Дружба — Это Оптимум: Всегда Говори Нет
Глава 5. Вверх по Лестнице
Головокружение — это вечный спор между боязнью падения и желанием упасть.
— Салман Рушди.
Сиэтл — филиал ада на Земле.
Неолуддиты дали здесь свой последний бой, одновременно ставший и их величайшей победой. Изгнанные со своего плацдарма, гонимые вдоль западного побережья озера через Солт-Лейк-Сити, вынужденные постоянно сражаться, отстреливаться от настигавшей их армии, грабить всё и вся, что только попадалось на пути, они в конце концов попали в Сиэтл, оказавшись в буквальном смысле в капкане. Канада перебросила свои силы к юго-западной границе, служа эдакой наковальней для молота. Хотя неолуддиты и старались всеми силами изгнать из города «неподходящих» людей и основательно там закрепиться, кто-то всё равно умудрился взорвать ядерную бомбу мощностью десять килотонн в городе Белвью, располагающемся как раз на противоположном береге озера Вашингтон. Именно это и стало переломным моментом для США.
Никто так и не узнал, чьих рук было это дело или для чего вообще понадобилось взрывать бомбу. Одни считают, что неолуддиты сделали исключение, нарушив правило «без техники», чтобы показать серьёзность своих намерений; другие полагают, что то была правительственная провокация. Как считаю я? Мне кажется, что подрывники рассчитывали, что сервера Селестии находятся где-то под отделением «Майкрософта». Почему? Да потому что в этом поступке минимум логики, и это так похоже на людей, ответственных за Топикийский Инцидент.
Впрочем, не важно. Электромагнитный импульс от взрыва вывел из строя всё энергоснабжение в Сиэтле, посылая город прямиком в девятнадцатый век. То, что произошло потом, до сих пор считается ужаснейшей вспышкой насилия, связанной с Сингулярностью в Новом Свете. Это переплюнуло даже Сан-Паулу.
Как только неолуддитов окончательно и бесповоротно разгромили, а Сиэтл стал самым настоящим городом-призраком, туда сразу ринулись отключенцы, узрев готовую Мекку для тех, кто просто хочет побыть в одиночестве, без постоянных увещеваний Селестии или настойчивых призывов неолуддитов взять в руки оружие и сражаться против угрозы Сингулярности. Целые караваны людей хлынули в мёртвый город из Калифорнии, западных равнин и даже с юга Канады. Никому не было до них дела. У всех были проблемы и поважнее, чем наблюдать за заполняющимся Сиэтлом.
Буря из Портленда радостно встретила меня с распростёртыми объятиями..
Ещё до этого я знал, что мне понадобится защита от дождя, да и затычки для ушей тоже не помешают — как-никак я вооружён — но единственный магазин, в котором хоть что-то оставалось, был чертовски близок к городу, и лезть его обыскивать — последнее, чего мне хотелось. Впрочем, альтернативой этому было пуститься на поиски самому и потерять время, которого, возможно, уже не оставалось. Опять приходится сначала делать, потом думать.
Уже были слышны раскаты грома, когда я припарковался рядом с магазином. По бокам стояли машины со спущенными колёсами и приоткрытыми дверями. Постепенно усиливающийся ветер гонял по пустынным улицам старую одежду и какой-то мусор. Было всего лишь позднее утро, но, судя по сгустившимся тучам, скоро будет не видно ни зги. Я поспешил внутрь.
Неудивительно, что магазин был буквально перевёрнут вверх дном; сказывалась близость к Сиэтлу. Полностью отсутствовали пайки, старые металлические шлемы М1 да и вообще всё, что могло помочь в сражениях.
Отсутствовала также и любая защита от дождя. Ни резиновых сапог, ни гетр; практически ничего моего размера. Но зато там было пончо, спасибо и на этом. После Кореи меня ими уже не испугать.
Если бы оно ещё не было белым…
Да, это пончо оказалось довольно неплохим, из прочного нейлона и с капюшоном на резинке. Его даже никто не носил. Просто оно было… ослепительно белым. Мне не удастся слиться с окружающей местностью. Нахмурившись, я глянул на этикетку. «Regenumhang, Schnee», — гласила она; над надписью красовался маленький швейцарский флаг. Похоже, это было снежное, а не дождевое пончо, но да какая разница, если оно водонепроницаемое, да ещё и единственное во всём магазине? Конечно, я его взял.
Рядом с кассой располагался небольшой стенд для зажигалок Зиппо (разумеется, он давно пустовал) и контейнер, доверху заполненный многоразовыми затычками для ушей. Захватив пару, я вышел из магазина.
Вернувшись на 5-ое шоссе, я принялся выслушивать новый инструктаж Селестии. Она уже знала о разбитом экране и не использовала его.
— Пункт назначения — Ренье Тауэр, тридцатиодноэтажное офисное здание на углу Пятой Авеню и Университетской улицы. Его основание пострадало в результате одного из многочисленных артобстрелов, и я рассчитала, что оно с высокой вероятностью рухнет в ходе приближающегося шторма.
Приходилось уделять дороге гораздо больше внимания, нежели обычно: встречалось всё больше и больше подбитых и даже взорванных машин, многие из которых стояли прямо на полосах движения.
— Значит, внутри есть некто, кого я должен вывести до падения здания?
