Стальные крылья: Огнем и Железом

Глава 11: "Весенняя лихорадка" - часть первая

“УСМИРЕНИЕ ЗВЕРЯ! ПОБЕДА ХАРИЗМАТИЧНЫХ И БЕССТРАШНЫХ СЕНАТОРОВ ВСЕЛЯЕТ НАДЕЖДУ В СЕРДЦА ВСЕХ ЖИТЕЛЕЙ ЭКВЕСТРИИ!

Рассказ об этом из уст главного героя событий — в вечернем выпуске нашей газеты!”
Новости Кантерлота

Негромко урча, винты цеппеля резали воздух, неся покачивавшуюся машину все дальше и дальше на запад, к Кантерлотским горам. Посвист больших деревянных лопастей был почти не слышен за шумом паровой машины, шипевшей, ухавшей и грохотавшей в утробе гондолы. Техническая мысль сталлионградцев не стояла на месте, и спустя несколько лет после нашего знакомства, «Ревущий» обзавелся парой здоровенных шестерен, торчавших из кормовой надстройки гондолы, и вращавших жужжащие пропеллеры посредством хитроумной системы передач. Расплатой за это стало усиление шума и вибрации, а также основательная перестройка гондолы — она получила большой, но довольно уютный отсек для пассажиров, расположенный на средней палубе, и снабженный огромным иллюминатором во всю стену, позволявшим наслаждаться видом проплывавших над нами облаков. Минусом стал довесок в виде прилично утяжеленного зада, предназначенного для здоровенной паровой машины. И пусть открывавшийся вид был немного подпорчен огромной тушей цеппеля, передняя часть которой нависала над расположенной под ее пузом гондолой, в моих глазах это лишь придавало ему толику величественности, позволяя почувствовать, отождествить себя с воздушным судном, уже по-новому ощущая его покачивание, тряску и рывки, сопровождавшие нас во время полета.

— «Что тебя так позабавило?»

— «Да так… Ничего определенного» — улыбнувшись, я оглянулась на Графита, присоединившегося ко мне у окна. Заходящее солнце окрашивало облака над нашими головами в нежно-розовый цвет, где-то там, позади, уже сменяющийся ночной синевой. Прохладный ветерок превратился в порывы холодного ветра, и я никак не могла понять, какой интерес удерживал остальных на узких мостках, протянутых по периметру первого яруса гондолы, куда помощник капитана каждый вечер приглашал нас полюбоваться закатом.

— «Я рад, что все это заканчивается» — признался муж, игнорируя хрупкую закатную красоту. Его взгляд был направлен на мой затылок, и мне то и дело приходилось дергать ушами, ощущая его горячее дыхание, шевелившее мою отросшую гриву – «И я думаю, что тебе все же не следовало ходить по госпиталям. Для этого у тебя есть помощники».

— «А мне, знаешь ли, были рады!».

— «Угу. «Рады», или «рады начальству, заглянувшему на огонек»? Две большие разницы, знаешь ли, милая» — хмыкнул Графит, но заметив, как я покосилась на него, тотчас же постарался перевести все в не слишком удачную шутку – «Сказать по правде, когда я очнулся в ЕР после своего последнего недельного загула, то пределом моих мечтаний было выпить целую бочку холодной воды, и не видеть никого еще столько же времени».

— «И что ты делал в реанимации, позволь спросить?» — решив поддержать шутку, поинтересовалась я, сдувая с глаз непокорную черное-белую прядь. Уже давно никто не заплетал мою гриву в косички, и я обросла, словно дикий северный земнопони, все чаще мечтая побриться если не налысо, то по крайней мере, сделать себе элегантный ирокез, которыми щеголяли в этом сезоне все модницы Легиона – «Меч? Копье? Неудачно наступил на детский конструктор?».

— «Отравился экстрактом мускусной поганки» — с каким-то мрачным весельем ухмыльнулся черный жеребец, переводя взгляд на окно. В нем я видела отражение его светящихся глаз, глядевших на заходящее солнце через тонкие ниточки до предела сузившихся зрачков – «Когда запивал ее дешевым сидром в одной из подвальных забегаловок Мэйнхеттена. Его нужно было капать на кусочек сахара, после чего закладывать тот за щеку, и разглядывать цветные круги, ощущая, как все твои беды уходят, словно дымок, поднимающийся из носа. Я был молодым и глупым, Скраппс, и эти воспоминания – все, что у меня осталось от того времени, которое считается лучшим в жизни любого пегаса».

Обернувшись, я решила было что-то сказать, хоть как-нибудь приободрить супруга, но каким-то глубинным кобыльим чутьем поняла, что делать этого не стоит. Что нужно просто выслушать своего жеребца, не клюя его мозг своими «умными» советами и комментариями.

И я не ошиблась.

— «Я был молод и глуп, и наконец-то вырвался из дома своих родителей, которым становилось все труднее скрывать проживавшего в чулане молодого жеребца. Я был согласен с условием никогда не появляться в их доме, взамен, получая через банк ежемесячную «помощь», которую с энтузиазмом спускал на гулянки, выпивку и кобыл».

— «И однажды, ты отравился» — тихонько вздохнув, я прижалась к теплому боку мужа, с трудом поборов желание забраться верхом на его спину, где вольготно расположиться, как в старые добрые времена.

— «Однажды я решил подцепить не ту дамочку. И она меня отшила» — продолжил свой рассказ жеребец, присаживаясь возле окна. Мне показалось, что он, как и я, с трудом сдерживает желание что-то сделать – например, прижаться лбом к холодному, подрагивающему стеклу иллюминатора – «Скажу тебе сразу, чтобы ты не изводила себя, и не строила лишних догадок – ее звали Найт Шейд. Да, та самая Найт Шейд, с которой у вас столь непростые и тесные отношения. Конечно, кем тогда был я, и кем она? В общем, я получил тотальный отбрык, да еще и при своих дружбанах-собутыльниках, таких же молодых и глупых пегасах, как я, кормившихся вокруг молодого балбеса. Ну, и ушел в недельный загул, из которого меня вытащил Скрич».

— «Скрич?» — вскинулась я. Не сдержав своего любопытства, я подошла к иллюминатору, и едва ли не прыгая на задних ножках, попыталась заглянуть Графиту в глаза – «Тот самый Скрич? Дарк Скрич? Первый Легат Легиона?».

— «Первым Легатом все же считаешься ты, Скраппи. Но да – это был тот самый Скрич. Старик узнал о произошедшем, и приперся ко мне в палату, расшугав подвернувшихся под ноги медсестер. Я думал, что он, как остальные, решит позубоскалить над молодым дебилом, лишь благодаря доброте окружавших его пони не оставшимся без почек и печени… Вместо этого он выволок меня из койки, и заставил выпить два кувшина воды, после чего держал над унитазом за гриву, пока меня выворачивало наизнанку в туалете больницы. Потом еще два кувшина – и снова макнул головой в унитаз… А после всего этого – дал пару раз по морде, и сунул в зубы предписание явиться на мейнхеттенский вокзал, где меня ждал билет до самых Заслонных гор, где располагалась воссозданная Обитель Кошмаров. Конечно, я мог бы и отказаться… Но как совершенно точно сказал мне старик, «А тебе есть что терять, идиот? Ты можешь никуда не лететь и не ехать, ведь в конце поездки тебя ждет только голод, холод и страх, которые заменят твою выпивку, нахлебников и вьющихся вокруг мокрощелок. Но если ты сможешь, если преодолеешь то, что ждет тебя в Обители – то не будет на свете ничего такого, чего бы не смог ты достичь. И тогда не ты на них, а они на тебя смотреть будут, рты свои противные пооткрывав». Как видишь, в чем-то он был прав».

— «При взгляде на тебя, я убеждаюсь, что он был прав во всем» — обняв Графита за шею, я притянула к себе его голову, и погладила по буйной шевелюре, словно львиная грива, густыми волнистыми прядями покрывавшую темя и шею – «И тоже скучаю по старику. Мне кажется, мы должны навестить его. Как ты думаешь?».

— «Думаю, это хорошая идея» — несколько смущенно отозвался Графит. Мне показалось, что в его голосе скрывалось тщательно скрываемое беспокойство, и вызвано оно было отнюдь не моей привычкой говорить о мертвых как о живых – «И я это рассказал тебе для того, чтобы ты знала, кем я был, и кем стал. Понимаешь? Я хочу, чтобы ты услышала это от меня, а не от…».

— «…Найт Шейд. Верно?».

— «Верно» — нахмурился жеребец, пристально поглядев мне в глаза. Не самое успокаивающее зрелище, сказала бы я тебе, Твайлайт. Особенно перед сном – «Она уже успела с тобой поделиться своей версией произошедшего? Что она тебе сказала? Она прилетала к тебе в больницу?».

— «Нет, нет, и снова нет. Ничего из всего перечисленного» — беззаботно хмыкнула я, взъерошив копытом черную шевелюру, и стараясь не обращать внимания на болезненно сжавшееся сердце. Кажется, приближалась классическая ситуация «Тени из прошлого», когда в жизни счастливой семьи вдруг возникает старинная любовь одного из партнеров, и вся жизнь их летит под откос, и я категорически не знала, как выпутаться из этой паутины. Разве что просто не обращать внимания на все, что болтают кобылы – «И я не собираюсь верить ее словам, даже если она объявит, что беременна, и ждет от тебя жеребенка. Уммм… Она ведь не ждет его от тебя, дорогой?».

— «Что? Нет-нет, что за глупости!» — заверил меня муженек, явно обеспокоенный моим голосом, в котором явно проскочил звук бритвы, полосующей обнаженную плоть – «Не ждет, и не ждала. Как я сказал, меня смачно отшили, макнув в навоз, и знаешь – теперь я этому даже рад, ведь я встретил тебя, и… Ну, и теперь, видишь ли, Шейд поняла, кого она упустила из своих копыт, путаясь с известными пегасами и пегасками, и думаю, постарается разрушить нашу семью, чтобы добавить меня в свою коллекцию. Может быть, будет действовать через Кег Беррислоп».

— «Скорее это я сломаю ей все ноги!» — воинственно хрустнув костяшками путовых суставов, задиристо заявила я, но быстро опешила, до конца осознав то, что сказал мне Графит – «Погоди, а Кег тут причем?».

— «Ну, сейчас они партнеры, и она может попытаться…».

— «Она? С Кег?! Это самое?!».

— «Да, Скраппи» — скрипнув зубами, терпеливо откликнулся муж. Обернувшись он смерил меня взглядом от ушей до кончиков копыт, словно пытаясь проверить, не издеваюсь ли я над ним – «Они уже взрослые кобылки, и могуг делать то, что хотят. В том числе и «это самое», как ты выражаешься. Это проблема?».

— «Ээээ… Я имела в виду, что они… Ну…».

— «Партнеры. Да. Уже около пары лет».

— «А тебе это откуда известно?» — известие о том, что любительница латекса оказалась еще и «шаловливкой», с одной стороны, выбило меня из колеи, а с другой… С другой сознание уже начало рисовать передо мной все более радужные перспективы, и в какой-то момент я едва не пустила слюну, словно озабоченный спаниель, свято уверовав в то, что Кег будет совсем-совсем не против со мной «поделиться». В конце концов, это же нечестно – в одиночку владеть таким роскошным телом!

— «У меня свои источники информации, как ты понимаешь» — развивать этот разговор Графит явно не собирался, что заставило меня задуматься над тем, а не находимся ли мы все под колпаком у принцесс, решивших, что в эти неспокойные времена нужен особый присмотр за всеми заинтересовавшими их пони – «Грифоны с легкостью обошли нас в Пизе, все эти годы с легкостью перекупая всех отправляемых туда чиновников, поэтому я стараюсь приглядывать за всем, что может коснуться тебя лично, а также членов твоей семьи. В конце концов, они могли бы попробовать надавить на тебя, угрожая похищением твоих близких».

— «Да, тебя, пожалуй, похитишь» — отшутилась я, стараясь изгнать из головы воспоминания, от которых болезненно сжалось сердце – «Но ты знаешь, что я сделаю с теми, кто захочет провернуть такой вот трюк».

— «Давай остановимся на том, что за ними нужен присмотр» — предупреждающе дернул крылом жеребец, явно не собираясь продолжать этот разговор, скользящий по тонкой грани между дружелюбными подколками, и откровенной семейной ссорой – «Госпожа озадачила меня этим, поэтому за детьми круглосуточно присматривают. По крайней мере, когда они покидают дворец».

— «А за домом?».

— «Хмммм… Пожалуй, я попробую с этим что-нибудь сделать».

— «А ту парочку «якобы отставных» гвардейцев, которую поселили по соседству, значит, не ты туда организовал?» — не удержавшись, подколола я мужа. Тот лишь закатил глаза, сделав честную морду – «А вот теперь ты похож на одну мою знакомую единорожку, когда та спит».

— «Кстати, она не показалась мне достаточно здоровой для возвращения».

— «Мне тоже, дорогой. Мне тоже. Но, по крайней мере, она перестала выглядеть так, будто собирается загнуться прямо у нас на глазах» — вспомнив свое посещение госпиталя в Нью Сэддле, я лишь порадовалась, что не взяла туда с собой детей. Нет, внешне все было пристойно, даже со скидкой на технологии, едва дотягивавшие до медицины начала девятнадцатого века людей, и заумную магию, которую я, при всем своем желании, никак не могла почувствовать или понять. Однако, вид тех, кому пришлось перенести одну, или несколько экстренных операций, привел к тому, что «стальные крылья» сломались, и долго ревели в кабинке кобыльего туалета, раз за разом обрушивая глупую голову на холодный кафель стены, словно та была виновата во всем, что произошло с моими сослуживцами. Выйдя оттуда, я лишь порадовалась тому, что нигде в отделении не было зеркал, ведь выглядела я, должно быть, не краше тех, кому выбрили полголовы, как Квик Фикс, оставив на ее темени несколько жутковато выглядевших шрамов — «Теперь она похожа на пони, собирающуюся сделать это немного позже».

— «На мой взгляд, она выглядит нормально» — ляпнул муж, пожимая могучими плечами. Конечно, для этого дуболома любой шрам становился предметом гордости и похвальбы, хотя я заметила, что он старался не слишком афишировать их, то ли избавляясь от этих «украшений для жеребцов», то ли попросту стараясь их не получать – «По крайней мере для пони, которой разбили голову молотом, у нее был довольно бодрый видок».

— «Ты просто не понимаешь» — вздохнула я, вспоминая неуверенные движения единорожки, попытавшейся встретить меня у двери. Я успела дойти от лестницы до поста, а затем и палаты, пока она еще волочила свои враз исхудавшие ноги от постели до приоткрытой двери – и дело, похоже, было отнюдь не в капельнице, которую той приходилось таскать с собой на старинном, похожем на вычурную вешалку, штативе. Не выдержав, я долго плакала сначала у нее на плече, а затем – в кабинете заведующей отделением, когда читала ее медицинскую карту. Несмотря на то, что местные кудесники удалили большую субдуральную гематому, убрав накопившуюся под сводом черепа кровь, в голове единорожки обнаружили множество мелких кровоизлияний, словно тропинка, тянувшихся по полушариям мозга, и вопрос ее реабилитации оставался открытым – «Но радует одно – рог не пострадал».

— «Да уж, велика важность!» — хмыкнул жеребец, но я все же заметила, как он инстинктивно передернул сложенными крыльями, словно пытаясь убедиться, что они все еще оставались при нем – «А вот то, что ты вернулась оттуда вся не своя, меня откровенно бесит. Что, снова убедила себя в своей вине за все, что произошло с этим миром, и каждым живущим в нем пони?».

— «Не бухти, дорогой» — ухмыльнулась я, повернув голову, и проведя губами по мощной шее черного жеребца – «Просто медицина это не твое. Ты хорош в другом деле, так что не стоит влезать в такую тонкую область, как психоанализ. Ладно?».

— «А беспокоиться за тебя тоже нельзя?».

— «Беспокоиться можно. И ночью меня тоже побеспокоить не запрещаю» — я поздновато спохватилась о том, куда зашел наш разговор, и сама не заметила, как завелась буквально с пол-оборота, опомнившись лишь когда поняла, что уже вовсю покусываю и облизываю черную шерсть, под которой бугрились могучие мышцы тяжело засопевшего жеребца – «И даже подомогаться можешь… Немножко. И безо всяких там связываний – сам понимаешь, такие игры я теперь не люблю. Как и насилие».

— «Насилие?» — удивился тот, шумно обнюхивая репицу моего хвоста, вилявшего уже безо всякого моего участия – «А что, такое вообще возможно?».

— «Кое-где возможно». – вздохнула я, глядя на тени, упавшие на огромный иллюминатор. Собранный из множества стекол, забранных в стальную решетку рамы, он едва заметно подрагивал под ударами ночного ветра, потряхивавшего дирижабль. – «Помню, в Мэйнхеттене, когда я ликвидировала договора с одной конторой, занимавшейся пошивом наших туник, я встретила такой вот необычный случай».

Графит промолчал, вместе со мной глядя на трепещущий по ветру вымпел, медленно растворявшийся в розовом свете невообразимой красоты заката, заливавшего лучами заходящего солнца самое небо вокруг нас.

— «Мне встретилась одна кобылка. Случайно столкнулись в дверях. Она приходила в эту контору узнать, не посылали ли они ей письма. Я как-то и не обратила на нее внимания – милая такая и скромная земнопони, очередная симпатичная мордашка из провинции, двинувшаяся на покорение большого города. Но случилось неожиданное – в неразберихе, которая случилась прямо во время моего визита, она и курьер перепутали сумки, поэтому мне пришлось изрядно побегать, прежде чем я отыскала ее конуру».

— «Как неожиданно» – усмехнулся чему-то черный жеребец, прижимая меня крылом к теплому боку. Дети за нашей спиной вновь устроили возню на диване, кажется, старательно выдирая друг другу последние волосины из порядком всклокоченных грив, однако я решила не оборачиваться, дожидаясь момента, когда можно будет включить карательные санкции на полную катушку, раздав безобразникам живительных шлепков – «Но, впрочем, это не удивительно. Ведь ты же туда зашла.

— «Все было пристойно. Почти» – фыркнула я, вспоминая очередную стычку с руководством этого филиала треста «Рога и Копыта»[1], в результате которой легионеры еще долго были вынуждены тщательно латать постепенно ветшавшую форму – «Но главное заключалось в том, что я обнаружила ее дома, сидевшей возле двери».

— «Зачем же?».

— «Она ждала курьера или письма из той конторы. После интервью. Понимаешь?».

— «Не совсем…» — озадаченно протянул Графит, глядя на меня сверху вниз, с высоты своего роста.

— «Она приходила на интервью. И по своей наивности, позволила их «управляющему персоналом» оценить свои достоинства не только как портнихи или модельера. И ждала от него обещанной весточки о приеме на работу. Теперь-то понятно?».

— «Ооооооо…» — рот Графита округлился в негромком выдохе. Покосившись на шумевших детей, он приблизил украшенное рысиной кисточкой ухо едва ли не к моему рту – «Но ведь… Это же просто подло! Не говоря уже о том, что это попросту незаконно!».

— «Законно, не законно… Это все слова» – вздохнула я, прижимаясь головой к бугрящемуся мышцами плечу мужа. Зимняя шерсть уже сошла, и я ощущала, как под моей щекой, словно сытые змеи, перекатываются мощные мышцы стража» – Она сидела так день за днем, две недели, и неизвестно, сколько бы еще прождала, ведь этот мерзавец даже не собирался ничего предпринимать».

— «И… Что же случилось?».

— «Случилась я».

— «Кажется, понимаю…».

— «Да нет, все было пристойно» – вздохнув, я потерлась носом о короткую шерсть, и выглянула из-под крыла супруга, послав разыгравшимся жеребятам первый предостерегающий взгляд, впрочем, благополучно ими проигнорированный – «Представь себе, она была настолько мягкой и наивной, настолько невинной, что даже не представляла себе, что ей могут ничего и не написать! А вот я такой, увы, уже не была. Я подхватила сумку, эту пони со смешным именем Коко, и пока мои балбесы развлекали ее своими историями снаружи, взяла за яйца этого умника-менеджера, протащив его за них же по всему их поганому заведению в кабинет шефа, где и решила скопом все накопившиеся вопросы».

— «И этот воротила пошел на попятную только из-за того, что один из его подчиненных допустил такую промашку?» – недоверчиво хмыкнул Графит, без особого успеха пытаясь удержать меня своим крылом – «Прости, но в это сложно поверить. В любом другом месте Эквестрии – безусловно, но в Мэйнхеттене? Этот город начал привлекать к себе неоправданно много внимания наших повелительниц, и на месте горожан я бы уже давно постарался убраться оттуда подальше, пока это внимание не стало чересчур пристальным».

— «Ты прав. Он не пошел» – хмыкнула я, выворачиваясь из-под крыла супруга, и сердито глядя на детей, с визгом носившихся по спинкам диванов. Разыгравшиеся к ночи безобразники явно не собирались успокаиваться, и наверняка решили наградить свою мать новой головной болью – «Он долго гнул свои кривые ноги, выгораживая этого придурка, пока не наговорил достаточно для того, чтобы любой суд счел его как минимум пособником, а то и соучастником всего, что произошло. Ну, а затем, я просто вытащила свой меч, и предложила ему простой выбор – или на бумагах окажется его подпись, или там же окажутся тестикулы этих свободолюбивых господ. И пущай потом жалуются кому угодно, включая принцесс!».

— «Да, пожалуй, эта угроза была для них достаточно неожиданной».

— «Я не угрожала. Я и вправду была готова их оскопить. Но хорошо, что мы смогли договориться. В конце концов, благоразумие и чутье в крови у жителей Большой Подковы» – Недобро усмехнулась я. Расшалившись, дети забыли про осторожность, и мне осталось только дождаться, когда клубок кусающихся и лягающихся комочков жеребячьей шерсти подкатится к моим ногам, чтобы выцепить оттуда орущих близнецов, тотчас же распихав их под крылья – «Я чувствую себя больной и уставшей, когда попадаю в такие вот места. Когда вижу, как оскотиниваются те, кто получает от жизни какой-либо шанс. Они используют его по полной – и в то же время все быстрее теряют что-то важное внутри себя».

— «А по тебе и не скажешь…» — усмехнулся муж, но тотчас же поправился, увидев мой недоумевающий взгляд – «Внешне все выглядит так, словно ты чувствуешь себя там словно рыба в воде, или облако в небе».

— «Но это не значит, что мне нравится плавать в этой грязи!» – строптиво фыркнула я, отвлекаясь на жеребят. Опустив голову, я принялась вылизывать мордочку Берри, сердито рвавшуюся у меня из-под крыла, и занимаясь этим важным, как мне думалось, делом, пропустила момент, когда в салоне появилась Соя, и ее вечно набыченный супруг, хмуро глядевший на окружающих, словно страдающий несварением ротвейлер. Услышав дружный вой жеребят, он скривился — ротвейлеру предложили свежего лимона! — и нахмурившись, двинулся к окну.

— «Что это с ним?» — поинтересовалась я, заметив, какими обиженными глазами поглядела на него Спринг «Соя» Бриз. Потоптавшись на месте, она тяжело вздохнула, и направилась к одному из диванов, придерживая небольшую детскую сумку, из которой недовольно пищал маленький синий жеребенок, явно намереваясь его перепеленать.

Непонятно, правда, почему было нельзя сделать это где-нибудь в каюте.

— «Как дела?» — поинтересовалась я у бывшей подруги. Нет, я не кривила душой, когда желала ей счастья в семейной жизни, и совершенно не сердилась за то, что она просто делала свою работу, порученную ей соратниками из Комиссариата… Но подругой теперь уже точно не могла бы ее назвать – даже несмотря на то, что когда-то было между ней, и той самой, «настоящей» Скраппи Раг. Все выгорело в огне лесного пожара, и из-под толстого слоя пепла уже показалась молодая трава. Похожая – и в то же время совершенно иная – «Как малыш? Уже придумали ему имя?».

— «Хорошо. Нормально» — откликнулась та, пряча от меня глаза. Оглянувшись, она потянулась было к грудной пряжке шлейки, но остановилась, наткнувшись ногой на мое копыто – «Что такое? Тебе что-нибудь нужно?».

— «Думаю, стоит перепеленать его в каюте» — откликнулась я, делая вид, что совершенно не пытаюсь заглянуть под челку мелированной гривы, скрывавшую глаза Сои – «Иди, а я отдам мужу своих охламонов, и сразу к тебе присоединюсь».

По виду Бриз было заметно, что ей совершенно не улыбалась перспектива остаться со мной наедине, но спорить она не решилась – в салон начали возвращаться все те, кто встречал меня у дверей лечебницы, и я быстро потеряла ее в круговороте разноцветных тел. Пони возвращались с прогулки по выносным мосткам, куда всех желающих пригласили для любования закатом – здесь, над облаками, он представлял собой сногсшибательное зрелище для тех, кто редко поднимался в воздух. Возбужденно переговариваясь, пони укладывались на диванах, расстилая на них теплые одеяла, предложенные своим гостям экипажем дирижабля, и добродушно отмахиваясь от Пинки, решившей лично убедиться, что все без исключения окружавшие ее воздушные путешественники знают, как нужно правильно расстилать одеяла на диванах, находящихся на борту дирижабля. Посмеявшись над кутерьмой, всего за несколько минут организованной неугомонной земнопони, я наконец соизволила извлечь притихших детей из их пуховых камер, где они, помимо своей воли, уже пригрелись, и лишь сонно свистели что-то неодобрительное в сторону матери, устраивавшей их под боком отца, после чего незаметно ретировалась в коридор, направившись в каюту Сои.

— «Не помешала?» — ради приличия, уточнила я, входя в крошечную комнатушку, располагавшуюся недалеко от салона. В ней не было ни паркета, ни шпона, имитирующего дубовые панели на стенах, ни пробковой звукоизоляции, отчего вибрация и гул пыхтящих машин на корме ощущались тут гораздо сильнее. Однако в ней была двухъярусная койка, занимавшая большую часть помещения, а также крошечный стол, на котором Бриз заканчивала переодевать своего малыша, капризно хныкавшего, и дрыгавшего крошечными ножками, ежесекундно рискуя попасть ими в глаза матери, с помощью зубов и копыт менявшей подгузники маленькому охламону.

— «Нет, конечно же. Мы почти закончили» — за время моего отсутствия Соя успела справиться с собой, и тепло улыбнулась мне, сбрасывая испачканное бельишко в плотный холщовый мешок. В этом мире еще не додумались до одноразовых вещей личной гигиены, но думаю, расскажи я им об этом, Твайлайт, меня бы точно сочли сумасшедшей за предложение тратить древесину и дорогую бумагу на хранение не слишком ароматных делишек наших детей. Ну, или сочли бы отвратительной матерью, слишком ленивой для того, чтобы следить за жеребенком самостоятельно – или слишком бедной для того, чтобы нанять себе приходящую няню.

— «Это хорошо» — хмыкнула я, глядя, как она посыпает внутреннюю поверхность бедер и попку своего отпрыска детской присыпкой, окрашивая белым его синюю шерсть, словно побелкой – «Ой, а глаза-то у него какие голубые…».

— «Да. Голубые». – тотчас же потухла Бриз, и нервно принялась натягивать на жеребенка матерчатый подгузник, стараясь не глядеть мне в глаза – «Сегодня было столько новых впечатлений, что он никак не хочет ложиться спать. Видимо, придется долго укачивать. У вас там, кажется, все уже улеглись?».

— «Нет. Пинки еще колобродит» — усмехнулась я, озадаченная странной реакцией мой знакомой. Сунувшись к столу, я наклонилась над недовольно попискивавшим жеребенком, и мягко ткнулась носом в его пузико, проведя несколько кругов по часовой стрелке вокруг пупка. Результатом стала серия громких трубных звуков, сделавших честь иному взрослому пони, после чего малыш неожиданно улыбнулся, продемонстрировав мне несколько мелких зубов, торчавших из розовых десен.

— «Ну вот, и все впечатления вышли» — улыбнувшись, я пощекотала губами опавший животик, и отстранилась, давая его мамочке завершить приготовления перед сном. – «Кстати, как я погляжу, эту машину основательно переделали?».

— «Да. Нам сказали, что он станет опытным цеппелем, поэтому ему и присвоен индекс «О». Наверное, будут испытывать на нем разные виды паровых машин, и нам повезло, что именно он был готов к очередному полету, когда пришло распоряжение… Ну, то есть, приглашение».

— «Ага. Понятно» — что ж, мои мысли по поводу того, кем именно было затеяно это приключение, оказались верны. Похоже, слухи о моих делишках в Грифусе и на Севере явно дошли до Комиссариата, который решил напомнить мне о том, кем именно меня считают в Сталлионграде. Впрочем, попытка выглядела достаточно неуклюжей уже для того, чтобы я тут же заподозрила в ней копыто милейших официальных властей города-государства востока, вместо чувства благодарности вызывавшая у меня лишь ощущение крайней неловкости. Так чувствуют себя взрослые, год за годом собиравшиеся сначала на детском, а затем и на юношеском празднике, и в конце концов, переставшие понимать, зачем именно они встречаются друг с другом, даже по прошествии множества лет.

— «Кстати, Соя, быть может, ты перейдешь ко всем, в общий зал?» — немного помявшись, предложила я, глядя, как белая пегаска устраивает малыша на верхней койке каюты – «Тут довольно шумно, как я погляжу, да и не слишком весело. Я понимаю, что это не литерный железнодорожный вагон, но все-таки…».

— «Нет-нет. Мы привыкли» — поспешно откликнулась на мои слова Бриз. Чересчур поспешно, как показалось мне в этот момент – «Скоро придет Плам, и мы будем укладываться. Верно, мой хороший?».

— «Ууууугуу…» — нахмурившись, прогудела я, задумчиво глядя на бывшую подругу. Встав задними ногами на лесенку, она ловко зацепилась сгибом крыла за ограждение верхней койки, и заботливо устраивала жеребенка у стеночки, явно собираясь разделить с ним постель – «А почему не на нижней койке спите? Его же приходится кормить по ночам, верно?».

— «Да, но мы справляемся…» — ответ прозвучал настолько жалко, что резанул меня, словно нож.

— «Понятно».

