускул.
Столкнувшись с подобным натиском страсти, Октавия перестала отступать и вместо этого попыталась выстоять под этим напором. Иногда она пыталась поцеловать единорожку в ответ, но выходило это довольно неловко, и большую часть времени она сдерживала себя.
Ни то чтобы Винил была мастером поцелуев; судя по всему, она считала, что, если её губы касались мордочки Октавии, всё было как надо. И хотя виолончелистка немало прочитала о подобных ситуациях, вспомнить хоть что-то под таким натиском необузданных эмоций было крайне затруднительно.
Наконец, тяжело дыша, они отстранились друг от друга на мгновение, длившееся более секунды. Белые щёки Винил заливал густой румянец, а на мордочке читалось выражение крайнего удивления собственными действиями. Октавия и сама была удивлена не меньше. То, что зародилось как смутное желание, её усилиями быстро переросло в нечто большее.
«Мне жаль», – прохрипела Винил, её голос дрогнул дважды в этом коротком предложении.
«Мне… нет», – раздался ответ виолончелистки. Увидев, как брови подруги поползли вверх, она продолжила – «Хотя я пока не… не уверена, что д-думать, я не могу сказать, что мне не
понравилось. Эм, воспринимай это как тебе угодно».
Казалось, белая кобылка пытается подобрать слова, она облизнула губы, словно собираясь что-то сказать, но продолжила молчать. Только тихое гудение компьютера не давало им погрузиться в абсолютную тишину.
«Я не знаю-», – наконец начала единорожка, но её голос опять дрогнул, она замолчала, гранатовые глаза заметались по комнате, словно в поисках пути для побега – «В смысле, я не знаю-», – голос опять дрогнул. Она откашлялась и сглотнула – «Понятия не имею, что я делаю», – ди-джей слегка хохотнула – «О, Селестия, что я делаю?» – её глаза уставились на Октавию – «Что мы делаем?»
Виолончелистка пожала плечами, не в силах дать вразумительный ответ. Он был для неё такой же тайной, как и для второй кобылки. Всё, что земная пони могла делать, это смотреть в красные глаза, практически сводившие её с ума. Яркие, они словно обладали гипнотическим действием.
Октавия заставила себя отвернуться: «Винил…», – тихо начала она – «Когда… когда я была в чём-то не уверена, моя мать- О, святая Селестия, моя мать!» – глаза серой пони распахнулись при воспоминании о последнем разговоре со старшей кобылкой – «Она меня убьёт!»
«А? Почему?»
«Потому что я только что поцеловала-», – виолончелистка резко понизила голос – «Потому что я только что поцеловала кобылку!» – прошипела она, озираясь, словно ожидая, что её мать выскочит из-под кровати.
«Да как она узнает об этом?» – в этот раз ди-джей высказала разумную мысль.
«Рано или поздно она узнает. Она всегда обо всём узнаёт рано или поздно», –голос земной пони был тихим, почти как у испуганного жеребёнка.
«Ого. Ладно, кажется, я начинаю отчётливо представлять себе, каким было твоё детство».
Октавия начала нервно ходить по комнате взад-вперёд: «Всякий раз, когда я делала что-то, что ей не нравилось, она тут же тащила меня к психологу. А та, молча, смотрела на меня до тех пор, пока я не рассказывала обо всех своих тайнах».
«Что?! Ты это серьёзно?» – единорожка почувствовала укол вины за то, что при первой встрече сочла серую кобылку самодовольным и унылым снобом. Естественно, на первый взгляд в ней не было ничего примечательного, ведь её индивидуальность буквально вытравили из неё! Никаких секретов, никаких потайных мест, чтобы спрятаться, никаких собственных мыслей… она не росла, её выращивали. Внутри единорожки вздымалась ярость, подобно левиафану, поднимающемуся с морских глубин, концентрируясь на призрачном образе «матери».
«Боюсь, что это, действительно, так. И… кажется, всё дошло до того состояния, когда у меня остаётся всего один способ найти выход из… затруднительной ситуации». – Октавия сознательно старалась не смотреть на вторую кобылку.
Эти слова ранили Винил. Как не абсурдно, осознание того, что её мечтам в итоге, возможно, не суждено сбыться причиняло боль: «Хорошо», – тихо произнесла она.
«Прости, Винил. Я бы хотела быть как ты и просто забыть обо всём, но… моя голова просто… разрывается ото всех этих мыслей… мне нужно с ними разобраться, пока… ну, не знаю. Пока не стало хуже».
«Всё в порядке», – на этот раз ди-джей слабо улыбнулась – «Я слегка потеряла голову. Не следовало мне давить… в смысле, надо мне быть посдержанней в подобных ситуациях».
«Да, но… что сделано, то сделано, и сейчас мне надо разобраться в собственных мыслях, пока я опять в них не запуталась».
Октавия на мгновение замерла в тишине, думая о чём-то своём, а затем медленно направилась к двери. Винил мысленно закричала, не желая отпускать это мгновение. Я не могу дать ей уйти! Иначе она никогда ко мне не вернётся! Несмотря на всю свою нелепость, именно эта мысль заставила единорожку нарушить молчание: «Погоди!» – кобылка с кьютимаркой в виде скрипичного ключа замерла на полушаге и обеспокоенно оглянулась. Ди-джей сглотнула, понимая, что единственный способ не запнуться посреди слова это выпалить всё сразу: «Я-тоже-об-этом-не-жалею. Э, я про поцелуй. Это было… вот».
Единственным ответом Октавии стала мягкая улыбка благодарности.
Когда дверь закрылась, Винил вновь осталась в комнате наедине с незаконченной песней… и вкусом виолончелистки на губах.
Служащая за стойкой выглядела озадаченно, несмотря на царившее вокруг оживление: «Мисс Октавия? Чем я могу быть полезна?»
Изобразив свою самую убедительную улыбку, Октавия сделала шаг вперёд: «Я хотела узнать, могу ли я записаться на приём к студенческому психологу».
«Разумеется!» – ответила собеседница, как показалось Октавии, чересчур воодушевлённо. Большинство работников вели себя странно в её присутствии, и серая кобылка начинала подозревать, что материнское вмешательство тому виной – «Наша система позволяет-»
«Эм, прошу прощения, но мне нужно попасть на приём как можно скорее» – она не хотела отвечать так резко, но от одной мысли о матери внутри разгоралось нетерпение.
«Ах, да, конечно! Мои глубочайшие извинения, мисс Октавия. Я сию же минуту позвоню и узнаю, свободен ли он сейчас», – единорожка поднесла телефон к уху и быстро набрала номер. Капелька пота скатилась по её затылку – «Алло? Это приёмная. У нас тут Октавия, желает узнать, когда у вас будет свободное время. А? Прямо сейчас? Это просто прекрасно! Сейчас я отправлю её к вам», – повесив трубку, служащая вновь чересчур радостно улыбнулась Октавии – «Вам очень повезло! Поднимитесь наверх и направо. Вам в последнюю дверь справа».
