← Глава 15: "Огонь, вода..." - часть 8 Глава 15: "Огонь, вода..." - часть 10 →

Стальные крылья: Огнем и Железом

Глава 15: "Огонь, вода..." - часть 9

Загадывать наперед – крайне неблагодарное дело. Это я знала от Древнего, давным-давно научившегося не пытаться спрогнозировать получаемые вызова; это я узнала и на собственной шкуре, когда несколько лет назад умудрилась влезть в шкуру командующей небольшим экспериментальным отрядом. У всех высших существ есть чувство юмора, в чем я могла убедиться на примере моей собственной жизни, за последние годы прекрасно описываемой стародавней гвардейской аббревиатурой «СНАФУ»^[49]. Вот и теперь, стоило мне погрозиться тотчас же, уже утром, с наскока решить все проблемы, как моментом все пошло по жеребцовому половому органу, и прямиком кобыле под хвост.

Как выяснилось, Трави де Пуассон не был в действительности риттером, и самовольно присвоил себе аристократическую приставку «де», но хуже того – он не был очередным авантюристом типа поганца де Рабенсбаха, решившим половить рыбку в мутной воде, и самоназначить себя на место управляющего освободившимся местом, а на самам деле послан сюда Ландтаагом. Этот орган, услышав о котором, я посчитала чисто совещательным, на деле оказался настоящим советом крупнейших фигур Грифоньих Королевств, считаться с которым приходилось даже королю, и похоже, что на одном из внеочередных совещаний, после произошедшего раздела кусков оставшегося от Королевств пирога, графы и лорды, фрайхеры и гросс-бароны, магистры орденов и стоявшие за знатными, но бедными семействами магнаты – все они решили обратить внимание на то, что творится у границ их страны. Для этого, как ни странно, решено было выбрать не декорированного наградами генерала, или распушившегося от осознания собственной значимости, жадного магната – нет, они поступили гораздо хитрее, и прислали в крепость хорошо зарекомендовавшего себя управленца, чьи поветы, благодаря грамотному управлению, вышли наименее потрепанными из войны. Теперь староста Ктоцкий и Убервальдский был прислан в качестве «мудрого наставника, способного знаниями и опытом имеющимся преподать разумный урок жителям местным». Кажется, там было еще что-то про «трепещущие от избытка благодарности сердца, и «головы, склоняющиеся перед мудростью всезнающих ваза», но единственное, что гарантированно встретило их, были набыченные северяне. Большая часть принадлежала тем сотням, которые я отправила сюда после эскапады с Генеральным Штабом – пусть я и смогла, как считала, утереть паркетным шаркунам их не в меру любопытные носы, но не подчиниться приказу Вайт Шилда попросту не могла, хотя и тут положила ежа в портки всем, кто решил ослабить Легион подобными инициативами, отослав в это место Буши и его Иррегулярную когорту. С довольно специфическими инструкциями, в числе которых была и возможность рекрутского набора, при наличии нужного количества волонтеров. На фоне подобравшейся толпы этих псевдолегионеров, сам Трави де Пуассон смотрелся уже не столь выигрышно, даже с той сотней, которая набралась за эти дни, десятками стекаясь по его зову из подвластных ему земель.

Сам же самоназвавшийся риттер оказался грамотным хозяйственником – одним из тех грифоньих хозяев, что заваливают древесиной, пенькой, смолой, орехами, медом и рыбой рынки Эквестрии и Грифоньих Королевств. Зажиточный, он был выбран, а войдя в силу, и присвоил себе должность старосты двух поветов, крепко держа их в своей когтистой лапе. На меня он вначале глядел свысока, истово пытаясь копировать манеры высокопоставленных вельможей, однако добился лишь того, что узнал от меня лично, что на его вымышленное риттерство мне просто насрать, ведь у меня в плену целые фельдмаршалы сиживали, а магнаты отчаянно собирали таланты для выкупа своих непутевых родственничков из плена. Удовлетворившись тем, что его пятнистая головная боль, столь нежданно свалившаяся с небес, да еще и считавшая себя в праве распоряжаться всей этой лесной страной, существо не слишком высокого рода, он прекратил строить из себя знатного дворянина, способного поспорить древностью рода с каким-нибудь королем, и попросту перестал обращать на меня внимание, занявшись хозяйственными вопросами, день деньской летая по окрестностям Каладана, или накачиваясь в главном зале прихваченным из дома вином. Впрочем, ему хватало времени для того, чтобы собачиться со мной по вечерам, демонстративно отменяя мои распоряжения, и если местные земнопони еще как-то делали вид что не расслышали его, или забыли, то оставшимся в крепости грифонам приходилось несладко. В конце концов, его хамство и ковбойские замашки переполнили чашу моего терпения, заставив показать свои мелкие зубки.

Особенный вес моим словам придало прибытие двух сотен земнопони, одного из которых я знала – но предпочла бы никогда не узнать.

— «Майт?» — прошептала я, глядя на поднимавшегося на стену жеребца. Такой же серый, с лохматой, нечесанной гривой, он был гораздо старше своего погибшего сына. Выйдя на стену, он внимательно смотрел на меня, и лишь услышав произнесенное имя расслабился, почтительно склонившись передо мной – «Нет, мы похоронили его. Я помню краду и тризну^[50]. Майт… Я буду помнить Майта.Но как мне называть тебя?».

— «Лонгхорн. Это достаточно хорошее имя» — ровно ответил жеребец. Я заметила, что с ним не было Блоссом, и других жен его погибшего сына, перешедших, как наследство, отцу. – «Разве ты больше не нуждаешься в нас, Иллюстра?».

— «Я? Иногда мне кажется, Лонгхорн, что это вы нуждаетесь во мне. И это не упрек» — горькие слова вырвались у меня поневоле и прозвучали жалобно, словно стон. Глядя на этого жеребца, мне казалось, что я говорила с Майтом, говоря ему то, что не успела сказать, не успев защитить, и не встав на пути той судьбы, которую он предчувствовал – «Это тщетность. Мне кажется, что если бы я не пришла, появилась бы какая-нибудь другая Иллюстра – и все пошло бы своим чередом. Пусть не так, как это произошло, но это бы случилось, так или иначе».

— «Может, так. А может, и по-другому» — пожал плечами серый жеребец, осторожно увлекая меня вниз по лесенке, словно я была немощной старухой, и не смогла бы спрыгнуть, или слететь – «Великая катит воды, и не нам стоять на пути волн. Что было сделано – то сделано, и узнав о твоем возвращении, я привел всех, кого смог собрать».

— «Скажи, у вас не появлялись какие-нибудь грифоны или пони, которые рисуют зеленой краской разные знаки?» — поинтересовалась я, вместе с Лонгхорном заходя в главный зал, располагавшийся у основания донжона. Вновь натопленный до рези в глазах, наполненный едва заметным дымком от сгорающих в жаровнях трав, он был подозрительно свободен от кровососов, но на всякий случай, я внимательно обвела глазами большое и гулкое помещение, прислушиваясь, не выдаст ли себя звоном тоненьких крыльев спрятавшийся среди теней паразит. Укрытый хвоей пол приятно похрустывал под ногами, а ее запах удачно перебивал слабый, почти деликатный запах грифоньего пота, похожий на выветрившуюся кошачью мочу. На его фоне запах собравшихся пони напоминал удар копыта по носу, что явно не нравилось Пуассону, рассевшемуся на резном деревянном кресле, сменившем стоявший на возвышении табурет – что, в свою очередь, не нравилось Тэйлу, хотя тот и держался, бросая быстрые, хищные взгляды на важного птицельва.

— «Нет. О таких не слыхали. Но есть другие пони, о которых ты бы хотела узнать».

— «Хорошо. Расскажешь после» — заметив важного грифона, Лонгхорн недобро прищурился, став чем-то похожим на мрачного Тэйла – «Нужно, чтобы весть разошлась по всему этому краю, дошла до самых дальних поветов; чтобы все жители знали, что такие рисунки и рисовальщики несут смерть».

— «Вести верные?».

— «Проверенные. Равикс раскажет» — убедила я нахмурившегося земнопони. Заметив на лестнице Грасс, спускавшуюся из верхней комнаты донжона с детьми, я помахала им крылом, и ткнула копытом в сторону большого камина, где ярился рыжий огонь, пожирая изрубленный ствол – «Они приманивают чудовищ. Не знаю, кто это и зачем это им, но я уже отправила в Пизу встреченную по случаю банду Матушки Юп, чтобы она предупредила местных о грозящей опасности».

— «Х-ха! Так вы тоже повстречались с этой разбойницей? И что же – она и тебя пощипала?» — услышав последнюю фразу, ехидно осведомился Пуассон. В лапах у восседавшего в своем кресле грифона была здоровенная чаша, чей блеск подозрительно напоминал о серебре, тотчас же приковав к себе мой вспыхнувший жадностью взгляд – «Что ж, своя щука найдется на каждого карася!».

— «Узнав от беженцев где я, они побросали все дела, и приплыли для того, чтобы отвезти меня как можно ближе к этой крепости» — с деланным равнодушием пожала плечами я, с интересом глядя, как начинают переглядываться грифоны. Расположившиеся чуть ниже своего господина, они расселись вдоль стен, или просто околачивались по залу, с небрежным, презрительным интересом разглядывая примитивные украшения на стенах и потолке – «Они снабдили меня провиантом, вещами, и кажется, даже хотели каких-то подарков надарить… Но я сама их одарила, на память».

— «Не слишком-то верится» — придя в себя, кашлянул Пуассон в ответ на мое демонстративное безразличие к той опасности, которой, по его мнению, я подвергалась при общении с Матушкой Юп. Впрочем, я еще не знала, что с прошедшей войны в этих землях выражение «Дар Иллюстры» приобрело достаточно специфическое выражение на долгие, долгие времена – «Но я изволю узнать, для чего мы все здесь собрались!».

— «Ты был призван Иллюстрой. Сего довольно» — спокойно отреагировал на вызывающий тон грифона Лонгхорн. Я заметила, как за его спиной захлопнулась дверь, скрывая за собой факелы, освещавшие собравшуюся на площади небольшую толпу.

— «Это не есть достойный меня повод!».

— «Лонгхорн, ты хотел мне о чем-то рассказать?» — проигнорировав нахохлившегося старосту двух поветов, я подошла к длинному столу. Не мудрствуя лукаво, его создатели попросту распилили здоровенное дерево, части которого, возможно, в это же время полыхали в камине, и взгромоздив получившуюся половину ствола на кривые ножки из гнутых корней, оставили в центре зала. Потрогав копытом этот образчик местной мебели, я одобрительно покивала, представив себе того вора, что попытается спереть его у владельцев. Для этого нужно было быть кем-то вроде Конана из Киммерии^[51], и я могла лишь пожелать удачи тому, кто попробует это сделать – «Что за пони привлекли твое внимание?».

— «После того как ты покинула нас, призванная Матерью Всех Матерей, в лесах появилось трое пони. Серый, синий – и в пятнах, как ты».

— «Та-ак…» — протянула я, ощущая, как становится холоднее душный, насыщенный жаром сгоравших углей воздух зала. Графит отсутствовал, уединившись в углу кухмистерской с отоспавшимся Равиксом, о чем я даже немного пожалела. Впрочем, ничто не мешало мне рассказать ему подробности позже, в свою очередь, попытавшись вытянуть из него какие-то укрываемые от меня секреты принцессы – «Подробнее, Ма… Лонгхорн».

— «Они появились на горах, где унгоны издревле кирками, как дятлы, стучат» — начал неторопливый рассказ земнопони, ухватив одну из поданных ему кружек. Со второй возникла заминка, сопровождающаяся негромкой перебранкой, донесшейся от камина, в результате чего мне досталась абсолютно пустая посудина, истекавшая последними каплями корневого пива, и сопровождаемая недобрым, заставившим передернуться меня взглядом Грасс – «Прилетели с гор они, с пятью ловкачами, и явившись в большой повет, стали требовать даров и почтения».

— «Так, дальше» — северяне вовсю веселились, глядя как их Иллюстра грустно облизывает пустую кружку, и даже пытается вытряхнуть последние капли себе на язык, тотчас же пригнувшись, и прижимая уши к голове при звуках недоброго покашливания, донесшегося из каминного угла – «Что за ловкачи? Что за пятнистый? Где они теперь? Лонгхорн, ты чего — ежа против шерсти рожаешь?!».

— «Вижу, сын не привирал, когда говорил о тебе» — скупо дернул щекой жеребец, заставив меня поперхнуться заготовленным ругательством, призывавшим его не телиться, и родить уже наконец готовый доклад – «Эта пятерка известна – ловкачи, каких поискать. «Контрабандисты», как их называют южане. Камнями волшебными промышляют, золотом, и прочим, на унгонов работая».

— «Камнями? Так-так-так…» — я быстро вспомнила свои же ориентировки на розыск, отосланные в штаб Гвардии. Конечно, я быстро поняла, что это была ошибка и то, что я посчитала формальностью, оказалось моей распиской в собственной неудаче, и невозможности держать ситуацию под контролем – как знать, не этот ли эпизод оказался роковым в моих взаимоотношениях с гвардейским начальством, решившим прибрать к себе власть в Легионе? Но похоже, мне представлялась возможность исправить свою ошибку – «Ладно, этих, похоже, я знаю».

— «Они тебе нужны?».

— «Даже очень» — я злобно ощерилась, грохнув кружкой по загудевшему столу – «У меня есть к ним свой счет, как говорят в Мэйнхеттене, и если при этом они окажутся немного помятыми – это не страшно».

— «Насколько помятыми?» — деловито осведомился кто-то, вызвав сердитый кашель зеленой земнопони, возмущенно сверкавшей глазами на немытую толпу жеребцов и кобыл. Похоже, те уже начали подумывать о том, что у них есть немного более интересные занятия, чем сидеть в этой крепости безо всякого дела, да еще и на виду у бывших хозяев этих земель.

— «Они должны быть живыми, все чувствовать и понимать, а также общаться с помощью языка, а не знаков» — пожала плечами я, старательно игнорируя изумленный вздох, донесшийся от камина – «В общем, желательно живыми и относительно здоровыми, чтобы до конца ощутить всю глубину своих заблуждений, и долго раскаиваться в том, что пытались меня обмануть».

— «Они сделали что-то против твоей воли?» — вроде бы невинно осведомился Лонгхорн, и я заметила, с каким нехорошим интересом прислушивался к нашему разговору Пуассон.