— Есть кое-кто, да, но он не один. Я никак не могу заглянуть внутрь при помощи спутников, даже невзирая на целый вырванный из башни кусок, но, согласно моим примерным подсчётам, там живёт от восьмидесяти до ста человек. Все отключенцы.
Я поднял бровь.
— Огромная башня, населённая отключенцами, как тот…
— Нет-нет, — быстро сказала Селестия. — Здесь, в Сиэтле, они — мирные люди, уставшие от того, во что превратилась ныне человеческая цивилизация. Такие, как тот из Астории… чуть менее социализированы. Некоторые вооружены, да, но только для самозащиты. На всякий случай возьми пистолет, но если ты не станешь вести себя агрессивно, с тобой ничего не случится.
Я обогнул сложенную пополам фуру и месиво из легковушек перед ней.
— А откуда ты знаешь, что он хочет загрузиться? — спросил я. — Мне казалось, вся электроника в Сиэтле буквально поджарилась. Именно поэтому сюда побежали отключенцы.
— Так и есть, — ответила та, — но ни я, ни тот человек не теряли времени даром. Он несколько раз добирался до самых окраин города, куда не достал электромагнитный импульс; там я до сих пор могу распоряжаться камерами и громкоговорителями.
— Но почему он просто не пошёл в центр «Эквестрии Наяву»?
— Пару раз даже собирался, — сказал ИИ, — но я советовала ему вернуться в безопасное общество отключенцев и ждать помощи. На Тихоокеанском северо-западе до сих пор властвуют анти-сингулярные группировки, даже несмотря на ныне столь малочисленное население Земли. А врагами можно считать даже тех, кто абсолютно нейтрально относятся к эмиграции.
— Сейчас очень важно время, — продолжала она. — Ты уже совсем близко, а у меня нет иного способа предупредить всех остальных о близящемся разрушении башни. Ливень поможет вам обоим спрятаться у всех на виду, когда вы будете возвращаться. И, осмелюсь заметить, тебе очень понадобится это пончо.
Я пожал плечами, не отрывая взгляд от буквально усыпанной мусором дороги.
— Ну, выбора-то особого всё равно не было.
Голос Селестии зазвучал теплее и гораздо менее официально:
— Я уверена, что всё будет в порядке, Григорий. К тому же тебе очень идёт белый… хотя, я, наверное, предвзята, — она хихикнула.
Я попытался удержаться от улыбки, но не вышло.
— Среди пони я ещё и задаю моду, как полагает принцессе, — заявила Селестия. — Тебя это удивляет? Может быть, когда ты в конце концов прибудешь в Эквестрию, я подарю тебе такую же белую шерсть, как у меня.
— Если я прибуду в Эквестрию, — сказал я. — И вообще, я прекрасно помню видео с Ютуба, где люди сами выбирают себе цвет шерсти и волос.
— Конечно, ты можешь это сделать… если воспользуешься редактором пони, а для этого нужно зарегистрироваться в «Эквестрии Онлайн», — звучал её игривый голос. — Хочешь сделать это прямо сейчас, Григорий?
— Не, спасибо.
— Зато ты сможешь поговорить со своей семьёй, — напомнила Селестия.
Я сжал губы и сконцентрировался на дороге.
Пятое шоссе оказалось перекрыто ещё до начала зоны покрытия электромагнитного импульса.
Препятствие было похоже на специально воздвигнутую баррикаду, но Селестия заверила меня, что то была автокатастрофа, а не один из настоящих блокпостов, сквозь которые мне придётся ещё пройти. Разумеется, ехать дальше на машине было невозможно. Видимо, это большая удача, что мне удалось обогнать шторм, потому что пришло время идти пешком. Ну, по крайней мере, мне ещё светили последние солнечные лучики.
Я взял с собой столько, сколько мог нести не напрягаясь. Перчатки на руках. Пистолет заткнут (кобуры-то не было) в позиции «на три часа» вместе с ножом, покоящимся в кармане ниже. Три консервы с супом отправились в рюкзак вместе с тремя же банками овощей, верёвкой и карабином. Думаю, небо вдоволь обеспечит меня питьевой водой. Пончо накинуто поверх всего этого. Понипад же я нёс в руках, с еле заметной улыбкой от мысли, что Селестия не сможет увидеть моё лицо из-под пончо.
Обогнув «естественное» препятствие, я пошёл дальше по шоссе. Без гула дороги вдруг стало очень тихо, и мой разум пустился в размышления.
— А Селестия спрашивала о тебе, Грэгори, — сказала моя мать.
Я вернул молоток обратно в отцовский ремень для инструментов и посмотрел на неё сверху вниз со стремянки.
— Кто?
— Ой, ну Принцесса Селестия, ты же знаешь, — сказала она. — Та пони из «Эквестрии Онлайн» и мультика «My Little Pony».
— Я этим не увлекаюсь, — ответил я, слезая вниз. — Единственная приставка, что у меня есть, это Nintendo DS, и то я не прикасался к ней уже месяцы. А откуда она меня знает, чтобы спрашивать?
— Ох, так я только о тебе с ней и говорю! Твоя тётя Кармен не соврала, говоря о её просто потрясающей проработке. Ты как будто говоришь с реальным человеком!
