Робинзонада Данте
Раскачивающаяся лодка
На смену пышному, казавшемуся нескончаемым лету пришла отстранённая осень. Поблекли цветы, склонились перед ветрами, несущими отголоски первых стуж. Кроны деревьев покинул зелёный цвет, оставив лишь редкие изумруды, терявшиеся на фоне тысяч рубинов, гелиодоров и россыпей янтаря. По утрам лужи покрывались тонкой корочкой льда и изо рта шёл явственный пар. Супилось мрачное небо, облака наслаивались друг на друга и неприветливой громадой нависали над землёй. Они больше не были пушистыми дворцами, нет — так и хотелось назвать их грозными серыми замками туч. Солнце тускнело, свет неохотно вытекал из него, белёсый, как кровь вампира. Всё чаще пони надевали шапки и шарфы: мех и гривы уже не спасали от настырного, любопытного ветра. Набродившись среди пони, ветер уходил в озолотившиеся поля, и налитые спелостью колосья кивали ему вслед.
Я добросовестно трудился на Рэрити. Каждый день заботы наваливались нежданно, точно карманник в толпе, — раз, и ты вертишься на месте, пытаясь отыскать юркого воришку, исчезнувшего в рядах людей. Остаются только сосущая пустота на месте кошелька и горькая досада в сердце. В моём случае — бессилие, когда я едва добирался до кровати. Кровать под минотавров мне уступил местный лавочник, к счастью, ни капли не напоминавший Аркейн Пакта. Она годами лежала невостребованной среди прочего бесполезного хлама, который он купил когда-то за бесценок с расчётом на выгодную перепродажу.
Договориться с поставщиками, утихомирить недовольных клиентов, чьи наряды задерживались, присмотреть за Свити Белль, при всяком удобном случае так и норовившей смыться поиграть с Меткоискателями, не сделав задания на каникулы, покормить проявлявшую иногда чрезмерные признаки разумности кошку Рэрити Опал, перенести ящики с отгруженным материалом на склад, прибраться в доме — я был мастером на все руки. И, погребённый под ворохом нескончаемых повседневных забот, жутко уставал. Физическое утомление, однако, никак не влияло на приступы. Они случались не так уж часто, но каждый припадок был сильнее предыдущего — пугающая тенденция. Впрочем, где-то на дне души бултыхалась благодарность болезни, ведь та не давала забыть, что моя главная цель — это далеко не жизнь в Эквестрии.
Я ненароком стукнул ложкой о дно тарелки и моргнул, услышав скребущий звук. Твайлайт Спаркл и Спайк оторвались от супа и взглянули на меня. В обеденные перерывы приходилось навещать их — дракончик готовил гораздо лучше поваров из забегаловки у «Карусели», а цены там изрядно кусались. Выпросить хотя бы завтрак у Свит Партишн я почитал за удачу; иногда старуха вставала в приподнятом настроении, но чаще она лишь бормотала что-то невнятное в ответ на просьбы. Всего две вещи, связанные со мной, доставляли ей непреходящее удовольствие: требовать плату за постой и запирать за мной дверь. Сухой щелчок запираемого замка за спиной напоминал звук взводимого курка, и я всякий раз вздрагивал и оборачивался, спеша развеять видение. Я был благодарен Халлоу Пли за поручительство, но и дымчато-голубая кобылка порой вызывала мурашки по коже. Она задавала неудобные и просто пугающие вопросы вроде: «Почему мёртвые молчат?». После таких бесед подниматься на захламлённую мансарду, где я с трудом отвоевал пятачок для проживания, было жутковато. В каждом отблеске свечи, живущем на изгибах древних кресел и шкафов, чудилась тварь, что выгадывала удобный миг для броска на спину, а стоило потушить свет, как пробуждались звуки старого дома. Скрип половиц и подвывания ветра в многочисленных щелях сливались в унисон, образуя поистине дьявольскую мелодию.
— Робинзон!
— А, что? — встрепенулся я.
— Ты сегодня на редкость задумчив, — сказала Твайлайт и отложила в сторону пустую тарелку. — Видимо, придётся повторить. Дело в том…
Волшебница выдержала паузу. Спайк фыркнул, и она хихикнула, видимо, представив себя со стороны. На королеву драмы Твайлайт не тянула.
— Что я еду в Кантерлот! — закончила пони. Я нахмурился: скорее всего, она возьмёт дракончика с собой, а чем питаться мне, скажите на милость?
— Зачем, позволь поинтересоваться?
— Принцесса Селестия хочет разобрать со мной кое-какие аспекты редуктивного преобразования материи… К тому же мы давно не виделись! Я ведь её самая верная и главная ученица, — волшебница хмыкнула. В её голосе скользнул призрак обиды. — Принцесса очень занята. У неё редко находится время на встречи.
— О, насчёт этого. А что протеже самой принцессы делает в Понивилле?
Фиолетовая единорожка посмотрела на меня так, будто я только вышёл из Вечнодикого Леса.
— Учусь магии дружбы, разумеется, — ответила она.
— Что? Магии… дружбы?!
— Ох, Робинзон, — вздохнула Твайлай, покачав головой. — Это составная часть Элементов Гармонии. Про них ты, надеюсь, не забыл?
Забыл ли я про то, что теоретически может отправить меня домой?
— Нет. — Я расправился с остатками супа и положил ложку, показывая, что готов внимать.
— Смысл Элементов заключается не в их вещественном отражении и не в индивидуальном духовном. Рэйнбоу Дэш — Элемент Верности, но способна ли она активировать силу Элемента одна? Нет, даже если ей надеть на шею ожерелье. Сила оживает тогда, когда носительницы Элементов собраны вместе и, что гораздо важнее, дружат друг с другом. Если хотя бы кто-нибудь из нас отвернётся от других, Элементы превратятся в бесполезные украшения. И никакие моральные качества нам не помогут. При соблюдении всех условий: материального наличия Элементов, духовного родства между носителями и наличия в каждом из носителей ядра своего Элемента — рождается могущественнейшая магия из тех, которые можно представить. До моего появления в Понивилле у меня было не так много друзей… один Спайк, если быть точной. Здесь я обрела подруг, но я ещё многого не знаю о магии дружбы.
Я закусил губу, обдумывая услышанное. Получалось, Селестия создала мощное оружие из артефактов и привязанных к ним хранителей. Мощное, но хрупкое.
— И эта магия дружбы… сложная штука? — Я опёрся о стол и доверительно склонился к волшебнице, словной какой-то доморощенный заговорщик. Твайлайт рассмеялась.
— Очень простая и очень сложная одновременно! Порой у нас возникали разногласия, и существование стабильности Элементов было под угрозой из-за сущих мелочей… А проста магия дружбы потому, что ей может овладеть всякий. Например, ты. — Глаза единорожки весело заблестели.
— Да? — хмыкнул я и посмотрел через плечо. — Тогда я сейчас что-нибудь наколдую. Пусть раковина летит! Абракадабра!
Я взмахнул руками в её направлении. Прошла секунда, вторая. И ничего не произошло. Я засмеялся, и меня поддержали Твайлайт и Спайк.
— Она работает не совсем так, — сообщила единорожка.
Ещё храня на лице тень улыбки, я кивнул. До чего хрупкая конструкция: смерть одной из шестёрки надолго выведет всю систему Элементов из строя. Но пока мне такое не нужно. И вряд ли понадобится в дальнейшем, однако запомнить не помешает. Лишнего в таких областях не существует.
