Стальные крылья: Огнем и Железом

Глава 13: "Соль наших ран" - часть вторая

— «Внимание… Их Высочества, принцессы Эквестрии!».

Громко стукнули копыта военных, вставших по стойке смирно. Зашелестели фраки и платья склонившихся в придворном поклоне гражданских. Диархи величественно прошествовали по алой дорожке, и уселись на тронах, милостиво оглядывая толпу. Все, как положено. Все, согласно древнему ритуалу.

«Мы, пони — существа коллективные, и лучше всего чувствуем себя в табунах. Находим Мы чрезвычайно утешительным различные традиции и ритуалы, ибо они сопутствуют сплочению подданных. Так в момент опасности жеребята льнут к матери, желая укрыться в ее объятьях от угроз этого огромного мира. Так же и подданные Наши возлагают надежды свои на правительниц, что способны держать их в спокойствии неведения об изменчивости окружающего их мира. Согласно все тем же традициям и ритуалам».

Шляпы и котелки; одежда, прикрывающая почти все тело – многое изменилось за этот год. Если в провинции пони все еще обходились минимумом одежды, то столичная мода шагнула вперед, и появляться на каких-либо мероприятиях совсем голышом было уже не принято. Только принцессы по-прежнему игнорировали тенденции моды, снова явившись своим подданным в своей первозданной, нагой красоте, но думаю, вряд ли у кого-нибудь возникла бы мысль осудить их за это.

«Или все же возникла?».

На этот раз, я стояла не на своем месте, где теперь красовался один из хранителей тела, и это не укрылось от глаз богатых и знатных бездельников, околачивавшихся возле трона. В этот день я была в гражданской одежде – если можно было так называть самодельную тогу, которую я соорудила из очередной занавески, «позаимствовав» ее с окна тех покоев, что когда-то приютили меня во дворце.

Интересно, и как только их еще не заняли?

— «Держать слово просит представитель Палаты Общин!».

Стоя в первых рядах, чуть в стороне, я вполуха слушала речи, которые толкали самые разные пони. Единороги и земнопони состязались в красноречии, предлагая совсем непонятные вещи, и советуя принцессе «снестись с одним хорошим можновладельцем из Глиммервуда, который имеет вход во дворец», то начиная нести какую-то дичь, вроде рекомендаций поклониться Каменному Трону подарками, умягчив сердце нового короля». Вот, мать их, политические гении! Гриндофт им что, туземный князек, или самозваный разбойник-барон из лесного кантона? Он им эти подарки в задницу засунет, придуркам! Но мало того – они еще и страну унизить хотят!

— «Что ж, ваши опасения понятны, мистер Оат. Но что, если эти меры не возымеют действия?».

Стреляя глазами по сторонам, я понемногу успокаивалась, один-единственный раз лишь воспрянув духом при мысли, что я, наконец, разобралась в происходившем. Перед моими глазами разворачивался самый обычный торг, в котором произносимые уверенным или озабоченным голосом фразы были лишь замаскированными предложениями, контрпредложениями, требованиями и обозначениями позиций, с которых влиятельные пони, определявшие политику королевства, не собирались сходить. По крайней мере, не получив чего-нибудь стоящего, и для того напросившиеся на этот прием. Меня покоробило, а потом и взбесило, когда я услышала, как один из единорогов «нового строя», как называли себя эти рыцари дорогих деловых костюмов и ручек с золотым или бриллиантовым пером, увязывал повторное голосование по персоне посла с принятием бюджета на будущий год, и продлением социальных гарантий для населения – распахнув глаза, я скрипела зубами, слушая гладкие, обтекаемые фразы, произносимые уверенным, вежливым голосом, и изо всех сил семафорила глазами стоявшему в одной из лоджий Графиту, призывая его взять на заметку этого умника с холеными чертами морды, и холодными глазами кабинетного тирана. Обрадовалась же я потому, что вдруг поняла, что разговор все больше и больше переходит в ту стадию, где мое имя уже не упоминалось, а назначение это было вполне вакантным, хотя я и никак не могла взять в толк, кого же именно хочет видеть на моем месте знать, а кого им попытается сосватать принцесса, пока…

Пока не прозвучало имя четвертого аликорна.

«Да она же хочет продвинуть на это место Твайлайт!».

Гвардейцы и хранители тела стояли вдоль стен, словно недвижимые статуи. В отличие от них, я была готова запрыгать от радости – я оставалась с семьей! Вместо того, чтобы лезть в пасть голодной мантикоре, любезно закрыв ее за собой, мне вновь была предоставлена роль ширмы, которая отвлекала на себя внимание «тяжелой артиллерии» оппозиции, и скрывала за собой истинные намерения двух принцесс. Быть может, даже похищение той горы серебра и сокровищ произошло лишь потому, что кому-то до печеночных колик было невыгодно, чтобы столь одиозная фигура вошла в большую политику. А может, просто кто-то решил, что мерзкая пятнистая оппортунистка набрала слишком большой вес. Финалом же должен был быть мой провал, отмена назначения, и новые приключения для фиолетовой принцессы, которую ее учительница выводила, таким образом, на мировую арену, преподав первый урок большой политики. Уверившись в этом, я успокоилась, и с благодушием сытого удава послеживала за бушующими в тронном зале страстями, скрывавшимися под флером вежливых фраз и фальшивых улыбок, мыслями вернувшись в казармы, где и впрямь требовался мой личный контроль.

— «Мы должны понять, могут ли пони служить дальше, а не ругаться» — заявила мне перед уходом капитан. Приблизившись к источнику шума, она отступила назад, и прикрыв платком нос, с отвращением затрясла головой, глядя на легионеров, перемазанных по уши в грязи – «По факту, мы на их стороне, Легат. И кстати, кто-то пытался нам доказать, что среди них нет ни грузчиков, ни разнорабочих?».

Что ж, тут удар попал в цель. О, как смеялись над нами гвардейцы, когда мы приучали друг друга и окружающих к практически полной автономности нашего маленького тогда еще подразделения; как хохотали над прививаемой новичкам мысли «легионер должен уметь делать все!». Как пародировали и подтрунивали над распределением ролей в каждой кентурии, каждом десятке, называя нас пекарями, носильщиками и лесорубами. И как вытягивались на привалах их морды, когда опускавшие на землю поклажу легионеры, подбадриваемые злобным рыком деканов и кентурионов, споро разбивали палатки, разводили костры, варили еду и устраивали проверку и починку общего снаряжения, не говоря уже о возводимых на нашем пути переправах и даже мостах. Pax Romana – Римский Миропорядок, когда каждый знает свою роль, позволяла нам приспосабливаться к любым условиям и приспосабливать их под себя, функционируя подобно хорошо смазанному механизму. Да, все это могли делать и они – но основной шок приходил уже после сражений, когда созданный, а точнее, воссозданный нами механизм начинал свою работу. Никаких построений, никаких смотров или рапортов – пока гвардия маялась дурью, демонстрируя офицерам свою доблесть и несгибаемость перед тяготами войны, легионеры трудились как пчелы, безо всяких приказов начиная розыск и доставку к медикам раненых, сбор и учет трофеев, взятие пленных, и сбор информации о количестве жертв с той и другой стороны. Они казались хлопотливыми муравьями, успевавшими сделать за короткое время столько, что бывалые гвардейцы лишь качали головами, глядя на появившийся словно из ниоткуда временный лагерь, ощетинившийся частоколом из копий, за которыми белели палатки, окутанные дымком полевых кухонь, над возведением которого все еще бились их подчиненные. Да, это было трудно – переломить себя, и не осесть на землю, тупо глядя на собственные копыта, перепачканные в земле и крови, заставляя себя делать предназначенное тебе дело. Трудно подняться, и выполнять возложенные на тебя обязанности, когда в голове еще слышен грохот боя, а копыта подрагивают от каждого громкого звука, словно хватаясь за невидимое копье. Смотреть перед собой, и не видеть происходящего – это было нормально, и я уже свыклась с безумными взглядами, которыми смотрели мы друг на друга после каждого тяжелого боя, после проведенных на марше дней и ночей. «Взгляд на 2000 ярдов» — расширенные зрачки глядели на тебя словно кусочки пустоты, как дыры в пространстве, за которыми не было ничего – лишь пустота. Пони, грифоны – все они исчезали, и на тебя смотрела пустая оболочка, двигавшаяся, словно автоматон. Но бесконечные, изматывающие тренировки делали свое дело, и каждый начинал двигаться, тяжело переставляя негнущиеся ноги, и делал порученное ему дело, слыша сорванный хрип командиров. В мирное время это превращалось в трудовые повинности на благо нашего общего дома – я бы первая переломала ноги тому, кто попробовал бы отправить нас на полевые работы, но безо всякого сомнения составляла примерный график дежурств, согласно которому самые провинившиеся дружно таскали дерьмо из сортиров, или прочищали старую, постоянно забивавшуюся канализацию, дерьмо из которой то и дело пыталось вырваться на свободу, и совершенно не в том направлении, о котором думали создатели этих труб.

— «Мы тут решили в трубе тросиком пошуровать» — вытирая копыта грязной тряпкой, оправдывался земнопони, залитый с ног до головы отходами, поступавшими в трубы из душевой. Сначала решив изобразить из себя тупого исполнителя, он заметил, что я не пытаюсь строить из себя утонченную даму, и совершенно спокойно смотрю на его залитую грязью тунику, не побрезговав спуститься в технический люк, обнаружившийся на углу одного из казарменных корпусов – «И обнаружили, что труба прогнила до дыр. Отец мой сантехником в нашем городке был, и я такие штуки с его помощью научился на раз определять. Сунули трос – а он как в колодец уходит. Значит, где-то дыра. Полезли, а там… Вот это».

— «Понимаю. Полезное дело знаешь, легионер. Прибавку к жалованию за профессию. Рэйн, запомнил?».

— «Сделаем».

— «И поручи кому-нибудь поинтересоваться, кто еще из наших чем полезным владеет. Небольшая прибавка не повредит. Если и вправду чем-то дельным занимаются».

— «Сделаем. Без проблем» — пегас обогнул меня, и осторожно вышел вперед, посветив фонариком вглубь темного зала – «А с этим что будем делать, командир? Мы ведь даже не знаем, кому это все принадлежит».

Находкой, о которой мы говорили, был канализационный коллектор, давным-давно отрезанный от остальной канализации при постройке новых карнизов, на которых расположились другие районы растущего города. Большое, в три этажа, помещение было заполнено мутной водой, под поверхностью которой, словно в отстойнике, скапливалась вонючая черная жижа, в то время как вода убегала через большую, перегороженную решеткой трубу в темные глубины горы. Стены и свод были сложены из гладких, плотно пригнанных друг к другу каменных блоков без малейшего следа раствора – лишь с самого верха, почти до самой воды, свисали корни какого-то дерева, пробившего себе путь через противостоявший времени монолит высокого купола.

— «Знаем, Рэйни. Еще как знаем» — вздохнув, я медленно двинулась по узкой дорожке, обходя по кругу шумевший резервуар, в котором бурлила, кипела вонючая грязь, низвергавшаяся в него из ржавых, прохудившихся труб. Остановившись возле решетки, я задумчиво ударила копытом по ржавым, крошащимся прутьям, и направилась в сторону выхода, задумчиво глядя на вонючие ручейки, барабанившие по моему крылу, вовремя развернутому над головой – «Это принадлежит нам».

— «Нам?!».

— «Конечно же. Принцесса отдала это место Легиону, и значит, теперь он владеет этим местом. А владение подразумевает определенное расстояние как вверх, так и вниз от земли».

— «Что-то я не помню такого в законах» — пробормотал жеребец, отстраняясь от пахучих капель, которые я стряхнула, вернувшись ко входу в коллектор – «А как далеко и глубоко, ты не помнишь?».

— «В законе, быть может, и не указано» — задумавшись, я вдруг поняла, что удачно подвернувшийся случай давал мне возможность занять всех тех, кто так чудесно проводил время, буяня и пьянствуя по возвращению в столицу. Ведь если дать им всем в копыта лопаты, и приказать копать оттуда, и до самого дальнего дуба… — «Но на самом деле, это расстояние определяется просто – сколько сможет новый владелец места захапать, и удержать. Понимаешь?».

— «Ээээ… Нет. Не совсем».

— «Ну и хорошо» — вздохнув, я обернулась, и снова оглядела огромное помещение. Это был, на самом деле, просто шикарный подарок, и если им распорядиться с умом, то можно было бы построить убежище, цистерну с запасом воды, а может, даже казармы для Ночных Стражей – вариантов была куча, но для этого, выражаясь и образно, и прямолинейно, следовало уже имевшуюся кучу убрать – «Рэйни, свистни там кому-нибудь из новых кентурионов, для кого я дела еще не нашла… Или даже привлеки эту троицу неразлучниц. Нужно вычистить этот коллектор, и забить ту трубу – не нравится мне, что оттуда может вылезти все, что угодно, если оно размерами меньше кареты. С другой стороны коридора, кажется, вход был нормальный? Его проверить, и привести в порядок».

— «Хорошо. А с трубами что делать будем?».

— «А вот это поручим нашему новому водопроводчику. Освободи его от хозяйственных работ, и пусть занимается трубами. В конце концов, мыться мы тоже должны».

«Вот так вот случай дает нам возможность. Почаще бы так!» — подумала я, оставив мыслями казармы, и вновь пытаясь сосредоточиться на приеме, гоня от себя видение подземного сооружения. Почему оно было найдено лишь сейчас? Сколько еще таких подземелий скрывается в теле горы? Кантерлот, как я знала, был построен не сразу, и за тысячу лет пони успели прогрызть достаточно проходов в теле старой горы – неудивительно, что часть из них была просто забыта. Время стирало из памяти вещи гораздо более значимые, чем подземный коллектор для сточных вод, но я все же решила попытаться узнать, не сохранилось ли данных о подобного рода местах, расположенных под столицей.

В конце концов, как я выяснила совершенно случайно, всему этому государству было гораздо больше, чем жалкая тысяча лет.

— «Вы считаете, что с нашей стороны была допущена ошибка, и создание нового вида войск не принесло запланированных результатов?».

— «Легион нужен нам, и он доказал свою эффективность. Но он дорого обходится стране. Как и Ночная Стража» — поспешил согласиться единорог, бросив колкий взгляд на вторую принцессу. Чуть расправив завитые крылья и прикрыв глаза, та застыла на троне, словно статуя древнего божества, хотя мне почему-то показалось, что Ее Высочество изволила сладко спать, периодически вздрагивая и просыпаясь при особенно громких голосах, раздававшихся под сводами тронного зала – «А ее предводительница – еще дороже. Ваше Высочество, налоговое бремя…».

— «Налоги. Мы должны… Увеличить налоги… Для богатых…» — пробормотала Повелительница Ночи, Звезд, и Остального. Громко потянув носом, она глубоко вздохнула, голова ее опустилась на грудь, и до присутствующих донеслось негромкое посапывание – «Бизнес… Контроль… Аудиторская проверка…».

— «Боюсь, что налоги и финансы не были запланированы к обсуждению на сегодняшней встрече» — с видимым сожалением ответила принцесса. Повернувшись к сестре, она улыбнулась, и с преувеличенной, на мой взгляд, заботливостью поправила на той диадему, почти свалившуюся с роскошной темной гривы, мерцавшей блестками звезд – «Однако, если вы настаиваете, я всегда готова дать отчет Сенату и Палате Общин о текущей ключевой ставке, и о ее запланированных изменениях, как и о всех расходах нашего Двора».

— «Нет-нет, Ваше Высочество! Я уверен, что это может подождать!» — тотчас же засуетился единорог. Он вновь покосился на спящую Луну, после чего понизил свой голос до едва слышимого, по-видимому, и в самом деле опасаясь разбудить младшую из двух правящих сестер, в голове которой крутились какие-то непонятные для меня, но явно пугавшие его идеи – «Я уверен, что до ежегодного финансового отчета ничего страшного не произойдет. Но поймите и нас – текущая политика государства в отношении такого большого количества вооруженных пони, находящихся в пределах нашей страны, давно себя исчерпала. А теперь, когда предводительница Легиона отправляется обратно в Грифус, кто может поручиться за безопасность трона?».

«Это ты меня в попытке узурпации власти обвинить хочешь, лошак?!».

— «Я думаю, что у вас есть какие-то предложения. Не так ли?».

— «Ваше Высочество, пони смирятся с тем выбором, который сделали вы, когда утвердили кандидатуру нового посла» — насторожившись, я стряхнула с себя блаженную одурь, и внимательно уставилась на этого коварного бизнес-пони. Вот так вот просто взять и отступить? Я не знала, что это могло обозначать в той сфере деятельности, в которой, по-видимому, он преуспел, но в тактическом отношении это означало, что противник почуял опасность окружения или разгрома… Или же получил от тебя то, что хотел – «Но забота о всеобщей безопасности требует от нас припасть к вашим ногам, и попросить назначить нового командующего Легионом. Временного, конечно же. До того момента, когда вернется его Легат».

«И если вернется» — послышалось мне в голосе проклятого политика-бизнесмена.

— «Пони есть плоть, кровь и разумение….» — пробормотала привалившаяся к боку Селестии Луна. Ее диадема все-таки съехала на одно ухо, в то время как другим она прижималась к плечу сестры, которую обняла, словно любимую подушку – «Он знает рок, но час ему не ведом...».

— «Что ж, это действительно мудрая мысль. Обещаю, что мы обдумаем ее вместе с моей царствующей сестрой» — благодарно кивнула Селестия, словно ее и в самом деле обрадовала данная мысль, в то время как мой желудок ухнул куда-то вниз, в область копыт. Диархи почти не общались со мной со времен той жаркой праздничной ночи, и я заподозрила, что это было совсем неспроста. Но все же, взглянув на принцессу, я постаралась отогнать от себя зловещие мысли, переключив внимание на новую фигуру, появившуюся в дверях тронного зала. Остановившись, она не торопилась двигаться вперед, давая собравшимся на прием пони вдоволь полюбоваться на свои массивные золотые накопытники и крошечную корону, в своей замысловатости больше похожую на миниатюрный шутовской колпак – «Что ж, если кандидатура посла была одобрена Сенатом и Палатой Общин, я приглашаю ее присоединиться к нам за вторым завтраком, на Глициниевой веранде».

Закрыв глаза, я глубоко вздохнула. Ну, вот и все – театр закончен, и получившие свое зрители и артисты покидают зал. И кто будет интересоваться при этом мнением одной неудачницы, попавшей под этот каток?

— «О, завтрак на веранде! С принцессами! Я готова отдаться последнему бедняку за одну только возможность быть приглашенной на завтрак с принцессами!» — простонал неподалеку кобылий голос. Зашуршали кринолины, застучали копыта, когда пони начали разворачиваться к ковровой дорожке, по которой важно следовал розовый аликорн, важно неся бремя своего достоинства – «Дорогой, ты должен сделать что-нибудь, чтобы я смогла увидеть эту встречу! Хотя бы одним глазком!».

— «А теперь, перейдем к международной политике» — обведя взглядом стадо шушукавшихся придворных, глазевших на гостью, которую, почему-то, так и не объявил растерянно метавшийся возле дверей мажордом. Мне показалось, что в голосе белой принцессы проскочило какое-то странное чувство, которое она постаралась вложить в самые обыкновенные, казалось бы, слова, и понадеялась, что мне никак не придется связываться с этой самой внешней политикой. Уж слишком свежи были мои воспоминания о встрече с послом этой далекой северной страны – с той самой незнакомкой, с которой я хотела бы обменяться парочкой хар-роших ударов мечом – «Мои добрые подданные, встречайте нашу новую гостью – принцессу Кристальной Империи, Ми Аморе Кадензу!».

