Искры миров
Глава VI. Не местный, я так полагаю
Я считаю, что человеку нужно верить только в самом крайнем случае!
Шла вторая минута вечности…
Твайлайт осматривала меня и Зинаиду Александровну, Зинаида Александровна не двигалась после своих слов, а я пытался выждать из этой картины хоть какое-то самостоятельное продолжение. Когда вечность затянулась, я откашлялся и вошел в комнату, встав почти между ними, но не обрывая их взглядов. Тетя Зина с изумлением смотрела на единорожку, как мне показалось, прямо в глаза. А глаза самой единорожки прямо-таки прыгали, не останавливаясь на одном месте… Вот это да. Я впервые вижу Зинаиду Александровну в деле….
– Кхм-кхм, Зинаида Александровна, послушайте…
– Почему ты сразу не сказал мне о ней?
Я готов был упасть. Она угадала, что Твайлайт женского пола… К тому же, ее тон говорит о быстром приспособлении к этому случаю, что не могло произойти… Без вмешательства…
– Погодите, Зинаида Ивановна! Я все вам объясню, но и вы постарайтесь сделать то же самое.
– А что мне надо объяснить? Здесь, кажется, я мало что могу сказать.
– Но ведь я не говорил вам, что она, – я указал на единорожку и заметил, что она спрятала голову под одеялом, – это она! Откуда вы это поняли?
– Милок, ты сказал, что у тебя девочка. Как я вижу, это девочка… в другом смысле. Ну скажи, как такая прическа может быть у мальчиков?
Я задумался. А ведь правда, то, что Твайлайт, хе-хе, девочка, определить можно за пару секунд. То есть, все вполне логично? Но как она так быстро привыкла?
– Хм, а вы правы… Но скажите мне, как можно так быстро привыкнуть к виду фиолетового единорога с человеческим лицом?
– Ах… Единорог… Спасибо, что напомнил. Милок, я слишком много повидала в своей жизни, чтобы такому поражаться до косточек. Если так делать, сердца не напасешься.
– Тетя Зина, вы не перестаете меня удивлять.
– Я вижу умные и думающие глазки, милок, а это самое главное. Неужели я должна менять свое отношение только потому, что она фиолетовая и у нее на лбу рог? Если она сможет учиться, я научу ее…
Казалось, во мне с каждым словом перестраивались шестеренки механизма жизни. Я даже не задумывался над этим… По отношению к Зинаиде Александровне. Как я мог приравнять ее к тем личностям, которых то и дело встречаю на улице? Она всегда думает по-другому… Однако разговор у нас идет слишком быстро.
– Зинаида… Александровна, – почему мне так часто хочется сказать «Ивановна»? – Я буду вас спрашивать, а вы отвечайте честно, хорошо?
– Я не хочу тебе лгать. Да и как ты мог об этом подумать?
– ХОРОШО?
– Хорошо, милок, все мои слова будут честны.
– Надеюсь… Итак, тетя Зина, вы поможете мне?
– Да, кстати, если я имею право на свой вопрос…
– Я не запрещал спрашивать, тетя Зина.
– Ты просил меня помочь с русским языком этому милому созданию. Ты был серьезен?
– Да. Я лишь пересказал свою проблему… по-другому…
– Ты говорил, что у нее речевые проблемы. А на самом деле?
– На самом деле она даже не знает русского языка. Мало того, она никакого языка не знает…
Зинаида Александровна подозрительно посмотрела на спрятавшуюся под одеялом единорожку. А что это она спряталась? Испугалась? Никто же не кричал… А тети Зины она бы не испугалась. Да и как она могла испугаться? Она же минуту назад пожирала ее взглядом…
– Откуда она у тебя?
– А вот здесь, Зинаида Александровна, вы уходите слишком далеко. Я спросил вас, поможете ли вы мне, но пока что я только отвечаю на ваши вопросы, на последний из которых я планировал ответить чуть позже.
Поразительно.
– Хорошо, хорошо, милок… Ох, я никогда еще не встречала таких… девочек. Однажды я ездила на месяц за границу, в Англию, и сговорилась там с одним соседом в гостинице, англичанином, почти как с тобой. И знаешь, я за этот месяц обучила его русскому языку. Конечно, прямо-таки маскироваться между нами он с этим нововыученным языком не сможет, но приемлемо и даже понятно говорить — да. Но он знал английский и ориентировался полностью на его звуки. А она? Как ты говоришь, она не знает ни одного языка…
– Понимаю, это будет трудно, если не невозможно. Вы можете отказаться.
– Милок, нет ничего невозможного. Какие-то звуки она все-таки должна воспроизводить! На это я и буду нацелена…
Я уже понимал ответ на свой вопрос, но чтобы успокоить мою душу, мне нужен только точный и прямой…
– Значит, тетя Зина…
– Ох, милок, разве ты не понял? Помогу я тебе, не беспокойся!
Очень странная вещь, эти психологические капризы. Кажется, их исполнение должно успокаивать мозг, но на самом деле это лишь отпускает тревогу. Сейчас абсолютно то же самое — я получил то, что хотел, но какого-то облегчения не ощутил, только то, что многие называют пустотой…
– Что ж, заранее спасибо вам. А теперь следующий вопрос…
– Я слушаю.
