Продолжение следует...

Продолжение следует...

Реально то, что осознаешь.

Я зевнул и выгнулся во все кошачьи. Многие часто шутят насчет этого, мол, мой скрытый талант. Да, действительно, для жеребца с пятилетним стажем работы на Радужной фабрике и талантом к маскировке уметь по-кошачьи выгибаться — странное дело. Но это очень неплохой способ расслабиться, если кто не знал, не зря ведь кошки после таких упражнений не теряют в гибкости...

Да ну, неужели опять облака наплывают? Сколько я их сегодня сгонял, а их, кажется, становится только больше, и сейчас они закрывают такой редкий вид на закат. Эх, снова взлететь или нет? Пошло оно все к Кризалис, у меня минуту назад начался выходной, хочу его провести без очередных издевательств над ватными кораблями, лучше... лучше-лучше...

Самое страшное в выходных — не знать, как их провести. Эта проблема затрудняется еще и у тех, чьи родственники живут практически на окраине Эквестрии. Но моей тихой душеньке для раздумий о будущих днях вполне хватило бы мирного полета по пестрой округе Понивилля и разговоров...

А полечу-ка я к Мисталону! Этот пони мало того что имеет идентичную со мной проблему, но также и умеет заводить разговоры, занимающие нас до глубокой ночи, оставляя после них сладкую с горьким привкусом пищу для размышлений...

Просчитав все возможные проблемы, я решительно спрыгнул с облака. Подозрительно теплые для позднего вечера потоки воздуха забили по щекам, ускоряя темп и силу. Я расправил крылья и полетел над темно-зелеными пейзажами, изредка оголявшимися опушками...

В такие моменты думать, а особенно размышлять, не хотелось, гармония вечерней атмосферы этому не способствовала, скорее наоборот, можно легко отвлечься из-за какой-то мелочи, просто попавшей в глаза. Это напоминало езду в поезде, но чуть напряженней — перед тобой скользят картины, то медленно, то быстро, оставляя в памяти именно эти смазанные миниатюры, приправленные такими звуками, как стук колес или свист ветра, но при этом любая слабость может кончиться падением. Наиболее задумчивое и недвижимое положение в таких случаях ты достигаешь на сытый желудок, который у меня сейчас рычит, как Нарли после очередной потери красителя и пустует, как красочные чаны после дождя, поэтому был еще один повод поговорить с моим давним другом...

Лягать, во всем Понивилле не найти жилища скромней и необычней. Каков здесь стандартный домик, принятый с Солнечных реформ? Белый материал с крышей из сена. Остальные здания либо магазины, чьи украшения надо описывать отдельно, либо редчайшие экземпляры, как наша библиотека в дереве. За тем, что в таких магазинах или библиотеках работает по одному пони, они могут жить на своем же месте работы, таким образом, производительность труда заметно возрастает. А остальное? До поры до времени, конечно. Мисталон свое жилище устроил на восточной окраине города, в виде палатки. У себя дома его можно найти только по вечерам, в другое же время он «занимается исследовательской работой», иногда пропадая сутками...

Где-то снизу донесся слабый рык, и я ускорил темп полета — все-таки с Вечнозеленым лесом нельзя шутить даже в воздухе, не то что на земле. Где-то сзади маленькое войско облак окончательно пленило Солнце, и сейчас последние лучи пробивались через ватную белизну, делая ее похожей на один из моих любимых десертов...

Я не заметил, как чуть не пропустил нужное мне дерево из сотен других. Палатка Мисталона не выделялась, имела темно-зеленый цвет, была очень низкой, но широкой, в общем — идеальное жилище одинокой личности. Приземлившись на траву рядом, я в который раз усмехнулся природной метафоре: дерево, держащее палатку Мисталона, казалось сгорбленным и, в отличие от своих лесных собратьев, оно имело более темные листья.

Прислушавшись к звукам в палатке, я облегченно вздохнул — бурчащий бас с хрипотцой гудками оживлял натянутый кусок полотна. Я тихонько подошел к входу и подергал занавес. Гудки продолжились. Значит, можно войти...

— ...Забавно, очень забавно, — мягко усмехнулся серый земнопони, рассматривая кружку на своем выщербленном из корня того самого опорного дерева столе. — А ведь так и есть.