«Спасибо… вам?» – несколько сбитая с толку, но, тем не менее, благодарная за скорый ответ, Октавия двинулась в указанном направлении, всякий раз изумляясь, когда кто-то из работников или преподавателей уступал ей дорогу. Ощущение было подобно тому, что испытываешь, когда все вокруг смеются над шуткой, которую ты не понимаешь.
Подходя к двери, Октавия увидела, как оттуда вытолкали жеребца. Им оказался пони, которого она видела на занятиях Винил по рисованию, только теперь он выглядел несколько более измождённым: «Эй, я ещё не закончил!» – крикнул он сердито. Из кабинета донеслось что-то невнятное, и жеребец поплёлся по коридору, отпихнув Октавию в сторону.
Не зная, как реагировать на то, чему она только что стала свидетелем, виолончелистка постаралась просто не придавать этому значения. Как бы ей ни хотелось разобраться в причине столь грубого обращения с этим жеребцом, земная пони не могла позволить себе забыть о собственных проблемах… особенно, учитывая, что с одной из них она делила комнату.
О, Селестия, как мне смотреть ей в глаза после такого?
Кабинет оказался маленьким, почти тесным, большую часть пространства занимал огромный стол, по обе стороны от которого стояли стулья. Сидевший за столом пони согнулся, копаясь в одном из ящиков. Его вьющаяся красная грива казалась очень знакомой, и когда он сел прямо положив перед собой папку, Октавия увидела почему.
«Привет, Октавия!» – Псих аж просиял – «Готова отправить свои проблемы в нокаут?»
«Только не с вами», – она развернулась, чтобы уйти.
«Эй, секундочку! Я такой же компетентный специалист, как и любой другой», – ответил он, защищаясь.
«Да, и ещё вы весь семестр подталкивали меня к вражде с другим студентом».
Поморщившись, преподаватель и по совместительству практикующий психолог виновато почесал затылок: «Когда ты так говоришь, это звучит подло, но это было лишь ради развлечения! Ты могла бы сказать мне прекратить в любе время. К тому же, я уже давно этим не занимаюсь».
«Не важно, я… не думаю, что могу обсуждать эту проблему с вами», – Октавия и сама чувствовала себя виновато, кто она такая, чтобы выбирать психологов?
На мгновение воцарилась тишина, после чего Псих наклонился вперёд: «Это связано с Винил?» – тихо спросил он.
Кобылка кивнула. Всё связано с Винил.
«Октавия…», – он вздохнул – «Слушай, я хочу тебе помочь с чем бы это ни было, но мне нужно чтобы ты мне доверяла. Понимаю, я выгляжу не очень… профессионально на занятиях, но я отношусь к своим обязанностям очень серьёзно».
Виолончелистка взглянула на преподавателя, но не нашла в нём и намёка на веселье. Ни затаившейся в уголках губ улыбки, ни искорки в глазах: «Хорошо…», – настороженно ответила земная пони, закрыв дверь и усевшись на стул.
«Итак», – он сложил копыта на груди – «Что случилось?»
Вот чёрт, теперь ей придётся всё ему рассказать.
«Я… полагаю, что для начала мне следует кое-что объяснить», – заговор раскрылся – «Мы с Винил друзья. Мы дружим с первого нашего задания», – со вздохом она закрыла глаза – «Вы были правы, у нас куда больше общего, чем мы думали».
Когда никакого ответа не последовало, виолончелистка взглянула на жеребца. В его выражении ничего не поменялось, и не было никаких признаков того, что он собирается обратить это признание себе в выгоду. Воодушевлённая таким профессиональным отношением, земная пони продолжила.
«Мы… мы стали довольно близки за последние несколько недель. Не знаю, что вы узнали из этой вашей папки, но в школе у меня не было друзей. Винил предложила мне дружбу, и я вцепилась в это предложение изо всех сил. Поначалу я решил, что отношусь к ней слишком эгоистично, как к своей собственности, но потом мне стало казаться, что, возможно, ей так же одиноко, как и мне. В любом случае, сейчас это не важно», – она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Это не помогло – «Что важно, так это то, что мы стали такими близкими друзьями, что Винил удалось убедить координатора разрешить ей переехать ко мне».
Октавия позволила себе слабо улыбнуться: «Это было прекрасно. Я никогда не была так близка к кому-то, кто не является частью семьи. Или… нет, мне кажется, я чувствую себя ближе к ней, чем к своей семье».
Псих тоже улыбнулся, но это был признак понимания и искренности, а не насмешка: «Рад это слышать».
Улыбка кобылки померкла: «Но… всё изменилось. Я по-прежнему чувствую близость к ней, но… Я не уверена, что это именно. Я, как и прежде, хочу проводить с ней как можно больше времени, но теперь я думаю не о разговорах, походе в кино или посиделках в Таверне Блю. Теперь я думаю о… о том, какие у неё нежные копытца, как её шёрстка блестит, словно усыпанная бриллиантами… и… и…», – неожиданно для себя виолончелистка уронила слезу. Жеребец протянул ей через стол коробочку с салфетками, но кобылка замотала головой – «Нет, всё хорошо, я в порядке. И почему я вообще плачу, ведь это не грустно».
«Пони плачут не только когда им грустно. Они могут плакать от счастья, от страха, или даже из-за любви. Прошу, не сдерживай себя, если чувствуешь, что тебе это нужно. Слёзы могут помочь сильнее, чем ты думаешь», – его голос был спокойным, полным доброты и понимания. Было странно слышать его от обычно оживлённого преподавателя, но, тем не менее, это помогало.
Октавия с благодарностью взяла салфетку: «Спасибо», – ещё пару мгновений виолончелистка собиралась с мыслями, затем продолжила– «Я… Я не такая наивная, как многие считают. Я знаю, что значат эти чувства к Винил, даже если… даже если я ещё не готова это принять. Проблема в том, что я не испытывала подобного ни к одному пони, особенно к к-кобылке».
Псих какое-то время обдумывал её слова, потом откинулся на спинку стула: «Осознание собственной сексуальности это не что-то традиционное. Ах, прошу прощения за каламбур», – он немного покраснел, но серая кобылка не обратила на это внимания, глядя в окно на зелёную лужайку – «А учитывая, что Винил стала твоей первой настоящей подругой, я могу лишь представить, сколь противоречивые чувства ты испытываешь. Однако, несмотря на это, на занятиях ты проявляла абсолютное спокойствие. Из чего я смею предположить, что что-то произошло, какое-то событие, которое заставило тебя искать помощь извне».
Октавия кивнула, по-прежнему глядя в сторону: «Я… впервые увидела её без очков. Я никогда не считала себя впечатлительной, но…»
«Ага. Она заметила, что ты смотришь на неё? Или же ты… что-то сделала?»
«Я что-то сделала», – прошептала кобылка.
«И что произошло?» – тихо спросил преподаватель.
«Я её поцеловала», – произнеся это вслух, она словно собрала все мысли воедино. Она поцеловала Винил. В губы. Первый поцелуй оказался поцелуем с кобылкой, да к тому же с лучшей подругой.
«И… как отреагировала Винил?» – Псих, казалось, весь напрягся.
Октавия залилась краской, вспомнив внезапное настойчивое давление на своих губах и вкус губ Винил, ощущение её дыхания, когда та отчаянно продолжала напирать: «Она поцеловала меня в ответ».