— Но я завела разговор не совсем поэтому, — пони вновь стала серьёзной. — Тебя принцесса приглашает со мной.
Я взял чашку с кофе. Аккуратно отпив немного, поставил её на скатерть и поморщился: в последний миг рука дрогнула и на цветастой поверхности остался мокрый след.
— Зачем?
— Если коротко, она хочет, чтобы ты обосновался тут… официально…
— О?
— Принял эквестрийское подданство. В качестве путешественника из дальних краёв, который потерял память в своих странствиях.
— О?!
— Похоже, ты не планируешь съезжать из Понивилля, — сказала пони. — А раз так, стоит зарегистрироваться как положено. История же о пришельце с другой планеты для аристократов прозвучит… странно.
— Почему я не могу рассказать эту байку тут? И как ты представляешь себе процесс? Я вхожу в приёмный зал, кланяюсь, расписываюсь и целую копыто Селестии? — фыркнул я.
— Потому что твой вид… — Она заметила мой взгляд. — Твоя раса доселе не была в Эквестрии. И официальное принятие подданства при принцессах покажет отсутствие враждебных намерений и возможность развития дипломатических отношений между нашими королевствами. Когда мы выясним, где расположено твоё. К тому же это подтверждение создавшегося давным-давно прецедента: первый разумный каждой расы, желающий поселиться в Эквестрии, даёт присягу лично принцессам. И ничего целовать тебе не придётся.
— И я обязательно должен быть представителем неизвестного вида минотавров, а не существом с другой планеты, — констатировал я, опуская часть, где говорилось про враждебные намерения. У пони была очень странная система политических противовесов. Волшебница помахала копытами перед собой в защитном жесте.
— Я не исключаю подобного исхода событий. И не исключаю того, что ты пришелец, — произнесла она. — Объективность превыше всего. Но предсказать реакцию иностранных дипломатов и местного двора сложно. Зебры, к примеру… относятся к звёздам с… опаской. Крайней опаской. Их мифология весьма необычна. К тому же такой фактор, как подтверждение существования жизни на других планетах, всколыхнёт общественность куда сильнее, чем в Понивилле. Этого лучше — и проще — избежать.
— И никого в Кантерлоте не смутят слухи отсюда? — Я понимал, чем закончится принятие подданства в таком ключеэ. Это означало бы окончательное принятие того, что я минотавр-мутант, и победу точки зрения Твайлайт Спаркл.
— Понивилль — небольшой городок, почти деревня, — усмехнулась пони. — Едва ли столичные франты будут верить тому, что исходит от неотёсанных деревенщин, коими они считают всех, проживающих вне Кантерлота. Более того, наверное, слухи о твоём необычном происхождении всё-таки вспыхнут. Но они будут вызваны необычностью происходящего, так как новые расы появляются не каждый день. Рано или поздно болтовня уляжется, как и любой популярный, но короткоживущий бессмысленный домысел.
— И после этого никто не захочет думать о том, чтобы помочь мне вернуться на Землю. Причуды новой расы, всё такое. А как насчёт того, что вся история будет ложью?
— Не будет, — сказала Твайлайт. — Ты наверняка не знаешь, минотавр ты или человек, поэтому на этот счёт существуют несколько точек зрения. Любая из них будет считаться не ложью, а неведением.
— Роб, — подал голос Спайк. — А что ты забыл такого на Земле, что постоянно о ней твердишь? Здесь очень здорово, здесь у тебя есть друзья и дом! Ты даже не помнишь, были ли у тебя там близкие.
Я посмотрел на его улыбающуюся мордочку. Он немного взревновал, когда узнал, что я получил работу у Рэрити. Но я клятвенно заверил его, что не имел никаких планов на белоснежную единорожку, и дракончик успокоился. Не то чтобы мы стали друзьями, но приятелями — вполне.
Действительно, что так влекло меня туда? Я перевёл взгляд на сцепленные в замок ладони. Вспомнил, как прошлой ночью судорожно закрывал пальцами рот, чтобы не испачкать кровать кровью и слизью, пока кашлял. Вспомнил, как густая тьма удушливыми объятиями выдавила воздух из лёгких и глаза застило красной пеленой, как орала каждая клеточка тела, требуя блаженного кислорода. Вспомнил, как липли ко мне голоса из хора теней, вползая в голову и шепча невнятные проклятья и обещания. Вспомнил, как желание закричать боролось со страхом разбудить Партишн и Пли, как в висках пульсировала кровь и она же превращалась в лёд в венах, разрывая сосуды. Вспомнил, как обжигала глаза чернота и сон, который не сон, но ирреально непроницаемое ничто, вынудил проснуться со сдавленным воплем. Вспомнил, как на мансарде поселился туман и ядом проник в грудную клетку, чтобы раздавить бешено стучащее сердце, как я дрожал, каменея от холода и плавясь от жара, как сознание раздирало на части видениями прошлого и невнятными картинами несбыточного будущего. Вспомнил, сидел на бугристом краю пропасти, из которой высовывались щупальца, касающиеся ног, а я не мог пошевелиться. Как остро чувствовал свою смертность и молил о прощении Бога, как торговался с ним, грозил ему, проклинал… пустоту. Вспомнил, как едва держался на ногах при разговоре с клиентом Рэрити, а вокруг вились лесные миражи и шептали, что всё пройдёт — надо лишь убить этого болтливого несносного мерина, что хмурился всё сильнее, замечая в моих глазах безумный огонёк. Я держался, и они, беснуясь, заставили меня блевать кислой комковатой кровью, когда пони ушёл. По большому счёту я и не забывал, какие видения даровал мне Вечнодикий Лес.
— Ты знаешь, Спайк. — Я нахмурился и постучал кончиками пальцев по столу. Глубоко вздохнул и помолчал с полминуты, как будто решаясь. Парочка настороженно пялилась на меня. — Ты прав. Земля — это мой дом, и она всегда будет им. В гостях может быть хорошо, но дома лучше. Однако мой дом очень далеко. Пожалуй, пора смириться с его недосягаемостью. Ведь у меня есть вы, мои друзья.
Толика грусти в моём голосе была ложкой дёгтя в их бочке мёда. Твайлайт Спаркл заметила её и принялась обнадёживать меня, что, возможно, есть какой-то способ вернуться на Землю, что не всё потеряно, но мордочка её победно сияла. Единорожка считала, что рассказ о другой планете являлся ложной памятью, порождением потрясённого разума. Я не сумел переубедить её, и прощё было отступить для виду. Перестать жить прошлым. Мои актёрские способности здорово выросли за последнее время: жизнь ложью способствовала этому.
— А когда и на сколько дней?
— Послезавтра едем на поезде. И две недели торчать в самом Кантерлоте, — вместо пони ответил дракончик.
— Две недели? Что там можно делать две недели?
— Принцессы — занятые государственные деятели. Удивительно, что принцесса Селестия выделила для меня время. Тебя же она примет во время обновления верительных грамот Зебрики и Грифоньего Царства. В какой-то мере ты будешь послом неведомого государства. По крайней мере, пока не примешь подданство, — пояснила единорожка.
— А пораньше? Или как-нибудь… если я встречусь с ней вместе с тобой, ничего страшного же не произойдёт? — Я не находил логики в хитросплетениях эквестрийской политики, как подчас не находил оной в действиях пони в целом.