— «Скраппи… Крылышки… Все в порядке» — я не знала, кого пытается убедить Спринг «Соя» Бриз, но ощущала всем своим естеством какое-то море отчаяния и безнадежности, в которое вдруг окунулась, словно в холодное, черное море. Перед моими глазами вдруг пронеслась широкая улица, освещенная болезненным светом желтеющих фонарей, отражавшихся в черных лужах, блестевших среди мешанины бурого, мокрого снега, сбитого в хрустящую пену колесами месивших его шин. Замерев, я зажмурилась, ощутив, как болезненно стукнуло сердце, острыми иголочками боли отдавшись где-то во лбу… И все пропало. Пропала зима; пропала холодная, размазанная по асфальту грязь, но ощущение того, что где-то рядом со мной, на расстоянии нерва, находится что-то плохое, холодное, липкое, никуда не ушло.

— «Мы просто ляжем спать, а утром уже прилетим в Кантерлот. Наверное, даже успеем погулять, пока загружают воду и уголь, а потом…».

— «Соя!».

— «Да, Скраппи? Тебе тоже пора, правда?».

— «Это ведь из-за него?».

— «Нет. Все в порядке» — замотала головой альбиноска, ныряя под шерстяное одеяло, и поворачиваясь ко мне спиной. Последний луч заката окрасил стену комнаты в тревожный багрянец, и померк, оставив за иллюминатором лишь темноту, в которой отражался тусклый огонек кристалла в плафоне лампы, привинченной к откидному столу – «Смотри, как поздно. Тебе точно пора спать».

— «Соя, слезай».

— «Что?».

— «Пони – это социальные существа, поэтому слезай, пожалуйста, с этого куриного насеста, и отправляйся вместе со мной в салон» — Решив, что словами делу не поможешь, я неловко вскарабкалась по лесенке, и начала тормошить белую пегаску, стягивая с нее одеяло – «Если ты этого не сделаешь, то я… Я уподоблюсь твоему жеребенку, и устрою тут маленькую газовую камеру, после чего вы сами выбежите отсюда, теряя по пути подковы».

— «Крылышки, хватит играть! Уже поздно! Иди спать!» — попыталась урезонить меня Бриз, однако лишившись одеяла, не на шутку рассердилась, и уже всерьез принялась отпихивать меня задними ногами – «Ты что, с ума сошла, что ли?!».

Однако в ее голосе мне слышались слезы.

— «Ххха! Ты что, забыла, откуда вы меня забрали?!» — делано удивилась я, наматывая на свое копыто белый, с розовыми прядями, хвост. В отличие от меня, пегаске было где расправить ее компактные крылья, и потянув за свою добычу, на полу очутилась лишь я. По крайней мере, мне удалось вовремя пригнуться, спасаясь от удара задними ногами не на шутку рассвирепевшей кобылы – «У меня даже справка есть, в рюкзачке! Хочешь, покажу?».

— «Я хочу, чтобы ты оставила нас в покое!» — прошипела Соя, оглядываясь на захныкавшего жеребенка – «Не лезь в нашу жизнь! Каждый раз, когда ты появляешься, ты только и делаешь, что портишь все вокруг себя!».

— «Да, да, да. А ты прям так и светишься счастьем!» — обиженно фыркнула я, тыча передней ногой по сторонам, словно предлагая полюбоваться изысканным убранством каюты. Второй я предусмотрительно держалась за бело-розовый хвост – «Прям так и вижу счастливую семью, члены которой желают друг другу спокойной ночи!».

— «Не тебе нас судить!».

— «Не мне» — неожиданно спокойно откликнулась я, глядя в вытаращенные розовые глаза альбиноски – «Но ты что-то перепутала, Соя. Ведь я не собираюсь тебя судить. Я собираюсь тебе помочь. Вам помочь, обоим».

— «Нам не нужна ничья помощь!».

— «Ага. Вот как этому малышу» — несмотря на рывки, с которыми та пыталась высвободиться, я наконец притянула к себе за хвост дергавшуюся кобылу, и неожиданно сильно – для нее, само собой… – стиснула в объятьях, заставив сердито шипевшую мне что-то пегаску подавиться очередным обвинением – «Когда у него заболит животик, он тоже будет прикрывать его ножками, орать, брыкаться, но мы-то с тобой понимаем, что если ему не помочь, дело примет скверный оборот. Поэтому можешь ругаться, плеваться, или дальше корчить из себя оскорбленную невинность, но я все же сделаю сейчас уж-жасно жестокую вещь».

— «Скоро вернется Плам, и…».

— «И не найдет в каюте никого. Здорово, правда?» — криво усмехнулась я, разглядывая барахтавшуюся у меня в копытах кобылку – «В то время как мы завернемся в одеяла, и в обнимку со своими детьми и друг другом будем лежать на довольно удобных диванчиках, глядя, как луна освещает редкие облака, несущиеся нам навстречу. А завтра мы прилетим в Кантерлот, и отправимся гулять по городу – найдем гостиницу, в которой поселимся вместе с теми, кто захочет остаться, посмотрим на Большой Кантерлотский Каскад, зайдем в Королевскую Библиотеку, а может быть, даже и во дворец. Мы сможем снова увидеть принцесс, и даже поглядеть на торжественный парад в честь победы…».

— «Эх, Крылышки! Ты как была дурой, так ей и осталась!» — тяжело вздохнула Бриз. Ощутив на своих крыльях и ребрах мою хватку, она уже не рисковала размахивать копытами или слишком активно вырываться из моих медвежьих объятий, пусть и ослабших за несколько месяцев бескормицы и нерегулярных нагрузок – «Ты ничего не понимаешь, и не поймешь. И опять, опять все испортишь!».

— «Это тебе так кажется» — фыркнула я, осторожно выпуская Бриз из своей хватки, сделав вид, что не замечаю, как поежилась освободившаяся от моих объятий пегаска, украдкой бросая взгляд на мои ноги – «И я понимаю, о чем ты так вздыхаешь. Думаешь, что я устрою тебе карнавал, соблазнив ощущением ложной свободы, и освобождением от проблем, а когда все закончится – они навалятся на тебя с новой силой? Ты плохо меня знаешь, милочка. Но может, это и к лучшему…».

— «Да что ты вообще можешь сделать?! Ты… Ты же просто перекладываешь бумажки в этом вашем Легионе!».

— «Наверное, ты права» — убедившись, что пегаска поднялась к потолку, и нехотя подхватила с кровати тихонько сопевшего жеребенка, я гостеприимно распахнула тяжелую, заскрипевшую дверь, приглашающе двинув крылом в сторону полутемного коридора – «Однако я убедилась, что эту работу тоже кто-нибудь должен выполнять. Что же до всего остального, то не волнуйся – я уверена, что капитан не откажет мне в любезности, и задержится ради нас в Кантерлоте на любой удобный нам срок».

---

Скрипнув, тяжелая дверь стального люка распахнулась, впуская в каюту тяжелый, жирный запах смазки и копоти. Тусклый свет одинокого коридорного плафона обрисовал шагнувшую через пороги фигуру пони, и вновь погас, оставшись за захлопнувшейся дверью в каюту. Не сильно скрываясь, вошедший прошел прямо к кровати, и завалился на нижнюю койку. Пружины скрипнули, принимая на себя тяжесть упавшего на них тела, и в комнате воцарилась напряженная тишина, казавшаяся еще более тяжелой и вязкой от неумолчной вибрации корпуса воздушного судна, за эти сутки ставшей привычной для нас, словно застарелая зубная боль.

— «Жеребенка покормила?».

— «Да».

Шепот обезличивает. Шепот принадлежит и кобыле, и жеребцу. Но в этих голосах холод слышен даже сквозь шелест слов, раздающихся в темноте.

— «Зачем приходила Раг?».

— «Хотела помочь».

— «Скажи ей, чтобы больше не приходила».

Тишина.

— «Почему?».

— «Потому что я так сказал!».

— «Ну ты погляди! Теперь я вижу, кто в доме настоящий жеребец!».

— «Кто ты?» — на этот раз голос меня подвел, и услышав ядовитую, неприкрытую насмешку, мой собеседник резко поднялся с койки, заставив ту заскрипеть и затренькать, словно старую, сломанную фисгармонию[2] – «По какому праву…».

— «Привет» — как можно дружелюбнее улыбнулась я, и даже помахала копытом вставшему на ноги жеребцу, чья голова появилась у второго яруса койки, стараясь, чтобы моя улыбочка не выглядела как безумный оскал – «Ну да, это я. А ты кого собирался тут встретить?».

— «Где Бриз?» — холодно уточнил Плам, пристально глядя на меня сквозь блестящие, стальные рейки ограждения койки – «Я велел ей не покидать каюту».

— «Там, где она есть, ей хорошо» — светски ухмыльнулась я, ощущая, что мой рот вот-вот порвется, оставив на полу каюты две половинки моей не слишком умной головы – «А я вот решила зайти, поговорить…».

— «Нам не о чем говорить, соратница».

— «Серьезно? А мне всегда казалось, что любая честная сталлионградка, долго отсутствовавшая в Сталлионграде, при виде любого сталлионградца должна как можно скорее бежать к нему, теряя по пути остатки одежды, и надеясь, что он из комиссариата…».

— «Так это относится к честным сталлионградкам» — набычился синий земнопони, наконец заподозривший, что над ним издеваются напропалую – «Ты-то тут причем?».

«Эх, хорошо отбрил, гад. Нужно будет запомнить».

— «А вдруг я тоже решила стать законопослушной гражданкой?» — решив давить на жалость, возразила я, воздев к потолку передние ноги, всеми силами пытаясь изобразить из себя опытную плакальщицу на хорошо оплачиваемых похоронах – «Я, можно сказать, всеми силами стремлюсь увидеть кого-нибудь из комиссариата, чтобы покаяться в… Признаться… Ну, я не знаю… В чем-нибудь! Имеет же каждый пони какую-нибудь постыдную тайну?».

— «Возвращайся к своим, и рассказывай хоть всю ночь напролет!» — холодно отозвался Плам, поворачиваясь к двери. Похоже, моя пантомима не произвела на него должного впечатления, что еще раз говорило о том, что актриса из меня получилась никакая, однако строгая, если не сказать голодная диета, которую я вынуждена была соблюдать по роду моей деятельности последние полгода, хоть в чем-то мне помогла, и земнопони явно не ожидал такой прыти от разглагольствующей пегаски, вроде бы расслабленно валявшейся на вершине двухъярусной койки, почти под потолком каюты.

— «А я хотела бы поговорить с тобой!» — кубарем скатившись с койки, я пребольно ударилась хребтом о жалобно зазвеневшую крышку столика, и копытами задних ног, со всей силы, саданула по начавшей открываться двери, с грохотом впечатывая ее в овальный проем – «И желательно прямо сейчас! Ты ведь никуда не спешишь, верно?».

На секунду мне показалось, что синий жеребец воспользуется моментом, и вышибет из меня дух, впечатав копыто мне в живот, добивая до самого позвоночника – однако тот успел лишь дернуться в мою сторону, позволив мне скатиться со столика ему под ноги. Уже предвкушая хар-рошую драку, в которой меня будут бить — и может быть, даже ногами! – я попыталась было сгруппироваться, но ощутив на своей спине тяжесть навалившегося на меня Плама, испуганно дернулась в сторону, врезавшись плечом в закрытую дверь.

«Нет, все-таки отсутствие тренировок дает о себе знать» — Поднявшись на задние ноги мы, пыхтя, пытались сдавить друг друга передними, словно два борца, старающихся сломать друг другу хребет. В этой борьбе мы были, в целом, на равных, компенсируя отсутствие приличной мышечной массы с моей стороны не слишком большой силой земнопони – с другой, однако выучка сотрудника комиссариата решила все дело, и поборовшись со мной пару минут, Слим резко взял в замок мою поясницу, и прогнувшись назад, с грохотом отправил меня на загудевший от удара пол.

— «Ох, мать твою за вымя…» — простонала я, ощущая, как жалобно хрустнули все до единой косточки в моей многострадальной спине. Мне повезло, что я сумела согнуться, и приложилась лишь только хребтиной о металлический пол, рефлекторно вцепившись зубами в проносившуюся мимо холку помощника комиссара, или как там называлась должность этого синего жеребца. Ощущая, как тот вскарабкивается на меня сверху, явно решив доломать, я испуганно пискнула, и недолго думая, изо всех сил саданула его задними ногами, подбросив в воздух заламывавшего мне крылья жеребца. Не ожидавший такого, он сложился практически пополам, что позволило мне вновь, от души, угостить его задними ногами, исполнив уже подзабытую, но, как оказалось, не потерявшую актуальности «катапульту».

На этот раз переборка загудела не менее громко, чем пол. Свернувшись, Плам грохнулся на пол, и широко разевая рот, втянул в себя воздух, с выражением боли и удивления уставившись на мою фигурку, по-прежнему валявшуюся на спине. Решив утвердить свою победу, я попыталась перевернуться и встать… Но заскрипев, словно несмазанная телега, решила, что буду выглядеть не менее грозно и всепобеждающе, просто валяясь на ободранном полу каюты, от соприкосновения с которым моя спина радовала меня колющими болями, при каждом вздохе пробегавшими по позвоночнику. Кряхтя, я перекатилась на живот, и в течение нескольких минут позволила себе просто полежать на холодном полу, глядя на приходившего в себя Плама.

— «Неплохой приемчик» — наконец, проскрипела я, с трудом собирая конечности, и гримасничая, утвердила себя на ногах, придерживая себя разведенными в стороны крыльями, цеплявшимися коротко стриженными перьями за кровать, и стену каюты – «Покажешь как-нибудь? Или тоже будешь ссылаться на секретность?».

— «Ни за что!» — поднимаясь, выдохнул наконец жеребец. Несмотря на не слишком удачно выполненный прием, словно в насмешку, получавшийся у меня каждый раз по-другому, ему крепко досталось, и даже без видимых глазу повреждений, выглядел он довольно помято. Примерно как я, после хорошей попойки – «На этот раз ты перешла все границы, Раг! Нападение на сотрудника комиссариата…».

— «Мне показалось, что это было нашим личным делом!» — фыркнула я, осторожно, словно древняя старуха, присаживаясь на кровать – «В конце концов, если бы каждая ссора из-за невыполненного обещания разбиралась бы официально…».

— «А она и разбирается. Официально» — просветил меня Плам, мужественно делая вид, что ничего не произошло. Однако каждая попытка принять гордую позу оскорбленной невинности заканчивалась у него болезненным вздохом – «А нападение на помощника комиссара первого ранга…».

— «Нападение на дверь!» — мое уважение к этому синему зануде таяло с каждым вздохом, превращающим мою спину в филиал подушечки для иголок – «Прошу заметить, что я нападала только на дверь! Мне показалось, что она была готова ударить тебя по лбу».

— «Не морочь мне… уххх… голову!».

— «А ты не ябедничай!» — ответила я, и показала Пламу язык, заставив того воинственно выпятить нижнюю челюсть – «Тем более, что сам виноват. Обещание не выполнил? Не выполнил. Вот теперь и получай сполна».

— «Я тебе ничего не обещал!».

— «Ну, сегодня просто день неверных ответов!» — ехидно скривилась я, прислоняясь спиной к прохладному столбику кровати. Стало чуть легче, и боль, тонкими иглами впивавшаяся в позвонки, понемногу начала отступать – «Или плохой памяти, что встречается сплошь и рядом. Особенно когда обещанное не хотят выполнять».

— «Я…».

— «Как сейчас, я помню тот солнечный, пригожий денек, и городок на окраине Эквестрийской границы…» — отступившая боль настроила меня на игривый лад, и я повела перед собою передней ногой, словно оратор, живописующий эпическое полотно – «Пригревающее солнце, кучерявые облачка, смешивающиеся с паром, поднимающимся из топки разводящего пары паровоза – и множество пони в броне, ведущие по улицам маленькую, беззащитную кобылку, опутанную десятком цепей…».

— «Пар не может идти из топки!» — каркнул, перебивая меня, синий жеребец. Наконец распрямившись, он сделал шаг в мою сторону, заранее сморщившись в ожидании боли в отбитой пояснице или животе – «А на тебе не было цепей!».

— «Так поэтичнее!» — безапелляционно отрезала я, указывая крылом на стульчик у столика, предлагая синему садиться, и не маячить возле двери. Она выглядела гораздо кривее, чем до моего героического прыжка, и мне предстояло подумать, что сказать по этому поводу экипажу… Ну, или как быстрее смыться с дирижабля, пока меня не загребли за порчу общественного имущества – «И вот, обнявшаяся парочка с вызовом глядит на опутанную цепями кобылку, и принимает от нее последнее благословление, обещая жить долго и счастливо, наплодив кучу маленьких жеребят. Но проходит что-то около двух или трех лет…».

— «Почти три года прошло с того момента. И на тебе не было цепей!».

— «А ты не умел торговаться, как дромад!» — презрительно фыркнула я. Нет, дверь определенно не могла покоситься – в конце концов, это был люк, плотно сидевший в овальной, выглядевшей вполне надежно раме… Но почему-то мне казалось, что люк выглядит все кривее и кривее с каждым моим взглядом в его сторону – «Но если хочешь, то могу напомнить, могу… Однако все, что я вижу, это «долго», а вот где «счастливо», и «много жеребят» — понять до сих пор не могу. Может быть, плохо искала?».

— «Пожаловалась, значит, подруге…» — сквозь зубы процедил жеребец, с прищуром глядя на мою попытку демонстративно заглянуть под кровать, в поисках озвученных основ семейного счастья, какими они представлялись сидевшей перед ним пятнистой кобылке – «Но наши с ней отношения, Раг, это семейное дело, поэтому не смей вмешиваться в нашу жизнь! А теперь – будь добра, убирайся из нашей каюты!».

— «Если бы она мне пожаловалась, друг мой, то я бы не пинала этот вот стол, или дверь» — теперь пришла очередь мне нехорошо прищуриться, с вызовом глядя на синего земнопони – «А уже давно и ритмично пинала тебя по яйцам, звон которых был бы слышен даже в Сталлионграде! Но нет, я решила действовать по-хорошему! Я решила узнать, что же у них не так! И чего я добилась? Оба врут мне в глаза, оба ведут себя так, словно ненавидят и презирают друг друга – и это после трех лет совместной жизни?! Да что там у вас случилось-то?!».

— «Это не твое дело!».

— «Дар есть благословление дающего» — припомнила я слова, брошенные однажды в разговоре с дромадами, обожавшими разные мистические словоблудия – «Так что теперь это и мое дело, Плам! Вы, сталлионградцы, появились в моей жизни безо всякого приглашения, а ты – ты преследовал меня, присоединившись к той своре охотников, загнавшей меня на северо-восток Эквестрии, и поэтому не пытайся делать вид, что совершенно меня не знаешь, полностью не при чем, и вообще, просто проходил мимо! Теперь ты, как и Соя – определенная часть моей жизни, и то, что вы прилетели за мной, пусть и по настойчивому совету начальства, говорит лишь о том, что все это произошло не случайно. Как знать – может быть, судьбе было угодно свести нас вместе, и кто мог бы помочь вам советом, как не кобылка, у которой психология и психиатрия скоро из ушей польется!».

— «Я тебе уже сказал, что мы не нуждаемся ни в чьей помощи!» — выслушав мою высокопарную тираду, фыркнул синий жеребец, нажимая на ручку двери. Заскрипев, та со скрежетом провернулась, и с каким-то недобрым щелчком резко провисла, едва не уронив резко дернувшего ее земнопони на завибрировавший пол – «Сейчас я позову… Эй, что за ерунда?».

— «Агааааа! Сломал дверь? Теперь тебе за нее и платить!» — совершенно искренне обрадовалась я, ощущая, как скатывается с плеч лежавший там камень вины и страха ответственности – «Я все видела, так и знай!».

— «Можно подумать, я говорю с жеребенком, а не с кобылой, родившей двух жеребят!» — зло выплюнул Плам, раз за разом наваливаясь плечом на скрипевшую дверь каюты – «Ничего, сейчас я ее вышибу, а тебя – следом за ней!».

— «Попробуй только!» — встревожившись, я вскочила, и гримасничая, рванулась к синему жеребцу, уже развернувшемуся, и приготовившемуся впечатать в дверное полотно копыта задних ног – «Все спят, как сурки! Поднимешь хоть одну ногу – сломаю, в трех местах! Разом!».

— «Чушь! Ты не сделаешь ничего подобного!» — с вызовом ответил земнопони, пристально глядя на мою приближающуюся фигурку.

— «Ну… Наверное, да. Не смогу» — притормозив, я вздохнула, и оперлась боком о стену, с кряхтением поводя крыльями, ямочку между которыми вновь кольнула привычная боль – «После всего, что произошло за эти полгода… Теперь я вряд ли смогу причинить боль пони. Или еще кому-то».

— «Рассказывай!».

— «Нет, серьезно» — пожала плечами я, со вздохом поглядев на тусклый свет покосившегося фонаря, висевшего над столиком. Похоже, его я тоже задела во время своего прыжка, едва не своротив со стены – «После всего увиденного там, на севере, я думаю, что уж точно стану образцовой гражданкой, как огня боящейся всяких там неприятностей».

— «Да конечно!» — скривился Плам, неуверенно остановившись возле двери. Еще раз толкнув ее плечом, он повернулся, и с какой-то беспомощностью уставился на меня, словно не зная, что делать дальше – «Будешь еще лучше сортировать свои бумажки в штабе этого вашего Легиона, или чем ты еще занимаешься там на досуге?».

— «Забавно, и кто пустил в ход эту байку? Неужели я сама?» — озадаченно потерев копытом щеку, задумчиво пробормотала я. Кажется, моя шуточка была воспринята вполне серьезно, и теперь обернулась против меня. Хотя… Перед моими глазами вдруг пронеслась коварная, змеиная усмешка Селестии, навсегда отпечатавшаяся в моей памяти почище любого кошмара, и я торопливо захлопнула рот, решив не начинать препирательств по пустякам – «Ладно, не важно. Как я уже сказала Сое, кто-то должен делать и эту работу, верно? А вот что у тебя-то случилось, Слим? Какого конского редиса семейная жизнь вдруг дала трещину, а? И вот не надо мне петь про «личное дело», и прочую чепуху, хорошо? Она что, готовить не научилась? Или в постели ведет себя как бревно?».

— «Пег-гасы!» — сказал, как плюнул жеребец, строптиво мотнув головой. Оставив в покое не поддававшуюся дверь, он заколебался, но все же опустился на низкую седушку крошечного стульчика, стоявшего возле стола – «Все мысли только об одном!».

— «Тупой, как valenok, земнопони» — беззлобно ругнулась я в ответ, поглядывая на тяжело вздохнувшего Плама — «Так значит, дело в ее поведении? И ты пытаешься ее перевоспитать?».

— «В голове матери должен быть дом и ребенок! А не полеты под дождем!» — понемногу начал заводиться мой собеседник – «Она должна быть основой нашей семьи, а не мечтать о приключениях, и дальних странах! Чего хорошего можно ожидать от кобылы, которая думает только своими крыльями, и предлагает оформить жеребенку приходящую няню? Ничего! Не говоря уже…».

— «О чем же?» — заинтересованно выслушав эту тираду, я подтолкнула жеребца крылом, призывая его не останавливаться на половине дороги – «Так значит, все-таки ей далеко до меня в постели, верно?».

— «Не имел возможности сравнить, соратница!» — странно покосился на меня Плам. Несмотря на все его попытки сохранить безразличную морду, я заметила, как широко раздулись ноздри жеребца, непроизвольно втягивая в себя запах разгоряченных короткой схваткой тел, стоявший в тесной каюте – «И учти, я даже и не собираюсь! То есть, ты должна понимать, что я сказал это просто в разговоре. Для слова. И поэтому не думай там себе, что…».

— «Уже не думаю!» — осклабилась я, и желая разрядить скапливающееся в каюте напряжение, от которого, как мне показалось, вдруг здорово запахло самой натуральной конюшней, широко разинула рот и высунула язык, приглашающе поиграв его кончиком – «Ну вот совсем, ни капельки, не думаю».

— «Тьфу!» — похоже, мое озорство сработало на этом безрогом и бескрылом копытном не так, как я рассчитывала, и жеребец окончательно отвернулся от меня к столу, целомудренно скрестив задние ноги – «Только на это вы и способны!».

— «Я еще умею дрова колоть, и крестиком вышивать» — фыркнула я, пытаясь припомнить, какими еще трюками пегаски из наших кентурий умели заставить жеребцов слушать себя, открыв рот, и обильно орошая слюнями копыта – «Правда, никогда не пробовала, но если попробовать… Ну, а если без шуток, то кажется, я начинаю понимать, что тут у вас случилось».

— «Да ну?» — отозвался земнопони, старательно глядя куда-то мимо меня, однако мой нос уловил едва заметный, мускусный запах, заставивший мои крылья, помимо моей воли, зашевелиться у меня на спине.

— «Ну да» — не отвлекаться, и не думать о всяком стало сложнее, но в то же время я вдруг поняла, что это пробило стену отчужденности синего пони, старавшегося нарочитой грубостью оттолкнуть меня, но поневоле, втянувшегося в спор – «Кажется, парень, ты посчитал, что вытащил счастливый билет. Но сейчас начал думать, что рай-то оказался краденым».

— «Не понимаю, о чем ты говоришь!».

— «Да-да… Познакомившись со Спринг «Соей» Бриз случайно или нарочно, ты начал с ней встречаться, безусловно, произведя на нее впечатление бравой выправкой и комиссарской фуражкой… Ну ладно, кепкой, или что там еще положено вашему брату, еще не получившему столь важный ранг – это не важно. А важно то, что начальство, узнав про такой оборот дел, подумало, и не стало вам препятствовать, а даже одобрительно похлопало вас по загривкам – «одобрило», как ты сказал. Или это была Соя? Прости, я плохо помню то, что вы там лопотали – кажется, кто-то заткнул мне рот алым офицерским кушаком, и опутал какими-то веревками. Странно, правда? Ну так вот – получив благословление сверху, вы тотчас же решили изобразить из себя образцовое сталлионградское семейство, и спустя два года, даже настрогали себе малыша… Однако через какое-то время поняли, что общих интересов у вас гораздо меньше, чем всяческих разногласий – и с этого момента семейная жизнь превратилась в эдакий аналог персонального Тартара, вырваться из которого вы бы хотели, но не имеете ни смелости, ни сил. Ты стал холодным и требовательным, общаясь с женой едва ли не официально, как с провинившейся подчиненной, а она…».

— «Какая ерунда!» — не выдержав моего мудрствования, взорвался жеребец, грохнув копытом по столику, отчего привинченная к стене столешница радостно звякнула, и сложилась едва ли не пополам, изогнувшись, словно раскрывающиеся крылья – «При чем тут все это?! Я что же, должен смотреть и улыбаться на ту, что должна была стать хозяйкой в моем доме, и матерью моих детей, а вместо этого – просит найти приходящую няню? На ту, что все дольше и дольше задерживается на работе, говоря, что вокруг нашего города слишком много грозовых облаков? На кобылу, которая вместо приобретения новой мебели или редких вещей, хочет спустить все талоны на путешествие по воздуху, или на курорт?! Ты точно ничего не понимаешь, Раг, а суешься не в свое дело!».

— «Ну так ты не объяснил…».

— «Хочешь, объясню?» — нехорошо нахмурился Плам, оборачиваясь, и с вызовом глядя мне в глаза – «Ей не нужен ее жеребенок. Ей не нужен я. Ей нужно только небо. А мы – только мешаем ей, привязывая ее к земле! Не говоря уже о том…».

В каюте повисла тяжелая тишина. Стук и шум машин уменьшился до практически незаметного – похоже, цеппель поймал попутный ветер, и покачиваясь, несся по воздушной реке, экономя уголь и воду. Вибрации, сотрясавшие корпус воздушного судна, сменились поскрипыванием переборок и шорохом ветра, облизывавшего стальную обшивку, за которой шипели бесчисленные паропроводы, гнавшие по всему кораблю его парообразную кровь.

— «Договаривай» — помолчав, хмуро потребовала я, глядя на тяжело сопевшего земнопони – «Я все равно это узнаю – и лучше, если от тебя, верно? Что там еще произошло?».

— «Она… У нее родился слепой жеребенок» — наконец, нехотя выдавил из себя Плам. Увидев ошарашенное выражение на моей мордочке, он скривился, но хотя бы не восторжествовал, чего я подспудно боялась, и лишь зло усмехнулся уголком рта – «Я вижу, что ты готова мне возражать? Не нужно! Да, он видит, но врачи говорят, что с годами его зрение будет лишь ухудшаться, и уже в зрелом возрасте он может остаться полностью слепым. Ты видела его глаза? Они голубые! По словам врачей, это наследство досталось ему от матери, и оно как-то связано с ее альбумизмом, или альбиносством…».

«АЛЬБИНИЗМОМ» — негромко вздохнул внутри меня голос, который, как мне казалось, я уже давно успела забыть. Громадным колоколом прогудев в моем теле, он наполнил меня ощущением чего-то громадного, светлого, и пугающего, словно залитое солнцем, бесконечное небо – «ГЛАЗНОЙ АЛЬБИНИЗМ. НЕПРИЯТНО. НО НЕ СМЕРТЕЛЬНО».

«Старик! Ты вернулся!» — едва не заорав от радости, водопадом обрушившейся на мою голову, я была готова вскочить, перекувырнувшись через голову, но осталась на месте, ощутив, как незримая, но от этого, не менее осязаемая рука на моем загривке отправила меня обратно на койку, куда я присела, ожидая откровения глядевшего на меня жеребца – «Эй! Ты… Как же я скучала без тебя! Почему ты меня оставил?! Куда подевался? Не уходи больше, хорошо?! Пожалуйста!!!».

«КОБЫЛКА» — усмехнулся внутри меня в бороду Древний, ловким движением пальцев отправив сонм сладких мурашек прогуляться по спине и хвосту – «ВСЕ СЛОЖНО. ПОТОМ УЗНАЕШЬ. МНЕ… МНЕ НУЖЕН СОВЕТ».

«Совет? Что-то случилось?!» — не на шутку встревожилась я, не обращая внимания на Плама. Жеребец нахмурился, и потянувшись вперед головой, внимательно наблюдал за мной, словно за бьющейся в эпилептиформном припадке лабораторной мышью – «Эй, не молчи! Расскажи мне, скорее! Быть может, мы сможем что-нибудь…».

