Кусочек неба

Первая.

«Эх, молодежь. Грива в облаках, а хвост в болоте»

Какой-то старый пони.

1.

Интересно, как это мой папаша умудрился назвать меня, земную пони, совершенно пегасьим именем. Файрфлай. Ну что за нелепость. Хоть у меня и была огненно-золотая грива и зеленая шерстка (ужасное сочетание, как по мне), но это совсем не причина называть меня вот так. К такому имени очень подошла бы приторная пегасочка со стремительными чертами фигурки и залихватским взглядом. Таких обычно рисуют в тех журналах, которые кое-кто прячет под матрацами. Но я была простой земной пони, и это имя было моей ношей.

Я никогда не видела мою маму, папаша говорил, что она отправилась к Селестии, оставив меня присматривать за делами тут, на земле. Те редкие времена, когда он появлялся дома, сопровождались непрерывным потоком сознания из его рта, и таким же непрерывным потоком крепкого яблочного сидра обратно. «Как же ты подросла! Вот обзаведешься кьютимаркой, и станешь управляться со всеми делами сама. А я уйду на покой. А там уже и до внуков недалеко…» После этого он уходил к себе в комнату, и звучный храп обозначал конец моих страданий на сегодня. Сам он работал архи..арки… в общем он был пони, который подсказывал пони-строителям как строить большие крепкие дома. Поэтому постоянно месяцами пропадал в разных городах, а домой присылал только открытки да цветастые пышные платья, которые были либо мне велики, либо слишком нарядны, чтобы надевать их.

В нашем маленьком городке под названием Риверхувс у семьи моей мамы была древняя и пропахшая всеми возможными запахами таверна. В неё поколениями захаживали усталые рабочие пони с близлежащих ферм, чтобы в тысячный раз послушать какую-нибудь старую пластинку в древнем механическом музыкальном автомате, или совершенно бесталанную местную «певицу» со смешным именем ХайОктава. Она пела настолько плохо, что ходили слухи об её музыкальной кьютимарке, будто она нарисованная, а на самом деле Октава должна была доить коров. Но других пони, согласных выступать буквально «за спасибо» в округе не было, поэтому, чем богаты, тем и рады.

Я ненавидела это место. Моя семья была к нему привязана всю свою историю. У моей мамы, бабушки, и даже бабушки моей бабушки кьютимарки были связаны с продажей сидра. То стакан с пенящейся жидкостью, то бочонок с открытым краном. С тех пор как подросла до сознательного возраста, я каждый вечер молила Селестию, чтобы моя кьютимарка стала другой. Хоть кусок угля. Хоть лягушка. Но только не стаканы и бочонки. Я не хотела всю жизнь сидеть в этой пропахшей потом норе, и слушать как жеребцы в очередной (тысячный!) раз обсуждают обширный зад ХайОктавы. Но это был мой дом, и я надевала потертый передник, брала в зубы поднос, и разносила сидр, терпя отеческие подергивания за уши и подбадривания от посетителей. Или напутствия бабушки, которая управлялась с таверной, пока я не подрасту. Но я была уже большой пони, и «подрасту» было скоро.

Однако в этом то и крылась главная моя беда. Я была уже большой – а кьютимарки не было. Жеребята в школе поначалу надо мной подтрунивали, но после нескольких крепких щелчков по носам их пыл поубавился. Я не собиралась зарабатывать репутацию покладистой трактирщицы. Запаздывающее появление кьютимарок вообще привычное явление для пони. Поэтому наш учитель, мистер Тёртл (никто не знал как его зовут по настоящему, он наверное и сам уже забыл. Черепахой его прозвали за абсолютно лысую голову, сморщенный рот и прогнувшуюся вниз шею), собрал из «опаздывавших» традиционную «Группу Поиска Кьютимарки». Попасть в такую группу было также плохо, как остаться на второй год. Все твои сверстники давно учатся своим профессиям, а ты сидишь на одном месте, и ждешь пока у тебя не появится этот треклятый значок.

Раз в день учитель собирал всю «ГПК» и придумывал для неё занятие. Это могло быть что угодно, от чистки картошки до плавания в реке туда-сюда. Это должно было помочь нам выявить свои таланты. И иногда это помогало. Позавчера, например, во время сбора гербариев в лесу, одна маленькая пони получила кьютимарку в виде вишенки. Оказывается, она проголодалась, и начала есть ягоды с куста дикой вишни. Вот такие дела. После этого участники «ГПК» удвоили свое рвение в ежедневных занятиях чепухой. Все, включая меня.

2.

Сегодня мы должны были перейти яблоневые сады, и набрать красивых камушков на поросших высокой травой холмах, простиравшихся насколько хватало глаз дальше. На этих холмах ничего кроме высокой травы не росло, так бы их давно засадили яблонями.

Набрав в седельную корзинку немного съестного, я соскочила с лестницы и направилась к выходу из таверны.

— Пока, бабушка! Я на ГПК, буду поздно, не теряй меня.

— Погоди погоди… смотри что тут для тебя оставил один джентельпони. Проездом наверное был. Как увидел тебя на фотокарточке, так сразу начал расспрашивать. А потом дал мне это, говорит «отдайте ей, это подарок». В зубах у бабушки был продолговатый бумажный сверток.

Я была привычна к подаркам, завсегдатаи постоянно притаскивали что-нибудь мне, в основном сладости или грубых деревянных кукол. Чмокнув бабушку в щёчку и сунув сверток в седельную сумку, я выскочила наружу.

День был прекрасен. Пегасы, точнее наш единственный «погодный» пегас, постарался на славу, разогнав все облачка до единого. Правда, прямо над городом болталось одно крохотное, на котором можно было различить спящего героя. Разморило, наверное, на солнышке то. Счастливчик.

Вдохнув полные лёгкие теплого, пахнущего цветами воздуха, я поскакала по мощёной дорожке в направлении яблочных садов. Миновав несколько ферм с трудящимися пони (которые как один махали мне и зазывали к себе на стакан холодного сока), я погрузилась в тень дороги, проходившей сквозь сад. Стоял одурманивающий запах цветущих яблонь, в воздухе было полно жужжащих насекомых, а в ветвях деревьев щебетали птицы. Но сегодня мне не суждено было насладиться стаканом холодного сока в тени яблони. Сегодня я должна была собирать красивые камушки под палящим солнцем в сухой колючей траве. Кто знает, может быть у меня выскочит кьютимарка собирателя камней. Или каменщика. Или…

Дррыньг!

Внезапно перед моими копытами натянулась тонкая веревка. Споткнувшись на полном скаку, я пробороздила подбородком добрых полтора метра твёрдой дорожной земли. Из-за ближайших яблонь послышалось приглушенное ржание, а затем показалась мерзкая морда того, кого я меньше всего хотела сейчас видеть. ПриклиБуш! Этот мерзкий рыжий жеребенок был моего возраста, но давно уже получил свою семейную кьютимарку в виде надкусанного яблока. Его семья владела этим садом.

«Хахахаха, как тебя протащило то! Совсем замечталась, под ноги не зыришь! Так и сломать недолго! А сломаешь ноги, кому ты потом нужна будешь? Ды ты и щас никому не нужна, без кьютимарки! Правда, парни?». Из-за куста появились два его братца, не менее мерзких на вид рыжих жеребца. Но они были младше, и поспешили укрыться за его широченной спиной, подальше от моих копыт. «Оу, парни», продолжал Прикли, — а что если её кьютимарка – сломанная нога, а?». За этим последовал новый взрыв ржания.

Я невозмутимо встала, отряхнулась и подняла свою сумку. Не обращать внимания на их подколки я научилась еще в детском саду. Придурки, что с них взять.

— Эй, куда поскакала! Это разве не твоё?

Я обернулась. Буш держал в зубах бумажный сверток с моим подарком.

— Ах ты мерзкий таракан! А ну верни!

— А ты попробуй догнать, дылда, хахахах!