— Принятие подданства у существа новой расы — это неординарное событие. И послам других стран будет полезно взглянуть на яркий пример умелого правления принцесс. В конце концов, им такие, как ты, не присягают.
Ещё бы. Я сомневался, что по здешнему миру разгуливало много людей.
— Приватная встреча подчёркивает фаворитизм. Например, я, как личная ученица принцессы Селестии, имею на них право. Рэйнбоу, Флаттершай, Пинки, Эпплджек и Рэрити тоже, ведь они олицетворяют Элементы Гармонии и к тому же мои друзья.
— Я не твой друг?
— Конечно, ты мой друг! Но у тебя нет ожерелья Элемента, хотя твоя честность подразумевает, что ты мог бы стать носителем… Не я устанавливаю правила этикета. И не принцессы. Они… возникли очень давно, и знать строго смотрит за их соблюдением. Кроме этих правил, у аристократов мало что осталось, если они не сидят в парламенте или правительстве, разумеется.
— Значит, встретиться один на один не выйдет, — подвёл итог я.
Пони задумалась.
— Возможно, выйдет. Но процедура принятия подданства для представителя неизвестной расы — это целый ритуал. Проведение его в неофициальной обстановке нарушает огромный свод неписаных и реальных законов.
— Ладно, не больно-то и хотелось. Только теряю рабочие дни, — закатил глаза я. Единорожка виновато отвела взгляд, но потом хмыкнула.
— Что?
— Если только Рэрити не решит поехать с нами. Её всегда привлекала столичная жизнь. — Волшебница посмотрела на Спайка, и тот ответил пожатием плеч. Смысл безмолвной сценки прошёл мимо меня.
Я поблагодарил помощника библиотекаря и пони за обед. Похоже, предстоял длительный отпуск, и неизвестно, как отреагирует на это известие Рэрити. Заодно надо было постараться выбить скидку из Свит Партишн, ведь её ожидает целых полмесяца блаженной жизни без моего присутствия. Я представил сморщенную мордочку старухи и понял, что никаких послаблений мне не светило. Не в этой жизни. Но попытаться, безусловно, стоило.
Спайк проводил меня до двери и, спохватившись в последний миг, сказал:
— Купи билет на поезд. Послезавтра в восемь утра. Запомнил?
Я кивнул и попрощался с дракончиком. На улице было прохладно, и я запахнулся плотнее в тогу, раздумывая над тем, как переживать холода. Жутко не хватало тёплого пальто и крепких ботинок. Я пытался донести до пони мысль, что такое обувь, но ближайшая их ассоциация — подковы — не подходила по вполне понятным причинам. Разгуливание же по сугробам в толстых носках наверняка закончилось бы простудой, если не чем-то более серьёзным.
Я миновал несколько домов с двускатными крышами, свернул на широкую улицу, в конце которой располагался бутик. Распахнув двери «Карусели», я пригнулся и пролез в низкую дверь. Послышались голоса:
—…тер Каунтер, не думаете ли вы, что ваша настойчивость поможет мне быстрее закончить костюм? Ох, несомненно, вы можете сами попытать счастья; я даже выделю вам необходимые материалы и инструменты!
— Крайний срок был позавчера. Я прихожу сюда, и что я получаю? — голос изменился, возвысился, пародируя собеседницу: — Ещё не готово! Совершенство требует терпения.
В глубине магазина кипела драма. Белоснежная Рэрити застыла каменным изваянием, её мордочка излучала хладнокровие; зная своего нанимателя достаточно долго, я углядел в ней и тщательно скрытое презрение. В отличие от внешне спокойной кутюрье, жеребец-земнопони, стоявший рядом с ней, горячился, его серая шерсть встала дыбом, и кьютимарка в виде маленького мешочка была почти не видна.
— Будь у вас хоть капля вкуса… — Рэрити остановилась на миг, обдумывая следующие слова. — Хотя, вынуждена отдать должное, она у вас есть. Вы ведь обратились ко мне. И я ответственно подхожу к своим творениям. Ваш костюм будет идеален, не сомневайтесь, но пока он не соответствует…
— Не соответствует чему? — перебил её заказчик. — Вашему представлению идеала? Мне бы результат увидеть, и уж плевать, каким он будет! Вы чересчур затянули дело.
На щеках единорожки проступил слабый румянец, и я, догадываясь, что добром перепалка не кончится, вмешался.
— Мисс Рэрити, простите за опоздание? — Я повесил голову, изображая раскаяние, но тут же переключился на жеребца. — А вы, мистер…
— Беллхоп Каунтер, — представился он. Его ноздри хищно раздулись в предвкушении нового соперника.
— Мистер Каунтер, от лица бутика «Карусель» я приношу вам наиглубочайшие сожаления, — я заговорил тише, и Беллхоп невольно приблизился. Взглядом показав Рэрити, что ей лучше не подходить, чтобы не давать повода вспыхнуть раздражению клиента вновь, я зашептал: — Мистер Каунтер, я прошу войти в положение мисс Рэрити… Видите ли, на её долю в последнее время выпало столько всего. А последнее известие и вовсе потрясло её до глубины души: её любимая двоюродная бабушка слегла с серьёзной болезнью. Доктора бьются над ней, но вы же знаете этих прохвостов… Ничего никогда не обещают…
Я склонил голову. Земнопони оглянулся на Рэрити, в его глазах появилось сочувствие.
— Ох, вот оно что. — Он посмотрел в пол, стыдясь своей вспышки гнева. — Я не знал. Но и вы поймите…
— Робинзон. Просто Робинзон, — подсказал я.
— Поймите, Робинзон, это не мой костюм. Я просто посыльный, должен забрать… — Жеребец оглянулся ещё раз. — Говорите, бабушка?
— Да, она самая. Мисс Рэрити так к ней привязана. Я удивлён, как она вообще находит в себе силы шить в такое время! — В последний миг я приглушил тон, и восклицание вышло немного натянутым, но Каунтер купился.
— Хоутинесс будет недоволен, — вздохнул он, — очень недоволен. Но я понимаю. У нас у всех есть бабушки, и такое может случиться с каждым.
— Жизнь — несправедливая штука. Только… не надо подбадривать мисс Рэрити, она этого очень не любит, — подтвердил я, в меру опечаленно косясь на единорожку, которая вдруг обрела пожилую хворую родственницу.
— Что ж, я… пойду. Зайду через… пару дней. — Каунтер зашевелился, неловко переступил с ноги на ногу, сказал Рэрити: «Держитесь» — я поморщился — и покинул магазин. Пони покосилась ему вслед.
— О чём он?
Я пожал плечами.
— Я уговорил его подождать. — Я понадеялся, что ему хватит ума не утешать её в следующий раз. Терять ради одного кретина образ кристально честного парня не хотелось.
— Спасибо. — Единорожка опёрлась о манекен.
— Я лишь делаю свою работу, мисс Рэрити, — ответил я.
— Мы же договорились, Робинзон. Когда клиентов нет поблизости, просто Рэрити. Мы друзья, — улыбнулась она и произнесла: — Кстати, он напомнил мне, что запасы габардина подходят к концу. Его хватит ещё на пару приличных костюмов, и это в лучшем случае.
То был не слишком тонкий намёк на то, что мне следовало разобраться с этим ещё вчера. С поставщиками белоснежная пони не любила общаться ещё больше, чем с торопливыми клиентами.