Картина нисколько не могла меня удивить. По крайней мере, если бы ее главным героем был только Мисталон. Он часто засиживался с бутылкой у себя в палатке, отталкивая на следующее утро всех, кто с ним встречался. На своем же веку такую картину я видел лишь в детстве, когда дядя пригласил меня к себе домой погостить, но, что-то узнав от соседей, достал спрятанную когда-то «от нее» бутылку крепкого одуванчикового вина и пил. Помню, напугало это меня кошмарно, потому что он не реагировал на меня и не слышал моих слов о том, что мне надо домой. Это было в Филлидельфии, там я ориентировался очень плохо, но, слава всему солнечному, прилетели родители...

Я отряхнулся от воспоминаний и уставился на серенькую фигурку моего друга. Что же, этот земнопони отличался от всех тем, что, в принципе, ничем не отличался. Его простая, короткая грива, черный цвет которой вместе с пепельно-серым окрасом создавали довольно жуткое ощущение, из-за которого смотреть на темно-зеленые глаза больше минуты было просто невозможно. Он расплывающимся взглядом оценивал содержимое коллекционного стакана, полученного им в подарок от меня. В принципе, все вещи из нашего города он получал от меня, так как сам производил наихудшее впечатление на продавцов и был неспособен к какому-либо общению. В общем, не повезло жеребцу с характером, ой как не повезло...

— Я же стараюсь, но все не то, не двигается дело, — раздраженно рыкнул Мисталон на стакан и опустил голову на стол, тяжело вдыхая наполненный привкусом топлива воздух своей палатки.

— Мист, дружище, опять хандра? — заботливо спросил я, присаживаясь по сторону стола.

— И они пытались что-то сделать! — резко сказал земнопони, вскинув голову и упершись взглядом в робко стоявший стакан. — Но я, дурень, не умел, не понимал...

«Действительно серьезно» — про себя подумал я. Он обычно хотя бы проявляет свою внимательность ко мне, но сейчас как ни в чем не бывало продолжал беседу со стаканом:

— Зачем я здесь вообще нужен? Народ только пугаю...

— Мист, да что стряс...

— Знаю! Я не настолько глуп, — яростно вскрикнул он, оборвав меня.

Меня это порядком начало раздражать. Какой бы ни была моя терпимость к его выходкам, но это уже переходит все границы!

— Господин Мисталон, я у вас спрашива... — попытался возмутиться я, но серый земнопони поморщился и проговорил:

— Ладно, выходи уже, мне так неудобно говорить...

Мне бы закричать и дать ему хорошей копытовщины, но тот поразил меня своим поступком: легким движением опрокинул багровое содержимое стакана на стол. Тут бы мне отскочить, потому что напиток должен был, по логике вещей, облить меня, но этого не произошло. Мало того, он начал окружать кольцом опрокинутый стакан, чего, по той же логике, происходить не может, даже для автономной магии (Спасибо библиотекарям). Внутрь ровного кольца, подкрадываясь к стакану, потекли маленькие ручейки, ведомые какой-то неизвестной силой. Первый ручеек, коснувшийся стенок стеклянного изделия, распался на тысячи мелких, сетью опутывавших его недавнее хранилище. Но следующие ручейки перестали беспорядочно растекаться по стакану, а начали складываться в единую картину, до боли знакомую из картинок редких книг...

Период моего изумления кончился, и я еле выговорил:

— Что здесь, лягать, происходит?

— Я пытаясь вылезти из своего немного тесного ложа, — монотонно сказал... стакан.

Картина, сложенная из ручейков, встала и плоской картиной сидела на стакане, с интересом рассматривая меня своим единственным глазом.

— Ты, ты... — как яблоки с дерева, падали с моих уст слова.

— Ради всего святого, хотя бы будь пообьемистей, — Мисталон устало протер глаза.

Фигурка спрыгнула со стакана и прислужными ручейками поставила вертикально стакан, медленно пробулькав:

— А тебе что-то не нравится?

— Ты знаешь, мой пофигизм дает мне сил разговаривать с тобой даже тогда, когда ты точка или линия, да вот Фирпирсу так непривычно.

Ручейки подняли фигурку воздух, поднимая его нацеленный на меня взгляд на уровень моих глаз.

— Ну да, ему просто слышать меня уже странно, — он резко протек ко мне и впился своими глазами в мои. От неожиданности ко мне вернулся старый действенный рефлекс, то есть, я хорошенько ударил копытом по наглой фигуре, и дар речи, который не преминул спросить:

— Господин Мисталон, может, вы объясните все то, что здесь происходит?

— Поймешь, — буркнул земнопони и прорычал на собравшуюся обратно фигуру: — Нормализуйся!