– Видите ли, не просто так вы сразу о ней не узнали, – я указал на Твайлайт. – Я скрывал ее существование, или, если быть точнее, хотел скрывать. Вернее, я буду скрывать, но… В общем, я не хотел, что бы о ней узнал кто-нибудь другой. Признаюсь, я долго думал, посвящать вас в эту тайну или нет…
– Я тебя понимаю. Я не обижаюсь, это было твое желание и твое решение. Но я смогу еще лучше тебя понять, если ты расскажешь мне все, что знаешь об Оле, и какая здесь завязалась история…
– Оле?!
– Раз ты так ее назвал, я буду делать то же самое.
– Но у нее есть другое имя! Ее зовут Твайлайт…
– Что?! Что ты говоришь? Это же кличка! Неужели ты даешь такому чуду какую-то англоязычную кличку? Ей нужно нормальное имя. Если тебе не по душе наше, родное, ради Бога, выбирай английское. Я бы дала ей имя Софья… Или Фаня…
Да, вот вам и последствия сотрудничества. Теперь у меня не Твайлайт, а Оля. Ольга. Во всяком случае, если я буду ее кликать, то соседи ничего не заподозрят, если они вообще смогли бы что-то заподозрить от крика «Твайлайт!». Твай! Твайли! Вам что-то надо?
У меня чуть не подкосились ноги. Я успел бросить взгляд на кровать, но единорожка так и не выбралась оттуда. Я пытаюсь немного улучшить заклинание телепатии… Твайлайт, я даже не буду спрашивать, с какого момента ты слышала мои слова и мысли, но я… Простите, с какого момента вы слышали мои слова и мысли, и я должен все-таки сказать, что это… Что происходит? В смысле «что происходит»? Твайлайт, еще раз прошу прощения, но вы уже начинаете меня немного злить! Что это? Кто здесь? Кто это говорит? ТВАЙЛАЙТ! Хватит! Мы и так… Не в очень хорошем положении… Это не мои мысли! Разумеется, не ваши, мы же… Погодите… Твайлайт… Что с вами? Со мной все хорошо, но вы не поняли одного нововведения…
Я снова вернул себе глаза и посмотрел на тетю Зину, чтобы понять, верны ли мои подозрения или нет… Кто посмотрел на меня? Милок, это ты? О, Боже… Что? Кто такой «Боже»? Так! Зинаида Александровна, Твайлайт, давайте не будем все думать… Что здесь происходит? КАК это происходит? Может, он… Тетя Зина, прошу! Милок, ты только скажи, как мне свои мысли запереть, и тогда я сделаю это… Что же, он слышит абсолютно все? Вот подлец… Я слышу абсолютно все, Зинаида Александровна. Абсолютно все. Попробуйте представить картинку, которая, надеюсь, не будет иметь текст. Милок, попробую… Перед моими глазами появились очертания странного события. Не узнал тот сериал? Зинаида Александровна! Хорошо, прости, мне непривычно, когда нужно даже мысли держать… за… зубами в мозге. Картинка снова вернулась и больше не исчезала. Очень хорошо, Зинаида Александровна! Итак, теперь мы должны подумать… А хотя о чем думать? Твайлайт, поясните-ка мне, пожалуйста, что сейчас происходит. Я попыталась поднять заклинание на уровень троих разговаривающих… Признаться, это оказалось чуть легче, чем я думала… Хорошо, Твайлайт, я все понимаю, но нам намного легче было бы разговаривать поодиночке, да и мы с Зинаидой Александровной можем говорить обычным знакомым нам способом. Языком. Ну… Ну хорошо…
В принципе, я не ощутил ничего нового. Совсем. Удобно будет Твайлайт с этим… заклинанием? Она назвала телепатию заклинанием… Забавно. И это заклинание? А где слова? Заклинание ведь в своей сущности содержит слова. Заклинающие слова. Может, они произносятся в мыслях? Возможно, возможно… Также она пыталась улучшить его и, как я вижу, у нее получилось… Забавно, не правда ли? Тьфу, я забыл… Она же не отсоеди… Так, Твайлайт, давай приступим сразу к делу… Твайлайт? Твайлайт! Тва…
Я взглянул на Зинаиду Александровну и понял, что единорожка вовсе не на меня переключилась. Учитель на пенсии не сменил пустого и чуть изумленного взгляда, застыв с ним. Неужели я выглядел так же? Я бы поглядел… Особенно в первый раз. Представьте, несколько минут я стоял с выпученными глазами. А если бы кто-то зашел? Единорог со светящимся рогом и замеревший с глазами-пятаками-юпитерскими-спутниками человек — картина Репина «Беседа». Интересная вещь, эта телепатия. Как она работает у единорогов?
Как вообще работает телепатия? Конечно мы все знаем, что это деление мыслями… Но как оно происходит? Как можно читать мысли? Если Твайлайт заговорит, я первым делом спрошу ее об этом… Хотя нет, есть еще много чего важного помимо телепатии… Хм… Я заметил, что в том коротеньком «разговоре» на троих Зинаида Александровна фактически… думала. Она не обращалась ко мне, но ее было слышно. А каждое слово Твайлайт было сказано именно мне. Что это может значить? Единорожка могла управлять своими репликами в мыслях, а тетя Зина — нет. Да, скорее всего, и я также неспособен контролировать поток мыслей. Может, она приспособлена к этому? Ее могли учить. И она на рефлексах сохраняет свои мысли при себе… Или что-то другое? Так или иначе, думаю, единорожка вспомнит свое прошлое…
– Какая чудесная девочка!