— Займусь. — Я встряхнулся, выгоняя из тела остатки уличного холода. В Карусели всегда царило мягкое тепло, воздух был достаточно сухой, чтобы ткани не отсыревали, и достаточно влажный, чтобы не причинять неудобства посетителям. Уютное местечко, как только привыкнешь к куче неподвижных кукол с пустыми взглядами. — Почему бы просто не отдать ему то, что он просил? По-моему, с его заказом ты закончила ещё вчера.
— Брось, — фыркнула она. — Костюму не хватает заключительного штриха, и я намерена отыскать его. А до тех пор этот Каунтер может распаляться здесь… не переходя черту.
Пони посмотрела на потолок.
— Порой я с теплотой вспоминаю дни своей безвестности. Я работала над каждым платьем, превращая его в шедевр, и мне не ставили чёткие временные рамки. А сейчас — столько заказов…
Сердце кольнуло жалостью. Даже в свете специальных ламп, должных придавать предметам и телам более привлекательный облик, Рэрити выглядела изнурённой. Глаза запали, исчез их бодрый блеск, из гривы торчала парочка волосков. Если такое происходило с той, кто привык с детства ухаживать за собой, то что случилось бы с менее чистоплотной персоной? Бросать её на растерзание хищной толпе клиентов было бы неправильно.
— Кхм. — Я прочистил горло. — Рэрити…
— Слушаю. — Она перевела взгляд с потолка на меня.
— Я… Твайлайт Спаркл скоро едет в Кантерлот. Её пригласила принцесса Селестия.
— Какая честь! Кантерлот — потрясающий город, хотя и не без своих подводных камней. — Я прищурился, но единорожка, похоже, действительно говорила без иронии.
— Селестия пригласила и меня. Хочет, чтобы я принял эквестрийское подданство.
Пони прикрыла глаза и погрузилась в раздумья.
— Полагаю, это создаст определённые трудности.
— Почему бы тебе не поехать с нами?
— И оставить сестру и бутик? — хмыкнула она, но развила мысль дальше: — Свити вместе с Опал поживёт у Эппл Блум и Эпплджек, а бутик… Я заслуживаю небольшой отдых, как полагаешь?
— Мы будем там две недели.
— Не такой уж небольшой. — Рэрити оглядела свои владения так, будто видела их в первый раз. — Я всё равно не в лучшей форме. Так много заказов, и все ждут своей очереди. Значит, могут подождать подольше. Творческую работу не навяжешь.
Пони заколебалась; её мордочку озарило воспоминанием.
— Я сейчас! — Рэрити унеслась на жилую половину прежде, чем я вымолвил и слово. Обратно она вернулась, держа магией какой-то журнал. Сунув его мне под нос, она сказала:
— Читай!
Моя боязнь магии проявляла себя в слабых судорогах, и я отстранился, ухватив краешком взгляда «…Беатриче Деликаси делится ожиданиями от предстоящей выставки новой колл…»
— И?
— Беатриче. Сама Беатриче с новой коллекцией через неделю в Кантерлоте! Как я могла забыть? — Пони охватило возбуждение. Она взирала на моё недоумение с лёгкой жалостью. — Беатриче Деликаси — лучший модельер Эквестрии! Когда-то именно её история подтолкнула меня в выборе профессии… Несомненно, были и другие обстоятельства, весьма важные, но… Беатриче! Я пересекалась с ней вживую один раз, когда была маленьким жеребёнком, на показе мод, и короткий разговор с ней… ах, он наполнил меня решимостью изменить этот мир! Я всегда восхищалась ей как кутюрье и как личностью. Упустить такой шанс — ни за что! Вдруг мне повезёт застать её одну? У меня в голове столько невоплощённых идей, которым Беатриче даст достойное воплощение.
Рэрити лукаво посмотрела на меня, и я понял, к чему она клонила. Улыбнулся уголками губ.
— Послезавтра в восемь часов утра наш поезд. Осталось только купить билеты.
— Я займусь этим сама, — произнесла она, хотя я и не предполагал иного расклада. — В Кантерлоте мы друзья. Нет ни работника, ни работодателя.
— Конечно.
— А вот завтра не помешает накопать драгоценных камней. Их запас тоже подходит к концу.
Моя улыбка стала шире. Кто бы сомневался, что перед отъездом она напоследок нагрузит меня по полной программе. Рэрити не щадила себя, но и того же требовала от других — к примеру, от своих работников. Я был единственным её работником.
— Конечно.
— Надо будет уточить, предоставят ли нам жильё во дворце, — рассуждала Рэрити. — Боюсь, аренда апартаментов в столице мне не по карману.
Я припомнил ценники на платья, которые она шила. Убранство её дома не блистало роскошью, так — типовая мебель, недорогие картины на стенах, подкупавшие не стоимостью, но умелым сочетанием с расцветкой стен и общей композицией. Пара книжных полок, к которым редко кто подходил. Маленькая кухня тоже не производила впечатления богатого образа жизни и выделялась скорее кристальной чистотой, нежели чем-то иным. Рэрити обожала порядок. После нескольких генеральных уборок я его возненавидел.
— Брось, не жадничай, — поддел я её. — Я отлично помню, сколько ты содрала с той надменной. И остальные заказы не из дешёвых. Ты можешь позволить себе потратиться разок.
Одна из последних покупательниц — толстая бирюзовая кобылка средних лет с кьютимаркой-биноклем — ходила, высоко подняв голову и цедя слова сквозь полусомкнутые губы. Это увеличило стоимость платья процентов на тридцать.
Рэрити окатила меня ледяным взглядом. Казалось, её ранило моё полускрытое предположение, будто она копит ради накопления и восседает на грудах золота.
— ВФС.
— Что?
— Всеэквестрийский фонд сирот. И не будем больше об этом. — Рэрити отвернулась.
— Да, конечно. Конечно. — Я утёр пот со лба. — Прости.
— Ничего не случилось.
Что привело её на путь щедрости? Что я знал о её прошлом? У неё были родители, во всяком случае, я видел фотографии. А вот биологические они или приёмные, то оставалось загадкой. И спрашивать у самой пони представлялось не лучшей идеей.
— Тебе надо подготовиться к отъезду, — произнесла Рэрити, — предупредить своего рантье, купить билеты. Собрать вещи. Завтра у тебя останется не так много времени на это.
— Э-э-э… Конечно. Так и есть. Я… пойду?
— До завтра, Робинзон, — попрощалась она и направилась в мастерскую. Всего одной фразы было достаточно, чтобы разбередить рану воспоминаний — рану, которую можно утаить, но нельзя излечить. Иначе с чего бы ей отсылать меня в разгар рабочего дня? Упаковаться я сумел бы и вечером.
Погода испортилась окончательно, накрапывал противный мелкий дождь. Пони прятались от него в магазинах и кафе, и я одиноко вышагивал по улице, изредка встречая растерянных, мотающих головами жеребцов или спешащих в укрытие от мерзкой стихии кобылок. Они склонялись ниже, фыркали, когда вода попадала в нос или глаза. Мокрые, слипшиеся гривы придавали им жалкий вид. В лужах отражалось серое небо. Тога насквозь промокла, и я сжался, чтобы сохранить остатки тепла. На душе было тускло.