«Возможно, я теряю хватку, но, по-моему, это же хорошо».
«И да… и нет. Тут слишком много всего; моя мать, другие студенты, моё обучение… трудно думать обо всём сразу».
«Так не думай», – просто предложил жеребец. Заметив, как Октавия вскинула брови, он пояснил – «Не думай слишком много. Я точно знаю, что ты усваиваешь программу обучения быстрее, чем преподаватели успевают её читать. Твоя мать, как я слышал, сейчас находится в своём имении. И даже если бы она узнала обо всём в то же мгновение, как ты поцеловала Винил, ей, всё равно, потребуется несколько дней, чтобы разобраться с делами, прежде чем она сможет приехать. Что касается других студентов, так у них полно своих проблем, уж поверь, я разговаривал ни с одной сотней».
«И что же мне делать?» – Октавия бросила салфетку в корзину и пригладила гриву.
«Возьми небольшой отпуск на пару недель. На две, если быть точным».
«Но ведь экзамены через три недели!» – воскликнула виолончелистка.
«Да, но ты готова к ним настолько, что для тебя они окажутся не сложнее конкурса по рисованию в детском саду. Всё будет в порядке, поверь. Ходи на занятия, как обычно, делай записи, но не более. У тебя есть вещи поважнее», – оранжевый жеребец улыбнулся, напомнив своё привычное состояние.
«По-моему, вы первый учитель, который говорит мне не учиться, но так и быть. И что мне делать вместо этого?»
«Поговори с Винил. Расскажи ей о своих мыслях. Думаю, ты ей тоже нравишься».
И хотя эта идея вскружила ей голову, Октавия на этом не закончила: «То есть мне надо две недели разговаривать?»
Псих взмахнул копытом: «Пообедайте вместе, сходите в кино, всё в таком духе. Просто проводи время с ней, и твои трудности решатся сами собой».
«Неужели всё так просто?» – спросила она с надеждой в голосе.
«Будет просто, если ты захочешь. Помни, не думай слишком много, просто делай что-нибудь. Или, ‘не думай, делай’. Делай то, что кажется тебе естественным, и истина откроется тебе», – он моргнул – «Эй, а неплохо вышло. Можешь меня процитировать, если хочешь».
Они вместе рассмеялись, и с каждым мгновением виолончелистка чувствовала себя всё лучше. Просто озвучив свои проблемы кому-то, на кого можно было положиться, земная пони почувствовала облегчение.
Мне нравится Винил, но есть- стоп.
«Мне нравится Винил», – произнесла кобылка с сияющим видом.
«Может тебе стоит сказать это ей?» – ответил Псих, подмигнув.
Я хочу быть с ней прямо сейчас, но это- стоп.
«Отличная идея!» – она соскользнула со стула и направилась к двери, замерев лишь на мгновение, чтобы оглянуться – «Спасибо вам», – жеребец кивнул и помахал на прощание.
Когда звуки шагов окончательно затихли, он открыл папку. Поверх нескольких листов детального психологического анализа был прикреплён маленький жёлтый листочек, который он замечал и раньше, но не придавал ему значения.
Псих,
Вы ведь сообщите мне, если моя Октавия придёт к вам на приём, верно?
Это было бы очень мило с вашей стороны.
-Л
Какое-то время он пристально смотрел на эти слова, выведенные безукоризненным почерком, напоминавшим о кобылке, которая только что ушла. Каждый росчерк был безупречен, каждое слово имело ощутимый вес.
Затем, небрежным движением копыта он смахнул бумажку. Та, петляя и кружась в воздухе, опустилась на дно корзины рядом с салфеткой.
«Упс», – прошептал Псих, захлопнув папку.
Глава 12
Ещё никогда в жизни Винил не чувствовала себя такой взволнованной. Или настолько же возбуждённой.
С тех пор, как Октавия ушла, единорожка не сдвинулась с места. Она просто не могла двигаться. Каждый её мускул застыл в оцепенении, а ноги словно вросли в пол под тяжестью мыслей.
Она сказала, что ей понравилось.
Ди-джей снова облизала губы, уже в который раз за последние полчаса, но не почувствовала ничего, кроме вкуса собственной кожи.
Нет, она сказала, что не может сказать, что ей не понравилось. Это разные вещи. Она просто не хотела ранить мои чувства.
Однако, один простой факт прогнал эту неприятную мысль.
Она первая меня поцеловала.
Наконец, тень противоречивых мыслей на мордочке единорожки озарила улыбка. В то же мгновение за окном выглянуло солнце, разогнав тучи, подобно тому, как осознание истины разогнало все тревоги и сомнения белой кобылки. Не важно, что случится, когда Октавия вернётся, это осознание никогда не исчезнет.
Винил приблизилась к компьютеру. Ей больше не хотелось сочинять музыку, то, что изначально было способом сбежать от реальности, теперь, внезапно, стало главным напоминанием о ней, поэтому ди-джей сохранила наработки и выключила свою аппаратуру.
Без непрерывного тихого гудения компьютера комната словно окуталась странной тишиной. Полное отсутствие шума мешало не меньше, чем выкрученная на полную громкость музыка.
«Поторопись же, детка…», – пробормотала Винил, почувствовав себя очень глупо, как только слова сорвались с её губ.
Точно, поторопись и разберись поскорей со своими проблемами (которым, я, возможно, являюсь причиной) и возвращайся, потому что мне одиноко.
«И почему я такая дура?» – прошептала единорожка, уткнувшись мордочкой в копыто.
Прежде чем какой-либо ответ успел сформироваться, удушающую тишину нарушил звук поворачивающейся дверной ручки. Единорожка, затаив дыхание, смотрела, как серая кобылка, овладевшая всеми её мыслями, вошла в комнату.
Виолончелистка улыбалась, но Винил была слишком взволнована, чтобы сделать то же в ответ. Сглотнув, она решила позволить соседке начать разговор. Мгновения, потребовавшиеся Октавии на то, чтобы закрыть дверь и подойти к единорожке, оказались крайне напряжёнными, каждая секунда длилась вечность, каждый шаг виолончелистки был подобен грому.
Но никаких слов не последовало. Вместо этого лишь быстрое движение и внезапное ощущение тепла на груди единорожки. Не задумываясь, Винил тоже обняла подругу и улыбнулась.
«Похоже, тебе стало лучше?» – усмехнулась ди-джей.
В ответ Октавия ещё плотнее прижалась щекой к белой шёрстке: «М-м-м».
Винил попыталась сделать глубокий вдох, чтобы навсегда запомнить аромат виолончелистки. И хотя в этом аромате не было ничего особенного, единорожка, как ни пыталась, не могла подобрать слова, чтобы описать его. Единственное, что пришло ей на ум, было имя.
Октавия.
Оно вобрало в себя всё, каждый оттенок чувства, всю страсть, стремление и желание, которые она не признавала на протяжение долгих недель, всё в одном слове.
«Октавия», – произнесла единорожка дрожащим голосом, закрыв глаза, чтобы лучше запомнить ощущение прикосновения серой кобылки.
