Полярная повесть

Глава 3

Поул вползла в пещеру, таща за собой седельные сумки, полные сушёных фруктов. Это было нелегко, потому что узкий проход, который вёл внутрь, хоть и был достаточно широк, чтобы по нему могла пробраться пони, но делал несколько поворотов, преодолеть которые с тяжёлой поклажей было довольно затруднительно. Поул перевела дух, встала и отнесла сумки в угол, который использовала в качестве склада. Выложив их содержимое в общую кучу, она оставила их там же и пошла проверить, как там Снежинка.

Прошло три дня после того, как Поул вышла к месту крушения дирижабля. В тот день у неё ушло довольно много времени на то, чтобы обустроить пещеру, возле которой она нашла Снежинку, и отыскать достаточно компактный обрывок ткани от оболочки корабля, чтобы сделать некое подобие лежанки. Затем она втащила единорожку внутрь и, уложив её на подстилку, отправилась на поиски пищи – она ничего не ела с прошлого утра и была очень голодна – и лекарств. Это оказалось несложно – запасы пищи и топлива почти не пострадали при крушении, хотя и оказались разбросаны по округе. Ей даже повезло найти примус, и она не смогла удержаться от улыбки – теперь у них будет горячая еда и тепло. Пещера, которую они заняли, была довольно большой – как минимум вчетверо больше её потерянной палатки – но защищала от ветра куда лучше, чем любая палатка, и её было проще прогреть. Сварив немного овсянки, она поела и попыталась накормить Снежинку сушёными фруктами, размоченными в горячей воде, но та не пришла в себя и не могла есть, хоть и выпила немного тёплой воды. У Поул ушло почти два часа на то, чтобы перевязать её многочисленные раны и обморожения, благо ей удалось собрать часть содержимого шкафчиков из медицинского кабинета. Она сделала, что могла, но результат был всё же далёк от идеала, и какое-то время она провела, поправляя повязки, чтобы они не давили слишком сильно или, наоборот, не сползали. Затем она оставила кружку с водой возле постели и вышла из пещеры, чтобы сделать то, что нужно было сделать.

Впоследствии она безуспешно пыталась забыть об этом, но картины тех часов, которые она провела, хороня своих друзей, снова и снова вставали перед её внутренним взором. Она должна была сделать это не только ради соблюдения обычаев – она знала, что если оставить тела без погребения, это даст полярным драконам прекрасную возможность попировать вволю. Было странно, что эти твари, слишком мелкие и слабые, чтобы добывать себе пропитание охотой, и использовавшие своё пламя для того, чтобы размораживать падаль и лакомиться подогретым мясом, ещё не сползлись к месту трагедии – особенно с учётом того, что она произошла несколько дней назад. Встреча с одним полярным драконом была не особо опасна для того, кто знал об их привычке плевать огнём в глаза противнику, но вот несколько рептилий могли бы доставить серьёзные неприятности даже такой сильной и опытной пони, как Поул. Работая, она внимательно оглядывалась по сторонам, чтобы её не застали врасплох, но ничего такого не произошло, и сейчас она заканчивала могилу Старскейп, прилаживая последний камень на вершину пирамиды-надгробья, и пытаясь закрепить на нём обломок доски с грубо вырезанными инициалами. Закончив, Поул постояла немного, глядя на четыре могилы, которые она сделала для своих друзей. Они выстроились в ряд под защитой крепкой, высокой скалы в полумиле от места крушения, надёжно прикрытые ей и от смещений льда по мере сползания ледника к морю, и от явно преобладавшего здесь южного ветра, который нёс всё больше и больше снега, хотя небо оставалось чистым. Четыре невысокие пирамиды, сложенные из серых камней, были освещены красным светом заходящего солнца, и Поул повернулась, чтобы взглянуть на маленькое светило, готовое утонуть в фиолетовой дымке, затянувшей горизонт. Она была опустошена, и не могла плакать, и ушла, не сказав ни слова.

По дороге назад она потратила время, оставшееся до темноты, чтобы собрать немного керосина, и подобрала медицинскую укладку, которую нашла, когда стало почти совсем темно. Вернувшись в пещеру, она приготовила ужин и напоила Снежинку. Та не приходила в себя, и только тихо постанывала. Поул дотронулась до её лба и покачала головой. Надо было поправить повязки, и она снова постаралась сделать это наилучшим образом, хоть и знала, что это всё равно бессмысленно, и что Снежинка продолжала ворочаться, заставляя повязки сползать. Поул чувствовала себя выдохшейся и уснула в тот же момент, когда положила голову на подстилку рядом с головой Снежинки. В пещере было тепло, и примус тихонько шипел, напевая привычную для слуха Поул колыбельную, которая смешивалась с неизменным завыванием ветра снаружи.