С этими словами он во весь опор поскакал прочь по дороге. Я бегала быстрее него, но передние ноги болели из-за падения, да и подбородок саднил не переставая. К счастью этот дурак выбрал нужный мне путь – прямо к месту нашей встречи с учителем Тёртлом. Поэтому я не стала гнать во весь опор, а просто старалась не терять вора из виду.

Учитель уже стоял на полянке у окраины рощи в окружении других детишек из ГПК, когда мы промчались мимо него.

— Д..добрый день дети, добрый день ПриклиБуш, какими судьба… добрый день Файрфлай, куда вы все… охх уж эти… — только и успел прокряхтеть старик.

— Я сразу примусь за работу, учитель, не ждите меня! — крикнула я, и стала нагонять моего обидчика. Перспектива длительных пробежек под таким солнцем и по такой местности меня не прельщала. Видя, что ему не оторваться, Прикли вдруг остановился и изо всех сил бросил мой сверток далеко в высокие колючие кусты на вершине одного их холмов. А сам бросился в другую сторону. Вот гад… Ну ничего, на обратном пути я его отделаю.

Куда же он закинул этот сверток… Изрезавшись колючками с головы до ног, я вылезла из очередного унылого куста. Только бы не на самый верх. Да… так и есть. Закинул прямо в самый колючий верхний куст. Ну, за это он у меня точно получит сверх нормы…

Продравшись через цепкие когти кустов, я наконец увидела перед собой заветный сверток. Интересно, что там? Надеюсь не тряпичная куколка или большая конфета… Нагнув голову, чтобы подобрать этот стоивший мне стольких страданий предмет, я внезапно ощутила приступ удушья. Я смотрела в темноту. Прямо передо мной на расстоянии полушага в земле была круглая чернеющая дыра, прямо на макушке холма. Я заглянула в дыру, и поняла, что не вижу дна. Эта дырка была очень глубокой, и мне определенно не хотелось бы туда упасть. Но тут, как будто прочтя мои мысли, земля под моими передними копытами провалилась и я, взвизгнув, рухнула в бездонную пропасть.

Ох уши Селестии, да что ж это такое то…

3.

Задняя левая нога нестерпимо болела. Правая затекла так, что я не могла ей пошевелить. Сколько же я тут пролежала? Так, надо открыть глаза. Стоп, мои глаза уже открыты! Но почему я ничего не вижу? Хотя нет, свои вытянутые копыта я таки видела. Значит не ослепла, и то радует. Ах точно, я же в этой страшной дыре. Вспомнив падение, я поёжилась. Потом посмотрела наверх и ахнула. Там был маленький кружок чёрного-чёрного неба, щедро сдобренный россыпью ярких-ярких звёзд. Таких звезд в городе я не видела совершенно точно. Интересно, почему отсюда они смотрятся ярче? Откуда-то спереди на меня накатила волна очень затхлого и сырого воздуха. Значит это не просто вертикальная дырка, впереди должно быть есть пещера или что-то подобное.

Поборов в себе желание додумать, что же там может в этой пещере жить, я занялась своими ногами. Правая уже почти размялась, и я могла ей свободно шевелить, но левая как отсохла, и болела просто ужасно. Ощупав её в темноте, я поняла не очень хорошие вещи. Мою ногу чуть выше лодыжки проткнул металлический стержень, который торчал из-под земли на расстоянии копыта от моего туловища. Ух, что было бы, если б я рухнула копытом правее. Ну не рухнула же, и это радует. Стержень был не очень толстым, и не таким уж и длинным, поэтому я решила сама снять свою ногу с этой штуки. Это оказалось больнее, чем я думала. Железяка была ребристая, и каждое мое движение отдавало ужасной болью. Но я была сильной кобылкой, поэтому просто взяла и рывком сняла ногу с железяки. Стало больно. Очень. Настолько, что у меня из глаз чуть не посыпались искры, и я потеряла сознание.

Очнувшись, я поняла, что очень хочу пить. В горле пересохло настолько, что невозможно было двигать языком. Я повернулась набок, и увидела, что камень с торчащей из него железякой был тёмно-бордовым от моей запекшейся крови. Вот вляпалась то... Подтянув к себе раненную ногу, я перевязала её платком из моей сумки, в который раньше были завернуты два больших кекса и огромный бутерброд с начинкой из чего-то овощного. Бабушка постаралась на славу. И, слава Селестии, бутылка с молоком не разбилась.

Жадно отхлебнув из бутылки, я вдруг поняла, что прекрасно всё вижу. Сейчас был уже день. Наверху был день. Другой день. Интересно, меня ищут? Бабушка, скорее всего, подумает, что я заночевала в лесу с «ГПК», а «ГПК» и учитель Тёртл подумают, что я давно дома у бабушки. Вот же ж…

Следующие полдня я просто лежала на спине и орала что было сил «ПОМОГИТЕ!! Я ЗДЕСЬ!! АУУ!!». Но, судя по всему, либо поисков не было вообще, или меня просто не слышали. Утомившись, я отъела половину бутерброда и съела один кекс. Это придало мне сил и дало толчок к размышлениям. Пока не стало совсем темно, надо осмотреться. А куда осматриваться то? Сверху был клочок ослепительно голубого неба, от которого меня отделяла отвесная шахта ростом в десять пони. Причем шахта была явно искусственного происхождения. Её верхушка обвалилась, и на один из таких обломков я и упала. А железяка была арматурой. Бетонных домов в Риверхувсе не было, но из этого материала папаша строил большие дома в городах, так что я знала, как он выглядит.

А прямо впереди была пещера. Точнее тоже бетонный тоннель, но так густо поросший какой-то клейкой зеленой травкой или водорослью, что стал похож на настоящую пещеру, которыми пугают малолетних жеребят старшие. Оттуда то и дело накатывали волны затхлого влажного воздуха, от которых перехватывало дыхание. Идти в пещеру не было смысла – там было темно, хоть глаз выколи. Солнечный свет туда не попадал.

Полежав еще чуть-чуть, я устроила раненную ногу поудобнее, и уставилась на небо. Интересно, каково это быть пегасом? Летать везде где вздумается, гонять облака, поджаривать горожанам хвосты молниями на праздники, или просто обливать дождем когда вздумается. Можно залететь на верхушку самой высокой горы и что есть сил прокричать какое-нибудь нехорошее слово, чтобы оно эхом тридцать раз отразилось обратно. За этими мыслями я опять задремала.

Проснувшись ,я поняла что сделала большую ошибку. Солнце давно село, и небо было окрашено уже в густой тёмно-синий цвет. А так как луны и звезд не было, то даже своих копыт я разглядеть не могла. Проклятье! Придется провести здесь еще одну ночь. Помассировав перебинтованную ногу, я пошарила вокруг себя копытами в поисках свертка, из-за которого и начался весь этот сыр-бор. Сверток был не очень большим, но довольно тяжелым. Камень там, что ли? Ох, и отшутилась бы я на таком шутнике. Но, развернув бумагу, я поняла, что это не камень. Это был металлический цилиндр, расширяющийся с одного конца, и с кожаным креплением на ногу. Это был фонарик. Милостивая Селестия, у меня был магический фонарик!

Это безумно дорогая и редкая штука в наших краях, как впрочем и все электрические и магические вещи. До этого я видела их только на картинках в учебниках, а тут у меня в копытах свой собственный фонарик. Повертев его, я нажала на кнопку включения, и ярчайший сноп света пересек мою ловушку. Это вам не керосиновая лампа, и даже не костёр. Свет был так ярок, что можно было различить мельчайшие трещинки в бетоне, и при этом он почти не давал теней, как-бы обходя небольшие предметы. Фантастическая вещь. Повертев его в копытах, я наконец догадалась посветить в зев пещеры, рядом с которой лежала всё это время. Фонарь высветил бесконечно длинный сводчатый бетонный коридор, который весь зарос травой. Пол был покрыт слоем воды, которая постоянно стекала со стен пещеры.