— «Они поклялись мне в верности, когда я вытащила их из дерьма. Они принесли клятву верности – и трусливо сбежали, решив, что свобода дороже их чести, плюнув на копыто, что отвело меч, занесенный над их головой. Хотя я обещала этому сброду, что за такое они будут долго и горько раскаиваться – быть может, не сразу, а когда у меня найдется время на этот навоз. Но в целом… Сотню талантов за каждого из них – в слитках, дукатах или крейцерах, на выбор^[52]».

— «Аааааа!» — радостно взревели лохматые лесовики, и серому жеребцу, по моему примеру, пришлось несколько раз грохнуть кружкой по столу, перекрывая поднявшийся гвалт. Что ж, я могла их понять, ведь одно дело слухи, ходившие по тратториям, поветам и бургам Севера, а другое – своими глазами видеть, как самая безумная кобыла Севера за минувшие сотни лет, разбрасывается стоунами^[53] серебра. Тут и заядлый бессеребренник почувствует зов денег, которые нужно только найти и поднять. Да, этим я уменьшала возможности, которые, как я подумывала, мне в скорости пригодятся, но в то же время это был выход – ведь как еще можно было держать в подчинении недисциплинированную толпу отрядов и банд, сбитую в общую аморфную кучу? Только найдя им подходящее занятие по вкусу, и я предоставила им такую возможность, а также обеспечивала веселую жизнь своим врагам – «Мои! Моими будут!».

— «Тихо!» — рявкнул Лонгхорн, заставив меня поморщиться. Уж слишком невовремя он решил обломать мне игру – «Иллюстра сказала свое слово!».

— «Награды за полосатых пришельцев тоже остаются в силе» — невинно захлопав ресничками в сторону позеленевшей от возмущения Грасс, сообщила я, бросив мимолетный взгляд в сторону вытянувших шеи грифонов. Озвученная сумма заставила даже их забыть о своем предводителе, возмущенно оглядывавшем отвернувшихся слуг, и ревниво прислушиваться к словам, долетавшим от большого стола – «Пять сотен грифоньих талантов за голову каждой из этих двух зебр, и тысячу – за живых. Один из них слеп, другая… Другая бродит вместе со слепцом, поэтому мне насрать, как она выглядит. И нет – их здоровье меня абсолютно не беспокоит. Главное, чтобы дышали».

И вновь в зале поднялась небольшая буря. Глаза горели азартом, копыта вздымали к потолку самое разное вооружение, а из глубины нечесаных, грязных бород вырывались сиплые кличи, прорываясь через пеньки полусгнивших зубов. Поглядев на Лонгхорна, я усмехнулась, и жестом призвала его не вмешиваться, позволив дружине поголосить, упиваясь слепившим их светом будущих сокровищ.

— «Пусть пошумят» — наклонившись вперед, доверительно посоветовала я серому жеребцу, когда окружающие нас северяне и даже несколько грифонов, быстро затерявшихся в этой толпе, наконец-то двинулись к выходу, выкатываясь на замковую площадь, оставив после себя лишь нескольких, самых серьезных на вид, державшихся поближе к Лонгхорну – «Пусть празднуют и веселятся как умеют. Кто знает, кому из них повезет, а кто ляжет под дерновое одеяльце?».

— «И было сказано: «Будет Она знать пути ваши, словно рождена для них». Майт не ошибся в тебе».

— «Давай не будем об этом, ладно?» — поморщилась я, едва не взбесившись от этой религиозной билеберды. Ну вот почему каждому при виде меня хочется сделать из моей тушки агнца для заклания на алтаре? – «Я отослала твоих воинов не просто так, ведь дальнейшее мы должны обсудить все вместе, и у меня нет времени на то, чтобы убеждать всех вокруг, лупцуя их по каменным головам. Так что ты говорил про ту троицу разноцветных?».

— «Лично я их не видел, но заслуживающие доверия пони говорят все, как один, что она – это не ты» — заметив, что я уже готовлюсь прокомментировать это заявление в своей колючей, ехидной манере, он пожал плечами, заставив коротко звякнуть вплетенные в гриву камушки и амулеты – «У нее нет твоей безжалостности, Иллюстра. И у нее нет твоих глаз».

— «Да что ты говоришь!» — безжалостности? Серьезно? Мне почему-то начало казаться, что все это время говорилось о какой-то совершенно другой пони.

— «Так было сказано» — пожал плечами Лонгхорн.

— «Кто-то работает под меня. Охренеть!» — пробормотала я – «И что, сильно похожа?».

— «В пятнах. Крылья вроде бы есть, но прячет их под накидкой. Говорит, что перья сломаны».

— «Ну, у меня-то они теперь целы» — помахав окольчуженным крылом, фыркнула я – «Ладно. Быть может, это и к лучшему – ведь всегда должна быть Иллюстра».

— «Ты решила оставить все как есть?» — кажется, все же удивился Лонгхорн, оглянувшись на покинувшего свое место грифона. Оставив кубок на ручке кресла, Пуассон решил подобраться поближе, внезапно заинтересовавшись картамы, разложенными на столе – «Разве не должно найти ее, и покарать за своеволие?».

— «Майт… То есть, Лонгхорн… Погляди на меня» — вздохнув, я кивнула грифону, приглашая старосту двух поветов не изображать из себя туриста, случайно заснувшего в закрытом музее, и присоединяться к беседе – «Полгода назад я бы рвалась, чтобы найти ее – мол, как же, кто-то бросил мне вызов! – но после богини указали мне на мои ошибки, заставив осознать… Не важно. Все не важно. Но мне придется посвятить всю свою жизнь тому, чтобы хотя бы немного исправить последствия совершенных грехов».

— «Пути Иллюстры отличны от пути смертных, и не нашим копытам ступать по ним».

— «Однажды я поймаю этого жеребца за отсутствием подходящей религиозной цитаты, и он покажется голым» — фыркнула я под грубые смешки собравшихся вокруг грифонов и пони. После того, как толпа вывалилась на улицу, я смогла хорошо разглядеть сводную сестру и детей, уже сонных, но все еще возбужденно блестевших своими глазенками у нее со спины. Как бы и я хотела однажды вот так прилечь у камелька, в своем собственном доме, и слушая дыхание засыпавших детей, слушать шуршание листьев за приоткрытым окном. В этом мире это была возможность для каждого, а не привилегия для богатых, и напомнив себе об этом, я улыбнулась им, вновь возвращаясь к насущным делам. Интересно, заметили ли они Рэйна, словно невзначай, прикорнувшего неподалеку? – «Итак, джентельпони, шутки в сторону. Скоро я отбываю, и нам предстоит решить несколько вопросов, поэтому я хочу сделать так, чтобы никто не ушел отсюда обиженным. Эту троицу нужно схватить, но для этого придется использовать все наши силы. Я не знаю, что затеял пославший их колдун – об этом знает мой муж, который за ним охотится все эти годы – но та парочка пони, которая сопровождает эту самозванку, даже самым ловким и боевым может глаз на жопу натянуть. Поверьте мне на слово».

— «Они настолько могучи?» — не сразу поверил Лонгхорн.

— «Они дважды смогли взять меня в плен» — тихо призналась я, бросив взгляд на пламя, гудевшее в камине, на миг, показавшимся мне жерлом огромной печи – «Замучили насмерть. Выжила лишь милостью богинь».

— «И они…».

— «И они сопровождают эту пони» — вздохнув, повысила голос я, заметив, что находящиеся в зале грифоны и пони уж слишком беззастенчиво вытягивают шеи, пытаясь подслушать наш разговор – «Поэтому нужно быть осторожными, чтобы не подставить под удар тех, кто слаб и беспомощен. Я хочу побеседовать с ними лично».

— «Если верить всему, что о тебе говорят, то тебе вообще лучше на глаза не попадаться, и с тобою не знаться» — каркнул грифон. Увидев нарочито удивленные морды окружавших нас пони (мол, кто это вообще тут осмелился пискнуть?), он нахохлился, и с намеком опустил лапу на эфес короткого, богато украшенного шестопера, висевшего на его боку – «Остальные поветы и бурги рассказывали о тебе как о чуме, бушевавшей по обеим берегам реки!».

— «Только те, кто привык использовать рабский труд, Пуассон».

— «В Ктоцке и Убервальде, слава Хрурту, мы привыкли доверять только собственным лапам, и еще не забыли, как держаться за удочку, невод или кинжал!» — высокомерно ответил староста двух поветов. То ли он не доверял слухам о размахе нашего партизанского движения, то ли действительно, ему нечего было опасаться, и это заставило меня сделать себе заметку на память – посетить эти области, чтобы разнюхать, что там происходило на самом деле – «Потому и не боимся всяких там… Всяких».

— «Вот и хорошо. Приятно пообщаться с кем-то из грифонов, кто не орет от ужаса, или не тычет в тебя мечом» — сострила я, задумчиво глядя на старосту. Интересно, и зачем его прислали сюда? Для того, чтобы отстаивать права и привилегии своего вида, нужен вояка без особой фантазии, но крайне охочий подраться. С другой стороны, из этого получится лишь перевод конфликта из острой в подострую, скрытую стадию, похожую на присыпанные пеплом угли – вроде бы и не горят, но готовы вспыхнуть в любой момент, да и жара от них не намного меньше, чем от пламени… Нет, что-то тут не так. Всего один, да еще и явный пройдоха, о фальшивом титуле которого известно всем – даже такой тупой кобыле как я, еще недавно не отличавшей ламбеля от марлеток, но уж точно не способной пропустить «риттера» без герба. Конечно, изучить эту науку на своей шкуре меня заставила не вспыхнувшая вдруг приверженность риттерским добродетелям, а банальная алчность, заставлявшая потрошить своих пленников как курчонков, но я все-таки ожидала встречи с кем-нибудь повесомее, кому новый король даровал бы власть над этим богатым лесным краем как милость, за заслуги перед собой и короной… Неужели никто не согласился?

«А ты бы согласилась отправиться сюда по своей воле?».

— «Скажите, Пуассон, вы прибыли сюда по своей воле?» — задумавшись, я пропустила мимо ушей начинающуюся перепалку, и мне пришлось какое-то время подождать, прежде чем я смогла вставить хоть слово в поток взаимных упреков и обвинений. Риттер или нет, этот грифон был явно не из тех, кого легко запугать, и на любое рычание Лонгхорна он отвечал высокомерным клекотом, постукивая внушающими уважение когтями по столу. Стучать по нему кулаком, как и все грифоны, он не спешил – несмотря на силу и цепкость их лап, в кулак они сжимались неплотно, и попытка прямого удара привела бы к перелому их узких костей – «Это не оскорбление. Просто я пытаюсь понять, почему мы оказались в этом месте».

— «Хотите прочитать указ нашего нового короля? Извольте!» — гордо каркнул грифон.

— «Значит, указ короля…» — я пробежала глазами по брошенной на столешницу бумаге, практически не вчитываясь в текст. Написанный мудрено, готическим шрифтом со множеством черточек, точек и прочих украшательств, словно нарочно делающих практически нечитаемым любой текст, поэтому я быстро бросила это дело, задумчиво постучав свитком по нижней губе – «Личный указ. Улавливаешь, Лонгхорн?».

В ответ на мой задумчивый взгляд, жеребец тупо уставился на меня безо всякого выражения на морде, как любили это делать все дикари, населявшие этот мир в течение сотен тысяч лет, пусть даже и принадлежавшие к абсолютно разным видам существ.

— «Ну хорошо. А эти поветы, где правит наш дорогой гость – богатые? Или захолустье?».

— «Сильны» — нехотя ответил северянин, переглянувшись с оставшимися в зале товарищами – «По две, и три сотни унгонов выставляют при нападении. Сундуки не пустуют, и ярмарки богатые каждый год».

— «Но сюда вы явились без верных вам ваза, едва наскребя сотню клинков. Да и те скорее надворные слуги, чем настоящие строевые бойцы…» — задумчиво проговорила я. Политика, мать ее, ненавидимая мною политика, вновь показывала свою уродливую рожу, скользящую под поверхностью темной воды. «Искусство возможного», способы получения и удержания власти, борьба за право устанавливать свои правила игры, и многое-многое другое. Политика вновь вторгалась в наши планы, но чем дальше, тем больше мне казалось, что отрицая ее, я лишь обманывала саму себя – «Скажите, любезный староста – вы чего-то боитесь? Даже не так – вы опасаетесь за свои поветы? Потому вы не взяли с собой всех тех, кто мог бы позволить вам диктовать нам всем свою волю?».

— «Хмпф!».

— «Ясно. Что ж, кажется, я начинаю кое-что понимать».

— «Что бы ты там себе ни надумала, я здесь, и я выполню любой приказ короля!».

— «А я могу в течение недели перебросить сюда тысячу легионеров, прошедших две северных войны!» — окрысилась я, задетая за живое несговорчивостью грифона. Конечно же, я блефовала, и никто не позволил бы мне просто так, по своему желанию, устраивать подобные передислокации, не говоря уже о том, что это полностью вычерпало бы нашу казну, появившуюся после возвращения из Грифоньих Королевств. Но остальным этого знать не полагалось – «Просто чтобы поржать. И еще пару тысяч, если кому-то покажется мало!».

— «Это будет означать новую войну!».

— «Ага. И кого в этом все обвинят?» — издевательски осклабившись, я протянула свиток мрачно набычившемуся грифону – «Месье, я начала подозревать, что вас сюда сослали – за невосторженный образ мыслей по поводу коронации нового короля. И ладно бы если бы вы, Пуассон, просто не улыбались и не махали флажками, прославляя Полипетанга – но вы, скорее всего, имели неосторожность еще и делиться своими мыслями с окружающими. А короли такого не любят, знаю по себе! Поэтому, как мне кажется, вы оставили свое семейство и большую часть служащих вам ваза дома. Поэтому не знаете, чего ожидать от окопавшихся тут грифонов и пони. И поэтому пьете так много вина».

— «Тут нет ваза! Только предатели!».

— «Как бы то ни было, они хотят жить здесь».

— «Это не им решать! И раз они все еще подданные Короны – они будут подчиняться тому, кого послал к ним король — тот, которого они так восторженно встретили! Так вот и получат по заслугам!».

— «Месье Трави Пуассон, ну почему вы такой несговорчивый?» — покачала я головой, дернув ухом в ответ на шум, раздавшийся за входными дверями. Услышав его, Рэйн перестал прикидываться уснувшим, и быстрым движением скинул с себя сохнущий плащ, прикрывавший его передние ноги, уже облаченные в тяжелые боевые сабатоны с остро наточенными передними кромками – «Вас отправили сюда в ссылку даже не подозревая о том, что здесь вас ждет столько возможностей…».