— Так ты нашла себе идеального собеседника, который с радостью готов просто тебя слушать? — с кривой усмешкой спросил я. — Могу поспорить, для тебя это рай.
Мама слегка ударила меня по руке, когда я проходил мимо за следующим листом фанеры; она улыбнулась.
— Мы болтаем о разных вещах, но вот ты ей действительно интересен, Грэгори. И чем больше я рассказываю, тем больше она интересуется.
— И сколько же ты ей рассказала? — приподнял я бровь.
— Очень много, — последовал немножко робкий ответ. — Ты же знаешь, как я тобой горжусь.
— Это да, но теперь ты хвастаешься мною видеоигре? Это довольно грустно, мам.
С этими словами я аккуратно полез обратно на стремянку с фанерой в руках, в то время как она продолжила:
— Это замечательная игра. В ней совершенно нет насилия или жестокости, всё так мирно и спокойно, эти маленькие пони такие дружелюбные… мне кажется, тебе бы…
Я старался правильно приладить лист фанеры, так что не мог оглянуться на неё.
— Тебе кажется, что мне бы?..
— Что тебе бы действительно понравилась эта игра, Грэгори.
Вновь взяв молоток в руки, я поставил первый гвоздь.
— «My Little Pony»? Это же для маленьких девочек, мам. Ну правда. Неужели я похож на одного из тех всё ещё пребывающих в детстве мужиков-гиков из интернета? Мне же в конце концов не двадцать, и я не бородат.
В этот раз я посмотрел вниз, как раз вовремя, чтобы заметить её потупившийся взгляд.
— Не знаю, Грэгори, но каждый раз, когда я вижу те пейзажи, ту миленькую пони, гуляющую по тому миру, я думаю, что тебе бы это помогло. — Она замолчала на мгновение. — Ты постоянно зарываешься головой в работу, практически нигде не бываешь, не заходишь к нам… я просто подумала, что тебе будет приятно увидеть нечто столь мирное, погулять по таким красивым местам. Тебе бы это помогло…
В этот момент она прервалась, но я воспользовался паузой, чтобы до конца забить гвоздь, после чего коротко усмехнулся.
— Ты попросила зайти, чтобы помочь папе заколотить окна или рассказать мне об этой игре?
Судя по её задрожавшему голосу, мама была близко к тому, чтобы заплакать. Зря я посмеялся.
— Ну почему ты не разговариваешь с нами, Грэгори? — спросила она. — Ты говоришь, что всё в порядке, но как у тебя может быть всё в порядке? Невозможно побывать на войне и вернуться таким же.
— Я просто не понимаю, что вы хотите услышать. — Я спустился с лестницы. — Что я плачу в подушку? Что у меня жуткие кошмары? Или что каждый раз, когда при мне открывают шампанское, я падаю наземь и оглядываюсь в поисках врага в засаде? — Я пожал плечами. — Но всё это неправда. Абсолютно. Если бы у меня были проблемы, я бы ими поделился, но у меня их нет, так что я просто не могу. Вот так вот.
Мама вздохнула. Судя по всему, плакать она пока что больше не собиралась.
— Просто поговори разок с Селестией. Пожалуйста. Это всё, о чём я прошу.
Пришла моя очередь вздохнуть, глядя на два оставшихся незабитыми окна на веранде.
— Ладно, только ради тебя, но если папа вернётся и увидит недоделанную работу, ты будешь виновата.
Мы улыбнулись друг другу, и мама вихрем понеслась в дом за этой игровой что-бы-это-не-было. У неё был артрит, так что я давно не видел её так быстро носящейся. Видимо, эта штука лежала где-то неподалёку, специально подготовленная на случай, если я соглашусь, потому что мама довольно быстро вернулась, неся в руках нечто похожее на планшет со светло-голубой матовой панелью сзади.
— Вот, — сказала она. — Это понипад. Давай, возьми его.
Девайс включился сам, стоило ему оказаться в моих руках. Изображение на экране, надо заметить, было на удивление чётким и ярким. Сейчас он показывал мраморный тронный зал и винного цвета ковёр; из-под помоста били небольшие водопады. Я даже слышал их журчание.
Вдруг в кадр вошла белоснежная мультяшная лошадь с золотыми украшениями и радужной, словно развевающейся на лёгком бризе гривой. Проработка анимации поражала — было видно, как её грудь легонько вздымается и опускается в ритм дыханию, как дёрнулось её ухо, когда его кончик зацепила грива, и странный блеск во внимательно изучающих меня глазах, блеск… узнавания?
— Здравствуй, Григорий, — поприветствовала меня Селестия. — Очень рада в конце концов встретиться с тобою лично.
— Эм, ага, привет, — сказал я. — Давай по-быстрому? Тут шторм надвигается.
— Да, я знаю.
Из воспоминаний меня вырвал новый голос.
То была женщина. Точно не Селестия, к тому же звук был изрядно попорчен гулом и ужасным качеством, значит, это был громкоговоритель. Это была та самая пропаганда, о которой она упоминала? Я не мог понять, что говорила женщина; источник звука был слишком далеко, да ещё и за несколькими стенами, но звучало так, словно она кого-то умоляла.
Но недолго оставалось звучать голосу: внезапно он был прерван тремя выстрелами с очень короткими интервалами. «Прямо как Мозамбик», — угрюмо подумал я. С такого расстояния они казались не более чем приглушёнными хлопками. Больше голоса слышно не было.