Вскоре поднялся ветер. Последнюю сотню ярдов по Низкооблачной аллее я преодолел бегом, замолотил кулаком по двери, дёрнул шнур звонка. Внутри завозились, Свит Партишн открыла дверь, посторонилась.
— Когда вы уже вручите мне ключи? — произнёс я, тяжело дыша, встряхнулся по-собачьи, разбрызгивая капли воды. Пони поморщилась.
— Кончай пачкать мне тут всё!
Я покосился на запылённый тёмный коридор.
— Я всегда тут, так что незачем тебе ключи. Да и кто тебя знает, может, украдёшь что-нибудь и будешь таков.
— Это ведь просто отмазка? — Я направился к лестнице, но остановился на полпути.
— Как хочешь, так и думай, — отрезала Партишн и двинулась старушечьей поступью к своему излюбленному креслу. Я стоял на её пути, и она остановилась.
— И всё же?
Пони посмотрела на меня, её выцветшие глаза были наполнены плохо скрытым раздражением. Я первым отвёл взгляд, пошёл к лестнице. Поставил ногу на первую ступеньку.
— Послезавтра я уезжаю на две недели.
— Хочешь, чтоб я сплясала на прощание? Уж прости, не тот возраст, милок. — Она села в кресло, утонула в его мягком нутре и накинула шаль на ноги. Облегчённо выдохнула.
— Можно просто взять плату только за половину месяца.
— С удовольствием, Рорас. Только выброшу твои вещички на улицу, а ты через две недели их подберёшь.
— Я Робинзон, — поправил я в очередной раз. Зачем? Сам не знал. Она частенько путала меня с Рорасом то ли в силу старческого слабоумия, то ли чтобы позлить. Я бы поставил на второе.
— Все вы на одно лицо. Рорас, Робинзон…
Однажды я встречался с Рорасом — или другим минотавром, неважно. Он продавал какую-то побрякушку Партишн, когда я пришёл домой. Выше на голову, с мощными рогами и бычьей мордой, минотавр походил на меня только тем, что стоял на двух ногах. Ноги, однако, были интересны неестественной худосочностью и костлявостью, будто принадлежали другому существу, и я не понимал, каким образом они вообще умудряются держать такую массу. Его крошечные, терявшиеся на обширной морде глазки щурились, пока мы рассматривали один другого. Если судить по тому, с каким выражением он фыркнул и отвернулся, по его критериям красоты я был недалёк от уровня земляного червяка. На секунду я позавидовал накачанному телу, рифлёному торсу и изящно перекатывающимся под шкурой мышцам. Но короткая жесткая шерсть, покрывавшая минотавра целиком, отрезвила меня: быть таким я не согласился бы и за целую гору денег. Я не был обезьяной и уж тем более не хотел быть коровой.
Я поднялся к себе, пробрался мимо гор хлама к относительно расчищенному участку, где стояла постель и лежал мой нехитрый скарб. В поездку нужно было взять несколько комплектов одежды, зубную щётку, бритву и ещё что-нибудь по мелочи… Чемодан. Требовался чемодан. Я принялся рыться в вещах Партишн, и мои усилия были в скором времени вознаграждены ветхим, потрёпанным серо-зелёным прямоугольником с пластиковыми рамками, на которых отслаивалась краска. Молнию от старости заело. Я подёргал её, и она подалась, являя взору коричневые матерчатые внутренности. Дрянь, но лучшего было не найти. Конечно, я мог бы провести вечность, разбирая здешние завалы, но здравый смысл подсказывал, что среди рухляди толковой вещи делать нечего.
Я спустился с чемоданом, подошёл к креслу Партишн и щёлкнул пальцами, привлекая внимание.
— Засунь свои щелчки куда подальше. Я не сплю.
— Ага. Мне нужен чемодан. Я нашёл это на мансарде. Могу купить?
— Девяносто битов, — ответила пони, едва взглянув на него, и откинулась поглубже в мягкую спинку.
Я посмотрел на неё. На разваливающийся в моих ладонях чемодан. Снова на неё. Свит Партишн не выдержала.
— Хорошо, шестьдесят!
— Столько стоит новый дорогой чемодан в магазине, — заявил я. На самом деле самый дешевый был в районе сорока, но моя ложь осталась безнаказанной: старуха вообще не выходила из дома. Продукты ей носил посыльный, молодой жеребец, которого она никогда не пускала за порог дома. — Остановимся на десяти?
Я действительно был очень стеснён в средствах.
— Двадцать, и ни битом меньше, — брякнула она, и я всучил ей требуемую сумму едва ли не раньше, чем она успела договорить.
— Большое спасибо!
Она пошевелилась было, ошеломлённая напором, но я быстрыми шагами скрылся в другой комнате. Побежал по лестнице и едва не столкнулся с Халлоу Пли, чудом увернувшись.
— Ты уезжаешь? — Кобылка посмотрела на чемодан, который я крепко прижимал к себе.
— Э-э-э… да, уезжаю. Послезавтра.
— Жаль. Здесь будет скучно. Скучно и пусто. Одиноко. — Её ровный безучастный тон не изменился. — Раньше на крыше жили голуби. Они ушли. Ты тоже уходишь навсегда?
— Я… вернусь. Через пару недель, — сказал я растерянно, как всегда при разговоре с ней. Рассеянный взгляд пони, казалось, бесцельно блуждал по тоге, пока она не посмотрела мне в глаза — цепко, пристально. Каждый раз она будто вытаскивала из тайников моей памяти все тайны, все стремления и переживания и бесстрастно изучала их; грязные секретики, муть, которую стремишься утопить на самых задворках сознания. Планы и надежды, истинные эмоции, скрытые так глубоко, как только возможно, были для неё открытой книгой. Халлоу Пли видела меня целиком — и прощала за тот комок ила, что я звал душой. Я боялся Пли.
— Будет пусто.
Я открыл рот и… чихнул. Застыл, опасаясь приступа, но ничего страшного не произошло. Приближалась простуда.
— Ты не должен болеть, — сказала она.
— Действительно.
— Ты хочешь уехать. Если ты заболеешь, то не уедешь. Останешься тут. Будешь кричать ночью. Тихо кричать. Неслышно. Жди.
Халлоу Пли спустилась чуть ниже и исчезла на втором этаже. Я постучал по чемодану, пребывая в смятённых чувствах. Она только что намекнула на то, что слышала, как… К чёрту! Может быть, она имела в виду, что я заплачу, как недовольный ребёнок, если не добьюсь того, что хочу. В конце концов, логика Пли, если таковая присутствовала, нормальным существам была неподвластна. Жаль только, что нормальным меня назвать было трудно. Я нерешительно шагнул на следующую ступеньку. Ждать её? Нет уж, лучше немного соплей.
Я добрался до своей комнаты, начал собирать вещи, чихнув ещё пару раз — либо действительно заболевал, либо пыль делала своё крошечное злодейское дело. Высокая свеча на вычурном подсвечнике давала не так уж много света, но его хватало. Я кое-как уложил две хламиды и оглянулся в поисках бритвы. Позади стояла Халлоу Пли с кружкой в копытах. Я подскочил.
— Ты ушёл.
— Как ты узнала, что я тут? — спросил я и смутился от глупости вопроса.
— След, — лаконично пояснила пони и протянула кружку. — Пей.