Проснувшись утром, Поул осмотрела Снежинку, которая ворочалась и стонала всю ночь. Она всё ещё была без сознания, и не отреагировала на попытки накормить её завтраком. Это начинало серьёзно беспокоить Поул, потому что Снежинка не ела уже несколько дней. Земная пони провела несколько часов, сидя рядом и пытаясь привести единорожку в чувство, но та не отвечала. Время от времени она начинала шептать что-то неразборчивое, но Поул смогла разобрать только собственное имя. Смотреть на неё было больно, и в конце концов Поул сдалась, оставив пещеру и отправившись обыскивать место крушения.

Снаружи было солнечно, и стало гораздо холоднее, чем вчера. Поул отметила это, удовлетворённо подумав, что теперь им всё равно, и мороз не представляет для них угрозы – ведь у них есть отличное укрытие и вдоволь еды и топлива. Ветер по-прежнему торопился к северу, неся позёмку над обломками корабля и четырьмя могилами, возвышавшимися поодаль. Поул не смогла заставить себя подойти к ним, хотя и ощущала такое желание, и направилась к обломкам. То, что некогда было прекрасным, величественным воздушным судном, было разбросано почти на милю окрест. Судя по расположению фрагментов, корабль потерял подъёмную силу и упал из-за утечки газа или обледенения. Поул решила, что пожар за крушением всё-таки не последовал, поскольку, хотя некоторые детали гондолы обгорели, большая их часть осталась нетронутой пламенем. Было похоже, что керосин, пролившийся из ламп или примусов, которые горели в момент крушения, всё-таки воспламенился, но, к счастью, припасы почти не пострадали.

В их теперешнем положении это было настоящим спасением, потому что того количества пищи и топлива, которое было на борту корабля, двум пони хватило бы на полгода безбедного существования. Они, конечно, не смогли бы взять это всё с собой, отправляясь в переход к зимовью, но они могли бы оставаться тут столько, сколько потребовалось бы, чтобы Снежинка полностью выздоровела, и начать марш на север в добром здоровье. «Если с ней всё будет в порядке», подумала Поул и отогнала эту мысль как можно быстрее, продолжая собирать пакеты с сушёным овсом и пшеницей, разбросанные по снегу вокруг кормовой части гондолы, которая сохранилась при крушении лучше прочих. Она сделала несколько ходок в пещеру и обратно, и теперь в их пещере возвышалась довольно солидная куча припасов, сложенных в углу, противоположном тому, который занимала Снежинка. Поул также нашла две палатки и тоже перенесла их внутрь. Она чувствовала себя всё более и более уверенной в будущем, но её беспокоило состояние Снежинки. Ей не становилось лучше. Скорее наоборот.

Её стоны стали громче, и начался бред. Она говорила почти непрерывно – по большей части бессмыслицу, которую Поул не понимала, но произнося время от времени вполне связные фразы. Вечером Поул сделала себе ужин, напоила подругу и попыталась записать события предшествовавших двух дней в дневнике, который пережил падение в расщелину во внутреннем кармане куртки, но не смогла сосредоточиться. Она начала было писать – но почти тут же прекратила, пододвинулась к Снежинке и села рядом с ней, положив её голову к себе на колени, пока та продолжала бредить. Поул показалось, что единорожке стало лучше от её прикосновения, и та начала говорить более осмысленно.

Долгие ночные часы тянулись один за одним, и из обрывочных фраз Снежинки Поул понемногу начала выстраивать картину трагедии. Она узнала, что дирижабль разбился почти неделю назад, и что причиной катастрофы стало тяжёлое обледенение, которое началось из-за обложной облачности – той самой, что обрадовала её в тот же день в пятидесяти милях к югу. Она узнала, что в последние мгновения перед крушением пегасы предлагали взять двоих пони из трёх бескрылых и спасти хотя бы их, но, поняв, что никто не хочет спасения за чужой счёт, тоже решили остаться и помочь остальным в попытках справиться с управлением. Поул сидела на краю подстилки, держа в копытах голову Снежинки, поглаживая её гриву, и слушала, как та торопливо говорит, обращаясь по очереди к Темпесту и Гейлу, убеждая их покинуть корабль, и не могла забыть ни на секунду, что оба они погребены в ледяных могилах меньше чем в миле отсюда.