— «Мэм» — одна из створок дверей распахнулась, впустив в полутемный зал свет факелов и волнующиеся тени множества грифонов, собравшихся на крыльце. Где-то позади них я видела гривы рослых жеребцов, пришедших с Лонгхорном, но все же, не задумываясь, цапнула меч, взглядом велев Рэйну отступать вместе с Грасс и детьми в покои на вершине донжона. Но первым, как ни странно, в зал ввалился Буши Тэйл, таща за собой на буксире нескольких грифонок, встревоженно уставившихся на наше сборище у большого стола.

— «Легат, мэм! К вам делегация!».

— «Толпа с факелами? Ничего себе делегация» — хмыкнула я, с трудом распрямляя сведенную судорогой ногу, уже ухватившую эфес Фрегораха – «Что-то это мне напоминает, знаете ли…».

— «Признаться, мне тоже» — глухо донеслось из теней, скрывавших лестницу на верх башни, откуда на нас взглянули две пары светящихся глаз. Одну я узнала практически сразу, а вот вторую – лишь когда Равикс вышел на свет. Облаченный в расстегнутую до пупа белую рубаху и шипастые ногавки, он прихватил с собой оба меча, и мне почему-то непременно захотелось узнать, ложится ли он спать вместе с ними, или все же снимает хотя бы для походов туда, где и принцессы теряют частичку своего божественного достоинства?

— «Очередной сбор» — буркнул Графит. Оказавшись рядом с камином, он успокаивающе кивнул Рэйну и Грасс, мимоходом потрепав по головам мигом проснувшихся ребятишек – «Очередные требования. Очередной бочонок корневого пива. Очередная пьянка. Очередной Буш Тэйл».

— «Да скачи ты» — отмахнулся от него Буши, выталкивая вперед давно знакомую мне Майзе. Где-то неподалеку, за ее спиной, маячила еще одна фигура грифонки, я не сразу поверила своим глазам, когда углядела на ней характерные очертания пластинчатого доспеха.

До боли знакомого мне доспеха легионера первой ревизии.

– «Легат! Тут к тебе делегация!».

— «Что это за…».

— «…nakher такой?!» — одновременно рявкнули мы с Пуассоном. И если грифоний староста ткнул когтем во вжавшую голову в плечи грифонку, то мое копыто прямо и недвусмысленно указывало на еще одну крылатую птицекошку, по какому-то праву напялившую на себя к этому времени устаревшую, но еще актуальную броню легионера, созданную когда-то по моему заказу на заре становления Легиона – «Принцепс-кентурион Тэйл, ты тут совсем охренел, со своей бандой?!».

— «Право призыва, мэм» — даже несмотря на стойкий запах сарсапариллы^[54], Буш был далеко не новичком, давно не юным жеребчиком, и подбираясь к своим сорока, чихать хотел на любое рычание, в том числе и от меня. Но даже под хмельком, службу он знал твердо, поэтому его объяснение-рапорт прозвучало четко и ясно, заставив меня собраться, и взять в себя копыта, не позорясь на глазах остальных – «Согласно рекомендательному письму, пришедшему из нашего штаба неделю назад. Поэтому у нас теперь есть и грифоны с полезными профессиями – я их «специалистами» обозвал. Все, как ты и писала».

«Ах, вот он о чем» — развела крыльями я, вспомнив о собственном приказе про добавку к жалованию для легионеров, обладающих важной для Легиона профессией – «Действительно. Но…».

— «Всего неделя? И как же ты успел их всех набрать?».

— «А я немного заранее!» — обезоруживающе ощерился Тэйл, заставив меня пркрыть глаза в энергичном фейсхуфе, под смех собравшихся в зале пони. Даже грифоны, стоявшие рядом со старостой, кисло ухмыльнулись – похоже, что чувство юмора все же не было чуждо этому птицеголовому народу – «Эй, милашка! Представься нашему грозному командиру!».

— «Лег-гионе-ер – специали-ист Иччи Крюгер, мэм!» — слегка растягивая некоторые гласные и согласные, отрапортовала грифонка. Заполошно рванув ко мне, она стукнула когтями по тораксу брони, и тут же бросилась поправлять скользнувший на глаза шлем, после чего потеряла пегасий скутум, при неосторожном движении соскользнувший с наплечного крючка, а поднимая его – выронила и копье. Увидев это представление я, неожиданно для самой себя, коротко и зло рассмеялась, почувствовав, как немного успокаивается поднявшаяся внутри буря, стихая при виде испуганных глаз изумрудно- зеленого цвета, обладательница которых уставилась на меня, словно кролик на распахнувшего пасть удава – «Ой. Прости-ите, мэм. Вин-нова-ата, мэм».

— «Ваза?».

— «Однодворная. Но ва-за!» — еще больше смутилась та, но я заметила, что несмотря на конфуз, поглядывала на меня она без особенного стеснения или страха. Что ж, ситуация становилась более понятной – война разорила и без того беднейшие классы, одним из которых были такие вот представительницы привелегированного вооруженного сословия Грифоньих Королевств, однако, как это водится у грифонов, привилегии не давали богатства, и обладательницам лишь собственного дома в городе, поместья, или попросту кинжальчика и потертого отцовского колета приходилось своими силами выцарапывать у жизни свое. Это они, ведомые магнатами и их серебром, столь храбро и отчаянно бросались на копья и мечи Легиона, добывая в бою богатство себе, и славу своим командирам. Это обещанную им казну мы так ловко распотрошили, забив серебром фургоны, отправлявшиеся в казармы Кантрерлота. И наверное, все это было следствием тех решений, которые я принимала той холодной, кровавой зимой – Круг Жизни вновь сделал свой оборот, и я снова и снова расплачивалась за совершенные когда-то ошибки. Наверное, именно это примирило меня со столь вопиющим нарушением моих же собственных требований, которые я уже давно высказывала в узком кругу доверенных морд Легиона, запретив брать на службу представителей наиболее вероятного врага. Задумчиво оглядев своего нового легионера, я тяжело боднула взглядом бежевого пегаса, без слов пообещав ему в дальнейшем разговор по душам, и вновь обратила внимание на Майзе, отметив про себя появившийся на той опрятный колет без рукавов, отделанный по низу квадратными зубчиками, и плотницкий топорик с характерной полукруглой выемкой под топорищем, который она таскала в наплечном чехле, как боевой. Похоже, что вся толпа, собравшаяся под дверями, очутилась там как раз из-за нее, и я, словно матерый вампир, уже в который раз непроизвольно прикинула куда можно слинять, спасаясь от мелькающих в воздухе факелов, вил и граблей.

Впрочем, улизнуть я уже не успела, и стоило мне только податься назад, как подталкиваемая Бушем и новым легионером, Майзе сделала шаг вперед – и поклонилась, опустив клюв до самого пола, и прижимая правую лапу к груди.

— «Признаю тебя, Иллюстра!» — проклекотала она, кидая быстрые, опасливые взгляды на вытаращившегося на нее Пуассона – «Прими же меня под свое крыло и убедись, что не оскудело… Оскудело…».

— «Мое сердце храбростью…» — тихо прошипел Тэйл.

— «… и не оскудело сердце мое храбростью, откликнувшись на твой зов!» — обрадовавшись, на едином духу оттарабанила та, после чего с облегчением уставилась на меня словно ребенок, глядящий на елку с подарками в честь дня Согревающего Очага.

«Чееего, blyad?!» — не знаю, что было громче – крик старосты «Изволю запретить!», или злой рев, раздавшийся у меня в голове – «Буши! Ты что же сотворил, старый козел?!».

Но я промолчала. Я промолчала, Твайлайт! Я малодушно промолчала, и до сих пор проклинаю себя за ту трусость, что проявила в тот день. Не рассмеялась, сведя все к шутке; не отвергла протянутые ко мне лапы со сточенными честной работой когтями, и даже не промолчала, с присущим мне жизненным опытом изобразив сумасшедшую.

Я долго смотрела на ту, что решила изменить свою жизнь навсегда, а затем – просто молча кивнула.

— «Принимаю» — негромко выговорила я раскатившиеся по притихшему залу слова. Отвращение – вот что я чувствовала, когда мысли пустились вскач, и в то время как тело благосклонно кивало, принимая заверения в преданности от имени всех, кто трудился под началом этой грифонки, разум просчитывал, чем мне придется за это платить. Чем заплатят за страх и желание выцарапать себе лучшую долю этих грифонов все остальные. Чем обернется разрыв с наместником короля. Как отреагируют прочие жители Севера на такую возможность – или сочтут ее попранием местных обычаев и легенд. Как отразится на моей семье. Чем обернется для Эквестрии и жителей Грифоньих Королевств. По всему выходило, что мне же от этого только лучше, и подвернулся шанс захапать под свое крыло еще сколько-то грифонов и пони, попутно утерев нос своим оппонентам, уставшим протестовать и грозиться, и мрачно взиравшим на ликование, охватившее толпу за дверьми…

Только почему так тяжко и больно на сердце?

— «Друзья, я рада видеть столь бурную радость тех, кто решил к нам присоединиться» — исполненным достоинства, «державным» голосом обратилась я к Майзе и ее подопечным, просочившимся в зал в качестве выборных от всей артели бывших пленных – «Однако у нас еще много дел впереди. Теперь вы свободные грифоны – такие же свободные, как жители этой страны, которую соседние страны называют Заброшенным лесом, а живущие здесь – Лесною Страной. Но знайте, что вместе с правами приходят и обязанности, и вашей будет жить и крепить Каладан. Крепкими лапами и с храбростью в сердце встречайте невзгоды; распростертыми объятиями приветствуйте тех, в чьих жилах горит огонь храбрости, святыми словами отвечая тем, в чьей груди пылает свет веры в добро! Идите – и будьте достойны своей новой жизни!».

Конечно, ушли они не сразу. Ты думаешь, это было какое-то недоразумение, Твайлайт? А вот я, при взгляде на Буши, изо всех своих сил делающего невинные рожи, достаточно быстро уразумела, что же именно решили провернуть эти доморощенные интриганы. Обиднее всего было то, что я практически сама подсказала им этот выход – не без задней мысли, конечно же, намекая лишь на возможность отложиться от Грифуса, зажив собственной жизнью. И вдруг — такой поворот… Все еще не поняла, ученица белоснежной богини, для которой интриги стали вторым дыханием? Да они попросту присягнули на верность Иллюстре, и выставили ее между собой и своими бывшими соотечественниками, словно щит! Теперь, при любом раскладе, я несла ответственность за все, что с ними случиться, и что они натворят, и при этом никто не поверит, что все это не устроила я сама! Мол, да кто учительница, и кто ученица… «Посланница принцессы Селестии», blyad! Оторвать бы и выкинуть мой болтливый язык!

— «Король узнает об этом!» — негодующе проклекотал Пуассон – «Вы изволили мне погрозиться? Отлично, ма фои! Достаточно мне кинуть клич, и не меньше дюжины окогченых риттеров слетятся сюда со всех краев земли – посмотрим, что вы сделаете с тысячью своих блохастых недомерков!».

Собравшиеся в зале пони зло заворчали.

— «Спокойнее, бравые парни» — помолчав, дернула ушами я, поглядев на разошедшихся земнопони. Равикс с Графитом хранили молчание, без слов признав за мной право вести и заканчивать эти переговоры, которые начала я сама – «Это мы так торгуемся со старостой двух поветов. Двенадцать риттеров – это сила, ведь с ними прибудет и их дружина… Но даже если нет – представляете, сколько выкупа можно получить за эту толпу?!».

— «Ты неисправима» — вздохнул из полумрака голос Равикса.

— «Зато смогла позаботиться о тех, кто мне верен!» — отбрасывая показное благодушие, рыкнула я в сторону умника, прячущегося в тенях. В отличие от него, Графит стоял на свету, неподалеку, в качестве безмолвной поддержки... Или, что было не менее вероятным – в качестве санитара для решившей побуйствовать жены.

— «А на остальных можно попросту наплевать» — не унимался серый земнопони, словно решив вычерпать до дна все мои душевные силы, которые я тратила в попытках не сорваться, и не полезть с голыми копытами на этого поборника справедливости, не сделавшего для этой самой справедливости ровным счетом ничего – «Мнением жителей сгоревших бургов, я думаю, ты точно не интересовалась. Как и всех, кто попал под пресс ваших стычек за передел власти».

— «Не я начала это!».

— «Но ты продолжила. Да и что же ты тогда делаешь тут, за столько миль от границы Эквестрии?».

— «Грифоны тоже не совсем у себя дома!».

— «И унгоны тоже» — вздохнув, Равикс поднялся с низкой скамеечки, на которой все это время сидел возле лестницы, в самом темном углу. Казалось, он намеренно не хотел обращать на себя внимание, но язвительный сарказм так и рвался из него с каждым словом – «Тех, что попались тебе на дороге, ты обобрала. А местные жители – у них ты тоже будешь что-нибудь конфисковывать?».

— «От моих копыт не пострадал ни один мирный житель этих земель!».

— «Серьезно?» — остановившись, земнопони подошел к столу, поставив ноги в шипастых ногавках прямо на разбросанные по его поверхности карты – «Ни один? А как же та вдова, которую ты запугала, и вынудила помчаться к лантгуду своего сеньора? И это только то, что видел я сам, не говоря уже о других происшествиях, о которых знаешь лишь ты. Или попросту не обращала на них внимание».

— «К поместью? Какому поместью?» — решив не уступать ему ни в чем, я сама возгромоздила на стол передние ноги, злобно уставившись на белогривого жеребца. Получилось не так эффектно, но, как говорится, чем богаты – «Ах, не к тому ли поместью, в которое утащили одну оч-чень важную для вас вещь? Которое так ловко распотрошили все те земнопони, которых, по словам, я так жестоко обидела, объела, и вообще, обобрала до нитки? То самое? Дай-ка подумать… Нет, не припоминаю такого. А вы, народ?».

— «Вообще не понимаю, о чем толкует этот приятель» — ехидно согласился со мной Рэйн, под хохоток стоявшего у двери Тэйла. Похоже, наивный пегас решил, что пока он держится от меня достаточно далеко, головомойка ему не грозит – «Его же с нами не было. Ни его, ни этой Нефелы, перерывшей весь дом в поисках какой-то штуковины».

Пони вновь рассмеялись, и только Грасс неприязненно поджала губы, глядя на эту перепалку.

— «А Цофингер?» — негромко, но как-то очень жутко и зло произнес Равикс. Его не мигающие глаза, не отрываясь, смотрели прямо в мои – «Его ты тоже не помнишь?».