«Да, Винил?» – ответила та.
«Прошу, скажи, что это означает то, что я думаю».
Они одновременно отстранились, чтобы видеть друг друга. Ди-джей медленно подняла голову, встретив взгляд виолончелистки.
«А что, по-твоему, это означает?» – спросила она у Винил, тщетно пытавшейся не утонуть в фиолетовой глубине её глаз.
Стук сердца отдавался в ушах, когда Винил пыталась произнести то, что ещё пару минут назад казалось таким простым: «Я… тебе…»
«Ты мне нравишься».
От этих слов всё тело единорожки бросило в жар, но она решила удостовериться: «Серьёзно нравлюсь?»
«Серьёзно нравишься», – хихикнула виолончелистка.
На этом время слов подошло к концу. Торжествуя, Винил бросилась вперёд и поцеловала соседку со всей страстью, на которую была способна. От неожиданности Октавия взвизгнула, но не попыталась вырваться.
Тишину в комнате нарушали лишь звуки касающихся губ, тяжёлого дыхания и едва слышные возгласы счастья. Это мгновение навсегда останется с ними, став тем, что свяжет их в будущем.
Так они и стояли в пыльном солнечном свете, струившемся через оконное стекло, когда новая заря ознаменовала начало их новой жизни.
Лишь когда Октавия издала едва слышный звук, они, наконец, пришли в чувства.
Серая кобылка кашлянула, на её щеках сгустился ещё больший румянец: «Д-давай сделаем вид, что этого не было».
Винил потёрлась носом о её мордочку: «Ни за что», – прошептала она с улыбкой.
Немного задыхаясь, Октавия отступила от ди-джея: «Думаю, нам следует пока остановиться. Я, эм, ничего не ела с самого утра».
Ещё пару секунд Винил думала о том, чтобы рвануться вперёд и продолжить. Что-то в позе виолончелистки говорило, что она не будет сильно возражать. Но разве не подобная настойчивость стала причиной стресса для Октавии в прошлый раз? Нет, теперь всё будет как надо.
«Тогда пойдём, перекусим?»
Получив несколько секунд на то, чтобы перевести дыхание, серая кобылка задумчиво приподняла бровь: «Есть идеи, куда?
«Может, просто пойдём, а там видно будет?» – предложила Винил, левитируя свои очки со стола.
«Отлично», – единорожка двинулась к двери, но Октавия преградила ей путь – «Эм, ты бы не могла оставить очки здесь?»
А?
«Зачем?»
Виолончелистка смущённо шаркнула копытом о пол: «Потому что… у тебя красивые глаза. Не надо их прятать».
Винил беззвучно зашевелила губами. За все восемнадцать лет жизни никто, никто, не говорил ей такого. По крайней мере, искренне. И хотя в школе ей, по большей части, удавалось избегать насмешек, несколько неприятных моментов, всё же, имели место.
Но, по крайней мере, в этот момент ди-джей забыла обо всех пони из своего прошлого. Она сняла очки и вернула их на место. Вспомнив, как выглядит окружающий мир, не пропущенный через тёмные линзы, единорожка, вдруг, почувствовала себя очень уязвимой: «Правда?» – тихо спросила она.
Вторая кобылка, видимо, почувствовав перемену, подошла ближе: «Винил, они прекрасны», – она коснулась щеки Винил – «Ты прекрасна».
«Пусть это и звучит заезженно… всё равно, спасибо», – всего один короткий поцелуй, аккуратно, чтобы опять не увлечься.
«Что ж», – Октавия поправила гриву – «Идём?»
Как и ожидалось, на улицы было холодно и серо. Ледяной ветер пронизывал насквозь любого, кто осмелился выйти из дома, он нещадно терзал как газеты, так и гривы. Большинство магазинов ещё работало, однако, кафе убрали столики с улицы и закрыли ставни. Из-за каждой двери струилось тёплое свечение.
Винил же прекрасно себя чувствовала и на своём месте, рядом с серой кобылкой, отчаянно пытавшейся спасти причёску.
«Это была ужасная идея», – попыталась она перекричать ветер.
«Просто забей!» – смеясь, ответила ди-джей.
«Я выгляжу нелепо!»
«Никого же нет вокруг, какая разница?»
После очередной неудавшейся попытки справиться с гривой, виолончелистка со вздохом опустила копыто. Уже через секунду её угольно-чёрные волосы свободно развевались по ветру: «Я чувствую себя нелепо», – угрюмо проговорила она.
«Ой, да ладно, моя грива тоже в беспорядке».
Октавия бросила в ответ хмурый взгляд: «Твоя грива в беспорядке вне зависимости от погоды. Разница в том, что тебе это идёт».
Единорожка с ухмылкой толкнула вторую кобылку бедром, от чего та взвизгнула: «Ты сможешь всё поправить, когда мы придём… куда придём. А пока, гуляй пока молодой!»
Виолончелистка улыбнулась в ответ, но уже через мгновение улыбка сменилась… зловещей ухмылкой. Без раздумий Октавия резко дёрнулась и легонько укусила ди-джея за ухо. На всё потребовалось не больше секунды, но результат оказался существенным. Винил споткнулась и полетела на землю вперёд грудью, размахивая ногами во все стороны. Носительница скрипичного ключа захихикала, но замолчала, как только её мозг осознал содеянное.
«Ох, прости, пожалуйста! Ты в порядке?» – она поспешила помочь соседке подняться. Белые щёки покраснели, возможно, от удара о землю, однако, видимых повреждений не было.
«Это… было подло», – единорожка пыталась выглядеть рассерженной, но не смогла сдержать усмешку.
Если бы виолончелистка принадлежала к числу пони, которых посещают грязные мысли, ей, наверняка, стало бы любопытно, нравится ли Винил, когда её кусают за уши. К счастью, она не принадлежала к числу таких пони и её совершенно точно не посещали подобные мысли.
Винил вновь устремила свой взгляд вперёд. К своему облегчению, она приметила заманчиво выглядевшее кафе на углу улицы. Это было одно из старых заведений (или, по крайней мере, оно казалось таковым) – сиденья с красной обивкой, длинная барная стойка и чёрно-белый клетчатый пол – всё это создавало атмосферу ретро. И ди-джею, несмотря на любовь к современным технологиям, это очень нравилось.
Старомодное свидание в старомодном кафе. Держу пари, Октавия будет в восторге!
«Как насчёт этого местечка?» – беззаботно спросила единорожка.
Октавия приподняла бровь, разглядывая здание, затем её мордочку озарила тёплая улыбка: «А оно не лишено определённого шарма».
Обе кобылки поспешили спрятаться внутри от холода. Как и ожидалось, там было тепло, словно в летний день. Октавия тут же принялась приводить гриву в более-менее приглядный вид, Винил же устремилась к одной из кабинок в центре зала, окно которой выходило на улицу.
За большинством столов сидели пони, также решившие укрыться от ненастья. Само их присутствие и звуки разговоров создавали приветливую атмосферу.
Ди-джей придвинулась поближе к окну, намеренно вынуждая свою соседку занять место рядом либо напротив неё. К скрытой радости единорожки Октавия устроилась рядом, придвинувшись так близко, что они бы оказались нос к носу, если бы повернулись друг к другу.
