Созвездие Лопаты

Созвездие Лопаты

from SpilightTwarcle to Gameloft corp.
with love. XD
вычитка: Drunken Unicorn

Взъерошенный крылатый жеребёнок темно-фиолетовой масти затаился на широком раскидистом ясене, стараясь не дышать и боясь, что его выдаст стук собственного бешено колотящегося сердца. Мысленно он изо всех сил просил Селестию, дабы минула его чаша в лице проходящего под деревом тяжёлой старческой поступью земного пони с ярко — рыжей шубкой в тяжёлых солдатских подковах и архаичных кожаных доспехах. Седая грива старика была перехвачена широкой белой лентой с эквестрианским солнышком. Когда-то зелёные, но теперь совершенно выцветшие глаза внимательно искали беглеца. Земной остановился под деревом и коротко принюхался. И неожиданно взбрыкнув, ударил по стволу обеими задними ногами. Не ожидавший этого жеребёнок свалился прямо на мощное боевое седло, что было закреплено широкую рыжую спину старого земного.

— Спрятаться удумал, Фаирвинд? — прохрипел старик, — марш на площадку!

Земной подбросил жеребенка так, что он, разъехавшись всеми ножками по бокам старшего, упал животом на седло, и решительно направился в сторону домиков с жёлтыми крышами, среди которых был и домик родителей мальчика. Крылатый паренек уселся с унылой мордочкой, не делая ни малейших попыток сбежать, имея в прошлом печальный опыт, когда его на игровую площадку лично приводил отец, и стоял рядом всё то время, пока с ним играли, под хихиканье многочисленных приятелей пегасика. Родители тогда его не наказали, но второй раз такой позор он бы не вынес.

Понь неспешно шествовал к поселению, и всякий встречный кланялся тепло и с уважением, приветствуя его. Старый земной молча и сдержанно кланялся на приветствия мужчин и словами отвечал на пожелания кобылок всех возрастов, стараясь при этом поменьше хрипеть. Фаирвинд никогда не понимал, чем этот нудный и сварливый старикан заслуживает такого к себе отношения.

— Проспорил! Проспорил! — маленькая бежевая крылатая кобылка показала жеребёнку язык, в тот момент, когда старик наконец-то привез его на площадь.

— Отстань, Забава, — буркнул мальчик, спрыгивая с седла.

С преувеличенным вздохом жеребёнок посмотрел на старого поня.

— И что за ерунда мне назначена сегодня?

— Ты знаешь сам, Огонёк, — ровно просипел старик

— Ну да… конечно, — жеребёнок клоунски оскалился, — ...мячик перекидывать…

— Верно, малыш. — тон жеребца не изменился ни на йоту.

В этот момент к ним подошла элегантно одетая поня в почтенном возрасте и поинтересовалась:

— Господин Фаирхув, разве не сейчас назначено время моего сэ-анса?

— Прошу прощения, почтенная Стюард, но маленький сорванец заставил поиграть с ним еще и в прятки…

— О, как мило, ничего страшного, я не тороплюсь и пока поговорю с Фиалкой, — улыбаясь, протараторила пожилая понька, и трусцой направилась к цветочному магазину напротив.

Слабая надежда, зародившаяся было в груди у мальчика, умерла, и он с вселенской скорбью на мордочке смотрел, как из подсобки единственного каменного здания в деревне старик достаёт небольшой, жёлтый с зелёной полосой, мячик, которым он играл с жеребятами. Огонёк знал, что для взрослых у старика есть большой малиновый. Имелся еще один — красивый, с интересными картинками на нём, синего цвета, но мальчик никогда не видел, чтобы земной играл им с жеребятами и лишь единственный раз — с взрослым.

Старик сел напротив жеребёнка, по прежнему с демонстративной скорбью ожидающего своей участи, и неожиданно накинул ему мячик верхом. Мальчик, рефлекторно встав на задние ножки, отбил его в сторону старика, вызвав мимолётную улыбку на его исчерченной морщинами мордочке. Земной тут же послал мячик обратно к жеребенку вниз, где тот, звонко стукнувшись о брусчатку, полетел в пегасика. Фаирвинд отбил его обратно передней ножкой. Постепенно скорость нарастала, и увлекшийся малыш возвращал всегда прилетающий к нему мячик всё быстрее и быстрее, пока в какой-то момент реакции старого земного не хватило, и, под беззлобное чертыханье, мяч не улетел на площадь. Как обычно нашёлся пони, который принёс его обратно к старику. На этот раз это была маленькая Забава. Земной поблагодарил ее, улыбаясь глазами. Та поклонилась старшему и, незаметно стрельнув сапфировыми глазками в мальчика, снова показала тому язык.

Эта простая игра началась снова, но через какое-то время пегасик начал уставать. Старик тут же остановил игру, и подойдя, легонько ущипнул за ушко. Это было сигналом завершения, и Огонёк с чувством чистой радости пулей сорвался с площади. Фаирхув покосился на исчезающего вдали малыша, буркнув что-то, но к нему спешила уже знакомая пожилая леди, и понь направился в подсобку менять жёлтенький мячик на малиновый.

---

Пегасик восторженно нёсся по улице, подпрыгивая и планируя над мостовой, как тот, кто уже почти готов стать полноправным обитателем неба. Увидев знакомую бежевую шубку Забавы, он подпрыгнул и мстительно свалился на девочку сверху. Раздался писк обоих малышей, и жеребята ухнули с гравийной дорожки в стог сена. Пегасочка, умело скрыв свой мимолётный испуг, тут же перешла в контратаку.

— Аха, Огонёк! Ты пришёл отдать проспоренное?

— Эй, мама будет делать торт только после обеда! — возмутился пегасик.

Девочка картинно нахмурилась, перевернувшись в сене на живот и выразительно пронзая жеребёнка своим сапфировым взглядом, изрекла:

— Помни!.. тот... кто не выполняет обещания... станет... ЖИРНЫМ ВОНЮЧИМ ПАРАСПРАЙТОМ!