Думы раскололись, и я взглянул на тетю Зину, словно на ожившую статую. Так и напугать нетрудно…
– О чем вы говорили, Зинаида Александровна? В смысле, вы и... она?
– Да так, ничего особенного… Она просила, как меня зовут, я спросила, как ее зовут, спросила об имени... Она, кстати, сказала, что ее зовут Оля! Почему ты начал мне утверждать какую-то кличку?
Она сказала, что ее зовут Ольга?! Я взглянул на единорожку. Она не улыбалась, хотя, наверное, стоило. Но во всяком случае, это лицо символизировало… Усталость. Черт возьми… Знаете, а может, она уже стала сильнее? Хотя я ее так и не покормил… Я еще не голодна. А стоило бы поесть, скоро обед, а ты так и не отведала завтрака. Не беспокойтесь за меня… Изумительно, Оля. Почему ты сказала, что тебя зовут Оля? Мне захотелось так сделать. Тете Зине нравилось это имя. Почему вы называете ее то одним, то другим именем? Это очень неудобно. Хм… Мы так привыкли. Мы все. Я попозже тебе все объясню, Твайлайт, а пока… Тебе нравится называть ее тетя Зина? Она ваша тетя? Эм… Нет, она…. Она моя соседка. Но почему вы называете ее тетей? Твайлайт, ради… пожалуйста, у нас очень много вопросов к тебе, мы хотим помочь, и если ты будешь тратить силы на не совсем важные разговоры, мы не сможем этого сделать. Я с радостью бы рассказал тебе, честно, я не могу спрятать мысли, но у нас дела, ты понимаешь? Я уже на «ты» к тебе… К вам обращаюсь… Простите… Вы делаете это не просто так. Я не обижусь, если вы начнете так ко мне обращаться. Мне так будет спокойней… Меня пугает лишнее уважение… Что же ты раньше молчала? Многим не нравятся такие… «почести», а это надо обязательно учитывать! Я боялась… Понимаю. А теперь чуть отдохни, я отлучусь с… тетей Зиной и поговорю с ней наедине, хорошо? Да… Хорошо… Не бойся. Пожалуйста.
– Милок?
Не получив ответа, я помотал головой, сбросив морок самомыслия, и зацепился взглядом за Зинаиду Ива… Тьфу, Александровну… Опять путаюсь…
– Ты тоже с ней разговаривал?
– Да, Зинаида Александровна… Разговаривал. Теперь мне предстоит сделать то же самое с вами…
– Я уж подумала, что ты мне все завтра расскажешь и объяснишь, – она усмехнулась.
Я промолчал. Почему-то в мысли мне заползла серость. Настроение сразу упало, и шутить расхотелось… Что со мной? Очень странно… Никакой хандры я испытывать не мог. Откуда тогда все это? Я указал головой на выход из темной из-за закрытых занавесок спальни и поморгал. Также нападает сонливость. Черт! Беда не приходит одна… Как бы голова не заболела…
Тетя Зина не сразу поняла знак, но то, что я продолжал стоять, сказало ей, наконец, что надо выйти первой. Когда будущий учитель Твайлайт вышел, я грузно вывел тело из сонного состояния и медленно подошел к дверному проему. Там я остановился и развернулся. Единорожка откинула голову набок, и хоть кровать была прямо перед дверью, я все же увидел ее выражение лица. Тоскливое, пустое… Сквозь ее полуопущенные веки кое-как проглядывался зрачок, столь безучастный и недвижимый, рот слабо, без какого-либо намека на плотно сжатые губы, закрыт… И одеяло едва вздымалось от каждого её медленного вдоха… Я начинаю понимать, откуда у меня хандра…
Ноги начали отказывать. Нет, я был в порядке, но не хотел двигаться. Знакомое чувство. Было уже такое, и в детстве, и в юности, и сейчас. Что-то за время не меняется… Помню, я все время испытывал это чувство при дожде. Я очень люблю дождь, я вам не говорил? Я очень люблю дождь. А когда-то я просто обожал его, был готов выбежать на улицу при любой появляющейся тучке, оборвать беседу с самым дорогим и важным человеком, уйти от самых нужных дел, лишь бы ощутить на теле сладостную прохладу небесной воды. Но я не мог. И самое главное — я знал, почему. Одна часть моего тела рвалась навстречу желаниям и грезам, до которых оставался один только шаг… Но другая путами… приличия… держала меня под крышей. Когда-то я был под властью, я не мог идти против нее, и я говорил себе это. Но когда вся моя жизнь, все мои действия оказались в моих руках, я не ощутил разницы. Та, другая, тянущая спрятаться сторона все время прижимала. Я, как и несколько лет тому назад, сидел тогда и просто глядел на дождь, лелея времена, когда кандалы, цепи которых все еще слонялись за моими ногами, сломаются… Я уходил в мечту, а ноги уходили в небытье, цепи утягивали их в реальность, пока моя душа плыла в небесах… Теперь ноги снова пропали. И мне страшно представить, куда, ниже реальности, они исчезли…
– Милок, – я почувствовал руку на своем плече, – я вижу, ты беспокоишься за нее. Тебе трудно. Давай я тебе помогу. Ты просил у меня помощи, а я помогаю всегда. И во всем, милок.
