Пять лет спустя.
I. Дихотомия Старсвирла.
Первая глава — одна из трех в цикле "Неспящие в Понивилле".
Следующая — "Эпплкрофт"
…Утро началось с того, что земная пони по имени Лили проснулась, скинула с себя теплое одеяльце и, зевнув, стукнула копытцем по дребезжащему будильнику. Стрелки на часах показывали половину шестого – самое время для полива. Кобылка медленно привела себя в вертикальное положение, взяла в зубы лейку и вышла во дворик. Её двор находился на пересечении Цветочной улицы, обрывавшейся на кривой протоптанной тропинке, ведущей к ферме «Сладкое яблочко».
Лили набрала воды в соседней бочке. С трудом подавив усталый зевок, она пошла к своему маленькому роскошному саду. «Георгины хорошо растут», — подумала она, рассматривая большой ярко-розовый цветок. Их, кстати говоря, не помешало бы немного прополоть – на поле боя вышли отвратительные сорняки с колючими стеблями. Пони отметила это про себя, перейдя с поливки астровых к любимым ландышам. Они, к слову, прижились не сразу. Потребовались немалые усилия и немного особого волшебства земных пони, хотя оно не слишком-то и заметно среди эффектных единорожьих вспышек.
Поливая цветочки, она сонно поглядывала на остатки Цветочной улицы – одинокие, разбросанные перед тропинкой дома, участки которой разграничивал короткий деревянный забор. Их жители не были оторваны от центра города, в будничное время еще сохранявшего какое-то подобие оживленности, но они все же старались жить подальше от шума и грохота главной и, в общем-то, единственной площади Понивилля.
В шести из десяти домов у Цветочной улицы никто не жил. Это нормально – летом в Понивилль приезжали семьи с маленькими жеребятами, чтобы отдохнуть на чистом воздухе, поплавать в озере, порыбачить, и… любопытно, но взрослые пони как-то умудряются находить в этом захолустье настоящее развлечение, в то время как городские жеребята ноют от жары и скуки, будучи оторванными от привычной среды своего обитания — малоподвижных игр, необычных для Понивилля вещей и прочей мелочи.
Один из таких домов был наглухо заколочен. Ходили слухи, что в нем вообще никто и никогда не жил. Напоминанием об этом служила табличка у входа во двор:
«Этот участок продается. За информацией обращаться в городскую администрацию».
Около другого нежилого дома Лили заметила подозрительную фигуру. Так, издали его не рассмотреть, но кажется, это был единорог. Он был одет в легкую серую куртку, скрывавшую его кьютимарку, грива прикрыта капюшоном. По бокам у него висели седельные сумки. Он переминался с ноги на ногу, словно хотел зайти внутрь. Присматривался, заглядывал в окна, прохаживался вперед-назад, задирал голову вверх, укрывая глаза копытом от слишком яркого солнца.
Когда он подошел к крыльцу и начал рыться под старым, пожелтевшим от времени приветственным ковриком у входной двери, цветочница нахмурилась. «Грабитель» — от чего-то подумала она. Кобылка отложила лейку и вышла ему навстречу. Если что-то пойдет не так, она позовет на помощь, её услышат и позовут шерифа. Скорее всего.
Он продолжал рыться в узком пространстве крыльца. Пошарил копытами над дверью, под дверью, посмотрел под ржавым ведром…
Он искал ключ от дома, и нигде не мог его найти. Он не заметил, как расстояние между ним и единственной не спящей в Понивилле кобылкой неумолимо сокращалось. Когда их разделяла только лишь перпендикулярно раскинутая тропинка, Лили решила не рисковать. Она крикнула; голос предательски дрогнул от страха.
-Стой!
Жеребец не обернулся.
-Эй! Здесь частные владения, тебе сюда нельзя! – она хотела отступить. Очень хотела, но копыта словно налились свинцом и не отпускали её. Хотя если незнакомец всё-таки набросится, или вытворит какой-нибудь финт, она успеет убежать. Проблема только в том, что он не кидался на неё, и вроде как даже не колдовал ничего опасного. Что было несколько странно. Настолько странно и пугающе, что кобылка благоразумно отошла на пару шагов назад. Её голос звучал все менее уверенно.