Фаирвинд зарычал и бросился на пегасочку, щекоча её и фыркая в кремовую шубку. Девочка смеясь, отважно сопротивлялась, но, в конце концов, не выдержав — с хохотом выпорхнула из стога и зависла над Огоньком. Пегасочка была изящнее и легче, и летать она начала раньше мальчика, который был немного постарше Забавы и отличался более плотным сложением. Но чуткая к другим, она никогда не кичилась этим перед друзьями. Оба они инстинктивно чувствовали, что совсем уже скоро пегасик будет летать бок о бок со своей подружкой.

Огонёк вылез из стога, отряхиваясь от налипшей соломы. Забава тут же спустилась и стала помогать ему, достав из маленькой сумочки на боку деревянный гребень.

— Ты уже отмучилась со стариком? — хмыкнул мальчик.

— Почему отмучилась? Мне нравится смотреть на звёзды.

— Буэ…. только не звёзды. Терпеть не могу.

— Ну и дурак, — пегасочка снова выразительно скорчила приятелю рожицу.

— На себя посмотрела бы… — заржал пегас, обнимая маленькую подругу.

Забава рассмеялась, потеревшись носом об фиолетовую шею и тут же по — хозяйски сдунув оттуда очередную соломинку.

— Идём на пруд. Нас близнецы звали. Они собрали свой пароход — будут запускать.

Завладев гребнем девочки, Огонёк, прикусив от усердия язык, осторожно причёсывал вьющуюся темно-серую гриву Забавы, вытряхивая набившуюся в неё солому. Девочка хотела уже отпустить колкость по своему обыкновению, но, увидев искренние старания пегаса, смягчилась и слабо улыбнувшись, теперь терпеливо ждала, когда он закончит. Мягкие волосы пегасочки довольно сильно вились, и задача была нетривиальной. Когда гребень застрял, Фаирвинд испытал мимолётную панику, не желая делать девочке больно. Забава пришла на помощь другу, мягко отведя его ножки с гребнем, распушив свою гриву и придерживая её ножкой. Густо покрасневший мальчик, бросив благодарный взгляд, снова принялся вычесывать гриву пегасочки. Теперь это было значительно проще. Чтобы скрыть смущение, он принялся болтать.

— И чего все так раскланиваются перед этим старым психом? Всякий пони в поселении независимо от возраста обязан играть с ним в самые разные дурацкие игры, до тех пор, пока он сочтёт нужным! Я слышал, что Граунд начал играть с ним ещё до моего рождения — а ведь играет до сих пор!

— Хе-хе, а зато вспомни про Шайану…

Шайаной звали молодую кудрявую ослицу в небольших изящных очках, которую все сельчане считали местным энциклопедическим справочником. Обладающая хватким умом и жадная до знаний, она с лёгкостью играла во все те интеллектуальные игры, которые вёл старый пони, а так же будучи гибкой и резвой — легко одолевала и все его упражнения на свежем воздухе. Фаирхув перестал играть уже через два месяца, причём это был единственный виденный детьми случай, когда старик доставал третий — синий — мячик. Фаирвинд помнил, что после той игры старик некоторое время болел… Ослица старалась ухаживать за стариком, считая себя виноватой в этом, на что земнепони всегда с улыбкой, но твёрдо — отнекивался и тактично старался избавляться от неожиданной женской опеки, правда с переменным успехом.

Но покрасневший мальчик, поймавший себя на мысли о том, что пегасочка с распущенными волосами очень красива, упрямо продолжал брюзжать:

— И чего его в Аппелузу не отвезут… там ему самое место…

— Ха. Да он сам кого хочешь в приют отвезёт, — фыркнула пегасочка, повернувшись другой стороной, пряча улыбку и стараясь не глядеть на пегасика, и так пылающего как маков цвет, по-прежнему упорно воюющего с её волнистой гривой. — Помнишь того вечноважного кондитера из Кантерлота?

— Разве старик с ним играл? Он же не играет с теми, кто просто приезжает к нам в гости?

— Так он же поселился у нас в конце-концов! Я видела, как он оставлял прошение отцу.

Отец Забавы был мэром долины Мареленд, их доме, что затерялся плодородной низиной среди бескрайних южных степей.

— Ну, так вот, — продолжила девочка, решившая, что уже достаточно, и, потянувшись ласково, лизнула Огонька в щёку. Оторопев, жеребёнок застыл и уселся на круп. Пегасочка воспользовалась этим, чтобы забрать свой гребень из внезапно ослабевших копыт парня, и убрать его в свой кошелёк. — На следующий же день к нему пришёл Фаирхув. Толстяк начал протестовать, но ты же знаешь — старик умеет заставлять. В общем, худо-бедно, а мячик кондитеру покидать пришлось.

Забава засмеялась колокольчиком. Огонёк, немного пришедший в себя, сел рядом, слушая вполуха и мечтая лишь о том, чтобы с его мордочки, наконец, сошла предательская краска. Пегасочка тем временем продолжала:

— На следующий день старик нашел дом кондитера наглухо забаррикадированным, а самого жильца — вооружённым каким-то ружьём, которое тот привёз из Кантерлота. На это представление сбежались все в округе. Фаирхув разобрал одно из окон и забрался в дом. Уж не знаю, как он разоружал толстяка, но выстрелов слышно не было. Зато было слышно, как старик лупит по крупу вопящего кондитера как маленького.

— Нифика себе… Кондитер, небось, жаловаться пошёл, чай — не местный.