Я замер на мгновение, внимательно прислушиваясь к окружающей обстановке, но потом потряс головой. Только лишь воспоминания. Я здесь не ради них, и, кроме того, мне не слишком хотелось быть без укрытия, когда буря наконец достигнет города.
Хотя, так и случилось.
На пути в Сиэтл мне не встретилось ни единой живой души, наверное, не в последнюю очередь из-за ливня. Спасибо ему.
Всё, что было ниже колен, промокло насквозь, но тут здорово спасало шведское пончо. Рёв дождя даже под козырьками и навесами зданий был настолько оглушителен, что приходилось подносить динамик к уху каждый раз, когда я слышал голос Селестии.
Из-за ливня я не видел ничего дальше десяти метров, но даже такого беглого взгляда хватило, чтобы с уверенностью заявить, что городу досталось даже больше, чем Солт-Лейк-Сити. На пути постоянно встречались искорёженные, обгорелые останки машин, прямо на дороге валялись целые огромные куски зданий, которые, упав, раздробили и покрыли трещинами асфальт под собой. Последствия автокатастроф были просто ужасающи: выгнутые под совершенно неестественными углами кузова машин были будто вплетены друг в друга; видимо, автомобили столкнулись на невероятных, смертельных скоростях. Но на остатках цивилизации зародилась новая жизнь: бесчисленные кусты плюща и папоротника, радующиеся постоянно царящей сырой погоде.
И, конечно, были тела.
По окончании сражения никто даже не собирался заниматься уборкой арены. Для всех, кроме отключенцев, Сиэтл просто стал опасным и ненужным местом: огромное количество не подлежащих восстановлению машин, навсегда уничтоженные электрические цепи, боязнь радиации, которая, быть может, сочится сюда по озеру из Белвью — как тут можно что-то поправить? Мёртвые остались там, где и нашли свою смерть. Чем дальше я уходил в город, тем больше видел скелетов мужчин, женщин и детей, буквально разбросанных по дорогам, тротуарам, внутри импровизированных укрытий в виде погрузочных платформ, гаражей и на лестницах метро. На некоторых до сих пор остались обрывки военной формы, на других обычной одежды, но она была изодрана в клочья — видимо, у падальщиков был неплохой пир.
— Вот и она, Григорий. Башня Ренье, — в конце концов объявила Селестия.
Я рефлекторно задрал голову, чтобы посмотреть на здание, о чём мгновенно пожалел.
— Да уж, трудно представить ещё более «дождевую» башню[1], — произнёс я, вытирая воду с лица. [1: не представляю, как сохранить игру слов. Rainier Tower она в оригинале, где Rain — дождь]
Перейдя улицу и подойдя ещё ближе, я наконец смог увидеть, почему она должна вот-вот упасть. Основание здания представляло собой расширяющийся кверху конус. Он был довольно немаленьким, но всё равно не столь широким, сколь стоящая на нём башня, а в его боку зияло несколько огромных дыр, проделанных не чем иным, как 155-ти миллиметровой гаубицей, да ещё с предельно малой дистанции. Выглядело так, словно военные специально старались её обрушить, чтобы выгнать оттуда неолуддитов. От дыр расходились трещины, и кто знает, насколько они были глубоки?
— Григорий, пожалуйста, скорее, — поторопила из-под пончо Селестия.
Я ворвался внутрь, и уши наконец получили долгожданную передышку. Я выдохнул и стал стягивать изобретение шведской армии.
— Нет! Оставь.
— Но зачем?
— Увидишь. Теперь, пожалуйста, поднимись на двадцать девятый этаж.
Я грустно улыбнулся.
— Полагаю, о лифте даже спрашивать не стоит?
— Догадливый, — хихикнула та.
Найдя лестницу, я стал подниматься наверх.
Вернее, пополз. Внутри было хоть глаз выколи, так что на спасение пришли перила, которые, спасибо всему Святому, окружали лестницу на всём её протяжении. Но хреново было то, что пришлось пройти одиннадцать пролётов, прежде чем я оказался на первом этаже. Когда я достиг десятого этажа, рана в бедре уже нестерпимо болела; надеюсь, она не открылась.
— Григорий, судя по сделанному тобой количеству шагов, ты должен быть на одиннадцатом этаже.
— Уже почти, — ответил я. Всё, было бы замечательно, если б только не бедро.
— Это не часть задания, но я была бы очень, очень признательна, если бы ты предупредил людей на этом этаже о скором разрушении башни.
Я стал ощупывать стены; когда вместо прохладного бетона пальцы встретились с ледяным металлом двери, я отыскал ручку.
— В «Эквестрии Онлайн» ты бы посчитала это побочным квестом? — пошутил я.
Раздался её смех.
— Рада слышать, что ты не унываешь, Григорий!
Ну, по ту сторону двери, конечно, царил далеко не яркий солнечный день, но хотя бы чуть-чуть света всё же было. Я смотрел на офисное помещение из тех, что сделаны в виде множества кабинок, ныне уходящих куда-то в темноту: дальней стены попросту не было, и в образовавшуюся дыру хлестали потоки дождя, потом утекающие либо обратно, либо в разломы в полу. Ещё больше воды попадало сюда сверху; видимо, выбоина в здании продолжалась и там.