«ПОЗЖЕ» — отрезал голос. Невидимая рука провела пальцем по моей голове – причем изнутри, отчего я попросту обалдела, и вновь плюхнулась на заскрипевшую койку – «СПРОСИ ПРО СЫНА».

«Но…».

«Я ПОМОГУ».

— «Лаааадно…» — я отвлеклась от переживаний, вызванных возвращением второй половинки моей порядком потрепанной души, и уставилась на Плама, с нехорошим прищуром таращившегося на меня со своего места – «Слушай, твой сын… Он точно так болен, как ты сказал? Или просто услышал вердикт, состоящий из грозных слов, и тотчас же начал паниковать, а?».

— «А тебя точно выпустили из того сумасшедшего дома?» — вопросом на вопрос отреагировал жеребец, каким-то образом очутившийся вместе с низеньким стулом почти у самой двери – «Или ты оттуда сбежала?».

— «Меня оттуда выгнали! За плохое поведение!» — тотчас же ощетинилась я. Воспоминания о времени, проведенном в том месте, откуда мы улетели всего пару дней назад, вызывали во мне смешанные, неоднозначные, но все же светлые мысли, и поганить их кому бы то ни было я не советовала ни тогда, ни сейчас – «А чего это ты вдруг решил поднять этот вопрос? Хочешь поговорить об этом?».

— «Не думаю» — с опаской отстранился от меня жеребец, несмотря на разделявшее нас пространство каюты – «Но когда твоя собеседница что-то бормочет, гримасничает, и прижимает копыто к груди – это нехороший признак, знаешь ли. Ты… С тобой все нормально? Может пойдешь, отдохнешь…».

— «Я занималась этим почти месяц, Плам. Поэтому не собираюсь разнеживаться и дальше!» — несколько более резко, чем следовало, ответила я, смущенная тем фактом, что вот уже почти год, как эта неприятная привычка, которую я совершенно не замечала, раз за разом становилась заметной окружающим меня существам. – «И не отвлекайся на меня. В конце концов, я только что вышла из сумасшедшего дома – имею я право выглядеть и вести себя несколько эксцентрично, или нет?».

— «Ты это так называешь?» — судя по морде жеребца, он явно так не считал, но по крайней мере, хотя бы перестал отодвигаться от меня в угол, увидев, что я не пытаюсь наброситься на него, и сожрать вместе со стульчиком, погнутым столом, и заклинившей дверной ручкой – «И почему тебя вообще волнуют мои семейные проблемы? Почему я должен отчитываться перед какой-то молодой и зеленой пегаской, словно какой-нибудь новичок?».

— «Наверное, потому, что она хочет вам помочь?» — предположила я, похлопывая крылом по кровати рядом с собой. Несмотря на этот красноречивый жест, пересаживаться ко мне земнопони не спешил, однако все же придвинулся поближе, со скрипом подъехав обратно к столу на своем низеньком стульчике, больше напоминающем табуретку, на которую не хватило материала для спинки и ножек – «Плам, ты действительно хочешь померяться званиями?».

— «У секретарей званий нет, поэтому «меряться» тут просто нечем».

— «Зато есть связи, способные испортить жизнь. Или улучшить – в зависимости от обстановки» — хмыкнула я. Пожалуй, впервые моя скрытность с близкими, друзьями и просто знакомыми начала играть против меня, и как бы ни утешала я себя умными фразами, почерпнутыми из памяти Древнего, это все же было довольно обидным – а теперь, еще и начало доставлять определенные неудобства, открыв мне простую истину о том, что в глазах тех, от кого я скрывала истинное положение вещей, я стала, а может, и просто осталась той, кем была. Обычной пустоголовой пегаской, на стороне которой была лишь наглость и напор.

И я уже не была уверена, какой из этих двух вариантов мне не нравился больше.

— «Слушай, давай уже прекратим эту игру. В конце концов, ты же заглядывал в мое личное дело… Да-да, не ври, я знаю, что на каждого из нас они заведены. А уж для того, кто не раз попадал в поле зрения Комиссариата, наверняка приготовлена отдельная полочка или ящик. Поэтому хватит уже делать вид, что ты не в курсе реального положения вещей!».

— «В курсе каких вещей, Раг?» — недовольно скривился синий жеребец, с опаской глядя на то, как я покинула свое место, и плюхнулась рядом с ним на холодный металлический пол – «У меня появилось встречное предложение: давай уже ты перестанешь кривляться, и делать вид, что не в кусе, что твое дело – после каких-то там событий, произошедших вскоре после твоего отъезда в Кантерлот – отправилось на стол к генеральному секретарю партии, а потом пропало в недрах Девятого управления Комиссариата. Так что «заглянуть» в него было бы проблематично даже полноценному комиссару, а не то, что рядовым помощникам, пусть даже и идущим на повышение. Или ты хочешь сказать, что обзавелась преступными связями еще и среди грифонов, и попытаешься мне угрожать?»

— «Среди грифонов я обзавелась только ранами и отбитой напрочь башкой!» — огрызнулась я, немилосердно ткнув копытом в бок земнопони, заставив того скривиться от боли – «Но погоди… Это что же, значит, что я теперь опасная пони?! Крррруть! И что же – они и в самом деле вывесили везде плакаты «Ее разыскивает Комиссариат»?! А ориентировки в Эквестрию отослали?!».

— «Мне кажется, или вместо того, чтобы посыпать голову пеплом, ты впала в какой-то нездоровый энтузиазм?» — покосившись на меня, проворчал Плам, потирая ушибленные ребра, и неодобрительно морщась от дробного звука захлопавших копыт – «Я не знаю, зачем там понадобились твои данные, но я точно знаю, что если ты не прекратишь так себя вести – добром это не закончится!».

— «Как, например?» — самым невинным образом поинтересовалась я, вновь тыкая Плама под ребра кончиком копыта – «К примеру, не давая одному тупоголовому земнопони испортить себе жизнь только потому, что тот не любит очкариков?».

— «Это не повод для шуток, Раг!».

— «А кто тут шутит? Ты сам сказал, что он…».

«ЖЕРЕБЕНОК. РОДНОЙ».

«Что?».

«СКАЖИ ЕМУ» — в гудевшем внутри меня голосе я вдруг ощутила странное раздражение, словно Древнему почему-то не нравился этот пони – «Я ПОМОГУ».

«Но…».

«ЭТО ЖЕ ТВОЙ РЕБЕНОК!».

— «Но это же твой жеребенок!» — неожиданно для самой себя, выпалила я. В опустевшей голове вдруг стало тепло и тихо, словно я вновь оказалась в своей маленькой комнатушке с покатой крышей вместо стены, и небольшим окошком, сквозь которое мне в глаза светило яркое зимнее солнце – «Какая разница, будет у него слабое зрение, или сопливый нос?!».

— «Дело не в нем! А в Бриз!».

— «А что не так с Соей?» — ощетинилась я, совершенно выбитая происходящим из колеи, но не имея возможности остановиться – прямо как во время разговора возле фургончика двух земнопони, остановившихся на ночлег у края дороги. Кажется, тогда я называла это «скольжением» — диалоги, строящиеся таким образом, что задающий вопросы собеседник сам давал на них ответ, используя собственные опыт и видение окружающей его действительности под влиянием встречных вопросов, намеков и наведенных мыслей.

«Но разве это была я?».

– «Если бы мой муж попробовал общаться со мной в подобной манере, я бы сначала обиделась, а потом устроила бы ему такую веселую жизнь, что он навсегда забыл бы, как помыкать своей любимой супругой, ясно?!».

— «Предельно ясно! Но испортить свою жену я тебе не позволю!».

— «Ну ты погляди, какой собственник! А может, у тебя еще и документы на покупку этой рабыни имеются?!».

— «Пошла вон! И в следующий раз мы встретимся у меня в кабинете!».

— «Если будет у тебя к тому времени кабинет!» — раздраженно прорычала я, наступая на поднявшегося мне навстречу земнопони – «Думаешь, комиссариат долго будет терпеть на службе одного из рядовых сотрудников, который не соответствует высокому званию комиссара? Давай-давай, выгоняй меня. Плюй мне в спину. Будь уверен, на собрании все это всплывет».

— «Дура ты, Раг!» — жеребец и вправду едва не плюнул мне в морду, похоже, с большим трудом удержавшись от того, чтобы начать копытопашную прямо в каюте – «Комиссариат – это режимное учреждение закрытого типа, и никаких открытых собраний у нас не проводится, за исключением особо резонансных случаев! Для остальных случаев есть Второе управление, которое...».

«ПОЭТОМУ Я ЗДЕСЬ».

— «… которое, в случае возникновения проблем, присылает кого-нибудь к провинившемуся сотруднику для того, чтобы на месте вправить ему мозги, не доводя дело до вызова в Главк!» — подхватила я незаконченную фразу, с каким-то недобрым удовольствием глядя, как вытягивается морда стоящего напротив меня жеребца. На этот раз пауза длилась долго, и я успела налюбоваться целой гаммой эмоций, отразившихся на морде этого синего полудурка, понадеявшись, что не промахнулась, и правильно оценила род деятельности названного управления, которое, если мне не повезло, было каким-нибудь планово-экономическим отделом – «Ну так чего тебе еще надо, soratnik? Может, какую-нибудь медаль показать, или гимн спеть, хором?».

— «Думай, что говоришь, Раг!» — выдохнул насторожившийся земнопони. Подобравшись, он напрягся, словно туго затянутая пружина – «Мы забрали тебя из местной лечебницы для сумасшедших, и ты не могла…».

«МОГУ! И СДЕЛАЮ!».

— «Ты что же, и вправду думаешь, что я отказала бы в помощи своим соратникам, Плам?» — делано удивилась я, с недобрым прищуром глядя на настороженно зыркавшего на меня жеребчину. Какое-то нехорошее, брезгливое чувство душной волной поднималось в груди, рождая недобрые воспоминания о буйных, пьяных, изгаженных телах, потерявших свойственный им облик, и валяющихся, словно свиньи, в грязи – «И ты вправду надеешься стать комиссаром? Нуууууу…».

— «Так вот, значит, как…» — присаживаясь, пробормотал несостоявшийся еще комиссар. Еще секунду назад собранный и напряженный, пони сдулся, будто проколотый воздушный шарик, опускаясь на низенькую скамейку – «Но почему? Это наше личное дело!».

«ДОВЕЛ УЖЕ! НО МЫ ТЕБЕ ПОМОЖЕМ!».

— «А ты не думал, что рано или поздно, у кого-нибудь закончится терпение?» — вкрадчиво поинтересовалась я, присаживаясь рядом, и стараясь не слушать Древнего, гудевшего у меня внутри. Я отдалась на волю этому потоку, несущему меня вперед, словно лыжницу или серфингистку, но где-то глубоко внутри уже поднималась волна недовольства, грохочущая, подобно далекому грому, предварявшему приход грозы – «Забота Комиссариата о своих сотрудниках простирается гораздо дальше, чем банальные приветствия и разговоры о погоде или самочувствии. Или к тебе и в самом деле, каждый день заглядывают на огонек пони, в подчинении которых находятся до десяти тысяч пони?».

Земнопони лишь коротко взглянул на меня, после чего вновь опустил глаза, продолжив буравить взглядом погнутую столешницу.

«МЫ ЗДЕСЬ, ЧТОБЫ РАЗОБРАТЬСЯ С ПРОБЛЕМОЙ. ПОМОЧЬ».

— «Мы должны с тобой понять, в чем же именно заключается ваша проблема. У тебя появилась жена, жеребенок, и может быть, скоро ты снова станешь отцом. Так в чем же проблема? Что же пошло не так?».

— «Она ведет себя как какая-нибудь белая. Как пегаска из Клаудсдейла» — вновь надувшись, пробурчал Плам – «Мы должны быть примером для остальных – а каким примером может стать она?».

«ДОЛГ. ЧЕСТЬ. ДАВИ НА ЭТО».

— «На вас смотрят, это ты верно сказал» — вновь срезонировала я, ощущая, как понемногу начинаю закипать, словно перегревшийся чайник. Я не была лишена своей воли, как показалось мне поначалу, но любая попытка задуматься о чем-то другом, кроме слов, гудевших в моем теле, натыкалась на странную пустоту в голове. Поневоле приходилось сбиваться, и продолжать этот полет в неизвестность, повинуясь руке кукловода, чьи пальцы я ощущала у себя на загривке – «Вы должны быть примером для молодежи. Но каким примером? Своим разладом вы дискредитируете весь Сталлионград, выставляя партию сборищем жалких ретроградов и оппортунистов, лихорадочно вцепившихся во власть!».

— «Думай, что говоришь, дура!».

— «А ты думай, как тебе дальше жить!» — занятая собственными переживаниями, фыркнула я, не обратив никакого внимания на рычание сидевшего рядом жеребца – «В конце концов, ты поймал удачу за хвост, и вытащил золотую рыбку из речки – так позаботься о ней! Или ты решил, что сможешь переделать ее под себя? Нет, дружок! Тридцатка – это новое поколение сталлионградцев, которому партия и народ, все мы, завещали небо. И тебе придется заботиться о них, о жене и сыне, чтобы вырастить их не пегасами, не толстогузыми земнопони, а…».

— «А чем же?» — с подозрением уставился на меня Плам. Не знаю, насколько его вдохновила или покоробила моя речь, но слушал он меня теперь гораздо внимательнее.

«ПУСТЬ САМ ДУМАЕТ! СВОЕЙ ГОЛОВОЙ!» — с негодованием рыкнуло у меня внутри – «ИГРУШКИ ГДЕ? КНИЖКИ? КОГО ОН ВЫРАСТИТЬ ХОЧЕТ? ХОМЯЧКА?».

— «А это ты мне расскажи, соратник! Кого ты хочешь вырастить из сына? Кем он станет для своего отца, и кем станет для него отец? Авторитетом? Образцом? Или темной фигурой на фоне окна, кем стала я для своих детей?».

— «Ну да, конечно» — мне показалось, что в голосе земнопони послышалась тщательно скрываемая зависть – «Вон как они за тобой бегают – не отцепить!».

— «Потому что я вечно пропадаю на службе, Плам» — вздохнула я, глядя на проплывающие перед глазами сцены прошедшей войны. Ничего особенно страшного или героического я не наблюдала – обычная рутина, пугающая своей монотонностью, и с каждым днем приближающая тебя к разверзнутому зеву могилы – «Меня никогда нет дома, и это просто чудо, что они меня еще не забыли».

— «Но ведь не забыли. Скучали».

«ОН ПОДРАСТЕТ. ЕМУ НУЖЕН ОТЕЦ. НЕ НАЧАЛЬНИК».

— «Твой сын тоже скоро вырастет. И уже сейчас ему нужна забота и ласка обоих родителей. Не ссоры или грызня. Уже через несколько лет он пойдет в детский сад, затем в школу – и кто будет рядом с ним? Кто поднимет его рано утром, и вместе с ним пойдет по росистому лугу на речку, чтобы с удочками встретить зарю? Кто научит его кататься на роликах или самокате? Кто будет ругать его за плохие оценки, и качать головой, увидев ушибы и синяки, оставшиеся после драки?».

Тяжело вздохнув, земнопони вновь уткнулся взглядом в пол. Я не знала, соглашался ли он с моими словами, или же нет – но по крайней мере, мы уже не пытались орать друг на друга, или набить друг дружке морды.

«КРЫЛЬЯ» — шепнул внутри меня гулкий голос.

— «А ведь однажды он полетит. А ты – останешься внизу. Подумай, кем бы ты хотел для него стать – любимым отцом, или прошлым, от которого хочется убежать? Я не идеализирую Сою, но именно ты должен быть главой семьи. Так веди себя как глава, а не совершенно посторонняя личность!».

— «Как же, не идеализируешь! Она твоя подруга!».

— «Уже нет. Быть может, когда-нибудь, станет снова, но пока – я еще не простила ее за то предательство» — фыркнула я, с прищуром глядя на покосившегося на меня жеребца – «В конце концов она, как подруга, могла и отказаться от этого поручения. Но не стала. Поэтому ей еще придется постараться заслужить мое доверие, Плам. Как, кстати, и тебе. Понял?».

— «Ох, я так польщен!».

— «Успеешь еще оценить!» — фыркнув, я поднялась, наконец, на ноги, ощущая, как слабеет хватка на моем загривке. Отчего-то хотелось уйти, и зарывшись носом в подушку, тихонько поплакать над чем-то, что я потеряла когда-то, да так и не смогла отыскать – «Подумай над тем, что я тебе сказала. Дети – это наше будущее. Супруга – это вторая твоя половинка. Она как мешок – что в него положишь, то и несет. Если ты будешь класть туда лишь презрение, недовольство и глупость – что ты получишь в конце пути? Подумай над тем, что есть в ней хорошего, развивай эти качества, а не заламывай ее под себя – и клянусь тебе, скоро ты заметишь, как преобразится вся ваша жизнь. Подумай над этим, и не нужно больше ссор. Хорошо?».

---

«Ну и что это, blyad, такое было?!» — вывалившись в коридор, я какое-то время приходила в себя, прислонившись боком к вибрирующей переборке. Холодная сталь на какое-то время притушила пожар, бушевавший в моей голове, а наполнявшие ее образы и звуки поблекли, окутавшись серебристым туманом, сквозь который, как через положенную на уши подушку, я вновь могла слышать свист ветра за обшивкой гондолы, и неумолчную работу машин. Перед моими глазами проносились обрывки воспоминаний – короткие, словно проблески далеких молний, в которых я то орала на схватившегося со мной в копытопашную Плама, то покровительственно похлопывала его крылом по спине, что-то втолковывая упертому земнопони. Лишь спустя несколько долгих минут я смогла прийти в себя настолько, чтобы вычленить среди наполнявшей мое тело вибрации холодной стены коридора голос Древнего, уже давно бубнившего что-то в моих потрохах.

«Что… Что вообще произошло?» — сил на то, чтобы устраивать разборки, уже не было, и я лишь тихонько захныкала от усталости, непонятно откуда взявшейся в моем теле – «Я чувствую себя так, словно меня долго и упорно избивали, причем не менее десятка спригганов».

Ответа не последовало, однако я всем своим существом ощущала недоумение, оторопь, замешательство… И где-то глубоко-глубоко под ними, внутри – едва сдерживаемую радость, отчего-то напугавшую меня до глубины души. Что случилось? Отчего я вдруг выпала, отстранилась от реальности, грезя наяву? В памяти остались лишь обрывки коротких воспоминаний, но ни одно из них не смогло дать мне ответ, что же именно приключилось со мной на глазах абсолютно постороннего земнопони. Где-то на периферии сознания внезапно зашевелилась очень нехорошая мысль, которую я тут же постаралась похоронить прямо под домом, стоявшим над бункером, куда я засунула все то, о чем так старалась забыть – но царапаясь и вырываясь, она упорно лезла мне в голову, снова и снова заставляя почувствовать себя до странности опустошенной. Кажется, сводная сестра называла это состояние «пустой чашкой», и предлагала мне найти кого-нибудь, кто «наполнит» ее до краев…

Что ж, быть может, это и было хорошей идеей, на мысль о которой тотчас же откликнулось тело, в глубине которого я все еще ощущала отголоски суровой таежной зимы. Едва заметные, словно льдинки, надежно спрятавшиеся в лучах весеннего солнца, они вдруг начинали движение, и царапали душу не хуже иного осколка, засевшего в теле как напоминание о прошедшей войне. Что это было? Как получилось, что я, на миг, перестала быть самой собой? И кем при этом я стала? Неужели время, проведенное в лекарственной коме, не прошло для меня даром, и врачам удалось снять в моей голове какой-то воображаемый ограничитель, который я выдумала для себя, успокоенная словами моего симбионта, некогда обещавшего, что никогда и ни за что не станет требовать для себя большего, чем дано нам обоим?

Тяжело передвигая ноги, я медленно брела в темноте по гулко гудевшему коридору. Тусклый свет единственного работавшего плафона остался далеко позади, и вскоре, я шла уже на ощупь, касаясь раскинутыми крыльями стен. Именно они не дали мне вовремя среагировать, когда кто-то сильно дернул за одно из них, рванув куда-то в темноту.

— «И не вздумай кричать!» — по моему скромному мнению, именно эти слова обычно давали жертве понять, что позвать на помощь было бы наилучшим решением. Но к счастью, я узнала знакомый голос мужа, даже шепотом звучавший словно храп медведя, уснувшего с пустым ведром на голове, и решила, что не стоит орать – по крайней мере, не сразу, и не со здоровенным копытом на губах, плотно закрывшим мне рот. Однако я недвусмысленно выразила свой протест громким и злобным сопением, намекнувшим супругу на то, что его жизнь будет длиться ровно до тех пор, пока я не освобожусь – «Это понятно? Если да, то кивни. Хорошо. Итак, где ты была?».

— «Ммммффффммм!».

— «С ним, значит?» — плавающие в темноте глаза повисли прямо перед моим носом. Сильным рывком жеребец поднял меня в воздух, и крепко прижал к стене широким, как тарелка, копытом, заставив извиваться в попытках освободиться – ну, или нащупать задними ногами какую-нибудь поверхность, хотя бы отдаленно напоминавшую пол – «С этим мерзким, самовлюбленным, надутым…».

— «Эй! Ты вообще о чем?!».

— «О том, что ты хорошо провела время!» — с издевательской обстоятельностью сообщил мне голос мужа. Окружавшая меня темнота вдруг показалась мне бесконечной, и я лихорадочно задергала задними ногами в поисках хоть какой-нибудь опоры, то и дело попадая то по вибрирующей переборке, то по ногам черного жеребца, то по какой-то ненадежной опоре, прогибавшейся под моими копытами – «Ведь для этого вы закрылись с ним в каюте, выпроводив из нее Бриз?».

— «Я намеревалась поговорить с ним! Об их семейных проблемах!».

— «А наши семейные проблемы, как я заметил, тебя не волнуют!» — оскалился в ответ жеребец. Даже в полной темноте я буквально видела, как стекает по острым зубам ядовитая слюна — «И как прошел разговор? Судя по запаху – просто отлично!».

— «Просто… замечательно!» — отойдя от испуга, я злобно всхрапнула, и уже не стесняясь, и не жалея сил, саданула ногой по животу мужа, заставив того со свистом втянуть в себя воздух, разжимая душившую меня хватку. Ойкнув, я полетела вниз, с глухим стуком приземлившись на попу – «Просто отлично! Мне отбили всю спину, поимели мой мозг, а теперь еще и утащили в темноту, где начали допрос… Стоп. Ты… Ты ревнуешь, что ли?».

Громкое, злобное фырканье взъерошило мою гриву, заставив отшатнуться к переборке, загудевшей от соприкосновения с моим затылком.

— «И вправду ревнуешь…» — каким-то потрясенным, и вместе с тем, умильным голосом, проворковала я, протягивая вперед копыто в попытке дотянуться до мужа, тяжело сопевшего в темноте – «Милый, я не сильно тебя… Я вообще куда попала-то?».

— «Туда, куда хотела. И о чем очень скоро пожалеешь».

— «Ну прости. Пожалуйста!» — жалобно проблеяла я, вновь и вновь пытаясь нащупать вокруг себя тело мужа, но каждый раз натыкаясь лишь на холодный, вибрирующий пол. Наконец сообразив, где может находиться этот мерзавец, я подняла передние ноги, и попыталась цапнуть копытами что-то, болтавшееся над моей головой, с удивлением обнаружив в своих загребущих лапках покачивавшийся у меня почти перед носом длинный, упругий, бархатистый на ощупь…

— «Простить?» — иронично осведомился жеребец, заметив, что я отпрянула прочь. На этот раз моя находка недвусмысленно ткнулась мне в щеку, заставив залиться краской до самых ушей – «Я многое тебе прощаю, милая, но теперь – я достаточно зол для того, чтобы сказать «Иди к дискорду, Скраппс! Это уже чересчур!». И я требую извинений!».

— «За что?!».

— «За то, что заставила меня ревновать!» — самодовольно заявила огромная черная туша, чье присутствие я вдруг обнаружила прямо перед собой по одному только запаху пота, шерсти, мускуса и старого табака, ударившему мне в нос. Это был запах жеребца – сильного, уверенного, в самом соку, и неожиданно для самой себя, я ощутила, как мой хвост выскользнул из-под меня, встав торчком не хуже какого-нибудь флагштока – «За то, что заставляешь меня переживать… Дискорд тебя раздери – да за то, что заставляешь меня бояться за тебя! Ну, и за то, что вечно тусуешься в компании с какими-то кобылами и жеребцами, ни разу не пригласив в эту компанию меня!».

— «Да ни с кем я не тусуюсь…» — пробормотала я, пытаясь вернуть себе утраченное самообладание. Получалось это из рук вон плохо и без этих ароматов, невидимым, но вполне осязаемым копытом бьющих по моей голове, отчего кровь отливала от мозга, и с ясно слышимым журчанием стремительно неслась вниз, к бедрам и лихорадочно вилявшему хвосту – «И с жеребцами еще никогда… Кроме тебя…».

— «Ваши кобыльи шалости меня не интересуют!» — фыркнул жеребец, напирая на меня своим животом. Похоже, он специально поднялся на задние ноги для того, чтобы понадежнее загнать меня в угол — причем без помощи ног или копыт – «Но, как я слышал, вместо того, чтобы и дальше изображать из себя земнопони, ты все же стала настоящей пегаской, моя дорогая, и поэтому очень хочу познакомиться с тем дополнением, которое ты решишь приобщить к нашему табунку».

— «А у нас есть табун?!» — попробовала было возмутиться я. Однако одуряющий запах большого, сильного тела, находящегося от меня на расстоянии вытянутой ноги, не оставлял ни малейшего шанса мыслительным процессам, даже если такие и могли бы зародиться в тот момент у меня в голове – «Эй, я не собиралась…».

— «Не важно! Итак, как ты собираешься извиняться?» — запах, наполнявший мой нос, темнота, и ощущение жара, идущего от стоявшего передо мной жеребца, медленно делали свое дело, лишая меня воли к сопротивлению. Тело решило пожить отдельной от меня жизнью, и в следующий момент я ощутила, что судорожно хватаюсь за здоровенный инструмент своего мужа, настойчиво тычущий меня в щеку.

— «Умная кобылка…» — севшим голосом выдохнул Графит, когда мои ноги осторожно прошлись по его естеству задней поверхностью бабок, заставляя то напрячься и отвердеть. Запах мускуса – будоражащий, похожий на запах чистой, распаренной кожи, усилился, окончательно выбивая из моей головы любой намек на стыдливость, а окружающая нас темнота лишь добавляла пикантности всему происходящему, когда я широко открыла рот, и высунув розовый, длинный язык, прошлась им по вздрогнувшему от моего прикосновения члену.

Еще способная мыслить часть моей головы искренне понадеялась, что он вымыл его перед тем, как лезть ко мне за причитающимися ему «извинениями».

«Что ж, наверное, немного практики в обращении с этой штукой мне не повредит».

Однако какие бы там планы я не строила себе на ближайшие несколько минут, пребывая в уверенности, что уже научилась всему, чему могла, во время застольных разговоров с другими кобылами, Графита они явно не интересовали. Или же попросту не устраивали. Громко фыркнув, жеребец переступил задними ногами, заставляя меня отшатнуться к самой переборке, и полностью занял мой рот, поместившись в нем, впрочем, едва ли больше, чем наполовину. Задохнувшись от неожиданности, я попыталась было возражать против такого бесцеремонного обращения, но смогла только придушенно мяукнуть, ощущая во рту вязкость смазки, жирными каплями сочившейся из забавной трубочки уретры, торчавшей в нижней части его головки, похожей на маленькую тыковку-патиссон. Ухватившись обеими копытами за надувшийся ствол, я попыталась было изобразить что-нибудь из подслушанного у подруг, но разгоряченный жеребец явно не собирался ждать, когда я соотнесу рассказы с нарисовавшейся в голове картинкой, и уж потом попытаюсь подружить с ними собственные ноги и рот. Тяжело всхрапнув, муж двинулся немного вперед, а затем подался назад, освобождая у меня во рту ровно столько места, сколько было необходимо для короткого вдоха – и вновь дернул бедрами, впечатывая мою голову в переборку.

Вперед, назад, и снова вперед – амплитуда его движений все увеличивалась, движения ускорялись, а копыта больших, мускулистых ног топотали уже беспрерывно, когда черный, лоснящийся от слюны и смазки член входил и выходил из моего распахнутого зева, заняв его настолько плотно, что я едва успевала делать лишь судорожный вдох, ощущая, как мой язык вытягивается изо рта вслед за этой огромной кожаной дубиной, смазывая, орошая напряженный, вздувшийся поршень, движения которого вызывали к жизни громкие, непристойные звуки, эхом отражавшиеся от стен темной каюты. Мне показалось, что с каждым разом он продвигался вперед чуть дальше, чуть глубже, растягивая мое горло и шею, но ничего не могла с этим поделать – в этот момент, моим телом владел тяжело дышащий, распаленный от страсти жеребец, наконец-то явно и недвусмысленно решивший стребовать свое с позабывшей о семейном долге подруги. Вперед и назад, все глубже и глубже – казалось, что я превратилась в какую-то куклу. Дурманящий запах и вкус, обволакивающий мое небо и горло, уносили меня куда-то вдаль, заставляя голову кружиться, а копыта – судорожно хвататься за бедра, терзая набухшие, отвердевшие соски. Вперед, назад, и снова вперед, все быстрее и быстрее – я пыталась было упираться передними ногами в придвигавшийся все ближе и ближе живот, но тщетно, ведь с тем же успехом я могла бы пытаться противостоять урагану. Двигаясь туда и обратно, черный жеребец наконец издал громовой, устрашающий рык, и рванулся вперед, изо всех сил прижимая мою голову к загудевшей от удара переборке, короткими, неимоверно сильными толчками загоняя в меня свой член на всю его длину. Забившись, словно бабочка на иголке, я попыталась было закричать, но не смогла даже оттолкнуть от себя обхватившие голову бедра, и лишь издала серию захлебывающихся, булькающих, еще более непристойных звуков, когда мое горло и шея раздулись, пытаясь вместить в себя скользкий, пышущий жаром член, извергнувшийся в меня потокм раскаленной лавы. Застонав от наслаждения, Графит переступил с ноги на ногу, поводя при этом бедрами, словно пытаясь умоститься поудобнее в пятнистой кобылке, распяленной между его задних ног, и вновь нанес несколько тяжелых ударов своей дубиной, легко скользнувшей по моему горлу благодаря пахучему, вязкому семени, что фонтаном изверглось из моего носа и рта. Забурлив и забулькав, я суматошно забила копытами по прижимавшемуся к моему носу животу, судорожно хватаясь за тяжелую, бархатистую мошонку, скользкую от моих же собственных соков, но кажется, только распалила тем самым хрюкнувшего от удовольствия жеребца, вновь принявшегося обрабатывать мою голову своим пульсирующим, не желающим успокаиваться поршнем. Вперед и назад, все глубже и глубже – снова, и снова…

И снова.