— Не смей мне приказывать, иначе роли сменятся, — прохихикала фигурка и выпрямилась. В следующую секунду эта картинка упала на стол и мгновенно увеличилась, увеличив заодно и стол. Физически это не ощущалось, просто Мист отдалился от меня на приличное расстояние, но потом вернулся обратно, не подавая признаков какого-либо изумления. Наступило молчание. Молчание затянулось. Воспользовавшись искоркой смелости, я шепотом от необъяснимого страха спросил у Миста:

— Кто это был?

Он без единого слова указал копытом в потолок. Я, деморализованный от увиденного ранее, еле поднял голову — и не смог опустить. Потолок, ранее бывший самым обычным, то есть, низким, на данный момент казался бездонным, наполненным множеством светящихся пылинок, складывавшихся в большую фигуру. Когда сил хватило на то, чтобы опустить голову на серого земнопони, я увидел лишь сонность и раздраженность.

— Давай без выпендрежа! Знаю, ты давно не был Великим и Ужасно Красивым, но сейчас мне до этого!

— Ой, завидуй молча, — проговорила фигура, и сквозь тишину легко пробился щелчок...

Потолок вернулся на прежнее место, и на нем были намалеваны разнообразные животные, из которых явно выделялись лошадь и дракон, которые стояли фактически в центре кольца из других созданий природы. Вдруг со стола вверх полетела струя из того самого вина и ударилась в полотно с необычной картиной. Тут же там начал происходить то ли ужас, то ли бред, который даже самым больным в голову не придет: красная струя линией обошла всех, отметив каждую животинку, которая после этого панически побежала прочь от центра, отмеченного кругом с уходящими из срединной точки стрелками. Но не тут-то было: стрелки удлинились, опутали каждого и потянули к себе, при этом... смеясь? От круга исходил зловещий хохот, который дошел просто до истерики, когда куча животных начала всячески мяться и разрываться на части, принимая различные абстрактные формы...

Под конец вся эта масса слилась в одну форму, которая обрела все, что подобает живому существу, по крайней мере, силуэт об этом говорил. Черная картинка получила детали и краски, и, перед тем, как я ужаснулся, слезла с потолка и встала в полный рост.

А у драконикусов он большой.

— Первое, что ты обязательно должен получить для нормального общения, так это чувство юмора, — укоризненно сказала Мисту фигура.

— Если оно будет равным твоему, тогда я вряд ли чего-то добьюсь, — ответил земнопони, копаясь под столом. Через несколько секунд он достал какую-то бутылку и поставил ее на стол, обращаясь ко мне:

— На всякий случай.

Наконец, все изумление превратилось в жажду, и я прильнул к бутылке. Когда мой живот просигналил об отсутствии места для остального, я вылил часть содержимого бутылки на лицо и фыркнул.

— Странный какой-то у тебя друг, — сказала фигура, и я от неожиданности дернулся и уперся в него взглядом, лепеча:

— Ди... Ди...

Не помню, почему я говорил именно это, но потом я взял себя в руки, встряхнулся, все-таки жеребец, а не кобыла какая-то, и спросил у фигуры:

— Кто ты?

Стыдно за этот вопрос, очень стыдно, но драконикус, похоже, только разочаровался, упав на возникшую из ниоткуда кушетку:

— О времена, о нравы! Стараешься, стараешься, а потом одни не знают, кто ты, другие думают, что ты давно умер, а следующие даже и спросить об этом не соблаговолили! Ох, ох!

— Кончай свой спектакль! — по-дружески приказал Мисталон и спросил у меня: — Я так понимаю, ты в гости решил наведаться? Уж извини, решил с этим, — он махнул на убивающегося драконикуса, — поболтать, да он меня и затянул, тебя еще коснулся.

Я только сейчас заметил, что его голос и повадки перестали отдавать той пьяной расплывчатостью, знакомой почти каждому пони благодаря Берри, он говорил все также спокойно и тихо, как всегда.

— Кто он? — вымолвил я.

— Тот, чьими стараниями я до сих пор не сошел с ума, — без капли усмешки ответил он, а драконикус подлетел ко мне и быстро затряс мое копыто:

— Дискорд, очень приятно, Дискорд, — он повернулся и потянулся за копытом Миста, но тот смерил его многозначительным взглядом, и драконикус воздержался. — Дискорд. Дух Хаотичного Раздора и Разодранного Хаоса...