Так, думай Флай, думай. Если есть ветер, то есть и другой выход отсюда. А если есть другой выход – то я могу до него добраться. Валяться здесь и ждать спасения слишком рискованно, если я не увидела дыру в шаге перед собой, тот они за такими кустами её точно не заметят.

Я встала на ноги. На все три. Перевязанная левая нога все еще не слушалась, у меня хватило сил только на то чтобы поджать её под себя. Думай, Флай. У меня есть еще полбутылки молока, кекс и полбутерброда. Съев и хорошенько прожевав бутерброд, я почувствовала себя немного сильнее. Глоток молока добавил мне уверенности. Что ж, надеюсь, там под водой нет таких же дырок, как над ней. Пройдя под свисающим пологом водорослей у входа в «пещеру», я поковыляла вперёд. Оказалось, что пол здесь сделан из толстой металлической решетки, которую сейчас скрыла вода. Идти… нет, ковылять было легко даже на трех ногах. Вскоре мне надоело останавливаться каждые пять шагов, чтобы поднять ногу с фонариком и посветить вперед, и я зажала его в зубах.

Казалось, пещера будет длиться вечно. Но вскоре я увидела поворот налево, потом направо, а потом опять налево, и опять направо. Они что, издеваются? Зачем такая петля? Но за последним поворотом я поняла, что мои злоключения на этом не закончились. Впереди была лестница вниз, и коридор за ней был наполовину затоплен. Ну вот. Водрузив сумку на спину, я зашла в воду. Она оказалась удивительно тёплой, и даже приятной. До противоположного конца этого «бассейна» было шагов двадцать. Когда мои копыта ступили на дно, они тут же почувствовали что оно всё захламлено какими-то не то ветками, не то кусками посуды. При каждом шаге под ногой что-то хрустело, и приходилось тщательно выбирать место куда поставить копыто, чтобы не пораниться об острую ветку.

Дойдя до противоположной лестницы, я взошла на нее наполовину и отряхнулась. Дальше коридор был выше уровня воды, и сухой. Держа фонарик в зубах, я пошарила по дну «бассейна» чтобы выудить одну корягу и посмотреть что это. Вытащив копыто и посветив фонариком, я поняла, что это не коряга. Это был череп пони.

Вторая.

4.

Мое сердце билось так сильно, что заложило уши. Я смотрела в пустые глазницы несколько секунд, пока поняла, ЧТО же я держу. По телу пробежала волна отвращения, и я, содрогнувшись, выпустила череп из копыта. Он плюхнулся в воду и пошел ко дну. Нет. Не может быть. Пока я шла сюда, я наверное раздавила штук двадцать этих… этих… И тут я поняла что все еще стою в этой воде. Этой воде! Возможно на чьих-то костях. Взвизгнув и выронив изо рта фонарик, который повис на кожаном ремешке, я со всех ног бросилась вверх по лестнице, прочь от этой мерзкой теплой воды. Ступив на верхнюю ступеньку лестницы, и посветив перед собой, я увидела целый скелет пони, лежавший скрючившись на краю лестницы. В шаге от него — другой. И еще, и еще. Я закричала и бросилась бежать вперед, стараясь перепрыгивать эти жуткие штуки. Луч фонарика стал выхватывать из темноты не только кости, но и проржавевшие консервные банки, бочки, остатки костра сложенного из кирпичей, истлевшие чемоданы, какие-то матрацы, колёса от телег и прочее и прочее.

Уже не заботясь о сохранности костей, почти не подсвечивая дорогу фонариком, я просто бежала вперед, бежала от этого ужаса. Мёртвые пони? Здесь? Откуда? Если у нас умирает какой-нибудь старичок, его торжественно хоронят всем городом. А здесь были десятки пони, которые просто умерли. И никто их не похоронил. Никто даже не сдвинул их мёртвые тела с места!

Но я ошиблась. Некоторые тела всё-таки были сдвинуты. Но не для того чтобы похоронить их. Пробегая мимо очередного кострища, я заметила рядом с ним ржавую железяку, похожую на топор дровосека без ручки, а чуть дальше – большую гору (аккуратно сложенную гору!) обугленных костей пони. Нет, думать об этом было слишком страшно. Но я все-таки отвлеклась на секунду, налетела на торчавший из пола железный штырь, с привязанным на него проволокой жестяным щитом, и упала на больную ногу. Дикая боль пронзила моё тело от ноги до каждого уха и обратно. Я оступилась и повалилась носом прямо в чью-то лежанку, причем кости хозяина все еще были на ней. Матрац тут же рассыпался в прах. Я, всхлипывая, поползла вперед, стараясь не смотреть, куда ставлю копыта, пока не доползла до тупика. Здесь тоннель заканчивался. Забившись в угол, я подобрала под себя конечности и зажмурила глаза. Да где же я нахожусь, Луна побери? Может быть, я умерла при падении и сейчас ползу в… Куда там попадают плохие пони? Забыла…

Так, Флай, не паникуй. Опасности нет, эти пони мертвы уже очень, очень давно, и их явно ничего не убивало. Они просто сидели здесь и умирали. Но что их заставило залезть в эту дыру? Думай Флай, не паникуй. Я глубоко вздохнула, чтобы восстановить дыхание, и тут поняла, что что-то не так. Камень, к которому я прислонилась не был тёплым. Это вообще был не камень, стена была из металла.

5.

Я отодвинулась от металлической стены, опираясь на стену тоннеля дошла до злополучного железного штыря, и опёршись на него взяла фонарик в зубы. И чуть не выпустила его обратно.

Это была дверь. О Селестия и кто там еще наверху из богов… это была огромная дверь в виде зубчатой шестерни, с большой цифрой 19 по центру. Вообще-то она не была похожа на дверь в привычном смысле, но почему-то я сразу поняла, что это она. В мощном луче магического фонаря я увидела великое множество скелетов пони, которые лежали тут, у двери, в разнообразных местах и позах. Кто-то на лежанке, кто-то, просто прислонившись к стене. Почти у самой двери было несколько скелетиков жеребят, даже совсем маленьких. Ворох костей полукругом лежал у кострища, в котором валялся проржавевший насквозь котелок. Я захотела оглянуться, но не стала этого делать, сохраняя остатки своего рассудка. И обратила внимание на то, что на железном щите что-то написано. Чуть отойдя в сторону, я прочла:

«ВПУСТИТЕ НАС, УБЛЮДКИ!!

МЫ УМИРАЕМ ЗДЕСЬ!!»

Надпись была сделана очень тщательно, так что даже время почти не повредило её. Что ж, это многое проясняет. Посветив на потолок, я увидела, что туда вмонтированы тяжелые металлические решетки, и именно оттуда и приходит в пещеру этот гуляющий ветер. На решетках явно виднелись следы попыток взлома, но успеха они не имели. Это проясняет почти всё.

Я была в ловушке. Я попалась также, как и все эти пони. Здесь не было выхода, в начале моего пути выхода не было тоже. Я в ловушке. В желудке у огромной бетонной змеи, уже начинаю перевариваться, как переварились эти бедные пони. Флай, не паникуй. Если есть дверь, ее можно открыть. Думай, Флай.

Поудобнее перехватив фонарик, я начала исследовать Дверь. Она была вся в мелких царапинках от множества ударов чем-то железным. С одной стороны перепачкана сажей (на которой были нацарапаны всякие неприличные сцены и ругательства, а также было множество отпечатков копыт пони), а с другой были чуть заметные оплавленные бороздки, как будто палочкой водишь в масле. Приглядевшись получше, я увидела на самом краешке четким шрифтом выгравирована надпись «СТЕЙБЛ-ТЕК. ПР.19. ОСОБЫЙ ЗАКАЗ. МАГИЧЕСКАЯ СТАЛЬ». Дверь пытались вскрыть, но сделать этого они явно не могли. Она была слишком огромной, и скорее всего, ужасно толстой и тяжелой. Да ей даже замки не требовались — никому было не под силу сдвинуть такую массу металла.