Я осторожно принял её — даже не кружку, а стакан, ведь у него не было ручки — покосился на тёмно-оранжевое, почти красное содержимое, пригубил. Обыкновенный чай. Ещё и с малиной… местным аналогом малины.
— Надо пить, чтобы не болеть.
Я сделал два глотка и спросил:
— Какой ещё след?
— Желания в воздухе. Яркие, красочные. Их много. На улице очень много. Иногда я смотрю в окно. Они летают. Красиво.
— Ты видишь желания других?
— Не вижу. — Пони посмотрела на пустое копыто. — Отпечаток. Ощущение. У меня была горячая кружка. Её нет. Ощущение есть.
Я вздохнул, поставил наполовину полный стакан на пол и сел.
— А какие у меня желания?
Халлоу Пли легла, взглянула на меня снизу вверх. Её глаза заблестели, уши прянули и опали.
— Испорченные.
— В каком смысле?
— Сломанные. Пульсирующие не в ритм. У неё другие, застывшие. — Она ткнула вниз, намекая на Свит Партишн. — Желание уйти. Желание страха за меня. Желание сидеть много. Долго. Вечно. Не двигаться. Желание усталости. Ты пульсируешь. Не так, как надо.
— Яс-с-с-но… — Она становилась всё страннее. Я отодвинулся подальше.
— Мне жаль её. И тебя, — сказала она и встала. — Пей чай. Вкусный. Выздоровеешь. Укрывайся одеялом, будет тепло.
Она ушла. Я посмотрел на дрожащее пламя свечи. В голове была непривычная пустота. Никаких нервов не хватит, если живёшь в одном доме с дёрганой скупой старухой и сумасшедшей. Я старался избегать Халлоу Пли, вжимался в стенку, когда она проходила рядом, надеясь проскочить незамеченным. Этого было недостаточно. Иногда ей хотелось поговорить, и потом я ворочался ночь напролёт, вспоминая её отрывистые реплики, вздыхал и трясся от каждого скрипа половицы. Пли была больна, но несмотря на болезнь — или благодаря ей — умела наводить на меня липкий трепет.
Дальнейшие сборы продвигались со скрипом. Кое-как закончив, я оглядел получившееся непотребство, поднял раздувшийся, с угрозой поскрипывающий чемодан и со вздохом поставил обратно. Придётся начинать заново, иначе развалится уже на перроне. Очередное потраченное впустую время. Я понял, что нужно развеяться, допил почти остывший чай, отнёс стакан на кухню и засобирался на станцию.
Я натянул две пары носков, накинул на голову полотенце для защиты от дождя и вышёл на улицу, дав себе зарок сделать по возвращении ещё чаю.
Дождь не прекращался. Небо заливало свои тайные горести плачем, низвергавшимся на ползающих внизу мелких букашек. Редкие пони недоумённо косились на конструкцию на моей голове. Дорогу усеивали частые мелкие лужи. Я пересёк Веселоместскую площадь, прошёл мимо Сахарного Уголка и остановился в раздумьях у арки, ведущей в подворотню. Станция находилась чуть ли не на другом конце города, а дворами путь можно было сократить. На Земле я бы несколько раз подумал, прежде чем соваться в такую дыру, но в Эквестрии со шпаной было значительно проще — её тут не имелось как класса. Да и что бы она сделала? Если только… Жесткая хватка магического поля, ощущение пальцев на горле, цепких, безмерно сильных пальцев, всхлип-полустон… Я передёрнулся и постучал себя по лбу.
— Ты это… не чуди так. Слышишь? — Оглянувшись по сторонам, я дотронулся до кадыка. — И привидится же такое сено.
Ругательства языка пони неизменно умиляли.
Я сделал пару неуверенных шагов и чертыхнулся. В то время как земля на основных улицах была ещё твёрдая, разве что слегка подмокшая, во дворах её размыло. Расхаживать по топкой грязи я не желал и потому повернул обратно.
Здание железнодорожной станции было типичным творением архитектуры пони — в плохом смысле этого слова. Небольшое сиротливое сооружение, к которому тянулись ничем не огороженные рельсы, стояло чуть на отшибе от остального Понивилля. Похожая на нелепый гриб крыша была двускатная и крытая соломой. Большую часть стен занимали окрашенные в светло-розовый окна. Деревянные резные пилоны торчали по углам, поддерживая казавшуюся шаткой конструкцию. Здание зиждилось на подмостках, тоже деревянных и каким-то образом не сгнивших в сырости осени. Наверное, это потому что та только началась. Как сей домишко не развалился в предыдущие годы, было загадкой, объяснить которую могла лишь магия.
Перед тем как зайти, я стянул с головы полотенце и выжал его. Струйки воды потекли по дереву. Я хмыкнул, провёл рукой по влажным волосам, приглаживая их, и предстал перед сердитым пони-жеребцом в серо-зелёной униформе с чёрными лацканами. У него была фуражка со значком поезда, на котором красовались символы луны и солнца.
— Что это ты тут вытворяешь? Правильно, заноси сырость внутрь, порти казённое имущество, — проворчал он, его щёки с седыми бакенбардами смешно затряслись.
— Так я ж наоборот, — сказал я, — выжал всё.
— Ага, перед входом, на пол. Эх, молодёжь, вон какой здоровый, а бестолочь, — выговорившись, он сменил гнев на милость. — Ладно, чего тебе?
— Билет купить. — Я осматривался в незнакомой обстановке. Ряды стульев недвусмысленно намекали, что весь дом представлял собой нечто вроде комнаты ожидания с поправкой на провинциальность. Даже магазинчиков не было. Впрочем, едва ли тут проезжало много путешественников.
— Проходи. — Жеребец показал на окно кассы. Стекла, отгораживающего покупателя от продавца, не было. Видимо, никто никогда не думал грабить столь незначительную цель. Или, что более вероятно, грабить было некому.
— Куда едем? — поинтересовался жеребец, открывая неприметную дверь; спустя миг он вынырнул у прилавка.
— Кантерлот.
— Ишь какой, столичный, — с ноткой неодобрения произнёс он. — На какой день? Знаешь ли, не каждый день поезда разъезжают.
— Да вроде как послезавтра в восемь утра.
— Ох ты, неужели с личной ученицей принцессы едешь?
— Она меня и позвала. Принцесса, — пояснил я. Пони оторвался от своей возни, которую я не видел из-за мешавших стен, и присвистнул, рассматривая меня.
— А, так ты этот, Ронзон. Слыхал, слыхал, — его голос потеплел.
— Правда?
— Дочка рассказывала. На вечеринке в твою честь, егоза этакая, была. Это я старый, а ей самая пора веселиться.
Он вернулся к своим делам. Что-то щёлкнуло, и я, не удержавшись, вытянул шею в окошко кассы. Пожилой жеребец возился с какой-то чёрной машиной, поскрипывающей и пощёлкивающей, когда его копыта касались механических кнопок.
— А ну-ка брысь, — отмахнулся он. — Не положено.
Я отстранился.
— Да, есть такой. В восемь прибывает и до самого Кантерлота — чу-чух-чу-чух. Расписание, что ли, знаешь?
— Подсказали.
— А-а-а, понятно. Вот что, в купе для пони я тебя пустить не могу.
Я воззрился на работника станции, чуть склонил голову набок.
— С чего это?
— Не положено, — отрезал он. — Ты по комплекции эвон каков. Тебя в вагон для минотавров надо. Там поширше да поудобнее.