---

Завтрак на Глициниевой веранде.

«Я бы отдалась распоследнему бедняку, чтобы хоть раз побывать на ее месте!» — вспомнила я слова той импозантной дамы, и усмехнулась, глядя на белоснежный киринский фарфор, почти невидимый на скатерти круглого стола, заслужив очередной, полный ревнивого превосходства взгляд от сидевшего напротив меня аликорна – «Вот уж действительно, что для одного хорошо, то другому…»[17].

Конечно же, я понимала, что завтрак сразу с тремя принцессами разом простым быть не может. Завтрак сразу с тремя принцессами, одна из которых являлась моим ментором, а другая наверняка много чего слышала о моих высказываниях по поводу ее персоны, произносимых на публике и в приватных беседах, по определению простым быть не мог. Не говоря уже про отсутствие проспавшей прием матери, сменившей свои крылья и рог на пыльную шкурку какой-то невзрачной земнопони, и резво ускакавшую тиранить вернувшихся из провинции внуков – мне показалось, что она собиралась самым тщательным образом убедиться, что под моим присмотром они набрались не слишком много вольнодумства и революционных идей, вроде прыжков по лужам, поедания немытых яблок, или отказа от освежающего дневного сна. Конечно, чем быстрее росли наши дети, тем более смышлеными они становились, и вскоре нам предстояло придумать что-то получше, чем разнообразные няньки с одинаковыми манерами и голосами, но до тех пор мне предстояло самостоятельно пытаться выгрестись из всего, что приготовила для меня ее царственная сестра, нарекшая себя моей новоявленной теткой. По зрелому размышлению, я пришла к выводу что автоматически получаемый мной титул племянницы был для меня абсолютно бессодержательным, и походил скорее на тавро[18], которым величавая кобылица пометила свою новую «добычу», тут же круто взяв ее в оборот. Так что получив приглашение на Малый завтрак, я преисполнилась уверенности, что Их Высочества, в приватной беседе, решили проверить, как хорошо понимает их новый посол стоявшие перед ним задачи, но очутившись на мягких подушках, с маниакальной симметрией разложенных вокруг ажурного столика, я начала подозревать, что основной причиной этой встречи было нечто другое.

Похоже, что переговоры уже начались, охотничьи собаки уже рвались со сворки – и я была отнюдь не среди тех, кто, надрываясь, рвал ременной поводок.

— «Будь так любезна, и передай повидло, тетушка Селестия» — голос розовой аликорны звучал с изысканной непринужденностью. Казалось, она была целиком посвящена нелегкому процессу изящного поглощения пищи, и сопутствующим ему благородным манерам, с которыми она осторожно, всего тремя ударами, разбила крошечной ложечкой верхушку яйца, добираясь до золотистого содержимого. В отличие от нее, Твайлайт целиком ушла в себя, задумчиво ковыряя йогурт, и почти не прислушиваясь к беседе, предпочитая бросать задумчивые взгляды то на меня, то на принцесс. Казалось она, как и я, ощущала себя не в своей тарелке, слушая тихие, приличествующие ситуации голоса старших богинь, но почему-то мне, как и ей, каждая вежливая фраза казалась свистом рассекающей воздух стали, с которым сталкивались невидимые рапиры из доброжелательных замечаний и просьб.

— «С удовольствием» — вспышка магии переместила вазочку с клюквенным вареньем ближе к розовой принцессе, несколькими плавными движениями ножа поместившей его на поджаренную палочку тоста. Я могла бы поклясться, что вазочка стояла строго посередине стола, и наверное могла бы это доказать, будь у меня самая завалящая линейка – но покосившись на Твайлайт, с несчастным видом передернувшуюся при хрусте тоста, решила прикусить язык, и попыталась изгнать из головы порожденное этим звуком видение ломающихся костей.

— «Как ты себя чувствуешь, Скраппи?» — голос принцессы был по-прежнему мягок и спокоен, как застывшее под палящим полуденным солнцем безмятежное, безбрежное поле, однако этот вопрос заставил сидевшего напротив меня аликорна вскинуть на меня пурпурные глаза, взгляд которых заставил меня передернуться. Уж больно они походили на глаза остальных аликорнов, сидевших справа и слева от меня за этим невысоким столом – «Ты хорошо спала?».

— «Неплохо, Ваше Высочество» — смиренно ответила я, расправляясь с последними каплями оставшегося на моем блюдечке йогурта. Малый завтрак принцесс в этот летний день состоял из сваренных всмятку яиц, свежих ягод, йогурта, манной каши с кленовым сиропом, и чая. Возможно, это что-то означало – недаром нахмурилась до невозможности розовая кобылица, узрев приближавшийся столик со снедью, торжественно вкаченный на веранду раздувавшимся от гордости и волнения слугой – «Поспала в поезде, немного подремала во время приема…».

— «Скраппи, во время приема полагается бодрствовать. Ты же знаешь» — несколько более нервно, чем обычно, вскинулась Твайлайт. Казалось, она была рада отвлечься от гнетущих ее мыслей, переключившись на так не вовремя проговорившуюся подопечную – «Я… Эммм… Уверена в том, что она не пропустила ничего важного. Ведь так?».

— «О, я уверена в этом» — кивнула белоснежная принцесса, не глядя на бывшую ученицу. Почему-то ее слова показались мне вербальным аналогом пожатия плечами, когда вопрос попросту не стоил ответа – «Так значит, все в порядке? Больше никаких кошмаров?».

— «Да, все замечательно. Никаких» — я раздраженно дернула плечом, призывая заткнуться открывшую было рот Твайлайт, которая явно собиралась начать заверять всех вокруг в том, что я только и делаю, что сижу в темной комнате, и жру пригоршни таблеток, запивая их физраствором. Похоже, она всерьез разнервничалась, хотя я не собиралась ее в этом винить – сама атмосфера, царившая на веранде, была похожа на лабиринт из стеклянных осколков, чьи острые грани были настолько тонки, что заметить их было возможно только тогда, когда они погружались в твое тело. Так твердо, как только могла, я посмотрела на разглядывавшую меня Селестию, и попыталась изобразить свою самую жизнерадостную и бесшабашную улыбку, ощущавшуюся как рваный разрез на плотной резиновой маске – «Я сплю, и вижу сны».

— «Ты ведь расскажешь мне о своих снах, верно?».

— «Ээээ… Обо всех?» — мои мысли рассыпались, подобно калейдоскопу. Родившийся под стук колес, полный чудовищного, вкрадчивого шороха – липкого, лишающего мыслей и сил, он был первым кошмаром подобного рода, что мучили меня когда-то, предсказывая гибель меня, или кого-либо из близких мне пони, и я не горела желанием вновь возвращаться к тем пахнущим хвоей пилюлям, что когда-то занимали весь ящик моего стола – «Ну… Не так давно мне приснилось, что мы с Графитом очутились на ромашковом лугу, и принялись валяться в траве, по самые уши испачкавшись в желтой пыльце, привлекая к себе целые тучи бабочек. Они так забавно щекотали мне спину, когда Графит сграбастал меня, и…».

— «Да, я верю, что этот сон был и вправду хорош» — мягко остановила меня аликорн, когда я сделала паузу для вдоха. Мне показалось, что этот родившийся с перепуга экспромт был моим спасением, и больше меня ни о чем спрашивать не будут, но… – «И все твои сны такие же радужные?».

«Она знает!» — промелькнуло у меня в голове. Там тотчас же стало тихо и звонко, словно в пустой комнате, из которой вынесли всю мебель. Даже зардевшиеся принцессы прекратили тихое веселье, и враз повернули ко мне ставшие серьезными морды, с которых медленно уходил смущенный румянец – «Она все знает! Но как?!».

Принцесса молчала, разглядывая меня из-под свесившейся на глаза пряди радужной гривы.

— «Тогда… В поезде… Мне приснился не очень хороший сон» — наконец, неохотно, выдавила я из себя, удостоившись одобрительного монаршего кивка. Это был приказ продолжать, и вздохнув, я снова двинулась вперед, выдавливая из себя слова, словно воду из сыра на глазах удивленного великана – «Вернее, совсем нехороший. Про Грифус. Там был король, и куча придворных бретеров. Он спросил меня про своего младшего сына, после чего его знать набросилась на нас, и… И я проснулась».

— «Мне это не кажется удивительным» — желчно усмехнулась розовая кобылица, с холодной иронией разглядывая мою скривившуюся мордочку – «Учитывая все, что эта пони успела натворить в грифоньей стране…».

— «Училась у лучших!» — зло огрызнулась я, с вызовом глядя на презрительно фыркнувшего аликорна. Всем – телом, манерами, поведением – она была гораздо моложе диархов, но если даже в Луне, при всей ее подростковой нескладности, иногда проскальзывавшей в движениях и фигуре синей принцессы, чувствовались зрелость и опыт, то эта принцесса напоминала мне скорее какого-то нувориша, выбившуюся в высший свет. Бизнес-леди, поднявшуюся из низов, и в процессе, превратившуюся в настоящую стерву, неустанно пытающуюся доказать остальным, насколько она лучше их – «В конце концов, именно ваш подвиг указал мне дорогу и подсказал, как нужно обращаться с правителями других государств, которые собираешься подмять под себя!».

— «Скраппи!» — пораженно воскликнула Твайлайт. В отличие от нее, сидевшая напротив Каденза лишь прищурилась, подняв со скатерти белоснежную салфетку. Казалось, она желала придушить меня этим кусочком плотного полотна – «Что ты такое говоришь?!».

— «А что? Разве я не права?» — решив развить успех, делано удивилась я, глядя на шокированную моими словами подругу – «Я внимательно слушала твой захватывающий рассказ о ваших приключениях. Находим себе королевство по вкусу – раз. Хватаем правителя страны – два. Убиваем правителя – три. Профит! Как видишь, я прилежная ученица, и пусть у меня все вышло гораздо топорнее, чем у Ее Высочества, я искренне старалась идти по ее следам. Пусть и не завоевав ничего для себя».

— «Так значит, это то, что ты ей рассказала, Твайлайт?» — пересилив себя, мелодично рассмеялась аликорн, вызвав своим змеиным смешком табун мурашек, пробежавших у меня по спине – «Как мило!».

— «Я не… Я все рассказывала не так!».

— «Естественно. Я просто поглядела на это со стороны» — постаравшись справиться со своей шкуркой, я взъерошила перья и нахохлилась, как попавший под дождь воробей, стараясь не встречаться глазами с розовым аликорном, салфетка которой превратилась в клубок тугих узелков. От этого взгляда у меня дрожали задние ноги, и что-то горячее настойчиво начинало проситься прочь из мочевого пузыря – «И не только я, между прочим. С точки зрения международного права, это был обычный переворот и убийство законного правителя. И после мне кидают упреки в неподобающем поведении? Я мне… Да я… Я не согласна с этим, Ваши Высочества!».

— «Это была моя страна!» — вот теперь в голосе Ее Высочества, принцессы Кристальной Империи, Ми Аморе Кадензы, послышался настоящих лед. Мне показалось, что я даже слышу тонкий перезвон хрустальных снежинок – таким холодом дохнуло на меня от взбешенной принцессы. Взбешенной, но изо всех сил старавшейся этого не показать – «Это было мое наследие! И я взяла его – по праву!».

— «Тогда почему вы критикуете то, как мы воевали?» — поток холода, которым потянуло от кристальной принцессы, прошелся по моим ногам, лизнув низ живота, тотчас же отозвавшийся тянущими позывами. Кажется, я заигралась, и мой глупый язык все же довел меня до крупных неприятностей – если, конечно, гнев одной из богинь этого мира считать неприятностями достаточно крупными, чтобы обратить на себя внимание одной мелкой, пятнистой, и не слишком умной пегаски – «Принцесса отдает нам приказы, и мы подчиняемся. Как умеем».

— «Что ж, я тоже слышала кое-что о том, что ты вытворяла в Грифусе. И не только» — зверски замучив салфетку, аликорн взяла себя в копыта, и вновь вернула себе непринужденный, но уже не звенящий показным дружелюбием тон. Сидевшая рядом Твайлайт выглядела испуганной и несчастной одновременно, пока я, не выдержав, не тронула ее сгибом крыла, короткой улыбкой призывая не кукситься, и доедать свои ягоды — «Эти оправдания позволяют тебе оставаться безнаказанной, но знай, что теперь все будет зависеть от тебя одной. Поглядим, как поможет тебе пустая бравада, или безумная наглость, доходящая до неприкрытого богохульства, выполнить это поручение».

— «Сделаю все, что могу» — вяло огрызнулась я, больше занятая попытками усмирить бунтующий мочевой пузырь, чем осмысленными попытками пикировки с сидевшим напротив аликорном. На мой взгляд, это выглядело не умнее, чем бодаться с прущим на тебя карьерным самосвалом, но даже испуганная, я продолжала огрызаться, надеясь, что мое назначение в Грифус все же отменят, и вновь отправят на какие-нибудь курсы перевоспитания, где я смогу вдоволь натетешкаться с детьми, не мучаясь кошмарами или воспоминаниями о днях, проведенных на севере материка – «Я уже принимала участие в одной дипломатической миссии на севере Камелу. Поэтому я сделаю все, что в моих силах, и буду надеяться, что это пойдет на пользу нашей стране. Ну, и порадует мою принцессу. Или хотя бы развеселит».

Вот так, ссучка. Туше!

— «Могу я узнать, почему ты так считаешь, Скраппи?» — если Селестия и уловила мою подначку, больше похожую на словесный апперкот, то не подала ни малейшего вида, в то время как розовая жевачкоподобная кобылица стиснула очередную салфетку. «Мою принцессу – но не тебя». Знай наших, узурпатор бубльгамный!

— «Ну, я верю, что вы осведомлены о том, что я не самая умная пони, Ваше Высочество» — с показным смирением ответила я, исподволь изучая скатерть. Увы, ничего, кроме тоста и варенья, на нем не оставалось, да и те находились на чужой половине стола. Прямо у копыт холодно глядевшей на меня кобылицы – «Поэтому если вы действительно решили послать в Грифус именно меня, то уже точно решили, чем я могу поразить этих клювастых можновладельцев. А может, мне будет отведена роль самого обычного пугала, или ширмы, за которой компетентные грифоны и пони смогут договориться друг с другом, пока я буду отвлекать на себя все внимание самых буйных представителей знати? В общем, я уверена, что вы все предусмотрели, Ваше Высочество».

— «Спасибо, Скраппи» — тепло улыбнулась мне белоснежная повелительница. Из-за моей спины неслышно появился слуга, забирая со стола оставшуюся посуду – «Мне очень приятно, что ты искренне веришь в мой опыт, который позволил бы нам с честью, и без потерь, выйти из сложившейся ситуации. Увы, политика – зверь сложный, и зачастую, уже спустя какое-то время, мы обнаруживаем, что совершили множество ошибок, часть которых привела к тому, что ситуация стала диаметрально противоположной. Например, если знати Грифуса все же удастся договориться, и посеять в умах сограждан мысль о реванше».

— «А… Они на это способны?».

— «По моим данным, да» — безмятежно ответствовала богиня, уделяя должное своей крошечной порции ягод, которую пробовала с грацией пресыщенного арабского жеребца самых благородных кровей.

— «Но… Что же тогда делать?» — я почувствовала себя так, словно на меня опрокинули ушат ледяной воды. Причем я была уверена, что это никак не связано с терзающим меня взглядом аликорном напротив – «Разве нельзя просто… Ну… Просто договориться? Кажется, грифоны и пони какое-то время даже были друзьями?».

— «Ваше Высочество, позвольте мне и моим друзьям разобраться с этим?» — тотчас же включилась в разговор четвертая принцесса. Услышав знакомые ключевые слова, Твайлайт встрепенулась, и моментально сделала стойку, словно охотничий пес, услышавший гулкий зов рога – «Уверена, что с магией дружбы на нашей стороне, мы справимся с поставленной перед нами задачей!».

— «Я согласна со своей золовкой, тетушка. Это дело для принцессы, а не простого слуги» — ну конечно же. Что еще могла сказать эта наглая узурпаторша? Наверняка, еще и брюликов отсыпала своей бывшей подопечной, по доброте душевной, лишь бы побольше мне насолить! – «Как мы уже слышали сегодня, ее деяния мог оценить любой, и даже при самом тщательном рассмотрении, среди них не замечалось даже зачатка дипломатических способностей. Эквестрии нужен мир с грифонами, верно? А не очередная война».

Принцесса молчала, задумчиво скользя взглядом по моей фигурке.

— «А можно мне тоже высказаться, Ваши Высочества? Откровенно, я имею в виду».

— «Безусловно» — кажется, Селестию позабавил этот вопрос – «Я никогда не просила ни одну из вас об ином».

— «Я… Я согласна с Их Высочествами» — запнувшись, я отвела взгляд, и слегка покраснела под удивленными взглядами двух из трех аликорнов – «Я думаю, что принцесса Твайлайт Спаркл Эквестрийская с легкостью решит все проблемы с грифонами. Она умна, настойчива, не привыкла отступать перед опасностью, а еще – у нее есть преданные друзья, как и она, несколько раз герои Эквестрии. Это же целая зондеркоманда! Они с легкостью договорятся с грифонами, зуб даю».

— «Правда?» — усмехнулась повелительница огромной страны, с интересом разглядывая ягоды на повисшей перед ней ложечке – «Тогда, должно быть, они с легкостью смогли бы собрать и перебросить войска на фронт. Взять под контроль огромную лесную страну. За несколько месяцев стать кумиром, символом для местных жителей, чьим именем нехорошие грифоны и пони пугали своих детей и друг друга. Разработали бы операцию по блокированию Короны с двух или трех направлений. Нанесли бы мощный, и главное, неожиданный удар оттуда, откуда их никто не ждал. Победили бы сошедшего с ума короля грифонов, попутно избавившись от перевертышей, и заручившись поддержкой тех, кого мы, при всем желании, не можем назвать нашими добрыми друзьями. Что ж, если все наши подданные обладают такими способностями, то я думаю, что Эквестрия может спать спокойно».

Я сидела, словно прибитая к полу здоровенным гвоздем. Проходя через мою макушку, он содрогался от каждой произнесенной фразы, обрушивавшейся на него подобно молоту, и все ниже пригибал меня к полу, заставляя бороться с непреодолимым желанием запищать, и юркнуть под стол. «Это что, все обо мне сейчас было сказано? Нет-нет-нет! Она ошибается! Все они ошибаются! Я совсем не такая!».

— «Это не правда!» — наконец, справившись с дыханием, выпалила я, и не удержавшись, спрятала мордочку в копытах, стараясь укрыться от ошарашенных взглядов сидевших рядом принцесс – «То есть, это не вся правда, Ваше Высочество. И вы это знаете!».

— «Действительно?».

— «Скраппи… Ты не права» — снисходительно улыбнулась Твайлайт, в свою очередь, подтолкнув меня своим завитым, кучерявым крылом, перья на котором были завиты по старой кантерлотской традиции. Я упорно не понимала, как она собиралась учиться летать, когда на ее крыльях красовалась эдакая тряхомундия — «Все эти годы, прошедшие с нашего знакомства, я все лучше узнавала тебя, и могу сказать, что ты очень смелая и преданная кобылка. Конечно, тебе есть еще над чем поработать, но я уверена, что с помощью друзей ты пройдешь все испытания в жизни».