Чуть отойдя от двери, я заметила то, на что до этого не обращала внимания. То есть старалась туда не смотреть. Слева в пяти шагах перед дверью была очень аккуратно сложенная кучка костей пони, с водруженным на неё сверху черепом. Кучка высотой с меня. Но она не держалась сама по себе. Она покрывала какой-то механизм.

Взяв с пола кусок трубы и мысленно попросив прощения у этих пони, я понемногу отбросила все кости от того, что они скрывали. Да, это был механизм, скорее всего и отпирающий дверь. Что-то типа помоста для выступающих пони, за которым обычно выступал мэр Риверхувса. Только снизу из него в пол отходили два очень толстых каната… Нет, электрических кабеля! Сверху была металлическая коробка с откидывающейся крышкой. Открыв её, я обнаружила внутри толстую пачку каких-то бумаг, и отлично сохранившуюся деревянную детскую погремушку. Сердце опять бешено заухало в груди и начало отдавать в уши. Всё, что было на бумаге, стёрлось. Разобрав всю пачку, я обнаружила, что те листы, что были внутри, состояли просто из сплошных чернильных пятен, а те, что были снаружи, уже начали рассыпаться в труху в моих копытах. Что бы там ни было написано – оно потеряно навсегда.

Аккуратно положив погремушку в сумку, я вернулась к изучению механизма. Он, несомненно был электрическим, и почти не пострадал. Кто-то лишь дважды ударил его, сделав неглубокие вмятины, но все ручки управления, и даже разноцветные лампочки, были целы. Но всё было покрыто просто ужасным слоем копоти. Судя по всему, эту штуку пытались хорошенько прожарить. Но для меня это было не важно.

Я понятия не имела, как это работает. И работает ли она вообще. Попробовала подвигать какие-то ползунки, переключить переключатели – всё было мертво. Да я ни на что и не надеялась. Если эти пони не смогли её открыть, то куда уж мне. На внутренней стороне крышки была приварена золотистая металлическая пластинка, раньше видимо содержавшая инструкцию. Но они все буквы были старательно испорчены чем-то твердым. Взяв из сумки еще один платочек, я краешком начала счищать копоть с пластинки. И ахнула. Под светом моего магического фонарика на пластинке ярко засияли фиолетовые буквы:

«Добро пожаловать в Стэйбл 19!

Для активации аварийного открытия гермо-шлюза, пожалуйста используйте заклинание магического света на накопитель над вашей головой. Как только накопитель получит достаточно магической энергии, он задействует терминал системы аварийного входа в Стэйбл. Для открытия двери переведите переключатели «Атмосфера» и «Шлюз» в нейтральное положение, затем снимите блокировку запорного механизма и активируйте запорный механизм. Дверь будет открыта автоматически.

Пожалуйста, перед открытием двери с внешней стороны, удостоверьтесь, что выполнены условия параграфов 15, 17,18, 19, 21 и 22 вашей инструкции. В противном случае это может привести к потере контроля над Стэйблом и подвергнуть опасности его обитателей.

Стэйбл-Тек. Терминал 1. Оператор 1. Проект 19. Система 3.»

Я взглянула вверх и действительно увидела там какой-то цилиндр, на который раньше не обращала внимания. Подняв фонарик наверх, я стала светить на этот цилиндр. Спустя пару секунд терминал оглушительно щелкнул (при этом я чуть не рехнулась от испуга), а затем на нем ожидающе загорелась красная лампа.

Селестию мне под кровать…

А какого Дискорда все эти пони не сделали также? И тут я начала понимать. Они не могли сделать также. Среди них не было единорогов. Была парочка пегасов, но единорогов не было. Тут были только земные пони. Которые, конечно, не могли посветить рогом в потолок и открыть эту треклятую дверь. Бедняги…

Что ж, либо я просто везучая, либо невероятно везучая. Этот фонарик спас меня один раз, а сейчас спас и второй. Подковыляв к терминалу, я нашла нужные ползунки и переключатели, и выставила их в описанном порядке. Внутри терминала опять что-то оглушительно щёлкнуло, и красная лампа погасла. Прошли тягостные секунды ожидания. Мысли в моей голове сменялись с удивительной быстротой. Я была на пороге древнего стойла для пони. Где они укрывались от чего-то настолько плохого, что даже побоялись впустить сюда других пони, которые просто не успели. Что бы это ни было, если от него нужно закапываться под землю и загораживаться такими дверьми – я не хочу чтобы это повторилось. С мягким жужжанием загорелась зеленая лампа, добавив к розово-белому свету моего фонарика приятный зеленый оттенок.

И тут началось такое, отчего мне захотелось порвать свой платок на две части и заткнуть ими уши. Дверь начала открываться.

6.

Такого шума я не слышала даже тогда, когда все жеребцы в моем трактире начинали одновременно топать копытами, выпрашивая на сцену ХайОктаву. Это был невообразимый шум, многократно повторённый эхом тоннеля, в котором я находилась. Звуки лязгающего металла смешивались со звуками, похожими на бормашину. Звуки металлической бочки полной камней и катящейся по склону смешивались с ударами кувалдой по ведру, будто бы надетому мне на голову. Но как мгновенно эти звуки начались, так мгновенно и прекратились. Дверь с мягким шипением ушла куда-то вверх, и от нее остался виден только блестящий свежим металлом зубчатый нижний край.

Она была открыта. Возрадуйтесь, мертвые, ибо вы отмщены. Нет, это я слишком круто загнула. Радоваться мне пока было нечему, а им уже незачем. Для меня все оставалось по-прежнему. Бетонная нора, из которой нет выхода. «И наврядли в этом «Стейбле» есть черный ход», подумала я, переступая через кучу костей пони наваленную с другой стороны двери. Они ничем не отличались от костей тех, снаружи, разве что неплохо сохранилась одежда: синие комбинезоны с желтыми полосками и цифрами 19 на спине и на груди. Здесь время явно было не так безжалостно к вещам, как снаружи. Рядом с мертвыми пони лежали почти не истлевшие книги, у одного из них в копытах был какой-то длинный музыкальный инструмент, с четырьмя струнами, практически в первозданном состоянии. Было разбросано много фотографий, но ни одна не сохранилась. Только чистая белая плотная бумага с квадратами бывших изображений с одной стороны. Посветив фонариком вглубь помещения, я увидела еще более жуткую картину: у стены сидели и лежали три жеребца, которые превратились в… в высушенные куклы. Их кости были покрыты желтой ссохшейся кожей так, чтобы не разваливаться. И они сидели сейчас тут в тех же позах, в каких приняли смерть. Подковыляв поближе, я поняла, почему они так хорошо сохранились: они сидели прямо под вентиляционной шахтой, из которой непрерывно шел теплый и очень сухой воздух. Грелись, что ли…

О Селестия, да что со мной такое?! Тут лежит, по меньшей мере, две дюжины мертвых пони! Мёртвых! Они больше не встанут и не скажут «Привет». Не устроят вечеринку с друзьями и не почитают своим детям сказку на ночь! Я ведь понятия не имею, почему они умерли здесь. Может быть они мучались? Может быть, им хотелось есть и пить? Или они думали о том, что никогда больше не увидят солнечного света и звезд на небе? А видели ли они его вообще хоть раз?..

В ушах опять забухало. Нет Флай, не сейчас. Ты молодец, ты хорошо держишься. Половину пути прошла. Другой пони, даже взрослый, давно бы отбросил копыта от страха. Как бы было забавно понаблюдать за Прикли в такой ситуации. Он непременно бы описался и стал звать маму. Ты сильная, держись.

Собравшись с мыслями, я еще раз оглядела «прихожую» этого Стэйбла. Всё выглядело не слишком поврежденным. Но ничего не работало.

И света тоже не было нигде.

7.