Темнота бывает разной. Она может нести в себе угрозу и страх – а может и обволакивать тебя, словно теплое одеяло, скрывая ото всех в своей влажной, насыщенной запахами глубине. Отсутствие света – не повод для страха. Это возможность. Это заслуженный отдых. Это время любви – многогранной, ненасытной, неутомимой. Любви не нужен свет, не нужна публичность – это дело тех двоих, что заняты друг другом на прохладном стальном полу. Крылья ласкают шерсть, а губы ищут губы, скрадывая смущенный шепот, ласковый выговор – и сердитое шипение, несущее в себе обещания, которые не собираешься выполнять.

— «Это было замечательно!» — развалившись на полу, удовлетворенно поделился со мной своими мыслями Графит. Наигравшись с моей тушкой, под конец, едва удерживавшейся на грани сознания, он обтер меня влажной салфеткой, вновь заставив провести аналогию с какой-нибудь сексуальной игрушкой, и соизволил утянуть меня к себе под бочок, прикрыв для верности широким, перепончатым крылом – «Я даже и не думал, что ты умеешь вытворять подобные штуки!».

— «А… Меня… Ты спросил?!» — тяжело дыша, я наконец-то откашлялась, и попыталась было рвануться вперед, чтобы набить эту наглую бородатую морду… Но не тут-то было. Подозревавший о моих желаниях жеребец лениво дернул крылом, и мои копыта всего лишь на миллиметр не дотянулись до умильно осклабившейся морды, подсвеченной двумя фонариками дружески подмигнувших мне глаз – «Убью… Ноги… Сломаю… Яйца…».

— «А с ними-то что не так?» — удивился муж, небрежно почесав живот задней ногой – «Не так давно ты вон как за них хваталась, пытаясь выдоить меня до капли!».

— «Мер… Меррррзавец! Я чуть не задохнулась!».

— «А это потому что ты маленькая жадина, Скраппи» — на полном серьезе укорил меня этот бородатый охламон. Муж хорошо успел изучить мой норов, и повернувшись, быстро прижался своим лбом к моему, внимательным взглядом светящихся глаз предотвращая мои попытки укусить, или ударить его по носу – «Кто же так сразу, с непривычки, бросается исполнять самый сложный вариант сю фер тайле ун пипе? Этой технике учатся не сразу, и не вдруг. Но все равно – спасибо. Это было по-настоящему замечательно».

— «Так получается, что это еще и я сама во всем виновата?!» — опешила я, глядя на удовлетворенно прищурившиеся на меня глаза, словно два светлячка, заплясавшие возле моего носа – «Мне по самый хвост вбили здоровенный, длинный…».

— «Я не слышал, чтобы ты протестовала!» — строптиво заметил Графит. Его глаза приблизились, и я почувствовала, как на мою голову опустились какие-то ремешки, оказавшиеся недоуздком от шлема, удерживавшие тот на голове. Какой-то твердый, круглый, и почему-то, показавшийся мне красным предмет настойчиво толкнулся мне в губы, оставляя на них вкус дерева и свежей краски – «Что, будешь спорить? Ну вот… А тем более, что я тебя еще не простил, и собираюсь наверстать все то упущенное, что ты должна мне уже за несколько лет, госпожа «вечно-отсутствующая-в-доме» Легат Легиона!».

— «Фто? Это еще фто за френь?!» — я попыталась было отбиться от такого настойчивого приглашения к чему-то липкому, непристойному, и почему-то, чрезвычайно привлекательному, и потому, находящему ответ в глубинах моего естества, предвкушающе распялившего ноги, и задравшего хвост. Увы, без особого, надо сказать, успеха – «Аф ты, неходяй! Ну, подофди только! Ну, ты у меня помфмммммммффффф!».

— «Возражения?» — поинтересовался у меня муж, рывком затягивая у меня на морде пропахший потом и сталью ремешок, фиксирующий у меня во рту большой деревянный шарик. Услышав предупреждающий рык, он рассмеялся, и лишь крепче прижал меня к своему животу, перекатившись на спину – «Возражения отклонены. Итак, на чем мы там с тобой остановились всего полгода назад?..».

---

— «Как думаешь, куда отправимся сначала?» — поинтересовался Графит, неслышно нарисовавшийся за моей спиной. Сделать это ему было достаточно просто, ведь я вряд ли услышала бы и прыгающего слонопотама за всем тем гвалтом, что подняли близнецы, словно заведенные, носившиеся по длинному коридору, шедшему вдоль борта гондолы. В нем прорезали дополнительные иллюминаторы, и теперь пассажиры могли без помех наблюдать процесс снижения и захода на посадку, чем мы все и воспользовались, приникнув к порядком закопченному стеклу.

Изменения, произошедшие с Ревущим, мне не понравились – несмотря на размеры, симпатичную раскраску снаружи, и ходовые качества, внутри ощущалась некая пустота, по моему мнению, присущая выставочным и съемочным павильонам. Ощущение того, что все вокруг временное, ненастоящее, и в следующий поход цеппель с индексом «О» выйдет уже совершенно другим, заставляло меня чувствовать себя крайне неуютно в его стальных потрохах, а окружающую меня обстановку – казаться покрытой невидимым, неосязаемым, но оттого, не менее реальным налетом ржавчины и грязи. Быть может, это была лишь моя паранойя, разыгравшаяся от слишком долгого отрыва от жизни, но мне было приятно думать, что уже через каких-нибудь десять минут мы должны были покинуть стальную коробку гондолы, полной грудью вдыхая воздух свободы.

Воздух большого города, раскинувшегося под нами, на склонах Кантерлотской горы.

— «Даже не знаю…» — оглядев приближающийся вокзал, из-под стеклянной крыши которого, через оставленные окошки, вываливались клубы белых и черных паровозных дымков, я посмотрела на причальные мачты, расположенные чуть выше по склону, на отдельной платформе, нависавшей над вокзалом, словно карниз – «Слушай, а ведь ее раньше не было, верно?».

— «Все меняется» — пожал плечами супруг, вместе со мной заглядывая в мутный иллюминатор – «Я слышал, что Палате Общин пришлось поднапрячься, и утвердить решения о выдаче множества строительных подрядов для команд поденных рабочих, поэтому бюджет в этом году принимался со скрипом. Но принцессы считают, что необходимо дать возможность любому эквестрийцу найти себе хотя бы какую-нибудь работу, поэтому смогли убедить остальных принять их предложения».

— «Предложения? От принцесс?».

— «Да, просто предложения» — заметив удивление в моем голосе, хмыкнул Графит, ловким движением ноги неожиданно мягко останавливая Берри, катившуюся по полу, словно мягкий клубок из ножек, крылышек и хвоста. Радостно взвизгнув, она ухватилась за отцовскую ногу, и с рычанием принялась выдирать из нее шерсть, плюясь и кашляя, когда в рот попадали чересчур жесткие волосинки – «Я понимаю, что ты привыкла к другому – насмотрелся, знаешь ли… – однако Ее Высочество проявила мягкость, и в течение нескольких дней убеждала выборных и сенаторов в том, что пони должны иметь право зарабатывать себе на жизнь, а не питаться в благотворительных столовых».

— «Ого! У нас уже и сенат появился?!».

— «Давно. Просто повода собираться у него не было» — просветил меня муж, снимая с ноги свирепствовавшую дочурку. Приняв у него жеребенка, я, по неистребимой привычке, тотчас же засунула ее под крыло, мимоходом облизав скорчившуюся мордашку – «Так что его, можно сказать, собираются возрождать».

— «Ну, мааааааааааам!».

— «Уже говорят…» — неожиданно улыбнулась я, ощущая, как в глубине души распускается цветок счастья, чей аромат вдруг наполнил мое тело, застилая взор непрошенными слезами – «Берри, ягодка моя, как я по тебе скучала…».

— «Ты бофе ниуда не уедишь?» — отбившись от моего языка, шоркавшего по ее мордашке, дочурка протянула передние ножки, и неожиданно сильно вцепилась в мой нос, пытаясь притянуть поближе материнскую голову – «Ты бофе нас не атавишь?».

— «Я никогда вас не брошу, моя хорошая!» — сквозь слезы улыбнулась я, замечая, как на периферии зрения движутся, приближаясь, разноцветные фигуры. Мы стояли возле иллюминатора, расположенного у самого люка, и самые нетерпеливые из нашей компашки уже вовсю маялись возле стальной двери в ожидании приближающейся посадки – «Но мама должна будет иногда улетать».

— «Ни далвына!».

— «Конечно. Не сейчас» — увидев, как в ожидании скорых слез скривилась маленькая рыжая мордочка, я вновь зашоркала по ней языком, еще крепче прижимая к себе цеплявшуюся за меня дочку – «Сейчас мы пойдем гулять, а потом – отправимся в парк развлечений. Вроде бы такой должен быть неподалеку?».

— «Не в самом Кантерлоте, увы…» — разрушил было созданную моими словами надежду Графит, но услышав согласное хныканье детей, раздавшееся из-под моего крыла, и у своих ног, быстро поправился – «Но я точно знаю, что в Рэйнбоу Фоллз должна идти первая весенняя ярмарка, так что мы вполне можем туда успеть».

— «Вот, то что нужно» — вновь улыбнулась я, радуясь даже этому, казалось бы, давно забытому ощущению – «Так что, дети, хватит хныкать! Мы скоро поедем за мороженным, печеными яблоками в глазури, и радугой! Верно?».

— «И за камфетами!».

— «И за конфетами» — чмокнув в нос Санни, пообещала я близнецам. Этот городок, располагавшийся где-то в горах, между Кантерлотом и Понивиллем, был мне знаком по рассказам подруг, и я решила было узнать поточнее про эти ярмарки у Пинки, тихонько посапывавшей возле одной из переборок, но задержалась, заметив выходивших из салона, еще одну семейную чету. Остановившись возле окна, Соя нежно водила носом по макушке своего сына, барахтавшегося в мягкой сумочке-рюкзачке, глядя в припорошенное сажей стекло, и делала вид, что не заметила моего приветственного кивка, в отличие от своего супруга, небрежно дернувшего головой мне в ответ.

Странно, но в это утро я уже не видела былой жесткости и неприязни, которую этот пони демонстрировал всем остальным во время нашей встречи.

— «Похоже, в Кантерлоте развлечений нам не удастся найти» — Делая вид, что не заметила отчуждения, демонстрируемого бывшей подругой, громко обрадовала я остановившуюся рядом парочку пони – «Поэтому предлагаю отправиться в Рэйнбоу Фоллз завтрашним поездом. Там будет ярмарка, и наверняка найдется, чем развлечь наших карапузов…».

— «Кафетки!».

— «Ты подозрительно хорошо разбираешься в сладостях, дочка, и это наводит меня на определенные подозрения…» — ласково попеняла я ухмылявшейся дочке, заинтересованно крутившей головой в поисках огромной кучи сластей, которую ей пообещала расслабившаяся пятнистая мамашка. Стоявший рядом Графит тотчас же сделал вид, что подошел совсем недавно, и не имеет понятия, о чем же идет речь – «Ну, а после ярмарки, мы вернемся в Кантерлот, где встретим парад. Как вам такая идея?».

— «Это возможно» — подумав, неожиданно спокойно согласился на мое предложение Плам – «Думаю, нам всем не повредит немного отвлечься и развеяться».

Вздрогнув, будто ее ударили, Соя резко обернулась, и выпучила глаза на супруга, став похожей на лягушку, по которой хорошенько потоптался какой-нибудь слон. Похоже, она ожидала чего угодно, но только не такого ответа, и мне стало искренне жаль, что даже в этом чудном новом мире есть место для тех, кто делает несчастными себя и всех, кто находится вокруг них. Особенно, если ими являются те, кого я считала своими друзьями – ну, или хотя бы не противниками.

— «Ты знаешь, где можно остановиться в этом месте?» — между тем, небрежно поинтересовался у меня Слим, делая какой-то знак бровями, сути которого понять я не смогла. Но догадалась.

— «Пинки! Пиииинк!».

— «Да!».

— «Ты не знаешь, случаем…».

— «Липовая аллея… дом пятнадцать…» — сонно пробормотала розовая земнопони, вновь прикладываясь к переборке – «Хороший отель… Кормят… Оркестр…».

— «Ну, я думаю, что мы получили ответ на этот вопрос» — хмыкнула я, глядя на тихонько похрапывавшую подругу. Розовая пышка не спала всю ночь, пытаясь о чем-то перешептываться с тихонько попискивавшей Берри, никак не желавшей ложиться спать без матери, которую приволок лишь под утро наигравшийся с нею отец. Даже с моим приходом эти неугомонные пони не успокоились, и продолжали хихикать, пока я не выныривала из беспокойного, наполненного самыми скабрезными видениями сна, и не разгоняла обеих по койкам, после чего вновь забывалась в короткой, беспокойной дремоте, чтобы снова проснуться от негромкого шепота, и настырных детских копыт, пытающихся забраться мне под крыло. Тем более, что помимо развратных мультфильмов из Кама-Сутры, снилась мне не меньшая хрень, и всю ночь, в своих снах, я лихорадочно пыталась починить на ходу какую-то лодку, с опаской глядя на приближавшийся потолок подземного свода, проносившегося над моей головой. Кажется, в ней был еще кто-то, за кого я волновалась, и на кого постоянно оглядывалась – но кто это, вспомнить я не могла.

— «Берите ее с собой, и отправляйтесь развлекаться» — хмыкнув, я указала копытом на Пинки, вновь приоткрывшую глаза. Ни дать ни взять отекший хомяк, проснувшийся после бурной попойки – «Пинки Пай лучше всех знает толк в развлечения и улыбках, поэтому пользуйтесь моментом, и попытайтесь расслабиться, и отдохнуть».

— «А ты…» — опомнившаяся наконец Соя бросила на меня столь жаркий, полный благодарности взгляд, что от неловкости у меня буквально вспотела спина. Похоже, она не знала, как начать разговор, помня довольно холодное начало нашего утра, и то и дело переводила взгляд на своего невозмутимого синего жеребца – «Ну… Ты что же… Не идешь?».

— «Эх, как бы я хотела» — снизившись, дирижабль завис возле вышки, к которой его подтянул прочный канат, заброшенный на швартовочный механизм порхавшими вокруг пегасами. За дверью раздался скрежет, удар, и люк распахнулся, впуская в душное помещение коридора гондолы воздух большого города. Запахи угля, пара, холодной воды и множества пони перемешивались с гулким эхом, отражавшимся от поверхности горы, словно кривое зеркало, искажавшей неумолчное гудение большого города, мерно дышавшего внизу, у наших ног. Тропинка, которая некогда вела к одной-единственной башне, превратилась в удобную дорожку, начинавшуюся возле вокзала, и заканчивавшуюся площадкой, на которой торчало сразу четыре причальные мачты, возле одной из которых, похожей на настоящую Эйфелеву башню, солидно покачивалось огромное воздушное судно, похожее на перезрелый банан, закутанный в новенькую авоську.

— «Подарок принцессам от Сталлионграда» — заметив мой взгляд, без лишних вопросов ответил Слим «Лидер» Плам – «Соратники долго думали, как его назвать, предлагали разные имена, но после консультации с эквестрийским послом, остановились на «Золотом Банане». В честь этого гондола была выкрашена под золото, а сам мягкий корпус… Эй, ты чего?».

Я не могла разогнуться от хохота весь путь до вокзала.

— «Серьезно? «Голден Банана»? Кто вообще это придумал?!» — икая и вытирая слезящиеся глаза, еле выдохнула я, успокоившись только после намекающего покусывания за загривок – «Только… Уфффф! Только не говорите, что сами это придумали, ладно? Тут за версту пахнет Ее Солнцеподобием!».

— «Все эквестрийцы столь неуважительно относятся к своим лидерам? Или только ты?» — едко поинтересовался жеребец. Судя по движению ноги, он собирался развернуть меня на месте, заставив поглядеть в сторону дверей на перроны, но бросив взгляд на Графита, лениво сверкнувшего на него драконьим глазом, просто тыкнул в нужную сторону, обращая мое внимание на пятерых пони, занявших почти весь немаленький проем широких дверей вокзала – «Но как бы то ни было, похоже, что ты допрыгалась».

— «О, да. Похоже на то» — вздохнула я, глядя на знакомую до боли броню, тускло отсвечивающую под ласковым весенним солнцем. Ждавшие меня не торопились, и похоже, точно знали, где меня искать, и когда я прилечу в Кантерлот, поэтому прятаться смысла не было – точно так же, как и улетать.

«А ведь Найтингейл предложила бы поступить именно так» — пришло мне в голову, когда я, прихватив с собой близнецов, двинулась в сторону Хая. Несмотря на мое требование, он так и не надел насильно отданный ему плащ Легата, по-прежнему обходясь лишь моим стареньким шлемом примипила, из-под которого тот с интересом разглядывал мою приближающуюся фигурку – «Улететь. Сделать вид, что не заметила встречающих. Заняться своими делами. Забавно, что я думаю об этом именно сейчас, но что изменилось бы, попытайся я забросить все дела, уйти со службы, и превратиться в какую-нибудь домоседку, разгоняющую облака над собственным, и парой соседних, городков? В Легионе я нужна лишь как некий символ, который служит лишь для показухи…».

— «Легат».

— «Мэм».

— «Рада видеть вас, мэм!».

— «Скраппи, как ты? Все хорошо?» — копыта слитно грохнули по нагрудникам, бросая в небо стайку крутившихся неподалеку голубей. Хай пристально вглядывался в меня, словно пытаясь понять, не перевертыш ли это приперся по его душу, и чем быстрее его озабоченная мина менялась на откровенное облегчение, проступавшее на его морде, тем более неуютно я начала себя ощущать, предвидя целую кучу проблем, которые был готов вывалить на меня наш замечательный примипил – «Ты опять похудела. И с крыльями что-то не то… Но хорошо, что ты тут. Теперь все пойдет как надо».

«СИМВОЛ ДЛЯ ПОКАЗУХИ, ГОВОРИШЬ?».

«А также жертва нещадной эксплуатации!» — мысленно окрысилась я, понимая, что мой коротенький отпуск накрылся не тазом, но целой бетонной плитой. Судя по напряженным рожам остальных офицеров, среди которых я отметила и рыжую шкурку Блуми Нэтл, проблем действительно накопилось куда больше, чем они рассчитывали потянуть, и это заставило меня лишь скрипнуть зубами от ощущения злости… быстро растаявшего при воспоминании о предстоящем параде. Неужели я и впрямь решила, что достаточно будет просто отдать приказ, и все эти десять тысяч пони, сами по себе, с песнями и плясками, дружно перенесутся за полконтинента, и самостоятельно распределят себя по казармам и гарнизонам? Сами организуют ротацию отпускников, заболевших и получивших ранения? Без приказа свыше комиссуют тех, кто получил увечья и травмы, не совместимые с дальнейшей службой? А может, заодно и сами себя наградят?

«ВЕРНО. НАША СЛУЖБА И ОПАСНА, И ТРУДНА» — прогудел где-то внутри неугомонный старикан. Кажется, этой весной он стал гораздо живее, чем прежде, и теперь то и дело лез комментировать не только мои действия, но и мысли – причем все чаще в каком-то очень ироничном ключе – «ТЫ НУЖНА ИМ. УДИВЛЕНА?».

— «Скорее, испугана. И опечалена» — тихонько пробормотала я, раз за разом оказываясь в объятьях товарищей, сослуживцев, и просто друзей. Даже Блуми Нэттл не преминула облапать мою тушку, после чего скромно потупиться, когда я с интересом уставилась на ее нос, посверкивавший серебряным гвоздиком пирсинга с крупинкой драгоценного камня. Впрочем, неловкость быстро сменилась восторженным сюсюканьем, с которым пегаска принялась ворковать над Санни и Берри, с интересом изучавших новую морду с такими соблазнительными украшениями на гриве и носу. Я лишь улыбнулась, представив, как быстро из Блуми начнут выковыривать эти замечательные блестяшки, и понадеялась, что мои уши выдержать то количество децибелл, которое возвестит нам о несогласии рыжей кобылы с насильственной экспроприацией ее украшений.

«ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО» — подбодрил меня старикан. Странное ощущение человеческой руки, словно теплая волна, прошедшееся под моей шкуркой, заставило меня вздыбить задергавшиеся крылья – «ВЕСНА. ТЫ ЧУВСТВУЕШЬ?».

— «Весна…» — все так же негромко пробормотала я, отстраняясь от Хая, и испытующе глядя на своего заместителя. Да, заматерел примипил, еще больше заматерел. Теперь это был большой, сухопарый, поджарый пегас, как и все мы, рано украсивший свою шею и морду разнообразными шрамами, едва заметно белеющими под коротко стриженной шерстью, а его глаза, казалось, принадлежали не молодому жеребцу, а много повидавшему старцу – «Что ж, Хай, дела не ждут?».

— «Совсем не ждут».

— «А ты изменился».

— «Ты тоже».

Короткие, рубленные фразы, а между ними – глубокое понимание всех недосказанностей.

— «Что ж, тогда дай время, я попрощаюсь со своими» — оглянувшись, я заметила внимательный, ощупывающий взгляд Плама, которым он сверлил мой затылок, словно пытаясь запечатлеть увиденное во всех подробностях, включая широкий белый плащ с кроваво-красным подбоем и пушистым меховым воротником серебристо-серого цвета, опустившийся на мою спину. В отличие от меня, глядевшую на этот новый символ Легата словно на ядовитую змею, очутившуюся на моей шее, жеребята пришли в совершеннейший восторг от материнской обновки, и мигом десантировались на меня с головы Блуми Нэттл, принявшись играть с вычищенной, как следует обработанной, и больше не казавшейся опасной шерстью подгорного червя, пробуя на прочность жесткие волосины. К счастью, Бриз ничего не заметила – в отличие от своего мужа, который, как я была уверена, сообщит обо всем увиденном соратникам-комиссарам, она предавалась робким пока восторгам, и едва не крутила хвостиком перед супругом, словно радующаяся собачонка. Перехватив его взгляд, я пожала плечами, и маякнув глазами в сторону Сои, одобрительно покивала головой, и намекающе подмигнула улыбающейся Пинки, уже подбиравшейся к сталлионградской чете с ворохом хлопушек и разноцветных буклетов. В ответ, та задорно ухмыльнулась – и выудила из нагрудного кошелька большой, рассыпчатый маффин, продемонстрировав его мне во всей его шоколадной красе.

Улыбаться и шутить отчего-то тотчас же перехотелось.

— «Ну, шта, деточка, опять упархиваешь?» — поинтересовался подошедший ко мне Дед. Бабуля ограничилась лишь неодобрительно поджатыми губами, с которыми она сняла у меня со спины заволновавшихся близнецов. Похоже, моя приемная семья раньше других заметила изменение в моем облике и поняла, чем это грозит остальным – «Знаю, служба есть служба».

— «Не хочу» — прошептала я, уткнувшись носом в морщинистую, дряблую шею старого земнопони – «Не сейчас. Еще немножко… Разве мало я сделала для того, чтобы… Разве мало я отдала? Разве лишилась меньше других?».

— «Ты хотя бы не погибла. Но долго ты собираешься ходить по лезвию, и бросаться в пламя?» — тяжело прогудел у меня над головой голос мужа, перекрывая своим баритоном хныканье жеребят – «У тебя дети растут без матери – тебе этого мало? А мне каково? Как долго еще я должен бояться за тебя, гадая, вернешься ли ты из очередного похода? Сколько я еще должен смотреть в темноту за окном, стараясь не думать о том, что мы виделись с тобой в последний раз?».

— «Я тоже устала от этого» — прошептала я, смаргивая набегавшие слезы, горячими каплями расплавленного олова бегущие по щекам. Меня окружили надежные спины друзей и родных, за которыми я не боялась чуть распустить сковавшие меня звенья кольчуги, каждое из которых казалось мне случаем. Абсолютной случайностью. Событием, свидетелем которому я стала. Раз – и свивалась в стальную проволоку жизнь жеребенка, замученного ревнивой банщицей где-то на северном приграничье. Два – и тугое колечко из изможденных, потерявших надежду и разум пони с северной лесопилки смыкало концы. Три – и десятки погибших при отражении атаки на Дарккроушаттен стальными кольцами укрывали мое тело. Четыре – и те, кто отдали свои жизни за то, чтобы никогда больше зло не протянуло свои лапы к Эквестрии, тихонько позвякивая, сдавливали мои крылья, облачая их в серебристую сталь. Пять – только тени остались вокруг, молчаливо качавшие головами. Они понимали. Они прощали. Но…

— «Но я не могу» — сдавленно просипела я, смаргивая с ресниц раскаленную влагу – «Что-то внутри меня не дает мне уйти, понимаете? Не вот так, просто бросив их всех на половине дороги».

— «Хммммпффф… Ну, шта поделать, служба!» — помолчав, с неловкостью крякнул дед, нервно жуя давно погасшую трубку. Поведя головой по сторонам, он с неловкостью потрепал меня по загривку, пытаясь хоть как-нибудь смягчить бесполезные, не вовремя и не к месту произнесенные слова – «Но ты знай, шта мы тебя завсегда ждем, ясно? Даже варенье заготовили. Малиновое».

— «Спасибо, Деда…» — пробормотала я, ощущая на шее поглаживание бабулиного копыта. Оно прошлось по ней сверху донизу, и надолго задержалось у самой головы – там, где осталась новая отметка от встречи с безумным маньяком, убившим меня так же надежно, как удар в сердце ритуального ножа для жертвоприношений. Мою макушку горячило дыхание большого жеребца, склонившего свою голову к моей растрепанной гриве, и вдыхающего запах той, что должна была бы остаться – но не могла, хотя и хотела.

Не могла. Не имела на это права.

— «Приглядите за детьми, ладно» — стараясь выровнять дыхание, сипло попросила я, прижимая к себе крыльями хныкавших жеребят. Они еще не понимали, но уже чувствовали, что мать вновь оставляет их, отправляясь заниматься чем-то большим и страшным – таким, от чего дом застывает в тревожном ожидании, оживая лишь тогда, когда она вновь окажется на пороге, пропахшая сталью, потом, и чем-то соленым, чей запах навсегда въелся в ее поддоспешник. Тяжело тряхнув головой, я передала близнецов мужу, и вновь спрятала мордочку у него на груди, вытирая мокрые щеки – «Прокатитесь в Рэйнбоу Фоллз. Увезите туда Сою и ее обормота. А я…».

— «Делай то, что должна» — тяжело вздохнул Графит, взъерошив своим дыханием мою гриву – «И возвращайся, как только сможешь».

— «Эй, я же не улетаю из города, верно?» — бледно усмехнулась я, стараясь хоть как-нибудь разрядить обстановку, и ощущая, что вот-вот, и опять разревусь в три ручья – «Эй, почему так… Ну почему так, а? Война закончилась, мы живы, и снова вместе – но почему мы не можем радоваться и кричать от счастья?».

— «Наверное, это потому, что таков наш удел» — тяжело вдохнул муж, и усмехнувшись чему-то, как-то скромно, совсем по-детски, шмыгнул носом в моих волосах – «Одной – вечно гореть в огне. А остальным – умирать от страха за нее. Но учти – я этого так не оставлю, и сегодня же поговорю с Госпожой».

— «Уволюсь. Вот разберемся со всем этим govnom, и я увольняюсь! Честно!».

Не говоря ни слова, Графит повернулся, и гордо вскинув голову, отправился к остальным, что-то нашептывая хныкающим детям. Я постаралась придать себе как можно более спокойное выражение морды, и резко развернувшись, направилась обратно к переглядывающимся подчиненным. Пусть я и не могла сделать то, чего хотела в тот момент больше всего на свете, однако я не собиралась портить им настрой своими жалобами и хныканьем. Придет время – и они обо всем узнают, а пока…

— «Итак, сэры, жалуйтесь!» — жестко буркнула я, запахивая меховой воротник легатского плаща. Щелкнули, смыкаясь крючки – словно челюсти лязгнули у моего горла. С каждым шагом я ощущала, как из глубины моего естества всплывало что-то тяжелое, что-то стальное, заставляющее мою походку выбивать сухую армейскую дробь по каменной мостовой у вокзала, а движения становиться быстрыми и злыми – «Я временно нелетучая, поэтому отправимся пешком. За это время я хочу знать, что у нас происходит, а также то, что мы собираемся с этим делать».

---

Город менялся, как менялся и населяющий его народ.

Каждый раз, после каждой отлучки длинною в полгода-год, я удивлялась тому, как изменился этот город. И изменения касались не только внешнего облика зданий, пусть даже и слегка меняющегося год от года за счет новых платформ, усеявших крутые склоны горы, на которой располагалась столица – менялись населявшие его пони, разноцветным потоком бурлившие вокруг нас. Казалось бы, что может быть тривиальнее, Твайлайт, чем одежда? Но для меня видеть на спинах и крупах не только попонки, бывшие уже во времена моего появления в этом мире чем-то обыденным для кантерлотцев, не пиджаки или рубашки, не просто элементы костюмов, а полноценную одежду, пусть даже и выглядевшую довольно необычно на пони, было чем-то сродни откровению, заставляя радоваться тому, что я не смогла отбрыкаться от наброшенного мне на шею плаща.

Слишком уж вызывающим выглядело бы появление абсолютно голой пони в столице Эквестрии этой весной.

— «Странные времена настали» — ответил на мой невысказанный вопрос Хай, заметив, как я озадаченно верчу головой по сторонам – «Зима выдалась суровая, и пони пришлось привыкать к тому, что теперь называют «признаком хорошего тона». Теперь в Кантерлоте редко встретишь кого-нибудь без целого вороха одежды, накрученного на все тело».