— Собственной персоной, — съязвил Мисталон.

— Ради святой всячины, ты до сих пор этому завидуешь? Мы же это прошли: не завидуй другим, и другие позавидуют тебе, не так ли? — пригрозил когтем Дискорд.

— Ладно, ладно. Так, Фирп, у тебя вопросов по этому поводу больше нет? — торопливо спросил земнопони, убирая опустевшую бутылку и подавая, наконец, полотенце.

Я воспользовался полотенцем и вернувшимся даром речи, как можно мягче спросив:

— У меня очень много вопросов, Мист, очень много. Во-первых, самый главный: как дух всего шиворот-на-выворотного мог подняться из-под земли на разговор с простыми пони?

— Неужели вы, государь, смеете думать, что я имею повадки высших чинов государственного управления? — тоном, достойным вельможи, спросил драконикус в строгом костюме, восседая на богато разукрашенном стуле. — В списке моих простых желаний числится в том числе и банальное общение, вы должны это знать, — под конец он посмотрел на меня поверх того, что я мог бы с большой натяжкой назвать «очками».

— Но почему именно Мист? — задал я направляющий вопрос.

— А почему ты приходишь к нему? — приподняв одну бровь, улыбнулся Дискорд.

Я поднял копыто, чтобы что-то возразить, но раздумал, поняв парирующую суть вопроса. В палатке повисло неловкое молчание, которое Мисталон непринужденно прервал:

— Я тебя, кстати, ждал завтра, хотел показать найденное сокровище, — он подмигнул и отошел в «кладовку», угол в его жилище, куда он сваливает все свои вещи. Эта «кладовка» обладала странным свойством, которое я открыл примерно месяц назад: отыскать нужную вещь может только Мисталон. Помню, я тогда застал его за каким-то важным делом, и он возьми и скажи, чтобы я принес из «кладовки» одну вещь. Тогда я полчаса пытался отыскать эту самую вещь, но, сколько бы я ни копал, ее я найти не мог. Более того, там каждая вещь встречалась только один раз, а потом пропадала в бездне другого мусора, даже не запоминаясь...

А ведь правда, я не помню ни одной из вещей в его кладовке! Плюс один к ее странности. Хотя после того, как я узнал о часто гостящем здесь Дискорде, вряд ли останутся какие-нибудь тайны...

— Тебя ни разу не интересовала его серость, хм? — тихо, чтобы слышал только я, спросил драконикус, продолжая восседать на стуле.

— Да чему тут удивляться, серый пони как серый пони, что тут...

— Я говорю не о цвете, а серости, — еще раз подчеркнув последнее слово, спокойно перебил меня Дискорд.

— А, ты об этом... Да, сначала я этому удивлялся... Да и сейчас это меня поражает, но тогда мне было интересней. Знаешь, моя семья долго не могла найти себе пристанища из-за скандалов, оставшихся после усопшего отца, и мы видели практически каждый город Эквестрии. А в разных городах разные жители, я общался со сверстниками и в Филлидельфии, и в Мэйнхэттене, и, конечно, в Клаудсдейле. Везде я видел и очень грустных, и очень веселых, и простых пони, но Мисталон кардинально отличался от каждого, он...

— Есть! — почти до потолка вскочил Мист вместе с бутылкой какой-то прозрачной жидкости. Он ловко бросил ее, отчего она встала точно вертикально, а сам продолжил копаться в куче вещей, рыча: «Где эти чертовы стаканы». Я попытался прочесть надпись на наклейке стакана, но ее буквы не могли ничего мне напомнить, тем более, все буквы казались то размытыми, то слишком резкими, как бы странно это ни звучало.

— Мисталон, что ты...

— Фух, все, нашлись, — облегченно вздохнул земнопони, кинув стаканы на стол и грохнувшись на сиденье. — Так что ты говорил?

— Я не собираюсь напиваться сегодня, Мист, даже не пытайся.

— А кто сказал, что это зебрианское пойло? — хитро улыбнулся Мисталон.

— В прошлый раз ты говорил, что это вода, а чем все обернулось? Я день от нее отходил! — сплюнул я.

— Ну, ну, неужели ты всегда будешь это вспоминать? Нет, это, конечно, не вода, но во много раз лучше, поверь мне...

— Дорогие поняши, а вы обо мне не забыли? — заговорили две буквы на наклейке, с интересом рассматривающие нас.

— Ах, ну да. Итак, Фирп, ты сколько будешь пить? — тоном, не терпящим увиливаний, уточнил Мист.

