Полярная повесть

Интерлюдия

Спайк отложил в сторону перо и размял пальцы. На столе рядом с ним выстроились в ряд опустевшие бутылочки для чернил, и он с удивлением понял, что не знает, сколько времени прошло с того момента, как он начал писать. С того момента, как Селестия и Луна, соприкоснувшись рогами, заключили книгу в смешанное соломенно-синее свечение, как оно, становясь всё больше и ярче, заполнило собой комнату, башню, весь мир, вспыхнуло, поглотило стоявших вокруг принцесс Твайлайт и её подруг, и погасло, оставив после себя только сполохи под веками. Спайк тогда не успел толком испугаться, и, делая, что ему было велено, встал возле стола, взял перо и начал записывать под диктовку: «Окрик капитана заставил Смита навалиться на штурвал, перекладывая галс, и мачтовые засуетились, готовясь к манёвру. Такелаж заскрипел…» С тех пор могло пройти несколько часов – или несколько дней; смена времени суток, казалось, больше не касалась этой комнаты на вершине южной башни кантерлотского дворца, и за её окнами царила безлунная ночь. Спайк подумал, что ни о каких светилах теперь, наверное, и речи быть не может, ведь обе принцессы были здесь, не отлучаясь ни на мгновение: Селестия стояла у него за спиной, прикрыв глаза, и размеренно диктовала фразу за фразой, сплетая ткань повествования, как две капли воды похожую на исходный текст, но постепенно уходящую от него всё дальше и дальше; Луна лежала спиной к ним, вытянувшись на подушках, опустив голову на передние ноги и, казалось, совершенно не участвуя в происходящем – но Спайк видел, как прямо перед его пером, фраза за фразой, растворялся старый текст, освобождая место для нового, и он спешил обмакнуть перо в чернильницу, чтобы успеть записать последнее предложение, которое ещё отдавалось у него в ушах мелодичным контральто Селестии.

Луна вдруг повернула голову, и, не глядя на сестру, сказала:

– Грейхуф упорно ведёт корабль на юг.

– Я вижу.

– Так принуди его сделать, что нужно!

– Хорошо, я попытаюсь, попытаюсь! Чего ещё ты от меня хочешь?

– Прости. Мне действительно тяжело. Я теряю самоконтроль.

Луна встала и прошла по периметру комнаты странной походкой, показавшейся чужой даже для Спайка, который никогда не был хорошо знаком с младшей принцессой. Она утратила былую уверенность движений, как будто была полностью поглощена чем-то другим, поглощена настолько, что вот-вот была готова споткнуться и упасть. Спайк подумал, что должно быть невероятно трудно стирать текст из книги, которая защищена добрым десятком всяких заклинаний, каждое из которых при срабатывании мгновенно отправило бы в небытие не только Рэрити и Эпплджек, но и всех остальных, всех, кто согласился войти в эту проклятую повесть, чтобы спасти подруг. Он представил, как, наверное, страшно знать, что любая твоя ошибка приведёт к смерти шести пони, и вздрогнул, когда Селестия сказала у него из-за спины:

– Держись. Я знаю: никому, кроме тебя, не хватило бы воли согласиться на такое испытание. Ты уже выдержала гораздо больше, Луна – постарайся выдержать и сейчас.

– Я-то держусь, а ты не забывай, что есть сущности, собственной воли не имеющие – через них и действуй, – Луна раздражённо глянула на сестру и вернулась на прежнее место.

– Ты права. Я попробую поменять погоду.

– Да, например. А ты неплохо соображаешь для… для дневной, ха-ха!

– Я не дневная, я солнечная. Продолжим. Спайк, пиши: «Южный ветер привёл в движение огромные массы льда, оторвавшиеся от припая и тронувшиеся в путешествие…» Пу-те-шест-ви-е, через «и»…

– Есть!

– Сестра, а ты и вправду неплохо пишешь, – Спайк рискнул обернуться и увидел, как Луна смотрит в стену комнаты остановившимися глазами, – я прямо-таки вижу это…

– Это всё потому, что твоё заклинание заставляет тебя погружаться в книгу. Спайк, дальше: «…к северу. Примёрзшие к берегу льды остались на месте, формируя вдоль мыса Рог ледяную кайму шириной от кабельтова до полумили…» Да, «полумили» – слитно.