-Я… я шерифа позову, — запинаясь, сказала она и сделала еще один шаг назад. И это подействовало. Незнакомец так и не повернулся, но он назвал ее по имени – и цветочнице его голос показался смутно знакомым…
-Лили?
-Д-да… — промямлила она. В воздухе ощутимо повеяло мистикой. О нет, это не может быть простой пони-грабитель. Он знает её имя! Правда, его знает весь город, но об этом Лили не подумала. Она вообще мало о чем думала, когда ей угрожала опасность. Она ей угрожала всегда, если что. Лили – главная паникерша Понивилля.
И тогда незнакомый жеребец повернулся к ней. Он тут же стал знакомым и очень даже узнаваемым.
Этого незнакомого знакомого пони заприметили еще в поезде. Правда, его попутчики не знали, откуда он едет – маршрут от Балтимэйра до Понивилля был вдоволь завален местечковыми остановками; никто даже не был уверены, куда он едет – конечной остановкой поезда значился Кантерлот.
Но его путь лежал в Понивилль. Кто-то отметил про себя, что этот единорог какой-то странный. Сложно поверить, но ему было не больше двадцати пяти. Почему сложно? Осанка, грива, которую давно не приводили в порядок и даже небольшая бородка – всё это неизбежно старило его в чужих глазах. У него был отрешенный взгляд. Большую часть времени он молчал, или закрывал глаза в тщетной попытке уснуть.
А если он засыпал, то начинал что-то бормотать во сне, что немного пугало немолодую кобылицу, ставшую его попутчицей. В любом случае, он был серый, невзрачный, с темно-фиолетовой гривой и кьютимаркой в виде свитка пергамента. В принципе, его метка означало что угодно – единорог мог быть писателем, поэтом, секретарем, верным учеником принцессы Селестии…
Но скорее всего, он просто умеет читать и писать. Что тоже вполне себе талант.
-Простите… извините, простите…
Он открыл глаза.
Шум, доносившийся из коридора длинного купейного вагона становился все более отчетливым и назойливым. Жеребец посмотрел на своих попутчиков. Престарелая земная кобыла оглядывалась на дверь; она решительно не понимала, почему тут и там слышатся тревожные голоса. Его второй попутчик – пони-единорог карамельного окраса одевал очки. Судя по его кьютимарке, он был врачом, и потому сам чуть ли не рвался туда, где, если судить по обрывкам разговора, срочно требовался представитель его профессии.
Долго ждать не пришлось. Через несколько секунд двери купе раскрылись, и на пороге появился молодой пони-проводник в синей форме и фуражке.
-Простите, что побеспокоил, — быстро и несмело начал он, — но среди вас есть доктор?
-Это я, — ответил карамельный единорог.
-Нам нужна ваша помощь. Там одной пони… маленькая совсем, в общем, ей стало плохо, а её мама куда-то исчезла, и…
-Плохо? Что с ней? – тут же вскинулся единорог.
-Я не знаю, она задыхается… Ну, тихо очень задыхается, но даже словечка не может сказать.
-Судороги были? – единорог левитировал свою сумку.
-Э… кажется, что-то было такое, — ответил ему проводник, — а еще она успела набросать записку. Похоже на какое-то лекарство.
-Что еще за лекарство?
-Инсулин.
-Так, — доктор раскрыл сумку. Устройство её идеально подходило для того, чтобы хранить в ней всякого рода склянки и бутылочки, не опасаясь, что всё это побьется. Видимо её обладатель хорошо знал, что там находится, поэтому бегло пробежался по названиям, отсеивая ненужное стандартной фразой:
-Не то. Не то. Всё не то, — он поднял глаза на проводника. — Вы не смотрели в её вещах?