— «Я… Я ужасная пони. Я делала много того, что мне стыдно вспоминать, и еще больше такого, от чего я просыпалась с криками каждую ночь. Я никакая не героиня, поверьте! Я просто пони, которая не умеет ничего другого, кроме как разрушать все вокруг себя. Я даже себя разрушала, пока, наконец, не дошла до того предела, за которым лежала лишь пустота, и только благодаря моим подругам я удержалась на самом краю. Ну, и еще благодаря хорошим врачам. Тем, которые приняли меня такой, какая я есть на самом деле, не уверяя при этом, что я – хорошая пони. Пожалуйста, пошлите Твайлайт – уж трижды героиня Эквестрии точно сможет разобраться с возникшими проблемами. Сейчас на Каменном троне восседает Килтус фон Гриндофт Третий, и с ним можно иметь дело. Главное – не считать себя умнее его. И не угрожать, ибо нечем. И не важничать – грифоны умеют это гораздо лучше. А еще они чувствуют фальшь, хотя не замечают…».

— «О, это очень важно, Скраппи! Не могла бы ты повторить с самого начала?» — откуда взялся свиток и большое перо, взмывшие в воздух рядом с младшей принцессой, я даже не представляла. Может, она прятала их в… Нет-нет-нет! Сдохни, мозг! Сдохни!

— «Думаю, для этого пришлось бы написать целую книгу, прежде чем ты полностью вникла бы в хитросплетения взаимоотношений благородных грифоньих семейств. Впрочем, я была бы только рада, ведь к концу этого произведения данный труд явно пошел бы Скраппи на пользу» — приятно улыбнулась всем Селестия, отчего мурашки на моем загривке устроили самый настоящий митинг с погромами и фейерверком – «Но что это за самоуничижение, Скраппи? Я уверена, что у тебя немало хороших черт, о которых только что упомянула Твайлайт. Разве ты не научилась ничему хорошему во время своих приключений?».

— «Пониманию своего места в жизни, быть может?» — улыбочка, которой одарила меня Ми Аморе, вполне подходила под определение «тошнотворной».

— «Разве же это приключения?» — я послала розовой грымзе самый убийственный взгляд из своего арсенала, который она элегантнейшим образом проигнорировала. Нет, эта нескладная рогатая фигура, которой было куда как далеко до ее наставниц, все еще вызывала у меня оторопь, переходившую в странную гадливость, однако внутри меня уже шевелился червячок нарастающей злобы – так обращаться с собой я могла бы позволить немногим пони, кого уважала сама, или чьи заслуги приводили меня в восхищение. И ни под один из этих критериев не подпадал розовый аликорн из далекой страны, как и я, проникнувший в чужое королевство, но в отличие от меня, совсем не для того, чтобы обезопасить других от угрозы порабощения — «Я просто беру разные штуки, и бью ими по чьей-нибудь голове. Ломаю разные штуки. Забираю разные штуки у тех, кому они больше не нужны. Я не спасаю Эквестрию, и не решаю проблемы других. Герой – это тот, кто делает другим хорошо. Решает их проблемы. Как Твайлайт, или ее подруги. Я же их только создаю. И почему-то всегда остаюсь голодной».

— «Голодной?» — неподдельно заинтересовалась Селестия, едва не заставив меня своим энтузиазмом нырнуть под низкий столик. Сидевшая напротив Каденза распахнула свои большие глаза, и с напряженным вниманием уставилась на меня, словно мои слова разбудили в ней память о чем-то, что она никак не могла позабыть – «Разве ты плохо ешь?».

— «Эээ... Нет-нет. Все хорошо» — неловко хихикнула я, сто раз за миг пожалев о том, что не успела прикусить свой глупый язык, и гадая, что же именно могло так заинтересовать этих бессмертных чудовищ – «Прошу прощения. Это началось после возвращения из Грифуса. Я наедаюсь, но все равно, все время, подспудно, ощущаю чувство несытости, и никак не могу потолстеть. Думаю, это последствия полугода, проведенного вдали от дома – вроде того, как пережившие голод и лишения, еще долго прячут сухари под подушку. Думаю, это пройдет».

— «Я уверена в этом. Но если нет, я хотела бы об этом узнать» — милостиво кивнула Селестия, бесшумно кладя ложечку на край розетки, и чопорно промакивая губы салфеткой. Она проделала все это настолько медленно, что я сразу же заподозрила, что провалила маленький экзамен, который она изволила дать своему новому послу. Как и то, что сделано это было нарочно, показательно, чтобы я смогла хоть немного приобщиться к изящным манерам, положенным настоящим эквестрийским послам – «Ты расскажешь мне об этом, не так ли?».

— «Конечно, Ваше Высочество!» — решив, что демонстрация покорности вполне сойдет за «хорошие манеры», я истово поклонилась, едва не разбив себе лоб об оказавшуюся довольно крепкой столешницу, и невольно бросила взгляд на нахохлившегося аликорна напротив – «Не беспокойтесь. Я уверена, что все пройдет».

«Это никогда не пройдет» — неслышно, без звука, произнесли розовые губы. Я оторопело уставилась в пурпурные глаза – теперь их обладательница глядела на меня с расчетливой неприязнью, ощущавшейся твердыми, холодными гранями рубина. В какие игры играли сидевшие вокруг меня аликорны? Какие силы сейчас вращались вокруг, сталкиваясь и разбегаясь в невидимом танце – невидимом для других? Идеально ухоженные тела, тяжеловесные украшения, могучие разумы — я вдруг ощутила себя деревенской простушкой, попавшей на званый вечер в блистательный особняк, и от этого ощущения отчуждения, что так мастерски, как оказалось, могла выразить одним только взглядом кристальная принцесса, пустота в моем животе вдруг взревела, с удвоенной силой набрасываясь на ни в чем не повинные ребра.

«Это никогда не закончится».

— «Впрочем, я не против продолжения завтрака» — поежившись, пробормотала я, с рычанием хватаясь за вазочку из-под ягод, которую уже утаскивал прочь расторопный слуга – «Гррррррр! Это мое! И я еще кушаю!».

— «Скраппи, мы же только что позавтракали» — с неловкостью и удивлением промямлила Твайлайт, оглядываясь на старших принцесс – «Может, ты съешь и мою порцию, если ты так сильно голодна?».

— «Завтрак? Ты назвала это завтраком?» — как можно жалобнее всхлипнула я, и прижав к груди маленькую стеклянную мисочку, грустно ее облизнула, вызвав усмешки на мордах принцесс – «Значит, мне суждено умереть голодной смертью. Твайли, это что, был весь завтрак?! Да это не тянет даже на самый захудалый перекусон!».

— «Я думаю, что принцесса Селестия позволит тебе остаться на обед…».

— «Ах, обед? Вот, значит, как?» — устав корчить из себя великосветскую львицу, коей я никогда не была, и надеюсь, никогда и не стану, я усмехнулась, и отложив в сторону розетку, принялась выцарапывать себя из-за стола – «Вот, значит, какие жадные нынче пошли принцессы? Ну, ладно же! Я пошла!».

— «Скраппи, ты позоришь меня перед принцессами!» — рассердившись, завозилась на своем месте Твайлайт. Она звякнула своим рогом, но я была готова к подобного рода мелким и подлым приемчикам коронованных угнетательниц, и решительно вырвала из ее телекинетического поля свое крыло – «Да что на тебя вдруг нашло?!».

— «Я голодная, вот что» — терпеливо ответила я, с задорной ухмылкой глядя на задумчиво щурившуюся Селестию – «И если в этом доме не собираются накормить бедную, голодную кобылку... То голодная кобылка сама найдет, где ее смогут накормить!».

— «О, я уверена, что мы сможем с этим разобраться» — улыбнулась белая принцесса. Игнорируя вытаращившуюся на нее Кадензу, она негромко хлопнула копытами, вызвав этим звуком оживленную суету возле ажурных дверей — «Думаю, в твоем уходе нет необходимости, Скраппи. Надеюсь, что наш шеф-повар сможет тебе угодить».

— «Правда? Посмотрим-посмотрим…» — увидев катившийся ко мне столик с обнадеживающего размера блюдами, прикрытыми большущими полусферами начищенных до зеркального блеска крышек, задумчиво протянула я, стараясь выглядеть неподкупным гурманом, заглянувшим в лишенный мишленовских звездочек[19] ресторан. Однако, долго сохранять строгое выражение на морде не получилось, и радостно заверещав, я ухватила прискорбно маленькую вилку, набрасываясь на поставленное передо мной блюдо.

— «Как некультурно, Скраппи» — прикрыв глаза копытом, сообщила покрасневшая за меня Твайлайт. Я лишь дружелюбно ухмыльнулась, и вновь накинулась на овощное ассорти, поминутно облизывая перепачкавшийся в чесночно-сливочном соусе, бежевый нос – «Тебе нужно сходить к доктору. Слышишь? Опять сходить, и теперь уже не к психиатру».

— «Я вижу твои намеки за несколько миль, Твайлайт. Я не беременна… Пока еще. Я просто до одурения голодная!».

— «Значит, «сокровищница дракона», тетушка?» — медленно повернувшись к Селестии, Ми Аморе Каденза с трудом оторвала взгляд от тонко нарезанных ломтиков хорошо прожаренного картофеля, сверкавших под тающими на них барашками сливочного масла, словно драгоценные слитки золота, скрывавших под собой рубины мелких, как горох, редисок, изумруды хрустких огурчиков и бриллианты прозрачных, непристойно обнаженных виноградин. Один из шедевров дворцовой кухни, порция которого стоила больше, чем мое жалование за месяц – «Все эти годы… Йогурт, пророщенные ростки, и дробленая пшеница…».

— «Какая гадость» — буквально заглотав все, что было в тарелке, фыркнула я, услышав о гастрономических пристрастиях розовой аликорны. Отставив в сторону тарелку, я протянула копыта за следующим блюдом – «Нет, конечно, если сидеть весь день на крупе ровно, то понятно, что только такая диета и может удержать этот самый круп от округления, но питаться так каждый день? Нет, мэм, на это я решительно согласиться не могу!».

— «Диета полезна!» — пискнула откуда-то сбоку Твайлайт. Ухмыльнувшись, я призвала своим взглядом сидевших напротив принцесс внимательно следить за процессом, после чего неожиданно для самой себя, ловко смешала в тарелке цукаты и взбитые сливки, облив их струей горячего шоколада, солидно побулькивавшего в маленьком глиняном чайничке, притаившемся на краю стального подноса. Сверху, не скупясь, сыпанула измельченных орехов, и полюбовавшись на свое произведение, окунула в него палочку тоста, медленно поворачивая ее своими копытами. Спустя несколько секунд угощение было готово, и я протянула получившееся блюдо подруге – «Переедание приводит к боле… Ох, Скраппи, я не могу! Я не… Погоди, оно с апельсином?».

— «Кажется, это засахаренные персики, груши, и кусочки арбуза» — с улыбкой опытной искусительницы, задумчиво ответила я, и так и эдак поворачивая хрусткую палочку перед носом бывшей единорожки – «Хотя, я думаю, ты права. Принцессам не пристало набрасываться на это теплое, хрустящее, сладкое лакомство. Я распоряжусь, чтобы тебе принесли дробленую крупу и ростки».

— «О, Скраппи – это особый случай, Ми Аморе» — улыбнувшись, ответила Кадензе Селестия, с поистине царской непринужденностью подхватывая золотом своей магии длинную, хрусткую палочку тоста, со снайперской точностью запуская ее в шоколадно-кремовый мусс – «Что толку лишать кобылку столь маленькой радости, если покинув дворец, она тотчас же направится в казармы, где отобедает со своими сослуживцами… И я боюсь, что на обед у них была бы не только еда. Я не права?».

— «На службе не пьем!» — отрапортовала я, с неприкрытой насмешкой глядя на уставившегося на меня розового аликорна, по телу которого пробегали едва заметные судороги, возникавшие каждый раз, когда ее любимая золовка с блаженством закатывала глаза, наслаждаясь выхваченным у меня десертом. Кажется, она была готова удавить меня своими собственными копытами, и я чувствовала себя как нельзя хорошо, с нагловатой улыбочкой протягивая кристальной принцессе очередную хлебную палочку – «И другим не позволим. Ваше Высочество? Не соблаговолите?».

«Эй! Кто опять выключил свет?!».

---

Полянка, покрытая цветами – какая картина быть может более мирной? Пусть даже большими, с меня величиной. Соцветия которых образуют мясистые складки, напоминающие рот и глаза. И которые мелодично поют.

— «Вот так! Знай свое место, дрянь!».

— «Кейдэнс! Зачем? Почему?».

— «Манеры, Каденза».

Солнце печет. Цветы поют. Они поют без перерыва, не делая пауз для вдоха. Действительно, зачем цветам дышать? Это потеря полезного времени, и вместо дыхания, они поют. Не останавливаясь.

— «Я не знаю, не знаю, что на нее такое нашло! Я должна за нее извиниться. Мне кажется, что я не справляюсь. Что я не гожусь в наставники».

— «Не волнуйся, моя дорогая Твайлайт. Это возраст. Пока ее одногодки прилежно посещали школу, и краснея, обменивались первыми записками, она водила в атаку войска, и оплакивала павших в бою. Это не могло на ней не отразиться. Не волнуйся – ей нужен именно такой ментор, как ты. Не липкий, как смола, опекун, а наставница и подруга. Скоро, скоро придет твое время».

— «Но что, если я не справлюсь? Она… Она начинает меня пугать».

— «Терпение, моя дорогая. Выдержка, и терпение».

Незамысловатая мелодия. Незамысловатые мысли. Теплая, немного влажная трава под моим животом – так приятно валяться на выпасе, отгоняя хвостом надоедливую мошкару и слепней. Если бы не эти подсолнухи, с их жесткими, несъедобными листьями, и противными голосами, день можно было бы назвать изумительным.

— «Да, тетушка… Этого я не ожидала. Но подозревала. А теперь — знаю точно! Теперь я поняла, что мое терпение того стоило. Это поистине удивительно! Но как… Как тебе это удалось?!».

— «Тебе еще предстоит научиться не недооценивать меня, Ми Аморе. И ты будешь молчать обо всем этом. Ведь так? А Твайлайт не будет задавать излишних вопросов».

— «О, мне предстоит подумать об этом, милая тетушка».

— «Подумай, моя дорогая. Хорошенько подумай. А тем временем, постарайся – она должна думать, что просто заснула за завтраком. Из-за длинной дороги, я полагаю».

Густая трава. Влажная земля, рыхлая после прошедшего ночью дождя. Яркое солнце отражается в лужах, блестя, словно трензель, металлом холодящий мой рот. Привязь крепка, иначе я давно бы ушла – подальше от этого подсолнечного поля. В низину, к реке, где не так злобствует мошкара, боящаяся водной прохлады. Куда не доносится эта проклятая песня, от которой так болит голова.

— «Она… Она сопротивляется мне!».

— «Я надеюсь на тебя, Ми Аморе. В конце концов, содеянное должно исправить, не так ли?».

— «Теперь я Кейдэнс, тетушка. КейдЭнс!».

— «Хоть Кейдэнс назови себя, хоть нет…».

— «Ты всегда меня недооценивала! Всегда придерживала!».

— «Всего лишь? и это ли причина твоего гнева?».

— «Нет, есть еще кое-что! Мне ни разу не перепадали все эти яства, которые ела она!».

Яркий луч солнца пробил набежавшую тучку, и больно хлестнул по глазам, заставляя меня жмуриться, и недовольно прянуть ушами. Песня подсолнухов выворачивала мою голову наизнанку. Приятная мелодия превратилась в изощренную пытку. Поднявшись, я коротко застонала, и не открывая глаз, сильно дернула за веревку, ощущая скрежет трензеля по зубам. Потом еще раз. И еще. Почему эта песня не прекратится? Почему так болит голова?

— «Все. Я сделала все, что было в моих силах».

— «Надеюсь, моя дорогая, надеюсь».

— «Я уже не юная кобылка на твоем попечении, тетушка! Не нужно возлагать на меня ответственность за ЭТО... За твоего мелкого ручного монстра! Ох, прости, Твайлайт. Я не хотела тебя обидеть. Я просто раздражена поведением твоей подруги, только и всего. Когда она проснется, то будет чувствовать себя хорошо… По большей части, как я надеюсь. И нет, я на нее не сержусь. Уже не сержусь. Хотя было бы для чего стараться…».

— «Но ты постараешься, Ми Аморе. Ты всегда была умной и воспитанной кобылкой, пусть даже и с несколько экстравагантными застольными манерами в отношении каши. Но, в отличие от тебя, я все еще помню одну важную вещь, о которой не рискнула бы забыть, даже в пылу такой маленькой, казалось бы, ссоры с обычной, казалось бы, кобылкой».

— «Оу? И какую же? Просвети меня, тетушка».

— «У МОЕЙ СЕСТРЫ ДО СИХ ПОР НЕТ СВОЕГО КОРОЛЕВСТВА».

Обрывки фраз, словно крылья бабочек, ударили меня по векам, заставляя открыть глаза. Резко вскочив, я ударилась головой обо что-то твердое, и отлетела назад. Хорошо, вторая попытка… На этот раз удар получился слабее, но преграда, стоявшая между мной и свободой, снова швырнула меня вниз, загудев от соприкосновения с моей головой. Боли не было, но я четко ощущала какую-то неправильность в мире вокруг, или во мне самой. Так ощущал бы себя накачанный гелием шарик, тщетно дергая за веревочку на ласковом летнем ветру.

— «Обычно для того, чтобы осознать ошибочность своих поступков, большинству живых существ требуется набить шишку-другую» — раздался откуда-то сверху и со стороны знакомый благожелательный голос. Он, или похожий на него, еще гремел у меня в ушах раскатами Кантерлотского Гласа, удалявшимся эхом перекатываясь под сводами черепушки, хотя после стольких ударов я не могла бы поклясться, что это не просто отзвук чарующей пустоты, по словам умных пони, обычно царящей у меня в голове – «И очень редко встречаешь тех, кому это, похоже, попросту нравится. Как, например, якам».

— «Я не як» — задумчиво сообщила я невидимой собеседнице, разглядывая нависавший надо мной столик, и потирая копытом ушибленный лоб. Удар был настолько силен, что я даже заработала небольшую гематому, пронзившую меня остренькой болью, когда копыто прошлось по тому местечку под челкой, где располагалась приметная вмятинка, оставшаяся мне на память об одном страшном дне – «Просто я не очень умная пони. И почему, кстати, я тут?».

— «Когда ты осела и сползла под стол, я решила, что в этой ситуации тебе будет лучше просто полежать» — кристально ясная, бронебойная логика ответа потрясла меня настолько, что я еще несколько минут просто валялась на мягкой подушке, так и эдак перекатывая в голове слова белоснежной принцессы. Нет, я, конечно, чувствовала во всем этом какой-то подвох. Всегда должен был быть какой-то подвох. Вот если бы его не было… – «Но раз ты все же проснулась, то я предлагаю тебе присоединиться ко мне за этим столом, а не под ним. Пусть мода на упаднические единорожьи пиры и отживает свое, я все же уверена, что ты была бы почетным гостем на любой из таких вечеринок».