За углом раздался чих. Я вынул пистолет и, держа его под своим пончо в полной готовности стрелять, прокрался дальше.
Десять человек: мужчины, женщины и дети — собрались у небольшого костра там, где раньше располагалась кухонька в комнате для отдыха. В другом углу валялся пустой разбитый автомат по продаже Пепси; на стене всё ещё висела доска для объявлений с давно пожелтевшими заметками и напоминаниями. Вся компания посмотрела на меня широко раскрытыми, полными страха глазами. Их одежда уже почернела от грязи, а уж как воняло…
— Привет, — сказал я.
Одна из женщин изучающе оглядела меня.
— Ты не один из них.
— Нет, — последовал мой ответ. — Я просто прохожу мимо. Вы должны знать, что это здание вот-вот рухнет. Спрячьтесь в безопасное место.
— Станция метро «Площадь Ренье»! — крикнул один из них, уже вставая.
— Твою ж мать! Он просто хочет жить здесь сам, — обвинила меня уже другая женщина.
Ей ответил ещё один мужчина:
— Джина, если ты хочешь, оставайся тут, но я забираю с собой Бреда и Келли. Мне кажется, эта башня уже начинает шататься.
У меня не было времени на эти споры.
— Пожалуйста, если вы знаете ещё кого-то в этом здании, предупредите и их.
— Постой, — сказала Селестия. — Дай я с ними поговорю.
Я поморгал, глядя на людей.
— Что? Они же отключенцы, они тебя даже не послушают. — С их точки зрения я, наверное, говорил сам с собой.
— Доверься мне.
Правая рука сжала пистолет ещё крепче, когда я левой достал понипад из-под пончо. Люди отодвинулись от меня, словно я держал оружие.
— Друзья мои, — начала Селестия. — Я понимаю, что вы не хотите эмигрировать в Эквестрию. Быть настолько уверенными в своём решении, что выбрать жизнь в таких условиях, — достаточное для меня доказательство. Я не собираюсь тратить время, чтобы убеждать вас эмигрировать. Сейчас гораздо важнее, чтобы вы выжили, и, думаю, в этом вы со мной согласитесь.
Они немного расслабились. У Селестии хорошо подвешен язык.
— Человеку же, держащему меня, если они возьмут, отдай им понипад. С их знаниями мы сможем быстро передвигаться по этажам и предупредить как можно большее число остальных. И у тебя останется время, чтобы подняться на двадцать девятый этаж и завершить задание.
Один из детей, мальчик, пропищал:
— Никому туда нельзя!
Я подошёл поближе к группе, протягивая им понипад.
— Выбор за вами. Вы можете послать меня куда подальше и больше никогда в жизни не увидеть, но хотя бы сейчас прислушайтесь: здание рухнет, это произойдёт, причём абсолютно точно.
Они колебались. Я потряс головой.
— Да нет на это времени! — заорал я. — Кто-нибудь, возьмите его уже!
— Когда вы выберитесь из опасной зоны, я могу показать вам место, где есть еда, а также сухой, безопасный ночлег, — убеждала их Селестия. — Я обещаю, что не стану ожидать или требовать ничего взамен. В конце концов, если вам не понравится то, что я говорю, вы всегда можете кинуть понипад на землю и уйти.
А вот это, видимо, уже помогло. Женщина по имени Джина, столь скептически настроенная к моим предупреждениям, подошла настолько близко, чтобы только взять понипад из моей руки. Её взгляд ни на секунду не оторвался от моих глаз.
— Ты знаешь, что делать, — сказала Селестия уже мне. — Спасибо за всё, что ты для меня сделал. Скоро увидимся.
— Ладно, давайте пошевеливаться! — скомандовала Джина, после чего назвала отключенцам числа. — Это номера ваших этажей. Идите и предупредите всех, кого там найдёте. Когда закончите, возвращайтесь, и мы пойдём на остальные.
— Селестия говорила, что здесь тридцать один этаж, — сказал я.
— Именно, — ответила та, но дальше двадцать девятого никто не ходит.
К моему удивлению, у отключенцев были факелы, которые они зажгли от общего огня и понесли с собой на лестницу, освещая путь. Они двинулись вниз, а я пошёл вверх; эхо их шагов сопровождало меня даже после того, как исчез свет их факелов. Повязки на моей руке снова начали развязываться, но у меня не было времени (да и света тоже), чтобы остановиться и затянуть их покрепче.
Спустя несколько этажей на меня навалилось понимание, что Селестии-то больше нет. Я был в центре города без электричества, а теперь ещё и без понипада. Остался только я один. С этими мыслями я полез дальше, считая пролёты.
Башня под моими ногами задрожала, как только я нащупал ручку от двери двадцать девятого этажа. Дрожь была еле заметной, но это значило, что вес всей конструкции постепенно стал переноситься на сломанную её часть. Никто не хотел бы быть внутри, когда она рухнет, и, тем более, на такой высоте.
Стоило мне открыть дверь, как на меня рухнул труп. Я вздрогнул и отскочил, позволяя ему упасть на пол. Это тело было гораздо, гораздо свежее, чем те, что на улице; этот человек умер не более дня назад.