-У нее была какая-то поклажа, но мы ничего похожего там не нашли, — ответил тот. — Мы отправили одного из её попутчиков за мамой. Кажется, она ушла в первый вагон, но пока он её найдет…
-Блеск, — проворчал доктор, закрывая сумку, — давайте поспешим. Но боюсь, мне нечем ей помочь. Видите ли, я…
-Давайте без давайте, — доктор и проводник посмотрели на того, кто это сказал. Серый единорог вскочил со своей лежанки. Его рог засветился голубым светом, из кармана вылетел пояс, под завязку набитый шприцами с тонкими маленькими иголками. Внутри них плавала оранжевая жидкость. Доктор понимающе кивнул и получил один шприц.
-Благодарю, — вместе с проводником они выбежали прочь, оставив единорога наедине со старой пони, которая как-то слишком подозрительно буравила его взглядом. Но жеребцу с меткой-пергаментом было все равно. Он прилег на свою койку и мечтательно прикрыл глаза.
Он все еще надеялся уснуть, но этого не случилось. Может быть, прошло полчаса или чуть меньше, но жеребец уже сидел и снова смотрел в окно. Попутчица предложила ему фруктовый салат.
-Нет, спасибо, — в этот же момент двери снова открылись. На пороге появился доктор.
-Простите, мистер, э-э-э… – обратился он к единорогу.
-Скрипт.
-Хорошо, — доктор посторонился, пропуская вперед жеребенка. — Мистер Скрипт, одна маленькая пони хочет сказать вам «Спасибо».
Жеребец внимательно посмотрел на маленькую пустобокую пегасочку с желтой, как свежее сено, гривой. Она явно чувствовала себя не очень хорошо; видно, что она еще не оклемалась от приступа. Но она улыбалась и сказала ему слова благодарности.
-Всегда пожалуйста, — ответил ей Скрипт. Пони ушла, же доктор залез на верхнюю койку. Выглядел он донельзя возмущенным.
-Отвратительно. Кто так делает? – пробормотал он.
-Вы о чем?
-Да так, ничего особенного. Это надо было умудриться оставить дочку без инсулина. Она оставила его в сумке, которую сама же и унесла.
-Понятно, — Скрипт промолчал. Доктор перестал корчить кислую мину и слез с койки, протянув ему копыто.
-Меня зовут Стэйбл. А вы мистер Скрипт, я полагаю? Вы так представились.
-Это фамилия, — жеребец пожал ему копыто. — Зовите меня Райтен. Или Райт. Так проще.
-Райтен, — повторил доктор: — Райт… Хорошо. Вы в Понивилль?
Он кивнул в ответ.
-Еще лучше. Загляните ко мне. Думаю, у меня найдется шприц на замену.
-Да ладно, — отмахнулся тот.
-Настаиваю, — Стэйбл подался вперед. — Это за счет заведения.
Райтен Скрипт поднял бровь.
-В Понивилле есть бар для диабетиков?
Доктор расхохотался.
-Нет уж. Я заведую клиникой Понивилля. Довольно неприятное местечко, но…
-Я знаю. Лежал там не раз.
-Ну да, точно… так вы местный, да? Я вас просто не видел ни разу…
Райтен Скрипт уселся поближе к окну.
-Меня давно не было в городе, — тихо ответил он.
Стэйбл вернулся на свое место и свесился с койки так, чтобы можно было поддерживать зрительный контакт в разговоре. Для него это было важно, пожалуй.
-Понимаю, — сдержанно улыбнулся он. — Это значит, что мы будем часто с вами видеться.
-Звучит жутко, — ответил ему Райт.
-А я так не думаю. Я работаю так же, как и все остальные медпони в клинике… — Стэйбл задумался. — Хотя я уже подумываю спихнуть вас кому-нибудь. Но вы не беспокойтесь. «Диабет – это отстой», как сказала та малютка, но с ним жили и как-то продолжают жить, верно?
Райтен Скрипт не ответил.
Между тем проводник объявил, что через полчаса поезд прибудет в Понивилль. Очень даже вовремя. Не было жуткой суматохи, никто не перескакивал с сумками через головы соседей по вагону. Ничего этого не было, и пони тихо и спокойно собирали свои вещи и приводили себя в порядок. Райтен давно уже ждал приезда, сидя на нижней полке, подставив себе под копыта одну седельную сумку и обняв передними другую.