— «Ага. Я такая» — решив додумать свою увлекательную мысль позже, хрюкнула я, проследив глазами за выходившим с веранды пони, толкавшими перед собой тележку с мятыми простынями. Последнюю бросила Грасс, с непонятной озабоченностью сверлившая меня своими глазами весь путь до дверей, но в тот момент меня больше интересовала неприятно скрипевшая шерсть и странный запах, исходивший от моего тела – «Ааа… Что тут, собственно говоря, произошло?».

— «Для начала, мне хотелось бы узнать, что именно ты помнишь» — убедившись, что все пони вышли, я постаралась как можно быстрее принять приличествующую ситуации позу, и изо всех сил стараясь не морщиться от хруста влажной шерсти, скользившей по ткани подушек. Похоже, что завтрак уже закончился, и сидевшая напротив Селестия была одна. Чашки, тарелки, и даже скатерть были убраны со стола, и их место заняли какие-то свитки, соседствующие со здоровенной белой чашкой, темное содержимое которой наполняло веранду горько-сладким запахом настоящего кофе со специями. Ее грубые, толстые стенки, покрытые простецкой пожелтевшей глазурью, настолько не вязались с утонченной и древней принцессой, что задумчиво разглядывавший меня аликорн успел несколько раз приложиться к пузатому вместилищу кофейного аромата прежде, чем я догадалась закрыть глупо раззявленный рот, и поклонившись, покаянно уставиться на полированную столешницу, скрытый под лаком орнамент которой вдруг показался мне захватывающе интересным.

Селестия терпеливо ждала.

— «Ну… Я помню…» — промямлила я, когда затянувшееся молчание стало совсем уже неприличным – «Я сидела за столом. Делала шоколадный десерт…».

Огромные пурпурные глаза показались мне необыкновенно огромными, когда поднявшийся из-за стола аликорн навис надо мной, заставив выронить приготовленное угощение.

— «Потом… Потом стало очень тихо… Словно кто-то в уши вату затолкал».

Мир вокруг меня замер, сузившись до размера открытки. Боковое зрение пропало, вытесняемое разноцветными всполохами, похожими на помехи. Их становилось все больше и больше, в то время как мое тело слабело, понемногу отваливаясь от стола.

— «Кажется, мне захотелось спать. Какая-то песенка все время крутилась у меня в голове…».

Задыхаясь, я бесцельно скоблила копытами скатерть, с грохотом переворачиваемой посуды упав возле стола. Моя голова с глухим стуком ударилась о каменный пол.

— «Вот, в общем-то, и все».

Зрение понемногу уплывало. Рябь застилала глаза, складываясь в движущиеся цветные картинки, полные улыбающихся, поющих цветов. Что-то горячее потекло по задним ногам, расслабляя напряженный живот, а дыхание становилось все реже и реже.

— «Это… Это ведь из-за перенапряжения, так? Длинная дорога, наверное. Почти сутки в пути… И почему закрыли ту, старую ветку до Кантерлота?».

— «Эквестрия разрастается. Эти земли слишком плодородны для того, чтобы отдавать их под одну-единственную ветку старой железной дороги».

— «Что ж, значит, скоро у нашего городка появятся соседи…» — вымученно ухмыльнулась я, с показной бодростью махнув копытом в сторону ажурных дверей балкона, через которые в комнату лился ослепительный солнечный свет – «Дерпи будет рада».

— «Она всегда рада новым друзьям» — ответила принцесса. При упоминании тайной любимицы, ее голос потеплел. Я? Я же с трудом выдавила из себя улыбку, слепо глядя на свое отражение, неверными мазками проступавшее на поверхности идеально гладкого стола. Чужие голоса звучали у меня в голове, заставляя шкурку на животе подергиваться, а копыта мелко трястись, когда очередной испуганный, раздраженный, или полный внутренней силы голос произносил непонятные слова, полные скрытого от меня смысла. Они были знакомы, и в то же время, звучали настолько чуждо, что я вздрагивала каждый раз, когда сила их слов заставляла замолкнуть даже глупую песенку, все звучавшую и звучавшую у меня в голове.

— «We are such happy flowers. We will now sing for hours» — содрогнувшись от отвращения, пробормотала я. Незамысловатый мотив все звучал и звучал у меня в голове – глупый, раздражающий, он позволял заглушить голоса, бившиеся в моем мозгу. Раз за разом они повторяли одни и те же фразы, заканчиваясь угрожающим рокотанием Кантерлотского Гласа, заставляя меня все ниже и ниже склоняться над столом, прижимая копыта к ушам – «Aren't we unbearably cute? Watch me solo on jazz flute!».

— «Скраппи».

— «We are such happy flowers…».

— «Пей» — мой нос содрогнулся, получив убойный заряд кофейного запаха, и не успела я убрать копыта от ушей, чтобы оттолкнуть этот кошмар любого диетолога, как мой рот уже наполнился обжигающе горячей горечью черного кофе. Ежом прокатившись по моему пищеводу, оно ухнуло куда-то в живот, подготавливая плацдарм для следующего глотка – не обращая внимания на панические взбулькивания, принцесса плотно прижимала чашку к моему рту, заставляя захлебываться горячей, черной жижей, похожей на жидкий асфальт. Каждый глоток был похож на пытку, но с каждым глотком утихала песенка у меня в голове; отдалялись, и замолкали спорившие между собой голоса. Наконец, карающая посудина наклонилась, исходя последними каплями черной крови, и отлетела прочь, оставляя меня в одиночестве кашлять и отплевываться, лежа на холодной, равнодушной поверхности стола.

— «Это ведь… Не… Усталость?» — умудрилась прохрипеть я между вздохами, перемежающимися заливистым кашлем. Селестия молча разглядывала меня, словно увидев впервые, и я первая отвела слезившиеся глаза, бессильно откинувшись на горку подушек, невесть как очутившихся у меня за спиной.

Я была уверена, что их там не было всего минуту назад.

— «Я все-таки… Доигралась?».

— «Можно сказать и так» — задумчиво проговорила принцесса, опуская глаза на лежавший перед ней документ. Солнечные лучи, падавшие сквозь легкие, невесомые занавеси, казались мне столбами ледяного света, от которого моя шкурка покрылась самым настоящим инеем – «Что думаешь делать?».

— «Я… Я хотела бы извиниться» — бросив взгляд на горку свитков, я снова подняла голову, пытаясь перехватить взгляд сидевшей напротив принцессы. Смотреть куда-либо еще я уже не могла, ощущая, что стоит мне только отвести взгляд от этих лавандовых глаз – как я снова начну раскачиваться, прижимая копыта к ушам в попытке заткнуть их, и больше не слышать этого заунывного напева – «Это все моя вина. Хотя я и не помню, что случилось, но, наверное, я не удержалась, и подергала мантикору за усы. Простите, что подвела вас, Ваше Высо…».

— «Мы здесь одни, Скраппи» — на этот раз в голосе Селестии не было привычного сочувствия и тепла, которым она одаривала всех без исключения, будь то министр или истопник – «И что же будет после того, как ты попросишь прощения?».

— «Я буду готова искупить свою вину любым способом. Любым» — выражение морды белоснежного аликорна почти не изменилось. Почти – только дрогнули, и чуть опустились выражением скрытого недовольства уголки ее губ – «На ва… На твое усмотрение».

— «И?».

— «Те… Тетушка» — слово терзало обожженное небо не хуже черного кипятка.

— «Уже лучше».

Очередная пауза. Мы словно собирались с мыслями перед тяжелым разговором, который мог бы разбить всю мою жизнь, но в отличие от расслабленно листавшей бумаги богини, я была уверена в том, что пыталась не собрать, а выкинуть из головы любое подобие мыслей, и вновь вернуться к той оглушительной тишине, что воцарилась в ней после противного, горького пойла.

Я все еще не была уверена, хочется ли мне потребовать законодательно запретить подобного рода напитки, или же поточнее узнать рецепт.

— «Видишь ли, Скраппи, пришла пора, наконец, нам решить, что же мне с тобой делать» — задумчиво проговорила Селестия, отвлекаясь, наконец, от бумаг. Она тасовала их как игральные карты, сдвигая, складывая, и перекладывая с места на место, будто разыгрывая перед собой какой-то громоздкий пасьянс[20] – «Твое положение при дворе становится все более и более двусмысленным, и я опасаюсь, что мы можем наделать множество серьезных ошибок, выкопав под собой яму своими же собственными копытами».

— «Но я не ищу положения при дворе!».

— «Не ищешь» — согласилась принцесса. Еще один лист передвинулся в сторону. Еще одна судьба скоро должна была измениться – «Но наш мир, наше общество таково, что это место, неизбежно, само находит тебя. Если, конечно, ты хоть что-нибудь из себя представляешь. Это политика, моя дорогая, и она, по меткому выражению Луны, чем-то похожа на блох».

Я была уверена, что она говорила это про что-то другое, но сочла за лучшее покорно склонив голову, промолчать.

— «Я рассмотрела множество вариантов и возможностей, Скраппи» — наконец, удовлетворившись получившимся натюрмортом из опустевшей кружки, чернильницы и кипы бумаг, принцесса оставила свою головоломку, и внимательно поглядела на меня поверх крошечной вазочки с букетиком белоснежных цветов, сиротливо стоявшей в центре стола – «И с грустью должна отметить, что мне пришлось отвергнуть большую их часть. Но я уверена в том, что тебе нужно повзрослеть, Скраппи, и этот период будет трудным и сложным – как и у любого подростка».

Вот так. Общаться намеками, недомолвками и незначительными на первый взгляд фразами, полными глубокого смысла для того, кто посвящен – не новое изобретение. Сталлионград, Твердыня, Ядро – и закуток, превращенный в кабинет, в столе которого осталась лежать папка с бумагами, одна из которых несла на себе дату рождения крошечного пятнистого жеребенка. Всего одна фраза заменила тысячу слов, сотню признаний, и десятки извинений, которые никогда бы не прозвучали из уст белоснежной богини. Да, она была той, кто меня создала. Да, она знала все, в чем, когда-то, уже успел убедиться Древний. И она собиралась продолжить свой проект, прервавшийся на несколько долгих, бурных лет, промелькнувших перед моими глазами как единый миг.

— «Я хочу, чтобы ты стала секретарем Лунного Двора, Скраппи» — продолжила тем временем Селестия. Ее глаза внимательно разглядывали мою мордочку и все мое тело, наверняка читая меня, словно открытую книгу – «Я полагаю, что для кобылки твоего положения это будет настоящим взлетом в карьере. Безусловно, перед этим тебе предстоит пройти серию специальных заданий, во время которых будут оценены уже имеющиеся у тебя навыки и составлен план по обучению тому, что пригодится тебе в будущем, но я уверена, что ты с этим справишься. Ведь так?».

— «Как прикажете, Ваше Высочество» — ни стеснения в груди. Ни перехваченного от ярости голоса. Ни слез. Все осталось где-то там, в лучах холодного света, падавшего из проема между колонн, за которым шуршит летний ветер. Вот бы взять, и улететь вместе с ним!

— «Означает ли это, что я вновь смещена с должности Легата Эквестрийского Легиона?».

— «Увы, Скраппи, в данный момент Эквестрия не нуждается в еще одном генерале. Опять же, ты еще не продемонстрировала ответственности и зрелости, потребных для этого звания».

— «Как прикажете, Ваше Высочество».

На Глициниевой веранде вновь установилась тишина. Не хрупкая, но похожая больше на неподвластный времени лед.

— «И это все?» — вновь осведомилась Селестия. Я ответила непонимающим взглядом собаки, от которой просят слишком многого – купить в магазине хурму, написать программу на Бейсике или Фортране[21], или хотя бы не пускать слюни в хозяйские тапки – «Скажи мне, Скраппи, ты все еще принимаешь прописанные тебе таблетки?».

— «Конечно» — после всего, что случилось, я могла бы забыть поесть, дорогу в родной Понивилль, но никак не про баночки с пилюлями, с запасом положенные в мой рюкзачок заботливой мисс Лаймстоун – «Не пропускаю ни одной».

— «И взяла их с собой, я полагаю?».

— «Д-да…» — мне решительно перестало нравиться, куда шел разговор.

— «Я хочу, чтобы ты перестала это делать» — твердо сказала принцесса, устремив на меня испытующий взор. Похоже, Ее Высочество решили сбросить маску всеблагой, всепонимающей матери всех пони, и явить мне другую грань своей личности – маску строгой, требовательной тетки, в отсутствие матери, решившей взвалить на себя груз воспитания бедной племянницы, явившейся из глухой провинции к порогу ее дома. Кажется, в нечто похожее вляпалась когда-то одна моя подруга, по настоянию родственников, поехавшая в далекий Мейнхеттен, но я была уверена, что в ее рассказе она была принята с гораздо большим радушием – «Я хочу, чтобы ты перестала писать тому психиатру. Я хочу увидеть перед собою прежнюю Скраппи Раг!».

— «Но я…».

— «Ты начала меняться после того, как вернулась из лечебницы Виллоу» — вздохнув, Селестия прикрыла глаза. Голос ее звучал непривычно напряженно, и если бы я не зрела ее воочию, перед собой, то решила бы, что принцесса на самом деле больна – «Прошлая Скраппи не вылезла бы так просто из-под стола – она бы сперва осмотрелась. Прошлая Скраппи попыталась бы спорить со мной, или упрямо канючить, пока не добилась бы от меня очередного послабления. Ведь так?».

Я молчала, не зная, что и сказать.

— «Прошлая Скраппи не стала бы обещать извиниться перед унизившей ее. Она бы долго орала, угрожая…» — лист бумаги поднялся со стола, посверкивая золотом подковки-печати, и завис перед глазами принцессы – «Секундочку… Да, вот оно – «…глаза через нос высосать, и придатки на нос намотать». Я верно процитировала твои самые часто употребляемые угрозы?».

— «Д-да, но…».

— «Скраппи» — наконец, маска строгой Тетушки дала трещину. Поднявшись, принцесса присела к столу, обняв меня белоснежным крылом. Пахнувший из-под него запах трав показался мне вдруг вонью разверзнувшейся могилы – «То, что ты ощущаешь – пройдет. Это последствие того, что ты назвала «дерганьем за усы мантикоры». Поверь. Я бы хотела, чтобы это событие не слишком повлияло на тебя в столь ответственный момент твоего становления, но… Судьба идет своим путем. Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними».

Вот уж не знала, что в Ядре можно заниматься и чтением классиков, а не только составлением стен из кофейных кружек, и зловещими планами по затираниванию несчастной кобылки.

— «Овидий»[22].

— «Быть может» — чуть дернула крылом Селестия, использовав это движение вместо пожатия плечами. Я вдруг почувствовала где-то внутри неверную, смутную тень раздражения при мысли о том, что она все время использует такие вот обтекаемые, округлые формулировки, похожие на камешки, обкатанные бурливой водой. Нет, чтобы сказать просто «Да», или «Нет»!

— «Что ж, вижу, что ты понемногу приходишь в себя. Хорошо» — похоже, ни одно мое движение, ни одна моя мысль не оставалась без внимания. Пока я была рядом с ней, даже моя голова, вместе с ее содержимым, были в опасности рядом с этой кобылицей – «Полагаю, тебе стоит задержаться в Кантерлоте еще на несколько дней. И я имею в виду не вашу общую комнатку в казармах, а дворец. Ты еще не забыла, что у тебя есть свои покои?».

— «Ну… Грасс говорила что-то о том, что они пока просто не заняты…» — промямлила я, рискнув выглянуть из-под крыла аликорна – «Может, просто потому, что они находятся в старой части дворца? Мы вроде бы хорошо пошалили там с Луной несколько лет назад».

— «И ты думаешь, это стало бы препятствием для тех, кто готов на любые жертвы и преступления, чтобы оказаться в королевских покоях?» — усмехнулась принцесса. Заметив мой взгляд, упавший на разложенные по столу бумаги, она звякнула рогом, и перенесла всю эту мышеядь подальше, на другой конец стола. Впрочем, это не удержало меня от того, чтобы запомнить свернувшиеся в свитки листочки, чтобы потом разобраться с ними вплотную. Есть, знаете ли, у принцессы такая милая комната со стеллажами и крепкой решеткой, которая должна была удержать кого-нибудь вроде меня от проникновения в Тайную Комнату.

«Странное название, если подумать. Ведь если ты хочешь что-нибудь спрятать, делать это нужно где-нибудь на виду, а не в месте, которое буквально кричит «Открой меня! Тут есть дофига всего интересненького!». Вон, даже Твайлайт это не удержало от того, чтобы проникнуть в это хранилище свитков за своим первым запрещенным заклинанием».

— «Пусть большинство находит их достаточно мрачными, я думаю, вряд ли это стало бы препятствием для знатного гостя».

— «А по-моему, они… Спокойные» — прикрыв на секунду глаза, я вспомнила темно-синие драпировки, в свете большой, разлапистой люстры обретавшие фиолетовый цвет; благородное темное дерево стеновых панелей, широкую кровать с балдахином, и темный, пушистый ковер. Время от времени интерьер освежался, и мне чем-то понравился тот темно-зеленый цвет, в который погрузил его неизвестный дворцовый стилист, но сердцу моему был милее тот вариант, который встретил меня когда-то давным-давно, после крушения поезда, упавшего с моей помощью с Большого Кантерлотского каскада – «В них очень тихо. И спокойно. И даже ванная есть».

— «Значит, решено. Ты можешь оставаться в них столько, сколько захочешь, и думаю, что там тебя уже ждут. Отдыхай, собирай все потребное для длинной дороги, и будь готова отправиться в путь» — заключила Селестия, убирая с меня свое крыло. На этот раз запах был не столь неприятным, как раньше, из чего я сделала вывод, что я понемногу прихожу в норму. Ну, по крайней мере, как можно быть в норме после того, что с тобой сделал разгневанный аликорн – «Вместе со всей своей семьей, конечно».

— «Чееевоооо?!» — вырвавшийся из меня вопль, кажется, был слышен по всему крылу дворца, а не только на веранде и маленьком парке, расположенный где-то внизу, за колоннами и балконом – «Нет! Нет-нет-нет! Никогда! Ни-ког-да!».

— «Могу я узнать причину столь бурного и громкого отказа?» — поинтересовалась принцесса, глядя на мою тяжело пыхтевшую тушку, стоявшую перед ней посреди разбросанных подушек – «Хотя признаться, твоя реакция мне по душе».

— «Я… Меня… Вы…» — наконец, справившись с собой, я плюхнулась на прохладный каменный пол, и громко топнула копытом, радуясь в глубине души ощущению, что что-то ворохнулось в глубине души, вырывая из холодной апатии, похожей на проклятый хрусталь – «Ты отправила меня к грифонам, на верную смерть? Что ж, отлично. Я подчиняюсь. Но зачем бросать в мясорубку детей?!».

— «Это звучит довольно безумно даже для тебя, Скраппи» — если она и была возмущена моим вызывающим тоном, то никак этого не показала. Но увы, теперь я на собственной шкуре познала, что такое неудовольствие этих могучих существ. Однако, в этот миг, это меня бы не остановило, ведь речь шла о моих жеребятах и муже – «Я посылаю тебя как посла, а не как жертву на заклание этим любителям стали и рыбы. Откуда взялись эти мысли, позволь-ка спросить?».