— Ай, к Кризалис тебя, один стакан, — махнул копытом я.

Он ожидающе посмотрел на Дискорд, пока тот пытался отлепить свои глаза от бутылки. Когда он заметил его взгляд, то несколько секунд держал на лице полное недоумение, но потом устало сказал:

— Я тебе точно однажды рог приставлю. В самое нужное место.

Буквы с наклейки бутылки соскочили и понесли ее к моему стакану, махая хвостами и что-то пища. Затем одна буква надела другую а-ля каска и начала махать тем, что дано было от природы, и остальные под его команды оперативно заполнили мой стакан. Чуть не уронили и понесли к стакану Миста, продолжая что-то возмущенно пищать и толкаться. Они повторили над его стаканом те же действия и облегченно поставили бутылку на стол, весело крича и танцуя. Но не тут-то было: драконикус схватил бутылку и залпом осушил ее. Он думал примерно секунду, после чего Мисталон оттолкнул меня, и перед нашими глазами стол накрылся волной пламени из утробы драконикуса. Продолжалось это около вечности, так как адреналин в моей крови сейчас зашкаливал. Я даже не сомневаюсь в судьбе маленькой бригады букв, жизнь которых оборвалась так бесчестно...

Мист ожидающе смотрел на меня сквозь колеблющийся воздух, как ни в чем не бывало держа стакан в копытах. Мой стоял в таком маленьком воздушном оазисе, что даже казался светлее, чем раньше. Мой мозг уже начал привыкать к этому безумию — на осознание всего произошедшего мне хватило меньше минуты, и я также поднял стакан, наблюдая за тем, как Дискорд разжевывал остатки бутылки. Но Мист не чокнулся по обычаю, а сразу опрокинул содержимое в себя с широко распахнутыми глазами. Я последовал его примеру, не обращая внимания на маленькие глотки...

Я вспомнил, как жеребенком в детстве попробовал радугу. У нее было забавное свойство: иметь вкус, запоминающийся практически на всю жизнь, так что я четко помню каждое ощущение... Нет, эта жидкость не была каким-то составляющим радуги, и даже никак не могла быть на нее похожа, с радугой ничего не сравниться. Я лишь подумал, что если это пойло как-нибудь окрасить, то оно могло быть восьмым цветом...

Вот только я не могу решить, каким. Первые ощущения, горькие и резкие, могли бы быть одним из оттенков зеленого, но дальнейшее ощущение тепла может соседствовать только с красным. А привкус, который останется на несколько часов, можно смело ставить под голубоватый. В общем, это было... ужасно. Для тела.

Я не знаю, где взял обладание на точную установку стакана в изначальное положение, потому что копыта, казалось, замерли в одном положении и не задумывались о дальнейшем движении. Глотка из-за каких-то магических воздействий лишилась влаги, абсолютно, не давая сказать хотя бы словечко, поэтому я захрипел, обратив внимание на Миста.

Вы когда-нибудь видели смеющийся язык? Освобожденный от уз полости рта, он смотрел на меня и от смеха бессильно повис, трясясь. Я бы отрезал его, не задумываясь, если бы не этот паралич. Или как его назвать? Осушение? Можно и так...

Ну а у Дискорда смеялось все. От глаз, бьющих ресницами по воздуху, до когтей, извивавшихся в агонии и подрагивающих от каждого моего хрипа, все умирало в потоке смеха...

Секунда...

Две секунды...

Вечность...

Милосердие, если это так называется, взяло верх в натуре драконикуса: он поднес нам по стакану воды. Конечно, нельзя быть полностью уверенным в том, что это вода, но я бы сейчас выдул любую жидкость, какими бы свойствами она не обладала, да и Мист был в этом со мной единогласен — сразу же схватил стакан и осушил его, чуть ли не сгрызая его грани. Я также влил в себя эту... воду, слава всему солнечному, и мне стало намного легче. Пока мы с Мисталоном переводили дух, Дискорд поцокал языком:

— Ай-яй-яй, не пей воду, не зная ее роду, запомните это. Вот, я помню, в ваши годы у одной черноволосой полукровки сдуру вызвался дегустировать все его задумки... Скажем так, некоторые детали внешности у меня были не с рождения...

— Ради всего святого, я надеюсь, что это простая вода! — взмолился Мисталон, откашливаясь.

У меня в голове, помимо вопросов о напитке, возник живой интерес к «святому» и «полукровке», и я не преминул спросить:

— Полукровка?