Вскоре однообразный пейзаж у окна сменился чем-то новым. Поезд замедлился, и на место бесконечному забору из деревьев пришли очертания Понивилля – не всего, только отдельных домиков на отшибе, если быть точнее. Это выглядело очень мило, хотя столь раннее утро делало туманный город мрачным и неживым местом.
Паровоз прогудел остановку. Медленно и помпезно он замедлял свой ход, пока окончательно не остановился. Проводник встал перед дверью и никого не пропускал. Райтен взвалил на себя седельные сумки и подошел к большой очереди, образовавшейся у прохода. До его ушей доносился рокот уставшего вокзала. Грохот, прерываемый отвратительным скрипом массивных колес заглушал птичьи трели и голоса стоявших по ту сторону вагона.
Проводник вышел первым, пропуская вслед за собой большую, разноцветную очередь. Хвосты и копыта мелькали спереди и сзади от Райтена Скрипта. Пони никуда не спешили, не давили и не прыгали друг на друга, выходили чинно, по одному, как на военных учениях, выдвигаясь из вагона в прохладу раннего утра.
Райтен Скрипт сделал первый шаг навстречу родному городу. Он прошел мимо счастливых пони, дожидавшихся своих друзей и близких на перроне. Его никто здесь не ждал, и, оглядываясь, он не увидел ни одного знакомого. Он не тосковал и не надеялся на что-то другое – никто не знал, что он приедет сегодня. Остались ли те, кто его помнит? Наверное. С ними он хотел бы встретиться в последнюю очередь.
В разноцветной толпе он заприметил Стэйбла и подошел к нему. Доктор в тот момент закрывал свою сумку, положив ее на скамейку для ожидающих.
-Всего хорошего, мистер Скрипт, — вежливо сказал он — Только не забудьте сегодня зайти ко мне, хорошо? Дорогу до клиники знаете?
Единорог лишь кивнул в ответ. И они разошлись. Доктор направился в свою сторону, а Райтен Скрипт – в свою.
-Мы открываемся в семь! – услышал он напоследок.
Любой, кто приезжал в Понивилль из какого-либо крупного города испытывал легкое разочарование. Это не то место, где надо высоко задирать голову, чтобы посмотреть на небоскребы. Здания редко достигали высоты третьего этажа, постройки в основном были деревянные, слегка аляповатые и кривые, но с красивыми ставнями, с вырезанными дырочками-сердечками на окнах и небольшими цветочными клумбами на балконах. В противовес унылым серым кирпичным домам Мэйнхэттена и Балтимэйра домики Понивилля были «живыми», ярко украшенными снаружи и уютными внутри. Тихий провинциальный город походил на Конфетное Королевство из детских книжек – облицовка крыш напоминала глазурь, а стены красились в самые приятные для глаз пони цвета – розовый и желтый.
Но в пять часов утра это маленькое королевство еще не проснулось. Улицы замерли, фонари давным-давно погасли, а где-то вдали простиралась белесая туманная дымка. И ни единой души на весь огромный город. Свет нигде не горел – середина лета отодвинула ночь на час или два назад. По этому королевству блуждал один-единственный пони, пытаясь по памяти выйти на Цветочную улицу. Хотя мог бы выйти на главную площадь – ориентиром для этого служила ратуша, самое большое здание города – но по определенным причинам он хотел бы её обойти. Это странно – вряд ли бы кто-нибудь проснулся в такое же время.
Вот знакомый мост через речку, оттуда пройти два дома до перекрестка, ведущего в Вечнодикий лес и к дереву-коттеджу Флаттершай. Свернуть направо по тропинке к ферме Эпплов…
Райтен Скрипт почувствовал, как у него кольнуло в сердце. Дом. Его не перепутать ни с каким другим, и не только потому, что за пять с лишним лет он покосился, и на нем облупилась краска, а еще потому что на крыше красовался петух-флюгер собственного изготовления. Он с характерным скрежетом крутился от слабого ветра и приветствовал своего создателя погнувшимся хвостом.