— «Я знаю! Я просто это знаю» — уже спокойнее ответила я. Ты говорила, что я не способна учиться, Твайлайт? Что ж, ты могла бы гордиться мной в этот момент, ведь две трепки от аликорнов за раз – это было бы чересчур даже для твоей глупой подруги – «Просто… Просто знаю».

— «Это был сон?» — с каким-то жутким пониманием поинтересовалась принцесса, от которой вряд ли укрылось, как вздрогнула я от ее слов – «Понятно, понятно… И что же тебе снилось? Пожалуйста, расскажи. И на этот раз – без вранья».

— «Я… Встреча с Гриндофтом» — через силу выдавила я, опуская глаза. Жуть, пережитая в том сновидении, вновь и вновь возвращалась ко мне, дымкой скользя на грани сознания, заставляя переживать вновь и вновь этот ужасный момент. Успел бы спастись муж? Смог бы вытащить жеребят? Или в магии, дарованной Госпожой, были свои ограничения? Тогда мое самопожертвование было бы напрасным, и на моих копытах осталась бы кровь не только врагов, но и друзей. Семьи. Этого допустить я не могла. Повинуясь приглашающему жесту, я рассказала о том, что видела в своем кошмаре, стараясь не обращать внимания на белую единорожку, неслышно появившуюся из-за спины принцессы. Перо, заключенное в багряное поле телекинеза, быстро скользило по белой бумаге, шурша по заполняющимся листам. На голове ее было водружено странное устройство, похожее на диадему, опутанную множеством кристаллов и проводов. Казалось, Рейвен Инквелл не было дело до того, что я говорю, и лишь шорох пера, разносившийся по веранде, не давал мне забыть, что мы были на ней не одни.

— «Это первый из подобных снов, снившийся тебе по возвращению из Грифуса?».

— «Первый с тех пор, как я вернулась…» — запнувшись, я бросила взгляд на первого секретаря принцессы, вновь уделив внимание ее странному украшению. Нанизанные на нити медной проволоки, бардовые кристаллы загадочно мерцали, посверкивая острыми гранями, словно тысячи глаз – «Вернулась из лечебницы Стикки Виллоу. Это на юго-востоке, недалеко от Эдвенчер. Но ведь это всего лишь сны, так?».

— «Возможно…» — ох, как не понравился мне взгляд лавандовых глаз. Как и мои, они скользнули вначале по верной помощнице принцессы – и шикарная, чуть полноватая кобылка, изо всех сил пытавшаяся держать под контролем свое бежевое, сдобное тело, прикрытое белой рубашкой и короткой юбчонкой, постаралась стать еще незаметнее, попытавшись целиком укрыться за кипой исписанных листов. Затем настала моя очередь укрыться за краем стола, оставив над ним только нос и ушки, когда лавандовые глаза обратили на меня свой задумчивый взор – в этот миг я поняла, что принцесса знает не только местоположение этой больницы, но, наверное, смогла бы описать интерьер любой из ее палат. Почему? Додумать эту крамольную, еретическую мысль я не успела, поскольку оказалась очень-очень занята, работая всеми четырьмя ногами в попытке убежать обратно под стол, откуда меня вытащило золотистое поле телекинеза.

И на этот раз я была твердо уверена, что одолеть мне его не суждено.

— «И почему ты так твердо уверена в том, что я хочу тебе навредить?».

— «Я не уверена!».

— «Что я – какое-то чудовище, находящее удовольствие в страданиях других».

— «Не находящее!».

— «Узурпаторша, помешавшаяся на интригах».

— «Не помешавшаяся!».

— «Уродливая гарпия, питающаяся кровью и плотью своих подданных».

— «Не уродливая... Ой».

— «Ты правда так думаешь?» — прозрачный, золотистый пузырь, в котором барахталась моя медленно вращавшаяся в воздухе фигурка, неожиданно лопнул, приземляя меня на подушку, положенную забежавшей сбоку Инквелл прямо перед принцессой. Не совсем удачно, конечно, но я испуганно замерла, боясь даже помыслить о том, чтобы поменять свою позу на более подобающую пред ликом богини. В конце концов, как мне кажется, им тоже было бы странно общаться с валяющимися вверх тормашками подданными, отсвечивающими задранным в воздух крупом, трусливо прикрытым лохматым хвостом.

— «Правда-правда» — выглянув из-за черно-белых прядей хвоста, я настороженно пригляделась к сидевшим напротив меня фигурам, и лишь увидев удаляющийся хвост первого секретаря, скрывшийся за дверью, нашла в себе смелость перевернуться, несмело усевшись на краешек мягкой подушки.

— «Хммм…» — протянул возвышавшийся надо мной аликорн.

— «Я просто… Просто не хочу терять свою семью».

— «Ты ее не потеряешь».

— «Правда?» — мне очень хотелось в это верить. Настолько сильно, что я, не удержавшись, хлюпнула носом, который тотчас же утерла сгибом крыла. Судя по короткой улыбке, Селестия нашла это крайне умилительным, что придало мне немного смелости – «Но почему тогда нужно посылать малышей и мужа вместе со мной? Разве не безопаснее оставаться им в Кантерлоте?».

— «Возможно».

— «И если эта миссия должна быть провалена, не проще ли было мне об этом сказать?» — набравшись храбрости, продолжила я свою мысль, стараясь не глядеть в задумчивые лавандовые глаза, каждым своим движением вызывавшие у меня ворох мурашек, быстро пробегавших по моему хребту – «Неужели бы я отказалась?».

— «Ну что ты такое говоришь, Скраппи?» — укорила меня Селестия. На мой взгляд, вышло не слишком убедительно, хотя, быть может, во мне вновь просыпались те чувства, что сковал проклятый хрустальный мороз – «Конечно же, я рассчитываю на успех твоей миссии».

— «Тогда зачем было отбирать у меня мои таблетки?!».

— «А ты подумала о том, что не все изменения происходят к лучшему, Скраппи?» — кажется, мой возглас прозвучал чуть громче чем следовало, и я мгновенно вжалась в пол, услышав нарастающий рокот голоса белого аликорна – «Ты не подумала о том, кому бы я могла доверить такую важную миссию? И я полагаю, что тебе и в голову не пришло, что остальные пони еще больше, чем ты, не хотят отправляться в Грифоньи Королевства – туда, где правит воля и сталь. Где разговорам предпочитают силу, а уступки считают слабостью. Что сделает там обычная пони?».

— «Н-но я… Я просто пони! Самая обычная пони!».

— «Безуслооовноооо!» — я выпучилась на Селестию словно лягушка, попавшая под тележное колесо, впервые услышав от нее столь ехидный, и не побоюсь этого слова, издевательский тон. Не знаю, что за маска очутилась на ней в этот раз, но мне показалось, что я, сама того не ведая, сломала ее, обнажив, хотя бы на миг, настоящие чувства, бушующие в этом роскошном, и немыслимо древнем теле – «Ты просто образец обыкновенности, моя дорогая! Но знаешь ли, вот в чем беда – ты не подумала о том, что Эквестрии нужна Скраппи Раг. Прежняя Скраппи Раг. Которая переломила ход той кампании. Которая осадила Грифус. Которая свергла прежнего короля. И единственная, кому я могла бы поручить это щекотливое дело!».

— «Но…».

— «Твайлайт справилась бы. Я уверена» — не терпящим возражения тоном отмела мои еще не озвученные доводы принцесса – «Как уверена в этом и ты. И к чему бы все привело?».

— «Ну… Эквестрия помирилась бы с Грифоньими Королевствами?» — предположила я. Я никогда не смотрела на проблему с этой стороны, по сути, не видя и самой проблемы. И вот теперь, когда в стены моей самоуверенности ударил могучий таран, сотканный из завораживающего голоса принцессы, я вдруг засомневалась, а все ли я закончила там, на севере наших земель?

— «Безусловно. Твайлайт – просто мастер примирять всех вокруг. В конце концов, не она ли принцесса магии – в том числе, и магии дружбы?» – с леденящим душу смешком осведомилась принцесса. Я почувствовала, как по моей спине пробежала первая капля холодного пота – «И к чему бы все привело?».

Я молчала, во все глаза глядя на сбросившего маску аликорна. Приоткрывшего мне дверь в их мир – мир интриг и страстей, где бои велись на словах и идеях, вброшенных в окружающий мир.

— «К восстановлению статус-кво, быть может?» — прикинув образ действий собственных подруг, я была вынуждена согласиться с тем, что примирение, если бы оно состоялось подобным образом, привело бы к чему-то подобному. Сейчас армия, которую собрал Гриндофт, была нам не по зубам, и несмотря на техническую победу «по очкам», из двух государств именно Эквестрия уподобилась древнему полководцу, одержавшему победу, но полностью растратившему на нее все свои силы[23] — «Вот если бы грифоны были ослаблены и разобщены… Тогда мы имели бы пространство для маневра. Связали их намеренным радушием, приобщили бы к восстановлению порушенных связей. Ассимилировали бы, и вскоре, приняли в свое общество».

— «Этого боится и Гриндофт» — пробормотала я, скобля копытом пол. Что-то важное пыталась сказать мне принцесса. Что-то, что вызывало неприятные ощущения у меня в голове, в которой начали лопаться тонкие нити, удерживающие воедино осколки моего разума – «Он говорил, что не хочет остаться в истории последним королем грифонов».

— «И это может подтолкнуть его к отчаянным поступкам» — голос Селестии стал тише, превратившись в задумчивый. Так сосед, встретившийся тебе возле дома, говорит с тобой о семье, о скором урожае и о погоде, обсуждая между делом и будущее поколение жеребят – приятный, задушевный разговор ни о чем, во время которого каждый думает о своем. Однако первый же брошенный взгляд на принцессу быстро развеял эту иллюзию – «Правда еще и в том, что он, без сомнения, переиграет Твайлайт. Как ты думаешь?».

— «У него была… Хорошая учительница» — я проглотила упрек, готовый сорваться с языка. Напоминать принцессе о том, что именно она была той, чьи поступки и чье правление вдохновляли старого грифона, было бы не слишком разумно – если только не стремишься, с маниакальным упорством, пополнить коллекцию статуй, расположенных в самых неожиданных уголках дворцового сада. Поежившись, я представила себе шестерку эквестрийских героинь в его необъятной горе, и с горечью поняла правоту аликорна – «Боюсь, что он может… Ну… Отвлечь ее. В послевоенной разрухе так много тех, кто нуждается в помощи, и так много путей, на которые очень просто свернуть, забыв о главном».

— «А главным является то, что нам необходимы грифоны» — продолжила мою мысль Селестия. Неслышно отворившаяся дверь за ее спиной впустила на веранду Инквелл, вновь неслышно нарисовавшуюся за спиной своей госпожи – «Но нам необходимы ослабленные грифоны. Не накапливающие силы, а восстанавливающие свои Королевства после разрухи, которую учинили сами же, во время своей гражданской войны. Мы были не готовы к такому размаху боевых действий, Скраппи. Я была не готова. Лгать себе – это непростительная ошибка для правителя, и я не собираюсь принижать свою вину во всем, что случилось с Эквестрией. Или случиться, не удайся нам эта задача».

— «Но что…».

— «Грифоны оказались умнее, чем я думала» — листы бумаги выплыли из-за ее плеча, опустившись на стол рядом с принцессой – «Они оказались менее склонными затевать междоусобные свары. Гриндофт оказался более жестким командующим, чем я полагала. Собранные им кланы все еще остались верны Каменному Трону, и гораздо быстрее приняли идею посадить на него Гриндофта, объединив, таким образом, лоялистов и поборников древних законов. В то же время, Эквестрия оказалась не подготовленной к долгой войне. К режиму строгой экономии. К множеству раненых и убитых. К снижению запасов продовольствия. Эта война затронула души каждого, и я боюсь, что пока мы вскрывали тот опасный нарыв, готовый утопить в гноище и крови наши северные рубежи, что-то недоброе начало зреть внутри наших подданных».

— «Значит, мы не готовы?» — тихо произнесла я. Каждое слово острыми льдинками впивалось в онемевшие вдруг губы.

— «К еще одному конфликту? Боюсь, что нет» — вздохнув, ответила правительница огромной страны. Мордочка стоявшей за ее спиной секретаря сконфуженно сморщилась, словно Инквелл сама была готова заплакать от того, что было написано в поданных ею принцессе свитках – «Урожай этого года еще не поспел, а поэтому множеству пони скоро придется переходить на дешевые овощи, и даже турнепс[24], которым обычно кормят скот. К осени ожидается улучшение ситуации, но боюсь, что еще несколько лет вся страна будет ощущать на себе последствия этих событий».

— «Голод?!».

— «Я не должна этого допустить» — твердо ответила Селестия, глядя на белую единорожку, в то время как мои внутренности скручивались тугим, холодным узлом – «Мы не должны допустить этого, Скраппи. Мы будем делать все, что в наших силах – увеличим импорт зерна из Мустангрии, овощей из Маретонии, опустим пошлины и налоги на посевные и сельскохозяйственные угодья… Я даже готова забыть на время о том, что бонды и магнаты Севера противостояли нам в этой войне, если они решатся торговать с Эквестрией! Но голода мы не допустим. Не для того мы строили нашу страну».

— «А не будет ли жестом доброй воли отдать им Акланга, вместо моей семьи?» — спросила я, лихорадочно пытаясь понять, как же выбраться из этой ситуации. Кроме каких-то глупостей, вроде «занять денег», «найти клад» или «поднять налоги» в голову не приходило ничего путного.

— «Гриндофт дал понять, что ждет визита юных принца с принцессой, дабы выказать им уважение, и познакомиться с пополнением Эквестрийского Королевского Дома» — дернула щекой тетушка, самим тоном давая понять, что нисколько не обманулась в мотивах, двигавших новым повелителем Грифуса — «Но вот если мы отдадим Акланга сейчас, это подаст ненужный знак окружающим нас странам. Даст повод увериться в нашей слабости. Якьякистан, племена зубров на востоке, немирные племена бизонов на Мягком Западе, даже дромады и зебры — все они воспрянут духом, узнав о том, что мы поддались. Что мы слабы, и готовы упасть в протянутое копыто любому, словно перезрелое яблоко».

— «Неужели мы настолько слабы?!» — мысли, внушенные мне принцессой, просто не укладывались у меня в голове. Еще недавно, пару месяцев назад, мы возвращались с победой, пусть и давшейся нам дорогой ценой, а теперь… Теперь оказывалось, что победа была поистине пирровой, и мы остановились на самом краю, за которым лежала ужасная пропасть, полная разрушившихся надежд.

— «Да, Скраппи. Сейчас мы настолько слабы, что не вытянем конфликты на четыре фронта разом» — вздохнула принцесса. Поколебавшись, она упрямо сжала губы, и явно пересилив себя, поставила подпись на одном из документов. Потом еще на одном. И еще – «Но нет ничего, что нельзя было бы решить дипломатией. Внутренние проблемы гораздо серьезнее, и нам придется работать на износ, чтобы разобраться с теми, кто решил поднять голову за запретным для него плодом».

— «Что? Пони решили отказать вам в повиновении?!» — сказанное вообще не укладывалось в моей голове – «И кто же это у нас завелся такой храбрый?».

— «С теми, кто решил бросить нам вызов, мы разберемся» — категорично отрезала Селестия, заставив вздрогнуть меня, и Инквелл в придачу, придвигая к себе новую горку свитков. Казалось, каждым росчерком пера она проводила отточенным кинжалом по своей шкуре, заставляя меня жалобно передергиваться в такт его пронзительному скрипу – «С теми же, кто стал слишком силен, придется договариваться. Как с Мейнхеттеном, например. Бизнеспони страны собираются провести тайное совещание в этом городе, на котором намереваются принять решение больше не брать долговые расписки казны. Понимаешь, что это значит?».

— «Банкротство» — потолок, заскрипев, угрожающе качнулся над моей головой, осыпая мою задрожавшую шкурку известкой, видимой только мне. Я даже пропустила мимо ушей тот факт, что принцесса говорила об этом совещании как о чем-то уже свершившемся, безусловно, зная о запланированном мероприятии не меньше, а то и больше его будущих участников – «Что же… Что же я натворила…».

— «Мы выдержим, Скраппи» — нарочито уверенным, каким-то «юбилейным» голосом произнесла белоснежная принцесса. В мои глаза вдруг бросился тусклый блеск ее нагрудника и диадемы, словно подернутых пылью. Казалось, что их не чистили очень и очень давно, чтобы не соскрести ненароком ни грамма ценного золота. «В Эквестрии золота практически нет. Большая его часть привозится из дальних стран» — вдруг вспомнились мне слова развеселого доктора Стара. Но что, если все эти страны откажутся покупать наши товары или услуги? Что будет со всеми жителями этой прекрасной страны, если мы вдруг, ненароком, поссоримся со своими соседями? От осознания приближающейся катастрофы меня снова прошиб холодный пот, каплями стекавший по дрожащей пятнистой шкуре. Принявшая подписанные свитки Инквелл смаргивала слезы, наполнявшие ее большие, вишневого цвета глаза – «Ты права, моя дорогая – нельзя требовать от пони всего. Тем более, от одной-единственной пони. Ты уже послужила своей стране, и поверь, я не покривила душой, когда говорила, что ты сделала все, что могла. Отдыхай. И спасибо, что присоединилась ко мне во время малого завтрака. Во время этого конфликта во дворце было несколько одиноко».

— «Я поеду! Поеду!» — вскочив, я бросилась вперед, и расплакавшись, обняла переднюю ногу принцессы. Окружающая меня реальность разлетелась в клочья, обнажив стальное нутро, скрывавшееся под глазурной оболочкой. Я собиралась быть счастливой – но кому за это выставят счет? Сколько пони будут голодать, облизывая свои копыта? Сколько из них будут кашлять, сотрясаясь от холода в нетопленных домах, пытаясь поделиться с детьми последними крохами тепла угасающих тел? Сколько умрет от нелеченных болезней, пока я буду исправно поставлять на больничные койки изувеченных сослуживцев? Сколько из них продастся жестким грифонам, сластолюбивым дромадам, или станет говорящим домашним скотом, отправившись в самые дремучие уголки этого мира лишь для того, чтобы прокормить свои семьи? – «Прости меня, тетушка! Прости! Я просто… Просто не понимала, что все так плохо, и это все моя вина!».

— «Оставь нас» — негромко произнесла кобылица, движением крыла отпуская своего секретаря. Та рванулась прочь, словно наскипидаренная, потеряв по дороге свиток-другой, пока копыто белоснежного аликорна очень нежно и ласково гладило меня по вздрагивавшей от плача спине – «Ну-ну, Скраппи. Не нужно расстраиваться. Все наладится… Со временем. Отдохни, ведь ты этого заслужила».

— «Не наладится!» — я хлюпнула носом, подняв залитую слезами мордочку к потолку. Бесполезно – слезы катились из глаз, не желая останавливаться ни на миг, стоило мне только подумать о всем, что только что рассказала принцесса. Разве и в том, древнем мире, не было ли это началом конца? Империи поднимались и рушились, и теперь, под обломками одной из них, предстояло погибнуть как мне, так и моей семье, унеся с собой тысячи, миллионы жизней. «Они не вписались в рынок» — и миллионы уходят из жизни в нищете, проклиная тех, кто встал им на плечи, пытаясь дотянуться до небес. Все это уже было, и я была готова вскрыть себе вены, лишь бы кто-нибудь подсказал мне, как можно предотвратить надвигавшийся ужас – «Все это уже было, понимаешь? Это происходило раз за разом в том, другом мире! И я не могу допустить, чтобы это произошло и здесь. Только не с пони!».