Слова вывели меня из транса, а ноги вернулись. Только сейчас я понял настоящие чувства Твайлайт. Она не знает своего прошлого, не может знать будущего, она лишь лежит в темной комнате, уставшая от туманности происходящего… Пока ее судьбу обсуждают два неизвестных ей, наверное, существа. Конечно, я и Зинаида Александровна пытались быть мягкими, и, как я видел, она легко, хоть и с легким страхом, говорила, но… Она напоминает меня. Она осталась наедине со своими мыслями, и по ее лицу видно, что эти мысли становятся все мрачнее и мрачнее. А когда она снова заговорит, все эти страхи покажутся ей пустыми и бессмысленными. Надеюсь. Потому что обычно так у меня все и проходит…
Я подумал и усмехнулся про себя. Закрываю дверь и усиляю ее страхи. Ай, ладно… Закрыв дверь в спальню, я молча проследовал к дивану, старому доброму дивану, который я чуть ли не с руками оторвал у одного мужика, собиравшегося его выбрасывать. А знаете, почему? Лишь потому, что он был великолепно… синим…
– Что ж, Зинаида Александровна, – я почти упал на этот диван и кое-как выжал первые слова. – Со мной эта история приключилась позавчера, когда я шел с работы… «радостный» от столь ожидаемого праздника, как Новый Год…
– С Новым, кстати, Годом тебя… Я, дура старая, уже забыла…
– Не вы одна. Итак – вас с тем же – я шел с работы…
Я начал пересказывать ей все произошедшее со мной позавчера. Воспоминания уже начали утекать, поэтому, как я думаю, часть деталей все же потерялась, но, слава Богу, не очень важная…
– Погоди, она ранена?! – воскликнула тетя Зина, когда я упомянул ее состояние, а действие еще не сошло с мусорки. – Почему ты не сказал?! Ее надо срочно проверить… – она целеустремленно направила голову на закрытую дверь в спальню.
– Ради всего святого, Зинаида Александровна, сядьте и дослушайте! Если бы у меня были проблемы, я бы, может, сообщил вам, нет?
– Ах, ну… да, может быть… Что это я… Хе-хе… Продолжай, милок, извини, что перебила…
Я хмуро откашлялся и продолжил. Я быстро дошел до момента, когда я ее лечил, но рассказывать о своих еще тогдашних догадках не стал — а зачем? Половина из них на следующий день опроверглась, а другая пополнилась и чуть изменилась, так что их можно было пересказать позже. Я рассказал ей о других частях тела Твайлайт, сказал, что она и пони, и не пони, что у нее на крупе странная татуировка — Зинаида Александровна чуть изумилась. Потом я детально описал все ранения единорожки, упомянул каждую мелочь, почти инструкцией рассказал, как поступил — тетя Зина лишь покачала головой. Ну ладно… Далее я упомянул лишь, что назвал ее Звездочкой. Не знаю, почему. Наверное, не хотел, что бы имя тонуло… Красивое ведь имя.
Потом пошел следующий день. Я перешел сразу к моменту, когда единорожка впервые очнулась при мне — утро со странным сном было лишней деталью — но, как оказалось, случай был коротким, и я чуть ли не за пять минут добрался до момента моего «изучения» мусорки. Там-то я, пересказав увиденное, изложил все свои мысли, даже те, что появились позже. Благодаря этому разговору, этой беседе, я смог более менее уложить в голове по полочкам все догадки, гипотезы и предположения, которых удостоилась тетя Зина. Признаться, внутри я почти сиял от ее реакции — такого лица от столь большого количества разветвлений событий я еще не видел. Она даже сказала «Да ведь как к такому можно придти?!». Впрочем, восторг был забросан мыслями о том, что Зинаида Александровна, кроме детективных… сериалов… ничего больше о расследованиях не слышала и, разумеется, не понимала их. Серьезно, она даже Шерлока Холмса знает отдаленно и думает, что его спутник — француз. Я удивлялся, как такие знания могли быть у учителя, но я вспомнил две вещи — она была в большинстве своем логопедом, что мне на руку — раз, а также она учитель начальных классов, а в ее времени, да и сейчас, думаю, такую литературу не проходят в младших классах. Так что на этой мелочи я не зацикливался — не до этого было — и рассказал, что нашел на этой мусорке.
Учитель на пенсии с огромным интересом прислушался к описанию сумки странной отделки, но нисколько не изумился, когда услышал о книгах, похожих на древние по своей структуре и невозможные к прочтению. Это меня, признаться, просто поразило, что я и изложил вопросом.
— А чему мне удивляться? Если я должна просто поразиться от того, что Оля принесла с собой книги, то, надеюсь, ты поймешь, почему я так не сделала. А если от того, что книги не получается прочитать, и это не из-за языка, а из-за какой-то «расфокусировки» зрения, то это же должно быть ясно сразу!
— Как? Как, скажите?