— Аха, ещё как. Сначала пошёл к отцу. Тот его спровадил, сказав, что старик — местный воевода, и прав указывать ему что делать, у гражданского мэра нет. Тот пообещал пожаловаться прямо во дворец. И что самое интересное — письмо отправил. Прямо в столицу, какому-то важному пони. Госпожа Стюард рассказывала потом папе и маме о том, как пришёл ему ответ. Его принёс не обычный почтальон, а королевский стражник-пегас. И на письме была печать Селестии. Кондитер был белее муки, с которой он вышел встречать “почтальона”. Не знаю, что там было написано, но с тех самых пор толстый Колор Крим всегда низко кланяется старику и безропотно играет с ним.

— Воевода? Разве пони с кем-то воюют? — недоумённо поинтересовался Фаирвинд.

— Не знаю, вроде нет, но так сказал мой папа, — фыркнула в ответ пегасочка.

Жеребята, наконец, встали из-за стога и неспешно потрусили в сторону озера, где их давно уже ждали.

---

Два летних дня пролетели незаметно, но в очередной прохладный вечер мальчик снова увидел знакомую седую гриву, обладатель которой шёл к жеребёнку с явным намерением оторвать его от шумной ватаги маленьких пони и занять унылейшим, по мнению Огонька, занятием. Смотреть звёзды...

Настроение у пегасика испортилось настолько, что он молча последовал за стариком, без обычных своих колкостей. Фаирхув заметил это и в его глазах на миг блеснули два насмешливых огонька, но он по своему обыкновению продолжил неспешно и молчаливо шагать в сторону небольшой каменной вышки, в которой жил, и которую мальчик всегда мысленно называл “склепом”.

Погода в долине была очаровательной. Тёплый вечерний ветерок ласково гладил понные шубки и гривы, в быстро темнеющем небе зажигались звёзды, заходящее солнышко окрашивало всё в яркие закатные тона. Жужжали пчелы, деловито спешащие до захода вернуться в ульи пасечника, в воздухе летали белые пушинки и первые ночные бабочки. Огонёк непроизвольно распустил крылья, невольно заражаясь спокойствием и умиротворением родного дома. В груди зародился мягкий рокот, испугавший пегасика, который никогда в жизни раньше не урчал. Огонёк забавно встал на месте, как вкопанный, с подозрением смотря на самого себя. Земной пони, при виде этой картины, фыркнул, и покрасневший мальчик, сердито стрельнув в старика взглядом, впервые помчался к вышке впереди пожилого воина. Фаирхув тепло посмотрел вслед убегающему вперёд подростку и немного прибавил шаг, поморщившись от некстати заколовшей спины.

Ждущий медлительного земного пегасик успел рассмотреть башню поближе. Небольшая, аккуратно выложенная из серого камня, она не выглядела пугающе, но на фоне аккуратных деревянных строений жителей, расписанных в по-летнему тёплые цвета и оттенки, серая, с могучей металлической тёмно-синей крышей, башенка — выглядела странно. Как и у всех соседних домов пони вокруг был разбит палисадничек, но было видно, что старик устроил его, в первую очередь, для порядка и сохранения красоты и гармонии сельских улиц. Сам по себе земнепонь был посредственным цветоводом и пегас знал, что в этом нелёгком для него деле ему помогали пожилые соседки. На окованных мощных воротцах, на которых был выбит орнамент в виде эквестрианского солнышка, не было ни запора, ни ручек. Никто не имел понятия, как они открываются. Это могли делать лишь старик и мэр города.

Наконец подошёл хозяин башенки и пустил мальчика внутрь. Старик жил в её основании, довольствуясь тем маленьким пространством, что давало небольшое по площади каменное строение. Несомненно, полноправной хозяйкой башни была каменная лестница, которая спиралью уходила, как вверх — на крышу, так и вниз — под землю. О том, что находится в подвале у старика, Огонёк имел весьма смутное представление. Определённо, там должен был находиться физкультурный и прочий реквизит старика, поскольку его было много, и в крошечную квартирку земного ничего бы не вместилось.

Пони поднялись наверх. Фаирхув выдвинул один из телескопов – маленький — но, посмотрев на опять приунывшего и насупившегося Огонька, достал другой, который жерёбенок никогда не видел в действии. Мальчик от удивления открыл рот, но мягкий тычок бедром от взрослого жеребца вернул его к действительности и он послушно занял место у окуляра. Старик положил копыта на ручки управления и неожиданно под ними загорелся малиновый свет. Земной на миг смежил веки, но тотчас же снова открыл. В выцветших его глазах был по-прежнёму твёрдый взгляд. Фаирвинд тем временем забыл о старике. Сложная машина давала изображение ночного неба изумительной чёткости и дальности, показывая творения копыт лунной принцессы во всей своей мощи, величии и великолепии. Большой, с несколькими разнокалиберными окулярами и кучей различных ручек, позолоченный аппарат с эмалевым изображением месяца рогами вверх. Маленький телескоп, на котором обычно старый понь гонял детей, давал лишь изображения основных созвездий и Огонёк был готов поклясться, что и тот, что был побольше, для взрослых — не смог бы передать всё то совершенство ночного неба, что демонстрировала эта волшебная машина.

— Тебе нравится, Огонёк? — глухо спросил взрослый.

— Это… прекрасно! Сэр, но почему вы не показываете его всем пони… так же было бы проще. — потрясённо пролепетал юноша, чьи крылья поднялись и теперь трепетали.

— Она… очень сложна в обслуживании и требует много сил. Просто поверь. — голос земного запнулся, но увлеченный пегас не заметил этого.

— Ладно. Теперь найди мне Мантикору и прочерти, — старик пришёл в себя и сунул понику мелок и доску.

Подросток с сожалением оторвался от завораживающего зрелища, но послушно взял мелок и уложив доску, снова приник к окулярам.

— М-мантикору? — Огонёк теперь жалел, что принципиально пропускал названия созвездий мимо ушей, ограничиваясь в прошлом их тупой перерисовкой.

— Ты называешь её “Лопатой” — насмешливо фыркнул взрослый

— А… — жеребёнок покраснел и послушно стал поворачивать установку на север.