Позади меня послышался тихий, едва уловимый звук, словно кто-то выпустил воздух сквозь плотно сжатые, острые зубы.

— «Это город, который был взорван, наполнен горячим паром, а затем – затоплен холодной водой, в самый разгар зимы» — продолжал земнопони, поглядев поверх моей головы, а затем вернувшись взглядом к моей злобно сопевшей тушке – «Кажется, в официальных сводках это звучало как «диверсия». А что по этому поводу думаешь ты?».

«Ах вот, оно что…» — подумала я, вспоминая рассказ мужа про контрпартизанскую операцию, которую провернула Ночная Стража в нескольких грифоньих городах, расположенных вдоль маршрута, по которому Легион и приданные ему гвардейские полки обошли укрепленные горы, оказавшись у ворот столицы грифонов. При мысли о том, что этот удар был нанесен не по мне, а по Графиту, заставило меня взбелениться, и отбросить в сторону любое нежелание деликатничать с этим охотником на чудовищ – «Ну, Равикс… Ну, скот…».

— «О, так это тоже ваших копыт дело?» — прищурился Трави Пуассон – «Какие интересные подробности, оказывается, знает известный всем орден охотников на чудовищ! Это же настоящее военное преступление! Пожалуй, это будет небезынтересно узнать и новому королю!».

— «Безусловно. Хотя он и так знает об этом» — произнесла я сквозь сжатые зубы, в упор глядя на решившего поумничать ассенизатора местных лесов – «А еще он знает о Новом Грозно, Клайтенграппе, Сколтайте, Штоквальде, Золенгамге, и многих, многих других бургах и городках. Да, Равикс? Знает, наверное, а? Как, например, знаешь ты? Или нет? Быть может, названия этих поветов, сожженных фельдмаршалом фон Биком, не отложились у тебя в памяти – ведь их поджигали не пони, которым ты так услужливо ведешь непрерывный подсчет обездоленных бедолаг, попаших под паровик войны! Ведь ты не спасал тех, кто оказался выброшен в лес голышом, с родственниками и детьми, на съедение жутким тварям! Или ты считаешь, что смерть от мороза была бы для них милосерднее? Ну, знаешь – с этим я согласиться никак не могу, ты уж прости».

— «Вам вообще не надо было сюда приходить!».

— «Пра-вда?» — издевательски проорала я прямо в морду белогривому жеребцу, наклонаяясь над заскрипевшим, как мне показалось, столом. Мое сознание вновь уплывало вместе с волнами жара, прокатившимися по моей голове, и на секунду, мне снова почудилось, что я гляжу на окружающих не снизу, а сверху вниз, горящими от ярости глазами пожирая отшатнувшихся грифонов и пони – «Тогда пойди, и скажи это тем, кого мы спасли с лесопилки Боар Туск! Скажи тем, кого вытащили из шахт и каменоломен грифоних наделов и латифундий! Скажи этим пони, кнутами и непосильной работой превращенных в животных, дерущихся за кусок заплесневелого хлеба! Ты никогда не видел слез в глазах тех, кто пришел сюда, по твоим словам, лишь грабить и убивать? А я видела! Видела, как они пыталсь кормить этих несчастных! Как кричали от злости и горя, когда некоторые не дошли до дома, умерев всего в нескольких днях пути от него! Где был, blyad, ты и твой khuyev орден, когда запертые там живые существа умирали безо всякой надежды под плетьми своих палачей?!».

— «Мой долг – оберегать жителей от чудовищ, а не вмешиваться в их конфликты» — зло рыкнул мне жеребец.

— «Ты думаешь, что знаешь все о чудовищах, Равикс?» — недобро оскалилась я. Копыта, стоящие на столе, чуть подернулись, и мне показалось, что я вновь ощутила на них вес экзопротезов, впивающихся когтями в столешницу, скрипнувшую под моим весом – «Так вот, поверь мне на слово – ты nikhuya не знаешь о монстрах. Я была там, под горами, дойдя до расплавленного подбрюшья земли; я видела разных чудовищ, и все они, все известные тебе спригганы, койпу, и прочие нагльфары – они все хотели лишь одного: они хотели жрать, срать и размножаться, ведя вполне себе животную жизнь. Да я их и за чудовищь-то признавать перестала! Но каждый раз, раз за разом, я убеждаюсь, что самые монстрообразные монстры – это мы, мы сами. Мы, мыслящие и живые существа, творим такое, от чего самый безбашенный и оголодавший мавлок сам закопается в свою нору, чтобы только его не нашли! И именно из-за этого я тут, именно из-за этого я делала с собой то, за что буду расплачиватья всю свою жизнь, которой осталось не так уж и много! Именно для того, чтобы никто – ни пони, ни грифон, ни любое другое существо не оказалось в цепях, крича под ударами плети! И за это я была готова сдохнуть – и заставить сдохнуть в мучениях тех, кто позволял себе такое. Кто вообразил, что выше него нет никого, и некому их приструнить. И поэтому я буду приходить сюда, раз за разом, и так же будут лететь с плеч их головы, и гореть огнем их поместья, замки и города!».

— «Тогда будь готова к тому, что этот бесконечный цикл вражды никогда не прекратится» — в опустившейся на зал липкой, осязаемой тишине проговорил земнопони. Мазнув по мне взглядом едва заметно светившихся глаз с узким вертикальным зрачком, он повернулся, и вышел из дверей, на миг наполнив помещение звуками разудалой гульбы, гремевшей на крепостном дворе.

— «Забудь. Он был не прав» — справившись с собой, я убрала ноги со стола, попятившись к стоявшему позади мужу. Интересно, и когда это я успела на него запрыгнуть почти целиком?

— «Нет, он был прав».

— «Нихрена он не прав, милый. И знаешь, почему?» — обхватив копытами шею любимого, я поглядела в его светящиеся глаза, взгляд которых, казалось, был обращен внутрь себя – «Потому что мы ничем не обязаны жителям этих земель. Они мечтают о «свободе», мечтают жить отдельно, не признавая над собой никого, ни короля, ни принцесс. Даже бравируют этим. И вот теперь, когда пришла беда, они пытаются всех убедить в том, что окружающие им всем должны! Все вокруг должны класть свои жизни на то, чтобы позволить им и дальше жить как клопам, вцепившимся в старую шкуру. Хоть и плоха овчинка, хоть и прогнила до дыр, но каждый готов урвать свой клочок, закопаться поглубже в вонючий волос, и обмахнув себя святым знаком, тихонечко преть в темноте».

— «Хмпф! Впервые слышу по-настоящему умные слова. И от кого – от кобылы, от Мясника Дарккроушаттена!» — фыркнул в нехорошей тишине Пуассон. Рассевшиеся неподалеку грифоны во все глаза глядели на этот скандал, и один из них лихорадочно строчил что-то в небольшом свитке, пользуясь собственным когтем вместо пера – «С этим не согласиться нельзя. Я сам об этом говорил и говорю».

— «Ради кого я должна послать на смерть Рэйна, или Буши, или вот этого Фредди Крюгера^[55], околачивающегося возле дверей? А может быть, я должна принести в жертву тебя, или наших детей – и ради кого? Ради повета Большая Пятка, в котором их даже не рады были бы видеть?! Что, если бы все это вот – все эти каменоломни, шахты и лесопилки – вдруг нашлись бы в Эквестрии?».

— «Мы встали бы все, как один» — слава богиням, Графит отвлекся от терзавших его переживаний, обратив внимание на произнесенные мною слова. Только тогда я начала понимать, как же глубоко ударило по нему все то, о чем он никогда не рассказывал мне, и от чего просыпался по ночам, хватая воздух ртом, и судорожно комкая одеяло – «И не успокоились бы, пока не стерли в порошок тех, кто это придумал».

— «Именно. И пришла пора встать и им – тем, кто живет здесь, в Лесной стране. Тем, кто по-прежнему хочет жить, а не пропасть в одиночку. Чудовищ становится все больше, и рано или поздно, они вырвутся наружу, из-под гор, заполонив эти леса».

— «А если все мы не встанем?» — мрачно осведомился знакомый голос, заставив меня вновь повернуться к столу. Лонгхорн выглядел еще более хмурым, чем обычно, да и бородатые рожи сопровождавших его бугаев тоже вполне сгодились бы для образцовых поминок – «Ты сама сказала, Иллюстра, что народ сей раздроблен, и не желает признавать над собой никого».

— «А мое мнение знают все – и богини, и грифоний король, и даже Первые Матери, которым уже наверняка доложили обо всех моих словах и проделках» — фыркнула я, боднув не менее тяжелым взглядом стоявшего неподалеку жеребца – «Если народ сей не хочет для себя иной судьбы – что ж, это будет его выбор. Лично меня устроит и филиал Вечнодикого леса, отделяющий Эквестрию от грифонов».

— «Х-ха! Откровенно!» — каркнул Пуассон. Кажется, он решил продемонстрировать мне свое благорасположение для того, чтобы окончательно лишить поддержки северян, но делал это настолько грубо, что заставил лишь поморщиться – «Вижу, кое-что ты начала наконец понимать. Только твердая лапа может заставить местный сброд хоть как-нибудь шевелиться».

— «Или всеобщая амнистия, сиречь разрешение творить все, что душе угодно, сообразуясь лишь с собственными желаниями и возможностями» — фыркнула я, разглядывая грифонов из свиты Пуассона, по одному просачивавшихся в двери. Даже от стола я почувствовала исходящий от них запах спиртного, и понятливо прижала уши, услышав намекающий кашель Грасс. У каждого на поясе был кинжал или короткий пернач, а на спине – музыкальные инструменты. Я опознала лишь лютню – да и то благодаря характерно изогнутой, широкой головке, казавшейся надломленной частью грифа, в то время как остальные инструменты, среди которых я заметила даже плоскую дощечку, ощетинившуюся металлическими штырьками, поставили меня в тупик – «Значит, дюжина риттеров с дружиной, да?».

— «Б-болваны!» — негромко, но с чувством высказался грифон.

— «Мы не риттеры, и не болваны» — покачиваясь, возразил один из них. Одетый в некогда богатый, а теперь порядком потертый сюртук с оборванными позументами, он единственный, кто мог стоять, хотя и качаясь, в то время как остальные висели друг у друга на спинах, и тотчас же завалились под стол – «А верные слуги вашей милости».

— «Пьяницы вы и бестолковые головы. Подите прочь! Спать!».

Таща друг друга на спинах, грифоны поплелись прочь из зала. Тяжело стукнула закрывшаяся за ними дверь, и в опустившейся затем тишине очень громко прозвучал щелчок языком, которым я лениво провела по зубам.

— «Что ж, Пуассон, мне кажется, пришло время нам объясниться?».

— «Послушай меня, кобылка» — увидев, что один из его служек не добрел до лестницы, и завалился спать прямо в углу зала, тотчас же став объектом вдумчивого исследования проснувшихся от наших криков детей, староста рассвирепел, и только вид возвышавшегося за моей спиной Графита не дал ему взять меня за шкирку, и основательно потрясти — «Вот что я тебе предложу, и повторять свое предложение не буду…».

— «Я многое поняла из разговора с тобой, Пуассон» — не дав собеседнику договорить, я вновь поставила передние ноги на стол, уставившись в хищные глаза орлиноголовой химеры – «Думаю, остальные тоже, а если нет – не беда. Поэтому у меня к тебе есть встречное предложение… Заинтересован?».

— «Да-а? И какое же?».

— «Чрезвычайно выгодное» — уверила я грифона, заметив огонек алчности, появившийся в его глазах. А может, это был лишь отсвет огня из камина, пляшущего на прогоревшем стволе – «Я устала ругаться, грозиться, хитрить, поэтому предлагаю пропустить эти обязательные этапы переговоров, и сразу перейти к делу».

— «Изволю!» — подумав, важно кивнул грифон – «И чего же ты хочешь?».

— «Я просто хочу купить тебя, Трави Пуассон. Твою преданность, риттер без герба. Твою абсолютную преданность – на все время контракта».

— «Ох, правда?» — издевательски расхохотался Изволю, оглянувшись на несуществующих подельников. Не обнаружив таковых, он нахмурился, и снова уставился на меня – «Ну что же, попробуй! Но учти, что легенды о том, какую сумму пришлось выложить Мяснику Дарккроушаттена, Легату Легиона, эквестрийскому послу, и как выяснилось, той самой неуловимой Иллюстре, будут ходить по этим лесам сотни лет! И есть ли у тебя для этого средства? Что это будет – ваше презренное эквестрийское золото, или благородное серебро?».

— «Золото? Серебро?» — теперь пришла моя очередь от всей души расхохотаться, оглашая жуткими звуками высокий каменный свод. Я не стеснялась, и успокоилась лишь через несколько минут, вытирая копытом слезы, набежавшие в уголки глаз – «Трави, друг мой! Ну какое тут может быть серебро? Если бы я узнала, что оно есть у тебя, то была бы первой в очереди, кто потряс бы твою мошну!».

— «Любишь деньги, значит? Ну и для чего же они тебе?» — издевательски ухмыльнулся староста, оглядывая меня с неожиданно хищным интересом, словно найдя во мне что-то, роднившее нас обоих. Жаль, что он пропустил мои слова мимо спрятанных где-то под перьями ушей, очень жаль, ведь я совсем не шутила — «Разные серьги, диадемы, цепочки и прочие побрякушки, которые положены любой самке для того, чтобы блистать, привлекая самцов?».

Что ж, ответить на этот вопрос я могла бы десятком способов. Могла бы поведать о том, какие суммы мы платили за операции, превращающие изломанных, изрезанных, изорванных жертв непрерывных боев обратно в подобие пони. Про пенсии тем, кто ушел после перенесенных испытаний. Про выплаты семьям погибших. Про наградные. Про… Да много про что. Но все это стоявшие вокруг меня грифоны и пони знали и так. Каждый из них вел дружину, каждый заботился о своем племени и повете – чем я могла бы их удивить? Это была их работа – наша работа! – и вряд ли мои слова надолго отложились бы в их головах. Поэтому я решила поступить так, как учила меня новоявленная тетка, и сказать чистую правду – по крайней мере, ту ее часть, что устраивала бы лично меня.

— «Для чего мне столько денег, Пуассон?» — ехидно хмыкнула я, небрежным движением копыта указывая на спящего грифона и прыгавшие по нему фигурки детей, с энтузиазмом копавшиеся в глубоких карманах его контуша^[56], потроша храпевшего пьяницу с энтузиазмом опытных дознавателей – «А ты представляешь, сколько в Эквестрии стоят подгузники и распашонки?!».