— Мы всего пятнадцать минут назад поняли, что она читает наши мысли и даже может говорить в них. Я, конечно, раньше во все это не верила, но сейчас мои глаза не пытаются меня обмануть — Оля способна творить буквальные чудеса, и я не удивлюсь, если это будет сокрытие текста книг от лишних глаз. Признаюсь, я бы сама не отказалась от такой способности…
А ведь правда… Твайлайт могла сама наложить «заклинание» на ее книги, отчего их и нельзя прочесть из-за такой неясной проблемы. Что ж, как я говорил, этот разговор мне помогает…
— Тетя Зина, вы правы. Бесконечно правы.
— Ой, что ты… Это просто. Каждый может так подумать…
— Ну а я о таком не подумал. Как видите, либо я настоящий глупец, либо вы все-таки блистаете хорошим умом. Думаю, вы были прекрасным учителем.
— Ты еще успеешь сотню раз подумать и увидеть, хороший ли я учитель. Так что же было дальше?
— Ах, да… Кхм-кхм…
До моего выбора пищи для единорожки я также дошел довольно быстро. Мне почему-то не терпелось пересказать наше первое настоящее знакомство, я пулей описал мои приготовления и принялся за рассказ того момента…
Тетя Зина рассмеялась, когда я дошел до немецких выражений. Сама она, как вы, наверное, поняли, лишь немного знала английский, но факт того, что я пытался заговорить с ней на других языках, видимо, рассмешил ее. Да и она сама говорила, что «немцы смешно говорят». Что ж, на это я особого внимания не обратил, лишь посмеялся и продолжил. И вот тогда я постарался со всей комичностью пересказать те моменты, когда я пытался понять, что единорожка говорит со мной в мыслях. Впрочем, смешная часть быстро кончилась, и я на полном серьезе передал ее слова о том, что она не помнит не только свой язык, но и родину, и цели прихода, и, кажется, все, связанное с ее домом. Только то, что она любит книги. И закончил я рассказ на том, как она уснула после трудного разговора…
-…Через некоторое время, после пары занятий, я тоже уснул. А на следующий день уже пошел к вам, Зинаида Александровна. Ко-нец.
— Да-а, очень… пестрая история. Как я слышала, тебе действительно пришлось несладко, когда ты…
Она вдруг резко, громко вздохнула и, выпучив глаза, дрожа, замерла в испуганной позе, с растопыренными в какой-то странной готовности пальцами на руках. Мгновение спустя она начала порывисто дышать и положила руку на место, где у каждого нормального человека находится сердце…
Я даже не подумал спросить что-либо. Я слишком хорошо помню свои ошибки в таких случаях. Поэтому я рванулся к столу и быстро налил стакан воды, пролив немного содержимого холодного чайника мимо, и вернулся к дивану. За эти мгновения в тете Зине ничего не изменилось, только глаза уже не были выпученными, и я поднес стакан к ее губам. Она потихоньку отпила половину, но потом просто перестала пить, и я медленно убрал стакан. Может, ей стоит протереть лицо? На всякий случай, разве что очки надо снять… Я потянулся свободной рукой к ее очкам, но тетя Зина остановила меня рукой.
— Не надо. Не стоит…
— Зинаида Александровна, в смысле «не стоит»?!
Руку я все же убрал, раз она смогла подвигать своей — значит, это не приступ…
— Я тебе просто раньше не говорила. У меня такое уже было и, как сейчас, всего лишь на минуту-две. Хватит. Теперь уже все прошло…
Мда… То есть, если такое уже было, можно не беспокоиться? Женщины…
— Вы ходили к врачу?
— Зачем, милок? Ничего ведь серьезного нет, у нас у каждого внезапно может заболеть голова, не считать же это болезнью!
Ха, нет, действительно! Женщины! Ну раз бывает, и пусть бывает… Я сразу припоминаю случай из своей карьеры парикмахера. Тогда шел третий или четвертый месяц моей работы, и мне дали задание «на дом». Нет, не домашнее задание, это другое. Шеф, как я позже понял, проверял новичков и просто относительно молоденьких рабочих, делая им «домашний срок». Смысл прост — ты должен к намеченному часу добраться до квартиры, от которой пришел заказ. Только ты. Никакой специальной машины или выделенного времени. В этом был весь смысл, так как «в этой комнате вы всю жизнь свою проведете, надо хоть как-то город знать», если верить словам шефа. Думаю, это просто некая инструкция, не следовать которой — терять лицо парикмахерской. Ну а тех, кто опаздывал, шеф наказывал. Жестоко наказывал.
Но вернемся ко мне. Мне дали это самое задание, у меня было два часа, и я стоял около главной дороги в нескольких десятках улиц от места назначения. Признаться, страх просто переполнял все мое тело. Ладно, скажу — я не очень люблю людей. Точнее, боюсь. Да, боюсь людей. Конечно, я не шарахаюсь от прохожих, страх заключается в другом — я боюсь с ними говорить. Нет, я не шарахаюсь от прохожих, пытающихся со мной заговорить, но когда в те случаи, когда мне нужно было заговорить с абсолютно незнакомым человеком, я просто впадал в ужас. Робость. Не знаю, почему. Но всегда было страшно… И я стоял, не зная, на что садиться — в автобусах я не разбирался, знал только маршрутки. Одну маршрутку. До работы. А большего мне и не надо было. Привык.