Механизмы башни рокотали, скрипела металлическая черепица и конёк крыши в результате встал на строго на север — ровно по риске с буквой “С”, на которой остановил вращение пегасик.

— Э-э… вот “пряник”, “сундук”, а вот и “лопата”, ой… — пегасик опасливо покосился на земного.

Старый воин дружелюбно заржал.

— Я открою тебе маленький секрет, малыш. Ты же умеешь хранить секреты?

— Да, конечно! Кексик мне в глаз, если я кому скажу! — Широко раскрытые глаза мальчика стали больше, чем некоторые из окуляров телескопа.

— Мне не важно, как вы называете созвездия. Мне нужно, чтобы даже самый маленький жеребёнок мог находить их.

— Да! Чтобы мы могли знать стороны света и всегда знать, куда нужно идти или лететь! Или плыть! Когда заблудимся…

— Это важно, да. Кроме того, расположение звёзд в нашем мире может сказать о многом. В них можно прочитать предупреждения Луны о грозящей беде, можно узнать, когда благоприятно начинать и завершать то или иное дело. Посвященные Луны, зная благоприятные комбинации созвездий, могут извлекать из звёзд силу для сотворения ночной волшбы…

Пегасик, увлечённо рассматривающий вечернее небо слушал старшего вполуха.

— Ты поставил телескоп строго в сторону севера, почему?

— Э-э-э.… Там видно самую яркую звезду, — пролепетал пегасик

— Найдя “Мантикору” в небе, ты, безусловно, будешь знать, где находится север, по этой самой полярной звезде. В действительности, Огонёк, там не одна, а две звезды — просто очень близко друг к другу, но этим ты можешь голову не забивать.

Мальчик тем временем, прикусив язык, старался начертить созвездие. Получалось кривовато, но вполне сносно.

— Господин, Фаирхув, а зачем их рисовать? — пыхтя от напряжения, спросил он.

— Я объяснял в самом начале, ты предпочёл не услышать в своё время. Не люблю повторять, но — сделаю исключение: лучше всего запоминание происходит в комбинации с какими-то действиями. Сильными эмоциями. Яркими событиями. Болью. Или, как сейчас — с моторикой твоих ножек при рисовании созвездия. Тебе уже будет несложно вспомнить, как выглядит то или иное созвездие, просто представив, как ты его рисуешь.

— Понятно, — без особого энтузиазма прокомментировал жеребёнок.

— Давай следующее. Найди мне “Единорога”

— Уф-ф-ф… — последовал обречённый выдох.

Старик, в свою очередь, легонько вздохнул и принялся показывать мальчику, где искать злополучное созвездие.

Через полчаса жеребец объявил, что занятие окончено. Огонёк узнал за этот день столько, сколько он не усвоил за последние три недели, разглядывая в волшебный телескоп шедевральное ночное полотно лунной принцессы во всём его великолепии. Фаирхув проводил малыша вниз, он был очень бледен, его немного качало, и неосознанно он тер передним копытом грудь.

— Мой господин, с вами всё в порядке? — Огонёк не на шутку встревожился

— Иди, Огонёк, я просто устал, сейчас приму лекарство и прилягу, — на краткий миг появилась улыбка, что была редкой гостью на мордочке воина.

С некоторым сомнением, оглядываясь, пегас вышел из башенки, но земной уже закрыл за ним двери.

---

А через три дня наступил праздник сбора урожая. Жители долины накрывали праздничные столы прямо на улице. В этот день все выставляли угощения бесплатно, зная, что и сами не останутся обиженными. Сидр и квас Блоссомов, пирожные кондитерской Колор Крима, пиццы из местной пекарни и некоторые вкусняшки из ратуши, что были заблаговременно привезены к празднику из центральной Эквестрии. И, конечно же — море домашних аппетитных поделий из разнообразных даров природы, что росли в щедрой для пони земле долины Мареленд. Все четыре огромных амбара были заполнены фруктовым и овощным урожаем, прохладные погреба под ними так же были заставлены. Силосная вышка и вышки элеваторов были заполнены, соответственно, готовящимся силосом и пшеницей. Большая часть всего этого предназначалась на продажу в центральные области. Некоторое количество мэр держал на случай непредвиденных напастей, а так же сдавал желающим фермерам складские площади за умеренную плату. Все эти сооружения принадлежали государству. Ратуша покупала у местных фермеров урожай и передавала его вглубь страны, получая за это комиссию, идущую в бюджет долины. Где-то через день после праздника должен будет прийти первый караван “Дерпи-экспресса”, который заберёт часть накопленного в хранилищах и порадует местных жителей товарами из других областей страны.

Так же, при активном участии Фаерхува, было организованно множество различных состязаний, победители которых получали призы, иногда — весьма ценные. Некоторые были куплены заранее воеводой и мэром во время их поездок вглубь страны. Мэр пользовался городскими средствами, а старику на это дело было не жалко тратить собственные полушки.

Огонёк и Забава, в окружении других жеребят готовились к участию в “ловле яблок”, которую проводили для жеребят. В качестве главного приза была выставлена маленькая красивая и крепкая детская повозка. В ней можно было катать друг друга, она могла плавать, а так же при известном навыке — в ней можно было даже возить приятелей по воздуху. Малыши косились на “неприятельский” лагерь, где наперебой подбадривали и давали советы своим “спортсменам“ Форку и Степнокрылу — ребята из их хулиганистой шайки. Впрочем, хихикнул про себя Огонёк, вспоминая горшок с серой, брошенный во «вражеский» домик, они все были далеко не ангелами. От раздумий его отвлекли вечно серьёзные близнецы, которые упорно пытались что-то внушить ему. Он обнял обоих, смеясь и успокаивая, хотя сам в душе очень волновался. Забава потёрлась носом об его ушко, показывая, что их уже ждут. Продравшись через ватагу друзей, пегасы вышли на место соревнований. На эту, довольно популярную в долине и зрелищную забаву, приходило посмотреть очень много жителей. Состязания проходили в яблоневой роще, в том месте, где ряд фруктовых деревьев рос плотным строем. Проводил их обычно старый земнепонь при помощи еще нескольких взрослых. Целью было, бегая туда-сюда, наловить как можно больше яблок, которые случайным образом роняли спрятавшиеся и невидимые в кроне деревьев пони, в специальные корзинки. Соревновались парами, которым не возбранялось до известных пределов мешать друг другу. Взрослые при этом, выстраивая иногда целые стратегии против конкурентов, относились к состязанию с изрядной долей юмора. Дети же, напротив, видели в игре вызов, и весьма серьёзно воспринимали здешние победы и поражения. Победители могли рассчитывать на уважение и внимание к себе как минимум до зимних праздников.