Я перешагнул через него, взял за ноги и вытащил обратно. Дверь захлопнулась. Что-то во мне отдалось тревожным колокольчиком: раз труп лежал лицом вниз, значит, он был убит в попытке открыть дверь. Я подёргал ручку. Та не поддавалась.
Вот дерьмо.
Здание вновь затряслось.
Вот дерьмо!
Тело было одето в старую, выцветшую форму BDU и РПС ALICE [2]. Он абсолютно точно не был военным США: об этом красноречиво говорила повязка на левой руке с символом неолуддитов. Судя по довольно большому кровяному пятну, тот был либо заколот, либо застрелен в спину. Оружия и боеприпасов у него при себе не было; видимо, кто-то его уже обыскал. [2: американская ременно-плечевая система для переноски боеприпасов, фляги и т.д.]
Я поднял взгляд от трупа как раз вовремя, чтобы увидеть седого пожилого мужчину с короткой серой бородкой, замахивающегося для удара. Я увернулся как раз вовремя, почувствовав ветерок от пронёсшегося мимо кулака. Вытянув левую руку, я схватил ею плечо незнакомца, подставил ему подножку и изо всех сил толкнул вперёд. Тот потерял равновесие и упал, довольно сильно ударившись о пол, застеленный тощим офисным ковром.
Я сел ему на грудь и приставил пистолет к лицу.
— Эй, расслабься, папаша.
Мужчина был одет по-уличному, почти как я, но, похоже, бегал он побольше. Брюки карго уже почти почернели от грязи, а фланелевый блузон потёрт и изорван. Под ногтями тонны грязи, а острые черты лица изрядно попорчены возрастом и постоянной тревогой. Впрочем, судя по всему, наука выживания для него — не пустой звук, да и физическая форма для такого возраста поражала.
Но тут праведный гнев на его лице сменился пониманием.
— Стоп, так вот, что она имела в виду! «Человек в белом». Теперь я понял. Ты Григорий.
Я облегчённо выдохнул.
— Грэгори, если можно, — сказал я. — Ага, это я. Так Селестия обо мне предупреждала? Ты — тот самый, кому я должен помочь загрузиться? — Я подал ему руку и помог встать.
— Именно, — ответил тот. — Хьюго Пелвиц. Но зови меня Хьюго, а не то позвоночник сломаю. Рад тебя видеть, Грэгори.
— Аналогично, — кивнул я, — но нам надо найти другой путь вниз. Дверь-то захлопнулась.
Хьюго поморщился и покачал головой.
— Жаль, что ты не использовал Джонни Амиша, чтобы заклинить дверь.
Я хорошенько прислушался; звук ещё более усилившегося дождя был здесь особенно чёток. Селестия не шутила, у здания действительно не было практически целой стены.
— У меня есть верёвка, — заявил я. — Может, мы сможем спуститься на этаж и выйти там?
— Звучит как план. — Хьюго жестом показал следовать за ним. — Пошли.
Мы пошли в юго-восточный конец коридора, где я обнаружил точно такой же офис с кабинками, как и одиннадцатью этажами ниже, за одним ужасающим различием: во всех его углах были аккуратными пачками сложены трупы. Их сюда намеренно перетащили. Некоторые были накрыты брезентом, некоторые остатками ковра, а остальные лежали просто так. От вони заслезились глаза.
— Никто сюда не поднимается, — объяснял Хьюго, — только если им не надо убрать мёртвых. Копать в асфальте ямы невозможно, а просто оставлять в городе опасно. Они оставляют их здесь, потому что запах поднимается наверх. Селестия настаивала, чтобы я ждал здесь, потому что тут безопасно. — Он фыркнул.
Я прошёл мимо трупов и присел, доставая из рюкзака верёвку с карабинами. Хьюго тоже не терял даром времени, собирая вместе все свои вещи: небольшой рюкзак, прям как у меня, грязную водонепроницаемую куртку и… М16. Заметив мой остановившийся на винтовке взгляд, он невесело хмыкнул.
— Отобрал у нашего товарища, что рядом с дверью, — объяснил Хьюго. — И сразу из неё же пристрелил. Они меня ищут.
— Они? — спросил я, привязывая один из концов верёвки к опорной балке в центре офиса.
— Амиши. Неолуддиты. Они знают, что я в Сиэтле. И… они мною интересуются.
С постепенно разматывающейся в руке верёвкой, я крайне осторожно стал двигаться к краю пропасти, медленно перенося вес с ноги на ногу, словно шёл по тонкому льду. Вот уж последнее, чего мне хочется, так это упасть вниз вместе с только того и ждущим куском пола.
Конечно, у меня была ещё целая куча вопросов, но они могли подождать. Без Селестии я не знал, сколько ещё осталось стоять этой башни, так что важнейшим фактором сейчас была скорость. Я чуть-чуть наклонился над краем, пытаясь заглянуть в эту серую пустоту. Улица была настолько далеко внизу, что я оставил всякие попытки хотя бы увидеть её в такую погоду; зато очень даже был виден нижний этаж, с уже поменявшим цвет с голубого на чёрный ковром.
В конце верёвки я завязал серьёзный, мощный узел, после чего вручил один из карабинов Хьюго, который немедленно пристегнул его к поясу. Я сделал то же самое и бросил верёвку вниз. Там вполне хватало до следующего этажа и даже чуть-чуть оставалось.