По крайней мере, теперь я знаю, что здесь нет никого, кто бы мог мне навредить. Разве что гигантские тараканы. О, они были просто огромными по сравнению с теми, что жили на кухне моей таверны. Одного я уже раздавила, пока спускалась по длинной широкой лестнице. Интересно чем они питаются? Я постаралась об этом не думать. Нога болеть почти перестала, но я просто её не чувствовала. И это меня беспокоило. Даже когда я поскользнулась на внутренностях таракана и шлепнулась задницей на лестницу, не почувствовала никакой боли в перевязанной ноге. Это плохо. Очень плохо.

Внизу лестницы коридор разделялся на три части.

Прямо был «Атриум», направо «Жилой отсек», а налево «Генераторная». Левый коридор уходил куда-то вниз, правый шел на том же уровне что и лестничная площадка, а то, что спереди – вел наверх. Интересная задачка. Я не знала что такое этот «Атриум», но определенно это какое-то важное помещение. Посветив фонариком в проход к «Генераторной» я обнаружила, что он был обрушен. Замурован намертво. Причем из-под завала виднелась чья-то нога в желтом комбинезоне и большом чёрном ботинке.

Что ж, оставалось два пути. В жилой отсек или «Атриум». Я решила пойти в ту сторону, назначение которой я хотя бы знала. Жилой отсек. Там жили пони. Пони иногда болеют. А где болезни – там и пони-врачи. А где врачи – там и аптечки.

Пройдя, через большой холл с рядами скамеек, здоровенными торговыми автоматами Спаркл-колы (я видела их на картинках в учебнике), и даже одним работающим фонтанчиком для питья, я наконец дошла до… тупика. Нет, тут конечно было много дверей. Дверь с нарисованным жеребцом. Дверь с кобылкой. Дверь с нарисованным куском пирога и тремя шариками. Сильно исцарапанная и побитая дверь с какой-то продолговатой штукой и кучей восклицательных знаков в желтых треугольниках. Но все эти двери были уничтожены. Из-под них виднелись бетонные завалы, или такие же баррикады, но с другой стороны. Единственной с виду неповрежденной дверью, оказалась заваленная невесть откуда взявшимися здесь предметами дверь с нарисованным красным крестиком и обрамляющими его бабочками. «Бинго!» как говаривал мой папаша иногда. Дверь была придавлена кучей разного хлама, и в добавок совсем новеньким пианино. Я открыла крышку и нажала на одну из клавиш. По пустынным коридорам и помещениям прокатился чистый звук.

Только тогда я поняла, что здесь было абсолютно, неестественно тихо. Я задержала дыхание, прекратила переступать с копыта на копыто и не услышала абсолютно ничего. Нарастающая звенящая тишина. Никогда раньше ничего подобного со мной не происходило. Там, на поверхности, всегда есть какие-то звуки. Шелест листьев, разговор прохожих пони на улице, пение птиц. А здесь не было ничего. Всё вокруг было мёртвым металлом и пластиком. Я почувствовала, что схожу с ума. Мне хотелось поскорее сбежать отсюда, но бежать было некуда.

И тогда я просто придвинула ближайший стул, села за пианино, и стала играть первую пришедшую на ум мелодию, «Хэй, Пинки!». Под нее в нашем трактире «пела» Октава, а так как записи у нас не было, мне приходилось играть эту песню самой. Здешнее пианино было во много раз новее и лучше настроено, чем то, что стояло у нас у сцены. И акустика этого помещения была просто идеальной.

«Акустика». Это слово мне объяснил пони, который немного учил меня играть на таких штуках. Он был молодым и состоятельным, приехал в Риверхувс чтобы навестить свою любимую бабушку. Судя по всему, он был тут в последний раз, ибо как раз накануне его приезда бабушка скончалась. Я тогда чуть в него не влюбилась. И влюбилась бы по уши, если бы он в пух и прах не рассорился с моим отцом из-за платы за комнату, и не уехал бы.

Музыка лилась из-под моих копыт так четко и правильно, как я никогда не играла у себя. Может на меня так подействовал страх, и я пыталась отогнать его всполохи этой музыкой. Но когда я проиграла последний такт, этажом выше что-то упало. Упало и покатилось. Как большая пустая металлическая труба.

Бам-парарарамм…ввзу взу взу взу взу….

Потом упала вторая. С таким же звуком. Что же я натворила…

8.

Звуки падающих вещей этажом выше повторялись и повторялись. Теперь это были не только какие-то «трубы», но и просто металлические ящики и какой-то еще скарб. Всё это производилось с методичным постоянством. А я сидела за этим проклятым пианино и вострила уши.

БЕГИ, ДУРА.

Но куда? Не наружу же?

Надо разобрать этот завал.

Но как? Пианино тяжелое!

Оно легко катается на колёсиках. Сними с упора.

Точно, здесь же не выщербленный паркет нашей сцены, здесь глянцевый отполированный… не знаю что. Металл или бетон. Не важно. Пианино покатилось по нему как по льду, от одного моего толчка. Разобрать оставшийся завал оказалось гораздо сложнее, чем я думала поначалу, но все равно выполнимо. Он создавался, чтобы не выпустить тех, кто внутри. Стоп, я делаю что-то не то!

Нет времени!

За завалом оказалась металлическая дверь, из тех, что поднимаются наверх сами собой. Естественно она не работала. Я схватила зубами первый подвернувшийся металлический табурет, и сунула ножку в маленькую щель под дверью. Дернула. Дернула сильнее. И дверь поддалась. Сначала с лязгом, а потом с тихим шипением она отъехала вверх. За ней был длинный коридор, стены которого были сделаны из прозрачного стекла. Когда-то прозрачного, сейчас же оно было мутным, и было совершенно невозможно распознать что творилось за ним. Дойдя, хотя «дойдя» это громко сказано. Когда я ДОПОЛЗЛА до конца коридора, то обнаружила только две двери. Одна из них была заперта наглухо, а другая гостеприимно распахнута. И что самое лучшее – свет моего фонарика высветил на дальней стене комнаты большой ящик с греющим душу красным крестиком и бабочками. Но когда я кинулась к этому ящику, то луч вырвал из темноты то, от чего у меня подкосились ноги, и я рухнула спиной к металлическим шкафчикам у входа. Там за столом сидел пони. Живой пони.

9.

Он сидел в пяти шагах от меня. За абсолютно пустым лабораторным столом. Пустым, за исключением рамки с белой бумагой, которая стояла прямо перед его глазами. У этого пони была абсолютно белая кожа, через которую как через матовое стекло можно было различить его кровеносные сосуды. На нем не было ни единой волосинки, ни шерсти, ни гривы, ни хвоста. А когда он повернул ко мне свою голову, то я поняла, что у него нет еще и зубов. И носа. Вместо зрачков у него были белые пятна. И эти пятна смотрели куда-то выше меня, при этом его нос издавал отчетливо нюхающие звуки. Он знал, что я здесь. Единственное, что у него было – это рог. Это был единорог. Первый единорог ,которого я встретила в этом Селестией забытом месте, да и вообще в жизни. В живом или мёртвом виде.

Чтобы не закричать, я закрыла рот копытом. Держись, Флай… Держись? Этот…эта.. .это сейчас сожрет меня! Не сожрет, у него нет зубов, ты же видишь. И копыта у него мягкие как подушки, присмотрись. Он жил здесь в темноте очень долго, и превратился в мешок с тухлым мясом. Он заметил меня! Не суетись. Тебе нужны лекарства. Нужно починить ногу, иначе ты не выберешься. Спокойно, Флай. Ты храбрая.

Я просто встала и пошла к ящику. Открыла его движением копыта. Внутри были какие-то пакетики, трухлявые повязки, и бутылка красного цвета с радужной этикеткой «Магическая микстура №4. наружное». Оно. Не может быть не оно. Вытащив зубами пробку, я опустошила всю бутылку себе на ногу. Сперва ничего не произошло. А потом пришла боль. Дикая боль, казалось что я заново переживаю все те ранения, которые моя нога получила. Я бы не удивилась, если бы это было правдой. Я уже не могла держаться на ногах, и села на подвернувшуюся врачебную кушетку. И с отрешением посмотрела на белёсое существо, которое все еще продолжало нюхать воздух в моем направлении.