Команды финалистов встали друг против друга. Забава стояла немного позади более крепкого Огонька, который прикрывал её. Маленький, ещё меньше кобылки, палевый Степнокрыл, наоборот — стоял впереди массивного земного поня — Форка. Пегасик попросил подвязать ему крылья, боясь, что в азарте не выдержит и взлетит, что выльется в техническое поражение. Яблоки предписывалось ловить, только бегая по земле и прыгая. Более сдержанные Забава и Огонёк крыльев не подвязывали, вполне уверенные в собственной выдержке.

Старик подал сигнал к старту, и пони сверху стали скидывать яблоки. Команды бросились на поляну. Огонёк, упёршись в землю, услужливо подставил бок под копыта, попёршего как танк вперёд, тяжёлого земного, его подруга, воспользовавшись подбегающим как трамплином, прыгнула навстречу летящему яблоку, но маленький пегасик противников уже приземлялся с ним в своей корзинке, прыгнув раньше и выше, так же воспользовавшись пробегающим мимо напарником как стартовой площадкой. Форк же, не ожидавший подножки сразу на старте — покатился кубарем, потеряв несколько драгоценных секунд. Напряжённая игра продолжалась в таком же ключе. Жеребята проявляли чудеса изобретательности, выдержки и взаимопомощи, стараясь наловить как можно больше яблок за весьма ограниченное время. Иногда команды расходились, предпочитая поймать несколько яблок, стычкам друг с другом, иногда старались мешать противнику, забыв про яблоки. Но никогда не разделялись — всегда была вероятность, что двое смогут изловить отделившегося соперника, и больший тогда станет удерживать меньшего, что не запрещалось. Это грозило поражением, поскольку более юркие и быстрые маленькие пони обычно приносили больше яблок в счёт команды.

Наконец старик ударил в гонг, возвещая окончание времени игры. Взрослые спустились и стали считать собранное, отдавая должное сохранности каждого из яблок, а так же красоте мешающих приёмов и уклонов команды и, что немаловажно — деликатности и осторожности при этом. Забава и Огонёк хоть и были довольны игрой, но очень волновались, ожидая, когда подведут итоги — оба были достаточно ловкими и проворными и набрали довольно много яблок, несмотря на то, что Степнокрыл был быстрее и ловчее каждого из них. Но он собирал яблоки практически один, основной задачей напарника было мешать пегасам, но с ней он справлялся плохо — юркие жеребята в большинстве случаев уворачивались от массивного земного, не давая себя поймать, и своевременно выручая друг друга, если это всё же происходило.

Фаирхув вышел из круга совещающихся судей и громогласно объявил о победе маленьких пегасов. Детские восторженные вопли их друзей и недовольный свист шайки Форка были заглушены одобрительным ревом жителей долины, с увлечением следящих за соревнованиями. Жеребят окружили дети и взрослые, наперебой поздравляя, щипая и теребя. Старый земнепонь немного поспешно вручив тележку победителям, поспешил выйти из толпы поздравляющих, и, прислонившись к ближайшей яблоне, незаметно растирал себе грудь, попутно наблюдая, как в отдалении импульсивный Степнокрыл, уже с развязанными крыльями, прыгает по спине мрачного как туча, Форка, что-то страстно доказывая остальным скучковавшимся вокруг них приятелям.

Фаирвинд весь праздничный вечер носился окрылённый совместной победой, а главное — тем, что Забава в порыве ликования поцеловала его. Пегас наконец-то признался сам себе, что бежевая девочка занимает в его сердце куда как большее место, чем просто подруга по играм. Каким-то внутренним чутьём он понимал, что это видимо взаимно, и осознание этого заставляло видеть сегодняшний праздничный вечер в радужных и счастливых тонах.

Пробегая мимо больших складов Мареленда, мальчик заметил какое-то подозрительное движение. Недоумевая, кто может находиться здесь, когда все празднуют, он решил посмотреть поближе. Сверху на него что-то кинулось, и поник рефлекторно сделал свой фирменный уворот. Появилась ещё одна оскаленная пятнистая морда. Огонёк, испуганно заверещав, ударил в неё обеими ножками, как в мячик. Пришелец покатился кубарем, но со всех сторон появлялись новые. Пегасик, испуганно взмахивая крыльями со скоростью колибри, быстрее ветра помчался прочь, отчаянно зовя на помощь.

За громкой музыкой его бы не услышали, но воевода стоял в стороне, и услышав крики — навострил уши. Быстро, но бесшумно земнепонь направился к источнику звука. Он не увидел пришельцев — он их почуял, но этого оказалось достаточно.

— Тревога, Мареленд, тревога! — зычно закричал он, доставая из седла массивный браслет и нагинату, — койоты в долине!

Музыка прекратилась. Женщины скорее гневно, чем испуганно, запищали, жеребцы, ворча, стали быстро сбегаться к воеводе. Фермерам не улыбалось дарить плоды своего нелёгкого труда полудиким грабителям. Фаерхув воздел ногу с браслетом и коснулся его носом. На ноге у него появился светящийся волшебный щит в виде солнышка. Разгоняя им тьму, он вышел к складам, осветив множество злобно лающих морд свирепых южных кочевников. Воевода развернул телескопическую нагинату. Остальные жеребцы плотным строем стояли рядом со стариком, хмуро оценивая соотношение сил. Огонёк между ног старика пытался отдышаться, не видя белого света после сумасшедшей гонки.