Судя по обалделым мордам присутствующих, такого выверта кобыльей логики, не ожидал никто.

— «Серебро? Пфуй! Такое предложение было бы достойно какого-нибудь грифоньего магната, эквестрийского посла, или даже самого вашего короля, а не Иллюстры» — нехорошо ухмыльнувшись, я сложила домиком копыта передних ног, и с видом демона-искусителя уставилась на грифона – «Нет, мой дорогой староста двух поветов, я покупаю тебя не презренным металлом. Но я предлагаю тебе стать кем-то в этом насквозь материальном мире, и работать, пахать словно вол, превращая это место, эту крепость, в центр этих земель».

— «И что же взамен?» — высокомерно осведомился грифон.

— «Взамен? Ну что же… Как насчет того, чтобы стать Трави де Пуассоном?» — с самым скучающим видом, который смогла изобразить, осведомилась я – «По-настоящему, без дураков».

В зале снова стало тихо, и в этой оглушающей тишине было слышно лишь хриплое дыхание ошарашенного грифона, да негромкое чириканье детей, обнаруживших наконец что-то интересное в глубоких карманах пьянчужки.

— «Ты… Предлагаешь мне…» — наконец, прохрипел Изволю, поводя длинной шеей так, словно ему стало нечем дышать.

— «Дворянство. Ага» — с тем же безразличием высказалась я, бросив взгляд на Грасс, наконец обнаружившую пропажу детей, и со сдавленным вскриком кинувшуюся ловить непослушных жеребят, бросившихся от нее врассыпную. Как всегда, впереди летела счастливо визжавшая Берри, дершавшая в зубах какую-то длинную, сверкающую цепочку – «Не данное кем-то с барского плеча, оставляющее тебя в зависимости от какого-нибудь высокомерного богатого ублюдка, а самое настоящее, не зависящее от политической ситуации, или прихотей высокородных».

— «Ты… Вы предлагайт мне комтурий?!» — сбился на хрип грифон. Огонь наживы в его глазах превратился во всепожирающее пламя.

— «Угу. Командорство» — по законам двух королевств, дворянство можно было получить разными путями, но для того, чтобы быть принятым в высшее общество, нужно было иметь что-то побольше, чем древность рода и дворянскую спесь. И самым надежным источником было личное, признанное всеми землевладение – но кто решится отдать такое богатство добровольно? Поэтому я понимала грифона, почувствовавшего себя так, словно его угостили добрым ударом тяжелого копыта под дых. Такой шанс дается даже не раз за всю жизнь — он приходит лишь раз за несколько поколений, о чем прямо сказала мне фрайфрау Кейлхаке, заставив почувствовать благодарность к этой неглупой грифонке. И я ударила, жестоко и бессердечно, по самому больному месту своего оппонента, сокрушая его волю словно карточный домик – «Не слишком большую, конечно же, но достаточную для того, чтобы ни один, даже самый суровый поборник Кодекса Благородного Риттерства, не посмел возразить против приобретенного тобою природного права».

— «Но где?!».

— «Да везде!» — оглянувшись на озадаченных и насторожившихся жеребцов, вновь засмеялась я, грохнув копытами по карте – «Выбирай! Если в этом месте не будет чьих-либо поселений, можешь залезть хоть в самую глушь! А можно использовать для ее создания разоренные, сожженные бурги. Теперь это просто зола и пепелища, которые через несколько лет затянет густым лесом. Дожди смоют пепел, снег очистит ожоги, трава затянет проплешины – ничто не вечно под этой луной. И спустя несколько лет на этом месте вновь заживут грифоны и пони. Вместе, крыло к крылу, плечо к плечу, отстроив свои дома на том, что было некогда пепелищем».

— «И так было сказано!» — неожиданно рявкнули северяне, подхватывая мои слова. Не слишком врубаясь в происходящее, они сначала нахмурились при мысли о том, что какая-то пегая кобылка так легко раздает их земли, но потом понемногу прониклись идеей отдать никому не нужные пепелища. Жить на них стали бы только по прошествии многих десятков лет, когда трава и земля покроют последние следы разоренного жилья – так почему бы не дать этим глупым унгонам самим сунуть головы в петлю, приняв на себя гнев духов страдания, еще долго вьющихся на сгоревших руинах^[57]?

— «Ты же знаешь, что я соглашусь» — сдавленно проговорил Пуассон, вновь делая неловкое движение шеей, покрытой густым бурым пером – «Не могу, не имею права не согласиться. Ни перед своими предками, ни потомками. Но как можно будет это объяснить?».

— «Сослаться на меня, Скраппи «Krylishky» Раг – Легата Легиона, Мясника Дарккроушаттена, Хавру, Иллюстру, и прочее, и прочее, и прочее» — удивленно захлопала глазками я – «Хочешь, оформим все честь по чести? Или подождешь моего прибытия в Грифус?».

— «Но что сказать комиссии Высокого Собрания, когда те спросят о моих знатных предках?».

— «Сказать им то, что сказал когда-то мой соотечественник, отвечая на похожий вопрос. Он был ученым, силачом, не дураком подраться, да и выпить был мастер, каких поискать. Однажды какой-то вельможа спросил его, издеваясь, про знатных предков, и знаешь, что он ему ответил? «А я сам знатный предок для своих будущих потомков, ваше сиятельство!» — и тем самым посадил его в лужу. Ну и как, ты все еще думаешь, что тебе ответить дворянской комиссии?».

— «Х-ха! Этот пони явно был из наших, из северных!» — одобрительно крякнул Лонгхорн.

— «Ты прав. Он был с севера, и прошел весь путь пешком. Долго шел, примерно как из Новерии – в Кантерлот. За полгода добрался. Да еще и сани с рыбой на себе тащил».

— «Точно, наш пони!» — закивали шкафоподобные бородачи. В отличие от них, Пуассон никак не отреагировал на мои слова, трясущимся от алчности когтем трогая карту, разложенную на столе. Он долго не мог прийти в себя, а когда смог наконец отвлечься от мук выбора, с подозрением уставился на меня.

— «Ну и что же мне придется ради этого сделать?» — хрипло поинтересовался он, натужно засмеявшись своим собственным словам – «Продать свою душу? Подписать отречение от Каменного Трона? Или, по вашему примеру, даже поднять лапу на священную королевскую особу?».

— «Поднять что-нибудь на короля я могу и сама. И как ты мог убедиться, у меня это получается гораздо лучше, чем у грифонов!» – боднула я недобрым взглядом Изволю, усмотрев в его словах неприкрытую насмешку. Но нет, кажется он был совершенно серьезен. Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд, в этих их Королевствах… — «Мы покупаем тебя, Трави де Пуассон, покупаем твои знания и умения, с помощью которых ты начнешь превращать Каладан в торговый и промышленный центр этих земель. Не один, конечно же, а в составе совета, в который войдут как назначенный Легатом командующий расквартированной здесь Иррегулярной когортой, так и представитель от городского сословия, роль которой пока будет исполнять, например, та же Майзе…».

— «Она же даже не ваза!».

— «А ты сам насколько важная пока птица?» — фыркнула я, осаживая возмутившегося было грифона – «Но, как я где-то читала, в отличие от механики, в политике треножник – не самая удачная система, и потому, чтобы вам тут было не скучно, я думаю, что к вашей милой троице еще и представителя местных жителей определю. Он знает окружающие нас леса, знает о реках, болотах, торфянниках и горах, и точно не даст вам чересчур разойтись, перепахивая все вокруг, словно дорвавшимся до желудей кабанам. Он-то и будет четвертым в вашем совете».

В зале вновь стало тихо – лишь звенели где-то под потолком комары, спасаясь от пряного дыма жаровен, да недовольно попискивала Берри, никак не желающая отдавать все честно экспроприированное тихонько отчитывавшей ее Грасс.

— «Иллюстра!» — воскликнул Лонгхорн, наконец догадавшись, почему все это время я непрерывно смотрела лишь на него – «Но это не по заветам Добрых Предков! Править должна Первая Мать!».

— «И у нее должна быть вима?» — хмыкнула я, выуживая из-под крыла уже знакомый до боли значок – «Так вы мне ее сами вручили. Я делегирую часть данной мне власти тебе, а вот ты можешь поступать с нею как хочешь. Например, если посчитаешь нужным поставить на свое место какую-нибудь разумную и домовитую кобылу, то я даже ухом не моргну – ведь так поступишь ты, кому я доверяю».

— «О… Благодарен твоими словами^[58], Иллюстра» — подумав, наконец просветлел мордой лохматый жеребец. Возможно, это я стала более циничной, но чем дальше, тем больше я понимала, как же медленно работают мозги у пони, лишенных крыльев и рога. Мне даже стало интересно, посадит ли он на свое место бывшую жену своего сына, успевшую вытрахать мне все мозги, или решит поклониться таким важным местечком кому-нибудь из Первых Матерей, как того требовал обычай? – «Мы подумаем, и примем верное решение».

— «Вот и хорошо» — с облегчением выдохнула я, и вновь повернулась к возбужденно приплясывавшему на месте грифону, вновь алчно вцепившемуся в карту этих земель – «Что ж, будущий граф и землевладелец, оформим твле возвышение прямо сейчас, или официально, когда я прибуду к подножью Каменного Трона?».

— «Сейчас же, и не теряя ни малейшей секунды!» — вынырнув из чарующих грез, провозгласил грифон, потрясая когтистыми лапами недалеко от моего носа, отчего шерсть у меня на загривке встопорщилась, словно у почуявшего зверей волкодава – «Ну, Раг! Ну, Иллюстра! Если дело выгорит — у тебя не будет вернее сторонника по эту сторону гор! На любом сейме буду твою сторону держать до конца!».

— «Чудно. Скажи спасибо, что до оммажа дело не дошло» — хмыкнула я, заметив вернувшегося Графита. Мне стало вдруг интересно, куда он исчез – почувствовал необходимость побыть одному, или все же отправился к Равиксу? И если так – то сказал ли ему произнесенные мною слова?

— «Это дело не терпит суеты. Но может, когда-нибудь дело дойдет и до оммажа… Если прирежешь мне наследного лёна» — что ж, теперь я могла быть спокойна за свой замысел, ведь если грифон начинал торговаться, то это значило, что твой пернатый визави точно решил заключить с тобой сделку. Погрев при этом свои крючковатые лапы, конечно же, но как мне показалось, что это была в тот момент совсем небольшая цена. В конце концов, всегда можно явиться со своей отборной сотней для внеплановой аудиторской проверки – «Тогда чего же мы ждем? Эй, Градко, Скейтель, Груммель! Просыпайтесь, и тащите сюда бумагу и чернила! У нас впереди долгая ночь, и очень много приятной работы!».

По поводу ночи, конечно же, Изволю был излишне оптимистичен, и обговаривание «вчерне» основных моментов нового градоуправления заняло еще сутки. Новоявленный фрайхерр сиял словно стеклышко, в то время как остальные грифоны и пони ходили подавленными, скрывая испуганные глаза. Казалось, они были буквально напуганы столь резко свалившейся на них ответственностью и новостями, пока я, в конце концов, не успокоила напросившихся ко мне «на пошептаться» бедолаг, устроив им аудиенцию в покоях на вершине башни, «совершенно случайно», конечно же, назначив им всем одно и то же время для встречи. Узнав, что самоуправление – это, конечно же, очень хорошо, но ни им, ни новоявленному комтуру-пока-без-комтурии самостоятельно резвиться я разрешать даже не собиралась, они успокоились, а узнав, что решающий голос в любом спорном вопросе будет у того, кто командует наибольшим количеством расквартированных здесь легионеров, окончательно отмякли, и даже начали прикидывать, как поделить власть, чтобы не толкаться локтями. В этот процесс я не вмешивалась – не маленькие, разберутся и без меня как-нибудь. Все это время я провела в разлетах, посетив парочку знакомых селений, расположенных недалеко от Каладана – но в Олд Стамп заглянуть не решилась, справедливо рассудив, что именно туда отправится оклемавшийся охотник на монстров. Все это время Графит носился по крепости, пытаясь вновь сформировать караван, в чем я старалась ему не мешать, ведь погрузившись в работу, он мог хотя бы немного забыться, отрешившись от терзавших его мыслей. Мне казалось, что после пропажи Кайлэна в нем что-то надломилось, но как исправить это – даже не представляла. Как бы мне пригодилась помощь тех, кто еще недавно терзал мою голову произвольно, по собственному желанию включавшимися голосами! Но после того короткого ощущения, больше ничего от него добиться я не могла, словно прервался между нами контакт, как физический, так и эмоциональный. И это пугало, добавляя лишнюю порцию гнетущих меня страхов, которые я, по примеру Графита, пыталась заглушить изматывающей работой.

А основания для страхов имелись. С высоты, я видела, что противоположный берег великой реки понемногу укутывался густым, словно сливки, туманом, клочья которого, здесь и там, начали появляться даже на подчиненном, казалось бы, нам берегу. Пройдя над одним из них, я рискнула опуститься в густое облако белой аэрозоли, тотчас же окрасившего весь мир в светло-бежевые тона, но очень быстро заблудилась, едва не врезалась в дерево, и наконец, выскочила под хмурое северное небо. Внизу я смогла разглядеть лишь какое-то маленькое поместье, стоящее на небольшой платформе, прилепившейся к склону крутого, покрытого лесом холма, но не заметив никакого движения, остереглась опускаться и исследовать мрачное место, в чем со мной был абсолютно солидарен мой небольшой эскорт.