— «Не одобряешь?».

— «Обилие одежды отдаляет нас друг от друга» — помолчав, признался Хай, отстраняя с пути бросившуюся наперерез нашей маленькой кавалькаде молодую кобылку, и неодобрительно дергая ухом в сторону Рэйна, сердито всхрапнувшего позади. Похоже, он еще дулся из-за того, что я не давала развернуться во всю ширь его талантам настоящего командира «хранителей тела», как назвали пони отдельный отряд королевской стражи, придуманный командором Гвардии Вайт Шилдом, не замечая того, что своим вызывающим поведением он лишь вредит общему делу – «Теперь, прикоснувшись друг к другу боками, мы чувствуем только одежду, а не тела. Она делает нас более скрытными, словно мы все, сговорившись, надели какие-то маски. И это мне абсолютно не нравится».

— «Но заднюю часть тела пони оставляют открытой» — усмехнулась я, оглядываясь по сторонам. Проспект Двух Сестер был запружен народом, и грохот нашей строевой побежки накладывался на топот множества копыт, гулко бившийся между многочисленными домами, выстроившимися бок о бок друг с другом так плотно, что между ними вряд ли вошло бы и шило, вздумай кто-нибудь их разделить. Толпы деловито цокавших пони выплескивались с боковых улиц, вливаясь в бурный поток, текущий по широким тротуарам проспекта, и я заметила, что в чем-то Хай был прав, и бегущие мне навстречу фигуры все, как одна, были облачены в какие-либо одежки – пусть не самые изысканные, но довольно разнообразные. По большей части, это была простая рабочая одежда, и робы, комбинезоны, жилеты всех цветов перемешивались с ослепительно белыми рубашками конторских служащих, спешащих в свои заведения, поэтому мой глаз то и дело выхватывал из этой пестрой толпы когда пышные, когда элегантные платья и фраки, которые горделиво носили их владельцы, задравшие нос к голубому весеннему небу.

Но я уже не видела тех гадливых, неприязненных взглядов, которые богатые пони кидали на суетящихся вокруг обывателей.

— «А как же иначе?» — удивился соломенношкурый жеребец, быстро отводя глаза от какой-то земнопони, пристроившейся прямо перед нами, и явно строившей ему глазки. Да и не только глазки, признаться – от таких смелых действий задницей и хвостом я едва не отдавила себе копыта отвисшей челюстью, мгновенно оказавшейся где-то в районе земли. Не слишком молодая, скорее в годах, тетка явно пыталась отбить у нас бравого примипила, и только предупреждающее рычание Рэйна, вновь донесшееся у нас из-за спины, заставило ее обиженно фыркнуть и удалиться, хулиганским движением забросив хвост себе на спину, тем самым оставляя очень немного места воображению – «То есть, я хотел сказать, что это, конечно, хорошо… Но иногда мне кажется, что лучше бы модельеры и портные придумали что-нибудь для тех, кто… Ну, в общем… Для некоторых. Да».

— «Угу. Ясно-понятно» — пробормотала я, растеряно оглядываясь по сторонам, только сейчас начиная подмечать не только одежду, но и поведение окружающих меня пони, большая часть из которых была кобылами.

— «Нет. Не понятно».

«ВЕСНА?» — с какой-то новой, не слышанной мною ранее неуверенностью, задумчиво вопросил Дух, пока я вертела головой, с удивлением оглядывая представительниц своего пола, буквально наводнивших улицы Кантерлота.

«Какая нахрен весна?! Начало лета через пару недель!» — возмутилась я, исподволь косясь на внешне невозмутимого Хая. Несмотря ни на что, тот продолжал невозмутимо хлопать копытами по тротуару, и первым спрыгнул с него, поворачивая на улицу Роз, ведущую прямиком к казармам Легиона. Короткая и широкая, тем не менее, она вынудила нас вытянуться в цепочку, прижимаясь к стенам домов, чтобы пропустить бодро рысившую куда-то толпу, каждая кобыла и жеребец в которой тащил на себе седельную сумку, или увесистый мешок – «А может, мы наконец забрили всех, кто был готов сражаться за Эквестрию, и они, стройными рядами, валят к нам на плац? Вот ужас-то…».

«НЕ ДУМАЮ».

«А может, я просто брежу?» — с надеждой подумала я, ощущая, как сознание само хватается за ниточку самооправдания, натянутую когда-то в моей голове. Вдруг все, что я видела, было лишь сном, в котором я забылась после долгого спора со Слим «Лидером» Пламом, заглотав положенную мне на ночь таблетку? – «Вдруг это все не происходило, и я скоро проснусь, и вновь начну с начала этот день? Вновь увижу детей и мужа, снова встречу друзей… Или не встречу. Улечу. Убегу. Испарюсь».

«ТОЛЬКО НЕ КУШАЙ НА ЗАВТРАК СВОЙ ПАСПОРТ» — хмыкнули у меня внутри, ласково поглаживая огромной ладонью по голове. Прикосновение вышло волнующим и очень мягким, отчего я просто прибалдела, и сбившись с шага, едва не замурлыкала, ощущая неконтролируемые подергивания задней ноги – «БЕДНАЯ МОЯ. ОТДОХНИ. Я НЕ ПОТРЕВОЖУ».

«Нет!» — ощущение ласковой заботы с трудом покидало мое разнежившееся тело, но я постаралась отбросить его, словно укутывающее меня теплое одеяло – «Тебе нужна помощь, ты сам сказал! Я почти месяц отдыхала в больничке, пока ты… Слушай, я вспомнила! Вспомнила тот кошмар, в котором мне на помощь пришел кто-то огромный – не меньше того костяного чудовища!».

«ПЕРЕЕДАНИЕ. ВОЛНЕНИЕ» — как-то слишком поспешно откликнулся голос. Древний вновь провел пальцами по моей голове, касаясь каких-то бугорков над глазами, отчего мои задние ноги начали оступаться, и разъезжаться в разные стороны – «ДИЕТА. ТАБЛЕТКИ. ПРОГУЛКИ И ЗДОРОВЫЙ СОН».

«Не уходи от ответа!».

— «Эммм… Раг, с тобой все в порядке?».

Вздернув голову, я оглянулась, обнаружив себя стоящей возле стены. Мои спутники окружили меня, закрывая своими телами от топающих мимо прохожих, и обеспокоенно разглядывали, словно шахида, опутанного пучками проводов, в то время как парочка вынырнувших словно из неоткуда пегасов сдерживала каких-то неизвестных мне пони, явно желавших прорваться к нашей группе, притормозившей возле одного из домов.

— «Вроде бы…» — подняв глаза, я удивленно поглядела на Хая, но как ни старалась, так и не смогла найти на его морде ничего, что объяснило бы мне эту остановку – «Я задумалась, а потом смотрю – мы остановились зачем-то…».

— «Ты остановилась» — поправил меня жеребец, понижая голос, и беспокойно оглядываясь по сторонам – «Уперлась лбом в стену, и что-то бормотала. Мне даже показалось, что ты готова была упасть. Давай-ка мы сейчас отправимся к Крылатым Целителям, и если они разрешат, то только тогда займемся делами».

— «Хай, не мели чепухи!».

— «А ты уверена в том, что это не случится снова?» — помолчав, вкрадчиво осведомился пегас. Увидев, что ничего страшного или интересного пока не намечается, остальные офицеры деликатно отвернулись, как-то свысока поглядывая на пробегавших мимо личностей, большая часть из которых бежала по направлению к Канатной улице – однако сколько бы я ни морщила мозг, все же так и не вспомнила ни одного заведения, которое могло бы привлечь на эту длинную, узкую, мрачную улочку такое количество четвероногого народа. Разве что возможность написать что-нибудь ругательное на бетонной стене наших казарм – «Представь, какое впечатление это произведет. Или ты забыла, как доигралась во время беременности до больницы, и едва не потеряла детей?».

— «Эй, это не честно!» — набычилась я, волевым усилием задвигая подальше мысли о своем симбионте. Что-то расклеилось во мне с этой войны, и я вдруг с кристальной ясностью ощутила, что напоминаю самой себе разбитое на части стекло, одни осколки которого блестят ярче, другие – тусклее, но уже никогда не будут склеены воедино – «Сейчас я не беременна, Хай!».

— «А симптомы похожие…».

— «Я провела почти месяц в дурдоме!» — нехотя выдавила из себя я, сердясь на то, что мне приходится говорить такое своему другу – «Поэтому можешь радоваться, и открывать дорогое вино – теперь меня можно комиссовать по состоянию здоровья в любой удобным момент. Хочешь, прямо сейчас приказ подмахну?».

— «Вот теперь я тебя узнаю» — грустно хмыкнул тот, покосившись на какого-то пегаса, орущего нам что-то с высоты трех этажей. Судя по буйному поведению, и непоседливому порханию с места на место, это был кто-то из клаудсдейловских «настоящих» пегасов, решивших почтить «наземников» своим животворящим присутствием – «И мое отношение к этому возу камней, в который ты так настойчиво стараешься меня впрячь, ты тоже помнишь, надеюсь. В общем, спорить я не буду – помню, чем закончилась наша последняя дискуссия. Но давай хотя бы начнем с обсуждения общих проблем, а уж потом займемся пополнением. Нехорошо, если они увидят своего Легата в таком растрепанном виде».

— «Пополнением?» — насторожившись, я поглядела в глаза жеребцу, после чего заполошно закрутилась на месте, пытаясь сдвинуть в сторону не отпускавшего меня с места примипила, то и дело выглядывая у него из-за плеча – «Каким еще пополнением? У нас и так уже четыре с лишним тысячи гвардейцев повисли на шее, и я даже не представляю пока, сколько из них будет переведено обратно в Гвардию, сколько комиссуется, а сколько придется комиссовать нам самим! Какие там еще пополнения могли припереться из этих лесов? Аборигены, что ли?».

— «Нет, Скраппи. Это наши сородичи. Эквестрийцы» — наконец убедившись, что я не собираюсь ни падать, ни прекращать своих попыток растолкать сгрудившихся вокруг меня пони, Хай отошел в сторону, крылом указывая на очередную группу земнопони, нарисовавшуюся в начале улицы Роз. Почти без одежды, но в разной степени поношенности соломенных шляпах, с соломинками и трубочками в зубах, они флегматично рысили в сторону Канатной, не забывая поглядывать по сторонам – «Сегодня прошел слух, что прибывает Легат Легиона, который непременно захочет поглядеть на будущее пополнение, и мне пришлось приказать размещать всех желающих на плацу, где им сразу скажут, возьмут их к нам, или нет».

— «Так ведь… У нас же был вербовочный пункт, верно?» — я напрягла память, вспоминая первые дни своего возвращения из Обители почти год назад. Да, верно, это было год назад… Кажется – «Да-да, ты еще тогда этим похвастался, и еще сказал про какой-то там портрет!».

— «Боюсь, вербовочный пункт захлебнулся в этом потоке» — пожал плечами мой соломенношкурый приятель, освобождая дорогу моей рвущейся наружу тушке. В отличие от него, Рэйн остался непреклонен к моим попыткам проскользнуть мимо него, и десятка пегасов из моей личной, «избранной» сотни, мгновенно сформировавших коробочку вокруг шипящего и плюющегося от злости Легата – «Да и нам пришлось выскрести всех подчистую во время той переброски на север, поэтому персонал… как бы это помягче сказать… не блещет опытом в таком ответственном деле».

— «То есть, не имеет его вообще, и берет кого попало» — перевела я обтекаемую фразу примипила. Смирившись с тем, что без крыльев мне вряд ли удастся вырваться на волю, я покорилась неизбежному, и двинулась в сторону казарм, окруженная охраной словно президент, папа Римский, или прибывший на сходку сутенер – «Ладно, с этим мы разберемся. Я уверена, что решение уже ждет нас на расстоянии вытянутого крыла».

— «Да сподобятся Богини!» — облегченно выдохнул Хай, делая за моей спиной какие-то знаки сердито сопящему Рэйну, так и рвущемуся вставить свое слово в наш разговор. Похоже, тот уже дошел до той точки кипения, когда злые мысли сами собой облачаются в обидные слова, без нашего желания выплескиваясь на окружающих – «Я себе уже всю голову сломал, что с этим делать. Конечно, можно как раньше принимать их, самостоятельно беседуя с кандидатами, но сама понимаешь – масштаб к этому не располагает. Опять же, нет четких критериев отбора, ведь до последнего времени мы гребли все, что плыло или летело к нам в копыта…».

— «И опять ты высказываешь умную мысль, дружище» — я сделала вид, что не заметила пантомимы крыльями, устроенной двумя жеребцами, идущими впереди меня, и позади. Похоже, что долго отбрыкиваться от разговора с Рэйном не выйдет, а я никак не могла придумать, каким же образом, не обидев старого друга, не дать ему превратить полученную сотню в каких-нибудь преторианцев, которые быстро сядут на шею и мне, и окружающим меня пони. Не говоря уже о том…

Но думать о худшем я не хотела.

— «Со мной такое случается» — покивал пегас, вслед за мной, походя в распахнувшиеся ворота, над которыми гнусаво пропел легионерский рожок – «Кстати, ты сразу на них не бросайся, хорошо? Просто приглядись. Они ведь хотели как лучше…».

Что ж, поглядеть и впрямь было на что. По-уставному однообразное пространство огромного двора, кое-где разбавленное пятнами серого песка, на котором располагались полосы препятствий и тренировочные площадки, заметно преобразилось благодаря многочисленным вазонам и клумбам, в которых пестрели разноцветные, благоухающие, абсолютно неуставные цветы. Плиты плаца были тщательно вымыты и кажется, даже отполированы, хотя это мог быть и обман зрения, рожденный разбегавшимися от неожиданности глазами, взгляд которых натыкался то на ровно выстриженные деревца, покачивавшие верхушками за главным зданием казарм, то на свежевыкрашенные в бежевый цвет стены, то на белье, кокетливо трепетавшее на многочисленных веревках, натянутых между тремя башнями городской стены, отделявшей наш небольшой, уютный доселе мирок от крутого обрыва, за которым, на много-много футов ниже, начинался новый район, возводимый на новой платформе, прилепившейся к крутому склону Кантерлотской горы.

— «Ну…» — просипела я, неожиданно для себя закашлявшись, и даже не зная, что и сказать – «Ну… В общем-то… Неплохо. Мило».

— «Хорошо. Я рад, что тебе понравилось» — с облегчением высказался Хай. Остальные пони, спрятавшиеся за его спиной, с облегчением выдохнули, заставив мою гриву взметнуться, словно от порыва не самого слабенького ветерка – одного из тех, что предваряют появление разрушительных ураганов, стирающих с лика земли города – «Оставшаяся тут полукентурия решила проявить инициативу, раз уж мы не взяли ее с собой в поход, и обустроило это местечко по своему вкусу».

— «Ничего. Теперь я вернулась, и понятие «свободное время» вновь превратится в дежурную шутку» — обойдя по кругу ближайший вазон[3], я оглядела, понюхала, и даже попробовала на вкус веселенькие голубые цветочки. Оказалось, вполне приемлемо – чуть сладковато, и с пикантной кислинкой, однако мне показалось, что во всей этой цветочной идиллии чего-то да не хватало… — «Но мне кажется, тут как-то мало зелени».

— «Ох…» — тяжело вздохнул кто-то за моей спиной, передав этим несложным звуком всю покорность перед лицом неминуемой гибели от буйства необоримой стихии.

— «Скраппи, кажется, тут полно зелени…».

— «Да? Где ты ее видишь?» — приподнявшись на задние ноги, я углядела дежурного сигнифера, и помавая порядком потрепанным крылом, дала ей понять, что я ее вижу, и прятаться бесполезно – «Цветы не являются элементами озеленения, пригодными для маскировки или отработки шпионских навыков. А вот кусты – как раз являются, поэтому мне кажется, что нам необходимо устроить тут изгороди из шиповника. Или терновника. И накидать между ними tchertopolokh!».

— «Накидать чего?!» — не выдержав, зашипел Рэйн, строптиво ударив копытом по каменным плитам, наполнив воздух кислым запахом кремня – «Да ты знаешь, как они старались, чтобы сделать все это?! Кем нужно быть, чтобы…».

— «Полной психопаткой. Я знаю» — обернувшись, я в упор поглядела на взбунтовавшегося жеребца, не обращая внимания на притормозившую рядом тройку дежурных, спешивших к нам от ворот – «Вот тебе и повод подать рапорт в штаб. Увидишь, они там это дело быстро обстряпают, и через неделю у тебя будет новый командир. Можешь даже с остальными посоветоваться – у них уже один раз получилось».

— «Я в этом не участвовал, и тебя не предавал!».

— «Но пытаешься сделать это сейчас» — распахнув крыло, я отодвинула в сторону пытавшегося вклиниться между нами Хая, в упор подойдя к сопящему от злости пегасу – «Я откладывала этот разговор достаточно долго, но видимо, это сделало все только хуже. Ты заблудился, Рэйни – я говорю тебе это как та, что вечно блуждает в сыром и холодном лесу собственного разума, и сейчас ты готов совершить чудовищную ошибку. Ты отчего-то возомнил себя нянькой при дебильном ребенке, и я устала прикрывать твою розовую задницу от всех неприятностей, которые ты успел нажить себе за один-единственный месяц, при этом, пытаясь не задеть твои нежные чувства».

Сощурившись, жеребец уставился мне в глаза. По моей спине пробежал предательский холодок, когда я, на мгновение, представила себе, что может сотворить мой буйствующий товарищ, весьма и весьма поднаторевший в копытопашной науке – но что-то другое, какая-то мрачная решимость толкала меня вперед, стремясь не столько осадить стоявшего напротив меня пегаса, сколько оттолкнуть его от края обрыва, за которым бесновалась чернильная масса ревущей воды.

Решимость – а еще какой-то звенящий задор из тех, что заставляет нас распахивать крылья, стремительно взмывая к далеким облакам, соревнуясь в скорости и силе.

— «Ты уже dohrena раз нарушил устав, влезая в мои разговоры с теми, кто был старше по званию и тебя, и меня. Ты начал требовать к себе особенного отношения. А сейчас – ты высказываешь недовольство лично мной, да еще и в присутствии посторонних, и тех, кто ниже по званию! Быть может, расскажешь мне, кем именно нужно быть, чтобы делать такое?!».

— «Так, сэры, на нас смотрит уже весь плац!» — закрывая нас своим боком, напряженно пробормотал Хай.

— «Да, я могу многое сказать тебе…» — начал было розовый жеребец, но осекся, и прижал уши к голове, услышав мой вопль, звенящим эхом отразившийся от стен казарм.

— «ТЫ БРОСАЕШЬ МНЕ ВЫЗОВ, РЭЙН?!».

Секунды тянулись словно минуты. Кто-то хрипел, не решаясь кашлянуть слишком громко, и привлечь к себе ненужное внимание, кто-то тяжело пыхтел, словно астматик в тумане, но перекрывая все эти звуки, множился дробный грохот копыт, молотивших по плитам плаца. Обернувшись, я увидела десятка два потрепанных пони, отчего-то очень и очень медленно приближавшихся к нам от ворот, без труда раздвигая расступавшуюся перед ними толпу.

— «Мэм! Декан Пайпер прибыла из госпиталя, мэм!» — привычно стукнув копытом себя по груди, отрапортовала пегаска, шедшая впереди разношерстной толпы, словно лоскутное одеяло, белевшей многочисленными белыми повязками – «Кажется, мы не вовремя? Или наоборот?».

— «Ты знаешь, что я всегда рада вас видеть» — хрипло проговорила я, старательно отводя глаза от культи крыла, которая уперлась в грудь Рэйна. Судя по тому, как вздрогнул розовый жеребец, ему явно не доставил удовольствия шорох бинта на ее конце, проходившийся по его доспехам – «Мы закончим позже, Рэйн. Из расположения не отлучаться».

— «Ясно!» — коротко буркнул пегас, отступая, и растворяясь в толпе. Я указала на него глазами Хаю, и тот, поколебавшись, кивнул, переадресовав быстрый взгляд своему заместителю. Прошла всего пара секунд, и вряд ли окружающие нас земнопони успели заметить этот быстрый обмен едва заметными знаками, а Блуми Нэтл уже скользнула назад, затерявшись среди разноцветных тел – похоже, жизнь среди пегасов, вольная жизнь настоящей налетчицы, не обязанной никому и не связанной какими-то правилами, оставила и на мне свой отпечаток, заставляя относится к прежде любимым мной земнопони с добродушной иронией. Нет, я по-прежнему уважала это сильное, трудолюбивое, надежное как бульдозеры племя – но в то же время начала отдавать себе полный отчет в том, что и у самых лучших их представителей есть характерные для этого вида черты, среди которых я выделяла упрямство, недальновидность, и упорное нежелание резких перемен, считая их просто косностью. Не говоря уже про общую заторможенность. Вот и сейчас, поглядев вперед, я поняла, что только пегасы заметили нашу перестрелку глазами, но предпочли промолчать – в конце концов, лидеры сами решат между собой, кто поведет вперед крылатое племя.

— «Мы тоже рады вас видеть, мэм».

— «Командир, Дрим. Командир» — мягко попеняла я однокрылой пегаске, которую запомнила на всю жизнь после того боя над лагерем, когда нашей уставшей, последней оставшейся не связанной боем сотне пришлось отражать налет Черных Башен, ведущих за собой отряд, собиравшийся обрушить на наши головы дождь из флешетт. Тогда выжило едва ли две трети отряда, и мало было среди них тех, кто не носил бы на себе отметину с того короткого, стремительного боя – «Ты же знаешь правила, Пайпер. Верно?».

— «Так точно, мэм. Командир» — взаимное отчуждение, еще остававшееся между нами при встрече, было сломлено, и я по очереди обняла всех тех, кого тащила на себе в лагерь; чьи раны, матерясь, перетягивала перепачканными бинтами. Всех тех, кого отправила в тыл. В наших объятьях не было веселья или приязни – лишь запертое внутри нас горе, объединявшее нас, и разделенное на всех, кто вошел в этот скорбный круг. Однако в тот день, глядя на окружавших меня пони, я почувствовала, как груз моей вины стал хотя бы немножечко легче…

Но зло, уже тронувшее мою душу еще тогда, в тех холодных и мрачных лесах, уже нашептывало мне кое-какие идеи.

— «Я рада, что с вами все в порядке. По крайней мере, насколько это возможно».

— «Да, мэм. Альтернатива была менее привлекательной» — натянуто хмыкнула Пайпер, идя вслед за мной ко входу в центральный корпус казарм. Вслед за нами, потянулись и остальные, бросая укоризненные взгляды на таращащихся на нас добровольцев, почти до отказа заполнивших плац – «Но мы все еще здесь, и как только меня немного подлатали, я тотчас же собрала всех, кого знала, и рванула сюда».

— «Это правильно. Скоро будет парад, а до него – награждение, и раздача пряников. Кстати, уже успели повидаться с родными? Вас приняли хорошо? Если узнаю, что хоть кто-нибудь притесняет – прилечу, и покусаю. Лично».

— «Да, это вы можете, мэм» — усмехнулась пегаска, хотя в ее голосе мне послышалось едва сдерживаемое беспокойство – «А домой мы пока не возвращались. По крайней мере те, кто приехал со мной. Про других не скажу, а меня как-то не тянет возвращаться в Лас Пегасус, да еще и без одного крыла».

— «Понимаю» — с видом деланого простодушия откликнулась я, ощущая отвращение к самой себе, но уже не способная остановиться. Такое чувство, наверное, возникает у любого, кто делает свое дело – и делает его хорошо, несмотря на понимание, что поступает при этом очень и очень неправильно – «После того, что мы вынесли на своих плечах, любому захочется осесть где-нибудь в тишине, на природе, подальше от остальных. Что же, понимаю. Сама бы хотела все это забросить, и отправиться обратно в свое захолустье – нянчить детей, пинать облака, ссориться с соседями, и в конце концов, превратиться в толстую, добропорядочную жену… Но увы, не судьба. Так что я вам кое в чем даже завидую».

— «Мэм, на самом деле…».

— «Мы постараемся подготовить все бумаги как можно быстрее» — делая вид, что не слышу обеспокоенного шушуканья за своей спиной, я направилась к распахнутым дверям, возле которых уже змеилась длинная очередь из пони, держащих под крыльями и в зубах какие-то документы – «Но я хочу попросить вас остаться, и дождаться хотя бы церемонии награждения. Наш префект лагеря немного «приболела», и нам с трудом удалось отослать ее на лечение, в Пузатое Облако, но я уверена, что…».

— «Мэм! Командир!» — с мужеством отчаянного перебила меня Пайпер Дрим – «Мы не хотим уходить, понимаете?! Нам просто некуда возвращаться!».

Темнота внутри меня удовлетворенно вздохнула, растекаясь в улыбке чеширского кота, полной острых, блестящих зубов.

— «Мы думали, что тут мы сможем найти новый дом! Начать все заново, как говорили нам вы, и все остальные!» — увидев, что я остановилась, лихорадочно заговорила Дрим, оглядываясь на остальных в поисках поддержки. Похоже, все они, все эти пони явились сюда с одной-единственной целью – не быть выброшенными на обочину жизни, словно сломавшийся, отслуживший свой срок инструмент. Внутри меня все рыдало при виде этих милых созданий, лишенных ноги, крыла или хвоста; покрытых глубокими, страшными шрамами, скрыть которые не способна ни одна шкура… Но внешне я осталась спокойной – лишь скрипнули до боли сжатые зубы, да изогнулась в немом удивлении бровь, словно удивляясь тем словам, на которые я надеялась, и которые, признаться, так ждала – «Мы отдали Легиону все, что имели, а теперь – вы нас бросаете? Выкидываете?».

— «Пайпер…» — притворяться дальше не вышло. Обернувшись, я выпростала из-под плаща оба крыла, и сгребла ими всех, до кого смогла дотянуться, прижимая к своей груди. Из-за разницы в размерах вышло, конечно же, совсем наоборот, но в тот момент меньше всего я задумывалась о каких-либо уставах или приличиях, наплевав на всяческое лицедейство, глядя в глаза тем, кто был гораздо лучше, честнее и чище меня, несмотря на всю свою прошлую жизнь – «Пайпер, разве я сказала, что хочу выкинуть вас со службы?».

— «Нет, мэм» — завороженно глядя мне в глаза, проговорила кобыла. Я ощутила, как по спине побежал табунок из мурашек – предостерегая, намекая. При виде этого взгляда в моей памяти всплыли подробности того сна, что приснился мне в ночь перед прибытием в Кантерлот. Похоже, что древнее существо, чьи силы были неизмеримы, вновь оказалось право, пусть и по-своему – всем этим пони требовалась надежда, уверенность в завтрашнем дне. Им нужен был тот, кого они могли считать командиром, не просто произнося это слово из восьми букв и трех слогов, а по-настоящему считая им ту, кто была облечена доверием командовать, вести за собой…

И посылать их на смерть.

— «Мы просто хотим остаться, понимаете? Даже… Даже уборщиками, мэм. Я знаю, что командор Гвардии и остальные важные шишки будут против, но…».

— «Посмотрим, что я смогу сделать» — попытавшись успокоиться, я похлопала их по плечам своими искромсанными порхалками, выдавив из себя успокаивающую ухмылку. Получилось так себе, но это позволило мне хоть немного успокоиться, отвлекаясь от переживаний, бушующих у меня внутри – «Вас уже выписали из госпиталя?».

— «Мы сами вызвались. А врачи не возражали» — пожала плечами пегаска, болезненно скривившись при неловком движении остатком крыла – «Вы же знаете, мэм, как много народу там сейчас набилось. Поэтому мы решили не занимать койки, и тотчас же двинули к вам. Остальные подтянутся позже».

— «Всех, кто будет бродить тут как приведение, капая кровью на пол, я лично выбрыкаю обратно в больницу!» — сварливо буркнула я, подходя к широко распахнутым дверям. Стоявшие на часах кобылы, кольчуги с расставленной шнуровкой которых не могли скрыть их округлившиеся бока, недружно, но с энтузиазмом стукнули себя по нагрудникам, с куда меньшим энтузиазмом поежившись при виде моего взгляда, который я бросила на их животы. Не подумали бы, ненароком, что нужно приложить еще больше усилий, чтобы доказать мне и окружающим, что их еще рано отправлять на Пузатое Облако… — «Для остальных же сделаю все, что смогу».

— «Мы будем ждать сколько нужно, мэм!».

— «Хорошо» — оглянувшись на догонявшего меня Хая, я направилась к лестнице на верхние этажи казарм – «Пока отправляйтесь во Вспомогательную когорту. Уверена, там вам найдут, чем заняться. И не попадайтесь на глаза офицерам из Гвардии или штаба».

— «Скраппи, ты уверена, в том, что это получится?» — поинтересовался Хай, входя вслед за мной в кабинет. Обитая потрепанной материей, дверь сиротливо скрипнула, пропуская собравшихся в казармах пони в мою обитель, мою берлогу, как я привыкла ее называть. Конечно, была еще и маленькая комнатка-пенал в конце коридора, в ряду таких же, как она, принадлежавшая мне, Хаю, Черри, и еще нескольким дежурным офицерам, которые могли вытянуть в ней копыта во время или после дежурства, рухнув на узенькую, скрипучую койку, полнящуюся запахом множества усталых и потных тел, побывавших на ней до, и тех, что окажутся на ней после. Покосившись на обитую темной материей дверь, наш доблестный примипил машинально взъерошил гриву, проходясь копытом по множеству изменений в конфигурации черепа, которые она оставила на его голове благодаря моим проказливым копытам – «Я имею в виду, оставить на службе всех, кто получил увечья. Думаешь, многие согласятся? И многие ли решат продолжить свою службу после того, что с ними произошло?».

— «Не многие» — признала я, проводя копытом по пыльной поверхности стола. Заходить в этот кабинет разрешалось немногим, поэтому убираться нам приходилось в нем самим, и угадай, Твайли, кто из нас двоих, меня и Черри, обычно этим занимался… — «Но для тех, для кого Легион стал вторым домом, мы сделаем все, что возможно. Признаться, я удивлена, что нам еще никого с каторги не навязали. Впрочем, я бы отказываться не стала».