Я стоял и держал руку. Голосовал, если не ошибаюсь. Не знаю, кого я тогда хотел поймать, наверное, такси, но ко мне внезапно подъехала машина, никакими знаками не показывавшая на принадлежность к какой-либо коммерческой транспортной группе. Ничья, короче. Если я хорошо помню, она была красного цвета. Я заглянул в окно и знаете, кого там увидел? Девушку! Да, именно девушку, притом лет двадцати, что меня еще больше поразило. Зачем? Зачем она остановилась? Учитывая то, что уж страшной ее не назвать… «Садись давай! Куда надо?» — спросила тогда она. Я, помнив только адрес, что дал мне шеф, произнес его, но без номера дома — все-таки что-то в остановках я понимал. «А, знаю, я как раз туда ехала. Да садись уже! Хватит мерзнуть!» На улице был легкий дождик и пятнадцать градусов. Не хватает пяти градусов для отметки «Жара» в моей голове. Но в машину я сел… И мы поехали.
Неловкая минута. Две минуты. Три минуты. «А че ты на улице-то как дебил стоял?» Такая неожиданная атака меня чуть ли не на части порвала. Вот это да! Вот это резкость! Я просто не ожидал такого… И поинтересовался, от какого и до какого момента я был… «дебилом». «Да я не знаю, вижу, дебил стоит перед автобусной остановкой и голосует, думаю, подвезу-ка я его, а то ведь жалко. Вот ты сел и тебя, наверное, дебилом назвать уже нельзя» Я и на том поблагодарил ее и объяснил свою благородную цель очистить еще одну бренную голову от уз волосяных покровов… Прежний страх людей как рукой сняло. «Ну а как дебил зачем стоять?» Тогда я добавил, что у меня был «домашний заказ». Первый «домашний заказ». «А-аа, ну ясно все. Ты когда-нибудь раньше в городе ездил?» Отрицательный ответ. «Понятненько» И снова затянулась тишина…
Тогда я взглянул на панель ее машины, как на единственную непостоянную информационную точку и с ужасом увидел это. Признаться, сердце у меня забилось быстрее. Лампочка «Проверьте двигатель» зловеще мигала, нет, подмигивала мне глазом самого Сатаны, с ухмылкой глядевшего на смертного человека, которому вряд ли суждено доехать до нужного места… Я тогда взял себя в руки, примерно рассчитал, что в пробке, в которой мы оказались, ничего страшного не произойдет, и сообщил этой девушке об этом. «Че?» Я показал на лампочку. «И че?» Я уверил ее, что она мигает. «А-а, да она уже несколько месяцев мигает. Привыкла, уже не достает» Я сказал, что может, лучше проверить двигатель. «Да зачем? Я и без этого нормально еду» В общем, что-то сказать ей у меня не получилось, и когда она выехала на трассу и ускорилась, я почти вжался в сиденье. Во мне проснулся болтун, и я бормотал про себя проклятия и молитвы. Как оказалось, я помнил первые несколько строчек «Отче наш»…
Вскоре мы «Доехали!». Я быстро поблагодарил, пулей вылетел из машины и начал разминать ноги. «Больше не стой как дебил!» крикнули мне на прощание и красная машина с демоном обмана и морока внутри уехала по своим делам, оставив, наконец, меня без опасности. С тех пор я прочно установил себе понятие «Женщины…»… Да, вот и вся история…
Да-а-а-а-а… Увлекся я рассказами. Зинаида Александровна облокотилась на спинку дивана и, глядя в потолок, спокойно дышала. Я откашлялся.
— Тетя Зина, вы что-то говорили о том, что мне было несладко, когда я…
Пенсионерка медленно села, выпрямилась и вздохнула. Тяжело вздохнула.
— Ах, прости меня, милок, что так пугаю. Стара я уже, тело шалит… Я сказать хотела, что несладко было тебе за эти сутки. Ты нашел настоящее восьмое чудо света, за которое, я не сомневаюсь, многие бы продали душу, как за редкую игрушку, и пытался скрыть его. Думаю, ты тоже размышлял над этим. И ощущал то странное и незыблемое давление этих многих… Не так ли?
Я засмеялся. Да, засмеялся. Просто я не мог найти иную реакцию, что могла охарактеризовать мое мнение ко всему этому — она будто читала мои мысли. А ведь она их, кстати, всего двадцать минут назад читала…
— Вы как всегда гадаете и не прогадываете, тетя Зина.
— А как по-другому? Надо же мне как-то показывать свое слово, хе-хе! Что ж… Давай я повторю все то, что я уяснила для себя. Оля не помнит своего дома, откуда и, главное, зачем она сюда пришла. Также она не помнит своего языка и тех принадлежностей, которые ты нашел на том месте…
— Совершенно верно.
— Конечно, я тут не смогу помочь со своей головой дурёшной, я сама мало что могу сказать… Но я смогу поговорить с Олей и постараться сделать что-нибудь, чтобы помочь ей говорить. Или вспомнить.
— Я не знаю, как вас отблагодарить, Зинаида Александровна. Я сейчас на вас даже не положился — я почти полностью лег, и без вас, думаю, точно упаду…
— Ради Бога, милок, только давай без этих «не знаю, как вас отблагодарить». Просто не делай этого и мы друг у друга не в долгу. Тем более, ты мне еще сто и один раз поможешь во время обучения, — она улыбнулась.