— «Ох, Скраппи… И что мне с тобой делать?» — обняв меня, вздохнула Селестия. Она не делала и попытки освободить свою ногу из моей хватки, несмотря на порядком промокшую шерсть – «Ты плачешь – и это хорошо. Значит, я в тебе не ошиблась. Когда душа болит — это значит, что ты существуешь. Только тогда ты по-настоящему существуешь».

— «У меня нет души» — гнусаво пробубнила я – «Я просто набор запчастей. И мной можно пожертвовать. Мной нужно пожертвовать — ради блага других!».

— «Не надо так, прошу. Помнишь, что я тебе говорила? Не повторяй чужих глупостей, ведь каждому предстоит совершить довольно своих» — она все же отстранила меня, и подняв передними ногами, как жеребенка, вытерла слезы длинным маховым пером – «Что бы ни произошло, что бы ты ни решила, я верю, что ты не допустишь, чтобы что-то произошло с нашими маленькими пони».

— «Никогда!» — начиная успокаиваться, выдохнула я. Глубокие вздохи все еще вздымали мою грудь, заставляя пошатываться, когда Селестия опустила меня на пол — «Но почему это всегда так больно — заботиться?».

— «Потому что заботиться о ком-то – это болеть за него душой. Переживать за него, пусть даже иногда и не показывая виду. А не просто занимать определенное место, пересчитывая драгоценную кучу граждан, словно сокровище. Этот путь ведет в никуда, и рано или поздно, ты поймешь, что тебя обошли те, кто горел душой, и сгорая – светил остальным» — кажется, в ее словах был заложен какой-то глубокий смысл или намек, но я благополучно его пропустила мимо ушей, стараясь не развешивать льющиеся из носа сопли на благородную шкуру богини – «Это самый яркий огонь на земле. И только в этом случае из пони получается настоящий правитель».

— «Ну, это ко мне не относится, а вот Твайлайт бы, пожалуй, помогло» — шмыгнув носом, я потерла зудевший нос, и мазнув по глазам бабкой ноги, попыталась сделать вид, что ничего особенного не произошло. Просто соринка в глаз попала – «Значит, решено — я отправляюсь. С охраной».

— «Ты уверена в этом?» — очень серьезно спросила меня принцесса, в голосе которой мне послышалось одобрение, и затаенная грусть.

— «Да».

— «Что ж, тогда через несколько дней все будет готово. Возьми все, что считаешь нужным, Скраппи. Подобрать подарки и оформить верительные грамоты тебе помогут в моей канцелярии».

— «По… Подарки?!» — поперхнулась я, остановившись на полпути к дверям, приоткрывшимся при моем приближении – «В то время как мои соотечественники голодают, я буду дарить кому-то подарки?! Ну уж нет! Пусть воспринимают меня такой, какая я есть – с мечом, и броней! Ну, а если кому-то покажется, что я недостаточно его одарила…».

— «Настоящий правитель» — улыбнувшись мне в след, негромко повторила Селестия. Копыто белоснежного аликорна опустилось, и несколько раз намекающе постучало по темной поверхности стола, заставив меня обернуться у входа – «Таблетки, Скраппи. Принеси мне их, когда… Мммм… Успокоишься».

Поистине, ничто не способно было укрыться от этой кобылицы.

---

— «И вот, я подумала – а почему я вообще должна что-то делать, куда-то ехать, и кому-то чего-то там доказывать? Если ей это так нужно – пускай сама и приезжает. В конце концов, она ведь принцесса, и у нее даже собственный поезд есть. Верно?».

Лежа на изодранном матрасе, я задумчиво глядела на потолок, покрытый причудливой лепниной, плавно перетекавшей в канавки орнамента, забавными завитушками покрывавшего колонны. Скособочившаяся люстра, лишившаяся большей части плафонов и световых кристаллов, угрожающе поскрипывала, раскачиваясь у меня над головой.

— «Я думаю, что к каждому существу, рано или поздно, приходит понимание его места в мире. Определенной ячейке как в обществе, так и среди всех обитателей биосферы вокруг. Биологи называют это «ячейкой экосистемы», но право же, лично мне было бы неуютно считать себя какой-то «ячейкой». Живые существа просто живут, простите за эту тавтологию, и зачастую, не задумываются о последствиях, будучи неспособными к долгосрочному планированию своих действий, как не способными и делать выводы на основе эмпирических данных, нежели чувственного опыта. Понимаете?».

Висевшие на люстре пони изобразили на мордах чрезвычайное внимание, и согласно закивали в ответ, стараясь не шевелить ногами, цеплявшимися за угрожающе поскрипывавшую латунь. Сидевшая рядом Грасс успокаивающе погладила меня по копыту, и вновь попыталась как можно незаметнее подтянуть к себе огромный меч, лежавший где-то под боком.

Селестия оказалась права, и выйдя из ее покоев, я ощутила, как внутри начинает стягиваться огромная пружина, побуждавшая меня двигаться вперед и вперед. Кивнув озабоченно спрашивавшей меня что-то Грасс, я быстро пошла, а затем и побежала по коридорам дворца, перейдя с рыси на тряский галоп, закончившийся возле входа в одну из башен. Там же обнаружились и комплект декоративного оружия, висевшего на стене, и два сверкающих охламона, казавшиеся статуями даже больше своих товарищей из дворцовой Гвардии Кантерлота. Поэтому далеко ходить мне не пришлось.

— «Ведь если до конца обдумать этот вопрос, наши желания зачастую просто не могут совпадать с нашими возможностями. Иначе, если бы это происходило, то привело бы к многомерному пространственному парадоксу Крайта-Хуфсрингера, что неизбежно инициировало полный коллапс всего пространственно-временного континуума. Я доходчиво излагаю?».

— «Может, все-таки позвать доктора?» — осторожно поинтересовался Графит, стоя у приоткрытой двери. Висевшие надо мной кристальные гвардейцы снова дружно закивали, как идиоты, зачем-то поглядывая в сторону дверей. Зачем это, хотела бы я знать? – «Или принцесс?».

Рыча от злости, я ворвалась в покои, отведенные высокой гостье, с огромным и неуклюжим цвайхендером, готовая применить его по назначению, после чего приступила к активным поискам своей обидчицы. Я уделила внимание всему, что могло скрывать розовогривую узурпаторшу, и с достойным подражания усердием изрубила в куски мебель, встретившуюся мне на пути. Не обнаружив там гостью двора, я с маниакальным упорством продолжила искать ее под кроватью, в матрасе, подушках, дойдя в своих поисках до шкатулок и ваз, где подспудно ожидала увидеть притаившуюся в засаде рогокрылую похитительницу чужих королевств. Увы, не свезло, и после короткой беседы с оставшимися стражниками, включавшей в себя приведение в чувство путем обливания из вазы водой, я бросила свой инструмент освобождения угнетенных, и отправилась туда, где и могла только находиться собравшаяся отчалить принцесса.

— «Между прочим, я все слышу» — оповестила я мужа, тотчас же убравшего нос из дверей. Тершиеся возле его ног дети с интересом заглядывали в приоткрытую щелочку, возбужденно приплясывая в надежде, что им тоже дадут присоединиться к такому разудалому веселью. Увы, на их беду, они пропустили все самое интересное, и к моменту моего возвращения в башню тут вряд ли можно было бы отыскать что-нибудь крупнее щепки – «В конце концов, в произошедшем нет ни грамма моей вины. Я стала жертвой магического произвола, и заслуживаю сочувствия, а не надуманных обвинений».

— «Мы уже попытались пригласить одну! И что из этого вышло?» — отвернувшись, шепотом откликнулась Грасс. Ее копыта бессильно скользили по древнему, почти не заточенному оружию, не в силах поднять эту стальную оглоблю – «Но теперь, по крайней мере, она хотя бы успокоилась!».

— «Я не хотела кусать ее за рог. Просто так вышло» — доверительно сообщила я единственным слушателям, которые следили за ходом моей мысли, не отвлекаясь на посторонние разговоры. Иногда, делая это даже вместо меня, поскольку бродившие у меня в голове образы и мысли текли настолько прихотливо, что я сама зачастую теряла их суть – «Пусть я и не обучалась урокам осанки у мадам Декорум, но даже такой ограниченной кобыле, как я, хорошо известно, что тыкать рогом в собеседника, что-то при этом крича, достаточно травмоопасно. Ведь так?».

Вокзал я отыскала быстро – как и нужный мне поезд. Три разноцветных вагона и танк-паровоз – все похожие на обрубки полупрозрачного камня, для смеха поставленные на колеса, тяжело шипевшие под брюхом нелегкой своей ноши. Оставив тяжелую железяку в разнесенных покоях, на бреющем полете я причесала собравшуюся на перроне толпу, умудрившись выхватить копье у одного из гвардейцев почетного эскорта, и принялась отоваривать им медленно набиравший скорость состав. Внутри меня медленно распрямлялась какая-то жуткая пружина, грозя разорвать на части мое тело, яростно громившее стекла в кристальных вагонах, и мне казалось, что если я остановлюсь, если хотя бы на секунду выпущу из копыт тяжелое церемониальное копье, с хрустом и звоном разносившее жалобно звеневшие окна, то моя голова и грудь просто взорвутся от переполнявшей их ярости и обиды. Я тыкала, лупила и ковыряла непокорный камень, оставляя полосы и зарубки на казавшемся неприступном, неразрушимом кристалле вагонов; золотое копье выщербилось, а в поезде уже не оставалось ни целых стекол, ни смелых кристальных пони, готовых дать отпор ревущему пятнистому чудовищу, отоваривавшему своим затупившимся оружием любого, кто рисковал хотя бы приблизиться к окну или двери.

— «Быть может. Но теперь тебе стоит перед ней извиниться» — напряженным голосом откликнулась Грасс. Она провожала меня от дверей Глициниевой веранды, и она же встретила меня в разгромленной комнате, куда я с трудом взлетела, хлопая крыльями словно синица, обожравшаяся червяков. И она не сбежала, в отличие от остальных, все это время пытаясь урезонить свою безумную сводную сестру.

— «Да, наверное» — закряхтев, я присела на рваном матрасе, бросив короткий взгляд на копыто зеленой кобылы, отдернувшееся от меча. Она ведь и вправду за меня волновалась, и это разбудило во мне сожаление от того, что мы так мало общались с этой зеленой земнопони, когда-то так тепло встретившей Древнего после его феерического падения в озеро под Большим Кантерлотским Каскадом – «Слушай, Кег… Я это… Прости, ладно? Я пока не знаю за что – ты уже достаточно долго дуешься на меня, но мне и вправду жаль, что я тебя чем-то расстроила».

— «Всего и не объяснить. Со временем забывается. И остается обида».

— «Ну прости» — наклонив голову набок, я уставилась на нахмурившуюся кобылу. Заметив, что она все еще пытается подгрести к себе меч, я сцапала церемониальную железяку, и услужливо подала ей эфесом вперед – «Я сама не помню, чего ты вдруг так надулась. Ну ладно бы на меня – можешь ненавидеть меня, плевать мне вслед, или подкладывать лягушек в кровать, вот только с остальными не ссорься. Они хорошие пони».

— «Я знаю, что они… Ох. Это что, какая-то шутка?» — естественно, она тотчас же его уронила, несмотря на то, что большая часть его тяжелого клинка лежала у меня на плече – «Нужно позвать кого-нибудь, чтобы ее снова повесили на стену. Как кто-то вообще может размахивать этой штукой?».

— «Это не штука, а какой-то вид эспадона, как мне кажется. И она должна быть такой» — освободив ногу Грасс от тяжелого оружия, я подхватила его передним копытом, и встав, крутанула у себя над головой, как это делали земнопони, позволяя оружию самому скользить по ноге, закручиваясь вокруг нее, словно хорошему гироскопу. Я до сих пор не понимаю, как это происходит, Твайлайт – наверное, лишь благодаря долгим тренировкам, когда ты перестаешь думать как, и сосредотачиваешься на том, что тебе хочется сделать. Меч гулко взвыл, разрывая плотный вечерний воздух, и через пару оборотов воткнулся в паркет, наполняя комнату эхом глухого удара – «Но ты права, долго таким не помашешь. По крайней мере, если добавить к нему вес доспеха и поддоспешника. Я сама заброшу его на место».

Но всему приходит конец. Пришел конец и моей ярости. Все медленнее поднимались усталые ноги, все тише клокотало перехваченное спазмом ярости горло. Все глуше хрустела стеклянная дверь, которую я пыталась вскрыть обломком копья, раз за разом налегая на покосившуюся створку, преграждавшую мне путь в последний вагон. Наконец, я устала, и без сил опустилась на рельсы, глядя на уходивший состав, ощущая душившую меня обиду и злость – за собственную глупость, заставившую хамить одной из принцесс – пусть даже та и была правительницей какого-то там карликового королевства. За столь хамский, на мой взгляд, выпад в мою сторону – оказывается, комнатным собачкам позволено многое, но не все. Огрызнись не вовремя – и вот ты уже валяешься в луже мочи, ловя разноцветные глюки, на радость всем сплетникам и прислуге. За то, что позволила эгоизму взять над собой верх. За все, что навсегда останется для меня лишь недостижимой мечтой. Поезд уходил на восток, а я – побрела домой, шмыгая носом, и пиная камушек, глухо стучавший по шпалам, пятнавшим мои копыта каплями дегтя. Ярость уходила, каплями пота стекая по дрожавшей от усталости шкурке, и впитывалась в землю – теплую, мягкую, всепонимающую землю нового мира.

— «Нет-нет, я позову кого-нибудь из охраны» — прижавшись к полу, замотала головой Грасс. Сложно было сказать, что именно нервировало ее больше – сам меч, снова оказавшийся у меня в копытах, или недобрый гул, который издавало старое, затупившееся, но все еще грозное оружие – «А тебе стоит пойти и поговорить с принцессой Спаркл».

— «Оу. Но я хотела поговорить с тобой. Ведь согласно моим расчетам, с вероятностью шестьдесят три целых восемьдесят пять сотых процента, ты продолжишь сердиться на меня, что неизменно повлияет на наши общие ценности в роли социальной ячейки, и таким образом…».

— «Да-да-да. Проценты – это хорошо. Принцесса любит проценты» — убедившись, что я отложила в сторону опасную железяку, земнопони быстро подскочила ко мне, и принялась выталкивать головой из покоев, отчего моя задница поднялась едва ли не выше головы – «И умные слова тоже любит и знает. Я уже не сержусь, видишь? Иди, иди и поговори с ней. Извинись за свое поведение, пока об этом не узнали остальные правительницы».

— «А разве они не знают?» — недоверчиво хмыкнула я, всеми четырьмя копытами упираясь в скрипевший под ними паркет – «И вообще, чего это я должна первой извиняться? Она же первая начала!».

— «Потому что мне кажется, что ты перешла черту, Скраппи» — буркнул Графит, гостеприимно распахивая двери покоев. За его спиной уже толпился златобронный табун, настороженно зыркавший на логово буйного зверя – интересно, они все собрались тут ради меня, да еще и в придачу с каким-то важным единорогом, облаченным в белый халат, наброшенный поверх пиджака — «И тебе придется отвечать за нападение на принцессу. Ты укусила ее за такое место, что я даже боюсь это слово произнести…».

Толпа за его спиной напряглась, и насторожив уши, обратилась в слух.

— «Я не кусала! Не кусала я, точно тебе говорю!» — заупрямившись, кряхтела я, дрыгая задними ногами, покачиваясь в зубах мужа, державшего меня зубами за шкирку. Радостно скакавшие вокруг жеребята то и дело повисали у меня на ногах, и стрекоча своими крохотными крылышками, раскачивали меня, словно большую елочную игрушку – «Я просто лизнула! Да-да, просто лизнула ее, вот и все!».

— «Так лизнула, что достала языком почти до самого носа?» — не знаю, о чем там подумали пони, собравшиеся поглазеть на весь этот кавардак, но судя по парочке громких ударов, кое-кто из них грохнулся в обморок, в то время как остальные жеребцы и многие кобылы шумно выдохнули, и принялись подбираться поближе – «Ее Высочество принцесса Селестия закрылась у себя в кабинете, и попросила не беспокоить ее, если только не свершится третье пришествие Найтмер Мун. Ее Высочество принцесса Луна заявила, что точно устроит это всем, кто осмелится еще раз побеспокоить ее во время сна. Поэтому нами, ответственными офицерами дворца, было решено поместить тебя под арест – до тех пор, пока повелительницы не решат твою судьбу».

— «Это произвол!» — заголосила я, цепляясь крыльями за стены, статуи и портьеры, пока пыхтящий Графит нес меня по коридору, на одном из перекрестков которого к нам присоединился Твайлайт Скай. Серый жеребчик заматерел за те три с лишним года, которые прошли с тех пор, как мы спускались в секретное хранилище под дворцом, и держался не менее уверенно, чем его предшественник, с рожденным привычкой спокойствием отдавая приказы хранителям тела, сопровождавших нас до гвардейских казарм. Увидела я там не многое – белый камень стен, толчея, суета, полураздетые жеребцы весьма мужественных и аппетитных статей спали, боролись, тренировались, хохотали и шатались без дела, все как один, с интересом глядя вслед нашей процессии, важно прошествовавшей в полуподвал. Там меня определили в одну из небольших комнат, убранство которой заключалось в узкой, хотя и вполне приличной койке, да небольшого столика, стоявшего под зарешеченным окошком, располагавшимся под потолком. Лакированные доски пола, выкрашенные в скучный серый цвет стены, да крепкая резная дверь с суровым замком – это место ничем не походило на гауптвахту, и лишь узкое горизонтальное окно, забранное редкой решеткой давало понять, что тут содержатся ужасные смутьяны, отступившие в чем-либо от строгих предписаний и устава Гвардии дворца, и вынужденные развлекаться разве что чтением или письмом, принадлежности для которого были разложены на столе.

Теперь же тут была вынуждена обретаться я.

— «Обычно я стараюсь закрывать глаза на твое поведение, Скраппи, но это было уже слишком» — хмурясь, пророкотал муж, опуская меня в центре комнаты. Вечерело, и пляшущий свет горевших свечей, трезубой вилкой возвышавшихся в медном подсвечнике, резко обрисовал едва заметные морщины, уже начавшие появляться вокруг его глаз, делая стоявшего передо мной жеребца гораздо старше прожитых им лет – «Скажи, тебе и вправду было необходимо так себя вести?».

— «А ты знаешь, что сделала эта залетная тварь?» — грустно поинтересовалась я у него, оглядывая свою новую тюрьму. По крайней мере, она была комфортабельной, и это примирило меня с необходимостью пребывания в этом месте – «Мне плевать, кто она такая – делать с собой подобное я не позволю никому, кроме принцесс!».

— «Но она и есть принцесса, Скраппи» — в голосе мужа появилась растущая неуверенность, в то время как околачивавшийся за его спиной важный единорог протиснулся в комнату, и пристально уставился мне в глаза — «И эй, не нужно на меня так кидаться, хорошо? Ты же знаешь, что я сделаю все, чтобы… В общем, я надеюсь, что ты сможешь подобрать слова для того, чтобы объясниться с принцессами. Ну, или хотя бы с одной из них».