Закончив валандаться по окрестностям и поняв, что лишь откладываю неизбежное, я возвратилась в Каладан, где обнаружила своих отпрысков, раскачивающихся верхом на кабаньей голове в компании с Рэйном и той самой грифонкой, которую я едва не прибила в тот знаменательный вечер. Бегавшая внизу Грасс сердито отчитывала всю четверку, требуя от них немедленно спуститься с этой жуткой штуковины, которая непременно оторвется и упадет; или вдруг оживет, и проглотит глупых детишек, или сотворит еще что-то не менее жуткое. Из ее причитаний я поняла, что к Рэйну и Крюгер ее опасения не относились – для них такая участь была бы крайне поучительной, хотя я так и не поняла, каким именно образом, по ее мнению, они смогли бы извлечь из нее хоть какой-то урок. Умилившись этой почти семейной картине, я принялась разглядывать грифонку, в мое отсутствие державшуюся спокойно, и уважительно, но без особого подобострастия общавшуюся с Рэйном. Как и у всех новичков, доспехи сидели на ней кривовато, не слишком плотно, но в целом довольно пристойно, и я не заметила ни одной расстегнутой застежки, которые, по мнению гастатов, существовали лишь для того, чтобы потешить самолюбие выжившей из ума пятнистой кобылы. Подумав, я решила, что столкнулась с тем самым феноменом, о котором мне рассказывал розовогривый, и решила дать этой грифонке один-единственный шанс. Если она и остальные представители ее вида будут нести службу достойно, то пожалуй, стоит оставить их в составе Иррегулярной кентурии, где они вряд ли смогут причинить уж слишком много вреда. А уж если настанет час, когда придется отзывать даже их, то какое будет иметь значение, сколько грифонов знают наши методы формирования, обучения, и ведения боя? В целом выглядела она достаточно традиционно для грифонов – светло-коричневая шерстка с белым оперением на шее и голове, переходящие в выкрашенную розовым челку из нескольких лихо загнутых перьев, нежно-розовые подушечки задних лап. Однако вместе с традиционными метками рода, представлявшими собою отдельные, выкрашенные в розовое перья на шее, под глазами и на щеках, на голове новоявленного легионера красовались разные камушки, бусины, кольца на нитках, и прочий многочисленный мусор, которым так любили украшать себя северяне.

— «Местная?».

— «Повет Рейсхляаре… Мэм» — спустившись, пискнула та, вытягиваясь в струнку под намекающим взглядом Рэйна. Может быть, Буши и знал, как командовать своими почти соотечественниками, но розовый пегас любому мог дать фору в нелегкой науке «как построить задиристого новичка».

— «Значит, местная. И почему в Легионе?».

— «Тут пла-атят. А в повете только рыба и холод. И глупые ва-за, которые ждут, что перед ними любая должна хвост задира-ать» — начиная волноваться, грифонка вновь стала сбиваться на тягучий говор своей земли – «И лес. Я устала от лес-са. А тут целый крейцер в день платят, как специ… специлиа-асту».

— «Специалисту, и целый крейцер?» — ехидно хмыкнула я. Небольшие, похожие на чешуйки монеты назывались тут «перышками», и чеканили их все, кому не лень, украшая аверс и реверс хоть и простыми, но затейливо выполненными символами того бурга или кантона, повет которого штамповал эту валюту. Одни ценились больше, другие меньше, но я как-то не сильно интересовалась местным их курсом, сгребая все попадавшееся мне в копыта серебро – «Своеобразно…».

— «Но еще и кормят от пуза!» — словно защищаясь, пробормотала грифонка, очень забавно, по-птичьи, наклонив голову на бок – «Даже заставляют есть. Грифонка не должна быть толстой и важной, как генеральша, или какая-нибудь эквестрийска-ая кобыла… Ой».

— «Понятно. Но не волнуйся, со мной потолстеть никому не грозит» — смерив взглядом некрупную для ее племени грифонку, буркнула я – «Какими навыками владеешь? Помимо тех, что могли заинтересовать нашего бравого принцепс-кентуриона».

— «Оууууу… Умею блинчики печь?» — вновь склонив голову совершенно на бок, одивленно вытаращилась на меня самка гордого орла и драной кошки. Признаться, я совершенно не желала обдумывать пришедшую в голову мысль о возможном происхождении подобных гибридов естественным, так сказать, образом.

— «Я про специальность! За что тебе крейцер платят?».

— «Аааа! Стейнколе специалистунг!».

— «Камень… Каменный уголь?».

— «Йа! СтейнэрхитзенКолле специалистунг!» — как и все встеченные мною ранее грифонки, при упоминании профессиональных способностей эти птички начинали свистеть без передыху, словно нахлобученные экстази воробьи. Интересно, не в одном ли учебном заведении с ними училась одна моя бедная единорожка, прозябающая в госпитале Нью Сэддла? – «Алкемиа унд фьюэр аусораудлихер Профессор ассистентунг…»

— «Знакомишься с контингентом?» — хмыкнул над ухом голос любимого. Не отвлекаясь от заливавшейся соловьем грифонки, я дернула подкравшегося фестрала за длинную, отросшую за время путешествия бородку, и не глядя, поцеловала в опустившиеся ко мне губы, наполнившие меня ощущением возвращающегося счастья. Как же мало нужно нам, кобылам, для этого – и оказывается, так много…

— «Смотрю, что можно такого натворить, пока Легат находится на расстоянии хотя бы тысячи миль отсюда. Пока как-то неубедительно грешат, больше по мелочи. Наверное, еще не разошлись как следует».

— «Возможно. У меня к тебе есть два предложения, и нужно принять оба из них».

— «Вот так вот даже? Совсем безапелляционно?» — удивилась я, провожая глазами еще двух грифонок, неосторожно высунувших свои клювы из здания, прилепившегося изнутри к одной из стен крепости. Слегка покосившаяся табличка над его входом гласила: «веркштатт», хотя я и без нее, по одной только солиднейшей дымовой трубе, могла бы понять, что делали в этой мастерской – «А как же свобода выбора, и все такое?».

— «Да? А кто говорил «Какая это гадость!», причем не так давно?».

— «Ничего не знаю! Это было давно, и неправда!».

— «И спишь ты лягаясь, как подкованный бизон» — увидев, что я радуюсь его хорошему настроению и сама начинаю чирикать словно грифонка, муж решил поддержать мою шутку. Не знаю, о чем он говорил там со своим серошкурым приятелем, но этот разговор явно пошел ему на пользу – «Но к делу. Предложение первое: нас приглашают посетить замок охотников на чудовищ. Думаю, ты помнишь тот перевал, что мы нашли?».

— «Ты нашел, дорогой» — подольстилась я к мужу, благоразумно опустив тот момент, что узнал он о нем от меня. В конце концов, он не меньше других был достоин награды, и каждый раз вспоминая об этом, я чувствовала возмущение тем, что его так несправедливо обошли всякие там… Вскякие. Глава нашей семьи просто обязан иметь кучу наград!

— «Равикс согласился проводить туда нас всех».

— «Согласился?!» — мои уши тотчас же влипли в затылок при мысли о том, какие деньги или другие блага сдерет с нас этот жадный северный жеребец. Опять же, то обещание… Нет, сроки не были оглашены, но я собиралась держаться как можно дальше от этого ордена и всего, что было связано с этими одинокими охотниками на всякую нечисть. В Эквестрию они вроде бы и не забредают, поэтому был шанс спрятаться куда-нибудь в глушь, где они никогда бы меня не нашли…

— «Он выразился именно так, хотя это приглашение написал явно не он» — перед моим носом на миг появился бумажный листок, и исчез, хотя я заметила, насколько старым и изорванным он был. Бумага настолько поистрепалась, что расслаивалась по краям, ощетинившись сеточкой из травинок грубой подложки, на которой держалась сама бумажная масса, поверх которой расплылись едва различимые буквы – «Приглашение пришло от старейшины ордена, Ворлдвайда. Он уже несколько раз передавал, что был бы рад твоему визиту, но теперь он прямо настаивает на этом. Скажи, я должен что-нибудь знать?».

— «Эммм…» — в голове стало тихо и звонко, а сердце с неприличным звуком всосалось куда-то под хвост, зачем-то попытавшись спрятаться в мочевом пузыре – «Н-нет?».

— «Что ж, узнаем по приезде».

— «Нет! Я еще не согласилась!».

— «А у нас есть выбор?» — поинтересовался муж. Вопрос был достаточно трезвым и правильным, поскольку лично я разрывалась между полетом в Новерию, и недельным перелетом в Стэйблсайд, откуда, на поезде, рвануть в Кантерлот и Мэйнхеттен. Там, в Дракенриджских горах, находился удобный проход в Шиммервуд, откуда уже можно было попасть в Грифоньи Королевства. Долго? Конечно же, но что делать, если прямой путь нам был перекрыт? Казалось, чья-та злая воля закрыла от нас эти земли, и чем дальше, тем страшнее мне становилось оставаться в этих лесах. Но тот диснеевский замок, прилепившийся к склону высокой горы… Мне совершенно не улыбалось туда отправляться, да еще и с Равиксом, чья угрюмая рожа уже маячила неподалеку – «Похоже, что нет. Так что не волнуйся, все будет хорошо. В конце концов, ты ведь уже бывала там, и кажется, осталась довольна?».

— «Ага. Только я там побывала в составе десяти тысяч бойцов» — сердито буркнула я, сверкнув глазом на выдохшуюся грифонку, закончившую наконец свое резюме. Наигравшись, дети решили было поныть, требуя спустить их с такой верхотуры, но быстро притихли при виде зеленой земнопони, отважно карабкавшейся по еще недостроенной стене с видом чопорной кантерлотской дамы, вынужденной переходить глубокую лужу по ненадежной доске. Это зрелище настолько захватило нас всех, что целых десять минут и грифоны, и пони молча таращились вверх, увлеченно разглядывая эту наизабавнейшую пантомиму, закончившуюся на качающейся, костистой, дурно пахнущей голове монстра. Теперь на ней сидело уже трое надувшихся пони, неуверенно просивших спустить их с этих чудовищных, во всех смыслах, качелей – «Я… подумаю об этом. Завтра. А второе предложение было о чем?».

— «Не обирать своего соседа до нитки, оставив ему хотя бы перо» — кисло хмыкнул муж, ткнув копытом в сторону ворот, в которые медленно и важно въезжало сразу несколько тяжелых повозок. Массивные колеса их, похожие на глухие деревянные диски, были обиты железом, а кузов покоился на самых настоящих рамах, чего я не часто видела у прочих карет. Весь этот поезд втянулся в ворота, и повинуясь взмахам Кавити, сгрудился у дальней стены, где прилетевшие и притопавшие возницы принялись споро разгружать свои замечательные фургоны – «К тебе гости, дорогая, и я рассчитываю улететь уже завтра, а не сидеть на стенах в ожидании контратаки разгневанных родственников этого грифона».

— «И почему у нас не было таких повозок всего полгода назад?» — вздохнула я, разглядывая крепко сбитые, толстостенные кузова, украшенные традиционной грифоньей резьбой. Несмотря на всю свою основательность, тяжеловесными они не выглядели, и это лишний раз показало, как хорошо умеет доводить до ума любую вещь этот гордый и умный клювокрылый народ – «Ну ладно, поговорим. Кстати, а это еще кто?».

— «Это ди Травиано. Из южных вельмож» — кисло заметил подошедший к нам Пуассон, глядя на шикарный возок, остановившийся поодаль от остальных, словно хозяин даже в мыслях не допускал, что может даже близко стоять с каким-то там старостой, пусть и двух поветов одновременно – «Боюсь, он захочет опротестовать любое соглашение между нами, о котором узнает. А он узнает, ведь вести об изменениях в «Индекс Д’коуплемонт», которые вносятся каждые несколько лет, расходятся очень быстро».

— «И что тогда?».

— «Тяжбы. Суды. Набеги» — вздохнул тот, в то же время, воинственно похлопав себя по висящему на поясе оружию – «Могучие семейства могут десятками, а то и сотнями лет воевать друг с другом из-за какой-нибудь Лысой горки, и часто в эти ссоры вовлекаются другие, более могучие фигуры».

— «Вот видите, как вам повезло, что вы приняли мое предложение» — иронично, на грани с неприкрытой насмешкой, фыркнула я, разглядывая важного и толстого грифона, неторопливо шествующего к нам от своего возка. Алый контуш его был обильно украшен золотыми узорами, а пояс и меч обильно украшены речным жемчугом, хотя мне показалось, что я заметила на нем несколько особенно ярко сверкающих самоцветов – «Всего-то несколько часов прошло, а на ваше место претендует вот этот вот знатный… А он знатный?».

— «Не слишком» — кисло заметил Изволю, искоса глядя на приближающегося соотечественника. После заключения договора и подписания множества бумаг, относиться он ко мне начал пусть не с почтением, но вежливо, получая взамен столь же спокойное обхождение, заставлявшее его, время от времени, поглядывать на меня, словно на совершенно незнакомую ему кобылку – «Герб изволите видеть сами. Золотое поле, разделенное шахматно чернью; грифонья лапа с четырьмя пальцами и когтями белым по центру. Шлем посеребреный, в профиль, и обращен вправо».

— «Оу. Жалованный дворянин? Тогда почему щит фигурный?».

— «Не наследственный, это точно» — заинтересованно глянул на меня грифон, явно пытаясь понять, откуда тупая эквестрийская кобыла могла знать основы геральдики, которые я изучала вместе с Найтингейл, осматривая боевые трофеи – «А щит такой для уважения. Пафосом добирает недостатки происхождения. Он из стряпчих, при дворе прошлого короля прошения от жителей Заброшенного леса принимал».

— «Ого! Важная, должно быть, была птица» — удивилась я, представив себе власть, которой обладал один-единственный чиновник, через которого проходили все прошения, жалобы и предложения от жителей средних размеров страны – «Это же нешуточная власть… И возможности. И как его терпели?».

— «Терпели, пока не стал слишком сильным» — дернул глазом Изволю, вместе со мной поклонившись медленно и важно шествующему дворянину. Кажется, он никуда не спешил, и только отдувался, смешно оттопыривая покрытые перьями щеки – «Потом отправили в почетную отставку, на пансион. В отместку, он устроил пир, куда пригласил всех, в том числе и короля Брего, где показал всем, сколько он наворовал. Конкурсы следовали один за другим, во время поразивших всех роскошью и изобилием пиров, и наградой за какой-нибудь изысканный флирт или куртуазный поцелуй были волшебные камни, драгоценности, оружие и доспехи. Говорят, что для организации этих празднеств, длившихся пять дней, разорили несколько марок, выжав их, словно для рыбы — лимон».

— «Знаете, я не король Брего, или еще какой-нибудь ваш повелитель, мой дорогой Пуассон» — нейтральным тоном ответила я, лишь склонив голову, но не шею, в качестве приветствия подошедшего гостя – «Но за такие вот конкурсы я бы просто содрала с него шкуру. Живьем. Может быть, даже натянула ее на барабан, и заставила бы каждого чиновника принести клятву честности, возложив свою лапу или копыто на этот чудный музыкальный инструмент».

— «Вы шутите?!».

— «Я похожа на шутника?».

— «Тогда я понимаю, откуда взялись те слухи, которые ходят о вас в наших северных землях» — хмыкнул грифон. Я не совсем поняла, сказал он это всерьез, или в шутку, но на всякий случай погрозила копытом кобылье-жеребячьему трио, голосившему на раскачивающейся голове, призывая их заткнуться, и изобразить какой-нибудь памятник, или предмет ландшафтного дизайна. Он вновь поклонился объемному пузу, почти упершемуся в его клюв и мой нос – «Ваша милость, рады видеть вас».

