Глава 4. Решетка в полосочку.
— Рецепт? Ты жалок, глуп и скуп. Хотя и властен… Чертов круп.
Я лучше прокляну свой род, чем дам тебе его Дискорд.
Подвал. Длинные стеллажи непонятных склянок. Неяркая, виснущая на проводе лампа освещает только одно место – странного вида самогонный аппарат, около столика. Стекают капли. Кап-кап-кап. Здесь есть все виды шприцов, короткие, длинные, ржавые от многоразового использования – подопытные не будут жаловаться на антисанитарию. Мертвым ведь не свойственны жалобы, верно? Цельнометаллический стол, будто вылитый из мук и агонии – на нем кровь и какие-то бесцветные смеси. Сверху валяются сломанные иглы, изредка падая и звонким дребезгом раздаваясь в тишине. Стены с разводами, пожелтевший от дыма потолок. Комната маленькая, не больше погреба. Или это и есть погреб? В двух-трех метрах от этого торжества химии и мысли стоит обшарпанная клетка. Свет уже не доходит до нее – видно только темный силуэт, обмотанный холщой. Нет, не мешок, грубого покрова накидка. Ослепительно-белый единорог (каким он себя представлял – сейчас он скорее походил на серого отщепенца-отшельника, мешки под глазами, пыльная грива) стоял около железных прутьев и телекинезом водил по ним железной палкой.
— Полосатое отродье! Я знаю ты знаешь, он знает – ты знаешь, все знают – ты знаешь! Но не говоришь. Тебе вколоть еще сыворотки? ТЕБЕ ВКОЛОТЬ?! – он яростно заколотил по ржавым железкам. Зебра даже не удостоила этого психа ответом.
— Ладно… Ладно. Пф, успокойся, — он побил себя копытами по щекам и грязным, пепельно-красным светом притянул чашечку чего-то темного со стола, — все в порядке, это дело времени, сейчас я что-нибудь придумаю и ты сдашься…
Из клетки раздался тихий смешок. Единорог поднял замыленные глаза от чашки, в которой оказалось всего-навсего кофе.
— Эй там. Чего ржешь? Сейчас, будет тебе веселье. Да, будет!
Из клетки вслед за затихающим смехом полетели клубы дыма, в которых угадывался синий цветок. Медленно вращаясь, он округлял свои лепестки, скручивался, оставляя только двое из них, которые набухали и превращались, превращались в огромную…
— Дискорд! Ты еще шутить вздумала?! – размахивая рогом взбрыкнулся единорог. С ненавистью в глазах он подбежал к столу и начал копаться в несметных россыпях порошочков.
— Одна пыль…. хренова пыль и волосы … чертова зебра…. делает из них такие мощные галлюцинации… — копание за столиком перебивалось его несвязным шепотом.
На этот раз смех раздался еще громче. Казалось, не таинственный полосатый силуэт был заключенным, а этот единорог, потерявший счет времени и цену реальности. Одержимой одной мыслью, он то часами сидел ничего не делая, то в приступах агрессии стучал по клетке, опрокидывал магией утварь внутри нее, делал какие-то препараты… Но зебра знала – к ней ему запрещено прикасаться. Слишком ценный пленник. И это не могло не доставлять удовольствие.
— Хватит ржать! ХВАТИТ! – наконец, он нашел нужную таблетку и стал подплавлять ее на чайной ложке. Когда белесая масса достигла консистенции желе, он аккуратно, насколько позволяли его дрожащие копыта, положил ее на заляпанный столик. Достав пару шприцев, он заполнил их.
— Ты скоро станешь их рабом, продашь родню и отчий дом,
Вся твоя жизнь – падений час. Единорог? Единорас…
Тихие строки разрезали сознание вот уже несколько минут валяющегося на полу единорога. Грива путалась чуть ли не узлами, походила на жгут – а тот валялся где-то внизу чернеющих от пыли копыт, извиваясь ядовитой змеей. Почему нет? Неживой, ядовитой беззубой змеей. Иногда она брала шприцы себе вставной челюстью – и любой пегас ли, земной, или как сейчас – рогатик – падали ниц перед ее властью. Тело зашевелилось, и приподняло голову.
— А знаешь что? Как же ты меня залягала. На, поспи немного, авось перестанешь быть такой занудой. – забытый всеми второй шприц, сейчас окруженный сиреневым светом, воткнулся в шею зебры, минуя вскинутое копыто.
— Кхх-кхх… Ты пал и тащишь вниз меня? Вот кольтолюбская свинья…
Она успела вытащить шприц до того, как единорог магией выдавил содержимое ей в кровь, но добрая половина все же успела войти. Вздулись виски. Пульс участился и шерсть нестройными полосками начала подниматься дыбом. Комнату окутывал несуществующий дым, он заползал в клетку, расширял ее прутья и казалось, выбраться не составляло труда, но перед самым выходом в лоб больно бил невесть откуда взявшийся металлический истукан и откидывал пленницу назад. Стол охранял далекую дверь, но куда-там дверь, если сейчас не было возможности выбраться даже из самой себя…
Зекора безвольно обвисла на прутьях клетки, пытаясь втиснуться в них головой. Капюшон упал на дрожащие плечи, а длинные волосы расплелись из дредов в густую, свалявшуюся массу – как им удавалось создавать иллюзию чистых, оставалось загадкой. Шатающийся бело-серый единорог поднялся и неровным шагом подошел к старому знакомому — столу. Когда-то он был фармацевтом… Искал лекарство от врожденного бескрылия. Свет выхватил его кьютимарку – медицинский шприц, пронзающий сердце. Не ту глупую картинку из двух полукруглых половинок – настоящее, живое сердце, с подтеками крови и отверстиями для сосудов. Правда сейчас оно почернело – нельзя было точно сказать из-за чего, но скорее всего это просто грязная шкура и пыль… Да. Грязная шкура. Он давно уже забыл свое имя и теперь его звали просто – Грейв. Так же просто, как таблетка, ложка и чирк…