— Что ж, тогда моя душенька спокойна… Думаю, мы начнем обучение завтра…
— Нет, сегодня…
— Сегодня? Но Зинаида Александровна… Вы сейчас…
— Милок, я, кажется, уже сказала, что такое у меня уже было и после этого я спокойно занималась своими делами и ничего, до сих пор живу и дышу. Это, кстати, плюс к тому, что ты должен для меня сделать.
— Ну хорошо, тетя Зина, хорошо… Но если мне в вашем здоровье что-то не понравится, притом очень сильно, вы во всем начинаете слушаться меня. Договорились?
— Я думаю, здесь мне не стоит противиться. Договорились. Знаешь, а я тут заметила, как ты на Олю смотришь…
Почему-то во мне даже ничего не шелохнулось, только какая-то горячая и доставучая жидкость потекла по легким. Надоели мне с этой темой… Я уже говорил о ней. По отношению к другим представителям прекрасного пола, но все то же самое. Я Вл… Человека… Одного… Долго отговаривал от нее… А тут тетя Зина все вспомнила… Тьфу…
— Послушайте, Зинаида Александровна, если вы найдете в подворотне задранного, мокрого и маленького котенка, отнесете домой, вымоете, вычистите, накормите и он уснет у вас на кровати, как вы на него посмотрите?
Слова бурным потоком вылетали из моих уст. Поразительно. Я никогда так раньше не говорил… Но на Зинаиду Александровну эти слова, похоже, не подействовали — она ехидно, по-старчески оскалила некоторые позолоченные зубы и тихонько засмеялась.
— Понимаю тебя, понимаю… Ну, значит, ты допускаешь меня начать прямо сейчас?
Я неслышно рыкнул.
— Хорошо, тетя Зина… Хотя нет, вам нужно подождать часик. Во-первых, я хочу вам напомнить об одной важной вещи — пока она не может говорить на каком-либо языке, она общается с нами телепатически. Вы, надеюсь, понимаете, что это отнимает у нее немало сил. Постарайтесь не заговариваться с ней на отдаленные темы, пожалуйста, она это слишком часто делает.
— Стараться держаться только на деле? Ну не знаю, милок… Иногда с учениками надо поговорить, найти общий язык…
— Если вы посчитаете очень важным… побеседовать… то пожалуйста, главное, что бы это привело к нужному мне результату.
— Раз она с нами уже наболталась, придется сразу же вводить ее в курс дела… Как можно быстрее. Ну лад… Погоди, ты сказал, что мне надо подождать час?
— Да, мне нужно кое-что приготовить…
— В смысле? Приготовить...
— Поесть. Еду.
— То есть...
— Я просто ее еще не покормил...
Я глупец. Идиот. Дурень. Думаю, вы сами поняли. Если нет, то подумайте, как может отреагировать человек, посвятивший жизнь воспитанию и почти уходу за людьми, который услышал о столь безответственном отношении к бедному существу? Одно только лицо меня уменьшило до размеров крохи…
— Как ты ее еще не покормил?! Ты ее сегодня, что ли, совсем не кормил?
— Ну… Она не… просыпалась, а ведь ее будить…
— Ты ее сегодня не кормил?
— Нет… Не успел…
— АХ! Катастрофа! Милок, твое и олино спасенье, что ты попросил помощи у меня! Иначе мне просто страшно представить, что бы с ней произошло… А ведь я еще не осмотрела ее раны! Ой, не надо… Потом посмотрю. Иначе сердце по-настоящему не выдержит… Ой… Ой!
— Но не должен же был я ее будить? Здоровый сон…
— Должен был. Еще как. Ты вчера ей только орешки да салатик дал съесть!
— Там еще яблоки были…
— Ну яблоки, капля в море. Ты понимаешь, что лишний сон может быть вреден, тем более, если он на пустой желудок?
— Ну… Я не думал…
— Ох, все с тобой ясно, нянька… Скажи, пожалуйста, что ты хотя бы что-то приготовил!
— Я сделал овсяную кашу… Она, кажется, стоит в…
— Выбрось ее. Сейчас же! Или съешь сам. Неужели ты думаешь, что Олю, бедную нашу Олю можно кормить кашей их холодильника?
— Я ничего не…
— Ради Бога, ты будешь болтать или делать? Мне уже становится дурно от одной только мысли о чашке и ледяной… каше…
Я сглотнул. Твайлайт, быстрее учись. Иначе я сойду с ума… Ну ладно. Я сам согласился слушать ее во всем, значит, придется повиноваться. Тем более, она лучше понимает в пище, чем я… Да и приготовить что-нибудь получше салата или каши она может, что мне будет только на руку… Нужно терпеть. Терпение и труд все перетрут. Терпение — мать учения. Больше я поговорок о терпении не знаю…
Я пошел на кухню и раскрыл холодильник. Он у меня был полон по-холостяцки, но более… Как бы это сказать… Хм… Более нужно, что ли… Более эффективно... У меня всегда было молоко, всегда был хлеб и всегда были яйца. Даже сейчас в нем лежит один-единственный экземпляр белковой пищи, но яйцо! Никогда от правила МЯХ — Молоко-Яйца-Хлеб — не отходил. Итак, каша, каша овсяная, каша овсяная сегодняшняя, каша овсяная сегодняшняя холодная… На месте. Никуда, черт побери, не делась… Думаю, мне ею придется сегодня… Отобедать…
Я вытащил ее и быстренько спрятал в микроволновке. Туда-то Зинаида Александровна не заглянет, уж поверьте — ей легче огонь развести, чем трогать чужую технику. Сзади уже доносились медленные, надзирающие шаги, словно тиканье таймера свершения приговора…
— Скажи мне, у тебя есть хоть какие-нибудь овощи?