— «Похоже, ничего страшного. Последствия… Кхм-кхм… Последствия какого-то магического воздействия, характер которого, признаюсь, понять я пока не могу. Слишком незнакомая вязь…» — ощутив у себя во рту какой-то мягко светившийся кристалл, я собрала глаза в пучок, после чего дернула себя за ухо, возвращая зрачки на место, что произвело определенное впечатление на сидевшего напротив дворцового эскулапа – «Кхе-кхе… Скажите, любезнейший, а она всегда так себя ведет? Может, у нее были какие-то травмы головы? Или, быть может, она наблюдается у окружного психиатра той местности, где живет?».

— «Вы даже не представляете, доктор – все это, и многое другое» — вздохнул муж, подарив мне пристальный взгляд, в котором было обещание долгих и вдумчивых семейных разборок. Но позже, не в этот тяжелый момент – «Идемте, дети. Маме стоит о многом подумать».

— «Она накажана?».

— «Я тоше хочу о многам падумать!».

— «Ее будут шлепать?».

— «А мовно я пофмотрю?».

— «Да, мама наказана. За плохое поведение» — к вящему восторгу детей, хмыкнул Графит. Скакавшие вокруг бесенята обрадованно заголосили, и ему пришлось приложить немало усилий, прежде чем сцапать убегавших от него отпрысков, пребывавших в полном восторге от того, что теперь им можно было не опасаться длинных и цепких материнских крыльев, легко выцарапывавших их из самых надежных и труднодоступных мест, в которых малыши пытались укрыться после каждой каверзы. Наконец, муж отловил веселящихся близнецов, и скрылся за дверью, на прощание, вновь поглядев на мою фигурку, застывшую возле стола. Щелкнул, закрываясь, замок, и я осталась одна – наедине с собственными мыслями, вразнобой скакавшими у меня в голове. Поветрие, сообщенное мне магией Твайлайт, нежданно-негаданно разрядившейся магией прямо вне в рот, быстро прошло, и вместо разных умных фраз и псевдоинтеллектуальных тем, годных разве что для дешевых детективных романов, в душе вновь начали сгущаться неуверенность и страх перед завтрашним днем. Казалось, изжитые полностью стараниями психиатров, друзей и семьи, они должны были развеяться окончательно, но стоило мне оказаться одной, в запертой комнате, наедине с трепещущими огоньками свечей, как тени в углах стали гораздо темнее, а освещенное зыбким светом пространство начало неумолимо сжиматься по мере того, как гасли за окошком последние лучи заходящего солнца, заставляя придвигаться все ближе и ближе к столу. Пожалуй, я поторопилась, когда посчитала это место обителью для подгулявших аристократов, для которых факт вынесения порицания был не лучшим пятном в их карьере – создавший эти покои был тонким психологом, и соорудил ловушку для разума тонкую, как паутина, сплетя ее нити из материальных предметов, и нематериальных. Шум крон дворцового парка, доносящийся издалека грохот накопытников по плацу, звуки музыки и паровозные гудки – все они казались обрывками бумажных листов, которые шаловливый летний ветер проносил мимо зарешеченного окна, и вскоре я нервно вздрагивала, ощущая, как сокращается шкурка на животе от каждого резкого звука, то появлявшегося, то вновь исчезавшего в темноте. Тишина казалась почти осязаемой, став частью обступившей меня темноты, в которую погрузилась комната, когда погас последний огонек подозрительно быстро сгоревших свечей. Сначала мне показалось, что вот-вот откроются двери, и кто-то, обличенный нешуточной властью, войдет в эту комнату, чтобы судить и карать – но время шло, а за дверью было все так же тихо, и единственным звуком, заставившим меня подпрыгнуть едва ли не до потолка, был громогласный звук гвардейского горна, отмечавшего для обитателей этого места отход ко сну. Для стражи он означал и начало ночного дозора, и я долго вслушивалась в отзвуки этого бодрого звука, бродившего между стен, поражаясь тому мастерству, с которым неведомый трубач умел выразить и положенную по уставу бодрость, и легкую хрипотцу уставшего труженика, и мягкое пожелание спать крепко и сладко для тех, кто честно выполнил свою работу. В нем была и грустинка об уходящем дне, и в то же время некая затаенная радость предвкушения нового утра, когда медные звуки трубы вновь призовут жителей белоснежного города к новым заботам, свершениям и делам. Утихающим эхом он звучал и звучал у меня в голове, пока не замолк окончательно, растворяясь в медленном, неторопливом звуке моего собственного дыхания – навязчивом, лезущим в уши, и никак не желающем стихать. Окруженная темнотой, я ощущала себя водолазом, погружавшемся все глубже и глубже в неведомое, и окруженным лишь темнотой, в котором исчез весь мир, оставив лишь мерные вдохи и выдохи, похожие на биение сердца.

И эта темнота вдруг решила заговорить.

— «Довольна собою?».

— «T-tvoyu j mat!» — шарахнувшись в сторону, вскрикнула я, услышав раздавшийся вокруг голос. Сильный, рокочущий, он подавлял и заставлял тело дрожать, пока разум вспоминал все прегрешения своего владельца. Вскочив, я прянула к стене, не сразу сообразив, что уже слышала этого жеребца, пусть и давно, еще до рождения жеребят – «Идиот! Кретин! Ты меня напугал!».

— «Твой страх – лишь следствие. Причина же лежит в тебе самой. В том, что ты наделала – и собираешься сделать».

— «Poshel nakhuy!» — рявкнула я в темноту, едва сумев задавить рвавшийся наружу, панический визг – «Кто вообще тебя сюда пустил, идиота кусок?!».

— «Защитник приходит туда, где он нужен».

— «Тоесть, ты пришел мне помочь?» — обрушившееся на меня удивление было слишком велико для того, чтобы продолжать начавшийся скандал, хотя меня так и подмывало наброситься на этого негодяя, и оторвав от него кусочек побольше, предъявить как доказательство покушения, что неминуемо вернет мне свободу, уважение, и может быть, даже что-нибудь вкусное, чем я смогла бы заесть такой жуткий стресс.

— «Я пришел тебя остановить».

— «А разве я куда-то собиралась?».

— «Ты вновь собираешься причинить зло окружающим тебя пони» — увы, пытаться обмениваться колкостями с тем, кто вырос с серебряной ложкой во рту, и с детства терся у социальной вершины общества пони, было не лучшей идеей, и я быстро ощутила это на собственной шкурке – «Обманом, лестью или угрозами, ты смогла добиться своего назначения послом в Грифоньи Королевства, и теперь все здравомыслящие пони с ужасом ожидают твоего отбытия. Они понимают, что когда ты пересечешь границу гор, на хрупком мире можно будет поставить крест. Но этого не случиться».

— «Оу…» — приземлившись на собственный круп, я озадаченно почесала за ухом. Предназначавшаяся мне тирада вначале сбила меня с толку, но затем… Затем я разглядела возможность – или даже возможность! – и тотчас же преисполнилась всяческих подозрений. Шанс, вот так вот сам свалившийся в мои копыта? Это могло произойти с кем угодно, но только не с тобой, Скраппи, поверь! – «То есть, ты хочешь сказать, что…».

— «Завтра состоится предварительное слушание по выдвинутым против тебя обвинениям. Оскорбление действием и словами особы, обладающей статусом дипломатической неприкосновенности, угроза действием, хулиганство, нанесение материального ущерба государству… И богохульство».

— «И все?» — проклятое ухо чесалось все больше и больше, вынуждая меня изогнуться, и изо всех сил зашкрябать по нему копытом задней ноги – «А вымирание пынгвынов в Антарктике мне тоже вменяют в вину?».

— «Достаточно и озвученного».

— «Да, действительно. Этого хватит, чтобы провести на рудниках или исправительных работах много-много лет» — закряхтев, я яростно дернула себя за зудящий лопушок, отозвавшийся сухим щелчком, раздавшимся где-то у меня в голове. Наверное, это лопнула нитка-извилина, соединяющая оба уха, но по крайней мере, зуд ненадолго исчез – «Ну так я согласная! Где подписать приговор?».

На этот раз ответа у Защитника не нашлось. Я опасливо притронулась к уху, с подозрением вслушиваясь в собственные ощущения, и на всякий случай, отсела подальше от постели, не зная, насколько злые в ней водились клопы. Объявивший себя защитником обездоленных, бичом преступности, и прочая, и прочая, и прочая замолчал, то ли пытаясь понять, какую еще ловушку ему готовит чудовище, целью которого было истребление всего понячьего рода, то ли просто не находя слов от столь быстрого осуществления всех его намерений и пожеланий. Возможно, он был готов к эпической схватке, ярости магии, победе бобра над ослом – но не к столь поспешной моей готовности лично надеть на себя кандалы, и с песнями и плясками отправиться в места достаточно отдаленные, причем как от Грифуса, так и от Кантерлота.

— «Завтра».

— «Отлично. Жду с нетерпением» — откликнулась я.

— «И чего же? Что до завтра тебя освободят?».

— «Я надеюсь, что ты не позволишь этому случиться» — хмыкнула я. Сидеть, таращась в темноту, было глупо, но пошарив по столу, я не нашла ничего, кроме чернильницы, перьев и какого-то альбома, похожего на те несуразные, но милые вещицы, которые в хороших единорожьих семействах всегда обретались в гостиной, чтобы любой гость мог оставить в них памятную надпись – преимущественно, в стихах. У меня не было магии, чтобы зажечь свечи, поэтому пришлось смириться с отсутствием спичек, восхитившись чьей-то предусмотрительностью, ведь в моих копытах они могли бы стать источником безудержного веселья для всех королевских казарм – «Поэтому твой приход, за который, между прочим, я тебе еще отомстю, был очень кстати. Не стесняйся, располагайся на кровати, а я посижу возле стола. Дождемся рассвета, ты убедишься, что я отправилась под суд; я убежусь… убеждусь… в общем, поеду по этапу. И все будут счастливы и довольны».

— «Почему?».

— «Почему?» — жаль, но похоже, прикол не прокатил, и скормить местным клопам холеное тело принца-героя у меня не получилось. А жаль, идея, в целом была неплоха, и как мне казалось, достаточно остроумна – «А если подумать головой, а не тем, что там ее вам заменяет, болтаясь между ног? Или ты тоже решил, что я прямо рвусь в эти сраные Грифоньи Королевства?».

— «Это был твой план, но я ему помешал».

— «Еще один идиот» — вздохнула я, пытаясь определить, откуда доносится голос единорога. По крайней мере, это позволило бы мне скоротать время до еще не скорого рассвета – «Такое ощущение, что лучшие из лучших отправились на войну, и теперь генофонд Эквестрии обречен. Сам-то подумал, зачем это мне вообще?».

— «Деньги. Слава. Возможность творить зло безо всяких ограничений» — не задумываясь, откликнулся супергерой. Кажется, для него не составляло проблем мгновенно определить, чем мог руководствоваться любой злодей, попавшийся ему на глаза, и это заставило меня испустить долгий, страдальческий вздох. Вздох зависти, если честно – «Чего еще подобные тебе могут желать?».

— «А чего могут желать грифоны?» — поинтересовалась я. В груди шевельнулся слабый пока червячок зависти – вот если бы и я могла бы вот так вот идти по жизни, не испытывая ни секунды сомнений! Не дождавшись, ответа, я положила копыта на стол, и постаралась как можно удобнее устроить на них гудевшую голову, истекавшую последними каплями магии, щедро впрыснутой в меня Твайлайт – «Ты не подумал о том, какой праздник у них начнется, когда в их когтистые лапы попадет Мясник Дарккроушаттена, Иллюстра, Убийца Короля, да еще и со всем ее поганым семейством? Думаю, праздничные костры будут гореть целый месяц, а жрать нас будут не меньше, чем день. И хорошо, если не живьем».

— «Ты бредишь» — на этот раз пауза длилась дольше, и в голосе Защитника появились тщательно скрываемые нотки недоумения – «Зачем им делать такое? Они гордецы и задиры, это у них не отнять. Но честь для них дороже всего на свете».

— «Это ты расскажи тем, кого их милый король поджарил живьем, а потом усадил за свой стол, и каким-то жутким способом поддерживал в них жизнь!» — сжав зубы, прошипела я в темноту. Я пыталась, я старалась оставаться спокойной, но кажется, каждый из встреченных мною пони решил надо мной поиздеваться в этот солнечный летний денек. Быть может, для них было и не внове судить о чем-то, основываясь лишь на домыслах, слухах и собственных умозаключениях, но я поняла, что еще немного – и я сорвусь, начав бить морды каждому доморощенному аналитику, который решит рассказать мне о том, какой нехорошей пони я была. Тем более, что я знала это и без их нравоучений! – «Или тем, кого рвущиеся к богатству и титулу можновладельцы превратили в животных, дерущихся за ботву от морковки, и гадящих под себя! Или об этом ты не знал?».

Темнота промолчала – наверное, попросту не желая вступать в спор с глупой кобылой.

— «Знаешь, что меня бесит, помимо прочих вещей? Это попытки сделать из меня образец. Пример для других. Жертву для показательной порки. А знаешь, почему? Потому что виновник того, в чем начинают обвинять меня, слишком силен – и поэтому жаждущие крови обвинители обычно ищут кого-нибудь еще, послабее. И радостно накидываются на меня, сыпля бредовыми обвинениями, жалобами и угрозами. Раз за разом, раз за разом, раз за разом! Грифоны напали – виновата Раг! Оборзевшие от безнаказанности штабисты проворовались – подать сюда пятнистую! Ждете, пока я сорвусь, и начну бить вам всем рожи? Или, быть может, попросту харкну на вас, соберу шмотки, и отправлюсь к семье, пока благородные маркграфы и бургбароны устраивают вам всем похохотать?!».

— «Ты не уйдешь сама. Такие как ты добровольно власть не оставят».

— «Аааа, так значит, все дело в цвете моей шкурки?!».

— «Нет, в том, какая ты».

— «И какая же?» — вскочив, я принялась нарезать круги по комнате в надежде, что смогу отыскать ту тень, в которой прятался этот придурок. Наш разговор все больше и больше напоминал обыкновенную семейную ссору, под конец которой спорщики уже и сами забывают о том, о чем же шла дискуссия, и радостно выливают друг на друга все то, что скопилось у них на душе – «Какая? Ну, скажи!».

— «Страшная».

На этот раз, была моя очередь промолчать, глупо распахнув рот, и вытаращив глаза в темноту.

— «Чееево?».

— «Ты сама не замечаешь, как становишься все страшнее и страшнее» — мрачно произнес из темноты единорог. Несмотря на небольшие размеры комнаты, я никак не могла ни нащупать, ни ощутить, ни даже понять где он находится, ведь его голос раздавался со всех сторон, отскакивая от бежевых бумажных обоев – «Впрочем, это не удивительно, зная, кто твой наставник. Ты не замечаешь, как меняется к тебе отношение подчиненных? Или тех, кто знает тебя чуть лучше, чем мимолетный знакомый? Я знаю о том, что ты делала в Грифусе, Раг, и могу тебе сказать, что ты самая пугающая кобыла из тех, кого я мог бы себе представить. За исключением Найтмер Мун».

— «Я не Найтмер Мун!».

— «Безусловно. Тебе до нее куда как далеко» — фыркнул голос Защитника. Мне показалось, что я смогла определить, из какого угла он звучал чуть громче, и медленно переступила с ноги на ногу, готовясь к прыжку на этого стероидного интеллектуала. Второго шанса у меня могло и не быть – «Но если остальные считают тебя отродьем Тартара, то я думаю, что ты лишь в двух шагах от этого. И именно эти шаги когда-то сделала твоя пра-пра-пра-прабабка. Думаешь, ее просто так окрестили «Трехногой» благодарные пони?».

— «Это все ложь! И вообще, откуда ты…».

— «Ты утащила ту книгу. Ты читала ее. Ты была возле ее могилы, и взяла оттуда то, что посчитала своим наследством» — с издевательской обстоятельностью перечислил мне принц хронологию моих похождений. О чем-то я уже и забыла, хотя упоминание о Зеркале Мира заставило меня вздрогнуть, ощутив на своем теле рвущие плоть когти огромного хитинового чудовища – «Лунный свет подсказал тебе путь. Книга признала в тебе ее кровь. Тебя взяли под крыло обе принцессы, а сегодня попросту закрыли глаза на устроенный тобой дебош – демонстративно дистанцировавшись от всего, что происходило во дворце между тобою, Спаркл и Кейденс. Что ты такое, Раг? Что вообще ты такое?!».

— «Я? Я просто испуганная кобылка, попавшая в новый и непонятный для меня мир» — прошептала я, глядя в темноту. Пламя воспоминаний ревело в чудовищной топке бойлерной, предвкушающе скрежетавшей ржавыми решетками в глубоком бункере, в котором я заточила все мысли о прошедших днях, но тонкие струйки дыма уже прорывались сквозь трещины, змеившиеся по бетонным стенам дома, где поселилась я сама, словно цербер, сторожа то, чему нельзя было давать волю – «Я бреду в тумане, в холодном лесу, и никак не найду из него выход. Гостья принцесс изволила обидеться на мою вольность в разговоре, и преподала мне урок – «Не связывайся с аликорнами. Целее будешь». И я усвоила его».

— «Разнеся половину дворца?».

— «Это все кофе. Принцесса изволила напоить меня им, приводя в чувство после… После произошедшего» — признаться в том, что я валялась на виду у всех, обоссанная и подергивавшая ногами в магическом сне, было просто невозможно. Хандра, подкравшаяся ко мне в темноте, начала отступать под напором недоброго чувства, разгоравшегося где-то в груди, и призывавшего меня вернуться – и продолжить начатое, доведя дело до конца, и снеся саму эту башню – «Наверное, Их Высочества изволили посмеяться, глядя на то, как бросается их болонка на тапочек гостьи. В конце концов, кто я такая? Игрушка в копытах принцесс».

— «Ты и вправду так думаешь?».

— «Тебе ли не знать?» — прошептала я. Раздражение, боль, страх перед жутким прошлым и мрачным будущим все сильнее давили на меня, заставляя копыта подергиваться в желании куда-то бежать, что-то делать, или сомкнуться на чьем-нибудь горле, чтобы выплеснуть из меня проклятую муть, поднимавшуюся все выше и выше, и грозившую захлестнуть меня с головой – «Тебе ли не знать. Ты мог бы сделать так много, будучи умным и деятельным принцем, а не клоуном в черном трико. Мог бы вести своих подданных к процветанию, а не лазать по крышам, как клюнутый в темечко воробей».

— «У меня нет подданных. У меня есть только правосудие, которое я несу…».

— «Пока ты несешь лишь ахинею!».

— «Я несу правосудие тем, кто забыл о нем!» — патетически воскликнул Защитник. Кажется, я все же начала догадываться о том, где находился этот бугай – если, конечно, он не предусмотрел и такой вариант развития событий, и не общался со мной посредством чревовещания, повиснув на решетке окна. Впрочем, коротко обдумав эту мысль, я решила, что мне совершенно не интересно возиться с этим качком, способным уделать меня одним-единственным ударом широкого, как блюдце, копыта – «Я защищаю пони везде, где в том есть нужда, и… Что?».

— «Прости. Ничего» — я не удержалась, и хлюпнула носом, не в силах сдержать слезы, бегущие по щекам – «Мне жалко».

— «И кого же? Себя?».