Хьюго разбирался со своей М16, привязывая её к спине так, чтобы она не соскользнула. Вручив ему верёвку, я почувствовал, как здание начало постепенно раскачиваться. Сознание надеялось, что это лишь ветер, но в глубине души я прекрасно знал правду.
— Старших надо пропускать, — сказал я, и Хьюго с саркастической улыбкой пристегнул верёвку к карабину.
Он с лёгкостью спустился на нижний этаж и внимательно прощупал пол, перед тем как полноценно встать на ноги и отстегнуться.
— Всё шикарно, парень! — проорал Хьюго сквозь дождь. — Прямо как на уроках физкультуры в школе!
Теперь настала моя очередь пристёгиваться к карабину и вставать на скользкий край пропасти. Крепко ухватившись за верёвку, я в конце концов повис на ней и стал медленно перебирать руками, спускаясь на двадцать восьмой этаж.
Башня застонала. В этот раз я это действительно слышал. И тут она начала наклоняться в мою сторону.
Я быстро спустился до нужного уровня, но с нынешним углом наклона здания этаж оказался вне досягаемости. Хьюго что-то прокричал, но из-за той барабанной дроби, что нещадно отбивали капли по капюшону моего пончо, ничего не было слышно.
В результате я просто повис там, над смертельной бездной, вынужденный ждать какого-то развития событий.
Тут я почувствовал, что с правой руки что-то соскальзывает, после чего проводил взглядом улетевшую в бурю повязку. Теперь моя рука была открыта, и замечательное сочетание влажного воздуха и выделившейся от напряжения в мышцах молочной кислоты заставило ранения гореть новым пламенем.
Ещё один протяжный стон от здания, и ветер толкнул меня в спину. Теперь я вновь был совсем рядом с этажом, и даже поставил туда одну ногу, но, когда я достал до протянутой руки Хьюго, добавочный вес, что пришёлся на мою вторую руку на верёвке, всё-таки преодолел силу трения, и она заскользила. Я падал.
Время замедлилось, и я даже увидел капли дождя, падавшие вместе со мной. Мозг как раз успел подумать «вот оно», когда я почувствовал резкий, достаточно болезненный удар в районе пояса. Карабин спас мне жизнь, остановившись на узле, что я завязал в конце верёвки.
Теперь моё положение было ниже, чем хотелось бы. Невзирая на ужасную боль в правой руке, я заставил себя карабкаться наверх, морщась от самого натурального огня в мышцах и снаружи. Хьюго лежал на полу, протягивая мне руку и что-то крича. Наверное, нечто по типу «давай, давай».
Только оказавшись на достаточном расстоянии от пола, я зацепился за него левой рукой. Правая же не смогла удерживать вес в таком состоянии, и пришлось с мгновение повисеть над пропастью на одной руке, прежде чем я смог схватить свободной кусок арматуры.
Железяка, конечно, поддерживала целое здание, но вот висеть на ней — не слишком благодарная работа, и она уже начала гнуться, когда Хьюго подхватил меня за правую руку, встал сначала на колени, а потом и на ноги, и с невиданной для такого возраста силой вытащил меня.
Я, лёжа на твёрдом полу, быстро отстегнулся, всё ещё морщась от боли.
— Ты в порядке? — спросил Хьюго, помогая мне подняться.
— Ага, жить буду, но нам надо спешить. — Словно подтверждая мои слова, здание под нашими ногами снова задрожало и накренилось ещё сильнее, а через пол пробежала трещина. Мы рванули к лестнице.
Стоило открыть дверь, как на нас обрушилась целая волна звуков, состоящая из криков и топота отключенцев, спешащих вниз с факелами в руках. Их крики слились в одно; я не мог разобрать ни единого слова.
Наконец пришло время спуститься.
Пока мы бежали вниз в толпе отключенцев, принявших то же решение, я видел многочисленные, похожие на паутину трещины в стенах, слышал звуки ударов и жуткий скрежет; их как будто издавало некое страшное чудовище, поселившееся внизу башни, уже откровенно дрожащей и качающейся во все стороны.
Двадцатый этаж. Нас тряхнуло так, что пришлось держаться за перила, чтобы не упасть.
Пятнадцатый этаж. Сверху начала сыпаться штукатурка и цементная крошка. Мы стали прыгать через две и даже три ступени за раз.
Пятый этаж. Сильнейший толчок буквально швырнул нас на перила, и здание после этого уже не оправилось. Внутреннее ухо подсказывало мне, что теперь башня окончательно накренена на одну сторону.
Теперь мы вышли на финишную прямую — само основание длиной в десять пролётов, в котором уже отсутствовали огромные куски стен, и ещё больше отваливалось с каждой секундой. Отключенцам надоело кричать и вопить, все теперь сконцентрировались на собственных ногах, всё быстрее и быстрее перебирая ими, чтобы оказаться как можно ниже, когда всё это рухнет.
Вестибюль. Отключенцы продолжали спускаться ещё ниже, в метро, но раз Хьюго преследуют неолуддиты, то нам нужно быстрее выбираться из города. Мы побежали к главному входу, миновали ресепшн, раздавленную и измельчённую мебель в комнате ожидания и выскочили в конце концов на улицу.