— «С каторги?!» — последней входя в кабинет, передернулась Нэттл. Сегодня она казалась мне еще привлекательнее чем прежде, и я, не уследив за собой, шумно втянула воздух широко раздувшимися ноздрями, пробуя на вкус запах тронутой влагой шерсти, нагретого весенним солнцем металла сегментарного доспеха, и еще чего-то – мягкого, упругого, теплого, терпкого, чему я никак не могла подобрать определения, придя в себя только после неловкого покашливания окружающих. Оглядевшись, я зарделась, поняв, что все это время стояла едва ли не разинув рот, и неловко закашлялась, зарывшись носом в меховой воротник.

— «С каторги. Это, если кто-то не помнит, такая штука, где нехорошие пони искупают свою вину, добывая отмеренное количество угля, руды или соли. В общем, то место, которое плачет по каждому из нас, если быть до конца откровенными».

Присутствовавшие в кабинете пони натужно посмеялись, хотя веселости в этом смехе было немного.

— «Ну, а если откровенно, то я вполне допускаю такой вариант» — вздохнув, я сбросила с себя плащ, под которым мне стало уже откровенно жарко, и жестом попросила Брика приоткрыть окошко, бросив ему ключ от решетки, валявшийся в ящике стола. Вместе с остальным его содержимым, которое я тотчас же принялась обследовать – «Впрочем, мне хватило и Коллара. Помните контрабандиста, о котором я говорила?».

— «Я хорошо его запомнила, мэм» — нахмурилась Нэттл, вспоминая наши похождения в Большой Подкове, произошедшие почти год назад – «Но разве нам нужны такие вот пони?».

— «Он ведь был объявлен в розыск по всей Эквестрии?» — уточнила из своего угла Лауд Стомп, невесть как просочившаяся вслед за остальными в мой кабинет. Я бросила подозрительный взгляд на Хая, но быстро вспомнила, чьей именно подругой была эта гвардейская косточка, и подозрительно прищурилась уже в ее сторону, силясь разглядеть белую кобылу за завесой ярких солнечных лучей, перегородивших старую комнату – «Нет, таким пони нельзя доверять, и я не думаю, что Штаб одобрит принятие на службу осужденных. Вы же собираетесь дать им в копыта оружие, не так ли? Вот и подумайте, насколько опасной может быть эта затея».

— «Чрезвычайно. Если оставить их бездельничать в больших городах» — кивнула я, бесцельно двигая копытами по столу. Без кип беспорядочно разбросанных по нему бумаг, зеленое сукно выглядело сиротливо, как и стоявший неподалеку стол моей подруги, умчавшейся куда-то на юг, в теплые края, где пегасы издревле выводили потомство – «А вот на севере, в новой крепости, им будет чем заняться. Опять же, в этом месте, как мы с вами убедились на собственной шкуре, ты либо предан своей кентурии, своей когорте, своему Легиону – или отправляешься таскать навоз и отходы по холодному лесу, добывать дрова или воду, а также заниматься еще сотней полезных для общества дел. А уж если захочется бежать – да пожалуйста! Лес рядом! Вот только выживание тебе никто в нем не гарантирует. Эдакая тюрьма размером с целую страну, представляете?».

— «А если они решат улететь?».

— «Да, это будет проблема. Одно дело поместить пони в окружение, к которому он будет вынужден приспособиться, и вскоре посчитает привычным образом жизни, а другое – каждый раз стричь крылья, учреждать надзор… Это уже будет хуже, чем каменоломня, в которой, быть может, и гораздо скучнее, но уж точно безопаснее. Как говорили раньше лю… точнее, древний народ, «Никто не будет сражаться за тюрьму, из которой пытаешься вырваться», или как-то так. Думаю, суть вы уловили?».

— «Верно сказано» — кивнул Хай, ослабляя ремешки пегасьего торакса – облегченной лорики, лишенной кольчужной рубахи. Признаюсь, что я была не права, Твайлайт, и пегасы действительно бились лучше, когда ничто не стесняло их движений – по крайней мере, в лихих воздушных баталиях они мало чем уступали грифонам, если на стороне последних не было тяжелых риттеров в полном доспехе, строй которых могли пробить точно такие же «небесные утюги», или же очень опытные копытопашники, способные увернуться от огромных халбердов и топоров, не боясь сойтись с птицекошками вплотную, на расстояние вытянутой ноги – «Поэтому пегасы нам тут не нужны. Я имею в виду осужденных за разные преступления пегасов. Но опять же, есть разные преступления, и разные пегасы…».

— «В общем, рассмотрим этот вопрос позже, когда он возникнет. Но вы должны знать, что такой час может прийти, и нам с вами понадобятся все наши таланты и все умения, чтобы создать из толпы обывателей более-менее сносные подразделения, способные хоть на что-то в настоящем бою».

— «Надеюсь, я до такого не доживу!» — буркнула из угла Стомп. Похоже, пегаска была удивлена, что я не начала бросаться на нее, требуя немедленно покинуть комнату, или залепить себе уши клеем, чтобы не услышать какие-нибудь важные тайны Легиона, поэтому вновь решилась подать голос из своего убежища – «Надеюсь, эта война была последней за все время моей службы».

— «Странно слышать это от офицера Гвардии» — усмехнулся Хай, на правах партнера белой пегаски, присаживаясь за стол Черри. Под его весом коврик на полу зашуршал, выпуская из себя облако пыли, крошечными искорками затанцевавшей в лучах солнца, заливавшего кабинет – «Но все же я соглашусь – это было страшное время, и я рад, что оно закончилось. Особенно для тебя, Раг».

Я не нашлась что сказать, недоуменно поглядев на своего примипила.

— «Конечно, я нарушаю сразу несколько пунктов устава, но эй – мы же не чужие друг другу, верно? Тут собрались все, кто ходил с тобой на грифонов; все, кто брал Грифус, и поэтому мы волнуемся за тебя. Понимаешь?».

— «Сговорились, значит…» — пробормотала я, оглядывая сидевших вокруг меня пони. Странно, но у меня почему-то не возникло и мысли вскочить, начав обвинять окружающих в каком-нибудь сговоре, хотя именно так начинались все предыдущие разговоры, заканчивающиеся мордобоем или попыткой переворота. Я расслабленно привалилась к стене, ощущая задницей колючий, жесткий, высохший за полгода соломенный коврик, гадая, не стоит ли подложить под себя свой собственный хвост. Кто знает, что могло завестись между хрустких веревочек за все это время – «Ню-ню. И к чему же пришли?».

— «К тому, что тебе нужна охрана. И в этом Рэйн был прав. Постой, не кипятись, а дослушай!» — Хай вскинул копыто, увидев, как вспыхнули мои глаза при упоминании розового пегаса – «Я не одобряю его поведения, это так. И я не мог повлиять на него напрямую, вправив ему мозги, когда ты выделила его среди остальных, уступив его… ладно-ладно, нашим просьбам обеспечить свою безопасность. Рано или поздно, это должно было случиться, но я хочу сказать, что если тебе нужно, чтобы кто-то поставил его на место, то я…».

— «Не нужно. Я сама способна это сделать» — буркнула я, отводя глаза под скептическим взглядом своего примипила – «Ну ладно, скоро буду способна. Еще несколько месяцев назад я бы сожрала его вместе с навозом, а теперь…».

— «Тебе нужно прийти в форму, только и всего».

— «Согласна. Еще годик в Обители?».

— «Пожалуй, на этот раз я упрошу тебя взять меня с собой» — засмеялся соломенношкурый жеребец при виде вытянувшихся морд остальных пони. Несмотря на то, что попасть в это место могли очень и очень немногие, молва уже давно разнесла весть о том, где же именно находится резиденция Принцессы Ночи и ее Ночной Стражи, как водится, приукрасив в меру фантазии как путь до нее, так и происходившее в неприступных горных долинах, не стесняясь напрямую связывать с этим местом гибель одной спелеологической экспедиции, отправившейся штурмовать непреступный доселе перевал, и по слухам, нашедший свой конец из-за того, что ее члены отыскали-таки потайной вход в запретные горние выси – «Хорошее и вспомнить приятно, верно?».

— «Когда все уляжется, отправлю туда на переподготовку» — усмехнувшись, пообещала я, наслаждаясь видом испуганных кобыльих морд. Все же иногда было приятно почувствовать себя хоть в чем-то особенной и неповторимой – «Однако вернемся к нашим проблемам. С Рэйном я разберусь, и если он не угомонится – устрою ему такую веселую жизнь, что Обитель покажется просто Галлопфрейским курортом. Но сейчас меня больше интересует наш с вами Легион. График вывода кентурий не нарушен?».

— «Сложности есть, особенно с повозками» — откликнулась Нэттл. При виде моего пристального взгляда, буквально прикипевшего к ее шее, под тонко стриженной шерстью которой красиво двигались безупречно очерченные мышцы, она не подобралась, как раньше, а почему-то кокетливо смахнула с глаз прядь, выбившуюся из абсолютно неуставной челки – «Но я уверена, что все прибудут в срок. Мы уже получили разрешение на установку палаточного городка в получасе ходьбы от города, а для пегасов собрали бесхозные облака, которые разгоняет Погодный Патруль – они гарантируют хорошую погоду над городом еще неделю перед тем, как начать большую постирушку. Поэтому места хватит на всех… Конечно, если не случится ничего сверхординарного».

— «Хорошо. Что с раненными?».

— «Полный список у меня в… Вечером я его обязательно предоставлю!» — покраснела пегаска. В исполнении рыжей это выглядело очень мило – «Но я могу назвать цифры… Хоть и приблизительно».

— «Хорошо. Давай приблизительно» — Покладисто согласилась я. Даже грустные вести не смогли заставить мою голову полностью настроиться на рабочий лад – «Я уже виделась с некоторыми из них, но сейчас мы должны увидеть общую картину. Какие будут выводы? Сколько у нас есть спустя месяц?».

— «Три с половиной тысячи пони, мэм».

Я ощутила, как пол медленно качнулся у меня под ногами.

— «Три… с половиной… тысячи?» — медленно произнесла я, пробуя фразу на вкус. Острые грани ее жестко пружинили, с каждым произнесенным словом готовясь изрезать мои губы и рот – «Из девяти с лишним?».

— «Я имела в виду тех, кто не был сильно ранен, и обошелся перевязками или заштопанной шкурой, мэм» — попыталась успокоить меня Нэттл. Я заметила быстрый взгляд Хая, который тот бросил на рыжую пегаску, и мне пришлось призвать на помощь всю свою выдержку, чтобы не запустить в него чем-нибудь тяжелым – «Но последний бой обошелся нам недешево, и среди тех, кто не был тяжело ранен, много страдающих от ожогов, переломов, отморожений, и других болезней».

— «Повреждения организма, полученные в результате агрессивного внешнего воздействия, называются травмами, кентурион» — буркнула я. Какая-то мысль нетерпеливо царапалась где-то внутри моей головы, изо всех сил пытаясь обратить на себя внимание – «Но в данном случае, это не важно. Так значит, палаточный городок? А почему не наши казармы?».

— «Там находится поле для тренировок построений и марша. Поэтому примипил Винд решил, что это позволит нам выиграть целый час, а времени остается не так много».

— «Хорошо, пусть будет так» — решив не отвлекаться на мелочи, я вздохнула, ощущая, как почти оформившаяся мысль вновь ушла, серебристой рыбкой мелькнув в суматошном водовороте заполнявших мою голову решений, сомнений и надежд – «Значит, дело осталось за малым – научиться маршировать, и дружною толпою пройтись по Кантерлоту. Охо-хо… Похоже, спать придется в три смены после того, как закончится этот парад. В казармы разве что тысяча влезет. Хотя, если поставить палатки на плацу, и тренировочных площадках…».

— «От Легиона на параде будет представлена только тысяча пони» — хмыкнула в ответ Нэттл, стрельнув глазами в сторону Лауд Стомп. По ее взгляду я поняла, что та желает этой штабной лошадке чего угодно, кроме здоровья, счастья, и долгих лет жизни – «Остальных командование приказало оставить на новом месте дислокации Легиона. На Кладбище Забытого».

Воцарилась неприятная тишина.

— «Таааааак…» — протянула я, когда эта тишина стала уж слишком гнетущей. Даже шум, доносившийся с улицы, стал тише, словно кто-то прикрыл широко распахнутое окно в мой рабочий кабинет – «Я, конечно, не самое умное существо в этом мире, поэтому мне все приходится говорить два раза, и медленно. Поэтому Хай, друг мой, не мог бы ты рассказать мне, что я пропустила за этот месяц?».

— «Кажется, среди нас завелся шпион» — откликнулся тот, подчеркнуто глядя только на меня одну – «Или же тот, кто по доброте душевной информирует командора о том, что тут у нас происходит. Уже на следующий день, после твоего исчезновения из Кантерлота, у меня сидел один нагловатый хлыщ из штаба, и тряс перед носом предписанием, в котором сообщалось, что ты, в силу определенных причин, отстраняешься от командования Легионом, а твое место занимает временно исполняющий обязанности Легата капитан Гвардии. Я пытался возражать, но…».

Открывшаяся дверь грохнула об стену, оставив на ней последние клочья истлевшей за долгие три года обшивки из войлока, и вновь влипла в дверную коробку со смачным хлопком, показавшимся мне полным предвкушения встречи с головой или носом очередного Неопытного Выбивальщика Дверей в Кабинет Легата. Уже по одному тому, с какой осторожностью поднимался на третий этаж посетитель, и насколько почтительно он относился к этой старой, скрипучей двери, можно было догадываться, как часто он появляется в этой обители офицеров Легиона – однако данный, конкретный посетитель явно был лучше кого бы то ни было осведомлен о коварной ловушке, преграждавшей вход в наше логово.

— «Ты пытался сбежать, Хай Винд!» — возмущенно проорало бело-синее воплощение возмездия, с пыхтением протискиваясь через узковатую уже для него дверь. Возмездие было белым. Возмездие было укрыто замечательной голубой попонкой, казавшейся продолжением синей гривы, собранной на затылке в тугой шарик, искрившийся серебром заколок, пару из которых, кажется, дарила ему я сама – «Ты трусливо улетел, поджав хвост! А меня – отправил в это пузатое место! О, привет, Скраппи».

— «Черри…» — ухмыльнувшись, я, тем не менее, не сделала даже малейшей попытки отлепиться от стены, к которой привалилась спиной, продолжая разглядывать подругу, протолкнувшую себя, наконец, в кабинет. Раздалась, конечно, красавица пегаска, за пару месяцев разлуки округлившаяся еще больше, и превратившаяся в самый настоящий дирижабль на ножках, и приобретшая что-то по-настоящему ¬лошадиное в своих чертах, особенно при взгляде спереди. Ну и запах… Теперь бы я ни за что на свете не спутала с чем-либо эту странную смесь ароматов раздобревшего тела, пота, теплого молока, и какого-то странного привкуса, присущего только моей подруге. Увидев, что я не собираюсь вставать, она нахмурилась, но тотчас же заулыбалась – словно солнце выглянуло из-за тучки – и бросилась навстречу, впечатав меня в стену.

«Думаю, нужно повесить на нее ковер».

— «Скраппи! Это ты?» — навалившись на меня своим толстеньким животом, кобылка пытливо, внимательно разглядывала меня своими вишневыми глазами, словно сомневаясь в том, кто или что баюкает ее в своих объятьях, поглаживая раздобревшие бока – «Это точно ты? Или опять не в себе?».

— «Слова настоящего легионера!» — рассмеялась я, поправляя копытом непослушные пряди волос, выбившиеся из прически подруги – «И после этого мне еще будут говорить, что в армии пони тупеют? Ха-ха! Попробовал бы кто-нибудь из обычных пони завернуть подобную смысловую конструкцию!».

— «Эй, я не шучу!» — отбросив мою ногу, нахмурился шарик на ножках – « Жуткий голос, темное пламя в глазах — мне вдруг показалось, что ты даже стала на миг выше ростом! И это ты считаешь нормальным поведением для пони? Ты хоть помнишь, что с тобой вообще происходило?!».

— «А с тобой?» — сердце царапнула острая игла, предупреждая о том, что иногда не стоит возвращаться к прошлому. Особенно если все, что ты видишь в нем, это холод и страх – «Да, Черри, мне было плохо. Но с помощью хороших пони мне стало лучше — и думаю, теперь мне стоит позаботиться обо всех вас, включая тебя. И не пытайся бросаться на Хая – в конце концов, это по моему приказу он вывез тебя в тыл. Но вот почему ты здесь, а не где-то там, где тепло, светло, и много-много мягких облаков?».

— «Потому что я не хочу, чтобы мои дети появились на Пузатом Облаке!» — сварливо заныла пегаска, демонстрируя стандартное поведение беременной кобылы, чье настроение могло измениться безо всякого предупреждения – «Ты вот в госпитале рожала — и ничего, жива, и жеребята твои без проблем родились! Почему это я должна рожать где-то там, на юге, да еще и одна?!».

— «Милая, поверь, ты будешь не одна» — терпеливо принялся увещевать ее Хай, изо всех сил стараясь скрыть звучавшее в голосе утомленное раздражение. Так, негромко и отчаянно, мог поскуливать дворовый пес, ожидавший возвращения хозяев, но чующий всем своим собачьим нутром, что до их прихода осталось еще много часов – «Там живет много пегасок, среди которых есть потомственные акушерки, и они…».

Осекшись, жеребец быстро понял свою промашку, когда две обнимающиеся кобылы, как по команде, замолчали, и повернув головы, молча уставились на него с не самыми дружелюбными выражениями на мордах. Хай развел крылья в стороны, признавая свое поражение, и отрешенно уставился в окно, по-видимому, костеря про себя всех и всяческих кобыл, когда-либо попадавшихся ему на пути.

— «Ну, не хочешь рожать там – будешь рожать тут» — хмыкнула я, лучше приятеля разбираясь в чувствах, обуревавших будущую мать, которой, не так давно, была и сама. Моя нога вновь погладила ее бока, шаловливо пройдясь по спине до самого хвоста, тут же завилявшего под моими прикосновениями. Таращившаяся на нас Нэттл отвела глаза в сторону, и прикусила губу – «Думаю, это не проблема. Тем более с таким суперпони внутри я бы тоже осталась рожать в госпитале. Все ты правильно думаешь, Черри».

— «Правда?».

— «Конечно. Просто выбери госпиталь, где тебе понравится, и мы с Хаем обо всем договоримся. Правда ведь, дружище?».

— «Безусловно» — обрадовавшись, словно жеребенок тому, что решение пришло само собой, со стороны, тотчас же закивал соломенношкурый пегас – «Сейчас мы можем себе это позволить. Возьми с собой Флитфут, и отправляйтесь на прогулку».

— «Но я хочу посмотреть парад…».

«КОБЫЛЫ…» — весело громыхнуло у меня внутри. Похоже, Древнего и в самом деле потешало поведение Черри, из тихой обаяшки превратившейся вдруг в ноющий, скандальный живот на отекающих ножках.

— «Черри» — хмыкнула я, поглаживая ее по голове, отчего нелетучая пегаска, решившая вдруг поныть, поежилась, словно и впрямь ощутив в этом прикосновении тщательно скрываемое недовольство – «Если ты не отправишься искать себе хорошее местечко, где разродишься очаровательным малышом, то ты у меня сама будешь шагать на этом параде. В полной выкладке, и в общем строю. Ферштейн?».

— «Ну вот, все меня прогоняют, никто не любит…».

— «И объедает» — согласилась я, отстраняя от себя белое чудо, закатывающее глазки, словно оперная прима – «А может, ты поработать хочешь? Вот, помню, когда я была беременной – всегда хотела работать. И бумаги просто обожала. Хай, корреспонденция у тебя с собой?».

— «В соседней комнате» — осторожно кивнул тот, поглядывая на дверь, ведущую в соседнее помещение, где мы устроили небольшой архив, приспособив для этого комнатку для дежурного офицера – «За полгода, кажется. Или больше».

Кажется, тут только что кто-то сидел?

— «Не могу поверить, что это наша Черри» — покачала я головой, глядя на хлопнувшую дверь, закрывшуюся за подорвавшейся с места пегаской. Сердито фыркнув, она выскочила из кабинета, и отдуваясь, потопала в сторону лестницы, громко бурча что-то себе под нос — «Неужели и я была такой же в те дни?».

— «Даже хуже» — осторожно признал Хай, глядя на закрытую дверь, словно опасаясь, что его подруга передумает, и вот-вот вернется. Услышав тихие смешки, он обернулся, и тотчас же нацепил на морду самую широкую из своих улыбок – «Ну, то есть… Я хотел сказать… В общем, по крайней мере, если говорить начистоту… Ну, она хотя бы не дерется огромным грифоньим мечом».

— «И что, после плена она изменилась?».

— «Две недели ходила к психологу» — нехотя откликнулся соломенношкурый жеребец, разглядывая собственные копыта – «Мы все, в той или иной степени, страдаем от последствий наших решений, Раг. Но к счастью, Черри это затронуло меньше остальных. Правда, теперь, после этих мозгопромывочных курсов, она вдруг осознала, что беременна… Ну, а на последствия этого ты смогла полюбоваться лично».

— «Поведение, недостойное офицеров!» — буркнули из угла. Втихую развеселившиеся кентурионы разом притихли, возвращаясь к реальности из мира детских соплей и подгузников, и снова воззрились на нас с Хаем. На мордах собравшихся я видела тщательно скрываемое нетерпение, говорившее о том, что вопросы, которые стояли на повестке дня, так или иначе придется решать именно нам – «Я уже полгода предупреждала кентуриона Дроп о том, что ей давно пора переселиться гораздо южнее Кантерлота. Но увы, меня не послушали. Итог, как говорят единороги, закономерен».

— «Безусловно. «Абсолютно непрофессиональное поведение», как говорила та строгая мисс, ответственная за проведение разного рода увеселений» — неожиданно холодно откликнулась я, поворачиваясь к сидевшей в углу Лауд Стомп – «Однако мы тут, в некотором роде, не совсем профессионалы, верно? Однако я вот горжусь тем, что именно Легион стал первым, кто распахнул ворота Грифуса, и вместе с Гвардией взял этот город на копье. Пусть даже и не до конца, не целиком – но главное заключается в том, что именно будут говорить спустя века. А вы, капитан? Вы, как приписанный к нашему подразделению «куратор» командора – вы можете сказать то же самое? Или же для вас это просто удача, доставшаяся конкурентам?».

— «Это повод для гордости за всю Эквестрию, Легат!» — фыркнула белая пегаска, поводя плечами под легионерским тораксом, надетым поверх короткой попоны – «И раз уж мне поручили эту работу, то я буду стараться сделать ее на все сто процентов!».

— «Но кому ты по-настоящему верна, капитан?» — прищурившись, я не сводила глаз с заметно занервничавшей кобылы – «Ты же знаешь поговорку про то, что нельзя усидеть на двух облаках разом, верно? Скажи – можем мы доверять тебе до конца? Тут уже кое-кто открыто намекнул, что другой кое-кто держит нас всех под колпаком, но я все же хочу верить в тех, с кем уже шла в бой, плечом к плечу. И мне было бы очень больно терять еще и эту веру в окружающих меня пони».

— «Мэм, я считаю, что мы все делаем одно дело!» — уловив, куда идет разговор, Стомп решила выкрутиться из щекотливого положения, строя из себя не обремененную интеллектом рядовую – «И я горжусь тем, что принадлежу Гвардии Эквестии, и Эквестрийскому Легиону!».

— «И поэтому тебе поручили занять должность «временно исполняющей обязанности Легата»? Неплохой взлет карьеры. И не пытайся возражать – я сразу поняла, кому могли доверить это дело. Однако видишь ли, вот в чем сложность…».

— «Это место тебе поручили занять извне!» — недовольно выдохнул Хай. Похоже, несмотря на все уверения в том, что командирский пост его только пугает, пегас был недоволен тем, что его обскакали на повороте, вновь оставляя на вторых ролях в его собственном подразделении – «Даже если ты и была когда-то нашим куратором, это еще не означает, что…».

— «Можно подумать, я этого просила!» — огрызнулась гвардейская кобыла, прекращая прятаться возле декоративного фикуса, и пересаживаясь поближе к центру комнаты – «Могу я говорить начистоту, мэм? Именно потому, что я когда-то курировала Легион в ваше отсутствие, было решено, что именно я должна заняться этой работой во время… очередного вашего отсутствия. По крайней мере, мне объяснили это так, и у меня нет повода в этом сомневаться. Могу лишь предположить, что это было бы лучше, нежели назначение на мое место кого-нибудь из Генерального Штаба, мэм».

Порыв прохладного весеннего ветра взметнул занавески, наполнив комнату запахом влажного камня и весенней листвы. Здесь, в городе, солнце давно растопило сугробы и подсушило тротуарные плиты, тысячами солнечных зайчиков играя на окнах домов, от стен которых отражался шум голосов пони, собравшихся на плацу. Мне показалось, что он стал гораздо сильнее, заставляя собравшихся в кабинете кентурионов бросать озабоченные взгляды на открытое окно.

— «Я разберусь» — кивнула Хаю рыжая пегаска, и быстро вышла за дверь.

— «Вайт Шилд подыскивает мне замену?» — невесело буркнула я, разглядывая собственные копыта. Потрескавшиеся, со следами небрежной ковки, они казались мне настоящими развалинами, старыми деревяшками, которые морозы и солнце выжгли, высушили до твердости камня – «Что ж, учитывая размеры ставок, которые делает наш командор, я не удивлюсь, что он заранее решил подложить соломки в нужное место. И что же, он уже пообещал тебе этот пост, или пока просто дал возможность постажироваться?».

— «Можно подумать, я только и делаю, что бегаю на прием к командору Гвардии Эквестрии!» — оскорбленно фыркнула пегаска, бросая раздраженный взгляд на недобро засопевших офицеров – «В конце концов, есть нормальная командная вертикаль, о которой тут все только говорят, но сами нарушают ее на каждом шагу! Естественно, я еженедельно составляю подробный доклад, выводы из которого учитываются командованием при составлении отчета для командора».

«А ОТ КОГО ЖЕ ТОГДА ПОСТУПИЛ ПРИКАЗ?».

— «Погоди-погоди…» — царапавшая голову мысль неожиданно оформилась в тяжелый кулак, ударившийся о свод черепа. Встрепенувшись, я вскочила, и быстро прошлась по кабинету, остановившись перед настороженно следившей за мной Лауд Стомп – «Этот приказ был отдан тебе не лично командором Вайт Шилдом? Тебе просто дали прочитать свиток, присланный из Генштаба? А кем тогда был подписан этот приказ?».

— «Командующим… Кажется» — похоже, в моем голосе проскользнуло что-то из тех холодных времен, что я искренне пыталась забыть, заставившее белую пегаску подобраться, поджав хвост – «Хотя нет, предписание было отослано из канцелярии Генерального Штаба, и подписано… Подписано…».

— «Там было три подписи» — нахмурился Хай, глядя на мою фигурку, на негнущихся, деревянных ногах прошагавшую от окна до двери, и обратно – «Одним из подписавшихся был полковник Виплэш. Второй – майор Армед Фур. Третьим подписался наш любимый генерал Туск. Не смирился с поражением, старый мерин!».

— «Первых двух я помню. Пегасы, присутствовавшие на докладах командору в Генштабе».

— «Они имеют на вас зуб, мэм?».

— «Про Виплэша ничего не могу сказать – мы с ним практически не пересекались» — нервно откликнулась я, по давней своей привычке ходя из угла в угол комнаты – «Да я и запомнила его только из-за дурацких усов. А вот с Фур у нас не слишком долгая, но достаточно насыщенная история взаимоотношений. Мы знатно погрызлись на совещаниях, да и в Мэйнхеттене я от души наследила, отгрохав наш Бастион на ее вотчине... Может, и не стоило мне тогда так толсто намекать на кое-какие ее делишки, следы которых я обнаружила во время инспекции Бастиона, но тогда идея щелкнуть ее по носу показалась мне просто отличной».

— «Она пегаска, мэм. То есть, настоящая пегаска. Кажется, из Клаудсдейла.» — озабоченно покачала головой Стомп, явно не одобряя услышанное – «Прошу прощения, мэм. Я лишь имела в виду, что она готова рискнуть всем, что у нее есть, если посчитает, что дело того стоит. Это опасный противник».

— «Похоже, у нас вновь неприятности?» — хмуро поинтересовался Хай, в упор глядя на капитана Стомп. Сняв шлем, кобыла смахнула выступивший под ней пот, и нервно крутила в копытах позолоченную железяку – «Тебя вновь пытаются сместить?

— «Похоже, Генштаб решил затеять свою игру» — откликнулась я, присаживаясь к столу – «И я влезла в расставленную ловушку, слишком поздно обнаружив, что села крупом на осиное гнездо. Поэтому действовать нужно немедленно… Хай, у Черри в ящике стола всегда лежали бумага и перья. Доставай, и пиши».

— «Диктуй» — когда нужно было действовать быстро, Хай редко терялся, и не успела я обернуться, как он уже раскатал перед собой часть длинного свитка, со стуком упавшего на пол, и укатившегося под мой стол – «Письмо? Кому?».

— «Нет. Приказ по Легиону» — на секунду задумавшись, я сжала зубы. Похоже, не только Армед Фур придется делать ставку на все, что есть за душой, и если я ошибалась…

«ВЫХОДА НЕТ» — озабоченно прогудело внутри. Застыв возле окна, я все еще колебалась, не зная, правильно ли я поступаю, и не обернется ли мое решение тем самым камешком, что породит лавину, с которой рухнет казавшаяся неприступной стена – «УЛЕТИМ? ИЛИ ПРИМЕМ ПРЕДЛОЖЕНИЕ ПРИНЦЕССЫ?».

— «Пиши, Хай» — я поддалась лишь на мгновение, ощущая в ногах предательскую слабость. Что стоило мне пожать плечами, и раздав последние наставления, отбыть из расположения Легиона простой гражданской кобылой? Разве не было бы лучше им без той сумасбродной пегаски, что раз за разом приводила их на край гибели? С другой стороны…

— «Пиши приказ о назначении капитана Гвардии Лауд Стомп на должность Трибуна Латиклавия Эквестрийского Легиона» — не только «настоящая» пегаска Армед Фур умела ставить все, что у нее было, на один-единственный шанс – «И чтобы покрепче держались гвоздики – заодно и на должность исполняющей обязанности префекта лагеря, Praefectus Castrorum, на время отсутствия кентуриона Черри Дроп. Имя поставь мое, а сам завизируй сегодняшним числом[4]. Я подпишу».