— «Тех, кто не вернулся. Тех, кто остался там, в этих горах. И все зря» — я зло мазнула сгибом крыла по глазам, не обращая внимания на окружавшую меня темноту, в которой вряд ли кто-нибудь мог увидеть мои слезы – «Пока мы отбивали Приграничье и Север, пока штурмовали Грифус, страна отдавала последние силы, поддерживая свои войска. И теперь все трещит по швам, наш дом под угрозой – а я не знаю, что делать, или как это исправить».

— «Не нужно было затевать ту войну!».

— «Так почему ты не отговорил от нее принцессу?» — огрызнулась я. Что-то новое, беспокойное, поселилось внутри. Какое-то незнакомое напряжение, понемногу сковавшее мое тело – «Я чувствую себя такой беспомощной… Такой жалкой…».

— «Тебе не стоило влезать в это, Раг. Я предупреждал тебя об этом много лет назад».

— «И никогда не помогал».

— «Я защищаю пони, а не помогаю им вершить зло!» — высокопарно заявил жеребец, в голосе которого, как мне показалось, прорезалось едва слышное смущение – «Чем я мог помочь той, что толкала пони к войне?».

— «Советом. Дружеской помощью. Поддержкой, в конце концов!» — шмыгнула я, отирая мокрые щеки. Летняя ночь была тиха и тепла, звеня за окном голосами тысяч цикад, свистевших свои заунывные песни – «Но вместо этого ты с удовольствием следил за мной, шпионил, подглядывал, радостно конспектируя все мои похождения, составляя список моих неудач! Так кто из нас хуже, «Защитник»? Тот, кто оступился и грохнулся в лужу – или же тот, кто глядя на это, осуждающе качал головой, не делая попытки помочь?».

Несмотря на теплую ночь, мне почему-то становилось все холоднее и холоднее.

— «Ты говоришь, что защищаешь пони – но где ты был, когда меня похищали? Где ты был, когда Вуд похищал и пытал пони, вскрывая их живьем во имя своей извращенной «науки»? Что ты делал, когда под Сталлионград свозили цистерны каких-то жутких магических отходов? Кого ты при этом защищал?».

Темнота молчала. А меня колотило все больше и больше.

— «И вот теперь мне снова придется рискнуть всем. Но теперь уже – и моей семьей. Моими детьми, моим мужем. Рискнуть для того, чтобы выиграть нашим принцессам немного времени. Им – и нашей стране. И я в ужасе от того, что не знаю, как взяться за это дело. А тебе раньше приходилось бояться за кого-то из близких, Блюблад?».

Темнота вновь не ответила, и внезапно я поняла, что какое-то время говорила сама с собой.

— «Мерзавец!» — пробормотала я, вытирая мокрый нос о коротко стриженную шерстку. Мысли метались словно вспугнутые мухи, раз за разом возвращаясь к моему сну. Гриндофт ощутил себя достаточно сильным, чтобы потребовать обмена заложниками, и принцессам не оставалось ничего другого, кроме как согласиться на этот обмен. Этот расчет был понятен, ведь если отбытие кого-то из Королевского Дома ко двору условно побежденного соседа и могло пройти незамеченным, то эдакий вояж жеребят, лишь недавно приближенных к трону, вызвал бы и вызовет нешуточный резонанс. Сколько мозгов заскрипит в попытках докопаться до правды! Сколько встрепенется знатных родов, углядев в этом возможность возвыситься, или вскарабкаться на ступеньку повыше по социально-иерархической лестнице нашего сословного общества! Я даже не представляла себе, как изменится расклад сил в знатной верхушке высшего общества, и от этого чувствовала себя маленькой рыбкой, бьющейся среди бурунов полноводной реки, несущей ее к гремящему водопаду. Я не могла взять с собой войско – второй раз фокус с прорывом через внутренние земли уже не пройдет, да и что сделают эти несколько сотен, оставшиеся от полноценного Легиона? Нет, тащить с собой на убой еще кого-то я не собиралась – не для того столько лет я носила на шкурке пополнявшуюся коллекцию шрамов! Но как обезопасить себя? Как вывести из-под удара детей? Распространялась ли на них дипломатическая неприкосновенность? И собирались ли соблюдать ее грифоны? От вопросов буквально лопалась голова, и погрузившись в мрачные мысли, я едва заметила хруст ключа, провернувшегося в замочной скважине. Куда более бодрящим был яркий свет, лягнувший меня по глазам не хуже дурного гастата, сквозь яркие лучи которого в комнату осторожно вступила показавшаяся мне знакомой фигура.

— «Тва… Твайлайт?».

— «Скраппи» — настороженно произнесла бывшая единорожка, прикрывая за собой дверь. В оставшуюся щелочку я могла видеть черные латы хранителей тела, бдительно прислушивавшихся к происходящему в камере-кабинете, и готовых в любой момент прийти на помощь младшей принцессе – «Ты… Ты в порядке?».

— «Более или менее» — хлюпнув носом, гнусаво пробубнила я. Ничего удивительного в том, что подруга осторожничала, я не видела. В конце концов, на ее месте, я прихватила бы палку побольше, чтобы бить по голове свою подопечную, как выяснилось, склонную к буйству – «Спасибо, что пришла меня проведать. Я как раз собиралась сделать то же самое, когда вернулась в замок, и мне стало немного лучше, но, как видишь, у стражи были другие планы на этот счет. Спасибо, и прости, что так получилось. Я… Я просто… Испугалась».

— «Испугалась?» — недоверчиво выдохнула она, рефлекторно потирая свой рог. На его витой поверхности я заметила несколько свежих подпалин, образовавшихся после срыва какого-то мудреного заклинания, которым она собиралась приголубить озверелую пегаску, громившую покои ее коронованной подруги – «Ты называешь это «испугом»? Думаю, тогда я не хотела бы увидеть, как ты будешь выглядеть, когда злишься».

— «Я была не в себе. Кажется, это из-за кофе. Я никогда раньше его не пила» — ощущая нарастающую неловкость, я заговорила быстрее, желая, чтобы фиолетовый аликорн остался возле меня еще на какое-то время. В присутствии Селестии я чувствовала себя тревожно. В присутствии Луны – комфортно. В присутствии Ми Аморе Кадензы… Ладно, оставим это. А вот Твайлайт я почему-то никак не ощущала. Ее не было в моем спектре ощущений, словно она, несмотря на крылья и рог, все так-же оставалась простой единорожкой, пусть и фонтанирующей магией. Эта мысль несколько выбила меня из колеи, и прошло какое-то время, прежде чем я поняла, что между нами повисла неловкая пауза – «Это… Я хочу попросить у тебя прощения, Твай. Мне было действительно больно от того, что я на тебя набросилась. Просто… Ну, ты же знаешь, что такое магия для меня».

— «Да уж. Доктор сказал, что ты… Что тебя…» — она снова потерла свой рог, словно оставшиеся после нашего столкновения ощущения никак не желали оставить витую фиолетовую кость — «Но это не повод ее бояться!».

— «Правда?» — прищурилась я, отчего сидевшая рядом принцесса смутилась. Похоже, она поняла, что я могла отнести ее слова не только к «примененной» ко мне магии, но и к ее носительнице, с которой юную принцессу связывали столь нежные чувства – «Пусть я и не помню всего, что сегодня произошло, но поверь, ваша магия для меня просто ужасна. Это нечто, которое исходит из вашего рога, и появляется словно из ниоткуда… Представляешь, какие ужасные преступления могли бы быть совершены с ее помощью? А магия аликорнов – она вообще безумно сильна. Профессор говорил что-то о каких-то там глоубах, но все, что я поняла, так это то, что связываться с вами – себе дороже».

— «Нет, Скраппи. Поверь, все совершенно не так».

— «Наверное. Просто я боюсь того, чего не понимаю. И не могу контролировать» — бледно улыбнулась я, скромно касаясь копытом ее плеча – «Твайлайт, прости. Я поступила неправильно. Но я хочу стать лучше. Честно! Я даже отправилась в психиатрическую клинику, и пробыла там целый месяц, старательно лечась от того, что врачи назвали «испугом». Поэтому я хочу, я стараюсь поступать лучше, но иногда меня просто заносит, и я превращаюсь в маленькую, испуганную кобылку, лягающуюся от ужаса, и разносящую все вокруг. Я не хочу быть такой, честно».

— «Это хорошо, Скраппи» — серьезно кивнула фиолетовая лошадка, отвечая мне таким же прикосновением копыта к плечу – «Я рада, что ты наконец поверила в то, что каждый пони может и должен стремиться стать лучше. Поступать правильно. Верить в дружбу. И я, как принцесса магии, готова помочь тебе на этом пути!».

— «Спасибо, Ваше Высочество» — поднявшись, я склонилась перед поспешно вскочившей подругой. Склонилась по-настоящему, без дураков, уткнувшись носом в пахнущее мастикой дерево пола, признавая ее превосходство, ее право учить, и право требовать повиновения – «Ты такая добрая, деятельная, умная… Ты заслуживаешь называться героиней Эквестрии больше, чем кто-либо, и я не знаю, смогу ли я когда-нибудь стать хотя бы немного похожей на тебя».

— «Я… Ты мне льстишь, Скраппи» — щеки юной принцессы мгновенно стали пунцовыми от смущения — «Принцесса Селестия однажды сказала мне, что потеря даже одной дружеской связи ужасна, но еще ужаснее – оставить в беде того, кто надеется на помощь».

— «Даже… Даже если этот «кто-то» просто ужасен, как… Как я?».

— «На самом деле, ты не ужасна, Скраппи» — неловко засмеялась подруга, крылом взъерошив гриву на моей голове – «Просто немного пугающая».

— «Пугающая?».

— «Немного. Поэтому если ты готова учиться – я могу тебя научить настоящей дружбе. Ну, и тебе стоит подумать над тем, чтобы меньше пугать пони».

— «Я никого не пугаю» — повинуясь приглашающему жесту Твайлайт, я поднялась, и присела обратно к столу, на котором, сами собой, ярко вспыхнули свечи – «Ты меня с кем-то путаешь, Твайли. Я просто маленькая, потерявшаяся кобылка, отчаянно пытающаяся найти свой путь».

— «О, мне кажется, ты на себя наговариваешь» — с долей скептицизма в голосе, произнесла та. Темнота отступала, и в комнате сразу стало гораздо уютнее – «Я изучила твое окружение, когда готовилась к твоему возвращению в Кантерлот, и для того, чтобы составить для тебя план учебы, мне пришлось повидаться с самыми разными пони. Скажу тебе честно, Скраппи, меня насторожил тот факт, что среди твоих подчиненных нет ни одного, кто в той или иной мере не боялся бы тебя. Ты разговариваешь сама с собой; знаешь жуткие вещи, которые не пришли бы в голову ни одному пони, дружески общаешься с разными важными пони, грифонами, и другими существами – но при всем при этом ты способна напугать. Я не знаю, как это получается, но есть в тебе что-то такое… Ну, знаешь… Страшненькое».

— «Я просто забываю причесываться, и не всегда правильно наношу макияж» — растянув губы в фальшивой ухмылочке, пошутила я. Уже вторая пони говорила мне, что чувствует в моем присутствии страх, и я не хотела, не собиралась этому верить – «Чего? Думаешь, шучу? Когда я вышла замуж, первые полгода я вставала на полчаса раньше мужа, чтобы успеть накраситься к его пробуждению. Имей в виду, подруга, жеребца нужно приучать к своему настоящему виду не торопясь, постепенно, без стрессов».

— «Шутишь, Скраппи? Значит, тебе уже лучше» — фыркнула Твайлайт, не принимая моего шутливого тона. После опринцессивания она стала гораздо серьезнее – исчезла та легкость, с которой она общалась когда-то со всеми нами, пропало ощущение открытости, сменившись натянутостью и неловкостью, возникавшими всякий раз, когда она вспоминала про свой титул. Что-то угнетало, давило ее, но мы слишком редко общались с моим куратором и подругой, а ее положительный и крайне трезвый образ жизни ставил крест на моей любимой психиатрической практике – да и не было у меня столько денег, чтобы гарантированно споить аликорна. Пусть даже и такого юного, как Твайлайт.

— «В любом случае, я считаю, что тебе нужно извиниться перед Кейденс. Ты поступила невежливо, дразня ее во время завтрака».

— «Я просто предложила ей угощение!».

— «Скраппи, у принцессы Кейденс было нелегкое, и очень одинокое детство» — увидев, как я ощетинилась при упоминании о ее няньке, Твайлайт примиряюще положила мне на спину свое завитое крыло – «Она получила строгое Кантерлотское воспитание, и сама воспитывала жеребят благородных единорожьих кланов. Она была моей приходящей няней, когда я была еще маленькой, и поверь, она замечательная, добрая и умная пони. Просто вы… Ну… Еще не узнали друг друга».

— «Я уже встречалась с одной мымрой из Кристальной Империи во время мирных переговоров, когда меня заманили на ее дирижабль, и могу тебе сказать, что манеры у них почти одинаковые!».

— «В любом случае, я думаю…».

— «Ок, ок. Я обязательно принесу ей свои глубочайшие извинения!» — услышав знакомый упрямый тон, в котором звучало невысказанное «Кажется, кто-то давно не делал мне докладов о дружбе?», я тотчас же прикинулась паинькой. Пусть я и не хотела снова огорчать свою подругу, но мысленно пообещала себе, что в следующий раз, я точно буду готова, и розово-стеклянная мымра непременно получит свои извинения лично, не раз, с занесением в грудную клетку большим грифоньим мечом. А вот потом можно будет написать какой-нибудь обстоятельный доклад о том, как я помирила парочку подчиненных, опустив в нем такие неинтересные коронованным личностям банальности, как выдача живительных пинков, звиздюлей и нарядов вне очереди, мгновенно сообщающих своим количеством любовь к примерной, беспорочной службе на несколько месяцев вперед – «Но учти, Твайлайт, что я сделаю это только ради тебя!».

— «Хотя бы так».

— «И письменно! Видеть ее сейчас для меня слишком сложно».

— «Хорошо. Для начала, пусть будет так» — подумав, согласилась принцесса. Судя по ее задумчивому виду, ей страх как хотелось придумать для меня очередное полезное дело, которое научило бы меня ее любимой магии дружбы, но по зрелому размышлению, она решила не спешить, и удовлетвориться для начала тем, что удалось переупрямить свою строптивую подругу – «Мне кажется, что так будет даже лучше. В письмах гораздо легче высказать то, что сложно произнести напрямую, глаза в глаза, и я обязательно пришлю тебе несколько книг, посвященных тому, как примирялись даже самые злые враги, начавшие длительную переписку.

— Чт… Что ты сказала?» — вскинулась я, прянув вперед, и насторожив затрепетавшие ушки – «Письмо? Простое письмо может быть символом перемирия?!».

— «Конечно! Простое письмо» — закивала принцесса магии, явно обрадовавшаяся моему неподдельному интересу, который я не демонстрировала до сих пор, вежливо выслушивая ее лекции и нравоучения до того момента, пока не засыпала, тихонько похрапывая, на столе – «Увы, все конфликты между разумными существами возникают из-за непонимания, и принцесса Селестия учит нас, что понять своего противника часто означает простить его, а может, со временем, даже сделать другом».

— «Ааааага… Как короля Сомбру…» — не удержалась я от шпильки, лихорадочно думая о своем. Безусловно, Эквестрия и Грифус вели активную дипломатическую переписку, пусть и прерванную из-за войны. Наверняка она должна была возобновиться после того, как новый правитель на Каменном Троне принял бразды правления Королевствами. И если бы он сам, лично гарантировал бы нашу неприкосновенность…

«Это должно было быть лишь ваше письмо, которое позволило бы ему лучше подготовиться к вашему прибытию. Вы можете просто написать «Благодарю» — и это решило бы все дело».

«Кейлхаке!» — пронеслось у меня в голове, пока я тупо глядела на говорившую что-то Твайлайт – «Кейлхаке! Приглашение! Письмо!».

Мысли с грохотом сталкивались и сливались, порождая странные химеры, описать которые не могла бы и я сама. Но из этого хаоса, неторопливо, оформилась полубезумная идея, захватившая все мое существо обещанием избавления от того ужаса, что поселился у меня в глубине души после того проклятого завтрака на веранде. Не глядя, я протянула копыто к альбому, лежавшему на столе, и с хрустом выдрала из него последний по счету лист, продолжая таращиться на подругу круглыми, как плошки, глазами. Теперь мне было по-настоящему жутко, но это был не липкий, обессиливающий страх, но то странное чувство, что охватывает летуна на большой высоте, заставляя тело трепетать от ужаса и восторга. «Скольжение», как назвал бы его Древний. «Танго на лезвии меча», как сказал бы какой-нибудь грифоний поэт. Оступись – и отрежешь себе ноги, падая в глубокую пропасть. Шаг влево, шаг вправо – и на меня обрушится гнев одного из владык. Остается лишь раскинуть крылья, и бежать по лезвию, надеясь успеть до того, как истечет отведенный мне срок.

— «Скраппи! Ты вообще меня слушаешь?».

— «Да-да! Твайлайт, ты права!» — возбужденно заявила я, хватая лежавшее рядом перо, и не с первого, не со второго раза попадая им в чернильницу, не замечая, что тычу я им в закрытую крышку – «Я обязательно напишу этой хрустальной или кристальной принцессе. Много напишу. Под твоим чутким надзором, и с твоей помощью, конечно же».

— «Это просто замечательно, Скраппи!» — впервые за долгое время на ее губах появилась широкая, искренняя улыбка, заставившая меня с удивлением зыркнуть на буквально засветившуюся от счастья подругу. Похоже, слова принцессы о том, что аликорны черпают силу в своем предназначении были не просто красивой фигурой речи, если судить об этом по буквально расцветшей Твайлайт – «Но давай не будем спешить. Нам нужно подобрать выражения, заглянуть в учебники по риторике и старинному обхождению в дипломатической переписке… Первое письмо самое важное, оно должно оставить хорошее впечатление – особенно, если пишешь принцессе».

— «Безусловно, мне есть, что ей сказать» — усмехнувшись, я поднесла перо к бумаге, и на секунду зажмурилась, ощущая себя ныряльщицей, стоявшей на краю высоченного утеса. Что ждало меня там, в пенистой глубине? – «Только, Твайлайт, у меня будет к тебе маааааленькая просьба…».

Сложив лист пополам, я как можно разборчивее написала на нем: «Фрайфрау Кейлхаке. Для передачи известному лицу».

— «Конечно, я сделаю все, что в моих силах, Скраппи».

Глубоко вздохнув, я задержала дыхание, и после недолгого колебания, дрожащим копытом вывела на внутренней стороне записки одно короткое слово, которое должно было стать моей неизбежной судьбой. Судьбой, которую я выбрала для себя сама.

«Благодарю».

________________________
[17] Намек на поговорку, демонстрирующую высшую степень различий в культуре разных народов.
[18] То же, что и клеймо – знак, обозначавший владельца лошади, выжигавшийся на ее шкуре.
[19] Знак в форме цветка, обозначающий рейтинг ресторана по версии компании «Мишлен».
[20] Карточная игра-головоломка.
[21] Языки компьютерного программирования.
[22] Публий Овидий Назон (43 г. д.н.э. – 17 г. н.э.) – римский поэт, чьи произведения оказали влияние на всю позднейшую литературу.
[23] Скраппи вспоминает о Пирре из рода Пирридов – древнегреческом полководце, боровшимся с Римом. «Пиррова победа» — победа, равносильная поражению.
[24] Кормовое растение, один из подвидов репы.