Было тепло, но довольно сыро, примус давал очень слабый оранжевый свет, потому что Поул уменьшила пламя, чтобы сэкономить керосин, и тихо шипел; ветер снаружи продолжал выть и бросать снег на скалы, и эти звуки смешивались с бормотанием Снежинки. Обстановка была невыносимой, и Поул решила выйти на улицу и подышать свежим морозным воздухом, прежде чем попытаться уснуть. Она уже проползла последний поворот перед выходом наружу, когда услышала звуки, которые заставили кровь застыть в её жилах. Она замерла и обратилась в слух.

Тяжёлые удары, которые она услышала поначалу, можно было бы счесть звуками от падения валунов, сброшенных с высоты порывами ветра, но вскоре раздался рёв, который мог издавать только голодный зверь. Низкий, исполненный ярости звук прокатился над заснеженной равниной, легко перекрыв завывание ветра и шорох снега. Через минуту или две стало ясно, что оно приближается, и Поул отползла глубже, спрятавшись за вторым поворотом прохода. Земля затряслась, когда оно приблизилось, проходя мимо в своём неспешном движении к востоку. Поул вздрогнула и вернулась в тёплую и безопасную пещеру.

Снежинка застонала и повернулась снова, сдвинув повязки; Поул поспешила к ней и некоторое время занималась приведением их в порядок. Закончив, она напоила Снежинку; та пила маленькими глотками, проливая больше, чем глотая, потому что она дрожала и её зубы стучали о края кружки. Убрав кружку, Поул легла рядом с единорожкой и провела остаток ночи в тяжёлой полудрёме, просыпаясь время от времени, чтобы проверить, как она, и прислушаться, пытаясь расслышать признаки присутствия неизвестного существа.

Когда она проснулась, был почти полдень, но она всё равно не выспалась. Добравшись до выхода и осмотревшись, она увидела, что наступил ещё один солнечный день, и что стало даже ещё холоднее, чем было. Позавтракав и сделав Снежинке перевязку, она вернулась к поискам припасов и снаряжения на месте крушения дирижабля. Набрав сухофруктов и отнеся их в пещеру, она взглянула на Снежинку и снова отправилась наружу, неся сумки в зубах и думая о состоянии подруги. Большинство её ран были достаточно тяжёлыми, но не представляли опасности для жизни; беспокоило Поул только большое обморожение на правой задней ноге. С ним дела были откровенно плохи – кожа почернела и отслаивалась каждый раз, когда она меняла повязку, и появился запах – тяжёлый запах, обычный для хирургических отделений общественных больниц, ещё не сильный, но отчётливый. Поул продолжала думать, и чем больше она думала, тем яснее понимала, что это гангрена.

В этот момент она обнаружила, что смотрит на круглую шкалу и стеклянную спираль, заполненную красной жидкостью, и поняла, что нашла уцелевший термометр, и что он показывает минус сорок. Она потрясла головой и посмотрела внимательнее, тщательно осмотрев прибор. Он был в порядке. Её дыхание заставило красную жидкость сдвинуться, вернувшись к отметке «сорок» почти сразу после того, как она отодвинулась. Она внезапно поняла, что с трудом ощущает свои ноги, и что её щёки и губы покрыты толстой коркой льда. Она не знала, сколько она простояла на этом морозе, погрузившись в размышления и не двигаясь, и теперь ругала себя последними словами, спеша обратно в пещеру и захватив сумки и термометр – свой она потеряла при падении в трещину, вместе со всем снаряжением.

Вернувшись, Поул немедленно сняла куртку и внимательно осмотрела ноги. Кожа побледнела, став почти белой; она хорошо видела это даже через свою густую жёлтую шёрстку. Она тут же начала растирать их друг о друга, периодически топая изо всех сил, чтобы восстановить кровообращение. Целую невыносимую минуту её усилия оставались бесплодными, но вот первые иголочки боли укололи её где-то под правым копытом, и она улыбнулась, закусывая губу и ложась рядом со Снежинкой, в то время как боль волнами протекала через её ноги вслед за кровью, которая возвращалась в опустевшие сосуды; это значило, что с ней всё будет в порядке, и она улыбалась, смахивая навернувшиеся на глаза слёзы.