Чтобы не выдать расплывшуюся от уха до уха улыбку, единорожка отвернулась, глядя в окно на темнеющую улицу. Не догадываясь о мыслях подруги, кашлянув, Октавия настороженно спросила: «Я не слишком близко?»
Высокие перегородки скрывали происходящее в кабинке от взглядов остальных посетителей, поэтому Винил обернулась и смело обвила талию серой кобылки копытом, придвигая ту ещё ближе: «Детка, ты не можешь быть слишком близко».
Хихикнув, Октавия запечатлела короткий поцелуй на щеке Винил, от чего они обе тихо рассмеялись. И лишь внезапное появление официанта прервало их веселье: «Что будете заказывать?» – произнёс тот с ухмылкой, говорившей о том, что он ничего не пропустил.
«Э, я буду… хотя, вообще-то, я даже не знаю, что в меню. Порекомендуете что-нибудь?» – Винил изо всех сил старалась выглядеть беззаботной, аккуратно убирая копыто с талии своей спутницы.
«Что ж, у нас есть всё, начиная с жареной моркови и заканчивая тыквенным супом. Или», – добавил он с лукавой улыбкой – «Быть может, вас заинтересует наше ‘специальное предложение для влюблённых’», – прижав ушки Октавия начала озираться, словно надеясь увидеть в кабинке кого-то ещё, кто спрятался там до их прихода. Винил же просто вперила взгляд в официанта. Тот поднял бровь, затем моргнул и, видимо, догадавшись, добавил – «Ох, прошу прощения. Ещё… э… скрываетесь, так? Разумеется, это не моё дело», – жеребец понизил голос – «Но всё же не желаете спецпредложение для влюблённых?»
Поскольку Октавия никак не могла набраться смелости взглянуть официанту в глаза, Винил ответила ему кивком за них обоих. То, подмигнув, быстро скрылся из виду.
«Прости, Винил», – виновато промолвила Октавия – «Я веду себя слишком… открыто, не так ли?» – она немного отодвинулась.
«Эй, да я тоже не особо стараюсь не палиться. Нам просто надо быть поосторожней», – единорожка вздрогнула – «Прикинь, что будет, если Псих узнает?»
«Полагаю, нечто ужасное», – Октавия выглянула из кабинки, будто бы в поисках преподавателя, чтобы скрыть свою улыбку.
«Ага, а ещё эта Лира. Ну, что за с-»
«Выбирай выражения! Мы же в общественном месте».
«Ох, точно», – Винил виновато улыбнулась, почесав затылок – «Но всё же, она такая».
Виолончелистка пожала плечами, решив не принимать чью-либо сторону, по крайней мере, до тех пор, пока ей не станет известен результат последнего разговора с (весьма невоспитанной) мятно-зелёной кобылкой. В конце концов, Октавия отлично понимала, каково это, когда о тебе судят , не разобравшись. Попытаться разорвать этот порочный круг было меньшим, что она могла сделать.
К моменту, когда заказ, наконец, принесли, солнце окончательно скрылось за горизонтом, а улица окуталась чёрным, как смоль, саваном тумана, который лишь изредка разрывал свет фонарей. Однако, внимание кобылок занимала отнюдь не погода.
На столе появились две тарелки супа, наполнив кабинку насыщенным пряным ароматом. Октавия осторожно попробовала блюдо, но оно оказалось слишком горячим, чтобы разобрать, из чего оно было приготовлено. Контраст между вкусом и запахом сбил земную пони с толку, и ей так и не удалось определить ни одного ингредиента. Вкус был странным, однако, отнюдь не неприятным, он странным образом напоминал её первый поцелуй с Винил. От этой мысли по шее серой кобылки прокатилась волна жара, что не укрылось от внимания ди-джея.
«Остренький, да? Везёт, у меня уж больно нежный», – она отправила в рот очередную ложку – «Хотя, всё равно, довольно неплохо».
«Ах, да. Острый», – виолончелистка промокнула губы салфеткой – «Может это поможет не замёрзнуть по дороге домой».
Выглянув в окно, Винил поморщилась: «Вот блин, я и забыла. Думаю, тут потребуется что-то покрепче», – у неё в голове, словно молния, вспыхнула мысль, и единорожка повернулась к своей соседке – «Эй, когда, говоришь, твой день рождения?»
«О… скоро».
«Да ладно, скажи. Ты говорила, что он через пару недель, когда мы первый раз были у Блю, а это было уже месяца три назад».
«Но мы тогда едва были знакомы, я не собиралась говорить тебе о своём дне рождения», – ответила Октавия с возмущённым видом, словно её день рождения был чем-то сокровенным.
Винил закатила глаза: «А я-то думала, мы уже хорошо друг друга знаем».
Виолончелистка покраснела, но списала это на суп: «Хорошо, раз уж ты так настаиваешь. Мой день рождения через три недели, сразу после экзаменов».
«Супер! Я устрою тебе вечеринку!» – одна эта мысль воодушевила ди-джея, от чего Октавия почувствовала ещё большее смущение за свои следующие слова.
«Эм, Винил… а кого я приглашу?»
От сказанного энтузиазм белой кобылки поугас, но лишь чтобы всего через мгновение разгореться с новой силой: «Можем отметить вдвоём! У нас будет своя вечеринка, с картами и выпивкой».
«Целый день наедине с тобой? Винил, только этого мне и не хватало», – серая кобылка прикрыла рот копытцами в притворном восхищении.
«Эй, не говори «нет», пока не попробуешь. Поверь, будет офигенно».
Вскоре тарелки опустели, а посетители начали расходиться. Вслед за ними и две кобылки отправились в долгий путь домой. Серая пони дрожала, глядя в темноту: «Н-надо купить ботинки», – прошептала она.
«И ш-ш-шарфы», – подтвердила белая пони.
Несколько минут они шли в тишине, нарушаемой лишь стуком зубов и шарканьем копыт. Вся эта ситуация вызывала у Винил лишь улыбку: «Если мы замёрзнем насмерть посреди Мейнхэттана, я просто взбешусь», – Октавия ничего не ответила, лишь приблизилась к своей спутнице, наслаждаясь исходившим от той теплом – «Ха, отличная идея. Старый добрый способ согреться. Всегда можно на него положиться. С ним не прогадаешь, уж это точно», – внезапно ди-джей осознала, что бормочет что-то несвязное, и нервно сглотнула. После того, как она поужинала этим супом непонятного вкуса, её стали посещать разные занятные мысли, и то, что объект большинства из них практически прижимался к ней вплотную, ничуть не помогало.
Видимо, вторая кобылка тоже чувствовала нечто подобное, потому что, приблизившись, она прижалась щекой к шее Винил. Её глаза были закрыты, а глуповатая улыбка говорила о том, что в этот момент действия серой пони отличались куда меньшей логикой, чем обычно.
О, Селестия, она такая мягонькая…
«Октавия, ты там в порядке?» – и хотя единорожке не хотелось вмешиваться, но сейчас было не место и не время для… чем бы это ни было.