Шум позади нас усиливался с каждым мгновением и уже стал подобен Богу, скалящему зубы. Башня Ренье накренилась ещё больше, и я услышал жуткий стон, вопль рушащегося здания и подобные одновременным очередям тысяч пулемётов лопающиеся стёкла где-то там, далеко вверху. Осколки размером с горошину слились с дождём и посыпались на нас, бегущих на юг с нависшей прямо над головой башней.
В какой-то момент времени она ещё чуть-чуть повисела почти без движения, но потом, со взрывом каменной крошки и перетёртого бетона, основание в конце концов сдалось, и башня стала падать.
Улица погрузилась во тьму, когда это немыслимое здание загородило нам солнце. Конечно же, оно падало именно на нас, и мы бы никак не успели отбежать на достаточное расстояние. Воздух давил на нас, прижимал к земле, словно тоже стараясь уйти от приближающегося гиганта.
Все стёкла в магазинчиках на улице были уже давным-давно выбиты, так что оказалось достаточно просто прошмыгнуть в один из них и углубиться внутрь настолько далеко, насколько это возможно. У нас получилось пробежать примерно метров тридцать по итальянскому ресторану, когда это произошло.
Отдача от падения башни опрокинула нас, а звук стоял такой, словно весь мир вывернулся наизнанку. Я прикрыл голову руками, не обращая внимания на боль в правой, и замер.
В ушах стоял звон от последовавшей за всем этим тишины. Удостоверившись, что я всё ещё жив, я поднял взгляд и увидел уже отряхивающегося от пыли Хьюго.
— Давай поднимайся, сынок, — сказал он. — Как ты и сказал, нам надо идти.
Меня это немного смутило, но всё же я кивнул и, поднявшись на ноги, последовал за ним из ресторана. Хьюго держал винтовку наготове, и я достал свой пистолет.
Мы карабкались по горе развалин, ещё минуту назад бывших многоквартирным офисным зданием для отключенцев в пост-сингулярном мире. Перекрученные опорные балки и странных форм камни выглядели как надгробия на эдаком кладбище. Впрочем, так оно и есть. Где-то там всё ещё лежали те самые тела. От одной этой мысли пробежали мурашки.
Чтобы отвлечься от этих мыслей, я посмотрел на Хьюго. То, как он держал в руках винтовку, давало понять, что он далеко не новичок в этом деле. Он двигался, как солдат, внимательно изучая местность, держа винтовку у плеча, даже преодолевая такие сложные преграды, как горы щебня или песка. И амишами неолуддитов звали только военные. Я решил прощупать почву.
— Эта М16 похожа на модель А2, — заметил я. — Ты ведь взял её у того неолуддита? Они что, разграбили склад Министерства обороны?
— Возможно, — всё ещё изучая обстановку, улыбнулся Хьюго. — У тебя намётанный глаз, парень, только не думай, что я не заметил твой пистолет. Я уже рад, что ты на моей стороне.
Я усмехнулся, принимая комплимент.
Начало темнеть, а мы всё ещё шли по городу. Хорошо хоть на всём пути нам никого не встретилось. Я подумал об отключенцах где-то там внизу, в метро, которых ведёт один-единственный понипад. Я уверен, что они найдут путь наверх — Селестия об этом позаботится — но что будет дальше? Однажды положив глаз на кого-то, этот ИИ не даст просто так уйти.
Знаю это на личном опыте.
— Тебе разве не любопытно? — спросил меня Хьюго. Мы продвигались на юг к моей машине, но до неё всё ещё были многие километры пути.
— Хм? По поводу? — ответил я вопросом на вопрос.
— Почему за мной охотятся амиши.
Я пожал плечами.
— Думаю, если мне надо будет это знать, ты расскажешь.
Он улыбнулся.
— Ты прав, сынок. Теперь я вижу, почему Селестия выбрала именно тебя. — Хьюго почесал шею. — И ведь она тоже будет рада, когда я окажусь вне их досягаемости. Знаешь, я, возможно, единственный человек в мире, который вообще смог хотя бы приблизиться к возможности повредить ей.
Я приподнял бровь.
— Тогда это объясняет, почему за тобой гоняются неолуддиты.
— Это объясняет не всё, — продолжал Хьюго, — более важно то, что я не хочу вредить ей. Может, когда-то и хотел, но… не теперь. Когда мир в таком состоянии. И поэтому я согласился загрузиться.
— Я доставлю тебя туда. Обещаю.
Левая рука Хьюго взорвалась красным фонтаном на долю секунды позже, чем я услышал сам свист пролетевшей мимо пули. Он уронил М16, крича от боли, а я резко повернулся, уже целясь из пистолета в предполагаемую цель. Их было пятеро, и каждый держал в руках штурмовую винтовку или нечто подобное. Четыре ствола были направлены на меня, пятый стоял наготове.
Ближайший мужчина — тот, что не целился в меня — стоял метрах в десяти. У него была белая борода и платок вокруг шеи. Палец лежал на курке, а вся поза говорила о полной готовности вскинуть винтовку и стрелять. Я бы мог застрелить его из пистолета, но если не успеет покончить со мной он, то это сделают его дружки.
— Генерал Пелвиц и Мужчина в Белом, — сказал тот, — боюсь, вам придётся пройтись с нами.
Все они были одеты в точности как тот, которого убил Хьюго, вплоть до повязок с изображением руки, держащей вынутую из розетки вилку.