Я закрыла глаза, чтобы получше сосредоточиться на боли, и тут услышала:

— …ххх.. хвввиии…хвииивиии…

Это существо смотрело в мою сторону и хрипело.

— …ффхх…ффееееффее… ффффоооффьнооо?...

Святая Селестия и её копыта…

— фт..фтепе… польнуо?...

— Ч…Что?

— ффф..тепе польно?

— Д-да.

— фф…иииа помоху… ффф…

Святаая Селестия и её вошка….

Я готова была рехнуться прямо здесь, прямо сейчас. Просто взять и заржать во весь голос. Пони, еще даже без кьютимарки, попадает в место, куда никто не входил невесть сколько лет, встречает другого пони, который невесть сколько лет просидел в темноте и деградировал до состояния дождевого червя … и этот пони предлагает мне помощь.

Отвернувшись от меня, пони на ощупь открыл ящик стола за которым сидел, достал оттуда какой-то пакетик и протянул мне.

— Пфф..пофыпь… фхану… фхану пофыпь… онуо поммофет…

Он подшаркал ко мне и протянул пакет. Будь я проклята, если посыплю свои раны этой гадостью, к тому же, они на глазах начали заживать от микстуры, которой я воспользовалась. Но, судя по всему, проклятие меня всё-таки ожидало. Потому что рог единорога внезапно вспыхнул синеватым светом. Пакет оторвался от его копыта, быстро подлетел ко мне, на ходу разрываясь пополам, и его содержимое – бурый порошок, окутало мою раненную ногу. Мои глаза тут же закрылись, и неведомая сила мягко положила меня на кушетку.

10.

Интересно, который сейчас час? Я лежала на больничной кушетке, и смотрел в потолок. Фонарик был у меня на ноге и светил куда-то в сторону.

Наверху, скорее всего уже все давно спят. Съели свой вкусный ужин, поцеловали жеребят на ночь и уложили их в постельки. Бабушка гасит свечи. Или сидит и рыдает по мне. Не знаю. Я здесь уже так давно.

— Ффф… кхх…

Я повернула голову. Мой новый знакомый сидел за своим столом и все также вперился невидящим взглядом в пустую фоторамку.

— Ф… кххааак теепя соффут?

Знакомиться будем? Окей.

— Меня зовут Файрфлай. Я… эээ… я тут случайно проходила.

— а хя токтох фхахс…фхахси… сапыл… сапыл как меньа софут. Софи мена Ток. Токтох фхас… фхаси.. сапыл…

Очень приятно, Доктор. Почему я с ним разговариваю так легко? А, у меня же не болит нога. Совершенно не болит. Я даже её чувствую, она как новенькая. Но мне почему-то от этого не легче.

— Тепье нато итти… польние усхе поть…тюют тьепьхя.

— Мне надо идти? Куда?

— Нафекх…Кх смотхителью. Там есть техмнал. Сайасаетса от… фонахика. Откхоет путь нафхх.

Значит чёрный ход таки есть. И этот доктор говорит все лучше и лучше.

— А вы? Вы пойдете со мной?

— Яя? Нет… нет… нелься. Польние спекут. Их нато техшать.

— Доктор, здесь все давно умерли. Я видела множество скелетов пони по пути сюда. Здесь больше никого нет.

— Умехли? Та. Умехли. Умехли стохофие. Польние уе умехли. Оннн..ни шифут. Не мохут умехеть. Но они хотят… хотят.

— Где они?

— Там…. – он показал копытом в сторону соседней комнаты, которая была заметно больше нашей, но дверь в нее была закрыта, — там они. Фсех сокнал тута. Они шифут ошень толко. Как я. Хотят умехеть. Как я. Но они не мохут. Я тоше не моку.

Так, всё. Мой мозг уже почти перестал переваривать новую информацию. Я чувствовала себя отлично, и не собиралась лежать тут, пока кто-нибудь не придет, и не укусит меня за задницу. А это должно было произойти очень скоро. У меня уже было чутьё.

— Доктор, нам нужно вылезать отсюда. Я могу нормально идти. Идём. Где ты говорил там выход? Комната наверху?

— Флай.

Я оцепенела. Доктор сказал это не своим обычным шипяще-свистящим голосом, а голосом взрослого сильного жеребца. Он пригвоздил меня к месту моим же именем.

— Флай, на поферхности есть солнце? Там есть солнце? – сказал он непривычно гремящим на всю комнату голосом и показал копытом в потолок.

— Да, Док. Там много солнца. Правда иногда льет дождик, если надо что-нибудь полить, или пегасам нечем заняться, но там есть солнце. Сейчас лето, Док. Оно греет.

— Пегасы. Много пегасов? А много единорогов?

— Пегасов мало. Они почти не спускаются к нам, всё там у себя наверху. Единорогов до тебя я вообще не встречала. У нас в городке живут только земные пони.

— Как называется гороток?

— Риверхувс.

Или мне показалось, или доктора передернуло.

— Риферхувс… не слышал. Значит, там есть солнце. Флай. Возьми это, Флай, — с этими словами он поднес ко мне свою рамку с чистым листом фотобумаги, — возьми их с собой наверх. Они толжны увидеть солнце. Я опещал. Я опещал им что когда-нибудь они его уфидят.

У меня сжалось сердце. Фото с бумаги исчезло множество лет назад. Но доктор об этом не знал. Он десятки лет сидел и пялился в проклятую пустую фоторамку.

— Док, это фото, оно…

— Просто возьми это, Селестией забытое, фото, девочка! А сейчас иди наверх. У меня здесь дела с больными. Я тебя догоню. Не вздумай отпирать дферь в обзорную комнату. Смотритель. Он еще там.

Когда я вышла из комнаты Доктора, мне на мгновение показалось, что всего этого не было. Что я просто проспала под действием какого-то лекарства, которое нашла в аптечке, и видела дурной сон. Но обернувшись я заметила доктора, который стоял и смотрел в мою сторону. Он ждал пока я уйду, чтобы что-то закончить. Я не стала испытывать его терпение. Пройдя дальше по коридору, я вдруг заметила через мутное окно движение. В изолированной комнате. Потом я подошла ближе и отпрянула. Теперь все, кто находился в комнате, светились жутким фиолетовым светом. Их было много. Больше трех дюжин. Кто-то просто валялся на полу, кто-то стоял, уткнувшись лбом в стену, а кто-то стоял просто так.

Внезапно, один из этих «больных» пони повернулся, и, оскалившись полной пастью гнилых зубов, рванул ко мне через всю комнату. Он растормошил почти всех своих собратьев, и те уже скребли копытами толстое стекло, отделявшее меня от их палаты. Они все были сумасшедшими. Высохшими, с редкими отростками хвостов или грив, зрячими. Но сумасшедшими. Я не знаю, как они прожили так долго без еды. Но выглядели они куда проворнее, чем Доктор. Пока большая их часть без толку скреблась ко мне напрямую, освещая меня фиолетовым светом, два или три… «больных» начали выламывать дверь. И у них это начало получаться. Тяжелая с виду металлическая дверь вминалась в коридор, когда больные лупили по ней своими конечностями. Снизу уже появилась первая трещина в металле. Я галопом помчалась вон из этого места. Миновала разобранный мной завал, перескакивая через скамейки, пересекла «комнату отдыха», выбежала на перекресток и начала подниматься по лестнице в «Атриум».

Последняя.

11.