Черногривая кобылка очнулась от своих грёз, тут же отпрянув: «Хм? Извини. Я… немного задумалась».
«Агась, я тоже. Видимо, этот чувак не шутил про ‘спецпредложение’» – Винил засмеялась, чтобы отогнать назойливые мысли.
«Ты это о чём?» – Октавия решила прикинуться дурочкой, надеясь, что ночь скроет её румянец.
«Ну… ты разве не чувствуешь себя… ну, знаешь…», – единорожка покопалась в памяти в поисках подходящего слова – «Игривой?»
«Я… решила, что это из-за того, что ты рядом», – призналась виолончелистка.
Винил с победной улыбкой выкатила грудь: «Да, я так влияю на пони».
«Ой, перестань», – Октавия легонько оттолкнула единорожку.
К счастью, на кампусе освещение было куда лучше, чем в городе. Единственным источником шума была кучка гуляк, которые, спотыкаясь, брели со стороны университетской таверны. Октавия со вздохом помотала головой. Некоторые студенты просто не знают, как провести вечер.
Когда подруги, наконец, добрались до своей комнаты, странные ощущения практически рассеялись. Осталось лишь сонное чувство удовлетворения. Прильнув к Винил, серая пони зевнула и поёжилась.
Ди-джей улыбнулась и заговорила так тихо, что её было едва слышно: «Ты такая милая», – Винил подвела подругу к кровати, не особо заботясь, чья именно кровать это была – «Давай-ка, я тоже очень устала».
Октавия послушалась и забралась под одеяло, свернувшись калачиком. Однако, и там она продолжила тихонько дрожать.
Единорожка на мгновение впала в задумчивость, но решение проблемы быстро нашлось. Устало окутав магической аурой одеяло, лежавшее на другой кровати, белая кобылка перенесла его и укрыла виолончелистку вторым слоем. Видимо, ещё не провалившись в сон окончательно, та озадаченно приподняла голову: «Но ты же замёрзнешь», – мягко проговорила она.
Винил лишь пожала плечами: «Эй, мне уже приходилось спать на улице. Всё в порядке».
«Нет. Залезай».
Ди-джей сомневалась целую долю секунды, прежде чем поддаться уговорам соседки: «Ну, раз ты настаиваешь», – ложась рядом с Октавией, она отчаянно старалась скрыть улыбку, наслаждаясь теплом, исходившим от одеяла и второй кобылки.
Противоречивые чувства пропали, уступив место чему-то не менее сильному. И вот, единорожка лежала, обняв пони, которая снилась ей на протяжение столь долгого времени. И сколькие из этих снов заканчивались подобным образом, оставляя после пробуждения лишь пустую постель? Единорожка сжала объятия ещё крепче, не желая отпускать. Если и это был сон, то она не хотела просыпать никогда.
«А знаешь, что во всём этом самое странное?» – прошептала Октавия.
Винил легонько помотала головой: «Что?»
Виолончелистка плотнее прижалась к ди-джею.
«То, что мне это совсем не кажется странным».
Глава 13
Без сновидений.
Когда Винил вернулась из глубин сна, в её голове была лишь эта мысль.
Этой ночью ей ничего не снилось, и она знала, почему. Последние несколько недель каждую ночь наполняли одни и те же видения: скрипичные ключи в темноте… и пони рядом с единорожкой.
Серая пони, если точнее, а если ещё точнее, то земная пони.
Но последняя ночь была спокойной, с улыбкой единорожка протянула копытце, чтобы обнять причину этого спокойствия. Когда же ди-джей не нащупала ничего, кроме смятой простыни, её глаза распахнулись, явив картину пустоты рядом с кобылкой.
Сердце вздрогнуло, и в то же мгновение ди-джей ощутила неописуемую грусть, вспоминая события прошлого вечера: «Нет», – прошептала она, глаза наполнились слезами – «Только не снова, прошу…»
Дверь в ванную отварилась, выпустив облачко пара, тут же расстелившегося по полу. Следом показалась Октавия, её грива прилипала к блестящей серой шёрстке. Она тихо что-то мурлыкала себе под нос, совершенно не подозревая, что за ней следила пара красных глаз.
Но это продолжалось лишь, пока пони которой они принадлежали, одним прыжком не пересекла комнату и не схватила виолончелистку.
Внезапно, Октавии пришлось мириться с тем, что на ней лежала крайне счастливая единорожка. Винил же ничуть не заботило, что, обнимая только что вышедшую из душа кобылку, она может промокнуть или, что валяние по полу может свести на нет саму цель, ради которой её подруга была в душе. Все, что волновало белую кобылку, это то, что Октавия была настоящей, что всё случившееся прошлым вечером на самом деле было, и что её желание исполнилось.
Однако, виолончелистка всего этого не знала, поэтому на её мордочке было выражение крайнего недоумения, когда Винил немного отпрянула и взглянула на неё: «Полагаю, мне стоит ожидать подобного приветствия ежедневно?» – спросила серая кобылка с напускной серьёзностью.
Со смущённой улыбкой ди-джей, наконец, полностью очнулась ото сна и осознала собственные действия: «Хех, извини. Я типа… запаниковала, когда тебя не оказалось рядом», – теперь, когда разум прояснился, эти слова казались такими глупыми, но Октавия, видимо, была другого мнения.
Она притянула Винил к себе и крепко поцеловала, в надежде прогнать все страхи единорожки так, как это не могли сделать никакие слова. И это сработало. Винил утонула в поцелуе, её тело почти сразу же расслабилось. Так продолжалось несколько долгих секунд, но как и всегда, всё закончилось слишком быстро. Однако, на этот раз тому была веская причина.
Октавия отдалилась, проклиная некстати вспыхнувший на щеках румянец: «Эм, Винил, не хочу показаться грубой или что-то ещё, но, возможно, тебе стоит сперва почистить зубы?»
«Ох! Ага, точно, прости!» – воскликнула Винил, прикидывая, можно ли взорваться от смущения.
И о чём я только думала? Я же не кинозвезда! Я такая же неопрятная по утрам, как и все
остальные пони!
Она разжала объятия и, спотыкаясь, прошла в ванную. Принявшись усердно работать щёткой, единорожка наблюдала, как Октавия поднялась и поправила гриву. Затем, к скрытой радости ди-джея, виолончелистка бросила в её сторону подозрительный взгляд. На мгновения белой кобылке захотелось сказать в ответ «Нравится?» с полным ртом зубной пасты, но потом она передумала. Для одного утра смущения было достаточно.
Закончив, единорожка выглянула из ванной с сияющей улыбкой: «Итак, на чём мы остановились?» – как раз в это время Октавия переносила лишнее одеяло с одной кровати на другую – «А, что ты делаешь?»
«Забираю своё одеяло. Мне будет стыдно, если кто-нибудь увидит мою постель в таком состоянии».
Заметно приуныв, Винил легонько ударила левым копытом о пол: «Значит… сегодня ты будешь спать на своей кровати?»
«Разве это проблема?» – Октавия хмуро взглянула на ди-джея.
«Нет… не совсем… Но, э, я тут подумала, мы могли бы, э…», – она умолкла, стараясь не смотреть на вторую кобылку.