Картина складывалась неприглядная. Койотов было много, некоторые были вооружены грубыми дубинками, а их предводитель — абордажной грифоньей саблей. Безоружным, хоть и крепким пони долины, прогнать всю эту орду было нереально. В небе появился крылатый мэр с большим каменным жезлом в зубах и, свалившись на крышу самого высокого среди складов строения — силосной башни, забрался внутрь в её крошечный чердак. Дикари не обратили внимания, лая, они обходили фермеров широким полукругом, стараясь оттеснить их от урожая. Они были грабителями, а не воинами, и, по возможности, собирались отобрать урожай без боя. Но, поскольку к стоявшему на изготовку воеводе с блестящей в свете волшебного щита длинной нагинатой, желающих подходить не было, то единственное, чего добились пришельцы — это то, что грозно фырчащие пони встали в круг, теперь прикрывая воеводу и друг друга со всех сторон. Воевода тем временем медленно направлялся к воротам силосной башни, тесня в свою очередь рычащих и лающих дикарей. Один из них прыгнул, пытаясь опрокинуть воина, но, налетев на подставленный солнечный щит – загорелся, и с воем стал кататься по земле, стараясь сбить пламя. Больше смельчаков не нашлось, и у ворот башни не осталось ни одного разбойника. Часть орды стала выламывать двери в другие постройки, но пони, видя это, отнеслись к происходящему спокойно, по прежнему удерживая позицию у силосной башни. Причина стала понятна через полминуты, когда крыша башни неожиданно засветилась, и вокруг складов долины появилось поле.

— Вперёд! — скомандовал воевода, и первым бросился в гущу койотов, выбрасывая ближайших за пределы поля, поджигая щитом, а самых медлительных — рубя побольнее нагинатой. Сильные фермеры просто вышибали хоть и многочисленных, но более лёгких противников добротными ударами ног.

Боящихся магии дикарей охватила паника, и большая их часть выскочила из под волшебного купола без дополнительной стимуляции со стороны рассерженных пони. Предводитель, злобно вереща, прижимал лапу к окровавленной голове — воевода ловко оттяпал ему ухо своим клинком, в ответ на неуклюжую попытку достать земного саблей.

— В деревню! — убедившись, что в пределах поля не осталось ни одного пришельца, Фаерхув увлёк сельчан за собой, мимо временно ошеломлённых внезапной сменой событий разбойников. Теперь нужно было защитить кобылок и жеребят, и, поднимая клубы пыли, пони табунчиком поскакали прочь от складов. На месте остался только мэр, установивший защиту собранного урожая, и теперь терпеливо ожидающий развязки событий.

Главарь кочевников, рыча, наводил порядок в орде и, к сожалению, довольно быстро помятые внезапной атакой койоты, лая, отправились вслед за фермерами в деревню. Расчёт был очевиден — взяв заложников, заставить жителей долины отдать урожай. Старик с удивлением обнаружил, что Огонёк всё это время сидел на его спине, изо всех сил вцепившись в седло. Чудом было, что его не сбросили и не зашибли во время короткой, но жаркой стычки. Не иначе Селестия приглядывала за подростком. Удивляться и ворчать было некогда, и воевода обратился к малышу:

— Огонёк, рядом с кустами слезай давай, и беги-ка ты на север до почтовой вышки, сообщи почтальонам — пусть попросят охрану каравана поторопиться.

— Но, сэр, сейчас ночь, куда мне бежать?

— “Лопату” видишь? — хохотнул старик.

— Простите?.. Ой…. да, конечно, вон она… я понял, сэр,.. я не подведу, — у пегаса появилась конкретная цель и всамделишная боевая задача, и с его разума сошла пелена страха за себя и за близких. Крылышки Огонька бодро поднялись. Когда земной проходил рядом с кустами, пегасик как можно незаметнее спрыгнул с седла в заросли.

Недобро ворчащая масса пятнистых существ следовала за отступающими пони.

---

Жеребенок резво перебирал ножками, мчась по степной траве и, временами, отрываясь ими от земли, когда подскакивал повыше и планировал с пригорков. Прохладный ночной воздух обдувал бока мальчика, в ушах свистел ветер. Узкий серп месяца давал очень мало света, но в широком поле мальчику не угрожали препятствия. Он старательно сверялся с направлением, выискивая знакомое созвездие и яркую звезду в нём. Он никогда не был на вышке почтальонов, но знал, что не промахнётся — по ночам на ней горел мощный зеркальный маяк, накопивший за день достаточно солнечного света. Ему нужно было лишь не сбиваться с прямого пути, держа направление строго по звезде. Бег успокоил Огонька, теперь он сосредоточенно двигался вперёд с крейсерской скоростью, понимая, что чем раньше он принесёт вести о нападении — тем проще будет его друзьям в долине. Подросток старательно удерживал в себе дикое волнение за подружку и за семью, и желание быть рядом с ними, стараясь отвлечься на что-нибудь нейтральное.

Ухали филины. Танцевали и вились светлячки. В ароматной степной траве слышалось чьё-то шуршание. Впереди на горизонте показалось тёплое жёлтое зарево, и у жеребёнка радостно встрепенулось в груди. Это был отсвет от могучего маяка на вышке почтальонов. Он сделал это. Он бежал всё это время правильно, следуя своему ориентиру. “Молодец” — подумал Огонёк, и, резко выдохнув — припустил ещё быстрее, не отрывая глаз от зарева впереди, подпрыгнув, переходя в планирование, а затем, неосознанно работая крыльями — набирая высоту. С замиранием сердца мальчик понял, что он летит, и осознание этого наполнило его душу солнечным чувством, самого — на что есть, безграничного — счастья. И он засмеялся от радости. И всё вокруг смеялось и радовалось вместе с маленьким пони...