Атриумом называлось двухэтажное помещение, первый этаж которого занимали столы заваленные всяким хламом, а второй этаж состоял из балкона, опоясывающего первый. Вокруг была масса открытых и закрытых дверей с разными значками. Все стены были увешаны истлевшими плакатами, изображающими красивые и счастливые лица пони, либо угрожающие силуэты каких-то железных чудовищ. Хотелось остановиться и посмотреть вокруг, но вдруг одна из дверей на нижний этаж с грохотом вылетела. Дверь, открывающаяся вверх вылетела как кусок деревяшки. И в комнату ворвались «больные». Они начали сметать и крушить всё на своем пути, при этом истошно воя и изрыгая какие-то нечленораздельные фразы.

К счастью, меня они не заметили, так что, прижавшись к стенке, я добралась до нужной двери. «Обсерватория Смотрителя. Вход только по пропускам»

Внезапно у меня на голове зашевелилась грива, и тут БАЦ, – рядом возник Доктор. Я впервые видела как телепортируются единороги, да еще и так близко. Доктор сделал шаг к стене и опёрся на неё копытом. Больные на первом этаже, замерев на мгновение, устремились к нам, ловко карабкаясь на балкон.

— Открывай. Там справа накопитель. Поднеси фонарик. Я их задержу.

Больные были в паре скачков от нас, когда их фиолетовое сияние исчезло. Они просто остановились как вкопанные и смотрели в одну точку. Рог Доктора слабо мерцал.

Вскоре возле накопителя загорелась зеленая лампочка, дверь дернулась и поползла вверх. Медленно поползла. Слишком медленно. Я припала к земле и пролезла под дверью.

— Стой! – пискнул доктор, но я была уже внутри.

Среди всей этой тишины грянул гром. В прямом смысле, этот звук мог быть только раскатом грома. Но откуда здесь гроза? Я тщетно пыталась привести свой слух в порядок, когда грянул второй удар. Что-то очень сильно обожгло мою щеку прямо под ухом. В ушах свистело. Я поднесла к ожогу копыто и увидела, что это была кровь. А потом я увидела Смотрителя. Это был пони – почти точная копия тех, что сейчас смирно стояли под контролем Доктора. Но его взгляд был осмыслен. И во рту он держал странную металлическую штуковину с трубкой, направленной на меня. Для меня эти моменты показались вечностью, но всё произошло самое большее за 4 секунды.

Я уставилась прямо в дуло направленного в меня оружия. Огнестрельного оружия. Страшной штуки, про которую нам рассказывали на уроках истории Новой Эквестрии. Эта штука для убийства. Чтобы одна пони могла убить другую. Не важно, зачем и за что. Важно, что эти штуки были изобретены. И были использованы очень много раз. В том числе сейчас одна из них смотрит мне прямо в лоб. Он стоял посреди круглого кабинета. В одной стене было сделано шестиугольное окно, все стены были увешаны всяким графиками и чертежами. Одну из стен полностью заменял ряд железных ящиков с торчащими из них проводами. А по центру комнаты стоял подковообразный стол. Стул от него валялся в углу.

Стрелявший пони, по видимому, сам немного одурев от громкости выстрелов, уставился на меня круглыми, полными удивления глазами. Наверное он ожидал увидеть здесь Доктора, а не кобылку с поверхности. Тут он пришел в себя и поудобнее перехватил ртом пистолет. У меня на голове зашевелилась грива.

Нет, Док. Нет!

Доктор возник передо мной как раз в том момент, когда Смотритель нажал на спуск. БАХ! Откуда он узнал? Я предпочитала об этом не думать. Он просто заслонил меня от пуль. БАХ! Как бывает в старых книжках про храбрых пони, сражавшихся со злыми чудовищами, и закрывавших собой товарища. БАХ!

Док пошатнулся, но устоял. Из-за его спины я видела, как Смотритель пытается выстрелить в четвертый раз, но оружие, по-видимому, не сработало. Силой магии Доктор выхватывает пистолет. Вытаскивает эту маленькую штучку, которой он стреляет. Чуть-чуть отдаляет от себя. И посылает в голову Смотрителя со скоростью молнии. Смотритель крякнул и осел на пол. Всё это произошло еще секунд за пять. Но для меня это время показалось вечностью. После этого Доктор упал. Три пулевых отверстия зияли в его шее и голове. Но он жил. Каким-то образом он поддерживал в себе жизнь.

— Девочка. Выход под столом. Найди батарею, заряди. Ты знаешь что делать. Я сейчас умру, а сюда ворвутся…пациенты.

— Уже не больные.

— Именно. Теперь они мои пациенты, и я их вылечу. Девочка, не забудь про них. Покажи им Солнце. Покажи им.

Дверь начала разрываться от диких ударов. Я взяла фонарик, без труда нашла нужную панель и посветила на неё. Стол начал подниматься вверх вместе с куском пола, другая часть объезжала назад, обнажая чёрную крутую лестницу, ведущую куда-то вниз. Это был выход.

— Доктор, сюда!, – Закричала я, но Доктор лежал на спине, обнимая одной рукой сумку, которую я на нем раньше не замечала. Сумка была раскрашена в странные ярко-радужные цвета. Из сумки доносилось слабое «Пип. Пип. Пип».

Док лежал на спине и смотрел в потолок. Его белёсые глаза шарили по нему туда-сюда, а губы шептали: «Солнце. Я чувствую его... какое оно тёплое… так согревает, правда, милая? Я знал, что когда-нибудь мы выберемся из этой дыры. Скоро мы устроим пикник неподалеку, я видел там прекрасную солнечную поляну. Возьмем с собой много всякой вкусной еды. Детям нравятся кексики. Возьмем много кексиков. Мы так долго были здесь, в темноте. Одного пикника нам не хватит,… мы будем приходить туда снова и снова. Пока солнце не согреет нас.

Крыша надо мной начала закрываться. В последний раз взглянув на Доктора, я нырнула в темноту тоннеля. Он был на удивление чистый. И ухоженный. Пройдя полпути, я почувствовала, как земля под ногами затряслась, а потом учуяла запах гари и… конфет. Ничего не понимаю.

Тоннель закончился там, где я меньше всего ожидала увидеть его конец – в той же пещере, куда я свалилась накануне. Святая Селестия, такое чувство, что это было в прошлой жизни… Что ж, теперь-то мне точно нечего брыкаться. Просто сяду и буду смотреть на небо. На его маленький кусочек, что мне остался. Н задрав голову я увидела не небо, а уродливую морду ПриклиБуша! Сам Прикли, судя по всему, был удивлён никак не меньше моего, потому что тут же сбежал куда-то и начал истошно орать.

12.

— Эй, быстрее сюда! Веревку, веревку давайте!

— Какую веревку, дубина. Тут лестница нужна.

— Да не пролезет сюда лестница!

— Я бы тебе показал, куда что пролезет. Но не при детях.

— Хватит вы оба! Там над городом болтался пегас, зовите его, быстро!

Вскоре рядом уже сидел голубоглазый светленький пегас, и, открыв рот изучал меня взглядом. Даже больше не меня, а бетонную плиту, полностью покрытую моей спекшейся кровью. Кровь он явно видел впервые в жизни. Чего не скажешь обо мне.

— Сестренка, ну тебе и досталось. Почти три дня просидеть в этой яме. Сейчас, давай обвяжись вот этим. Хорошо. Да корзинку то оставь! Оставь я тебе говорю. Ну не надо на меня так смотреть, я же помочь хочу! Ну не хочешь как хочешь. Отталкивайся от краев колодца, а то поранишься. Сейчас будем тебя изымать.

Вывалившись, наконец, из этой бетонной западни, я вдруг поняла, что меня вытащили из змеи через рот. И засмеялась. Окружающие пони смотрели на меня. Тут собралось, наверное, полгорода. Поодаль стояла даже белая врачебная воздушная повозка. По-видимому, она только что приземлилась, потому что врач – белоснежный статный единорог с моноклем в глазу (о, второй единорог) уже мчался ко мне легким галопом, перепрыгивая через небольшие кусты. А я продолжала смеяться. Мне в рот залетела какая-то муха, а я продолжали ржать как ненормальная. Подоспевший врач начал было раскладывать свои поблескивающие приспособления, но оценивающе посмотрел на меня и начал складывать все обратно. Все кроме какой-то микстурки, которую мне капельками вливали в рот, пока меня душили конвульсии безудержного смеха. Я смеялась, потому что не могла позволить себе заплакать. Я сильная. Ты сильная, Флай. Ты всё сделала правильно, ты выжила и ты вернулась. Сейчас плакать нельзя.