— И какая разница?
— Цена другая. Уж больно вы большие, уголь на вас переводить только. — Смешное оправдание, учитывая вес самого поезда.
— А может, скидку сделаете?
— Э, нет уж. У вас вагоны больше, вам и платить больше.
— Сколько? — вздохнул я и начал рыться в карманах в поисках кошелька.
— Пятьдесят пять битов.
Я заплатил, и пони опять застучал по машинке. Повернулся ко мне, нахмурился.
— А документы где?
— Какие документы? — Я похолодел от дурного предчувствия.
Жеребец супился секунд пять, а затем рассмеялся.
— Да шучу я, шучу! — Он протянул мне прямоугольный кусочек бумаги. На заднем фоне был нарисован переваливающийся с колеса на колесо несуразный поезд, сверху шла цепочка цифр и букв, посередине я увидел время и дату отправления. На обратной стороне красовались неизменный символ луны и солнца и надпись «Понивилль — Кантерлот. В одну сторону».
— Так какие документы? — переспросил я. Пони закатил глаза.
— Всякие. Бумага со штампом подданства, текущее место жительства и ещё куча всего. Я даж не помню полный набор. — Он поколебался, но скука победила лень. — Понивилль же был основан… эх, память подводит… чуть меньше века назад. А для новых селений принцесса Селестия выпустила указ, мол, на сто тридцать лет отсутствие подоходных налогов, втрое сокращённые платы за свет и воду, помощь новым фабрикам… много чего. И смысл копошиться во всех этих бумажках? Вон, даже при устройстве в мэрию не спрашивают, отчёта-то в столицу нету… Незачем. Вот когда срок минёт, тогда да, всякое требовать станут. А сейчас!.. Конечно, мороки много, ежели куда едешь. Тогда надобна записка, что ты, мол, в новом городе проживаешь, а её частенько забывают сделать.
Подобная система казалась… нет, была невозможна! Сколько уловок можно найти в ней, сколько лазов для подкованного юриста и хитрого предпринимателя, решившего, что делиться с королевством — это удел честных и глупых. Непостижимо.
— А как вы оплачиваете счета, если нет оповещений?
— Приходим и платим. Чего сложного-то? — Пони было невдомёк, что такие послабления на Земле превратили бы в ад любой государственный аппарат за пару дней. И главное — никаких упоминаний о существовании документов для остальной Эквестрии!
— М-да, удивительно. А чего так долго? Сто тридцать лет — немалый срок. — Я положил билет и кошелёк в карман, выглянул в окно. Из-за розового налёта сложно было определить, кончился ли дождь, — внешний мир размывался.
— Принцессам спешить некуда, — зевнул жеребец. — Погодка-то какая, сон навевает…
— Зачем они вообще такое устроили?
— Ну, устроила только принцесса Селестия. Тогда принцесса Луна… отсутствовала, — сказал он. — Хотела, наверное, чтобы новые города росли, а молодёжь всё одно в Кантерлот, Филлидельфию да Мейнхеттан сбегает. И правильно — чего делать в деревнях…
— Урбанизацию пыталась остановить, значит. Насаждала равномерное распределение населения, — предположил я. Кассир, услышав незнакомое слово, посмотрел на меня, но спрашивать не стал.
— Кто ж её знает.
Я напрягся, припоминая карту Эквестрии. Когда-то я довольно тщательно изучал её, но подробности выветрились из головы.
— А как насчёт Сталлионграда? Туда тоже едут?
— Зачем? Только специалисты и по контракту. Промышленный центр, заводы, предприятия химические. Работать хорошо, платят много, но жить — ни за что, — хмыкнул старик. — Не те уж пошли пони, не хотят напрягаться. Вот столичная жизнь — это для них! Да и чудаки в Сталлионграде обитают. Смог все мозги прополоскал.
Я пожал плечами и попрощался с говорливым жеребцом. Снаружи кончился дождь. Вечерело, загорались первые фонари, и какой-то мокрый свет ложился на пропитанную водой землю.
Я стоял на узком перроне и дрожал от утренней прохлады. Измочаленный туман жался к земле. Чемоданчик я держал в руках, Рэрити с брезгливой жалостью косилась на него, но молчала. Её вещи едва удерживали на себе два носильщика, в глубине своих душ наверняка молящихся о скором прибытии поезда. Твайлайт Спаркл и Спайк ограничились большими рюкзаками. Фиолетовая единорожка поглядывала в сторону, откуда должен был появиться долгожданный состав, а куда менее терпеливый дракончик вовсю приплясывал вокруг неё.
— Ну и холодрыга! — жаловался он. — Так и в спячку впасть недолго.
Никто не отвечал. Я предпочитал не шевелиться, не считая рефлекторных подрагиваний, и постепенно обрастал инеем. Вчера белоснежная пони гоняла меня в хвост и в гриву, заставляя как проклятого копать отыскиваемые ею драгоценные камни. После чего я должен был встретиться с поставщиком тканей — Стинги Трикстером — и договориться о пополнении запасов после нашего пребывания в Кантерлоте. Эта сволочь торговалась за каждый бит так, будто он приходился жадному снабженцу родным сыном. Затем следовали уборка магазина, складирование платьев и манекенов и прочая мишура. Когда я пришёл домой, то до часа ночи складывал вещи в чемодан, а стоило управиться с этим и упасть на кровать, напал противный кашель. Выспаться так и не удалось, и я завистливо смотрел на Рэрити, которую взбодрила предстоящая поездка. Выглядела она так, словно всё утро провела за наведением макияжа.
— Рэрити, — сказал я.
— Да, Робинзон? — откликнулась та.
— Ты ведь знаешь, что в Кантерлот мы приедем ночью, верно?
Пони недоумевающе взглянула на меня.
— Безусловно.
— Тогда зачем… — я помахал перед лицом рукой. — Всё это?
— Настоящая леди всегда выглядит безупречно, — пояснила она тоном, которым маленькому ребёнку рассказывают очевиднейшие вещи.
Наш нелепый диалог прервали вопль: «Поберегись!» — и проскочившая совсем рядом радужная молния. Рэйнбоу Дэш едва успела затормозить у стены, но, судя по довольному виду пегаски, «едва» было редким гостем в её словаре.
— Видали, как я всё рассчитала? С точностью до десятой дюйма!
— Боюсь, Рэйнбоу, это больше смахивает на везение, — улыбнулась Твайлайт, а Рэрити согласно кивнула.
— Ну да, ну да. — Пегаска сняла со спины маленький рюкзачок и встряхнулась, разбрызгивая вокруг себя капельки воды. Её шерсть встопорщилась. Мы отодвинулись подальше. — Думайте как хотите.
— Ну и мокренькая погодка, а? — спустя пару секунд сказала она.
— Точно, — подтвердил я. — Но разве ты едешь с нами?
— Конечно! — пегаска прищурилась. — Взяла отпуск и решила махнуть с вами. Авось натолкнусь на какого-нибудь Вондерболта во дворце.
— Вондерболта? — повторил я. Рэйнбоу Дэш воскликнула:
— Погоди-ка, ты не знаешь, кто такие Вондерболты? — Она на миг замолчала от переполнявших её чувств. — Это самые крутые, самые быстрые, самые классные летуны во всей Эквестрии! И я хочу стать одной из них! Они ведь видели, на что я способна. Уверена, как только я поговорю с одним из них, меня тут же примут.