… Неуклюже он влетел в большое окно на вышке, ударившись и растеряв несколько фиолетовых пёрышек. Дежурный почтальон дремал, но звук застал его уже вставляющим болт в арбалет. Увидев захлёбывающегося словами подростка, он поднял по тревоге всех нынешних обитателей башни, — ещё одного дежурного по башне и ночующую сейчас пару супругов-пегасов, доставляющих посылки и корреспонденцию в поселения вдоль Берега Костей. Они, не затягивая, вылетели из башни навстречу медленно идущему каравану. Для быстрокрылых пегасов это было легко выполнимо. Остатки их сна разогнал ночной воздух. Дежурный же поднялся на маяк, и вставил в главный блок линз несколько цветных стёкол. Зарево в небе теперь окрасилось в красные, синие и зелёные огни, в различной последовательности. Невообразимо далеко на север от этого места видимое с крыши башни зарево другой башни так же перестало светить желтым, и поменяло раскраску на похожие оттенки. А через полчаса, за две сотни километров в ночное небо над каменной крепостью взвился отряд гвардейцев-пегасов, каждый из которых нес еще и бескрылого напарника. Боевой чародей отряда сидел на крылатой кобылке посреди отряда, и был обвешан амулетами, как новогодняя елка. Сверкая рогом, он скачками переносил весь отряд над почтовыми вышками, ратушами поселений и иногда — одиноко стоящими в степи конструкциями неизвестного назначения. Амулеты последовательно гасли, разряжаясь один за другим, но гвардейцы приближались к Мареленд всё ближе и ближе.

Почтовые пегасы же тем временем нашли ночующий у дороги караван, и разбудив, объяснили ситуацию. И охрана каравана также поскакала в сторону попавшей в беду долины.

---

Наступило утро, но кочевники так и не смогли ничего сделать. В деревне не осталось ни одного пони, которого можно было бы поймать — всех женщин, детей и тех, кто не был в состоянии защитить себя, воевода умудрился спрятать в обширный подвал под собственной башней. Там оказалось вполне удобно, был запас пищи и был даже вырыт свой собственный колодец. Взрослые жеребцы и многие крепкие кобылки забаррикадировались в своих домах, превратив их в маленькие крепости. Несколько домиков заполыхало, но ранений и увечий среди нападающих было очень много, в отличие от осторожных пони, и боевого запала у койотов уже не оставалось. Главная цель — громадные склады, были надёжно укрыты полем, ни одного пони, который не убил бы копытами в лоб, так же не нашлось. Одноухий вожак был в недоумении, и, скрепя сердце, собирался отдавать приказ об отступлении, предварительно мстительно спаля еще с десяток домов. Затягивать собственное пребывание в весьма недружественно настроенной Мареленд было нельзя — в обед сюда прибудет вооружённый караван за урожаем, койоты хорошо это знали и трупы им были совсем ни к чему. Каменную башню Фаерхува было невозможно взять приступом без осадного оборудования, а степные разбойники не смыслили в осадах. Смельчаков, подошедших слишком близко, поджаривал телескоп, стоявший наверху, который неожиданно перепрофилировался в небольшое солнечное зеркальное орудие. Обожжённые койоты с воем убегали к озеру, оставляя после себя дымные, как у кометы, хвосты. Радиус действия телескопа оказался на удивление большим, и даже банальный поджог теперь, когда выглянуло солнышко, стал непростой задачей. Разбойникам теперь самим приходилось прятаться и пробираться ползком. Чихая и ругаясь, пятнистые ползали по деревенским палисадникам, топча цветы и рассаду, пытаясь награбить хоть что-то. Получалось это весьма посредственно — у хозяйственных и аккуратных пони мало что плохо лежало. Всё, что действительно представляло ценность — было оперативно спрятано за какие-то десять-пятнадцать минут.

Но неожиданно удача улыбнулась грабителям. Из ночного похода в степь за лечебными травами и просто любопытными научными образцами вернулась Шайана. Она не любила шумные празднества, и вечером решила побродить вокруг долины. Койоты оказались на этот раз на высоте, и быстро организовав импровизированную засаду — поймали ослицу. Девушка, сбросив свои сумки и брыкаясь всеми копытцами, сумела вырваться, но бегала она куда медленнее пони, и, набросившись вторично, торжествующие разбойники посадили её в мешок. У вожака поднялось оставшееся ухо — теперь у него было чем торговаться с неуступчивыми фермерами.

Койоты высвободили голову негодующей ослицы из мешка, и поволокли её к турели, прикрываясь ею как живым щитом. Торжествующий предводитель громко и резко смеялся, задрав морду к прекратившей стрелять солнечной оптике. Кочевники, наконец, смогли встать, и большая их часть теперь собиралась вокруг каменного укрепления, собираясь послушать, как пойдёт торг.

Воротца башни открылись, но из них вышел только сжавший челюсть старик. Он неспешно пошёл к толпе торжествующе лающих разбойников, к главарю и мешку с заложницей. Подойдя к одноухому, воин, совершенно не меняясь в лице, одним движением выхватил острую как бритву нагинату, попутно её разворачивая, и с хирургической точностью разрезал стенку мешка, веревку затянутую на шее у ослицы, немного поцарапав её, и подстриг пару когтей у придерживающего мешок разбойника. Шайана отреагировала мгновенно, распрямившись как пружина, и ударяя в грудь незадачливому вожаку передними ножками. Фаерхув с перекошенным лицом закрутил мельницу вокруг себя, заставляя сунувшихся было вперёд разбойников отпрянуть, и зажег свой волшебный щит.