Ей пришлось пережить ещё пять минут блаженных мучений, прежде чем она смогла встать и осмотреть Снежинку. Той стало хуже. Жар усилился, и тяжёлый запах, который Поул поначалу не заметила, занимаясь своими ногами, повис в воздухе, знаменуя беду. Она сняла повязку с обморожения и сглотнула, увидев, как полоска плоти отслоилась от раны вместе с бинтами. Запах усилился. Поул вернула повязку на место и отвернулась, усиленно размышляя. Сомнений не оставалось. Это была гангрена, и Снежинке оставалось не более трёх дней, если… Если только она не решится и…

Поул не смогла назвать то, на что ей надо было решиться, даже мысленно, и повернулась к седельным сумкам, чтобы разложить принесённое. Сумки были набиты медикаментами и инструментами, и Поул выложила их, отметив про себя, что не знает названий и назначения даже половины из них. Её познания в медицине, как и у всякого путешественника, были достаточны, чтобы перевязать рану или вправить вывих; даже вправление перелома – а ей уже приходилось делать это во время своей первой антарктической экспедиции – было для неё непростой задачей. То, что ей надо было сделать сейчас, далеко превосходило её знания и навыки, и она всё ещё отвергала саму мысль о подобном вмешательстве, в то время как её копыта наполняли котелок снегом и ставили его на огонь, готовясь стерилизовать инструменты.

Она должна была сделать то, чего не хотела и что выходило далеко за пределы её знаний. Ответственность за это решение была ещё тяжелее, и она ненадолго остановилась, пытаясь представить, какой выбор сделала бы Снежинка в такой ситуации. Она не была уверена, имеет ли она право решать за неё. Продолжая думать, Поул вдруг поняла, что её переполняет жалость к себе, и это стало поворотным моментом – поняв природу своих сомнений, она моментально рассердилась на себя и на свою слабость. Ставить под угрозу жизнь подруги просто потому, что это несправедливо и она не должна принимать таких решений? Чушь! Поул решительно направилась к выходу и начала сгребать снег в проход, чтобы не покидать пещеру ночью в поисках чистого снега. Ей понадобится много снега. Вернувшись, она обнаружила, что вода уже закипела, и, отобрав инструменты, сложила их в котелок и засекла время. Старскейп когда-то упоминала, что кипячения в течение получаса достаточно, чтобы стерилизовать инструменты. У Поул было немного времени, чтобы закончить подготовку.

Ей потребовалось больше двух часов, чтобы превратить пещеру в импровизированную операционную, принеся как можно больше источников света, включая керосиновую лампу без стекла и дюжину свечей, которые она нашла в обломках кухонного шкафчика. Рядом с ним она нашла маленькую тележку, которая служила на корабле в качестве передвижного столика, и решила приспособить её для инструментов. Помимо этого, она принесла несколько сравнительно коротких досок и сделала некое подобие треноги, чтобы подвесить ногу, которую ей предстояло оперировать – и несколько ремней, которые были нужны для того же. Отсутствие сознания было счастьем для Снежинки, но Поул знала, что это не помешает её телу дёргаться от боли, и оставила пару ремней, чтобы связать единорожку. Планируя рабочее место, она расставила флакончики со спиртом, который был нужен для обработки операционного поля, её копыт и инструментального столика, разложила бумажные пакеты со стерильной марлей и ватой, и отсортировала бельё, которое она хотела подстелить под единорожку, чтобы не укладывать её на грязные доски, игравшие роль операционного стола.

Наконец, она закончила. Огни ярко светили, отражаясь от металлической поверхности столика, вымытого, высушенного и протёртого спиртом; перевязочный материал был разложен на нём, а Снежинка – связана, с ногой, подвешенной к треноге, под которой лежало чистое бельё. Поул огляделась ещё раз, проверяя, не забыла ли чего, и потянулась за почти выкипевшим котелком, чтобы выложить инструменты на столик. Попытавшись поднять его, она поняла, что её зубы стучат так сильно, что она не может взяться за ручку котелка. Она прекратила попытки и посидела немного, обхватив себя копытами и повторяя шёпотом слова, в которые отчаянно хотела верить: «Всё будет хорошо. Всё будет хорошо. Всё будет…»