— «Мэм, могу я узнать, что это значит?».

— «Это значит, дорогой мой Трибун, только то, что наши товарищи из Гвардии решили сыграть в свою собственную игру» — проглядев из-за его плеча на торопливо пишущийся документ, я поймала глазом пару ошибок, оставленных впопыхах торопящимся пегасом, но решила их не исправлять. В конце концов, кто поверит, что настоящий полковник способен связно написать такой документ, не допустив при этом ни одной ошибки? – «И пользуясь послевоенной неразберихой, обделать свои дела. Или, как мне кажется, дела тех, кто за ними стоит. Поэтому сейчас, когда все, от принцесс до командора, заняты подготовкой парада, утрясанием деталей мирного соглашения, разделом земель и кучей других дел, можно легко и в целом, совершенно безопасно ловить рыбку в мутной воде. По крайней мере, я бы тоже так поступила, если бы хотела заняться чем-то таким, что в обычное время мне ни за что бы не дали сделать. Поэтому, Хай, нам нужны хотя бы несколько пегасьих клиньев, а в идеале – еще и полная когорта здесь, в казармах. На случай, если кому-нибудь вновь захочется поиграть в переворот».

— «Я уже думал над этим» — признался Винд, подавая мне на подпись свиток, исписанный нервным, корявым почерком. Проглядев его, я протянула загибавшуюся по краям бумагу Лауд Стомп, поглядевшую на этот кусок пергамента, словно на ядовитейшую змею, уже обвившуюся вокруг ее ноги – «И мне очень не нравится расположение кантерлотских казарм. Отсюда только один выход, и стоит только заблокировать улицу Роз…».

— «Понимаю. Значит, нужно подумать над дополнительным выходом через стену».

— «За ней почти сотня футов чистого воздуха» — хмыкнул жеребец, нехорошо хмурясь в сторону колебавшейся пегаски. Кобыла долго раздумывала над чем-то, пока, наконец, не собралась с духом, и нервно схватив протянутое перо, оставила на документе свою подпись – «Пегасам, конечно, это нипочем. А как быть с остальными?».

— «Зато по стене можно уйти почти в любую часть города» — шум за окном усилился. Внизу громко хлопнула дверь, и уже через мгновение лестница загремела под тяжелыми шагами обутых в сталь копыт – «Так, похоже, все началось. Хай, кто у нас есть прямо здесь?».

— «Дежурная кентурия из жеребых, и полная когорта — за городом».

— «Тогда зови…» — из-за двери донесся шум, усиливавшийся с каждой минутой. Я услышала протестующий голос Нэттл, который перекрывал чей-то начальственный дискант, грозно рявкавший на оравшую что-то пегаску – «Поздно. Никого не зови».

— «Мы так просто не дадимся!».

Грохнув, дверь выполнила свой долг, и отскочив от стены, обрушилась на первую златобронную фигуру. Увы, на этот раз захватывающего сальто с вылетом в коридор не получилось – вошедший в нее офицер Гвардии точно знал, с чем ему предстояло столкнуться, поэтому послал вперед себя стандартный златобронный эскорт, принявший на себя всю силу дверного возмездия. Во второй раз дверь открыли уже осторожнее, придерживая копытом для того, чтобы подлая деревяшка, наверняка, как и все в этом месте, пропитавшаяся духом стяжательства и вольнодумства, не помяла отглаженную рубашку вошедшего в кабинет офицера, холодно воззрившегося на стоявших перед ним легионеров.

— «Легат Скраппи Раг?» — прищур холодных синих глаз ясно давал понять, что этот вопрос был всего лишь формальностью, которую, впрочем, следовало соблюдать для придания беседе нужного направления. Той же цели, вероятно, служила и донельзя официальная, но не лишенная торжественности форма из бурого кителя и белой рубашки с черным галстуком, блестевших надраенными до блеска пуговицами из латуни – «Капитан Рэйр Файнд. Мне предписано сопроводить вас в Штаб Гвардии Эквестрии, где вы должны находиться в ожидании военно-полевого суда[5], который рассмотрит ваши преступления. Вы можете ознакомиться с ним прямо сейчас, если хотите».

— «Трибунал?!» — отстранив меня крылом, Хай вышел вперед, уставившись на бежевого жеребца, не дрогнувшего, и не попятившегося перед превосходившим его в росте пегасом. Стоявшая за моей спиной Лауд Стомп негромко прошипела что-то ругательное – «И этот трибунал затеяла Гвардия? Это смехотворно! Вам что, было мало того, что случилось три года назад?! Нам что, снова вас отсюда выбрыкивать?!».

— «В задачу мне вменяется доставка вас в Штаб Гвардии Эквестрии, мэм, а не пререкания с вами, или вашими подчиненными!» — упрямо выпятив подбородок, процедил сквозь зубы офицер. Его глаза холодно сверкнули, как должно быть, сверкали драгоценные камни на его метке, когда он повернулся в сторону двери – «Но я учел тот факт, что вы можете оказать нам сопротивление».

— «Это будет не сопротивление – я просто вышвырну вас отсюда!» — продолжал кипятиться Хай, напирая на легионеров, за спиной которых, в коридоре, мелькнул короткий, кокетливый ирокез Блуми Нэттл – «И для этого мне не потребуется даже беспокоить Легата!».

— «Погоди, Хай» — нахмурившись, я поглядела на дверь, через которую в кабинет вошла знакомая мне, худощавая фигура. Синий земнопони расстроенно хмурился, но судя по наличию его любимой дубинки, болтавшейся на боку, Ник был явно готов к тому, что я не буду гореть желанием отправиться с ним добровольно.

«Интересно, а он и в правду собирается пустить ее в ход?».

«А ТЫ БЫ ВОСПОЛЬЗОВАЛАСЬ ЕЮ?».

«Он – не я. Он лучше меня».

«НО ОН ЗНАЕТ О ДОЛГЕ. БЕГИ».

— «Нет» — покачав головой, прошептала я, глядя на хмурящегося земнопони. Даже если он собирался арестовать меня, я все равно не стала бы ему сопротивляться. Только не ему – тому единственному, кто до конца понимал меня, вместе со мной оказавшись в этом странном, притягательном мире – «Нет, Хай. Угомонись. Видишь? Они все предусмотрели, и думаю, наш новый Трибун Латиклавий вряд ли имеет к этому какое-либо отношение».

— «Так точно мэм. Не имею!» — обеспокоенно поддакнула Стомп, выходя у меня из-за спины – «Капитан Файнд, это капитан Стомп, Гвардия Эквестрии. Могу я увидеть приказ об аресте Легата Скраппи Раг?».

— «Вы имеете на это право?».

— «Как один из руководящих офицеров Легиона? Безусловно» — я едва не испортила все дело, не удержавшись, и громко фыркнув, заметив, что белая пегаска удачно «забыла» упомянуть о том, что в должность свою она вступила лишь несколько минут назад – «Мэм… Тут те же имена. Определенно. Но как это может быть?».

— «Кое-кто в штабе решил, что Гвардия может сама наделять себя неограниченными полномочиями?» — сжав зубы, зло выдохнула я, отстраняя вылезших вперед офицеров, и сердито зыркнула на Маккриди, словно боевой петух, выпятившего грудь при виде напиравших на гвардейцев легионеров – «Ник, дружище! Ну а ты-то зачем рвешься в бой, качок из Бухенвальда? Тебя ж затопчут, не успею я и ухом моргнуть!».

— «Я считал тебя другом, Раг. Но ты перешла черту» — мрачно, словно на похоронах, сообщил мне зеленый жеребец, намекающе кладя копыто на рукоять дубинки. Его совершенно не смутило высокомерное фырканье остальных офицеров, опрометчиво решивших, что эта полированная штучка могла бы произвести впечатление разве что на невооруженных гражданских, не защищенных хорошей броней – «И я буду вынужден применить силу, если ты откажешься подчиниться. Все это зашло слишком далеко».

— «Ну да. Все это напоминает попытку ареста полицейскими армейского блокпоста. Вот сам-то ты как думаешь, это нормально?».

— «Меня попросили помочь им привлечь тебя к ответственности, Раг» — насупился жеребец. Даже услышав шорох покидающей ножны стали, донесшийся у меня из-за спины, он не отступил, а дубинка мгновенно оказалась зажатой у него под копытом – «Так может быть, прекратим это дерьмо, и спокойно отправимся в Штаб, где ты сама разберешься в этих ваших детсадовских играх?».

— «А ты уверен, что меня не удавят где-нибудь в подвале твоего Пентагона, Ник?» — поинтересовалась я, распахивая крылья. Пускай и со стриженными, линяющими перьями, они все еще были достаточно велики для того, чтобы разделить готовых сцепиться гвардейцев и легионеров — «Ты хоть раз видел, чтобы военная полиция арестовывала полицейского при исполнении, или полиция пыталась ворваться на военную базу?».

— «В этом мире еще нет таких ведомств!» — огрызнулся синий жеребец. Похоже, мои слова всерьез задели его за живое – «А в выстроенном мной здании нет помещений для того, про что ты сейчас сказала! Но ты нарушила закон, и должна предстать перед этой их военной комиссией, которая будет решать твою судьбу. Я лично сопровожу тебя в твой кабинет, если ты так боишься за свою жизнь – хотя мне непонятно, почему. Есть что-то, о чем мы должны знать?».

— «А разве нет?» — поинтересовалась я, понижая голос, и подходя вплотную к синему жеребцу – «Разве ты не помнишь, что я говорила о том, как замечательно провела время в одном забавном месте, недалеко от Мейнхеттена? Или ты пропустил мои слова о том, что мы здесь не одни, мимо ушей? Думаешь, мы остались единственными осколками прошлого в этом мире? Каждый раз, когда эти четвероногие аборигены начинают буквально исходить хитростью и коварством, я сразу начинаю думать – а не замешана ли тут шаловливая рука наших с тобой сородичей, Ник. Жизнь заставила это делать! Потому что я боюсь, Маккриди. Понимаешь? Раньше не боялась, но когда меня засунули в печь, словно рождественскую индюшку…».

— «Что-что?!».

— «Я не рассказывала тебе об этом… Кажется. И лучше не буду. Но теперь — я боюсь. За себя, за детей, и за всех, кто может повлиять на этих добрых существ, научив их чему-то плохому. Я боюсь до свинячьего визга, понимаешь ты это, dolbanniy negrila?!».

— «Ты мне об этом не рассказывала» — хмуро пробурчал бывший коп. Нахмурившись, он обдумывал что-то, пару раз стрельнув глазами в стоявшего рядом с ним капитана – «Твой муж сказал, что ты просто стала жертвой ПТСР[6], и просил меня обходить в разговоре те темы, которые могли бы напомнить тебе о прошлом. В таком случае, я лично сопровожу тебя в Штаб, и еще раз проверю обоснованность твоего ареста. Я хотел бы сразу тебя предупредить, чтобы ты не надеялась на многое, но будь уверена – тебе ничто не угрожает. По крайней мере, со стороны каких-то там перебежчиков или вселившихся в пони демонов. А вот с судом тебе придется разбираться самой».

— «Надеюсь, что ты прав, Ник» — буркнула я, отступая от земнопони, и поворачиваясь к сердито сопящей команде кентурионов – «Спокойнее, ребята. Уверена, что скоро все разрешиться. Пока делайте то, что нужно. Поняли?».

— «У меня предписание о помещении под домашний арест всех офицеров Легиона, как возможных соучастников преступления!» — каркнул у меня из-за спины голос Фэйр Файнда – «Вы должны оставаться в казармах до…».

— «Засунь эти предписания в задницу, капитан» — устало рыкнул на него Хай, заставив новоиспеченного Трибуна неодобрительно сморщиться – «Мы получали приказы напрямую от командора Гвардии Эквестрии, а не от какого-то там безымянного сброда паркетных шаркунов, окопавшихся поближе к дворцу!».

— «Хай…».

— «С меня достаточно было Туска, Раг!» — не на шутку заведясь, оскалился в мою сторону соломенношкурый пегас, заставив меня удивленно уставиться на своего подопечного – «Очередные умники решили загребать овес чужими копытами? Отлично! Мы им покажем, как было дело! Целую пантомиму разыграем!».

— «Хай, дружище, остынь!» — двинувшись вперед, я поднялась на задние ноги, обхватив передними шею пегаса. Увы, выше дотянуться я бы уже не смогла из-за разницы в росте – «Ты же слышал, это касается только меня. Поэтому угомонись, дуй к нашим ребятам за город и убедись, что никто из местных карьеристов не попытается примазаться к происходящему, решив покомандовать Легионом».

— «Нашим Легионом, Раг! Нашим!» — зло, с нажимом произнес пегас, глядя на меня глазами бешеной селедки – «Хорошо! Я отчалю – но скоро вернусь, чтобы узнать, как у тебя идут дела! И если я хотя бы заподозрю, что что-то идет не так…».

— «Вы отказываетесь подчиняться?».

— «Да заткнись ты уже, капитан!» — устало махнув крылом, я посторонилась, пропуская мимо себя жеребца, двинувшегося в сторону двери. Нарочито громко грохоча копытами по старому паркету, он мощным толчком плеча отшвырнул с дороги немаленького земнопони-гвардейца, с тяжелым стуком впечатавшегося в стену, и вышел из кабинета, рыча что-то злобное себе под нос – «Хорошо, я иду с вами и этим охранником. Но если ты попробуешь трясти тут еще какими-нибудь бумагами, я просто выйду подышать свежим воздухом, пока вашу пятерку умников знакомят с особенностями местных подвалов, допросных, и камер временного заключения».

— «Вы разговариваете с офицером, Легат, не забывайте об этом. А ваши угрозы оставьте трусливым грифонам» — мой блеф не сработал, и воинственно выкатив подбородок, капитан отрывисто кивнул одному из своих подчиненных – «Арестуйте Хая Винда, и доставьте его вслед за нами в Штаб, лейтенант. Можете задействовать все патрули в этом районе».

— «Будет сделано, сэр!» — познакомившийся с особенностями вертикальных поверхностей моего кабинета, гвардеец коротко кивнул, и проворно выскочил в коридор, откуда, через секунду, до нас донесся звук короткого и звонкого удара. Сталь ударила по стали, и спустя миг, в кабинет заглянула раскрасневшаяся Блуми Нэтл, на ногах которой красовались массивные ногавки и накопытники. Предназначенные для контактного воздушного боя, они отдаленно напоминали мой утраченный понож, закрывая ноги пегаски от колен до кончиков копыт, а судя по потертостям и сколам, их обладательница явно умела пользоваться этой вещью.

«Хмммм. Нужно пустить в серию. Вместо тесаков и мечей».

«УХОДИМ» — прогудело у меня внутри, и что-то большое и мощное, словно порыв ветра, против моей воли толкнуло меня вперед – «МЫ ПОДСТАВЛЯЕМ ИХ. УЙДЕМ. ЭТИ ПОЙДУТ ЗА НАМИ».

— «Кажется, он не хочет арестовываться» — криво усмехнулась я синему жеребцу, вновь схватившемуся за свою дубинку при виде решительной морды Нэттл, уже нацелившейся на оставшуюся троицу златобронных вояк – «Эй, не нужно так нервничать, ребята! Угомонись, Блуми! Это приказ! А ты, Ник – ты же знаешь, что я ни за что не причиню тебе вреда. Тем более, что я бы не хотела лишать тебя такой радости…».

— «Радости? Арестовать тебя?».

— «Можно сказать и так. Черный полицейский ведет в участок белого гражданина – об этом же истории слагать можно, и передавать как предание, потомкам!» — изобразив на морде веселье, я нагло ухмыльнулась раздосадованному приятелю, решив разозлить оставшихся в кабинете настолько, чтобы заставить их забыть обо всем остальном — «Эй, а можно я позади пойду, ладно? А то вдруг ты решишь, что я от тебя убегаю? Я еще слишком молода, чтобы заканчивать жизнь тремя выстрелами в затылок, знаешь ли!».

— «Ну все, Раг…» — окончательно вышел из себя бывший коп, резко поворачиваясь в мою сторону. Его глаза потемнели, превратившись в две черные пуговицы на исказившейся от гнева морде – «А ну, руки… Тьфу ты, ноги вперед!».

— «Нет-нет, офицер, я уже иду!» – дурачась, я показала ему язык, после чего с хохотом ломанулась вниз по лестнице, и выскочила на забитый пони плац, умудрившись лизнуть по дороге в нос рыжую кобылу, обалдевшую от пронесшегося мимо урагана – «Кто последний – тот всем ставит выпивку!».

Конечно, долго бежать мне не удалось. Меня догнали в конце улицы Роз, и весь путь до Штаба я проделала упакованной в плотную коробочку стальных тел, да еще и стреноженной, в кандалах, соединенных попарно тонкими цепочками.

— «Это ты специально сделала?» — поинтересовался Ник, снимая с меня стальные, недобро поблескивающие браслеты. Всю дорогу он хмурился, обдумывая что-то, и кажется, успел успокоиться, в отличие от игравшего желваками на морде капитана гвардейцев – «Ну, чтобы отвлечь внимание твоих цепных псов?».

— «Догадливый. Вам еще повезло, что тут остальных не было» – вздохнула я, потирая места, натертые кандалами – «За полгода они стали настоящими параноиками, особенно те, кто выжил под ударами и атаками грифонов. Я бы и икнуть не успела, как от вас бы одни копыта остались».

— «Не хвались раньше времени» — презрительно фыркнул капитан, передавая стоявшим у входа гвардейцам кусок желтого картона. Кажется, система пропусков, введенная Ником Маккриди, жила и процветала, что, впрочем, было неудивительно. В конце концов, именно он создал это место – «По его следу уже идут лучшие из лучших, и скоро притащат его в кандалах!».

— «Правда? Надеюсь, они не станут проверять палаточный лагерь к северу от Кантерлота» — с озабоченным видом произнесла я, но не выдержала, и гнусно хихикнула – «Ведь там очень легко затеряться, среди всех этих сотен пони… Ну-ну, не нужно на меня так глядеть, словно я вам предложила что-нибудь противоестественное! Видите ли, мне бы очень не хотелось, чтобы его нашли. Правда. Потому что вместе с ним найдется и целая когорта легионеров, которые будут очень заинтересованы всем произошедшим. Смекаете, о чем я говорю?».

— «Когорта?» — Ник умудрился произнести это слово с таким негритянским акцентом, что я едва не расхохоталась, вовремя опустив голову почти до самой груди, и пребольно укусив себя за переднюю ногу – «Клянусь господом, это еще что за дерьмо?».

— «Это тысяча пони. Преимущественно земнопони, разбавленные пегасами» — просветила я своего приятеля, вместе с ним поднимаясь по широкой лестнице из темного-коричневого мрамора. В отличие от моего первого посещения, теперь это место кипело жизнью, и нам то и дело приходилось останавливаться у каждого поворота светлого коридора, пропуская спешащих куда-то пони, облаченных в мундиры или броню – «Тысяча хорошо вооруженных, и любящих подраться пони. Пони, которые взяли на копье Грифус, тысячи лет считавшийся неприступным. И да – именно поэтому я хотела увести вас оттуда, Ник. Потому что Хай в любой момент может сорваться с цепи, и что самое главное…».

— «Он понял, что если он захочет сделать что-то, то мало кто сможет ему противостоять?».

— «Ты правильно понял, дружище» — остановившись возле одной из дверей, я долго глядела на цифры «32», поблескивающие новенькой латунью на благородном, лакированном дереве. Вздохнув, я коснулась копытом еще тугой, неразработанной ручки, и вошла в кабинет «С. Раг, Легата Эквестрийского Легиона» – по крайней мере, так утверждала табличка, висевшая справа от двери.

— «Ух ты…».

— «Нравится?» — несмотря на основательно подпорченные произошедшим между нами отношения, Ник не мог не ухмыльнуться, видя, с каким интересом я разглядываю широкое, светлое помещение с низким потолком. Пол, застланный большими кусками примитивного, некрашеного ковролина бежевого цвета приглушил наши шаги, однако наше появление явно не осталось незамеченным, и стоило группе втянуться в кабинет, как дверь за нашими спинами закрылась, явив миру хмурого жеребца, облаченного в стандартный гвардейский доспех, все это время скрывавшегося в нише, предназначенной для стенного шкафа.

— «Шикарно!» — не покривив сердцем, ответила я. Это место отличалось от моего нынешнего кабинета в казармах примерно так же, как какая-нибудь заштатная контора облисполкома от настоящего офиса – «Но кажется, тут слишком много лишнего».

— «Разве?» — удивился синий жеребец, оглядывая тяжелый деревянный стол и полки шкафов. Везде, куда ни падал взгляд, царила потрясающая чистота, лишь немного тронутая налетом редко стираемой пыли. Картину опустения довершали коврики и скамеечки, на которых любила сидеть большая часть четвероногого народа, аккуратно составленные возле стены – «Да тут пусто, словно в голове у некоторых жеребят, ищущих свои татуировки».

— «Они называют их метками, Ник» — буркнула я, поднимая зубами один из ковриков, и морщась от запаха пыли, попавшей мне в нос – «И я имела в виду, что тут многовато народу для такого маленького помещения. В общем, все вон!».

— «О вашем поведении будет доложено, Раг» — скрипнул зубами единорог, мужественная ямочка на широком подбородке которого живо напомнила мне комиксы, которыми зачитывались некоторые мои знакомые жеребцы, и даже один дракончик – «И я надеюсь, что буду первым, кто увидит вас разжалованной и сосланной на исправительные работы. Предварительное слушание, на котором вам огласят обвинения, состоятся через несколько часов. До этого момента вам запрещено покидать этот кабинет под любым предлогом – за этим проследит дежурящий здесь лейтенант. Вам это понятно?».

— «Угу».

— «ВАМ ЭТО ПОНЯТНО?!».

— «ВПОЛНЕ, СЭР! Я ВАС УСЛЫШАЛА, СЭР!» — вскочив, я вытянулась, выкатив грудь колесом, и расставив задние ноги – «РАЗРЕШИТЕ ВЫЙТИ ОПРАВИТЬСЯ, СЭР?».

Не ответив, капитан скрипнул зубами, и резко развернувшись на месте, вышел из кабинета. За ним потянулись и остальные, бросая на меня настороженные взгляды, словно подозревая, что я тотчас же испарюсь, стоит лишь закрыться за ними двери.

— «Надеюсь, что ты знаешь, что делаешь» — подходя к выходу, покачал головой Ник – «Каждый раз, когда я встречаюсь с тобой, мне кажется, что я разговариваю с ребенком или подростком, который не понимает, что происходит вокруг, и верит в силу родителей, как в господа бога. В то, что они защитят его от любой беды, или его же ошибок».

— «Это ты про капитана, и тройку его индюков? Да брось, Маккриди! Я воспринимаю его тем, кто он есть – исполнителем данного ему поручения. За ниточки дергают другие, и кукловод всегда находится выше, даже если его не видно в тени. Просто…» — запнувшись, я опустилась на коврик возле стола, и осторожно погладила копытом себя по груди – «Просто что-то вот тут не может относится серьезно к таким вещам, которые прочим кажутся страшно важными. Уверена, что и ты, видевший на улицах всякое дерьмо, снисходительно поглядываешь на те проблемы, которые остальные считают ужасными и неразрешимыми. Просто они не видели того, что видели мы».

— «Ну… Наверное» — прикрыв на мгновение дверь, Ник покосился на замершего в своем проеме гвардейца, и понизив голос, спросил – «Раг, а кем ты была до того? Ну, ты понимаешь, о чем я».

— «Кажется, доктором» — усмехнулась я, ощущая внутри себя, как раздувается от гордости Древний – «Парамедиком, наверное. А что?».

— «Тогда понятно» — хмыкнул синий жеребец, куда дружелюбнее глядя на мою фигурку, положившую голову на край широкого стола – «Все вы, медики, маньяки и живодеры. Но мы все видели немного дерьма в той и этой жизни, это верно».

— «Ник…» — подняв голову, я поглядела на худосочного приятеля, постаравшись вложить в свой взгляд всю доступную мне серьезность – «Если вдруг я не выйду отсюда, или выйду прямиком на рудники… Найди того ученика любезного профессора Брайта, которого все никак не удается поймать. Хорошо? Принцессы сказали, что подключат тебя к этому делу, но судя по всему, успехов пока нет, поэтому я прошу тебя, несмотря ни на что – найди его, и всех, кого он «создал». Того пегаса, которого я видела в Мэйнхеттене три года назад, и всех, кого он еще мог запустить в этот мир. Обещаешь? Найди его – и удави!».

Нахмурившись, бывший полицейский смерил меня долгим взглядом, и молча вышел за дверь, оставляя меня наедине с тихим тиканьем часов, да мерным дыханием моего надзирателя, изображавшего из себя статую, по недоразумению попавшую в нишу для стенного шкафа.

Как говорили знающие пони, в такие мгновения время тянется, словно улитка. Об этом же пишут во всяких романах, которые я, время от времени, находила среди вещей то Хая, то Черри, а в последний раз – и Графита, когда сунула нос в его сумку, с которой он прилетел забирать меня из лечебницы. Увы, мне оно казалось стремительным потоком, летящим по узкому горному ущелью, и каждый раз, когда я смотрела на часы, висевшие на стене кабинета, мне начинало казаться, что их стрелки двигаются прямо у меня на глазах. Похоже, не всему, о чем я читала, можно было доверять до конца, и мне оставалось разве что разглядывать голые стены, спокойная, чуть желтоватая белизна которых напоминала о свежем, жирном молоке, да изводиться от волнения за то, что еще могли придумать деятели из Генштаба, по моему скромному мнению, прыгнувшие выше собственной головы.

«Если хорошенько провентилировать этот вопрос, благодаря особому статусу экспедиционных войск мы подчиняемся лишь высшему копытоводству страны, в число которого входят командор и его генералы, но никак не полковники штаба, пускай и генерального. Все это попахивает очередной попыткой переворота…».

«ПОДГОТОВКОЙ. УБРАТЬ КОНКУРЕНТА» — озабоченно высказался Дух. Этой весной он был настолько разговорчив, что я уже привыкла к его гудению, отзывающемуся дрожью во всем моем маленьком теле – «ПЕТР ТРЕТИЙ. ПАВЕЛ ПЕРВЫЙ. УБРАТЬ ЛОЯЛИСТОВ».

«Это имело бы смысл…» — не в силах больше сидеть на одном месте, я вскочила, и быстро прошлась по кабинету, стараясь не обращать внимания на бело-золотую фигуру возле двери – «…если бы нас куда-нибудь отослали. А тут просто арестовывают меня…».

— «А РАЗВЕ НЕ ОТОСЛАЛИ?» — скептически поинтересовался мой невидимый собеседник. Похоже, все происходящее здорово его задело, но все же я никак не могла избавиться от странного ощущения, что я упускаю что-то важное, что касалось двух моих воображаемых — и не очень — друзей – «ГЛАВНОЕ – ОБЕЗГЛАВИТЬ. ОСТАЛЬНЫЕ ПОДЧИНЯТСЯ».

«Думаешь, апоплексический удар табакеркой по голове[7]?» — резко развернувшись, я с подозрением уставилась на гвардейца, одними глазами следившего за моими перемещениями по кабинету. Он продолжал сохранять неподвижность, но теперь я уже не была так уверена в том, что он находился на том же самом месте, что и несколько кругов назад.

«ИЛИ ЯД» — несмотря на всю серьезность, с которой это было произнесено, я вдруг почувствовала, что Дух втихую развеселился – «БЕЖИМ. ЧЕРЕЗ ДВЕРЬ. ЗАПРИ ЕГО ТУТ».

«Издеваешься, значит…».

— «УСПОКОЙСЯ. НЕ ТОТ МИР. ДРУГИЕ НРАВЫ» — невидимая рука успокаивающе прошлась по моей голове, спускаясь по шее на спинку, отчего я выгнулась дугой, словно кошка, от удовольствия задергав задней ногой – «ЧТО Я ПРОПУСТИЛ? ПОЧЕМУ СУДЯТ?».

«Я заработала много денег, раздевая нападавших на меня грифонов. Это если вкратце».

«МАРОДЕРСТВО? НЕХОРОШО» — голос в моей голове посуровел.

«Это было не мародерство, понятно?» — насупилась я. Мысли, проснувшиеся у меня внутри, начинали оформляться в самое настоящее подозрение. Пока смутное, и не до конца понятное даже мне – «Я раздевала только тех грифонов, что нападали лично на меня! Согласно правилам Риттершафт, ясно? Даже они это подтвердили!».

«SED LEX…».

«Dura lex.[8] Знаю» — я сердито топнула ногой, слепо глядя сквозь стену кабинета. Окон в нем не было – наверное, именно поэтому меня оставили именно в нем, а не в какой-нибудь комфортабельной камере подвала. Я сомневалась, что таких тут не было вовсе, что бы там ни говорил мой синешкурый приятель – «Но я была там, где законы устанавливались острием мечей грифоньих можновладельцев, и копьями северных земнопони, поэтому судить меня по эквестрийским законам за то, что произошло где-то на вражеской территории? Пффф! Это глупо! Эммм… Как думаешь, прокатит этот аргумент?».

«Я БЫ НЕ РАССЧИТЫВАЛ» — озабоченно буркнул Дух. Его ладонь на моей голове потяжелела, словно тяжелая длань закона, уже готовая поймать меня за шкирку, словно котенка, нагадившего на ковре – «ЧТО ГОВОРИТ УСТАВ?».

«Так он у нас собственный!» — мне показалось, что стало чуть легче дышать. И как эта мысль сама не пришла мне в голову? – «Там, конечно, есть строки про мародерство… Но мародерство – это когда без разрешения, вперед старших, и в свой карман. А все остальное – это крейсерство! Тем более, что мы не трогали мирное население!».

«ОЧЕНЬ НА ЭТО НАДЕЮСЬ».

«Ты говоришь как судья» — укорила я своего невидимого симбионта. Опустив глаза, я вдруг поняла, что все это время, непроизвольно, водила копытом у себя по груди, словно старая бабка, пытающаяся незамысловатым массажем унять сердечные боли, терзающие ее старое тело – «Эх, и почему, когда нужно, поблизости нет Найтингейл? Мне бы сейчас пригодились ее хитрость и изворотливость».