— «Дорсхоопфт!» — вальяжно произнес птиц. Выглядел он и впрямь воплощением важности и достоинства, которыми был исполнен каждый его жест, от светлого взгляда круглых глаз, до брезгливо дернувшей когтями лапы, усеянной множеством перстней с большими, сверкающими камнями – «Вачи услуги нам больче не требуются».

— «Правда? А какие услуги вам требуются?» — хмыкнула я, развеселившись от столь знакомого начала разговора. Ну прямо тебе торг с очередным посланником богатой фамилии, решивший что непутевый отпрыск или бедовый глава семейства был ранен в бою, и по недосмотру слуг попал в плен к обыкновенным разбойникам. Судя по заинтересованным рожам моих подчиненных, словно случайно подтягивавшихся к воротам, такие же мысли посетили и их – «Покои? Пир в честь прибытия такого вельможи? Или, может, гулящих кобыл позвать?».

— «Организуйте. Я собираюсь говорить с кем-то, кто имеет здесь вес, среди всего этого сброда» — подумав, важно кивнул ди Травиано, задрав нос. Того, что я придержала крылом сделавшего шаг назад старосту, он предпочел не заметить – «Мерде! И извольте говорить учтиво, а не на этом варварском наречии! Клянусь, у меня от слов вашего языка язык шелушится».

— «Ну, даже не знаю… Обычно имеет тут всех Легат, согласно должности и уставу, но говорят, что и принцепс-кентурион Буши Тэйл справляется с этим неплохо» — важничавший грифон не заметил, как его свиту понемногу, неназойливо, стала обступать толпа облаченных в латы пони, изо всех сил давящих лыбу при виде злобного волка, попавшего в лапы безобидной овцы – «А если язык шелушится, то как правило, это обыкновенный генитальный герпес. Передается при контакте с половыми органами зараженного существа. Лечение – скорейшая ампутация с последующим прижиганием. Организовать?».

Наступила тишина, в которой еще громче, чем обычно, были слышны веселое чириканье близнецов, вместе с вцепившейся в голову вепря Грасс раскачивавшихся над нашими головами, и покашливание Изволю, которым тот пытался скрыть разобравший его смех. На пользу переговорам, конечно же, это не пошло, и спустя несколько злых, хлестких, и малоприкрытых взаимных оскорблений, во время которых я старательно пыталась не смотреть на мужа, с укором глядевшего на меня со стены, где он удобно устроился, контролируя телодвижения оттесненных от патрона прихлебателей, мы сцепились по-настоящему, сразу же, без экивоков, перейдя к сути визита.

— «Центром этих земель должен стать другой город!» — брызгая слюной и растеряв всяческое подобие представительности, орал ди Травиано. Не знаю, что там пыталась заложить в свою заготовку принцесса, но думаю, что особенности «Взбеси любого за десять минут разговора» уж точно не была запланирована на начальном этапе эксперимента, протянувшегося сквозь века.

— «Нисколько не возражаю! Стройте! Хоть город, хоть мегаполис, хоть мавзолей отгрохайте – я даже не почешусь!».

— «Вы забрали всех сервов!».

— «Теперь они свободные грифоны, и да помогут богини тому, кто решит, что это не так!».

— «Так значит вы им платите, да?! И можете это подтвердить?».

— «А вы хотите сказать, что я держу у себя рабов?!» — оскорбилась я, как и стоявший напротив грифон, хватаясь за рукоять Фрегораха, удобно устроившегося в ножнах на левом плече – «Это наезд, и повод для драки!».

— «К вачим услугам!».

— «С вашим генитальным герпесом? Да я к вашей постели и на сто шагов не подойду!».

— «Мерррзавка!».

— «А у тебя скоро клюв отвалится, язвы по всему телу пойдут, и башка превратится в шишковатый арбуз!»^[59].

— «Мэрдэ! Это невыносимо!» — простонал ди Травиано, и несмотря на относительную прохладу, стоявшую в главном зале крепости, утирая выступивший из-под перьев пот. Привыкнув брать свое глоткой, угрозой дуэли или одним важным видом, он столкнулся с неуступчивой и лишенной всяческой утонченности кобылой, взамен того, наделенной задиристостью, такой же горластьстью, и куда как охочей подраться. Разумеется, он меня не узнал, ведь если верить всем слухам про Иллюстру, ходившим по этим лесам, я и впрямь должна была быть бой-бабой, размерами не уступающей иным жеребцам, и почему-то с огромной задницей, не уступающей жопе иных бегемотов. Почему именно эта деталь неоднократно подчеркивалась всеми сказителями, собирающими вокруг себя кампашки в любой траттории или бурге, я решительно отказывалась понимать, и лишь зеленела от злости, слыша смешки подчиненных, услышавших очередную побасенку про Иллюстру – «Эта кобыла не понимает голос разума!».

— «Зато прекрасно слышу звон денег. У вас есть деньги?».

— «Какая вам разница? И моих сундуков еще никто не считал!».

— «Хотите, аудит проведу? Все по-честному – половину вам, половину мне».

— «Ты вообще считать-то умеешь, ничтожество?!».

— «Ну хорошо. Одну половину вам, а две другие – мне».

Вельможа лишь выругался, без сил припав клювом к фляге с вином, заботливо поданной пышно одетым слугой.

— «Ой, да ладно! Чего вы так раскричались? Отдам я вам вашу четверть, пожалуйста! Больно надо было!».

— «Пуассон, для чего вы подсунули мне эту сумасчедчую?» — простонал ди Травиано. В ответ, сидевший на возвышении дорсхоопфт, как вычурно поименовал его гость, лишь развел лапами в извиняющемся жесте. – «Где тот, кто будет говорить за Эквестрию?».

— «Командующий гарнизоном отправился проверять патрули» — наскоро сымпровизировал Тэйл, устроившийся неподалеку, возле камина. Даже получив от меня сердитый взгляд, он не мог заставить себя не ухмыляться так широко, как позволяли нащечники наскоро напяленного шлема – «А дама посол отбывает уже завтра».

— «Так в замке присутствует еще и эквестрийский посол?!» — вскричал немного успокоившийся и отдышавшийся толстяк, обвиняюще ткнув в Изволю усыпанной перстнями лапой – «Ведите же его или ее, немедленно!».

— «Так вы с ней уже два часа как разговариваете, ваша светлость» — таким извиняющимся тоном ответил грифон, что даже глухой не услышал бы за ним неприкрытую насмешку. Блеснувшие глаза его и не скрывали, какое удовлетворение он получил, вот уже несколько часов издеваясь над важничавшим магнатом, все достоинство которого состояло лишь в том, что он успел нахапать больше других, купив себе титул и земли. Но судя по тому, как отнеслись к его появлению грифоны, при всем своем уважении к знати и титулам, многое в этом мире не покупалось ни за какие деньги, и это вновь, как раньше, поселило теплое чувство где-то внутри – «Позвольте представить вам Скраппи Раг, полномочного посла Эквестрии в Грифоньих Королевствах, от имени Их Высочеств, принцесс Эквестрийских, уполномоченную решать любые вопросы, касающиеся мира между нашими странами».

В ответ, вельможа лишь застонал.

— «И что, вот это вот это вот существо будет вести со мной переговоры?».

— «А почему, собственно говоря, я вообще должна их вести?» — расправив крылья, я потянулась, заставив пощелкивать суставы застоявшихся крыльев – «Друг друга мы видим впервые, общих тем для бесед у нас нет. О чем нам переговариваться? О погоде?».

— «Не притворяйтесь, что вы не знаете о слухах, которые разлетаются отсюда как на крыльях!» — скривился ди Травиано, вновь поднося к клюву манерку, содержимое которой меня, в кои-то веки, совершенно не заинтересовало – «Вы собрались прибрать к своим лапам все эти земли? Так вот – не выйдет! Я собрал этих разрозненных поселенцев! Я был первым! Я был им как отец! И вот теперь вы хотите захапать себе все? Не выйдет, клянусь святым чревом!».

— «И почему же?».

— «Я соберу под свои знамена все видные фамилии и рода этого края! Меня поддержат магнаты и знать! Я брочу все свои силы, и развею в пыль даже память об этом месте! Снова сделаю из него руины и кладбище! Клянусь памятью Хрурта!» — выйдя в центр зала, громко и страшно прокричал ди Травиано. В этот момент он и впрямь выглядел очень внушительно, как, наверное, выглядел в молодости. Словно и не было появившегося с годами живота и тяжелой одышки, склонности к чревоугодию и излишку одежд и украшений. Вылетевший из ножен меч вновь, как и встарь, зажужжал десятками молний, пробежавших по хищно блестевшему лезвию – острому, беспощадному, ждущему плоти врагов. Но еще не успели утихнуть под сводами последние отзвуки клича, как меч вновь вернулся в богатые ножны, а голос вельможи затих, сделавшись вкрадчивым и приторно-добродушным – «Впрочем, этого не произойдет, если мы сможем договориться».

— «Я вся внимание» — помолчав, выдохнула я, стараясь звуками своего голоса скрыть шипение, с которым где-то на лестнице, в темноте, материализовалось что-то большое и черное, распахнувшее светящиеся глаза, мгновенно отыскавшие источник столь громких и подозрительных звуков – «Договариваться – обязанность любого посла. И что же вы предлагаете?».

— «Условия. Условия, на которых все обитатели этой крепости принесут мне оммаж».

— «То есть, разговор уже зашел о вассалитете?» — непритворно удивилась я, бросив взгляд на напрягшегося Пуассона. Похоже, тот уже пожалел, что позволил мне, да и себе издеваться над могущественным дворянином, и отчаянно пытался найти выход из созданного нами же положения. Что ж, теперь было ясно, как прав был сгинувший граф, объясняя мне, что на дипломатическом поприще меня ждет лишь скорый провал – «Ну, а что же взамен?».

— «Взамен – непорочная служба своему господину» — важно заверил меня ди Травиано, словно и впрямь облагодетельствовав обещанием службы. Прошествовав через весь зал, он с инетересом уставился на сидевшего в кресле Пуассона, словно предоставляя тому решение, покинуть ли свое место сейчас, или позже – но уже с помощью хозяйской лапы, уцепившейся за загривок – «Все земли переходят в мой лен, но ни один слуга рода Травиано не может упрекнуть его в скупости, поэтому я, как рачительный и добрый хозяин, оставлю вам это местечко. Конечно же, стены будут уменьчены до подобающих вассалу размеров, а жители поголовно принесут мне фуа – клятву верности своему новому сеньору. Дома будет разречено строить лишь с внечней стороны стен, и углублять их, а равно, как и возвычать, не более чем на десять футов. Полный список вам процитирует любой дворянин, даже разбуженный среди ночи. Поэтому не стоит с этим тянуть, и…».

— «И где тогда мои деньги?».

— «Что?».

— «Ну, я думала, у нас с вами переговоры, господин ди Травиано. Поэтому и спросила не о том, что отдадут вам жители Каладана – так теперь будет называться это место – а о том, что же вы дадите им взамен».

— «Вы не слышали? Покровительство доброго и щедрого сеньора».

- «Это щедро. Действительно» — я усмехнулась, заметив появившуюся в дверях морду Лонгхорна. Дипломатичный жеребец дипломатично свалил, предоставив мне разгребать гуано за двумя грифонами сразу, но теперь вдруг решил появиться? Контролирует ситуацию, или просто решил узнать, не сожрали ли меня еще эти воинственные господа? Вся ситуация выглядела, на мой взгляд, как-то очень странно, как и сама фигура этого гостя, которого муж почему-то назвал «соседом». Интересно, а как он представился ему?

«Действительно, глупость какая-то».

«Найти!».

«Ну надо же, какой энтузиазм» - ядовито хмыкнул голос в моей голове – «Тут кто-то рад меня видеть? Ты часом не заболела ли, деточка?».

«Ты… В порядке?».

«Конечно же. Безусловно. Как можно было не предугадать этот стандартный поньский вопрос!» — явно завелась моя невидимая собеседница – «Существование в виде картинок и ситуаций, на которые ты смотришь, словно на живые картины, не в силах хоть что-нибудь изменить. Вот бой, вот мы гибнем – и тут же стоим посреди какого-то хлева, а ты спрашиваешь, в порядке ли я. Конечно же, я в полном порядке!».

«Прости. Я просто… Просто я не знаю, как еще спросить тебя о том, как ты себя чувствуешь».

«Замечательно! Лучше и быть не может! Наверное, это потому, что себя я никак не ощущаю».

«А давай, мы просто освободимся от этого?» — пульсирующий голос у меня в голове наполнил пространство под сводами черепа звоном злобного голоска. Отдаваясь у меня внутри неприятным перезвоном, он вдруг напомнил меня чувством злости и тщетности, вытаскивая на свет воспоминания и чувства, которые я хотела забыть. Те желания, которые я пыталась, и не могла побороть. Резко развернувшись, я двинулась в сторону камина, семеня на трех ногах, прижимая четвертую к резко заболевшей груди. Кем была я – лишь клеткой, тюрьмой для теней, для отзвуков живших когда-то существ? Но даже у самой никчемной вещи есть некое предназначение – и однажды ломаются даже самые крепкие прутья.

«Стой!» — взвизгнула Найтингейл. Ноги вдруг стали какими-то ватными, и я едва не завалилась, споткнувшись о край возвышения, предназначенного для выпавших из очага угольков – «Стой! Прекрати! Я… Я была не права».

«Я тоже. Но я так больше не могу. Я не имею права мучать всех вас. Я не хочу, чтобы ты страдала, понимаешь?».

«Подумай о детях. О муже. Ты им нужна» — твердо, словно сто раз заученные слова, звенел и бился в моем сознании голос давно ушедшей фестралки. Все, что осталось от некогда знаменитой, боготворимой, а потом проклинаемой всеми кобылы – «Прекрати. Ну, прекрати же! Иначе я запою!».

«Что… Ты что?».

«Когда-нибудь я научу тебя нашим песням» — пообещала мне Найтингейл. Слабость понемногу отступала, а вместе с нею возвращалась способность мыслить более-менее адекватно. Убрав ногу от груди, я тупо глядела на блестящее от пота копыто. И когда это я успела так взмокнуть? – «А ты пообещаешь мне, что не будешь делать ничего, о чем мы с тобой пожалеем. Хорошо?».