Вскоре микстурка начала действовать, и меня повалило в сон. Перед тем как заснуть, я увидела подошедшего ко мне учителя Тёртла. Он стоял, склонив ко мне лысую черепашью голову.

— Ты его видела?

— Да. Он просил показать им солнце.

— Они уже видели солнце. Они видят его сейчас. И я благодарю тебя за это.

— Так вы…

— Спи, девочка. Ты уже всё сделала. Да, последнее. Вход там?

— Да… я открыла. Там много мёртвых пони…очень много…

— Я знаю. Когда ты нашла вход, я позабочусь об остальном.

«Господин Мэр, у нас под городом находится древнее сооружение. Очень древнее. Я не знаю, откуда… До времени Великого Обновления. Да, нужно послать письма… да, это необходимо… оцепить всё…»

Мне приснился странный сон. Будто я сижу на вершине самой высокой горы Новой Эквестрии и ем кекс. И кричать нехорошие слова мне совсем не хочется. Странно, но вроде бы по законам, после таких приключений просто непременно должны сниться эпичные сны. Но мне приснился кексик. И этот кексик был очень вкусным.

13.

Когда я проснулась, я не узнала место, где нахожусь. Нет, это точно была та же самая опушка яблочной рощи, где меня положили спать. Но теперь она изменилась. Она стала похожа на разворошенный муравейник.

Колючей травы на холмах больше не было. Округа была полна снующих туда-сюда пони со странными механизмами и в странной одежде, закрывающей все тело. Оставалась только узкая прозрачная прорезь для глаз. Один из них заметил, что я проснулась, попросил высунуть язык и поднес к нему щёлкающий прибор. Щелчки заметно ускорились. Пони присвистнул и поманил кого-то копытом. Меня просто взяли и засунули, как мне показалось, в огромную стиральную машину для пони. Вода била отовсюду, я не успевала зажмуриться и она попадала мне в глаза, в нос, в уши. Потом две кобылки в защитных комбинезонах досуха вытерли меня, и наконец, разрешили выйти из машины.

После такой силовой помывки моё мировосприятие заметно улучшилось. Сейчас я стала замечать, что дыры, куда я провалилась, больше нет. Вместо неё зияет огромный кратер, и пони в комбинезонах то и дело вытаскивают оттуда маленькие белые мешочки. По их форме можно было сразу догадаться о содержимом. Под неодобрительные взгляды пони в комбинезонах, я достала из своей сумки деревянную погремушку, и положила в один из маленьких мешочков. Я не знала, как молить Селестию об упокоении душ хороших пони, но я попыталась придумать. Признаться честно, у меня не особо вышло.

И не заметила, как рядом со мной оказалась огромная пони-единорог. Она была на голову выше остальных пони, которые были здесь. На ней была подтянутая форма. Не военная, но все же форма. Она хмуро вглядывалась в кратер, откуда извлекали всё новые и новые белые мешочки. Наполненные мешочки.

Я исподтишка посмотрела на единорога, и заметила, что кьютимаркой у неё была дверь в виде шестеренки. Единорог покосилась на меня одним глазом:

— Файрфлай, так ведь?

— Да.

— Где фонарь взяла?

— Подарили…

— Хммм. – Она опять на меня покосилась. Прошло долгих пять минут, мы просто стояли и смотрели. Пони в комбинезонах начали вытаскивать из кратера какие-то серебристые чемоданы, а я почему-то не решалась отойти. Вдруг единорог спросила: «долго гермо-шлюз открывала?».

— Нет. Сразу как-то получилось.

— Хммм. – На этот раз она посмотрела скорее лукаво, — А когда я нашла свой первый Стейбл, на подходах еще функционировала защита. Пушка прямо из куста “вжжик!”. Года два потом ходила с подпаленной гривой, до сих пор до конца не отрастает, почему-то. Смотри, видишь?

— Угу…

— Ты чего такая угрюмая? У тебя же сегодня праздник.

— Какой?

— А..ты еще не знаешь. Ну, тем лучше. Люблю сюрпризы.

— А я нет.

— Придется полюбить. В нашей работе сюрпризы – тут и рядом.

— Нашей работе?

— Да, нашей работе. Завтра в Нью-Кантерлоте будут готовы твои документы. А послезавтра ты улетаешь со мной на прием к… В общем лучше тебе пока не знать.

— Вы издеваетесь? У меня даже кьютимарки нет, какая работа? Какие документы?

— До завтра, Файрфлай. И кто только такое имя тебе придумал, хихи. Но что-то в нём есть.

Единорог села в странную летающую машину, которую даже не тянул пегас. Машина круто взмыла в воздух и, завывая, улетела куда-то за рощу. Проследив её взглядом, я случайно посмотрела на свой бок и увидела там кьютимарку. Кьютимарку в виде фонарика, с лучом света разрывающим тьму.

Взрослые пони всегда смеются, когда малыши крутятся на месте чтобы получше рассмотреть свою новую кьютимарку. А я именно этим и занималась.

14.

Отчет отдела «Возвращение» №14235.899
176 цикл от Великого Обновления.

Дело «Файрфлай».

В процессе проверки картографический информации, изъятой из Стейбл 19, была выявлена неизвестная ранее сеть Стейблов, охватывающая местность от Риверхувса до старого поселения Литтлхорн. Всего было выявлено 34 ранее неизвестных Стейбла.

В результате исследовательских работ были найдены все 34 объекта. Из них:

24 Стэйбла полностью уничтожены или разграблены во времена до Великого Обновления. Все найденные объекты были занесены в картотеку, затем уничтожены.

5 Стэйблов запечатаны с момента закрытия, не удалось установить контакт с обитателями.

Действия проводились согласно Стандартной Процедуре №2.

В результате исследовательской деятельности на этих объектах были уничтожены 198 агрессивных гулей. Добровольно выведены на поверхность 157 неагрессивных гулей. Из них 27 мгновенно погибли по необъяснимым причинам (ведется специальное расследование) .

Четыре сотрудника Отдела получили лёгкие ранения, один сотрудник получил тяжелое ранение, и один сотрудник погиб.

3 Стэйбла запечатаны с момента закрытия, удалось успешно наладить контакт с обитателями.

Действия проводились согласно Стандартной Процедуре №3.

В результате исследовательской деятельности на этих объектах были уничтожены 29 лёгких охранных роботов, два тяжелых охранных робота и 18 стационарных оружейных турелей. Были добровольно выведены на поверхность 117 неагрессивных гулей, 670 земных пони, 130 единорогов и 56 пегасов. Все отправлены на курс реабилитации согласно установленным нормам. Были насильственно выведены на поверхность 25 земных пони и 2 единорога. Применить к данным субъектам стандартные процедуры не представляется возможным, ввиду крайней неадекватности поведения оных. Они будут вывезены в специальные центры реабилитации для прохождения принудительного лечения.

Четыре сотрудника отдела погибли (на спор выпили неочищенную Спаркл-колу из торговых автоматов в Стейбле).

2 Стэйбла запечатаны с момента закрытия. Присутствует очень мощная охранная система периметра. Установить контакт с обитателями не представляется возможным. Рассматривается вопрос о нейтрализации охранных периметров с помощью тактических заклинаний.

Один сотрудник Отдела получила легкое ранение (штатный психолог ЛиттлХарт перепутала звук, издаваемый лёгкой турелью, со звуком издаваемым кроликами, и пошла её кормить. «Хотела подружиться с кроликом» (с).

Конец отчета. Дополнительные данные будут предоставлены по запросу.