Ожил телескоп наверху, прожигая солнечную дорожку от каменной турели до воеводы с ослицей. Койоты прытко разбегались от луча во все стороны. Неторопливые же бежали уже с горящей шерстью.

— В башню, — прохрипел старик, и ослица, бодаясь и топча ближайших пятнистых, стрелой понеслась по проложенному телескопом, выжженному солнечным светом, пути.

Ярость вскочившего на ноги вожака не знала предела. Он выхватил саблю и ударил изо всех сил по зажмурившемуся воину. Нагината дрогнула на слабеющем копыте, парируя удар, но после второго мощного удара — была отброшена на землю. Крики разбойников достигли своего предела, но вожак нахмурился, заподозрив неладное, и перестал бить.

Фаерхув медленно оседал на землю, прижимая копыто, с ноги которого пропал щит, к груди. Глаза его были наполнены болью, старый пони хрипло дышал, клинок выпал из крепления на ноге. Большой койот медленно убрал саблю в ножны, резко и властно махнув лапой. Крики стихли. Седогривый пони лёг на землю, обнимая её, делая всё более редкие вздохи. По ярко-рыжей шубке прошла волна дрожи, ноги Фаерхува вытянулись, и воин замер, немигающе глядя на восходящее солнце с бесконечной лаской и нежностью. Летний ветер в последний раз играл с его нечёсаной гривой.

Вожак задумчиво посмотрел на воеводу, не обращая внимания на пони, что высыпали из башни, забыв об опасности. Он отдал короткую лающую команду, и несколько его соплеменников стали быстро рыть. Степные койоты были близкими родственниками алмазных псов, и рыть умели ничуть не хуже. Яма была готова за какую-то минуту, но к моменту завершения рядом стояли почти все жители долины. Подошедший шаман что-то прошептал, и, прикрыв умершему глаза, положил на лоб воеводы горсточку степной земли. Сильный вожак уложил его в землю вместе с его нагинатой, недолго помедлив — снял с гривы воина шелковую белую полосу с солнышком и положил ее на глаза земного. Снова коротко гавкнул. Могилу принялись зарывать.

Раздался испуганный скулёж. Оказалось, непредвиденно быстро прибыла охрана каравана. Вожак раздражённо повторил приказ, и койоты послушно стали зарывать дальше, прижимаясь поближе к главарю. Когда же во вспышке телепорта появился отряд солнечной гвардии, то кочевники не дожидаясь уже ничьей команды — бросились врассыпную. У могилы остались лишь одноухий и старый шаман койотов. Чародей вместе с командиром отряда спустились к могиле. Выяснив, что потерь среди пони нет, они показали оставшимся, что их никто не станет задерживать. Одноухий, постояв какое-то время у могилы, кинул прищуренный взгляд на окружающих пони, и, тихо фыркнув, медленно пошёл прочь из долины, забрав с собой шамана.

А летнее солнце поднималось всё выше над долиной, даря свой ласковый свет и превращая утро в день.

---

На следующий день Огонёк стоял, крепко обнимая Забаву и нализывая ей носик. От пережитых волнений у него подрагивали крылья. Ему было без разницы, что о них подумают — он был до смерти рад узнать, что с его подругой всё в порядке. Забава не сопротивлялась, успокаивающе гладя пегаса по спине, и пытаясь на ходу привести в порядок его побитое на почте неудачным приземлением, оперение. Пони стояли рядом с памятным камнем, который водрузили на могиле гвардейцы-пограничники, перед этим отдав последние воинские почести солнечному генералу.

— Старик оказался очень крутым пони, — заключил пегасик, понемногу успокаиваясь во взаимных объятиях. Оба рассказали друг другу, что происходило в ночь, пока они не были рядом.

Впечатлений подросткам хватило выше крыши.

— Кто же теперь будет играть с пони? — спросила пегасочка.

— Аха. И учить, где искать “Лопату” — уныло добавил мальчик.

— Мелкота, а вам слабо? — неожиданно пару носом распихала подмигнувшая ослица, — Вы же у нас яблочные чемпионы, кому как не вам? Твой отец поможет, Забава, я уверена. Ну а матчасть — я на себя возьму. Пусть у меня хвост отвалится, если я оскорблю память старика своей неблагодарностью!

Шайана возбуждённо затопала ножками.

— Математика, астрономия, физика, биология…. Да я тут целую школу открою, вот!

— А мы поможем вам, госпожа, — вмешался услышавший чародей, — с оснащением и строительством.

— О, это было бы чудесно, уважаемый магистр! — просияла ослица.

Гвардейцы готовились уходить обратно. Амулеты были разряжены, и поход домой для них будет длиться значительно дольше. Чародей какое-то время договаривался с мэром и Шайаной, но, в конце концов, пограничники тронулись в путь. Их тепло провожали все жители — сильные и отзывчивые гвардейцы в меру сил помогали устранять разрушения, причинённые кочевниками.

Ближе к вечеру прибыли поводы собственно каравана “Дерпи-Экспресса” за урожаем и устраивая ярмарку товаров с других областей страны, и в долине теперь снова было полно работы и забот. Жизнь, в общем, входила в обычную колею.

Фаирвинд нашёл подругу помогающей своему отцу, и отвёл её в сторону.

— М? — пегасочка была вся перемазана в чернилах, оторванная от бухгалтерских подсчётов.

— Знаешь. Я решил, что Шайана права. Давай ей помогать. Будем…. э-э... мелких учить — пегас покраснел, — как старикан делал.

Понька, оглянувшись по сторонам, крепко поцеловала пегасика, так что у него затрепетали крылья.

— За любой кипиш с тобой, кроме голодовки. Это доброе дело. Но давай завтра всё обсудим, сейчас сам видишь, что творится…

— Да… Да! Конечно! — пролепетал подросток.

На ослабших ногах он вышел из дома мэра. Жизнь по-прежнему шла своей чередой, освещаемая и освящённая сверху прекрасной луной и величественным солнцем земли эквестрийской.