Я беспомощно оглянулся на Твайлайт — объяснения радужной пони были не слишком информативны. Волшебница закатила глаза.
— Основную суть она выразила. Вондерболты — это элитное подразделение пегасов Эквестрии, в которое принимаются только самые опытные и профессиональные летуны, выполняющие широкий спектр задач — от помощи в переносе воды к Клаудсдейлу до проведения личных поручений принцесс.
— И они клёвые! — добавила Дэш не терпящим возражений тоном.
— И они клёвые, — вздохнула Твайлайт.
Надо же, что-то вроде личной гвардии Эквестрии. Я хотел поинтересоваться, участвуют ли они в боевых столкновениях, если такие случаются, но мой незаданный вопрос прервал далёкий гудок. Кучка пони на перроне оживилась, потянулась к краю, и мы поступили так же. Носильщики закряхтели.
Гудок повторился, усилился. Я спросил Твайлайт:
— И что, больше никто не придёт?
— Эпплджек работает на ферме, сейчас у неё нет времени на туристические поездки. У Флаттершай завал с её животными, ей надо строить некоторым лежбища для спячки. А Пинки просто не захотела. Но если ты о прощании…
Её прервал возбуждённый крик:
— А вот я здесь!
Розовый ураган ворвался в нашу компанию, закрутился на месте. В копытах пони умудрялась держать какие-то бумажки.
— Я чуточку-чуточку опоздала, ну да с кем не бывает! Зато я собрала прощальные слова Эпплджек и Флаттершай. Сейчас я их зачту, — и Пинки набрала в лёгкие воздуха.
— Не стоит, у нас осталось не так много времени, — произнесла лавандовая единорожка. Земнопони подпрыгнула:
— И зачем я, по-вашему, бегала всё утро? — Но она быстро сменила гнев на милость. — Тогда коротко: вы все хорошие, удачи в Кантерлоте, будьте умными-разумными, мы все мысленно будем с вами! Правда, я не умею становиться мыслью, но это, думаю, неважно, потому что тут предполагается, что мысли существуют отдельно от сознания, а разве так может быть?..
Колёса подошедшего поезда завизжали по рельсам, и Пинки Пай поморщилась.
— Короче, я жду ваших писем! — Она обняла Твайлайт, потом Рэрити, потом зачем-то носильщиков, а потом развернулась ко мне…
Я едва удержал равновесие, когда она прыгнула на меня. Пони крепко сжала меня в объятиях, с неожиданной силой выдавив из груди все протесты, и отскочила.
— Пока-пока. — Она замахала невесть откуда взявшимся платочком, шумно высморкалась и озадаченно посмотрела на него.
Поезд остановился. Двери в вагоны распахнулись, и вокруг них материализовались проводники — по одному на каждый проход. Я двинулся было с Твайлайт и Рэрити, но волшебница сказала:
— У тебя билет в купе минотавров. Оно там, в конце поезда. Мы придём к тебе, как только разложим вещи, хорошо?
Я растерянно кивнул и остался стоять, глядя, как важный пони в униформе рассматривает билеты подруг и отодвигается в сторону, разрешая пройти. Затем вздохнул и двинулся в конец перрона. Последний вагон отличался от других большими размерами и отсутствием нелепых украшений. Вполне типовой прямоугольный дизайн зелёного цвета, какой предполагаешь увидеть на Земле. Проводник около него явно не ожидал встретить тут кого-нибудь и, когда я протянул билет, не сразу взял его.
— Что? А, да… — Он вернул мне бумажку, даже не приглядевшись к ней, и замер, рассматривая меня. — П-проходите.
Я вошёл и услышал шёпот: «Что это за чудо-юдо?». Дёрнув плечом, я отодвинул перегородку тамбура и попал в вагон, состоящий из одного купе, в котором были четыре полки-кровати и имелся один-единственный стол посередине. На этом убранство заканчивалось. Не было даже второго яруса. Я упал на ближайшую постель и поставил рядом рюкзак.
— И что дальше?
Парочка бутербродов, заготовленных заранее, так и просилась в рот, но их нужно было оставить на потом, и я махнул рукой на разъярённое бурчание желудка.
Я почти убедил себя, что путешествовать буду в одиночестве, если не брать в расчёт троих пони и Спайка в обычных купе, когда дверь в тамбур отъехала в сторону и в купе зашёл огромный минотавр с внушительных размеров заплечным мешком. Едва глянув на меня, он поставил свой ранец на кровать по соседству и сел. Полка ощутимо прогнулась под его весом, но выдержала. Неудивительно, если вспомнить, что на них всё и проектировалось.
Я думал, что человекобык будет игнорировать нежданного попутчика, но он, зевнув на всю пасть, заявил:
— Ну-с, бу знакомы. Мня Паверфул Свинг звать, а тя?
— Робинзон, — представился я.
— Имячко-то хитро, и не выговрить толком. — Свинг сглатывал половину звуков, и моё имя, по правде сказать, не слишком-то удобное для аборигенов, для него звучало сложновато. — Бу Хобом, лады?
— Хоб, — повторил я и почувствовал, как моё лицо вытягивается.
— Агась, вот и ладушки. Ты куды собрался? — Минотавр улёгся на кровать. Вагон дёрнулся, и поезд сдвинулся с места.
— О, каки шустрые, — отметил Свинг. — Так ты не ответил.
— В Кантерлот. — Я последовал примеру собеседника и тоже лёг.
— Ух, Кантерлот! — восхитился он. — Тож туды хочу, да ток чё мне так делать-то? Я в Фловерфилд намылился к родственничкам. Слышь, а ты кто вообще?
Я заколебался. Солгать или сказать правду? А можно ограничиться туманным высказыванием.
— Человек. Жил очень-очень далеко отсюда.
— И перебрался сюды? Класс. Расскажшь, чё да как у вас там? — минотавр наставил на меня свои острые жёлтоватые рога, будто собираясь проткнуть насквозь. Но на самом деле он просто поворачивался, чтобы лучше видеть меня. Я почувствовал себя этаким бардом из седой древности, готовящим очередную сказку-быль невежественным селянам, которые изумились, узнав, что есть и другой мир помимо их крохотной деревеньки.
Хлопнула дверь, и в купе зашли мои попутчики.
— Ой, тут минотавр! — воскликнул дракончик.
— Он самый, — ухмыльнулся Паверфул Свинг и представился. Остальные тоже назвали свои имена. Белоснежная пони, едва заметно морщась от мускусного запаха человекобыка, села на дальнюю кровать, Спайк и Твайлайт присоединились ко мне. Пегаска уставилась в окно, наблюдая, как поезд набирает скорость и как всё быстрее мелькают предметы.
— Так, на чём мы остановилсь? Точно, расскажь, чё там в твоих землях. Вы все там такие? — возобновил диалог Свинг. Я вздохнул и открыл рот. Наверное, Рэрити и радужной пони будет интересно послушать, а вот волшебница и дракончик в своё время нахлебались моей лжи. Теперь предстояло вспомнить всё, чем я пичкал их, и выложить минотавру под видом байки про далёкое государство. Радовало только то, что нашлось занятие, которое скоротает путь почти до Кантерлота. А ещё то, что Твайлайт Спаркл не считала враньём то, что я говорил про Землю как про королевство. Её наивная убеждённость в собственной правоте играла мне на руку.