«КТО ЭТО?».

Вот оно! Вскочив, я возбуждено заметалась из угла в угол, не обращая внимания на гвардейца, выпучившего на меня глаза. Это была та мысль, что не давала мне покоя во время всего нашего безмолвного разговора с Древним – он не слышал, не знал про Найтингейл! Но как такое вообще могло произойти? Разве они не пересекались друг с другом? Разве они… Но что если они…

«НЕ ГРУСТИ» — опустившись возле стола, я уронила голову на передние ноги, ощущая, как солоноватые дорожки чертят тропки у меня по щекам. Что, если все было гораздо проще? Что, если это и в самом деле лишь мои фантазии, рожденные теми потрясениями, что мне довелось пережить? Не выдержав груза испытаний, в один прекрасный момент сознание придумало себе сначала защитника, а потом – и демона-искусителя, нашептывающего всякие гадости, и таким образом, избавляло себя от ощущения вины за все поступки, совершенные во имя добра или зла. И здравствуй, диссоциативное расстройство идентичности, пожалуйте лечиться – если до того ты не превратишься в полного психопата, следующего на вагонетке разрушающегося тела по наклонному пути саморазрушения, заканчивающегося в глубокой подземной пещере, посреди полыхающего озера, на тонущей лодке, со скелетом дракона на носу.

«МЫ ЕЩЕ НЕ СОШЛИ С УМА, УВЕРЯЮ».

— «Откуда мне знать…» — всхлипнув, пробормотала я, вытирая нос о собственное колено. Конечно, если верить лошадникам прошлого, это было не совсем колено, а запястье, но я была готова поспорить с любым наездником, любым коннозаводчиком или знатоком лошадей, что на ногах не бывает запястий, что бы там себе не придумывали повернутые на лошадях извращенцы, люто и бешено кончающие на свой окололошадиный сленг. В конце концов, я помнила, что Древний никогда не кривился, выслушивая от пациентов всякую чушь про «сердечное» и «почечное» давление, как и прочие псевдомедицинские перлы – так почему же я была должна раз за разом поддерживать старые бредни? В конце концов, анатомия – штука консервативная, и если этим господам хотелось видеть у своих питомцев руки вместо ног, то ко мне это не имело ни малейшего отношения. Увлекшись этой мыслью, я понемногу успокоилась, и даже нашла в себе силы злобно зыркнуть на гвардейца, постаравшись пообещать одним только взглядом всевозможные муки и кары, если он хотя бы выдохнет о том, на что успел насмотреться в этом кабинете.

На фоне тишины, вновь разлившейся по кабинету, осторожный стук в дверь показался мне выстрелами из пушки.

Выждав некоторое время, стучавший вошел в кабинет через узкую щель, принеся вместе с собой шум шагов, раздававшихся по коридору, шуршание бумаг, и звуки чужих голосов. Жизнь в помещении штаба не прекращалась ни на секунду, и если верить часам, не собиралась заканчиваться и под вечер. Увидев вошедшего, я нехотя мазнула копытом по мокрым ресницам, и сердито уставилась на вишневого жеребца, тихонько прикрывшего за собой дверь, и прислушивавшегося к происходившему в коридоре. Оглянувшись, он торопливо кивнул мне, словно приветствуя старую знакомую, после чего повернулся к охраннику, покинувшему свой пост, и двинувшемуся в нашу сторону. Смерив того глазами, Фрут прищурился, и негромко звякнул окутавшимся розовым облачком магии рогом, возле которого появилась узкая полоска свитка, украшенного алой каплей сургучной печати. В полнейшей тишине тот перекочевал сначала в копыта единорога, тщательно вчитывавшегося в каждую букву, а затем – в укромное место под его нагрудником, после чего златобронный вояка отступил к двери, которую зачем-то подпер своим крупом.

— «Как мило. Так значит, это поручили тебе, Желли?» — поднявшись, я вышла из-за стола, и окинула взглядом помещение. Ндааа… Как говорилось когда-то, ни зарезаться, ни удавиться было нечем – разве что скамеечками, которые вполне могли бы сойти за оружие в умелых копытах. Глядя на единорога, медленно двинувшегося в мою сторону, я ощутила, как судорожно забилось в груди сердце, предчувствующее надвигавшуюся беду – «Что ж, умно. Интересно, что же ты приготовил для этого? Табакерку? Наточенную пряжку? Отравленную иглу для большей незаметности? Или твоего нового патрона устроит и банальнейшее, но труднее всего опровергаемое самоубийство через повешение? Прости, шнурки забыла с собой захватить, вот ведь незадача какая…».

— «Мне кажется, Стил Трэйл удовлетворился бы и обычным изгнанием» — невесело усмехнулся единорог, делая шаг вперед. Увидев, как напряглось мое тело, он тотчас же остановился, но я видела, как старательно отводит глаза жеребец, не решаясь встречаться взглядом с назначенной ему жертвой – «А если бы тебя сослали на рудники, то вовсе бы прыгал от радости, и непременно напился».

— «Так за чем же дело стало?» — на полном серьезе поинтересовалась я, ощущая, как внутри меня ощетинивается что-то огромное, еще недавно напоминавшее безмятежное море, ласкающее залитый солнцем пляж. Теперь это был рычащий, бушующий океан, бросающийся на высокие скалы, сотрясая до основания лежащий на его пути материк. Бросив взгляд в сторону скамеек и половиков, я прикинула, за какое время смогла бы добраться до этой горки, сложенной у дальней стены, после чего решила сначала заняться гвардейцем – ведь дверь не была заперта, и у меня были неплохие шансы для начала хотя бы выскочить в коридор, а затем…

Затем я собиралась разбить несколько черепов.

— «Начнем же чудный кантерлотский этот танец» — улыбнулось что-то внутри меня, раздвигая уголки губ в маниакальной улыбке. Тело понемногу становилось все легче и легче, а посторонние звуки уходили куда-то за горизонт, вместе с окружающей нас реальностью подергиваясь пыльной дымкой, оставляя лишь меня, и стоявшего напротив единорога, все еще не решавшегося поглядеть мне в глаза. Шум внутри меня притих, будто смазанный тряпкой мел, падавший со школьной доски на бежевый палас шуршащим снегопадом из белоснежных перьев, которым вскоре предстояло обагриться алым.

Стать алым, алым снегом.

— «Иди ко мне» — прошептали мои губы. Ощущение чего-то огромного наполнило меня до краев, изливаясь в окружающее пространство. Не выдержав бушующей внутри бури, я раскинула крылья, раздвигая стискивавшие меня стены, расправляя короткие, неровно остриженные маховые перья, как пальцы, ухватившиеся за окутывающий меня воздух, когда тело перенесло вес на передние ноги, а шея горделиво изогнулась, заставляя смотреть на мир сверху вниз – «Иди же. Это не страшно. Я провожу тебя – до конца. Сделаем то, что должно – и пусть случится то, чему суждено».

Медленно, словно во сне, жеребец поднял голову, медленно двинувшись вперед – и склонился, уткнувшись головой в мои копыта.

Под медленно падавшими перьями цвета алого снега.

---

Не двигаясь, я слепо глядела на склоненную голову, чувствуя, как беснуется темный огонь, пульсирующий в моих венах, болезненно вздувавшихся под моей шкурой. «Поставь ногу ему на затылок! Нажми – и голова разлетится, словно орех, попавший под удар молотка!» — мысль была настолько же соблазнительной, насколько и коварной, но тьма отступала, а зрение очищалось от мрака, в котором еще пульсировали две алые фигуры, переливавшиеся всеми оттенками красного – от глубокого багрянца, до ярко-оранжевого и желтого, протуберанцами пульсировавшего вокруг их тел. Стиснув зубы, я пересилила себя, и едва сдержав стон разочарования, убрала копыто от головы не двигавшегося единорога, продолжив молча вглядываться в склоненное тело, приобретающее свои привычные цвета. Подняв голову, Желли присел на задние ноги – и вдруг протянул мне копыта передних, словно приглашая поиграть в какую-то игру. Мгновения утекали подобно воде, просачивавшейся через черный песок, но наконец, я решилась, и опустившись на жесткий, дешевый палас, приняла протянутые мне копыта.

— «Моя госпожа! Здесь и сейчас, по своей свободной воле и по решению сердца моего, я приношу вам клятву верности» — истово выдохнул жеребец – «Клянусь служить вам и в горе, и в радости, не подвергая сомнениям суждения ваши…».

Я молчала, не зная, что же сказать. Можно было отбросить прочь протянутые мне копыта, можно было рассмеяться в глаза; можно было отвесить пощечину, с позором выгнав за дверь — всего этого, и много чего больше, он был достоин. Но, наверное, впервые в жизни я задумалась о том, как бы поступила на моем месте мать. Как бы она отреагировала на возвращение блудного подданного. Кажется, впервые я обнаружила, что думаю о принцессах не просто как о недостижимом идеале, а как о личностях, чьи деяния служат образцом для подражания, ориентиром для остальных, и теперь, невольно ставила ее на свое место, лихорадочно пытаясь понять, как же поступить правильно в этой непростой ситуации, отчего-то казавшейся мне абсолютно неправильной.

В конце концов, не каждый день тебе приносили вассальную клятву, если я правильно поняла то, что бубнил красный единорог.

— «…клянусь не причинять вам вреда, не покушаться ни на вас, ни на вашу личность, ни на имущество или семейство…».

«ЧЕРРИ».

«Черри. Она приняла когда-то Черри, нарушившую ее приказ» — мелькнула в голове суматошная мысль. Кто знает, что творилось в душе у вернувшейся из ссылки богини, обнаружившей, что предательство неискоренимо, и одна из тех, кто принес ей клятву верности, нарушила ее уложения, сбежав и скрываясь на другом материке. Но все же она нашла в себе силы принять беглянку, наложив на ту строгую епитимью, и пусть я рассматривала все как очередную манипуляцию, множеством которых развлекались царственные аликорны, лишь сейчас я могла оценить всю ее выдержку и умение контролировать свои эмоции, не отвлекаясь от главного, от самой сути происходящего.

Кто знает, как поступила бы в этом случае я?

— «…клянусь всегда поддерживать вас, и сопровождать вас везде, куда бы вы ни направили ваши крыла или копыта. Согласны ли вы принять меня, госпожа?».

«ОН ОСТАВИЛ ТЕБЯ?» — поинтересовался внутренний голос. Моя совесть, все лучшее, что было во мне. Я могла бы поклясться, что ощутила, как сжались вокруг меня крепкие руки, словно стремясь укрыть от беды – «ПРЕДАЛ? ТОГДА ПОЧЕМУ?».

«А то, что мне вообще кто-то решил присягнуть, тебя не удивляет?» — огрызнулась я, старательно пытаясь вернуть себе душевное равновесие. Придя сюда практически по своей воле (внутри меня раздался смешок), я ожидала чего угодно – попытки смещения, разжалования, предложения присоединиться к перевороту… Убийства, на худой конец! Но никак не такой вот выходки. И от кого? Того, кто в самый тяжелый момент переметнулся, оставив меня одну!

«ТЫ УМНИЦА».

«Старый подлиза!» — ощущение легкого подтрунивания немного успокоило прыгающие мысли. Зрение привычно рванулось вперед, когда я попыталась внимательно вглядеться в сидевшего напротив меня единорога, позволяя разглядеть каждую волосинку на его вишневого цвета шкуре, но вскоре вернулось обратно, не пытаясь пародировать микроскоп. Только Древний знает, каких усилий мне это стоило, Твайлайт, однако, сжав зубы, я терпела, пока вновь не увидела нависавшего надо мной единорога. Зачем он сделал это? Для чего? Какие цели преследовал, пытаясь уверить меня в том, что может быть, дискорд разбери, мне полезен? Разве не он был зачинщиком всего этого бунта, в результате которого Легион оказался абсолютно не готовым к тому нападению грифоньей орды, высланной против нас? И значит, теперь он пытался подстелить себе соломки на случай падения?

«СКОРЕЕ УЖ ВЫМОЛИТЬ ПРОЩЕНИЯ. СКОЛЬКО ИНТЕРЕСНОГО ПРОИЗОШЛО».

«Угу. Пока кто-то дрых, как сурок» — единорог нервничал. Это было заметно по чуть более напряженной позе, чуть измененному углу наклона ушей, чуть подрагивающим крыльям носа… Таких вот «чуть», внезапно для себя, я обнаружила немало в сидевшем напротив меня жеребце, и странным образом решила озадачиться этими наблюдениями – «А вдруг он попытается меня утопить? В конце концов, вдруг его подослал тот же самый Туск? У заслуженного генерала везде есть друзья, готовые встать на его сторону. Это вам не темный лес, и бунтующее войско за стенкой палатки! Тут ци-ви-ли-за-ция, вот!».

«ТАК ЗНАЧИТ, МЫ НЕ МОЖЕМ ЕМУ ДОВЕРЯТЬ!».

«Или можем» — мгновения текли как песок, просачивающийся сквозь сложенные копыта. Фрут Желли пытался не показать нараставшей нервозности, но я почувствовала, как начинают подрагивать его копыта, как прижимаются уши к голове, как приоткрывается рот, словно он всякий раз останавливался у самой последней черты, проведенной в собственной голове, при подготовке к этому разговору. Ведь я ни за что бы не поверила в то, что Фрут, умница Фрут, надежный как скала Фрут, умнее и опытнее всех нас, вместе взятых, не подготовился к этому разговору. Даже стражника умудрился подкупить, хотя до этого я считала это попросту невозможным. Так зачем ему было нужно все это представление, весь этот вертеп…

«ХМММММ…».

«Нет!» — резко откликнулась я, уловив заинтересованную мысль, скользнувшую мне от Духа. Вертеп в старину – это кукольное представление на религиозную тему. Кукольный театр, рассказывающий о паломничестве волхвов, проделавших долгий путь за звездой, засиявшей на небосклоне. О пути, проделанном для того, чтобы поклониться… — «Нет. Оговорка, и просто фигура речи, понял?».

«УГУ».

«Ты помнишь этот путь. Я помню его. И я отвергла то, во что хотели меня превратить. Ты помнишь это, старина?».

«Я ПОМНЮ, МАЛЫШКА. Я ПОМНЮ».

«Мы поклялись сохранить этот мир, а не править в нем, и поэтому я даже не собираюсь думать о том, что я потеряла – ведь я приобрела нечто большее, чем та же Твайлайт. Она – плоть от плоти этого мира, и достойна таких поклонений, не я! Поэтому не собираюсь снова играть в эту игру!».

«ПОНИ И ЛЮДЯМ НУЖНЫ ТЕ, ЗА КЕМ ИДУТ» — эта фраза заставила меня вздрогнуть. Тоже самое говорила и Найтингейл, снова спрятавшаяся в глубинах сознания при приближении Духа.

«ДЕТЯМ НУЖНЫ РОДИТЕЛИ, А СТАРШИЕ – МЛАДШИМ».

«Вот-вот. Будет ему старший!» — мысленно буркнула я, глядя на не на шутку занервничавшего жеребца. Едва уловимый запах раздражения становился сильнее, но теперь я четко видела его цель. Воздать почести, сравнимые с теми, что воздаются принцессам – идеальный ход, применимый к любому пони, независимо от его пола, возраста и уровня интеллекта. В каждом из нас сидит крохотный червячок самомнения, соблазнительно нашептывающий о том, что путь к величию, скрытому внутри нас, дорогу перекрывают другие, и если бы не происки конкурентов, то невозможно представить, каких бы высот мы могли бы достичь… Поэтому лесть всегда была самым сильным оружием против тех, кто стремиться к власти. Для тех, кто готов лезть к ней, обламывая ногти и копыта, даже в том возрасте, когда высочайшим достижением считается вовремя сходить в туалет, а не в постель или собственные штаны. Однако хитрюга, просчитывавший каждый свой ход, просчитался — и во время того мятежа, и в оценке своей необходимости для Стил Трэйла и его Аналитического Отдела. И вот, он просчитался опять.

«НЕ МНОГОВАТО ЛИ?».

«Достаточно для того, чтобы заслужить то, чего он получит» — придя к окончательному решению, резко подумала я. Среди скучных книг по грамматике старогрифоньих черт и резов была и книга по геральдике, которую я – или, скорее, Древний — бездумно пролистала, едва ли пытаясь запомнить вид и названия разных грифоньих гербов. Как давно это было? Как далеко шли планы принцессы, много лет назад подсунувшей эти пыльные фолианты запертому в теле пони существу? Память подернулась пеплом, сквозь который я различала разве что отдельные постулаты прочитанного, но сама мысль, пришедшая мне в голову, вдруг порадовала меня своей ясностью, незамутненностью страхами и сомнением.

«СТАНОВИШСЯ ЗАУЧКОЙ» — ласково подколол меня Дух. Похоже, ему эта мысль показалась забавной.

«Я становлюсь жестокой» — грустно откликнулась я. Выпрямившись, я слегка подала вперед ноги, и подцепив задней частью копыт копыта сидевшего напротив меня жеребца, резко потянула вперед его ноги, рывком приближая к себе – «Но я исправлюсь. Я обещаю. Вот только…».

— «Фрут Желли» — я, как могла, попыталась изобразить голос судьи, глядящего на подсудимого перед оглашением ему приговора, и не видящего ни малейшей возможности для смягчения будущего наказания. Возможно, получилось и не очень, но в тот момент, мне было не до правдоподобного представления – «Ты пришел ко мне с обнаженной главой, и безоружным?».

— «Д-да…» — этого вопроса он явно не ожидал.

— «Ты вложил свои копыта в мои, и объявил, что становишься моим пони?» — я не знала, было ли это анатомически возможным, но решила, что для данного момента сойдет – «Ты приносишь мне присягу в верности? Фуа?».

— «Да. Я…».

— «Так свершится же церемония оммажа!» — провозгласила я, поднимаясь на ноги. Отыскав взглядом стоявшего у дверей жеребца, я поманила его крылом, вынуждая неохотно выйти на середину кабинета – «Сэр, вы являетесь свободным, законорожденным пони?».

— «Ээээ?» — натянутый как струна, тот явно не представлял, что именно от него требовали в дополнение к сунутой взятке – «Я ведь единорг, мэм. Из хорошего, и уважаемого клана Мапл…».

— «Тогда вы можете быть свидетелем» — важно покивала я, вновь переводя взгляд на нахмурившегося единорога. Конечно, если быть до конца точным, фуа и оммаж были разными актами, клятвой в верности и обязательствами, но подробностей вспомнить я не смогла. Приходилось импровизировать, вспоминая поблекшие строчки пыльных страниц – «Фрут Желли из клана… Да не важно, из какого ты клана! Признаешь ли ты себя моим пони?».

— «Да, мэм» — настороженно ответил жеребец. Судя по лихорадочно забегавшим глазам, он еще не видел, но уже чуял ловушку, и лихорадочно пытался понять, во что же он впутался. Тем не менее, он вновь склонился в поклоне – «Я уже объявил, что…».

— «Клянешься ли ты в любви и верности мне, Фрут Желли?» — делая вид, что не слышу попыток вставить в мою речь свои оговорки, продолжила я, постепенно повышая свой голос – «Клянешься ли ты уважать жизнь и члены свой сеньоры? Клянешься ли не злоумышлять супротив меня, служа мне верой и правдой?».

— «Клянусь» — помедлив, ответил единорог. Кажется, до него начало, наконец, доходить все коварство и беспринципность его будущей «сеньоры» — но делать что-либо с этим было уже поздно – «На стандартных правах и обязанностях вассала, госпожа?».

«Ну надо же! Еще и хватает наглости торговаться!».

— «Безусловно. Но я повторю, раз уж того требует освященный веками обычай» — нехорошо ухмыльнулась я, покосившись на стоявшего рядом с нами белого жеребца, из небольшого кошеля на боку которого появились порядком помятые листочки бумаги, и небольшой восковой карандаш. Этот набор входил в стандартную экипировку несущего дежурство охранника, черкавшего на них временные пропуска и записки – разогревавшийся от скольжения по бумаге, воск невозможно было смыть или подправить написанное, мгновенно размазывавшееся по бумаге некрасивыми кляксами – «Клянешься ли ты служить мне айде эт консейль — помощью и советом, против всех, живых и мертвых?[9]».

— «Клянусь».

— «Клянешься ли исполнять ост и шеваши – сопровождать меня в походах и разъездах по неприятельской стороне? Готов ли исполнить эстаж, держа гарнизон в моем замке, в одиночку, или со всем своим семейством? Готов ли ты на журабль эт рондабль, согласно которому по первому же требованию своей сеньоры отдашь на постой мне свой замок?».

— «Готов. Клянусь» — голосом смирившегося с близким повешением, процедил единорог, не удержавшийся, впрочем, от шпильки – «Но вынужден напомнить вам, моя сеньора, что ни у вас, ни у меня, нету замка».

— «Пока нету, Фрут» — негромко фыркнула я, стараясь не обращать внимания на круглые глаза гвардейского лейтенанта, лихорадочно строчившего один листок за другим – «Клянешься ли ты исполнять эйд ау куатре кас – помощь в четырех случаях? Ты будешь обязан выкупить свою сеньору при попадании ее в плен. Ты будешь обязан помогать ей собираться в поход. Ты будешь обязан помогать ее дочери обрести достойное замужество, и содействовать посвящению в благородные риттеры ее сына. Вот эти случаи, если ты не забыл».

— «Как удобно, госпожа. У вас именно столько детей. Но да – я клянусь».

— «Клянешься ли ты нести повинность придворной службы — сервис дэ кур, по большим праздникам прибывая к моему двору, чтобы участвовать в судебных собраниях – кур дэ плэд, и сопровождать меня при дворах наших принцесс, и иных правителей?».

— «Клянусь. Однако…».

— «Тогда я, Скраппи Раг-Беррислоп, принимаю тебя, Фрут Желли, и нарекаю своим вассалом!» — торжественно рявкнула я, подходя к склонившемуся единорогу. Обхватив его голову, я подняла ее, и строго посмотрев ему в глаза, запечатлела на губах жеребца долгий, положенный по этикету поцелуй, сопровожденный стуком упавшего на пол карандаша, и кажется, нижней челюсти стоявшего рядом «свидетеля из хорошего клана».

И раздери меня мантикора, если я не получила от произошедшего самого настоящего удовольствия.

«НАДЕЮСЬ, ТВОЙ ЛОХМАТЫЙ ПРИЯТЕЛЬ УЕХАЛ ДОСТАТОЧНО ДАЛЕКО» — смущенно пробормотал внутри меня Древний.

— «Клянусь возлюбить и уважать своего вассала с той же верностью и преданностью, как и он возлюбит меня» — отстранившись от широко распахнувшего глаза жеребца, начала произносить я положенные по ритуалу слова. Эту часть книги я помнила плохо, поэтому положилась на простое наитие, частенько выручавшее меня там, где пасовали знания и логика. Впрочем, в этот момент мне казалось, что Желли вряд ли был настроен на спор относительно неточностей и оговорок – «Клянусь в том, что не нападу на него, не оскорблю, не соблазню мужа или жену, партнера или жеребенка, не посягну на наложниц и конкубин. Принимаешь ли ты это, Фрут Желли?».

— «Принимаю…» — очнувшись, жеребец потряс головой, уже внимательнее глядя на меня, и пытаясь разобраться в сказанном.

— «Клянусь со временем обеспечить своего вассала достойным его службы феодом, и лично провести вуйе – проверку на месте, дабы засвидетельствовать своим словом и честью передачу ему всего, указанного в феодальном статуте. Клянусь не сокращать его феода, а прибывая в его замке журабль эт рондабль, клянусь не оставлять в нем гарнизон без причины, и возвратить в оговоренный срок, не беря из него ничего другого, кроме соломы и сена. Принимаешь ли ты это, Фрут Желли?».

— «С возможностью передачи наследного права потомкам?» — быстро спросил жеребец. Похоже, он полностью вернул себе самообладание, и явно намеревался выторговать условия получше. Впрочем, заметив иронично вздернутую бровь, он решил оставить этот вопрос до лучших времен — «Принимаю».

«БЕРЕГИСЬ. ОН ХИТЕР ПО СВОЕЙ НАТУРЕ» — если Древнему и не нравилось происходящее, он держал свое недовольство при себе – впрочем, все-таки решив предупредить меня о последствиях – «МНОГО ПОДЧИНЕННЫХ».

— «Клянусь быть добрым и справедливым сюзереном, ничем не нарушая достоинства и чести своего вассала» — проникновенно произнесла я, вовремя вспомнив один важный момент. Сколько горделивых, кичливых и глупых французов пало в свое время от пережитка феодальной вольности, огнем и железом выкорчеванного в других древних империях – «Также клянусь честно и неподкупно судить по делам их всех вассалов моего вассала, которые станут и моими вассалами, принеся мне клятву верности и чести. Принимаешь ли ты это, Фрут Желли?».

— «Но это же десятки, а в будущем, может и сотни пони…».

— «Мы говорим о вассалах, Желли. О связанных с тобой клятвами пони, которые будут должны подчиняться и мне» — отстранившись, я строго поглядела на вишневого единорога – «Я не допущу в Легионе грифоньей вольницы, или единорожьих хартий, понятно? Вне его ты свободен в своих действиях, однако…».

— «Однако вы, госпожа, являетесь еще и Первой Ученицей Принцессы Ночи» — уныло покивал жеребец – «И велик шанс, что мы можем столкнуться и на иных поприщах, кроме службы в Легионе».

— «И чтобы этого не произошло, мы должны верить друг другу, Желли» — серьезно произнесла я, взмахом крыла отсылая прочь гвардейца, положившего на стол исписанные мелким рогописным почерком листочки – «Верить и возлюбить, как это было сказано в клятве. Пусть мне и будет труднее сделать это, как ты понимаешь, но я постараюсь. Честное слово. Но по крайней мере, ты всегда можешь быть уверен в том, что я буду судить о тебе непредвзято – по крайней мере до тех пор, пока ты снова не решишь меня разочаровать».

— «Признаться, даже не думал об этом» — серьезно ответил единорог, протягивая мне переднюю ногу – «Так значит, мир?».

— «Значит, мир» — кивнула я, наивно ожидая, что мы обнимемся, словно герои какого-нибудь детектива, и совсем не подозревая, что вместо этого, получу куртуазный поцелуй, который вишневый жеребец запечатлел на моем копыте – «А ты льстец, фрументарий».

— «Я восстановлен?».

— «Угу. Вот только с ребятами придется разбиваться тебе» — Я вновь уставилась на часы, с ужасом понимая, что прошло уже несколько часов с момента моего заточения в собственном кабинете – «Я помогу, конечно, но на многое не рассчитывай. Они помнят, что тебя с ними не было на стенах Грифуса».

— «Я там был. Но это долгая история, которую я когда-нибудь расскажу» — поморщился единорог, словно вспомнив что-то очень и очень неприятное. Он проследил за моим взглядом, и быстро схватился за сумку, висевшую у него на боку – «А сейчас нужно действовать. У меня есть план, но вам придется довериться мне, госпожа. Я уже поговорил с Виндом и парочкой кентурионов…».

— «И что же они сказали?».

— «Они мне не поверили» — чуть заметно поморщился Желли – «А Тэйл вообще в драку полез».

— «Не удивлена. Особенно в той части, что касается Буши».

— «В сложившейся ситуации я ожидал большего доверия».

— «Арестовали меня отнюдь не грифоны» — буркнула я, глядя на исписанные карандашом листы, которые Желли выложил на стол – «И кстати, Фрут, я надеюсь, что ты все еще не забыл, как меня зовут друзья и подчиненные. Ведь обо всем, что было сказано нами друг другу, знаем только мы, да вон тот господин в уголке. Поэтому я бы хотела вернуться к той форме общения, которая сложилась между нами до этой прискорбной размолвки».

— «Я постараюсь» — не знаю, оценил ли единорог мой отдающий канцеляризмом пассаж или нет, но мне стало понятно, что его мало заботит бело-золотая фигура, застывшая возле двери – «По поводу всего остального можешь не волноваться – лейтенант уже забыл обо всем, что видел и слышал. Верно?».

— «Не представляю, кто вы такой, и что тут делаете, сэр!» — донеслось до нас от двери. Как и мы, белый единорог покосился на часы, и уже гораздо тише добавил – «Сэр, осталось очень мало времени. Суд собирается в восемь – я слышал, как на это время оформляли пропуска генералу Туску и его подчиненным».

— «Тогда у нас очень мало времени!».

— «Безусловно. И, Фрут…» — присев к столу, я подвинула к себе исписанные кем-то листы. Несмотря на поспешность, писал настоящий профессионал своего дела, как я поняла, глядя на многочисленные сноски, звездочки и россыпь чисел, многие из которых имели приданное в виде нескольких знаков после запятой — «Нас ведь теперь многое связывает, верно? Поэтому я не хочу, чтобы между нами оставалась недосказанность, или какое-либо недопонимание, связанное с полнейшим восторгом, с которым мы с тобой клялись друг другу в верности и чести. Ты помнишь, я говорила тебе когда-то, что в следующий раз, если я обнаружу что ты меня предал, я просто, и без затей, тебя удавлю? Так вот – это не было гиперболой, или какой-нибудь фигурой речи».

— «Я так и понял» — помедлив, еще раз поклонился мне жеребец.

________________________________________________
[1] Намек на произведение И.Ильфа и Е.Петрова «Золотой Теленок». Ироничное название для фиктивной конторы, служащей прикрытием для не слишком законных дел.
[2] Жуткий гибрид органа с аккордеоном, размерами со средний шкаф, и имеющий довольно приятный звук – в исправном виде, конечно же.
[3] Большая, и преимущественно каменная клумба в виде вазы или любой другой скульптуры, для озеленения мест без открытого грунта.
[4] Визирование – заверение документа подписью-удостоверением об ознакомлении с его содержанием.
[5] Court-martial (англ.) — официальное название трибунала в некоторых странах Нового и Старого Света.
[6] Посттравматическое стрессовое расстройство.
[7] Сухой медицинский юмор, обыгрывающий название травмы и заболевания.
[8] «Закон суров, но это закон» (лат). В данном случае и Раг, и Древний цитируют афоризм немного неправильно, привычно поменяв местами слова для благозвучия.
[9] Здесь и далее – существовавшие в реальности названия обязанностей и привилегий вассала и его сеньора.