Дому не помешал бы косметический ремонт – так он еще лет сто простоит, не обвалится. А внутри наверняка всё поросло паутиной и метровым слоем пыли. Работа предстоит немалая.
Райтен Скрипт подошел к входной двери. Он искал ключ, и давно забыл, куда мог его положить. Хотя, кажется, ключ лежал под ковриком… или над дверью…
А может, под ведром. Или…
-Стой! – услышал он грозный, но донельзя знакомый голос. Жеребец послушно остановился, решив не пугать бедную пони слишком резким поворотом. Эта пони думает, что этот дом – не его… может, она новенькая?
Но голос знакомый. Даже слишком. Откуда он мог… А. Точно.
-Лили? – спросил он. Пони что-то промямлила в ответ.
Тогда он повернулся и увидел перед собой до полусмерти перепуганную мордочку простой земной пони.
-Привет, — осторожно поздоровался он. Кобылка молча смотрела на него, расширив глаза от неподдельного удивления. Она то открывала, то закрывала рот, пытаясь что-то сказать, но подобно пойманной рыбе ответить ничего не могла. Слова приветствия глубоко застряли у нее в глотке.
Когда-то он хорошо знал Лили. Пони-цветочница училась в его классе, была одной из первых, кто получил свою метку, а потом и домик в наследство от родителей. Ей частенько требовалась чья-то помощь – прополка, поливка, уборка – и когда она не могла достучаться до немалого количества жеребцов, являвшихся потенциальными помощниками, она стучалась к нему домой. Пока он копался в огороде, она приносила ему лимонад – поднимать магией лопату не легче, чем пропалывать грядки двумя копытами.
За пять лет она мало изменилась. Всё такая же розовая, с завитой золотистой гривой и цветочком ландыша, воткнутым за ухо. Старость только самую чуточку зацепила её, оставив на приятной мордочке пару морщин, но тем не менее, кобылка была все еще красива собой и молода душой и телом.
Лили перед собой видела кое-что другое. Да, Райт изменился. Он заметно похудел. Мордочка осунулась, обросла небольшой бородкой, и грива заросла так, что из нее выступал только самый кончик рога.
-П-п-п… — залепетала она, — привет…
Райтен смотрел на нее снизу вверх: виновато, словно чем-то перед ней провинился. Он в общем-то и не хотел пересекаться с ней, хотя и понимал, что это неизбежно.
-Лили, ты не знаешь, где ключи? – осторожно спросил он, — я как-то оставлял их, когда уезжал, и…
-Оу, — кобылка вздрогнула, — ну… ключи?.. а их здесь нет!
-Нет?
-Нет, нет! Я, ну, то есть, не я, но… короче…
-Лили, — единорог устало посмотрел на неё, — где ключи?
-Я отдала их Мэру, — скороговоркой ответила Лили. Райтен не ответил. Он несколько секунд постоял, глядя на заколоченное слуховое окошко своего дома и медленно поплелся обратно – через мостик, через речку, к большому-пребольшому зданию мэрии. Лили провожала его взглядом, и когда он скрылся из виду, начала медленно отступать к своему дому, не веря в свою удачу. Она закрыла калитку, вошла в свой дом, заперла парадный и черный ход на все возможные замки (попутно закрыв черный ход баррикадами из садового инвентаря и тумбочки), легла на кровать и закрыла глаза.
-Я должна кого-нибудь предупредить, — подумала она перед тем, как провалиться в сон.
До мэрии он не дошел.
Ему оставалось сделать пять-десять шагов, открыть двери, пройти на третий этаж и постучаться в кабинет миссис Мэйр… интересно, она так и не вышла на пенсию?
Но он этого не сделал. Не стоит его судить: причина оказалась куда сложнее, чем могла казаться.