Дискорд открыл было рот, но Мист вдруг пролетел мимо него и распахнул залепленные чем-то занавеси палатки. Свежий воздух взбодрил меня, но мне захотелось еще, и я также проскочил мимо Дискорда и с наслаждением втянул ноздрями прохладный воздух округи, накрытой... ночью.

— Какого черта... Дискорд! — обомлел Мист и закричал в палатку.

— Не повышай на меня голос. Ты должен меня благодарить, я дал вам самое легкое по ощущением «лекарство», смысл которого заключен в ускорении времени.

— Но я же опаз... — заныл серый земнопони, но неожиданно осекся и быстро сказал мне: — Помнишь, ты как-то пришел вместе со мной сюда, и я сказал, что мне надо кое-что проведать в палатке?

— Так... Припоминаю, да. А что?

— Прошла минута, так? Прошла минута, и я вышел весь разбитый и уставший, ссылаясь на то, что запнулся и прокатился по всей палатке, не так ли?

— Ох, помню, помню... Ты еще уперся против похода к сестре.

— Угу. Так вот, для меня тогда прошло отнюдь не минута, — он злобно посмотрел на драконикуса, который рассматривал часы на стене. Потом он посмотрел на меня, прищурился и тихонько подошел к Дискорду, что-то прошептав ему. От услышанного у драконикуса глаза вылезли на лоб, подозрительно посмотрели на меня и вернулись обратно, кивая зрачками. После этого Мист подошел ко мне и хотел что-то сказать, но я решился на вопрос, следовавший за предыдущим:

— «Святое». Что это значит?

— Прости, но я не могу тебе этого сказать, я опаздываю. Сегодня на Зионе должен был быть сбор, на котором мне обязательно надо присутствовать. Надеюсь, время не слишком затянулось. До завтра! — махнул он копытом, подошел к столу и разлегся на нем, располагаясь поудобнее.

— Что? Зион? Мист, что про... — оправившись от недоумения, я начал напористо спрашивать его, но...

Стол, бывший когда-то корнем дерева, сейчас напоминал зеленый туман, наполненный потоками ярких частиц, летящих по порядку. Сам Мист покрылся зеленой светящейся сеткой, а потом также стал форменным потоком частиц, хотя нет, символов, многочисленных символов. Его очертания расплывались, все тело превратилось в нечто бесформенно светящееся... и издающее... какие-то странные шелестящие звуки...

Мисталон, серый земнопони, исчез, ничего после себя не оставив. Я стоял перед столом, на котором он секундой назад лежал, тупо с разинутым ртом уставившись в него. В голове было пусто, никакие догадки не лезли в голову...

— Мог бы синхронизацию подкорректировать, — безразлично донесся сзади голос драконикуса. В бессилии я посмотрел на него, ожидая ответов, но тот безучастно стоял, ничему не удивляясь. Потом вдруг он встал и уперся своим желтым, полным чего-то завораживающего взглядом в мои глаза, что-то высматривая под ними. За мгновение я ощутил, как не могу двигаться, думать, вспоминать, говорить... Я стал передатчиком, связующим между двумя сторонами Высших Сил, управляющих Судьбой и Бытием... И сейчас одна сторона, усмехаясь, говорила в меня:

— Дорогие читатели-зрители-слушатели, в общем, те, кто принимают в свою память этот отрывок из жизни. Он кажется обрывистым, бессмысленным или просто странным, называйте, как хотите, не мне решать. Также не мне знать, зачем его сделали, и что я здесь потерял, — хотя, вообще-то, есть догадки. — Не мне знать, зачем вообще нужен этот обрывок. Может быть, это — начало какой-то сверхоригинальной идеи, которая разовьется во что-то великое, — и ужасное. — Может, конец, не имевший истока, может-может. Решать вам. Я же здесь, как видите, был сзади, занимался какой-то бессмыслицей, то есть, ничего не делал, полностью не развился и вообще пришел просто по обаянию, — да, я такой. — Теперь кто-то спросит, что за бред здесь происходит? Никто? Ну тогда...

Когда право мыслить вернулось ко мне, все прошло в одно мгновение: Дискорд исчез и появился передо мной, держа свои глаза в паре миллиметров от моих, таинственно прошептав:

— Продолжение следует...

И последнее — тычок. Тычок в голове. Или в голову. Но, впрочем, нет. Не надо этого знать. Не нужно это помнить. Мне нужно все забыть...