«Ну и кто теперь говорит типичными понячьими фразами?» — фыркнула я, поднимая глаза на Графита. Он не спал, и уже стоял между мной и ревущим камином, несмотря на летний день, старательно протапливавшим кладку нового дымохода^[60], сверля меня озабоченным взглядом своих горящих гляделок.

«Уела. Ну и что ты тут копаешься?».

«Переговоры» — немного успокоившись, я лишь краем сознания отметила, как умело завладела моим вниманием Найтингейл, без труда переведя его на более важное для меня дело – «Прибыл какой-то знатный, богатый и могущественный дворянин, и я…».

«Знатный, богатый, могущественный грифон – прибыл сам? Первым?».

«Ну да. А что?».

«Ох, деточка…» - в голосе умершей фестралки появились снисходительные, но теперь уже гораздо более сдержанные нотки – «Ну какой богатый вельможа, да еще и знатный, по твоим словам, первым кинется вести с кем-то переговоры? Да еще и лично? Это вот – это ведь он?».

«Д-да…» — мне вдруг самой показалось, что все это время я упускала что-то важное из-за полного отсутствия опыта в подобного рода делах. Присоединившиеся к своему хозяину слуги блистали ливреями и отточенными движениями, которые все больше и больше казались мне какими-то наигранными, словно всем своим видом, всей преувеличенной предупредительностью они старались уверить всех вокруг в могуществе своего сеньора.

«Щит фигурный, под старину. А шлем серебряный, в профиль, повернут вправо, с глухим забралом. Герб прост, хотя там точно будут сень, и намет, и даже геральдические фигуры вокруг понатыканы – можешь к астрологу не ходить» — вдохнула невидимоя собеседница. Мне показалось, что я чувствую, как она прикрывает копытом глаза, сокрушаясь тупости своей ученицы – «Ну и что тут тебе не ясного?».

«Неужели проходимец?» — не поверила себе я.

«Просто жалованый дворянин. За заслуги пожаловано личное дворянство и герб. Возможно, даже богатство имеется, чтобы собрать свой отряд, и держать в повиновении клиентов и сервов» — вздохнула Найтингейл. Она тоже пыталась изобразить незаинтересованность и утомление от моих мелких проблем, казавшихся мне чудовищно неразрешимыми, но при этом подозрительно охотно поддерживала разговор – «А вот поддержки за собой он не чувствует – значит, ее попросту нету. Понимаешь, это вопрос психологии, которая, как я вижу, почти не изменилась с наших дней. Тот, кто больше заинтересован в переговорах и их результате, первым идет на контакт. Он приехал один?».

«Со слугами…».

«Но без гербового короля?^[61] Это такой королевский юрист, связанный с передачей феодов. Они одевались достаточно пышно, и таскали повсюду тяжелый, роскошный посох из резного дерева – такого бы ты не пропустила».

«Кажется, без него…».

«Ну, вот тебе и ответ. Теперь подумай – зачем он мог сюда заявиться?».

«Припугнуть» — и вправду задумавшись, я отвела глаза от Графита, и медленно повернув голову, подарила ди Травиано не предвещающий тому ничего хорошего, пристальный взгляд – «Заставить плясать, как марионеток! Меня!».

«Ох, милочка! Как же ты все-таки еще непосредственна и юна!» — серебристо рассмеялась Найтингейл. Словно колокольчик ручья прозвенел в теплой летней ночи – «А может, он просто делает одолжение своему сеньору? Он может попытаться взять вас в свою лапу, если получится, а потом, если новый лен окажется слишком беспокойным…».

«…то он просто может подарить его своему сюзерену. От всей души, мать его за ногу!» — закончила я мысль древней фестралки – «Вот ведь гад какой!».

— «Это политика, деточка» — вздохнула та, пока я выходила на середину зала, вновь кольнув пропустившее удар сердце острой иголочкой сожаления и безнадежности – «Тебя бы ко мне, хоть на несколько лет – кого бы я могла воспитать!».

— «Мы… Я постараюсь…» — прошептала я, не зная, что на это ответить. Достойный грифоний кавалер уже развернулся, и кажется, даже приготовился чуть ли не к церемонии оммажа, поэтому мысли о таинственном быстро отошли на второй план, заставив меня потратить все свои силы на то, чтобы не слишком сильно заводиться – «Мы не можем принять столь щедрое предложение, уважаемый и благородный ди Травиано! И хотя внутри меня все рыдает от мысли, что мы попросту недостойны такого доброго господина, я думаю, что нам будет лучше какое-то время пожить подальше друг от друга. Ну, знаете, как это бывает у семейных пар? Муж в гараж, жена на Капри… Так и лето пробежит. Может, к тому времени, и договоримся».

— «Вы хорочо бодумали?» — сузил глаза грифон. — «Тогда, считайте, что вас тут болче нет! Моя марка разрывает соглачение, и объявляет это мечто «свободным от признания»! Теперь вы сами выбрали свою чудьбу!».

— «Что он имеет в виду, сеньор де Пуассон?» — поглядела я на второго грифона. Поднявшись со своего кресла, он положил лапу на висевшее на поясе оружие, судорожно сжав его рукоять – «Я еще не знакома с такими особенностями земельного кодекса Королевств».

«Не думаю, что что-то хорошее».

— «Это значит, что его светлость объявил эти земли своими, и теперь объявляет их взбунтовавшимися, восставшими против своего господина» — мрачно каркнул Изволю, на глазах наливаясь дурной кровью, от которой потемнела восковица на его изогнутом клюве – «И теперь его светлость поставил нас всех вне закона! Любой может разорить наши дома, а если приведет нас к покорности, то и получить за это награду!».

«Ох, ничего себе…» - наверное, я впервые услышала голос искренне озадаченной и возмущенной Найтингейл — «С кем тогда они вообще останутся, с такими-то законами? Теперь я уже не удивляюсь, что их могла побить даже ты!».

— «Ну так что?» — издевательски ухмыльнулся толстый вельможа. На шестопер де Пуассона он даже не посмотрел, выстукивая окольцованными пальцами по рукоятке своего меча какую-то мелодию – «Вы точно уверены, что мы не договоримся?».

— «Хорошо. Не договоримся – так не договоримся» — холодно ответила я. За моей спиной раздались смешки стоявших у дверей легионеров, еще со времен северной войны считающих зрелище моих «переговоров» никогда не стареющей классикой, и даже организовавших на этом свой подпольный тотализатор, до кассы которого добраться я все никак не могла – «Тогда я, Скраппи «Krylishky» Раг-Беррислоп, Легат Эквестрийского Легиона, объявляю эти земли и те, что решат пойти под мое копыто, отсюда и куда упадет мой взгляд, своим ленным владением! И поверьте, я смогу обеспечить их неприкосновенность!».

— «Это неприемлимо! Эти земли объявлены нейтральными!».

— «Да конечно! И поэтому магнаты вроде вас вновь начали обустраиваться на том берегу реки? Поэтому вы объявили эту местность своей, не спросив никого из живущих тут веками грифонов и пони?» — ехидно осведомилась я, в свою очередь, наполовину вытягивая Фрегорах. Почувствовав скорую схватку, меч завибрировал, и буквально взвизгнул от злости, когда я вогнала его обратно в ножны – «Все зависит от точки зрения, знаете ли. Я вот лично считаю – и ваши соотечественники с этим абсолютно согласны, судя по всему! – что владение подразумевает не просто юридически оформленный и признанный кем-то там акт, а единственно возможность самого владельца удержать то, что им взято. А в том, что брать я умею, эти земли уже могли убедиться за время прошедшей войны. Ну, и в любой момент, кроме этой тысячи аборигенов, я легко могу перебросить сюда хоть пять, хоть десять тысяч своих бойцов – просто объявив их своей охраной на время поездки. На дачу».

В зале вновь установилась недолгая, зыбкая тишина.

— «Вы?» — наконец недоверчиво скорчился грифон, сердито зыркнув на тихо заржавших легионеров. Кажется, как и я, они уже начали привыкать, что наша броня и туники известны почти всем по эту, и ту сторону гор.

— «Йа, йа» — шагнув вперед, я раскинула огромные, нелепые крылья и дернула головой в коротком, ехидном поклоне – «Легат Эквестрийского Легиона — к вашим услугам, месье!».

— «Вам никто не даст это сделать» — заявил магнат, хотя в его глазах мне почудилась тщательно скрываемая озабоченность, переходящая в настоящий испуг при виде северных пони, гурьбой заполняющих зал. Вместе с ними, во что я никак не могла бы поверить, если бы не увидела лично, влетело немало свободных грифонов, всего сутки назад ставших свободными жителями свободного городка – «Передвижение таких сил без ведома правителей и командующих…».

— «Да Генеральный Штаб Эквестрийской Гвардии еще месяц назад определил это место под базу постоянной дислокации Легиона! От пяти до десяти тысяч легионеров у вас под боком, в любое время дня и ночи. Хотите, дам указ почитать?».

— «Анмюрлихъ! Ньевозможно!».

— «Возможно-возможно. Грифус вон тоже отхватил себе Тамбелон, и половину гарнизона Фрогги Пасс, в Дракенриджских горах. Поэтому не выносите мне мозг, ваша толстая милость» — оглянувшись на собравшуюся в зале толпу, я сделала знак освободить хотя бы небольшой проход для налившегося дурной кровью вельможи, решив напоследок припечатать его, но уже всенародно, поддерживая имидж заботливого командира – «А теперь – пошел вон! Теперь это мое родовое поместье!».

— «Я этого так не оцтавлю!» — заорал задыхающийся толстяк, заставив меня едва заметно напрячься при виде когтистой лапы, рванувшей тугой воротник. Его смерть от инсульта никак не входила в мои планы, поскольку, по несчастливой случайности, вполне могла произойти прямо сейчас, и почему-то никто бы мне не поверил, что я просто рядом стояла, не тронув бедолагу ни копытом, ни даже кончиком махового пера. Мир, как ты жесток к бедной, испуганной всеми пегаске – «Я дойду до самого круля! Я обращусь в Ландтааг!».

— «Рэйн, ты бы проводил этот комок перьев до ворот, а?» — тихо, и как-то жалобно попросила я розового пегаса, удивленно скосившего на меня глаз. Услышав наши вопли, тот все же оставил Грасс и детей, явившись проконтролировать ситуацию – «А то ведь помрет ненароком, от полного расстройства чувств».

— «Ну и что же? Нам же меньше хлопот».

— «Да? А как ты думаешь, кого в этом обвинят?».

— «Погоди, так ты не собиралась его …» — теперь уже непритворно удивился пегас.

— «Рэээээйн!» — от моего рыка должно было створожиться молоко вокруг всего замка, если не дальше.

— «Нет, ну а что? Ты же на самом деле рядом стояла. Все видели».

— «Меч! Дай сюда меч – я убью тебя лично!».

— «Да, мэм! Уже иду, мэм!» — хмыкнул тот, легко уворачиваясь от тычка в грудь. Развернувшись на месте, он не слишком вежливо хлопнул крылом по спине злобно сопевшего магната – «Все, приятель, время аудиенции закончилось. Тебя проводить, или своими ногами дойдешь?».

— «Повежливее, кентурион» — хмыкнула я, оглянувшись на ошарашенного таким поворотом де Пуассона, все еще державшегося за свой шестопер – «Эй, ди Травиано! Месье! Запомните вот еще что: если вдруг вам, или кому-то из ваших прихлебаелей или сеньоров придет в голову мысль о том, что на этих землях вновь могут показаться «неподконтрольные банды обнищавших из-за войны ваза, с прискорбным упорством отрицающие достигнутые договоренности», то напомните им, что Легат тоже кое-что знает о партизанской войне, и тогда уже вам всем, от Пизы до Новерии, на своих шкурах придется узнать, как могут резвиться в чужих владениях те, кто прошел суровую выучку Легиона, и полностью спущенные с тормозов!».

¹↑ [49] SNAFU — situation normal: all fucked up. «Обстановка стандартная: все полностью проебано». Расхожее выражение, вошедшее в армейский обиход с середины ХХ века.

²↑ [50] Погребальные обряды. Крада – сожжение тела и вещей, принадлежащих покойному. Тризна – пир, совместный прием пищи после сожжения или погребения тела.

³↑ [51] Несмотря на творчество разных «пейсателей», оригинальный персонаж Р. Говарда был еще тем агрессивным ворюгой, вплотную приближаясь к образу эдакого киммерийского викинга, а не полуголого «благородного дикаря».

⁴↑ [52] На тот момент 1 грифоний талант содержал в себе 800гр серебра, дукат – 80, и крейцер (он же «перышко») – 8 гр.

⁵↑ [53] Стоун — мера веса, равная примерно 500 граммам.

⁶↑ [54] Оно же «корневое пиво». Слабоалкогольный напиток из коры и корней особого вида лаврового куста, распространенный за пределами Эквестрии. На самом деле, как выяснила Скраппи, это все же дерево – просто всякие алкоголики ему вырасти не дают.

⁷↑ [55] Скраппи намекает на созвучие имен новой грифонки, и персонажа ужастиков 80х годов ХХ века.

⁸↑ [56] Контуш – род сюртука, носимый поверх остальной одежды почти незастегнутым.

⁹↑ [57] Старинный обычай, известный почти у всех народов, и исчезавший очень неторопливо, по мере расселения и уплотнения цивилизаций.

¹⁰↑ [58] Старинный речевой оборот, лишь недавно – не более пары сотен лет назад – постепенно сменившийся на абсолютно зеркальную форму «Благодарю вас».

¹¹↑ [59] Скраппи намекает на третью стадию сифилиса, да и вообще, грязно троллит своего собеседника специфическим медицинским юморком.

¹²↑ [60] Такие «пробные пуски» проводились неоднократно, и длились по нескольку дней, пока вся система не приводилась в достойный вид. О трудностях проживания в новых домах, оснащенных каминами, писали многие авторы, дипломаты, и даже цари.

¹³↑ [61] Глава геральдической службы при дворе монарха. Помимо консультативной, исполнял еще и надзорные функции, имея достаточно широкие полномочия по части гербов, и всех событиях, с ними связанных – в том числе переделом феодальных владений.

Кантерлотский пони-волк в Понивилле

Понивилль на краю света

Блокнот памяти

Забытая история Эквестрии: Единство. Книга 1

Fallout: Equestria - Become Pony

Убаюкивающее солнце

Будущая королева

Как Твайлайт выращивала коноплю под окнами королевского дворца

Прогоревшее солнце

Я что, похож на маньяка?!

Стальные крылья: Огнем и Железом

Глава 15: "Огонь, вода..." - часть 9