Он знал, что с ним происходит. Когда реальность начинает плыть, искривляться и слепить глаза ярким светом, словно эта площадь станет его отправной точкой в лучший мир – да, стоит задуматься о том, чтобы найти прохладное местечко в тени и залечь там. Проблема заключалась в том, что Эквестрия и являлась лучшим миром по определению, даже исходя из его подорванной веры в магию дружбы. Так что когда у Райтена случался приступ Starswirl Dichotomia, он не разговаривал с Селестией или Луной, или со своими давно умершими родственниками. Когда он безвольно развалился на скамейке и набрал в грудь побольше воздуха, он увидел перед собой длинный и витиеватый тоннель, вроде того, что стоял в детском аквапарке Троттингема. Только его личный тоннель был длиннее, и путь по нему казался вечным – первое время, пока Райтен Скрипт не посчитал в уме, что переход из одного лучшего мира в другой не занимает больше двух минут. И эти две минуты он должен был с умением расходовать кислород, чтобы не задохнуться, как это чуть не случилось в далеком детстве.
Лучше бы это был диабет.
-Диабет – это отстой, — сказал он. Жеребенок откинул одеяло и посмотрел на свои копыта.
Обстановка темной комнаты, в которой лежал десятилетний Райт, напоминала ему в зрелости о том, что часть своей жизни (пять лет из десяти возможных) он провел в больнице. Ничего удивительно, если учитывать, что диагноз «Сахарный диабет» ему поставили в шесть, а в остальное время его мучили странного рода приступы, над природой которых бились ведущие врачи местной больницы.
И как положено в Эквестрии, если медицина становится бессильной, на помощь приходит магия. В данном случае, диагноз помог определить один профессор, который оказался в нужный момент в одной с ним палате. Престарелый единорог преподавал историю магии в Кантерлоте, в школе для одаренных единорогов, и в то время, как врачи фыркали и поворачивались к его мнению хвостом, он с легкостью объяснил природу этих приступов.
-В этом мире, — рассказывал жеребенку профессор Фарауэй, — магия слишком тесно переплетается с обычным укладом жизни. Мы высвобождаем ее наиболее заметную форму с помощью рога, а некоторые пегасы умеют заклинать с помощью зрительного контакта. Земные пони, кстати, тоже не остались без определенных магических талантов, хотя они и не сопровождаются эффектными вспышками и колоссальными разрушениями.
Не буду тебя нагружать лишними вычислениями, малыш (ты все равно не поймешь большей части формул, — прибавил он), но при определенном расчете →оказывается, что все единороги по определению не равны силой своей магии. Так что удел великого чародея доступен не каждому, и те, на кого напрямую воздействуют лейлинии общей магической системы мироздания, составляют собой мизерный процент от всех пони Эквестрии!
-Эээ…
-Подожди с выводами, малыш. Ты слышал про Старсвирла Бородатого? Уверен, что слышал. Интересная личность. Создатель Систематической теории магии и победитель всех известных и неизвестных монстров Старой Эквестрии. Так вот – он был первым носителем болезни, которую назвали в его же честь. Правда, название привели уже потом, на мертвом языке Equus Latina, который Старсвирлу никогда не нравился, но дело в том! – Фарауэй посмотрел на дверь. Подумав, что сейчас на его голос сюда сбежится весь медперсонал, он перешел на шепот: — что эти приступы были неизбежной частью его становления величайшим чародеем всех времен. Благодаря своим «перемещениям» великий маг предсказал многие события, которые перевернули мир в его зрелые годы...
Профессор задумался.
-Хм. А злые языки поговаривают, что он и все свои достижения у взрослого себя воровал. Довольно нечестно, ну да ладно. В общем, у тебя «Дихотомия Старсвирла». Правда, это не значит, что из тебя выйдет великий маг. Дихотомия довольно редкая штука, но у меня в школе учился один жеребенок с такими приступами. Если честно, волшебник из него выйдет не очень хороший. Так что… Эй. Ты вообще меня слушаешь?
Но он не слушал. Сон сморил малютку Скрипта раньше, чем он смог что-то понять. Да и понять он ничего не мог. Ему было всего лишь десять лет и он не думал о том, что спустя пятнадцать лет и задолго до этого приступы будут настигать его в самое неподходящее время.