— Ну… У меня с той… С того кормления осталось все, кроме грецких орехов… И огурцов. Остального понемножку… осталось…
— Нет, вы посмотрите на него. Понемножку осталось. Понемножку. И он пытается держать у себя дома и главное, кормить настоящее живое существо.
— Вас понял, ухожу…
Я улыбнулся и пошел прочь от кухонного отдела. Я услышал вздох, слова: «Придется Оле сегодня поголодать… Ничего, завтра она у меня наестся…», а дальше — сбивчивую песню из скрипа многочисленных полок. Я их давно не проверял… Наверное, половина приправ уже просрочилась. В прошлом году. Или позапрошлом. Мда, пойдут у меня рейды в магазин… Теперь никаких «Маленький пакет, пожалуйста». «Два больших, ради Бога», минимум. Но в кои-то веки я снова могу поесть хоть что-то, что я не смогу приготовить, кроме лапши быстрого приготовления и пельменей, конечно. А также вареников, пирожков… Короче, перспективы лишь на данный момент выглядят тяжеловато, пройдет время… Привыкну…
Я открыл дверь спальни. Единорожка так и не сменила положения головы с того момента, как я закрыл дверь, но сейчас повернула ее в мою сторону. Я постучал по виску и сел рядом на кровать. Она закрыла глаза, и через пару секунд вокруг рога снова закружились блестки и звездочки-пылинки. Изумительно, ты знаешь это…
Вы уже поговорили с тетей Зиной? Скажем так, да. Результат просто… Устрашающий. Что случилось? Ты готова принять всю заботу настоящей бабушки? Скоро ты не будешь голодать. А к тому же, скоро ты начнешь учиться русскому языку. А-а… Ясно… Ты устала? Нет, что вы… Вижу, устала. Но упрямости у тебя не убавляется… Что ж, через часик сюда зайдет твой новый учитель с тарелкой кое-чего вкусненького. Улыбнись, Твайлайт! Я еще не видел, что бы ты улыбалась. Пожалуйста. Я… Я не могу… Не можешь? Твайлайт, что за вздор! Знаешь, кто не может улыбнуься? Только безликий. Давай, улыбайся! У-лы-бай-ся! Иначе мне придется тебя… улыбнуть. А ты вряд ли захочешь, что бы я делал это вручную. А я не знаю. А как это, вручную? Тва… Хе... Хе-хе, вручную… Это…
Я вздохнул и начал пальцами водить по ее шее. Она чуть съежилась и начала подрагивать, улыбаясь и даже посмеиваясь. Н-не надо… Странное ощущение. У меня внутри будто что-то открылось. Х-ва-а-атит… Будто какой-то замок щелкнул и из-за закрытой ранее двери вышел новый Я. Чем это может быть? Щеко-хо-тно же… Я меняюсь. А вернее, единорожка меня меняет… Я убрал руки. Ну что ж, вот нулевой урок от твоего нового случайного учителя. Вы… Вы мне кого-то напоминаете. Неужели вы начинаете вспоминать? Н-нет… Я все еще не могу вспомнить… Но вы все-таки мне кого-то напоминаете. Словно я вас уже видела. И слышала эти слова… Гм, тебе еще вспоминать и вспоминать, Твайлайт. Мистер… Вы так и не сказали своего имени… Какое оно?
Твайлайт… Вы все время умалчиваете его. Почему? Твайлайт… Или у вас его нет? Ты уже много разговариваешь со мной. Отдохни. Что с вашим именем?! Твайлайт! Не надо так проявлять эмоции. Это, скорее всего, мешает разговору. А теперь еще отдохни.
Я быстро встал и пошел прочь из комнаты. Но поче… Все. Значит, стены комнаты мешают пропускать ее мысли. Хм… Буду знать, буду знать… Черт возьми… Опять коснулись этой темы. Опять! Нет уж, надо очистить голову… Очистить голову… Очистить…
Зинаида Александровна стояла у разделочной доски и выкладывала морковь для нарезки. Она что-то говорила о проверке Твайлайт… Ага!
— Тетя Зина, вы не видели зеленки?
— А зачем тебе?
— Ну… Я хотел проверить раны… Оли… Зеленка обязательна…
— Кстати, хорошо, что вспомнил! Вот я сейчас посмотрю… Я сейчас посмотрю! Погляжу, как ты там ее лечил… Ох, выдержит, надеюсь, сердечко…
Шаль уже лежала на диване, и Зинаида Александровна, сложив руки, быстрыми и маленькими шажками направилась к спальне. Ох, чую, получу… Мало не покажется… Интересно, а где я мог ошибиться? Я же вроде сделал все правильно… Ну, разве что есть сомнения с раной на но…
— О, ГОСПОДИ! Дай ей Бог сил выжить с этим врачуном!