«Спать вместе?» – тут же спросила Октавия.
Винил кивнула, но заметив румянец на щеках соседки, решила пояснить: «В смысле, просто спать! Я не имела в виду, э, ничего такого. Е-если только ты не хочешь. Но, если не хочешь, без проблем! Я имела в виду лишь сон», – теперь, когда речь коснулась этой темы, ситуация быстро выходила из-под контроля. Единорожке оставалось лишь гадать, почему в последнее время её впечатляющие навыки в общении всё чаще подводили в самый важный момент.
«Эм, наверное, стоит обсудить это вечером. Сейчас слишком ранний час для разговоров о… о таких вещах», – слушая свою виолончелистку, Винил почувствовала облегчения от того, что ни ей одной было неловко. Октавия закусила губку – «Надо сказать… мне понравилось просыпаться рядом с тобой», – воспоминания вызвали улыбку – «Ты и во сне продолжала меня обнимать и улыбаться. Я полчаса не могла выбраться из твоих объятий».
Ди-джей с усмешкой пожала плечами, ничуть не удивившись услышанному: «Наверное, если бы я не спала, ничего бы не изменилось», – призналась она.
Хихикнув, Октавия оставила одеяло в покое. Затем она подошла к Винил и легонько поцеловала в щёку: «Итак, завтрак?»
Поборов желание покрыть мордочку виолончелистки поцелуями, Винил улыбнулась: «Умираю с голода»
К полудню, когда от завтрака уже остались одни воспоминания, Винил с неохотой отправилась на занятия по рисованию. Октавия предложила свою кандидатуру в качестве модели, но оказалось, что группа перешла к изучению других тем. Однако, это не остановило единорожку от лукавого заявления, что, возможно, она воспользуется предложением позже вечером, от чего виолончелистка ещё долго краснела после окончания разговора.
Октавия пыталась сдержать улыбку. Щёки уже болели, и она была уверена, что выглядит, как дурочка, но ничего не могла с собой поделать. Прогуливаясь по лужайке в центре кампуса, кобылка чувствовала, как каждую частичку её естества наполняет неописуемое счастье.
Казалось, словно в жизни, наконец, настала белая полоса. После стольких лет одиночества в школе и постоянного контроля матери, она, наконец, выбралась из этой пещеры, и ей ярко светило солнце. Теперь поздней ночью внутренний голос не будет говорить «ты одинока, Октавия». Теперь она не будет засыпать со слезами на глазах от того, что завтра ей вновь придётся обедать в одиночестве.
Всё кончено.
И в то же время, всё только начинается.
Вскоре земная пони заметила, что подошла к зданию, где работал Псих. Решив, что она пришла к согласию с внутренним «я», Октавия вошла в здание и подошла к стойке приёмной. Псих помог преодолеть все мысленные преграды и поспособствовал счастью серой пони ни в меньшей степени, чем Винил. Ну, может быть чуть в меньшей степени, но так или иначе он сыграл свою роль, и Октавия хотела, чтобы он знал, насколько для не это важно.
«Здравствуйте, мисс Октавия! Чем могу помочь?» – радостно спросила служащая за стойкой.
«Здравствуйте, я хотела узнать, свободен ли Псих».
«Абсолютно! Поднимайтесь, а я позвоню и сообщу ему о вашем приходе!» – кобылка одарила виолончелистку безупречной улыбкой.
«С-спасибо», – Октавия поспешила скрыться из виду собеседницы и прямиком направилась в кабинет преподавателя.
Как и прежде, офисные клерки любезно уступали ей дорогу. Виолончелистка внутренне удивлялась, почему это вызывало такое странное чувство. Да, студентам полагалось уступать дорогу преподавателям и служащим, руководствуясь негласными правилами социальной иерархии. Но может быть, Мейнхэттанский университет был прогрессивным и пытался избавиться от подобных устоев. Возможно, работники просто придерживались правил, установленных преподавательским составом; ‘давали дорогу’ молодым творческим пони?
Вдруг, до Октавии дошло, что она смотрит на дверь кабинета Психа гораздо дольше положенного и мешает движению по коридору. Однако, взглянув на ждущих пони, серая кобылка почти поверила, что у них впереди целая вечность, и они никуда не торопятся. Никто даже не пытался поторопить её.
Пробормотав смущённое извинение, виолончелистка вошла в кабинет, закрыв за собой дверь. Ожидавший её жеребец с вьющейся гривой радостно замахал, приветствуя посетительницу.
«Привет, Октавия! Рад, что ты зашла. Вроде того. Если у тебя проблемы, то я не рад, что ты зашла. В смысле, я рад, что ты выбрала в помощь именно меня. Но я также рад, если ты зашла… не из-за… проблемы?» – нахмурившись, он сделал копытом в воздухе круговое движение, словно отматывая время назад – «Привет, Октавия! – повторил жеребец, на этот раз ничего не добавляя.
«Здравствуйте, Псих», – ответила кобылка. Было странно обращаться к учителю по имени, но она быстро отделалась от этой мысли. Были куда более важные вещи.
Пока Октавия усаживалась, Псих достал папку с её делом: «Итак, с чем я могу тебе помочь?» – выражение мордочки преподавателя было странным, нечто среднее между обычным жизнерадостным состоянием и непоколебимым видом профессионального психолога, выслушавшего ни одну сотню слезливых историй.
«К счастью, ни с чем», – улыбнулась виолончелистка, вернув психолога в изначальное состояние – «Я всё сделала в точности, как вы сказали», – в то же мгновение нахлынули воспоминания, и она решила рассказать обо всём, стараясь поспевать за собственными мыслями – «Я вернулась к Винил и обняла её, а она спросила, означает ли это то, что она думает, а я спросила, что она думает это означает, хотя я уже прекрасно это знала, и тогда она начала говорить «Я тебе нравлюсь», но она слишком медлила, а я была так возбуждена, что просто сказала ей «Ты мне нравишься», а она спросила «Серьёзно нравлюсь?», а я ответила «Серьёзно нравишься», а потом мы поцеловались, уже по-настоящему, и это было невероятно!» – кобылка аж подпрыгнула на месте, улыбаясь от уха до уха. И ей не было никакого дела до того, насколько глупо она выглядела.
«Это отличные новости! Я так рад за вас обоих!» – Псих засмеялся – «Я вечно переживаю, что даю плохие советы, поэтому хорошо видеть, что всё так обернулось».
«Напротив, вы дали прекрасный совет. Вообще-то, я пришла именно поэтому, я…», – она сделала глубокий вдох – «Я счастлива, как никогда прежде», – это заявление вызвало смешанные чувства. С одной стороны, виолончелистка, по-прежнему, помнила всё своё унылое прошлое. Но с другой стороны, оно миновало и никогда больше не вернётся – «Вы помогли мне достичь этого, Псих».
Земная пони слезла со стула и обошла стол. Жеребец на мгновение напрягся, но когда она обняла его, расслабился и, немного помедлив, обнял её в ответ.
Несомненно, Винил бы сочла подобную выходку глупостью, но даже мысль о насмешке ди-джея не могла испортить настроение виолончелистки.
«Спасибо», – прошептала она, отходя и становясь на все четыре ноги. К своему удивлению, кобылка заметила слезинку в глазу учителя, но он моргнул и та исчезла.
«Я просто делаю свою работу, ничего более», – ответил жеребец с тёплой улыбкой. Когда же Октавия вернулась на место, его веселье исчезло – «Значит… я полагаю, ты не слышала новостей от…»
«Моей матери?» – серая пони помотала головой – «Нет, но я не собираюсь считать дни до её звонка».
«Рад это слышать. Если повезёт, ты не услышишь от неё ничего до самого кануна дня Согревающего Очага».
«Почему-то я в этом сомневаюсь… но эту пропасть я преодолею, когда доберусь до неё», – виолончелистка уверенно кивнула. Хватит того, что сама встреча с матерью была ужасом, не хватало ещё того, чтобы одна мысль о ней рушила всё вокруг.
«Вижу, ты поменяла своё отношение, и мне это нравится!» – Псих рассмеялся и хлопнул копытами «Тебе должно быть очень нравится быть с Винил, раз ты так быстро изменила образ мысли».
Октавия покраснела, но кивнула: «Да. Я чувствую себя такой нормальной, когда я с ней», – её глаза округлились – «Не то что она ненормальная или что-то в этом роде! Я просто хочу сказать, что… ну, я не чувствую себя изгоем. Она принимает меня такой, какая я есть, без малейших колебаний. Это такое приятно чувство, находиться с кем-то, кто знает меня, по-настоящему знает, а не просто с пони, которых работать со мной заставили учителя, думая, что так они помогут», – Псих кашлянул – «Помню, как я смотрела на всех этих пони в школе, с этими их дурацкими группами и образами, и я думала, что, если бы хотела, то могла бы измениться, чтобы стать членом такой группы. Но я этого так и не сделала».
«Ты не хотела жертвовать той частичкой индивидуальности, что в тебе осталась», – понимающе сказал жеребец.
Октавия снова кивнула: «Да, именно. Я обрекла себя на одиночество, вместо того чтобы перестать быть собой. Но с Винил у меня есть всё. Я могу быть собой и у меня есть пони, которой я не безразлична. Можно сказать, что моя мечта сбылась».
«Я горжусь тобой, Октавия. В твоём деле написано, что мать творила ужасные вещи, заставляя тебя рассказывать о том, что только ты имела право знать. Но даже это не смогло тебя сломить. Многие дети выдерживали куда меньше, но ты справилась и вот ты здесь, счастливая. Это… замечательно».
Спустя некоторое время Псих резко замотал головой и несколько раз моргнул: «Ух ты, кажется, я ещё никогда не был таким серьёзным», он усмехнулся – «Такими темпами ты разрушишь мою репутацию».
«Прошу прощения», – рассмеялась виолончелистка – «И спасибо за ваши слова», – она снова слезла со стула, разминая ноги – «А теперь, я думаю, мне пора идти, пока мы не застряли во взаимном восхищении».
«Мудрое решение, такие вещи всегда очень скучны».
Помахав на прощание, Октавия вышла из кабинета и отправилась в обратный путь. Пони за стойкой улыбнулась своей фальшивой улыбкой, на что серая кобылка нервно ответила тем же. Оказавшись на свежем воздухе, она обнаружила, что идёт по дорожке, которой редко ходила прежде. Та вела вниз по склону к менее оживлённой части кампуса, туда, где в небольших альковах скрывались двери, ведущие в различные складские и технические помещения.
Так как заняться было нечем (а уровень ‘игривой любознательности’ от общения с Винил значительно вырос), Октавия продолжила идти по дорожке, пока кое-что не привлекло её внимание. Из алькова неподалёку доносился голос, и он был измученным.
Октавия замедлила шаг, стараясь не шуметь, и вскоре смогла различить одностороннюю беседу невидимой пони.
«Нет, прошу, не клади трубку…», – шмыгнула знакомая пони.
Лира? А она что здесь делает?
«Пожалуйста, Бон, просто послушай. Клянусь, я изменилась».
Глаза виолончелистки распахнулись, и она поспешила удалиться, стараясь двигаться, как можно быстрее, и при этом не шуметь.
Единственная, на чью частную жизнь Октавия посягала, была Винил, но в этом случае это не было чем-то действительно ужасным. В телефоне ди-джея не было ничего даже отдалённо напоминавшего тайную информацию.
На вершине склона, стоя на краю огромной лужайки, Октавия услышала звук шагов позади. Пытаясь выглядеть как можно более естественно, серая пони потёрла подбородок, словно в глубокой задумчивости.
Вскоре у подножья холма показалась Лира, усердно тёршая глаза. Добравшись до вершины, мятно-зелёная единорожка вместо того, чтобы посмотреть в сотне других направлений, уставилась прямо на Октавию.
«Эм, а что ты здесь делаешь?» – спросила единорожка. Её глаза были ещё слегка красными от слёз, и серая кобылка не могла ей не посочувствовать.
«Я просто размышляю о тайнах мироздания», – в доказательство она с ещё большим усилием потёрла подбородок.
«Рядом с техническими помещениями?»
«…Да», – Октавия опустила копыто на землю, тут же приняв озабоченный вид – «Ох, Лира, ты в порядке?»
Зелёная кобылка хмуро уставилась в ответ: «Всё нормально. Я просто... я в порядке», – она уже зашагала прочь, но Октавия пристроилась рядом.
«Ты подумала над тем, что я сказала во время нашего последнего разговора?» – поинтересовалась виолончелистка.
«Ага… Типа того».
«И?»
Лира остановилась, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что вокруг больше никого нет: «Слушай, я знаю, что ты просто пытаешься помочь по какой-то причине, но ты не захочешь быть моей подругой, ясно? Поверь, без меня тебе будет лучше».
Октавия подумала, что, возможно, собеседница злилась скорее на саму себя, чем на кого-то ещё: «Почему ты так говоришь?»
«Просто оставь меня в покое, ладно? Я пытаюсь сохранить тех друзей, что у меня ещё остались, и я не хочу беспокоиться ещё об одном», – она двинулась дальше, на этот раз одна.
Стоя посреди лужайки и глядя вслед удаляющейся подавленной единорожке, Октавия ощутила, как внутри неё растёт чувство вины. В то время, как она грелась в лучах своей радости, другим пони приходилось решать собственные проблемы. Счастье никогда не может быть для всех, только не в мире, где столько разных сложных жизней.
И пока брела к аудитории Винил, Октавия чувствовала, как эта мысль пытается сломить её дух.
Зачем быть счастливой, если кто-то несчастен?
Выйдя вместе с гурьбой других пони из аудитории, Винил протяжно зевнула. Её глаза осматривали окрестности со скучающим равнодушием, но увидев Октавию, они тут же засияли. Её ушки поднялись, и она с улыбкой зашагала к подруге.
«Привет, соседка! Детка, как же я рада тебя видеть!» – радостно воскликнула единорожка.
Октавия просто улыбнулась. Вот и ответ на её печальный вопрос.
Быть счастливой стоит, потому что ты можешь дарить счастье окружающим.